"Песнь песков" - читать интересную книгу автора (Обер Брижит)

ГЛАВА 1


Поднялся ветер, взвихрив водоворот охристой пыли. Роман натянул шарф на исхудавшее, изможденное лицо. Было самое время вернуться в лагерь, пока песчаная буря еще не разбушевалась и не погребла все под слоем песка, острого и колючего, как пчелиный рой. Он стал спускаться с холма, куда забрался, чтобы полюбоваться живописной панорамой. Из-под стоптанных сапог скатывались мелкие камешки.

С этого места, у подножия Хорасанского хребта, «там, где встает солнце», можно было различить Деште-Кевир, Большую соляную пустыню, которая вместе с Даште-Лут, пустыней Лут, одной из самых горячих в мире, покрывает около четырехсот тысяч квадратных метров Центрального иранского плато. В древности ее пересекал караванный путь, но и в наши дни маршрут этот был трудным и весьма впечатляющим. Это подавляет неприступностью и одновременно поражает красотой, подумал Роман, пряча блокнот с зарисовками в карман выцветшего от жары и песка походного плаща.

Ветер усиливался. Опять придется сидеть в палатке, не высовывая носа, пить чай и слушать, как песок хлещет по жесткому промасленному полотну.

Покинув Монголию двумя месяцами ранее, экспедиция, финансируемая Фондом Камерона Ллойда, следовала древними путями бронзового века, чтобы собрать как можно больше свидетельств о том, что собой представляли миграция населения и торговые пути в конце эпохи неолита, то есть приблизительно пять тысяч лет тому назад.

Роман, будучи страстным любителем археологии, участвовал в экспедиции в качестве специалиста по материально-техническому обеспечению (гражданский аналог военного интенданта). Пятнадцать лет странствий по Центральной Азии научили его кое-как изъясняться, помимо русского и китайского, немного по-персидски, узбекски и таджикски, что было здесь отнюдь не лишним.

Он с облегчением потянулся во весь свой достаточно скромный рост (метр семьдесят пять), затем привычным жестом ребром указательного пальца потер плоскую спинку неоднократно ломанного носа. Он чувствовал себя совершенно разбитым, вдобавок очень хотелось пить. Немедленно ужинать!

— Босс! Босс!

К нему бежал Омар.

— Indjo! Indjo! Zud! Сюда, сюда, скорее!

Молодой человек, один из двух миллионов беженцев-афганцев, оказавшихся в Иране, широко размахивал на бегу руками. Роман вздохнул и пошел в направлении человека в капюшоне. В свои двадцать четыре Омар отличался энтузиазмом и неиссякаемой энергией. Роман, хотя и сам находился в приличной физической форме, ощущал, что его собственные суставы все-таки в два раза старше.

Омар, которого из-за поднявшегося песка почти не было видно — только черные-пречерные глаза под густыми бровями, — держался возле скалистой кромки; согнувшись пополам, он тыкал пальцем в глубокую впадину. Роман быстро подошел к нему и молча склонился рядом: лишний раз открывать рот было нецелесообразно, пыль проникала повсюду.

Камни. Выходит, Омар побеспокоил его только ради этого. Охристые параллелепипеды, плохо отесанные, размером приблизительно пятьдесят сантиметров в высоту и двадцать в длину, выложенные полукругом. Дело рук каких-нибудь кочевников, без всякого сомнения. Одно из тех посланий, которые погонщики верблюдов оставляют друг другу на местах стоянок, что-то вроде каменных пирамидок, которыми пользуются и европейские любители пеших походов. Для очистки совести Роман все-таки подошел и опустился на колени. Под слоем песка и обломков на первом же блоке можно было разглядеть какие-то насечки. Он обмахнул камень шарфом, который когда-то был из дорогого шелка-сырца, обнажив беловатую, почти прозрачную породу. Удивленный, Роман продолжал натирать его, Омар, тоже включившись в игру, счищал пыль с соседних камней, а затем, весьма довольный, выпрямился, произнеся: zebo. Красиво.

Пять параллелепипедов, напоминающих гигантские леденцы. Роман снова склонился над первым. Ну да, это действительно насечки, равномерно расположенные по ту и другую сторону центрального ребра. Вытащив записную книжку, он зарисовал орнамент, затем перешел к следующему блоку. И там тоже насечки по обе стороны ребра, чередование параллельных бороздок и маленьких круглых лунок. Он отметил, что параллельные бороздки, черточки длиной сантиметра четыре, были то горизонтальными, то наклоненными вправо или влево. На каждом из этих странных белых камней была нанесена серия одинаковых зарубок, только по-разному расположенных.

Весьма заинтригованный, Роман подвел итоги. Петроглифы на основе геометрических фигур. Это, вне всякого сомнения, вариант клинописи, используемой протоэламской [1] цивилизацией, сходной с месопотамской. Если он не ошибается, перед ним некое послание. Кто-то вытесал эти камни, намереваясь что-то сказать. Вполне вероятно, это всего-навсего какой-нибудь пастух вел учет своего стада, но… Может быть, здесь лежат каменные книги?

Полукруг… серия, составляющая фразу? Местное население читало справа налево, на арабский манер. Но как датировать эти надписи? Завтра утром нужно будет вернуться сюда с Яном Холмсом, этнолингвистом, который был первым в своем выпуске в Кембридже, и Маттео Сальвани, палеонтологом, заведующим кафедрой геологии Римского университета. В этом и состояло преимущество таких, если можно так выразиться, «комплексных» миссий, включавших в себя специалистов в различных областях и всех национальностей, позволяя объединять полезные знания. Что касается экспедиции, то она состояла из десяти членов. Четверо были собственно учеными: кроме уже упомянутых Яна Холмса и Маттео Сальвани, майор Татьяна Волова, представитель Военно-географического института Российской Федерации, и Антуан Д'Анкосс, из Центра палеонтологических исследований Монпелье. Материально-техническую часть обеспечивали Роман, юный Омар — гид, переводчик и мальчик на побегушках, Лейла, фотограф, Уул, повар из Монголии, и, наконец, Влад и Ли, водители.

Роман сделал знак Омару, что пора уходить. Ветер стал еще сильнее, его порывы заставляли их бежать, согнувшись и прикрыв лица. Лагерь, примостившийся у горного склона, был едва виден за три сотни метров, голубые канадские палатки сгрудились вокруг самой большой, бежевой, которая служила гостиной и столовой. Небо сделалось красным, таким же красным, как и земля, и казалось, что плывешь в океане пыли, иссушенном солнцем.

Они пробирались вдоль нагруженного снаряжением фургона и микроавтобуса, едва различая Ли и Влада, которые пили кофе в кабине фургона, настоящего домика на колесах. Это был здоровенный серебристо-серый «бюрстнер», внутренность которого была полностью переделана под нужды миссии. Влад, длинный и худой русский, и Ли, старый китаец с Памира, питались отдельно. Вот уже более двадцати лет они водили раздолбанные машины по самым отвратительным дорогам Азии и жили, окопавшись в своем крошечном мирке водителей-дальнобойщиков. Кукольная кухонька, хитроумно устроенная ванная и две настоящие кровати почти нового домика на колесах забавляли их, как мальчишек. Ли даже сфотографировал на память приборную доску орехового дерева и темно-синее ковровое покрытие, а Влад торжественно окрестил чудовище «Серебряным Рейнджером» в память о Серебряном Серфингисте, одном из любимых супергероев.

Заметив Омара и Романа, Влад в знак приветствия качнул дворниками, Роман в ответ махнул рукой.

Когда запыхавшиеся, в поту, несмотря на довольно мягкую температуру начала декабря, Омар и Роман ввалились в главную палатку, никто из присутствующих даже не не поднял головы. Роман окинул помещение внимательным и мрачным взглядом.

Угловатый и нескладный Ян Холмс, молодой шотландский лингвист, с рыжими, вечно спутанными волосами, примостившись в углу на бараньей шкуре, углубился в какой-то учебник, лицо его выражало живейшую сосредоточенность. Шестидесятилетний dottore[2] Маттео Сальвани, резвый и подвижный толстяк, вывалил на стол кучу обломков скальных пород и рассматривал их с помощью стереоскопической лупы, выставив на всеобщее обозрение плешивую макушку, обгоревшую на солнце. Развалившись на походной кровати, стройная блондинка Татьяна Волова изучала смятую гидрографическую карту, машинально накручивая на палец прядь длинных волос. Уул, представительный повар-монгол, помешивал в кастрюле, поставленной на газовую двухконфорочную плитку, некое магическое варево, пахнувшее тимьяном, напевая вполголоса мелодию родных степей. Разумеется, в домике на колесах имелась кухня, оснащенная всем необходимым, но Уул предпочитал готовить еду здесь. Двое других членов экспедиции еще не вернулись.

Роман опустился в складное кресло, Омар разматывал свой тюрбан, постепенно открывая орлиный профиль и черную курчавую бороду, которую он тут же принялся расчесывать. Выпив одну за другой несколько чашек зеленого чая, Роман поднялся, подошел к Яну Холмсу и опустился рядом с ним на корточки.

— Я хочу тебе кое-что показать, — сказал он ему на французском языке, который, наряду с английским, был в ходу у членов экспедиции.

— Ммм…

Ученому явно не хотелось отрываться от книги.

— Ян!

— I'm busy! Я занят, — небрежно бросил тот, отвернувшись.

У молодого человека, со свойственным ему переменчивым нравом, самая искренняя сердечность могла внезапно смениться сердитым молчанием, что порой приводило его спутников в раздражение.

— Правда, боюсь, ты не слишком разбираешься в эламитских пиктограммах, — небрежно бросил Роман, выпрямляясь. — Ну, что поделаешь.

— Что?! Да я лучший специалист, чтоб ты знал! — воскликнул молодой англичанин, подняв наконец голову и забавно хмуря брови.

— Докажи, Шерлок! — поддел его Роман, бросая свои зарисовки на костлявые колени рыжего.

— Точно, похож, — усмехнулась Татьяна. — Не хватает только скрипки и шприца!

Ян пожал плечами. В студенческие годы он пережил увлечение кокаином и поэтому шуток, намекающих на токсикоманию знаменитого однофамильца, очень не любил.

Уткнувшись в карту, Татьяна усмехнулась, заметив, как тот покраснел. Длинный, тощий, раздражительный шотландец ей нравился; нравилось его нескладное тело, плоский живот, растрепанные рыжие волосы, усы молодого человека, который старательно пытается изобразить бывалого исследователя, его светлые глаза. Взрывной, вспыльчивый темперамент. И теплая душевность юности… Майор Волова предпочитала соблазнять сама, ухаживания мужчин, которые встречались на ее пути, она, как правило, отвергала. Что касается шотландца, он был совершенно равнодушен к ее прелестям. Все время сидел, уткнувшись в свои книги.

Он тщательно разложил листочки и вгляделся, покусывая ус.

— Что это еще за бредятина?! — пробормотал он со свойственной ему грубостью.

Очень мило. Cute, как он выражался.

— Мы это нашли на блоках обтесанных камней, такие странные белые камни, в небольшой пещере, в трехстах метрах к северо-западу, — пояснил Роман.

— Известняк, конечно, — бросил Маттео, не поднимая головы.

Ян нервно барабанил пальцами по лежащим перед ним листочкам.

— Это не эламитский язык. И не имеет ничего общего с известной до сих пор клинописью… Может, до-клинописная форма? — предположил он, внезапно оживившись. — Брось-ка мне лупу.

Роман стащил лупу прямо из-под носа Маттео, по-прежнему погруженного в свои камешки. Ян еще раз, уже внимательнее, изучил наброски Романа, затем задумчиво произнес:

— Может, производное от древнеаккадского [3] языка?

Роман отошел, прихватив пригоршню фиников, ему тут же досталось разливательной ложкой от Уула.

— Финики на десерт, не трогать! — провозгласил крепыш, его длинные татарские усы лоснились от топленого свиного сала.

Роман познакомился с Уулом в Монголии, когда сопровождал группу канадцев, которые желали приобщиться к шаманизму и провести месяц в какой-нибудь юрте. Уул, единственный в округе способный кое-как изъясняться по-английски, научил Романа взбираться на маленьких нервных лошадок, которые помогают монголам водить по степям стада.

Роман дружески похлопал повара по плечу, и, как всегда, у него возникло ощущение, что он дотронулся до мрамора. Уул был не слишком высок, метр семьдесят, не больше, но сложен как прирожденный воин.

Омар лежал, погрузившись в чтение старого номера «National Geographic», и с наслаждением разглядывал морскую фауну Карибских островов. Море он видел только по телевизору, и, как истинному сыну пустыни, сама мысль о том, что можно растянуться на песке специально ради того, чтобы поджариваться на солнце, казалась ему крайне нелепой. Он перевернул страницу, и взгляд его привлекла реклама белого рома, он в очередной раз перенесся в свою любимую мечту: гладко выбритый, в шортах и футболке, как мужчина на фотографии, он потягивает спиртное, расположившись на террасе роскошного отеля, глядя на полуобнаженных красоток, качающихся на волнах. Он даже попытался представить себя в плавках, но сразу ощутил неловкость при одной мысли, что можно в таком виде показаться женщинам: до сих пор только товарищи по армии видели его полуодетым. Алкоголь? Никто в его семье никогда его не пробовал, кроме одного из дядьев, который какое-то время жил в Турции. Знакомый университетский профессор обещал взять его на берег Каспийского моря, когда в следующий раз они будут проводить выходные в Рамсаре. Но и речи не было о том, чтобы пить алкоголь, разглядывая девушек. Мужчины и женщины купались отдельно, женщины, разумеется, никогда не расставались с хиджабами, исламскими платками. Он вздохнул и перешел к следующей странице, где красивая блондинка с большой грудью резвилась в волнах рядом с дельфином.

Ткань занавески затрепетала, и вошла настоящая, реальная молодая женщина, голова которой была укутана черным платком, жилет цвета хаки с многочисленными карманами пропылился насквозь.

— Вот мерзкая погодка! Что сегодня на ужин? — бросила она с порога.

— Тебе тоже добро пожаловать, Лейла, — улыбаясь, отозвался Уул.

— Ладно, ладно, простите меня, я умираю от голода и жажды. И ненавижу песок.

— Что за проблемы? Просто в следующий раз нужно будет выбрать Антарктиду, прелестное дитя, — отозвался Сальвани, не поднимая головы.

Молодая женщина показала ему язык и сняла хиджаб, который надевала всегда, когда выходила куда-нибудь одна. Черные жесткие волосы обрамляли очень смуглое лицо с темными миндалевидными глазами: внешность, типичная для ее родного Узбекистана. Глядя, как она стакан за стаканом пьет чай, Роман в очередной раз спросил себя, почему очаровательная Лейла не вызывает в нем совершенно никакого желания. Слишком резкая и слишком похожа на мальчишку для такого старомодного типа, как я, подумал он. Лейла скорее напоминала танк в действии, чем трогательную растерянную барышню. Невольно он вспомнил вибрирующую энергией Антонию. Антония… Что с ней теперь? Приговорена к двадцати годам без права помилования… Сейчас она, должно быть, уже вышла на свободу. Дама зрелого возраста. Неужели до сих пор стреляет из автомата в лесу? Он не сохранил с ней никаких связей, впрочем, как и с другими членами организации. Во всем, что касается этого безумного времени, полный провал в памяти.

— В самом деле, забавно! — произнес Ян, опуская листки.

Роман пожал плечами:

— В чем дело?

— Несомненно, это образчик неподражаемого французского юмора! — подбавил жару молодой человек. — Привет, Лейла. Мы ужинать сегодня будем?

— Ждите, не готово! — зарычал Уул.

— Вот так всегда: варится невероятно долго и на вкус отвратительно, — проворчал Ян.

Роман положил ему руку на плечо:

— Да объясни же, в чем дело?

— Ты решил меня поиметь со своими надписями, да? Э-э… как это у вас говорят… А, лажа.

— Пещеру с камнями нашел Омар.

— Ну конечно. И шотландских воинов тоже?

— Что, приехала какая-то шотландская группа? — спросила Лейла, пытаясь стащить горсть фиников, но тоже вынуждена была отступить перед угрозой получить дымящейся поварешкой.

— Не знаю, — недоуменно ответил Роман. — Спроси у нашего маленького гения.

— Этот недоразвитый подросток попытался меня провести! — объяснил тот Лейле, которая водила влажной салфеткой по лицу.

— Ничего подобного! — возмутился Роман. — Омар, скажи ему!

— Да Омар тебе душу продал, — заметила Лейла. — Нельзя верить ни одному его слову.

Роман пожал квадратными плечами: результат многих лет занятий с гирями.

— Невероятно! Оказывается, этот мальчик не умеет даже читать!

— Это я-то мальчик? — переспросил Ян, надувая тощую грудь.

Он походил на воинственного петуха-переростка, тогда как Роман, уступавший ему в росте добрых сантиметров двадцать, напоминал недовольного быка.

— Нельзя ли потише? — вздохнула Татьяна, делавшая на карте какие-то пометки.

Омар устремил на Холмса свои гагатовые глаза:

— Камни очень старые. Старые, как Кевир. Кевир. Соляная пустыня.

— Ага, и на них огамические надписи, — усмехнулся Холмс.

— Огамические? — переспросил Омар, хмуря брови. Блестящий студент математического факультета, он подрабатывал гидом, чтобы платить за учебу, из-за ломаного английского его нередко принимали за дурачка.

— О-га-ми-чес-ки-е, — по слогам повторил Холмс, — письменность кельтов Великобритании. Каждая группа насечек соответствует определенной букве. Чтобы написать одну фразу, потребуется целая каменоломня! Этим и объясняется краткость надписей, которые до сих пор удавалось расшифровывать.

— А что говорит послание? — захотел узнать Омар, всерьез заинтересовавшийся разговором.

— Не знаю. Сходство с гэльским языком не дает ничего. Должно быть, они пользовались другим алфавитом, от которого у меня нет ключа. Маленькая тайна, состряпанная нашим милым Омаром, — сделал он вывод, вновь собираясь погрузиться в книгу.

— Fardo, завтра ты, omadan и didan пойти посмотреть! — бросил Омар. — Мы не лгать!

— Ладно, ладно, — тяжело вздохнув, согласился Ян. — Послушайте, когда мы все-таки будем есть?

— Готово! — торжественно провозгласил Уул, опрокидывая поварешку густого, с комками, супа в первую из поставленных перед ним алюминиевых мисок. — Id! Ешьте!

Именно в этот момент полог палатки раздвинулся, чтобы впустить Антуана Д'Анкосса. Уул заботливо прикрыл миску своей широкой ладонью, потому что облако песка не замедлило ворваться в палатку вместе с вновь прибывшим, чей когда-то элегантный льняной костюм приятного кремового цвета превратился в жесткие красноватые обноски.

— Как раз вовремя, прямо к нашему вкусному ужину, — пошутила Лейла, погрузив ложку в миску, заполненную до краев.

Д'Анкосс, невысокого роста, худой человек лет пятидесяти, с правильными чертами лица, тонкими светлыми волосами, всегда аккуратно зачесанными назад, ответил ей короткой усталой улыбкой. Видный палеоантрополог, ученый, увенчанный всеми возможными почестями, он был по природе человеком предельно сдержанным. Любимая тема — степные народности, — казалось, занимала его до такой степени, что у коллег порой создавалось впечатление, что они разговаривают с глухонемым. Обведя присутствующих рассеянным взглядом, он молча встал в конец небольшой очереди, которая успела образоваться перед Уулом.

— Нет слов, — внезапно произнес Холмс, взмахнув ложкой, — просто нет слов. Уул, ты и в самом деле самый плохой повар в мире!

— Суп mash sann, очень вкусно, daalan, горячий, и много витаминов. Твоя есть, чтобы наполнить мозг!

Этот монгол, ворчливый и внушающий уверенность, всегда находящийся в хорошем расположении духа, он настоящий клад для экспедиции, подумал Роман, машинально глотая похлебку. Ему приходилось видеть слишком много групп, где разногласия перерастали в ссоры и откровенную вражду, что в непростых условиях чужой страны имело порой драматические последствия. Поэтому он был просто счастлив, что у них есть Уул, на которого всегда можно положиться, который опекает их и окружает заботой.

После короткого ужина, прошедшего в молчании, каждый погрузился в свои мысли. Омар вытащил тар, инструмент наподобие лютни, и тихо стал наигрывать какую-то мелодию. Палатку сотрясали яростные порывы ветра.

Позже, в спальном мешке, Роман ворочался, пытаясь заснуть. Потрескивание песка и завывание ветра сливались в монотонное протяжное пение, наполненное страданиями и одиночеством, вызывавшим в памяти ненужные картины ненавистного прошлого, от которого он все бежал и бежал, и не было конца этому бегству.