"А дело было так…" - читать интересную книгу автора (Высоцкий Михаил)Глава 5Эх, природа, как я скучал по тебе все годы своего дворцового затворничества! Вот Тиналис постоянно переживает — то спутник не тот попался, то тролль на мосту, то степняки бушуют. А ведь это все такие мелочи… Разве не прекрасно это солнце ясное, травка золотая, чистый воздух, и никакой паутины, никаких докучливых зомби! Просто стопроцентная благодать! Хотя, похоже, нас, таких оптимистов, тут всего двое — я да Малиновка. Остальные все замкнутые, себе на уме, хитроумные планы замышляют, а нет чтоб просто радоваться каждой минуте этой прекрасной жизни! Да, Малиновка? — Иг-г-г… — согласилась моя лошадка. — Слушай, принц, — поравнявшись со мной, спросил богатырь, — я вот тут думаю, а может, твоя кобыла вовсе и не лошадь, а заколдованная принцесса? Ты ее поцелуешь, она и обернется… И он туда же? Мало братья меня на эту тему доставали — «Тебе все равно ничего другого не светит, хоть такая кляча будет», — так еще и богатырь ту же мелодию заводит… Им не надоело над моей лошадкой издеваться? Наверно, завидуют. Их Цезари да Буцефалы статью вышли, да умом до моей Малиновки как от земли до небес! Между прочим, перед мостом тролля она сама последней перестроилась, а в степи, пока остальные за боем наблюдали, осторожно так пятилась назад, чтоб, если что, незаметно из окружения выскользнуть… Такую вторую лошадь в мире не отыскать, а принцесс, на кобылу похожих, считай каждая вторая. Ничего богатырю не ответил, да он и сам по моему лицу понял, что шутка не вышла. Вперед ускакал, а я, как всегда, в середке — спереди эльф с гномом, позади Алендас с троллем. С точки зрения тактики выживания самая оптимальная позиция. Я в книжках читал — сначала всегда атакуют или первых, или последних, смотря с какой стороны засада, а у тех, кто в середине, по статистике больше всего шансов спастись. Статистика — драконье изобретение, вообще величайшая наука. Все что хочешь объяснить может. Муж-пропойца? Статистика! Жена гулящая? Статистика! Дети не на отца, а на соседа похожи? Статистика! Землетрясение? Статистика! Пожар? Статистика! Всемирный потоп — и то статистика! Да если мне сейчас на голову звезда упадет, и то по статистике будет! Куда там всяким алхимиям да астрологиям, они ничего толком сами понять не могут, а статистику каждый в меру сил понять способен! Идут солдаты на войну, и говорит им командир перед боем: «Воины! По статистике в первой битве погибает только каждый третий!» — и сразу же на душе спокойно. Скажет: «Многих недосчитаемся». И сразу страх придет, а так все по науке, со статистикой не поспоришь. Хотя мой отец статистику не любит, он всегда говорит: «Мои зомби никаким статистикам неподвластны». И ведь действительно! Шла однажды армия мертвецов отцовских через Жмуриковскую Трясину — по статистике ее только каждый десятый пройти умудряется, а зомби на статистику плюнули, и все прошли. Или замок мятежного барона штурмовали — по статистике на это от недели до двух месяцев уходит, а они за полтора часа справились! Так что наука эта у отца не в фаворе, хотя когда раньше, бывало, послы с претензиями в гости приходили, вспоминал. Мол, по статистике, каждый десятый из этого замка живым выходил… И как магической силой любые претензии сами пропадали! Так что в этой науке великая сила есть. Знание вообще великая сила! Меня еще в детстве братец Робер до того, как его чудище морское на дно утащило, любил подвесить за шкирку над вольером с дикими змеями и спрашивать: «В чем сила, брат?» А я, хоть и малой был, дурной, но честно отвечал: «В отце сила, вот узнает он, что его змей кто-то подкармливает, а ведь им положено голодными быть, и тогда этому кому-то не поздоровится…» Ну не так, конечно, говорил, это я сейчас умный, так красиво излагать умею, а тогда лепетал, но общий смысл братцу изложить удавалось. Приходилось ему из вольера меня вытаскивать. Эх, трудно быть младшим… Как читаешь умные книжки про других принцев да принцесс, так сплошная ностальгия! Только из дома герой выехал — и уже скучать начинает, тоской терзаться. А вот мне с семьей повезло, если и буду по отцу да братьям скучать, то не в этой жизни. Так что во всем при желании можно найти позитивные стороны… По степи мы почти неделю скакали. Никогда не думал, насколько просторы моей родины широки — ведь это все, если по закону, отцовские владения! Он сюда никогда в жизни зомби не посылал, глупо мертвецов на вольную степь натравливать. Но на всех картах эта земля как наша отмечена! Пусть не более чем формальность, зато какой повод гордиться: мол, мы первое по размеру королевство в мире! Больше нас только султанат Ахбан-Камыш, целый материк занимает. Так во власти у того султаната — сплошная пустыня! Пару оазисов да тысячи и тысячи верст мертвых песков. Причем единым государством султанат Ахбан-Камыш может только формально считаться — там ведь у каждого оазиса свой хозяин — племенной вождь, а попробуй повоюй, когда до соседнего города неделю надо по мертвым пескам брести… Правда, по населению мы в конце первого десятка плетемся. Ну не сложилось — в той же степи в сто раз больше людей может поселиться, а про северные леса, куда мы в гости к магу заглядывали, я и не говорю. А тот же Ян-Вон — крошечный остров, а люди друг у друга на головах сидят, за каждый локоть земли трясутся, сажень за саженью у моря отбирают. Уж как цари их там не гнобят, все равно быстрее крыс размножаются! Отец бы такого не допустил. Уж я его знаю — придумал бы, как быстро да эффективно народонаселение ограничить. Например, каждого третьего ребенка превращать в зомби. Тут уж любые родители задумаются, а стоит ли заводить… Мы вообще на интересной земле живем. Иногда читал книжки и диву давался — какой только невидали в мире не бывает! Начиная от Утраченного Града — совершенно таинственного места, где по легендам еще десять тысяч лет назад люди по силе равнялись богам, и заканчивая Авалонской Тмутараканью — не менее легендарным местом, которое то один путник в северных льдах узрит, то второй в южной пустыне, то третий в горном ущелье, то четвертый в непролазных джунглях, то пятый на дне винной бутылки. Вроде и есть такой град — тысячи свидетелей его видели, сотни внутри побывали, с местными пообщались. А вроде и нет — кочует он по свету, и где в следующий раз покажется — даже отец не знает. Зато Маханка, пограничная река, что земли нашего королевства на юго-востоке ограничивает, всегда на месте. Течет себе и течет, в Тамирском хребте исток, в Заливе Десяти Рек устье, на одном берегу — степь широкая, на другом — башни сторожевые каждую версту стоят, чтоб вся река просматривалась, а берег острыми кольями утыкан, чтоб вплавь перебираться не вздумали. Это уже ближняя заграница — Край Тысячи Баронств. Название, конечно, больше условное — их там далеко не тысяча, а порядка шести десятков, на тысячу разве что гонору наберется. Мелкой полоской идут с северо-востока на юго-запад, вдоль реки. С одной стороны мы, с другой — Республика Аму-Майна, славная в первую очередь коврами, сыром, редкими сортами древесины и постоянными революциями. Вот и получается, что до баронств никому дела нет — отец их может за неделю покорить, да в такую даль несподручно соваться, а Республике Аму-Майна с ее вечными выборами очередного диктатора просто времени не хватает их к себе присоединить. Хотя это все мои догадки — умных книжек начитался, вот и строю предположения. Как на деле все обстоит, понятия не имею. Сюда путники вообще редко захаживают, основной тракт южнее идет, там и мост нормальный, а через баронства ездить не принято. Да и как тут ездить, если всей переправы — одна лодка на причале с той стороны. Захотят нас перевезти — переберемся, а не захотят — так и будем на этом берегу стоять, пока рак на горе свистнет. Судя по всему, такие отряды, как наш, сюда редко заглядывают. И от кого, спрашивается, бароны башни сторожевые на берегу поставили? Неужто от степняков? Так вольным детям степи там вроде нечего делать — им и тут места хватает. Но раз стоят башни, значит, есть от кого защищаться. Спросить у Тиналиса, что ли? Ему, похоже, в этих краях бывать не впервой. Только мы на берег Маханки выехали, мигом с дозорными на том берегу переругиваться начал. Над гладью водной звуки хорошо идут — до башни сторожевой добрых полсотни саженей будет, река-то не из узких, а слышно так, будто рядом стоишь. — Эй, добры молодцы! Чего зады прирастили. Встречайте богатыря былинного, героя великого, что к вам в гости пожаловал! Шевелитесь, добры молодцы, а то рассерчает богатырь да как начнет вас уму-разуму учить… — Тиналис, что ли? — раздалось с того берега. — Во дела! А мы токмо вчера тебя вспоминали! Что это ты за компанию такую за собой привел? Тронгвальда с Лютиком узнаю, знамо дело пропустим, а вот гиганта впервые вижу! Неужто тролль живой? — Живой и очень сердитый! — кричал богатырь. — Вы лодку спускать будете или прикажете нам вплавь перебираться? — Ты, Тиналис, погодь. Ты нашего борона знаешь. Кого не надо пропустим, так он потом с нас самих шкуру снимет! Где гарантии, что тролль бушевать не начнет? Сам знаешь, их народ диким нравом славится… — Слова богатырского хватит? Или другие гарантии нужны? — саркастически поинтересовался Тиналис. — Слово-то богатырское нынче в цене сильно упало, говорят, иные богатыри и вовсе непотребства всякие творить начали, хоть из былин вычеркивай! Да тебе, Тиналис, пожалуй поверю. Эй, ребята, спускай лодку на воду… Ребята, два дюжих молодца в полном боевом обмундировании, из башни вышли, в лодку сели да на наш берег погребли. Это издали лодка маленькой казалась, а вблизи — целый корабль. И не понять, как два человека его так бодро вести могут. Корабль кораблем, а всем вместе, да еще и с конями, за раз не переправиться — в четыре ходки перебирались. Сначала эльф с гномом, потом Алендас с запасным конем, за третий раз Тына перевезли, ну и замыкающими мы с Тиналисом — он хотел убедиться, что все спутники успешно до того берега доберутся, вот и остался последним. А я с ним за компанию, уж очень про башни узнать хотелось… — Башни-то? — Богатырь усмехнулся. — Наблюдательный ты, гляжу, парень — башни сторожевые неспроста тут стоят. И не от степняков они, и не от бати твоего — коли зомби полезут, их такими силами не сдержать, да и живых мертвецов тут отродясь не видали. От другой беды бароны свой край стерегут. — Да от какой же? — не понял я. — С этой стороны только степь да река, неужто реки боятся? Так от тех же пиратов достаточно ниже по течению одну заставу поставить, и не нужно каждую версту по форту городить… — Умный ты парень, да видел в жизни мало! Сказал тоже — «пираты»! Чтоб сюда пиратам попасть, им через карамские пороги пройти надо, а там только волоком, да и что они тут забыли? Пиратам морские просторы подавай, речные пираты — и не пираты вовсе, а обычные разбойники, по ним петля плачет. Тут, принц, другая беда — ты на речку глянь, ничего подозрительного не замечаешь? — Ничего, — честно признался я. — Река как река. Только больно мутная… — То-то и оно! Иную речку если не баламутить, так на несколько верст видно, а тут на локоть ничего не разглядеть! И дело тут не в тине, это маханские низколежцы постарались! — Маханские низколежцы? — переспросил я. — Никогда про таких не читал… — И не прочитаешь. Водяных да русалок знаешь? Не можешь не знать, раз с ними твой батя дело имеет. Маханские низколежцы — это их дальние родственники. Характера злобного, нрава дикого… По всему миру уже давно перевелись, только тут и остались. А еще тем от прочих водяных отличаются, что воздухом как водой дышать могут, и не плавники у них, а ноги, хоть и с перепонками. Зимой-то в спячку впадают, залягут на дне, в песок зароются и до весны дрыхнут. Весной и летом рыбой питаются, на поверхность не вылезают, а вот как к осени дело подходит — только берегись! Начинается брачный период. И нет чтоб между собой отношения выяснять, низколежцы на берег поднимаются… От них-то и стерегут башни. Как начнется прорыв, так мигом все бароны распри забывают, собирают общее войско да идут от водяных земли свои боронить. Не успеют — так маханские низколежцы на много верст вокруг могут всякую жизнь извести. Они ведь дикие, за пределами реки жизни не признают, пощады не ведают. Одно спасает — как закончится гон, так опять в свою реку возвращаются и до следующего года на дне затихают… — А чего же их не изведут? — спросил я. — Вон отец, когда ему дикие зыкруды в Ракнинской Роще мешали, всю рощу под корень вырубить приказал, нет рощи — нет зыкрудов… — Экий ты парень кровожадный — да не думай, баронам и не такие идеи в голову приходили. Они и ядом низколежцев травить пытались, и сетями, и гарпунами на них охотились, да чуть Маханку однажды не перекрыли — все толку нет. Река-то издалека течет, воды, считай, со всех гор собирает — тут глубины много саженей, яды никакие низколежцев не берут, а в сети только то дурачье, что у поверхности плавает, и попадается. Твой отец, может, и придумал бы чего, да они к магам не хуже обращались — нет толку. Магия воды не любит, да и тина тут непростая, так что не вышло ничего. Вот и приходится баронам с такими соседями мириться. Ты за них не переживай, уже приспособились. Колья у берегов по натыкали, башни сторожевые в оба зрят, а на них не зеленые рекруты, а опытные ветераны сидят, что в своей жизни всякого повидали. Уже лет десять маханским низколежцам дальше чем на версту от берега отойти не удавалось — пока вылезут, пока то да се, а тут и баронские сотни в полном обмундировании поджидают! Меня, по секрету скажу, тоже пытались подрядить: мол, Тиналис, соверши подвиг — избавь нас от этих исчадий ада! — да я отказался. Какой же это подвиг, последних представителей уникального вида изничтожить? Не подвиг это никакой, а преступление, мне потом перед потомками стыдно будет. А честно признаться, понятия не имею, как от этой напасти избавиться… Разве что у бати твоего помощи попросить. Как думаешь, подкинет он пару тысяч зомби на такое дело? — Отец-то? Может, и подкинет, если растолковать, что это никакой не подвиг, а именно что преступление будет… — честно признался я. — Ну тоже позиция заслуживает уважения… В конце концов, не всем в историю как героям входить — злодеи тоже нужны, чтоб героям было против кого бороться. «Отец не злодей», — хотел поправить я, но не стал. Он самый обычный величайший некромант современности. А быть некромантом, оставаясь белым и пушистым, по долгу службы не положено. Да и я к нему, не будь он моим отцом, нормально бы относился — у человека есть конкретные жизненные принципы, и он их свято придерживается. Ну и что, что принципы эти несколько диковатыми на первый взгляд кажутся. Зато отец никогда не изменяет своим идеалам, а на это, между прочим, не всякий святой способен! На том берегу нас уже ждали. Командир сторожевого гарнизона, милый седой дедушка, мирно беседовал о чем-то с Тронгвальдом. Лютик с дозорным заигрывал, глазки строил. Алендас высокомерно стоял в стороне, а Тын и вовсе застыл истуканом, будто окаменел. Как мы приплыли, так два лодочника тут же судно из воды на берег затащили, — видать, рисковать единственным плавсредством в округе в ожидании атаки низколежцев тут было не принято. — Здравия желаю тебе, добрый молодец, — поклонился командиру Тиналис, хоть «молодцом» тот уж точно не являлся. — Для меня честь великая вновь по сей земле ступать! — Это ты про честь барону рассказывать будешь, — усмехнулся старик. — А у меня тут служба. Так что извини, Тиналис, покормить мы вас покормим, ишь истощали в степи, вестимо, откуда там хорошей охоте, но дальше уж, извини, расстаться нам суждено. Времена нонче нехорошие… — Низколежцы? — проявил осведомленность я. — Они, проклятые! Совсем озверели. Мы этой осенью уже дважды в реку их сталкивали, а они все лезут и лезут! Давно такого не бывало, нехорошие дела, видимо, в мире творятся! А ты, парень, кем будешь-то, что я перед тобой отчет должен держать? — Принц он, — пояснил Тиналис. — Взаправдашний? Ну тогда мой поклон вашему высочеству. Вы к нам по долгу али по прихоти? Коли второе, так у нашего барона дочка есть на выданье, красавица, коих свет не видывал, так что ты бы пригляделся, «принц»… — Последнее слово старик выделил особой интонацией, показав, что в мое королевское происхождение он верит не больше, чем в честных купцов и искренних политиков. Тиналис собирался было поспорить, да я его жестом остановил — уж была бы моя воля, так в жизни бы никогда принцем не родился! Так что неверие меня не обижает, а, наоборот, радует, — значит, не написано на физиономии, кто я, и, если повезет, еще получится вычеркнуть из своей биографии эту позорную страницу! Ну или по крайней мере подретушировать — надо будет как-нибудь с Тиналисом посоветоваться, уж он-то явно специалист, как из самых неприглядных историй делать конфетку. Или в крайнем случае с Алендасом — хотя по определенным причинам к этому богатырю я обращусь только во вторую очередь. От обеда мы благородно отказались — еще чего, бедных солдат объедать. Это мы в свободном режиме — что поймали, то и едим, а им паек, между прочим, положен! Причем не самый сытный. Так что почти сразу же по переправе отправились дальше — в гости к местному барону, с которым Тиналис, как оказалось, в приятельских отношениях. И почему я совершенно этому не удивлен… — Кстати, — когда сторожевая башня осталась далеко позади, саркастически поинтересовался Тиналис, — а ты знаешь, кто командир здешнего гарнизона? — Старик-то? — переспросил я. — Наверно, какой-то ветеран, раз тебя знает… И, спрашивается, что я такого сказал, что все, кроме Тына и Малиновки, так дружно и задорно смеются? Даже Лютик плакать перестал — он только в дозорного успел влюбиться, и тут опять разлука. Даже Алендас развеселился. А уж про Тиналиса я и не говорю — заржал, как лошадь, будто я только что первое место на конкурсе скоморохов занял. И никто ничего объяснять будто и не собирается. Пока Тронгвальд, наконец отсмеявшись, не соизволил открыть мне глаза. — Сей воин великий, что ныне нас встретил, покрыт серебром долгих прожитых лет — могучий, отважный герой легендарный, чьим подвигам вовсе счисления нет! Он прожил немало, он видел немало, он знает немало о мире большом. И знай же ты, принц, о везенье великом, на годы запомнишь ты, парень, о том, как встретил сегодня под солнечным светом на бреге великой, глубокой реки героя, чьи подвиги столь же велики, сколь горы пред нами стоят высоки! Рожден был в хлеву, он поднялся до неба, рожденный рабом, он коснулся небес, и подвигам нету конца исчисленью, и нету предела свершенных чудес… Великий герой, что не знает сравненья, великий, чье имя гремело на мир… — Зак, — буркнул Тын. — Кто? — переспросил я, смутно вспоминая, что нечто похожее я слышал. — Зак. Ну герой этот. Зак, — повторил тролль. — Какой еще Зак? — искренне удивился я, и общий смех столь же резко сменился общим недоумением. — Ты не знаешь Зака Менского? — едва ли не обиженным тоном спросил Тиналис. — Того, что одолел неприступную крепость Гаст и изгнал злого шута-людоеда? Того, что на лодке с верными друзьями попал в земли злых этов и победил их? Того, что перебрался через волшебную пещеру в горах и спас мир от южной угрозы? Так, надо думать логически. На меня смотрят как на полного идиота. О том, кто такой Зак, знает даже дикий тролль, которому былины да баллады знать и вовсе не положено. Все возмущены до глубины души, что я ни о каком Заке никогда в жизни не слышал… Или слышал? Имя очень знакомое, хотя подвиги такие, что поверит в них только совсем наивный ребенок… Ребенок! Я так и знал! Я вспомнил, где видел это имя — в сборнике «Сказки народов мира», который каким-то чудом попал в нашу библиотеку! Я к тому времени, правда, уже из возраста, когда верят в сказки, вышел, потому бегло перелистал содержание и отложил книжку в сторону. Именно там, в содержании, каждая вторая сказка начиналась: «Сказ о том, как Зак Менский…» — совершенно имя в память не врезалось. А выходит, его положено знать каждому. — Так это был какой-то сказочный герой? — переспросил я. — Не знаю, я никогда в жизни сказки не читал… — Сказки?! — возмущению Тиналиса не было границ. — Да чтоб ты знал, это никакие не сказки, а… а… а… Слов явно не находилось, и разговор сам собой оборвался — все обиделись на меня, я ни на кого не обиделся, а что лично со сказочным героем повстречался, так что в этом особого? Вот буду детям или внукам, если, конечно, доживу до того дня, как они у меня появятся, сказки рассказывать, тогда и упомяну мельком, что: мол, а я с этим Заком Менским лично был знаком… Дети доверчивые и не в такое поверят. Папам да мамам ведь по долгу службы положено быть всесильными и всезнающими — вот и слушают всякие байки, которые им рассказывают, чтоб побыстрее заснули да не мешали заниматься своими, взрослыми и очень-очень важными ночными делами… А вот мне сказки не рассказывали, а ночные дела короля-некроманта — поднимать очередную порцию зомби. Да и после моей матушки отец только однажды женился, и то ненадолго, до взрыва в лаборатории, так что, если не считать сестру Лею и кормилицу - зомби, я рос в сугубо мужской компании… А Лею можно смело не считать — это после того как умом повредилась, она нормальным человеком стала, лежит на кровати да мычит, никого не узнает. А до этого сущим суккубом была, хорошо, что я это время только по рассказам братьев знаю. Она «свихнулась», когда я еще был совсем-совсем маленьким. Каждую ночь нового «жениха» в свои покои завлекала, да ни один из них утром не вернулся. Куда тела девала — даже отец не смог понять. Хорошо что он вместе с братьями вовремя «любимую дочурку и сестрицу» сумел перевести на полу растительное существование… Забавная у меня семейка, да? До сих пор удивляюсь: и как в таких условиях я сумел сохранить рассудок и вырасти социально безопасным человеком. Почти без странностей. А что с кобылой иногда разговариваю, так Малиновка у меня умная, все понимает, только сказать не может. Еще я бояться не умею — как в детстве весь страх братья из меня выбили, так до сих пор толком испугаться не могу. Наверно, с такими качествами мне самая дорога в герои. Надо будет как-нибудь у Тиналиса спросить, с чего богатырскую карьеру начинать следует. Хотя чего там спрашивать, и так понятно — с подвига! Его совершать и идем… Через замок барона. Хотя что за замок — деревянный, на опушке леса стоит, у моего отца загородный дом и то стократ надежнее укреплен. А тут ни стен тебе, ни бастионов, ни донжона в центре, ни рва с пираньями — так рыбка заморская зовется, с ней братец Марат любил возиться, все хотел в сто раз увеличить и руки-ноги приделать. Может, и получилось бы, да вот в преддверии решительного эксперимента сгинул, а мы его работы как-то не решились продолжать. Пираний всех отцу в суп подложили, еще живых. Он съел и даже не поморщился! Вот что значит настоящий некромант! А защита! Ну разве это защита? Видимость одна — пограничный гарнизон и то на порядок лучше укомплектован, а тут стоят крестьянские дети, мечи, как дубинки, держат, добродушие на лицах написано! Увидишь такого — так и хочется на штурм пойти. Хотя чего там штурмовать, ворота и так гостеприимно распахнуты: «Заходи в гости, враг дорогой, всегда рады!» Ну мы и зашли. Вместе с троллем. На последнего стража посмотрела с подозрением, но ничего предпринимать не стала. То ли испугалась, то ли по иной причине — нас никто даже не окликнул! Как оказалось, потому что встречу уже внутри готовили. Только в центр двора выехали, как мигом сотня лучников на стенах возникла, нас на прицеле держат. А главный над ними — тот самый барон, с которым Тиналис якобы должен быть знаком. — Стоять! — завопил ломающимся голосом прыщавый мальчишка в длинной, явно с чужого плеча, мантии. — Кто такие? Чего забыли? Ну? — Пацан, отца позови! — достаточно грубо и явно не в богатырской манере ответил Тиналис. — Мне тут с тобой некогда лясы точить. — Что? Да как ты посмел! Расстрелять их! — завопил мальчишка, но стрелки, к его удивлению, даже не пошевелились; только самый молодой, такой же, как он сам, мальчишка выстрелил, да Тронгвальд его стрелу своей еще в воздухе отбил. — Непослушание? Всех казню! Стрелять! Ну же! — Ты еще заплачь! — очень недобро усмехнулся богатырь. — Ребята, опустите оружие. Где барон? Помявшись, лучники все же послушались. — Дык это, помирает барон вроде как… — ответил один из них. — Давно уж как помирает. А это вроде как сын его… Будущий барон. Вот мы и того, ты уж звиняй, Тиналис… Положено его слушаться. — Да ничего, ребята! — отмахнулся богатырь. — Помирает — еще не помер. Отведете? — Чего б не отвести, отведем! Только он малость того, не в себе, так что ты уж не обессудь, но это… и не узнать может… А на сынка его зла не держи — батя у пацаненка помирает, вот он и этого… малость тревожится… Я бы сказал «без ума от радости, что наконец-то появилась возможность самому покомандовать», по крайней мере, именно эти чувства на лице мальчишки прочитал, но раз говорят «тревожится», значит, действительно тревожится, чего спорить… Пусть лучше сам мальчишка тревожится — он-то думал, что раз сыном баронским уродился, то уже царь и бог, да не так оказалось, как казалось, — ветераны ратной службы скорее богатыря Тиналиса послушают, чем какого-то ребенка, который и двух слов пока связать не умеет, не то что командовать. Вон как молодой барон побледнел и на рыбу стал похож — рот широко раскрывает, ни слова не может вымолвить. Кабы его еще удар не хватил, в молодом-то возрасте, от такого резкого крушения всех жизненных планов… Хорошо, хоть нашелся человек, увел баронета куда подальше — успокаивать али уму-разуму учить, хоть последнее толку мало имеет. Ну а мы к старому барону направились. Хотя какой он старый — лет сорок, не больше, почти ровесник Тиналиса. Сразу видно — хворь его одолевает. Лежит на кровати бледный-бледный, в одеяла укутан, холодный компресс на лбу, на столе склянки-бутылочки — то ли лекарства, то ли яд на случай, если уж совсем невмоготу жить станет. Рядом какая-то женщина суетится, не то жена, не то служанка, не то любовница, не то все вышеперечисленное одновременно. У этих баронов попробуй разбери. Хлопочет, охает да ахает, а барон только стонет в ответ, мечется. В нашу сторону даже головы не повернул, хоть когда тролль в комнату входит, волей-неволей внимание обратишь. Совсем, видать, плох… — Вы звиняйте, у него со слухом не очень стало в последнее время, — объяснился за своего господина ратник, что нас провел в покои барона. И заорал: — Ваше высокоблагородие, тут это, гости к вам пожаловали! — Гхо-кхэ-кхэ-сти? — Мутный взгляд барона попытался было сфокусироваться на нашей команде, да не вышло. — Кха-кхие тха-кхие гхо-кхэ-сти? — Старые и добрые! — вперед вышел Тиналис. — Или ты, старый пройдоха, уже богатыря прославленного не узнаёшь? — Тхи-налис? Гхо-споди, кха-кхими судьбха-ми? Кхэ-кхэ… — Да вот проезжал мимо, дай, думаю, в гости к старому другу заеду! А ты, я гляжу, все помираешь, неужто никак на тот свет добраться не получается? — Тха вот, тхяж-кхая судьбха тхакая… — отхаркивал барон, хоть на лице его, невиданное дело, появилось нечто похожее на улыбку, — Лек-кха-рства дхай! — приказал он жене-любовнице-служанке, и та послушно влила ему в рот какой-то бордовой жижи — лучше барону не стало, лицо только сильнее побледнело, зато взгляд сфокусировался и речь нормализировалась. — И действительно, Тиналис, кто бы мог подумать! Рад, рад — решил сдержать слово, старика на склоне лет повидать? — Тебе по этому склону еще катиться и катиться! — усмехнулся Тиналис, будто и не у постели умирающего стоял. — Или не тебя с Брунгвальдова поля полумертвого вынесли, десять тысяч полегло, один ты остался. Или не тебя Лихая Чума в Сартааре стороной обошла? Как сейчас помню — мертвый город и знакомый барон, один-оденешенек, еще бледнее, чем сейчас, по улицам шатается? Или не ты неделю в ледяном море после кораблекрушения проторчал, пока тебя китоловы не вытащили? Так что не прибедняйся, а лучше обними старого друга! — Я бы рад, Тиналис, да вот видишь, сил подняться даже нет… — горько вздохнул барон. — Видно, на этот раз старуху костлявую мне уже не обмануть, нашла да пришла по мою душу… Ты лучше расскажи, что в мире творится. А то сам знаешь — мы тут в глубинке в своем соку варимся, про свет белый ничего не ведаем… — Все как обычно, — пожал плечами богатырь, — кто-то воюет, кто-то мирится, кто-то землю пашет, а мы, герои, подвиги совершаем. Вот сейчас на дракона идем с друзьями верными, а так даже не знаю, о чем тебе поведать, старый друг… Вот скажи, ты историю про чунгуйского царя слышал? — Царя? — удивился барон. — Так в Чунгуе вроде, сколько себя помню, президентов избирали… — В том-то и дело! — начал Тиналис. — Избирали, пока не доизбирались — пошла у них заварушка, брат на брата, сын на отца, аж небо почернело, и тут откуда ни возьмись появляется молодой воин в сияющих доспехах и говорит, что его сами боги послали, что он праправнук последнего чунгуйского царя, что две с лишним сотни лет назад был свергнут. Ну ему, знамо дело, не поверили, предложили три испытания пройти, чтоб свою царскую кровь доказать… Нет, эту историю я слушать не буду — видел отцовские сводки, что на самом деле в Чунгуе происходило. Легенды легендами, но меру тоже надо знать — там никакими посланцами небес и тремя испытаниями и не пахло, а скорее воняло, причем делами далеко не самыми благородными. Так что я тихонько назад начал пятится да в дверь незаметно выскользнул — лучше уж по замку погуляю, чем полуживого барона буду забавлять… И только выхожу, девица-красавица навстречу — глаза как небо голубые, брови густые, щеки розовые, губы полные, коса до пояса, бежит, под ноги не смотрит, на меня натыкается. Ну понятное дело, падаем — я в принципе и устоять на ногах мог, но раз такая красавица на тебя летит, грех не упасть. Она в извинения сразу: — Ой, прости, пожалуйста, я не хотела! Я такая невнимательная, я тебя не заметила… А ты, кстати, кто такой? И что у отцовской комнаты делаешь? У отцовской? Так, выходит, это и есть та дочь на выданье, что мне старый Зак посватать хотел? А ничего — и фигура нормальная, и мордашка… Будь у меня жизнь чуть более скучная, гляди, и вышло бы что. И поговорить есть о чем — мы как познакомились, так час проболтали. Она мне все свой замок показывала, про жизнь горемычную рассказывала, каково это быть дочкой барона в Краю Тысячи Баронств. Когда женихи каждую неделю по десятку в гости заглядывают, только один другого краше, читать-писать не умеют, зато морду бить — всегда пожалуйста. А она, дочка баронская, интеллигентной оказалась — девять книжек в жизни прочитала, не считая букваря, складывать да умножать умела. О чем такой умной да начитанной девице с остолопами общаться? Да еще и отец уже пару лет как помирает — скосила неведомая хворь, вот и слег, а братец-баронет молодой сестру ни в грош не ставит, мнит себя главным при живом-то отце, от нее избавиться побыстрее хочет, чтоб не докучала… Ну и, спрашивается, кто после этого скажет, что судьбы разные бывают? Разные-то, может, и разные, да все едино — мне вот тоже и братья докучали, и судьба не сложилась… Уж к какому финалу дочка баронская вела — я не ведаю, но, когда она меня в свою комнату в гости пригласила, я сначала к Малиновке в стойло зайти предложил: мол, убедиться надо, что лошадку никто не обижает. Ну а Малиновка как рядом со мной молодую баронессу увидела, мигом характер показала — стала между нами, рычит, зубы скалит, меня от посягательств бережет. Так и не отпустила — пришлось девице-красавице не солоно хлебавши восвояси возвращаться. А я тут и ни при чем вовсе — кто же мог подумать, что моя кобыла решит характер проявить… Следом и Тиналис пожаловал — хрипит, чуть горло себе не посадил, пока барону байки травил. Не выдержал в конце концов — дело это благородное Тронгвальду перепоручил. Эльфу только в радость сутками подряд песни петь. Лютик с эльфом за компанию остался, Тын у стены замковой камнем застыл, а Алендас, гляжу, уже о чем-то с баронской дочкой мирно щебечет — да идут куда-то под руку, — видимо, туда, где мне побывать так и не довелось. Одни мы с Тиналисом, если Малиновку, конечно, не считать, остались — да к богатырю моя лошадка совсем не ревнует, поняла, что такого героя рыком не испугать, а осерчает — так свою угрозу исполнит и на колбасу пустит. — Совсем плох стал старый друг, — вздохнул Тиналис. — Я его успокаивал сколько мог, да без толку. Глаза не обманешь, на этот раз и вправду помирает он… — Это точно, — кивнул я. — Помирает. Как и мы все помираем — вот родились и тут же помирать начинаем, и сколько живем, все к костлявой в гости направляемся… — Это ты о чем? — не понял богатырь. — Или узнал хворь баронскую? — Узнал, как же не узнать! Я, Тиналис по смертельным хворям, можно сказать, специалист — столько лет с отцом в одном замке прожил, могу только глянуть на человека, и сразу ясно — жилец или не жилец. А с бароном и так все понятно, у него все симптомы на лице написаны. Он и сам смыслит, что к чему, и лечится правильно. Так что не бойся, этого друга тебе еще не скоро терять… — А что за хворь такая? — не унимался герой. — Сколько по миру хожу, никогда такой не встречал! — И не встретишь, — киваю я, довольный, что хоть в чем-то поболее много мудрого богатыря ведаю. — Это болезнь не простая, а магическая — смертельной обманкой зовется. К отцу однажды по делам охотник пожаловал, ну из тех, кто крылья феникса добывают, как раз смертельной обманкой больной. Так отец, пока во всех деталях болезнь не изучил, из замка его выпускать отказывался. Болезнь эта, как я уже говорил, редкая и магическая — ее особый клоп вызывает, клоп-хохотун. В наших краях он не водится, а только на Острове Фениксов — это единственный клоп, который из огненных птиц кровь пить умеет. А если человека укусит, так смертельная обманка и начинается. Болезнь страшная, но абсолютно безвредная — это в кровь человека частичка огня фениксов вливается. Жжет изнутри дико, многие годы может жечь, а как переболеешь — так еще сто лет после этого жив-здоров будешь, ни одна хворь не возьмет! Кровь феникса, она всякую гадость сжигать умеет, тело молодит, душу новыми силами наполняет. Только пока она с обычной кровью смешается, пока ее организм за родную примет — много лет вот так, как барон, «умирать» человек будет. А спасение одно — тело жечь, чтоб огонь разливался быстрее; голову холодить, чтоб мозги не испеклись; из лекарств только болеутоляющие принимать, чтоб мучения хоть как-то ослабить. Остальное само пройдет; главное — не сглупить, и раньше срока свою жизнь не укоротить. Да те, кто смертельной обманкой болеют, жизнь себе не укорачивают. Тут, Тиналис, понимаешь, вот в чем дело: клоп-хохотун по доброй воле никогда человека не укусит. Ведь для него это верный конец. Чтоб такой болячкой заразиться, нужно специально клопа выловить, травами особыми одурманить, чтоб он тебя с фениксом перепутал, и только тогда, если повезет, он тебя укусить соизволит… Тот охотник за перьями фениксов, например, так себя и заразил — уж очень здоровья и долгих лет жизни хотелось, а пару лет страдания потерпеть, так для настоящего мужчины это и не беда вовсе… — Барон, выходит, сам все это устроил? Ну старый пройдоха… — возмутился Тиналис. — А я еще его пожалеть хотел… Пройдоха не пройдоха, но я на такое, например, идти не хочу. Десять лет лежать живым трупом, чтоб потом пятьдесят лет жизни радоваться — перспектива, конечно, заманчивая, но не для меня. Хотя бы потому, что, пока я десять лет умирать буду, найдутся доброжелатели, которые помогут мне на тот свет раньше срока отправиться… Барон, видать, сына да дочь в грош не ставит, раз при живых наследниках позволил себе смертельной обманкой заболеть. На званый ужин мы в баронском замке остались. Баронесса молодая рядом с Алендасом пристроилась, они и ночевать вместе пошли. Баронет молодой в уголок забился, на нас волком смотрел, пакость явно какую-то планировал, но у таких кишка тонка настоящую гадость сделать. Тронгвальд легко перекусил и умчался куда-то, — видимо, к жене-любовнице-служанке баронской на свидание, он еще днем ей глазки строил. Тын, как настоящий тролль, тоже на еду особо не налегал — так, бычка молодого вместе с костями умял, бочкой вина запил и прямо тут, посреди пиршественного зала, спать завалился. Лютик в углу о чем-то грустил, ну а мы с Тиналисом, как нормальные люди, поели да и по покоям гостевым разошлись — высыпаться. А то, честно говоря, трава степная — это хорошо, да вот мягкий матрац все равно лучше… Рано утром, как солнышко поднялось, с бароном простились, подорожную получили и дальше поехали. Подорожная эта, собственно говоря, особо и не нужна — вроде как просьба одного барона остальным: мол, это мои друзья, вы их лучше не трогайте, а то будете со мной дело иметь. Но раз уж дали, грех отказываться. Бумага хорошая, такое добро в дороге всегда пригодится — али записать что, али зарисовать, али для иных каких целей. На прощание нам девица красная со стен башенных платочком махала, но скоро и она, и стены скрылись — въехали мы в лес и дальше на юго-восток коней наших направили. По карте, что мне вечером Тиналис показал, выходило, что после земель барона Тахтынука (это тот самый, у которого мы гостили) нам надо проехать через земли барона Шмуга Вареного, через самый край владений барона Бардарака и наконец по землям барона Гюлькиса Молодого до самой границы с Республикой Аму-Майна — две сотни верст, с такими дорогами, как тут, за два дня должны управиться. Причем в гости больше ни к кому заезжать не планировалось — если Шмуг Вареный еще Тахтынука боится, они двоюродными братьями друг другу приходятся, то Бардарак с обоими в старой вражде, а Гюлькис Молодой планы «великого объединения» всех баронств в одно королевство строит, — естественно, что под своим началом. И всех гостей, хотят они или не хотят, добровольно-принудительно в наемники записывает. Примерно так же, как мой братец Бенедикт евнухом работать уехал. Даже бумаги все оставил: мол, находясь в трезвом уме и здравой памяти, выбрал для себя путь отвлечения от телесных утех ради служения великой цели, — да кто же в такой бред, в трезвом уме-то и здравой памяти, поверит? Так и наемниками к Гюлькису Молодому вроде как и по своей воле шли, да вот что-то в это не верится… Нам, понятное дело, все это не грозит. Когда два богатыря, эльф, гном и, главное, тролль в наличии имеются, нормальные враги должны сами дорогу уступать. Так ведь и воевать особо не хочется — к чему оно, лишние проблемы иметь, если и без них вроде как неплохо живется? Не было бы счастья, да несчастье помогло. Только мы от замка на пару верст отъехали, как со всех сторон трубы затрубили да барабаны забили, а колокола так и вовсе не умолкали — и звонят так тревожно-тревожно, будто к страшному суду призывают. Я сразу догадался — маханские низколежцы на берег полезли. Тиналис подтвердил — это действительно у баронов такой сигнал общей тревоги. Пока отбой не дадут, всякие распри автоматом прекращаются. А то ссоры ссорами, да, как богатырь рассказал, уже было пару лет назад, когда один из баронов, самый умный, решил, что его владения от реки далеко, так чего ему войска посылать, если под шумок можно у соседа кусок оттяпать… Ну другие бороны сначала не спорили, не до того было, а когда низколежцев обратно в реку загнали, быстро объяснили всей честной компанией, как в беде товарищей бросать… Был барон, да не стало, а другим наука — Гюлькис Молодой сейчас где-то рядом со Шмугом Вареным вместе воюет, а мы по их землям катаемся. Удобно — на постах только мальчишки да старики остались, и то для виду скорее, чтоб предприимчивые крестьяне все не растащили, ну а с нами дела иметь никто не рискнул. Добрались до Республики Аму-Майна без приключений и точно в срок, как планировали. И простерлась перед нами мировая светоч демократии… — Специально для тех, кто тут никогда не был, рассказываю местные порядки, — сказал Тиналис, когда мы переехали условную границу между Краем Тысячи Баронств и Республикой Аму-Майна, обращаясь в первую очередь ко мне, — остальные тут уже бывали, а троллю все равно порядки не писаны. — Аму-Майна — федеративная демократическая конституционная республика, — с трудом выговорил Тиналис целую кучу заумных драконьих словечек. — Тут все равны, а кто равнее прочих — так это в конституции написано. Потому у нас у всех есть права и свободы, а кто будет на эти права посягать — смело в морду их, право на защиту тут в конституции прописано. Но если нам полезут морду бить, не обессудьте, это тоже по закону. Каждый человек имеет право устроить мордобой с ближним, и лишать его такого права ни один выборный диктатор Аму-Майна не решится. — Чем дольше Тиналис рассказывает, тем больше я убеждаюсь — мне наши порядки больше нравятся, уж лучше тиран-некромант на троне, чем такая вот свобода. — Еще не забывайте — когда торговцы будут обвешивать или бандиты грабить, это тоже их святое право. Потому к местной страже обращаться крайне не рекомендую. Во-первых, решать, помогать вам или не помогать, — это священное право каждого стражника, во-вторых, с бандитами будет договориться намного дешевле. Уж поверьте моему опыту… Верю. Не имею никаких оснований не верить, но все же переспрашиваю: — Тиналис, а как они вообще живут при таких порядках? — Да нормально живут, принц, — пожимает плечами богатырь. — Эти все законы, как ты думаешь, для кого писаны? Уж явно не для пекаря, столяра или плотника — люди своим делом заняты, и половина народа не знает, кто у них сейчас очередной диктатор. Пару лет назад был я в Аму-Сабире, слышал, наверно, крупнейший морской порт Республики Аму-Майна. Там как раз незадолго до этого революция произошла, диктатор Хайд сменил диктатора Нихарина… Или Нихарин Хайда? Нет, все же Хайд Нихарина. Не имеет значения. В Аму-Сабире как раз два войска встретились — одно из них чуть раньше навербовано было, и присягу диктатору Нихарину приносили, второе чуть позже, и уже диктатору Хайду на верность клялись. А ведь воевать между собой не хочется, ну так они быстро договорились, выдвинули в диктаторы Шмула Кудрявого. Головастый мужик, интендантом работал. И пошли обе армии вместе на столицу, новую революцию делать. А на деле, если уж тебе интересно, тут всем заправляют крупные торговцы — у них и армия побольше республиканской будет, и оружие лучше, и за защиту берут по-божески. Так что если припечет — иди на базар, единственное место, где тебе сначала помогут и только потом выпишут за помощь чек. О времена, о нравы! Я всегда знал, что драконы с их теориями ничего хорошего людям не принесут. Лучше старой доброй абсолютной монархии еще ничего за последние пару тысяч лет не придумали. Самое верное доказательство — Республика Аму-Майна. Я все понимаю — и почвы тут, видать, бедные, и дождей мало, и солнца много, и летом тепло, и зимой холодно, короче, все против трудолюбивых крестьян. Только вот почему в наших краях, где, окромя репы, и не растет ничего толком, и усадьбы сельские богаче, и в лавках от товаров прохода нет, и ремесленники себе цену знают, а тут сплошная нищета да голота! Едем по оплоту демократии, а на нас бедные крестьяне так подобострастно смотрят, ждут, не подбросят ли господа по щедрости своей монетку-другую? Вот что значит слишком много свобод — сюда бы моего отца, он бы быстро так всех угнетать начал, что зажили бы они припеваючи! А про дороги я не говорю даже — у нас что Пивной Тракт, что Хельмов, что Свободный — это же нормальные дороги! И на коне можно, и пешком, и на телеге. А тут, пока скакали, моя Малиновка чуть ногу себе не сломала. Уж лучше по земле скакать, чем по таким дорогам. Зато что хорошо — охотиться не надо. Медную монетку крестьянину любому бросишь, и он тебе щедрый стол накроет, последнее отдаст, а еще одну монетку в конце подкинешь — год такому неслыханному богатству радоваться будет! Да по сравнению с Республикой Аму-Майн, у нас все просто богачи! Хотя, надо сказать, так только в селах — в городах дела обстояли совсем по-иному. Пока мы в вольный град Аму-Тамир ехали, пришлось несколько других, помельче городов пересечь: Аму-Сахим, Аму-Дар, Аму-Гюль и еще несколько столь же однотипных названий. Каждый такой городок — государство в государстве, никакого тебе свободного проезда, местным так и вовсе проезд запрещен, а нам, как иностранцам, да еще таким уважаемым, исключение сделали, но с такими лицами, будто великое это одолжение и мы им по гроб жизни должны быть благодарны. Так вот в городках тех действительно неплохо живется, хотя даже по сравнению с ними наша столица — рай земной. Ну а вообще, страна как страна. Климат мягкий, степные участки редкими лесками да дубравами пересекаются, в иных местах голые пески проглядывают — отсюда до южных пустынь уже не так далеко. Пальмы корабельные, особые, которыми Республика Аму-Майна по всему миру славится, тут не растут — это еще южнее заехать надо, в провинцию Аму-Дайдар. Не менее известные ковры на востоке ткут, а мы разве что знаменитым аму-майнским сыром так объелись, что я на него, наверно, еще несколько лет не смогу смотреть. Через двое суток мы выехали на тракт — тот самый, по которому изначально ехать собирались, пока Тиналис не решил крюк сделать. Тут уж стало интереснее — караваны пошли, народ сплетничает, правда из дома новостей никаких, ну да и это хорошие новости. На нас никто особо внимания не обращал. Даже Тын при желании тут в толпе за своего мог сойти, троллей здесь немало водилось, и все при деле — кто в войске живым тараном работает, кто больного вола в поле подменяет, а особые любители экзотики даже в карету троллей запрягать удумали. И вот наконец на третий день вдалеке горы показались, южные отроги Тамирского хребта — высоченные, крутые, вершин в облаках не видно, ледяные шапки круглый год не тают. А значит, и вольный город Аму-Тамир близко — он в самой южной точке Тамирского хребта стоит, там, где западные и восточные отроги клином сходятся, а между ними Кервранский перевал, по которому мы и собираемся на ту сторону перейти. Потому что обходить — года не хватит. Тамирский хребет расположился на северо-запад до самых льдов тянется, горы прямо в ледяной океан уходят, а на северо-восток и вовсе на тысячи и тысячи верст, через сотни стран не преступной стеной идут. И если ты не дракон крылатый, на ту сторону не переберешься. Даже птицей не перелететь — высоко слишком подниматься надо, там без магии ни одна птица не выживет. Один перевал на весь хребет — вот и вырос рядом с ним большой город, который живет тем, что в летнюю пору наторговать сумеет. Нам еще до дракона ехать и ехать, а я все больше сомневаюсь, что в полном составе доехать получится. Минуты не проходило, чтоб Тиналис с Алендасом друг другу не нагрубили, уже пару раз за оружие хватались — едва разнять сумели. Дай богатырям волю — они бы глотки друг другу перегрызли. Этой вражде, как мне Тронгвальд на ушко нашептал, уже не первый десяток лет. Они еще лет пятнадцать назад то ли подвиг какой, то ли женщину не поделили или просто характерами не сошлись — друг другу при первой же возможности подножки ставят, слухи нехорошие пускают. Причем Тиналис в этом плане впереди — Алендасу так и не удалось его толком опорочить, зато сам почти из всех былин вычеркнут оказался, хоть, по словам Тронгвальда, лет десять назад они одинаково часто упоминались. И все бы ничего, да как бы мне их вражда боком не вышла — Тиналису еще с драконом сражаться, и если его Алендас раньше срока на голову укоротит, мне что, самому придется дракона на бой вызывать? Так мы не договаривались. Ну вот опять ни минуты без порыва на смертоубийство… — А что же наш богатырь так опечалился? — елейным голосом поинтересовался Алендас. — Наверно, про навье логово вспомнил! Как же, как же, была такая история, как великий Тиналис в одиночку сотню страшных навий погубил, Джур-Айлат, принцессу Меганскую, из их подземного плена вытащил! Громкая история. Да что-то вот меня всегда сомнения одолевали, и откуда в одном логове сотня навий взялась? Больше двух навий вместе никогда люди не видели, да и сходятся они только во время брачного гона… Так откуда же их столько взялось, а, Тиналис, не поведаешь? Молчишь? Ну давай я за тебя как дело было расскажу. В подземелье том, кроме принцессы, никого и не было, у вас изначально договор был. А в навьем прахе праха не больше, чем в Тиналисе-богатыре богатыря… — Не делай глупости, мой друг, порывы сдерживай тревоги — мы вместе сила, только так пройдем мы до конца дороги… — успокаивал Тиналиса эльф. — Или нет! — продолжал ехидничать Алендас. — Наверно, наш Тиналис-богатырь великий про барконский крест вспомнил. Как же, как же, весь султанат гремел, подлый джинн такую ценную реликвию выкрал, сто самых отважных воинов не смогли ее вернуть, пока Тиналис-богатырь за дело не взялся! Герой, нечего сказать! Только вот терзают меня сомнения: один степной бедуин как-то проговорился, будто видел он, как некто на богатыря похожий с джинном дело имел… Уж не по твоей ли воле крест был украден, а, богатырь? Лицо Тиналиса красное, рука на рукояти меча аж побелела — да молчит! Мне как-то Лютик по секрету поведал, что в рассказах Алендаса зерно истины имеется, не пустая это клевета. Но я по себе знаю, насколько правда перевранная хуже лжи открытой воспринимается… Одно дело — когда тебя в том, к чему ты отношения не имеешь, обвиняют, а другое — когда по делу, только словами обидными. Хорошо, хоть Тын за порядком может присмотреть — даром что умом от природы не сильно наделен. Когда надо, между Тиналисом и Алендасом станет, ухватит обоих за шкирки и держит в воздухе, пока не успокоятся. Богатыри ведь обидчивые, как дети малые. — А может… — начал Алендас, но я его прервал: — А может, хватит? На вас, господа герои, уже коситься начинают! Хотите перед всем честным людом опозориться, представление устроить? Два богатыря как две базарные бабы переругиваются! Давайте, только без меня — я, между прочим, принц, и мне еще с драконом сражаться! А может, забыли, как друг другу руки пожимали? Так я вам напоминаю! Подействовало. На время, конечно, но и то хорошо. Тем более до вольного града Аму-Тамир рукой подать — пара верст осталось. — Дело говоришь, парень… — вздохнул Тиналис. — Нечего богатырям баловство устраивать, на мечах биться — это для солдат забава, для настоящего героя всегда чудовищ хватит, чтоб меч свой острый затупить! Давай я лучше тебе расскажу, почему Аму-Тамир вольным градом зовется. Старая эта история. Когда еще про Республику Аму-Майна никто слыхом не слыхивал, стояла у перевала древняя крепость Тамирь, уж тысячу лет как стояла — кто ее воздвиг, и не вспомнить, и жил в ней старый пастух, один-одинешенек. Обветшала крепость, мхом поросла, покосились бастионы; там, где рву крепостному положено быть, куры бегали да козы паслись. И стояла бы она и дальше, всеми забытая да не нужная никому, кабы не постучались однажды в ворота парень с девушкой, все в крови, с ног валятся. Взмолились: «Приютите, люди добрые, некуда нам больше идти». Сжалился над ними пастух, пустил, отогрел, молоком козьим напоил, и остались они у него жить. Парень коз пасти помогал, девушка — по хозяйству. Смотрел на них старик, нарадоваться не мог — у самого детей никогда не было, уж боялся, что помрет, никому хозяйство не передав, а тут на старости лет радость такая привалила! Ровно через год затрубили у крепостных стен рога. Вышел старик и видит — стоит армия огромная. Впереди воин на гнедом коне. Заметил старика и говорит: — Ведомо нам стало, старик, что пригрел ты на груди своей двух змей подколодных, так мы по их душу пришли! Дашь их нам — тебя не тронем, а не дашь — так не обессудь, весь замок твой сровняем с землей! Не выдал их старик, ответил: — Тот, кто в этих стенах волю нашел, никогда ее больше не потеряет! Отдал тогда воин приказ штурм начинать, но стал по правую руку старика парень, по левую — девушка, и три дня и три ночи не могло огромное войско троих отважных героев победить! Когда же покорена была крепость, увидели воины, что не с живыми людьми, а с призраками они сражались — и старик, и «дети» его в первые же минуты штурма погибли, но такова была их воля к свободе, что даже духи их три дня как живые сражались! Чудо такое узрев, упали воины на колени, поклялись, что никогда больше на чужую свободу посягать не станут. Потом так и остались там жить. Скоро их жены с детьми приехали, старую крепость Тамирь на камни разобрали, и возник Аму-Тамир, вольный град, где каждому страждущему рады. Того же, кто защиты попросил, даже стократ более сильному врагу не выдадут. Такая вот трогательная история… Да уж, очень трогательная — тут без некроманта явно не обошлось. Придание телесной формы призракам — это уже из высшего колдовства, даже мой отец таким редко балуется, предпочитая обычных мертвецов поднимать. Хотя надо признать, три материализованных призрака действительно любую армию остановят — страшная сила. За рассказом время проскочило незаметно. И вот мы уже у городских ворот стоим. Тиналис на физиономию знакомую маску «богатырь тупоголовый» надевает и давай волынку тянуть: — Эгей, добры молодцы… И далее по тексту: — …не тревожат ли вас напасти, не нужна ли помощь богатырская… У Тиналиса, как настоящего актера, каждое слово, каждый жест поставлен. Как выезжает на коне своем богатырском, так мы в тени его славы теряемся, даже тролль-великан, что уж о такой скромной персоне, как я, говорить. Все внимание на Тиналиса, ему же вся слава да почет — Алендас злится, но понимает, что сейчас не стоит вылезать. Тиналис свое дело знает — с ним нам еще ни в одном городе въездные подати платить не довелось, и документы никакие не нужны — настоящая слава богатырская лучше любой подорожной двери открывает. Так и в вольном граде Аму-Тамире вышло. Уже минут через пять стражники, на седьмом небе от счастья, что встретить самого Тиналиса посчастливилось, не только внутрь пропустили, а еще и эскорт до лучшей таверны предоставили. Как оказалось, не лишняя предосторожность: столько народа я еще нигде не видывал! И все при полном параде — мужчины в длинных парчовых халатах с золоченой вышивкой, тюрбаны на головах; женщины в пышных шелковых платьях в десять слоев, под которыми при желании пару человек спрятать можно. Праздник у них, что ли? Надо будет у Тиналиса спросить, когда один на один останемся. Уж он точно должен знать. Таверна, куда нас местные стражи порядка сопроводили, стояла в самом центре города, так что из окон открывался просто восхитительный вид на центральную площадь, городскую ратушу и огромный, никогда таких не видел, эшафот, на котором парадно одетый палач в лиловой мантии натягивал петлю, рядом музыканты играли развеселую мелодию, по всей площади танцевали молодые пары, радостно носились дети, сотни разноцветных флажков украшали стены домов, придавая площади праздничную атмосферу. Забавно. Я, конечно, знал, что в иных краях чья-то казнь — народный праздник, но даже представить не мог, что настолько радостный. — Праздник, — улыбнувшись, подтвердил мои догадки Тиналис. — Только ты, парень, не переживай, это не взаправдашняя казнь, это старый-старый обычай. Каждый год на него тысячи людей со всей Республики Аму-Майна съезжаются. Тут ведь как жизнь устроена — лето суетливое, сплошные караваны да торжища, ни выходных, ни праздников; зима унылая, весь город до следующего лета будто в спячку впадает. А между ними, осенью да весной, два великих празднества проходят — Рождество да Смертовство. Весной все радуются тому, что скоро сезон торговли начнется, жизнь закипит, золото в город рекой потечет, а осенью торговый сезон в последний путь провожают, тоже веселятся. Есть у них такое суеверие: если сезон торговли, как подобает со всеми почестями, в последний путь не проводить, обидится он и на следующий год уже не вернется. Вот и устраивают пышные торжества, апофеоз которых «казнь торговца». В давние времена настоящего торговца казнили, да уже лет триста, как вместо него огромное соломенное чучело вешают — сначала в клетке держат, потом с царскими почестями на эшафот несут, вслед кто цветы, кто мелкие монеты кидает, все радуются, смеются. А потом палач чучелу соломенному петлю на шее затягивает, и висит оно ровно неделю — по городу все это время карнавал идет, сплошные пляски да танцы. Ну а потом чучело торговца из петли вынимают, хоронят по полному церемониалу, гости по домам разъезжаются, карнавальные костюмы в сундуки до следующей весны прячут, и погружаются люди на зиму в скорбь великую… Мы еще вовремя успели, парень! Клетка, видишь, пустая еще, — значит, празднества только через пару дней начнутся. Мы к тому времени уже уехать успеем, а то ты даже представить себе не можешь, какое тут будет дикое столпотворение. Да уж, если сейчас на улицах протиснуться негде, то что будет через пару дней — представить не берусь! У нас таких официальных праздников, с тех пор как отец к власти пришел, и не проводилось толком. Ну разве что когда очередной принц рождался люди за здравие пили, а как умирал — за упокой, так и то спонтанно происходило. Если люди и гуляли, то по своему поводу: то свадьба, то похороны, то день рождения, то поминки троюродной тети — народ ведь погулять всегда повод найдет, ну и выпить за здравие али за упокой. А что туристы в наши края редко захаживают, так оно, может, и к лучшему, и без этих бездельников нормально живем. — Еще хорошо, — продолжал Тиналис, — что торговые ряды до «казни торговца» закрывать не принято — плохая примета, а нам хорошо закупиться надо. Перевал Кервранский не из легких будет, про Ушухунскую топь я даже не говорю — без должного снаряжения там можно сразу в трясине идти топиться, все равно толку не будет. Так что я сейчас на рынок иду. Поможешь, принц? Закупать нам много чего надо, а верхом сейчас по вольному граду Аму-Тамиру не проехать… — Почему бы не помочь, помогу! — пожал плечами я. Тем более больше некому — не Тына же с собой тащить, а остальные по срочным делам разошлись. Тронгвальду нужно было на срочное свидание — ему, пока мы через город ехали, какая-то молодица из окна подмигнула, и оставить это без внимания наш любвеобильный эльф просто не мог. Лютик впал в депрессию на почве «никто меня не любит», так мы ему, исключительно в медицинских целях, разрешили немного спиртом полечиться, чем он в ближайшей таверне и занимался — нашел своих сородичей, и так песни они горланили, что даже в номере слышно было. Ну а Алендас уже закупаться на рынок отправился — не стал доверять покупки врагу, предпочел сам о своем снаряжении позаботиться. Так что мы с Тиналисом вдвоем и остались — богатырь доспехи снял, чтоб особо не выделяться, дорожный плащ достопамятный надел, капюшон на голову накинул, и пошли мы на местный базар за покупками. Только сначала в лавку сувенирную заглянули. — Хозяин здешний передо мной в долгу, — пояснил Тиналис. — Я ему когда-то отличную партию чанвонских луковиц продал. Редкий, между прочим, товар, только вампиры выращивать и умеют. Мне случаем во время одного из подвигов досталось. А то мы совсем на мели — сглупил я, когда проклятому колдунишке все наше золото отдал, а закупать нам много чего надо. — А как же камни из короны Тот-Де-Лин… — Не надо имен! — перебил богатырь. — Великого короля, — поправился я. — Тут, наверно, их можно выгодно продать — вон сколько торговцев, должны найтись настоящие ценители… — Эх, парень, ничего ты в торговом деле не смыслишь! — поучал меня Тицалис, пересчитывая полученные от лавочника золотые монеты. — На такие вещи настоящего ценителя не на базаре искать надо, и не во дворце за бокалом столетнего вина, и не в башне магической — настоящие ценители такого добра в неприметных подвальчиках обитают, мимо которых обычный человек пройдет не повернется. Чтоб по достоинству камни из короны великого короля оценить, быть простым торговцем недостаточно — вот Анджелику Лихую помнишь, из бара «Солнышко»? Она за такую вещь могла бы истинную цену дать, если бы, конечно, такие деньги имела. А торговцы что, ну предложат пять — десять тысяч монет, так это даже не смешно! — Ты же сам за долг в две тысячи камень отдал… — удивился я. — Или скажешь, что за Лютика ничего не жалко? — За Лютика мне, принц, действительно ничего не жалко, да камень тот, я тебе сразу сказал, бракованный. Ему тысячи полторы красная цена, Анджелика еще пожалела нас, что принять согласилась. Она ведь все-таки дама, хоть по виду и не скажешь, а дамы к камням драгоценным особую страсть имеют. Так что тут камни менять я не буду, и того, что получил, хватить должно. А ты, парень, еще не начал жалеть, что так щедро со мной расплатился, а? — хитро улыбаясь, спросил Тиналис. — Ни капли, — честно признался я. — Не знаю, как тебе, а мне моя жизнь любых фамильных реликвий дороже. — И то верно, — кивнул богатырь. — Да ты не думай — знал бы я сразу, какой ты парень хороший, и за один аванс помочь согласился бы… Недаром говорят, что честность — лучшая политика. Сказал бы Тиналис: «Даром бы тебе помог», в жизни не поверю, а «за один аванс» — другое дело, этот самый аванс подороже стоит, чем у иного короля сокровищница. Но мне не жалко. Если бы мой отец в свое время не пошел в короли, то эти камни и доныне пылились бы в уголке сокровищницы, никому не нужные и всеми забытые. Пусть уж лучше делу богатырскому послужат, чем мертвым грузом валяться. Хотя, конечно, определенные права я на них мог бы заявить… Но я не скряга. Я думал, что в торговых рядах богатырь первым делом оружие да теплые вещи пойдет покупать, а он вместо этого в сторону лавок с разными магическими ингредиентами отправился. Мыши сушеные на вес, кровь девственницы на разлив — по золотой монете за бутылку, поганки да мухоморы поштучно… У отца такого добра тоже немало в кладовках, да он все это скорее за детские шалости считал. Вот перья феникса, рог единорога, клюв гиппогрифа[11]— это настоящая магия. Да такие вещи ценителям по предварительной договоренности продают, из рук в руки, так что на базаре такого добра в жизни не встретишь. Впрочем, Тиналис и не искал — покупал, на что глаз падал, и все в свой мешок сбрасывал. — А это зачем? — не выдержал я, когда он пол аршина[12] волчьих кишок попросил отмерить. — Ты что, колдовать собрался? — Почти, парень, почти, — только загадочно улыбнулся Тиналис, — Придет время, сам все увидишь. Ну увижу, так увижу — от особого любопытства жизнь рано отучила, так что докапываться не стал. Тем более зная Тиналиса. Если пообещал рассказать, значит, расскажет, — может, обстановка не та и при людях о таких вещах говорить не положено. В конце ряда мы огромный котелок купили. В нем и зелья варить, и готовить если что можно — удобная штука. Пока по степям да лесам ехали, не раз сокрушались, что никто с собой нечто подобное взять не удосужился. Когда один-два человека — оно не особо нужно, проще перекусить на скорую руку, чем что-то сложное варить, но когда такая большая, разномастная компания, да еще и едоки не из последних — с котлом удобнее. Набрал воды, бросил зелени, зайчатины свежей нарезал, солью посыпал — вот тебе и сытный, наваристый бульон, и вкусно, и желудок не жалуется. Следующим пунктом программы ряды с теплой одеждой были. В вольном граде Аму-Тамире еще тепло, как летом, но мы ведь на несколько верст вверх подниматься собрались, а там уже сейчас, с земли видно, все снегом засыпано — троллю хорошо, он такой шерстью покрыт, что никакой мороз не возьмет, а нам что, мерзнуть прикажете? Не пойдет. Себе Тиналис выбрал отличный меховой полушубок, шерстяную кофту, чтоб под доспехи можно было надеть, кожаные рукавицы да ботинки на волчьем меху. Я примерно то же самое. Для эльфа удобная магическая куртка нашлась, почти даром, все равно ни на ком, кроме эльфов, она тепло держать не будет. Ну а для Лютика в специальной лавке гномий доспех, внутри горным мхом покрытый, отыскался. Между прочим, большая редкость — горный мох по всему миру ценится, теплее и долговечнее любого меха будет, да вот беда — на пару линий[13] за две сотни лет вырастает, так что товар это редкий и достаточно дорогой. Тиналису пришлось хорошо поторговаться, пока нам согласились доспех за божескую цену уступить — и то почти все золото ушло. Можно сказать, по дешевке отхватили. Для коней купили меховые попоны да специальные насадки на подковы, чтоб на льду не скользили. Для тех, кто через Ушухунскую топь перебираться собрался, специальная лавка имелась. Весной и летом, по словам Тиналиса, тут вечно очереди стояли, а сейчас сезон кончился, вот мы одни и оказались. Даже хозяин не сразу вышел, пришлось минут десять звонить. Зато уж закупились по полной. Палка-нюхач, которая при большой концентрации болотного газа светиться начинает, да и другие запахи определять умеет; водоступы на ноги; водоступы на копыта — без них не пройти, не везде по твердой земле тропы ведут, местами через трясину перебираться придется. Порошки, которые на время болотную тину затвердеть заставляют. Между прочим, большая редкость, с другого края света везут, в сезон днем с огнем не найти, нам еще очень повезло, что несколько бутылочек досталось. Последние. Кряхтел Тиналис, пыхтел, но купил, не поскупился, порошок использовать — золото под ноги бросать, но вещь иногда просто незаменимая. Самое главное — две бутыли зелья, что всю мошкару ядовитую отпугивают. Без них пятьдесят саженей пройдешь — от болячки экзотической скончаешься. Ну и по мелочам: дрова особые, что воды не боятся и в любом болоте костер развести позволяют; дорожный камень, что, если заблудишься, нужное направление поможет найти; карты Ушухунской топи — толку особого нет, там белых пятен побольше, чем карты той, да лишними не будут. Столько всего набрали, что в одиночку даже богатырю не унести. Тут-то моя помощь и понадобилась. Напоследок еще в продовольственные ряды заглянули — охота, конечно, и на Кервранском перевале, и в Ушухунской топи будет, да лучше при себе запас провизии иметь. На пару дней хватить должно. Солонины пару фунтов, сухие овощи, фрукты да ягоды — веса мало, а питательность неплохая. Говорят, в заморских странах из особых зерен продукт варят, что и горек, и видом черен, да съешь пару долек — мигом голод утолит. У нас такого отродясь не водилось. Мы все больше по старинке, как предки, питаемся, кушаем, и в вольном граде Аму-Тамире так же поступают. Ах да, еще пилу купили. Зачем, Тиналис так и не пояснил. Наверно, что-то пилить. До таверны еле дошли — и не столько покупки на спину давят, сколько народ на улицах ходу не дает. И веселые все, радостные — ходят, поздравляют друг друга, обнимаются, смеются. — Торговца в клетку посадили… — предположил Тиналис. И действительно, из окна таверны хорошо видно — посреди площади клетка огромная появилась, в таких только зверей диких держат, прутья, — в мою руку толщиной. А в середине огромное соломенное чучело сидит, в пышные одежды наряжено, на поясе кошель, на голове шляпа широкополая, пуговицы камзола так и блестят. Сразу видно, торговец. Народ вокруг клетки кругами ходит, и кто монетку через прутья тайком бросит, кто цветок, а дети и вовсе конфеты да леденцы на палочках. Чучело по-особому закреплено, когда ветер дует — головой кивать начинает, вроде как людей благодарит… — И что, они теперь всю ночь вокруг гулять будут? — спросил я. — Не, ночью торговцу спать положено, а вот утром, если хотим нормально выбраться, пораньше надо выезжать. Попал я один раз в разгар карнавала, так полдня через толпу проехать не мог… Как Тиналис сказал, так и сделали. Еще солнце не взошло, а коней оседлали, мешки на сивого мерина взвалили. Лютика через пони перебросили, веревкой привязали — пусть отсыпается, всю ночь тоску в браге сивушной топил, теперь еще долго спать будет. И поехали к северным воротам. Стража нас без лишних вопросов выпустила, — видно, и сама уже праздновать начала, судя по цвету физиономий. А дальше — прямая дорога на перевал. Сейчас пустынная, кому охота в такую рань, да еще во время празднества, туда соваться. А в сезон, по словам Тиналиса, забитая. Это только говорят, что вольный град Аму-Тамир у самого Кервранского перевала стоит. На деле еще ехать и ехать. Перевал ведь не дорога торная, до него еще сначала через холмы перебираться, потом предгорья идут уступами, так что, если останавливаться не будем, только до вечера и доберемся. Вверх-вниз идет дорога, между холмами петляет, через ущелья по мостам проложена — Тамирский хребет, он ведь недаром одной из величайших горных цепей мира считается. Материк, считай, пополам делит, все ветра поворачивает, все реки в нем истоки берут. Не только высотой запредельной да скалами отвесными Тамирский хребет славен. Он ведь живой еще, трясется, года не пройдет, чтоб где-нибудь у подножий очередное поселение камнями не завалило. Да мелкие городки что — сегодня завалило, а завтра уже опять отстроились, матери новых пекарей да пахарей родят, а такие города, как вольный Аму-Тамир, и за десяток лет не возродить. Вот и построили его в отдалении, где ни землетрясения, ни оползни, ни лавины снежные не грозят, а ближе только склады временные, где в сезон торговцы свой товар сбывают. Сейчас пустыми гробами стоят — двери до весны досками заколочены, ждут, когда «торговец родится» и можно будет очередной сезон открывать. К полудню дорога петлять перестала — вверх пошла. Вокруг первые горные отроги начались, ветра холодные задули, как бы предупреждая: поверни, путник, а то дальше хуже будет. Да куда нам сворачивать — попоны на коней накинули, Малиновка поартачилась немного для вида, да тоже не стала противиться, и дальше поехали. А навстречу — ни души. И неудивительно, некому сюда ехать. Это летом на той стороне перевала на границе Ушухунской топи целый город вырастает, охотники, что за шкурой ушухунской выдры и ушухунского бобра съезжаются, травники, которые особые, нигде больше не растущие травы собирают, любители приключений, что за легендарными богатствами топи со всего света прибывают. Там ведь каких только диковинок не встречается. Золото по берегам ручьев самородками разбросано. Драгоценные камни из-под тины болотной сверкают — только руку протяни, и если это не глаз плотоядного живоглота, а действительно камень, на всю жизнь обогатишься. Опасна Ушухунская топь, да богата, недаром на торговле ее дарами целый город вырос. Ради одной капли яда ушухунской гадюки иные торговцы с другого края света в вольный град Аму-Тамир приезжают и любую цену выложить готовы. Как солнце через зенит перешло, короткий привал устроили. Лютика отвязали, он еще долго ругался: мол, я Ксеркс Навуходоносор, а вы со мной, ик, как с последним орком поступили, как вы так могли, милые. Коней накормили, бурдюки из горного ручья наполнили, этого добра, по идее, должно много быть, да уж больно вода вкусная попалась. Чистая-чистая, на равнине такой не бывает. Ну и дальше поехали. Ветер все крепчал, прохладно стало, хоть мы еще и на версту не поднялись, а ведь перевал сам в высшей точке почти до четырех тысяч верст от уровня моря доходит. И все же это действительно перевал, будто специально природой для людского удобства созданный, чтоб не приходилось весь хребет дальней дорожкой объезжать. К вечеру до самого перевала как раз добраться успели, дальше дорога не прямо, а петлями вдет вдоль склона, шириной — две телеги с трудом разъедутся. На ветках елок да сосен первый иней появился, а чуть выше вроде как и снег лежит, да разглядеть не успели. В предгорьях ночь резко настает — вроде только что солнце светило, а уже темно, только месяц рогатый с небес светит, дорогу указывает. В темноте по горному серпантину только самоубийца петлять пойдет, так что пришлось останавливаться. На привале Тиналис развел костер, котелок с водой на огонь поставил и давай туда всякую гадость из мешка кидать, перемешивать. — Ба! Да наш Тиналис-богатырь великий решил кулинарные таланты проявить! — восхитился Алендас. — Видать, понял, что на богатырском поприще ничего не светит, решил в повара податься. Это ты, Тиналис, молодец, только смотри, кабы первый опыт боком не вышел… Сам эту гадость первым пробовать будешь… — И буду, — ко всеобщему удивлению, ни капли не обиделся богатырь. — А ты, Алендас, вот увидишь — еще добавки попросишь! — Я? — искренне удивился тот. — Ты, ты. Это ведь не простое варево, — улыбался Тиналис, бросая в котел нечто очень похожее на мухоморы. — За этот рецепт мне султан однажды предложил половину своей сокровищницы, да еще двух любых жен на выбор в придачу, но я отказался! За этот рецепт, — продолжал богатырь, кроша нечто напоминающее бледную поганку, — наставник Рокшерской Монастырской Академии предлагал мне вне очереди первый дан, но я отказался. За этот рецепт, — или меня глаза подводят, или в котел полетели ложные опята, — совет старейшин острова Ян-Вон обещал мне тысячу рабов и две тысячи рабынь! Но я отказался! — И что же это за рецепт такой бесценный? — усмехнулся Алендас. — Этот рецепт, — рассказывал Тиналис, высыпая в котел волчьи ягоды, — достался мне волею случая от одного старого, мудрого шамана, который жил на самом берегу Моря Вечных Льдов. Величайший секрет его тысячи лет передавался из поколения в поколение. Северные шаманы его так и зовут — брагабраг, что означает «напиток богов». Тот, кто единожды вкусит сей божественный напиток, уже никогда не забудет его неповторимый вкус: когда холодно, он способен согреть, когда голодно — утолить голод, когда печет жгучее южное солнце — подарить прохладу, когда терзают тревоги — успокоить. Сей напиток подарит храбрость тому, кто боится, вернет веру тому, кто чувствует обреченность, подарит надежду тому, кто разуверился в жизни. Храбрые воины пьют его перед боем, чтоб рука была тверда, а сердце не ведало страха. Седые старцы пьют его на пороге смерти, чтоб не терзаться болью и страданиями. Мудрые шаманы пьют его перед чародейством, чтоб открыть свою душу и не тяготиться бренным телом. Мы его выпьем перед походом, чтоб в горах не мучил холод, в болотах — неуверенность, а в логове дракона — страх! Собственно говоря, все уже должно быть готово. Подставляйте миски! Сказать Тиналису, что я добровольно такое вот зелье пробовать не собираюсь, или сам догадается? Думаю, догадается. Даже тролль с подозрением на котелок покосился — что туда богатырь бросал, мы все видели, и не верится, что из этого всего нечто съедобное может выйти. Но только улыбнулся Тиналис, разгадав наши подозрения, достал полный черпак прямо из котла и выпил залпом. — Ух, хорошо… — встряхнулся богатырь. — Только кой-чего не хватает… — Порывшись в мешке, он выудил какую-то зеленую бутылку и смело вылил ее содержимое в котел, — А вот теперь должно быть как раз то, что надо! Ну что, будете пробовать, или я тут один такой смелый? Не, не один. Раз уж Тиналис живой остался, значит, не яд, уж он себя добровольно травить не станет. Все себе варева налили, никто не испугался, и, надо сказать, не зря — сразу волна тепла по всему телу пошла, и так хорошо стало, как я себя еще никогда не чувствовал! Будто гора свалилась с плеч, и на душе сразу стало легко и весело. Все же северных шаманов не зря как великих мастеров во всем мире знают, недаром каждый уважающий себя колдун хоть раз да пытался их секреты выведать — только все без толку! Никому не говорят, как из простых мухоморов чудодейственный эликсир сварить, что любую рану затянет, а из оленьих рогов — волшебное зелье, которое даже столетнего старца на ночь в не знающего устали юношу способно превратить! И как Тиналис у них один из секретов вытянул — ума не приложу, а сам он в жизни не признается. Уж что-что, а чужие секреты богатырь хранить умеет… Как до дна весь котел выхлебали — Алендас больше всех уплетал, — так спать и завалились. Хорошо, тепло, все тревоги куда-то далеко-далеко на задний план ушли, и, надо сказать, так крепко, как в эту ночь, я еще никогда в жизни не спал. Ни кошмары не мучили, ни детские воспоминания (что в общем-то те же кошмары). Спал как убитый, а утром проснулся свежий, бодрый и просто переполненный новых сил. Одно удивило: Малиновка какая-то сама не своя была, ну да это, наверно, от тревоги — еще бы, поздней осенью Кервранский перевал штурмовать, на такое не всякий герой сподобиться может! А может, завидно, что ее никто напитком богов не угостил. И как это я не догадался… |
||
|