"Загадка доктора Хауса человека и сериала" - читать интересную книгу автора (Уилсон Л.)

Ник Маматас ПОЧЕМУ НАМ НРАВИТСЯ ХОЛМС И НЕ НРАВИТСЯ ХАУС?

Для внимательного наблюдателя не составит труда заметить, что в основе идеи создания образа доктора Грегори Хауса лежит знаменитый литературный персонаж — детектив Шерлок Холмс. В именах героев одинаковые гласные; кажется, Хаус получил свое имя так же, как известный герой Рекса Стаута — сыщик Ниро Вульф. Английские гласные O и E можно обнаружить в обоих именах ShErlOck HOImEs и NErO WOlfE, и, как показывает Джон Д. Кларк, эти гласные занимают сходные позиции.[30] По мнению Кларка, Стаут намекает на то, что Вульф — сын Холмса. Так и Грегори Хаус (GrEgOry HOusE) укладывается в эту схему. И конечно, имя Хаус, обозначающее в переводе «дом», сходно с именем Холмс, которое тоже обозначает «дом».

Сериал просто наполнен подобными параллелями и аллюзиями. Герой «Хауса» — поклонник Холмса, это мы видели в серии «Поймай крота»[31] (3–8), в которой Хаус пишет на конверте «Игра пошла».[32] Как и Холмса, Хауса едва не убил человека по имени Мориарти (это происходит в конце второю сезона в серии «Без причины» (2–24)). Хаус, как и Холмс, наркоман.

У Холмса кокаиновая зависимость, а Хаус постоянно глотает викодин. Даже номер дома, в котором живет Хаус, 221 (серия «Охота» (2–7)), тот же номер, что у Холмса на Бейкер-стрит. Обоим доводилось нарушать закон для достижения своих целей, и у обоих «проблемы с властями», как назвал бы это современный психолог.

Есть и менее заметные параллели. Как известно, в рассказах Артура Конан Дойля повествователь — доктор по фамилии Уотсон. А его имя? Если вы сказали «Джон», вы правы. Но вы также правы, если назвали имя Джеймс: так его зовут в рассказе «Человек с рассеченной губой». И у Хауса есть компаньон: доктор Джеймс Уилсон. Уилсон, как и Уотсон, был не раз женат и любит женщин[33]: Уилсон то живет у Хауса, то съезжает — как и Уотсон с Бейкер-стрит, 221, «б».

Оба — и Уотсон и Уилсон — чувствуют ответственность за своего друга. Заслуга Уотсона в том, что он выводит Холмса из наркотической зависимости. В рассказе «Пропавший регбист» он говорит:

В сериале «Хаус» Уилсон поначалу старался не замечать зависимость Хауса, но в конце концов обратился в полицию, пытаясь с ее помощью убедить Хауса пройти курс реабилитации и в итоге отказаться от викодина. И детективу и врачу нужен допинг или какое-то сложное дело, чтобы получить удовлетворение, иначе они впадают в черную меланхолию. В начале серии «Кто твой отец?» (2–23) Кадди обращается к Хаусу по поводу сложного больного, и тот, почуяв интересный случай, даже на время забывает о заначке морфия.

Холмс — гений, но его компетенция далеко не безгранична. В «Этюде в багровых тонах» Уотсон пишет: «Невежество его было так же велико, как и его гений. Похоже, что в вопросах современной литературы, философии и политики он почти не разбирался». (15) В серии «Спортивная медицина» (1–12) Хаус говорит с сарказмом: «Какой стыд, что я не хожу на выборы». И у Холмса и у Хауса в жизни была лишь одна Женщина, хотя они не упускали возможности пофлиртовать. И тот и другой использовали трость в качестве оружия.

Есть, однако, и существенные различия. Холмс легко нарушает закон: проникает в чужой дом, лжет, обещает жениться, если это нужно для того, чтобы раскрыть преступление. Законность вторична, как он это объясняет в «Конце Чарльза Огастеса Милвертона»: «Я никогда не тороплю события, и я никогда не пойду на энергичные и опасные действия, если возможны другие варианты… Поскольку это морально оправданно, мне остается только учесть вопрос личного риска. Конечно, джентльмен не должен слишком долго раздумывать в ситуации, когда дама отчаянно нуждается в его помощи». (195–196)

Конечно, Хаус тоже постоянно нарушает закон и нормы медицинской этики. Однако его мотивы гораздо более важны для поствикторианского сознания, чем обязательства джентльмена среднего класса. Холмсу доставляло удовольствие решать загадки и бороться с преступниками, но его мотивы всегда были обусловлены ценностями его эпохи, которые также во многом оправдывали его методы. Он мог притвориться кем-то и обмануть горничную, ухаживая за ней, но это, как нам объясняют, в порядке вещей, поскольку на карту поставлена честь дамы, что гораздо важнее, чем сантименты простушки-горничной. Ведь горничная, скорее всего, выйдет замуж, как только Холмс исчезнет из ее жизни.

Хаус спасает жизни. Между прочим, он спасает жизни людей, даже если знает, что они лгуны, неверные супруги, убийцы. Он делает это, потому что считает, что у всех есть право на жизнь. В серии «Приятие» (2–1) он даже берется лечить Кларенса, приговоренного к смертной казни, в то время как «положительные» герои сериала, включая Кадди, склоняются к тому, чтобы проигнорировать больного убийцу и отослать его назад в тюрьму. Доктор Кэмерон, на руках которой в тот момент была умирающая пациентка, упрекает Хауса в том, что тот пытается продлить жизнь убийцы, а не жизнь больной раком, чья смерть неминуема. Она говорит в сердцах, хотя Хаус терпеть не может такие эмоции: «Когда умирает хороший человек, эта смерть должна сказаться на всех. Кто-то должен это заметить. Кто-то должен прийти в отчаяние». Хаус будет спасать жизнь любого или, по крайней мере, попытается ее продлить, ведь пока он плачет по хорошей женщине, чтобы доказать, что он добрый, заботливый и сострадательный, умрет кто-то другой.

Это подводит нас к главному вопросу в отношении двух персонажей: почему Холмс герой, а Хаус антигерой? Нам нравится Холмс, но не нравится Хаус.

Решающим оказывается внешний фактор. Начнем с того, что Холмс — настоящий джентльмен. Он культовый образ детектива, прогуливающегося по лондонским улицам. Этого детектива мы привыкли видеть одетым по моде викторианских джентльменов среднего класса. Совсем другое — Хаус: он неопрятен, одевается как попало. Ему ничего не стоит нагрубить женщинам, с мужчинами он лишь немногим более обходителен. Если Холмс приберегает свои высокомерные замечания в адрес неразворотливых и неумелых полицейских, чтобы позже повторить их Уотсону, — Хаус беспрестанно язвит всех и вся.

Холмс, несмотря на свою неординарность, далеко не девиант, его реплики предназначаются в усладу читателям Конан Дойля. Он даже верит в Бога, повествуя об этом в «Морском договоре»: «Нигде так не нужна дедукция, как в религии. Логик может поднять ее до уровня точной науки. Мне кажется, что самой верой в Божественное провидение мы обязаны цветам. Все остальное — наши способности, наши желания, наша пища — необходимо нам в первую очередь для существования. Но роза дана нам сверх всего». Это мнение Холмса, опубликованное в 1893 году, было своеобразным бальзамом для читающей аудитории. Общество в тот период было потрясено богопротивными идеями Дарвина и Маркса. То, что эрудированный литературный герой объявлял о своей приверженности Богу, успокаивало публику, а также было готовым аргументом, которым можно было воспользоваться в споре с этими ужасными безбожниками-атеистами.

Сегодня американское общество, без сомнения, заинтересовано в вере, а атеисты являются одной из «приемлемых» мишеней общественного презрения и порицания. И тем не менее Грегори Хаус в «Трех историях» (1–21) говорит о самой жизни: «Я считаю более удобным верить, что она [жизнь] не испытание». Хаус также говорит о Боге и неверии в серии «Хаус против Бога» (2–19), но верующие могут не сомневаться: Хаус не доставит им сомнительного удовольствия лицезреть, как в трудную минуту он обращается за помощью к вере. На телевидении нам редко показывают атеистов, и хотя Хаус изображен злобным и травмированным образцовым примером атеиста, авторы никогда не ставят его на место в силу принципа dues ex machina[34]. Игра «Хаус против Бога» завершилась вничью. Чуда не произошло. И Хаус даже не получил по первое число от какого-нибудь самодовольного верующего. В уста Хауса вложено мнение, которое большинство зрителей сочтет неприятным, а он за это не наказан.

Сочувствующий Уотсон рассказывает о Холмсе, когда очередное дело раскрыто, и идет на все, дабы представить Холмса в самом выгодном свете. Даже после их размолвки из-за того, что Холмс пошел на нарушение закона и оскорбил горничную в «Конце Чарльза Огастеса Милвертона», Уотсон быстро идет на мировую. Фигура Холмса заполняет все повествовательное пространство. Мы видим мораль, закон и преступление исключительно его глазами. Только потому, что Уотсон — благодарный слушатель и партнер, такими же благодарными оказываются и читатели.

Хаусу в этом отношении не повезло. Телевидение по естественным причинам избегает повествования от первого лица. Камера объективна, она не отражает восприятие отдельного субъективного рассказчика. Поэтому нам показывают отрицательную реакцию на Хауса со стороны Кадди, Кэмерон и Уилсона и, конечно, пациентов. Несмотря на моральные недостатки разных больных — в этом они похожи на многих преступников и даже некоторых клиентов Холмса, — мы, как зрители, сочувствуем людям, испытывающим боль. Нам легче представить самих себя на больничной койке, в смятении, в страдании, старающихся не говорить лишнего о себе, чем в роли отчима, пытающего убить приемную дочь с помощью ядовитой змеи.

Это не означает, что в сериале нет ни одного ракурса, показывающего Хауса с положительной стороны. Третий сезон и появление Триттера, мстительного полицейского, который предъявил Хаусу обвинение в употреблении наркотиков, внесли лепту в изображение Хауса более человечным. Если бы все серии сезона свелись к одной — «Закон и порядок» — или к похожему фильму о полицейских, мы бы, конечно, испытали ненависть к Хаусу и ко всем высокомерным врачам, которые ищут пути обхода и даже нарушения закона для того, чтобы защитить своего замечательного друга. Мы бы все сорок минут смотрели, как Триттер настаивает на том, чтобы ему дали полномочия заморозить счета и запретить доктору Уилсону выписывать рецепты. А если бы Хауса показали, то лишь на несколько минут, чтобы мы увидели, как он ухмыляется, увиливает от прямою ответа, а затем — как его морально раздавят парой неудобных вопросов. С точки зрения Хауса и всей больницы тактика полицейского кажется агрессивной, оскорбительной, просто невероятной.

Всю серию Триттер требует, чтобы Хауса отстранили от работы, потому что он наркоман и в один прекрасный день может угробить пациента из-за своей наркозависимости и эгоцентризма. (Да разве есть врач, ни разу не потерявший больного, и разве есть судья, не поставивший под сомнение невиновность этого врача?) Но Хаус людей не убивал, хотя, бывало, облегчал уход из жизни одних и спасал других. Он спасает жизни людей, и это все, что его интересует. Уилсон и его ассистенты зачастую обвиняют Хауса в том, что он слишком зациклен на разгадывании «загадки»; в серии «Меня не реанимировать» (1–9) Уилсон даже выдумывает психологический термин для обозначения этой страсти Хауса: «комплекс Рубика». Но дело не в этом. Дело в том, что Хаус действительно берется только за те случаи, которые ему интересны. Но сколько загадок и тайн он оставляет без внимания! Он не проводит научных исследований, его не особо интересуют данные анализов, он не тратит время и не распутывает внешне мудреные проблемы здравоохранения.[35] Если бы ему было интересно просто разгадывать эти загадки, он бы не стал ломать копья, а сидел бы в лаборатории, удовлетворяя свое любопытство. А раз он этого не делает, значит, ему хочется чего-то большего.

В конечном счете Хаус любит жизнь… И ненавидит людей. Жизнь для него — не просто испытание перед уходом в загробный мир, единственное, что для него имеет значение, — это количество прожитых часов и то, как эти часы прожиты. В серии «Найти Иуду» (3–9), когда ему задали вопрос о том, как будет жить девочка после ампутации руки, он ответил: «Главное в жизни — как ты живешь».

Он любит риск, и когда дело касается спасения умирающего, он отбрасывает в сторону вежливость, фальшь и глупые правила. Он не впадает в ярость, когда выясняется, что люди лгут и обманывают; какого бы мнения он ни был о больных или о чем-либо еще, это ему не мешает их спасать. Весь смысл заключается в том, чтобы жить.

Мораль других врачей и даже зрителей, по сути, основана на идее, что наша жизнь на самом деле это испытание и что после смерти мы будем вознаграждены или наказаны. Как атеист и врач Хаус хочет дать каждому, с кем он сталкивается, второй шанс. Большинство врачей хорошо справляются с типичными заболеваниями, но Хаус знает, что иногда только он может поставить правильный диагноз. Многие врачи не только ошиблись бы в диагнозе, но зачастую лучше опустили бы руки, чем стали бороться с болезнью, идти против закона или терпеть сочувственные взгляды коллег. Если жизнь под угрозой, закон и внешние приличия уходят на задний план.

К несчастью для Хауса, но к счастью для телесериала как такового, у Хауса нет защитников, кроме него самого. А он не торопится защищать себя, ему нет дела до водоворота экономического и социального хаоса, который царит повсюду, он делает свою работу: спасает жизни. Прочие герои также не могут защитить Хауса. Кадди восхищается Хаусом и результатами его работы, но по большому счету и в силу своего служебного положения она не считает, что в сумасшествии есть рациональное зерно. Уилсона не интересует человеческая натура; он не только не может сохранить отношения, но ошибается в каждом своем утверждении относительно Хауса, начиная с синдрома Аспергера и заканчивая его своенравием и одиночеством. Кэмерон в Хаусе видит только жертву, нуждающуюся в помощи. Форман не испытывает симпатии к Хаусу, а Чейз в нем ищет второго отца. Есть еще Стэйси Уорнер, порывающаяся спасать жизни, главным образом — жизнь Хауса, но ее желания остается всего лишь желанием.

Итак, «Доктор Хаус» — это исследование характера Шерлока Холмса с точки зрения эгалитарной культуры XXI века. В викторианской Англии джентльмены пользовались значительной свободой, тяжбы против них были достаточно редким делом, а у низших слоев общества никогда не было платформы для жалоб. Сегодня, в постмодернистской Америке, мы все равны, и то, что мы всегда поступаем правильно, не дает нам бесплатного билета на проезд. Специфика американского политеса, заключающаяся в том, что каждый ведет себя по отношению к другому как к совершенно равному, безжалостна. Отсюда так много ужасных судебных исков. Причина, по которой Хауса ненавидят, а Холмса обожают, заключается во временном контексте: если бы Холмс раскрывал преступления в наше время, его бы преследовала полиция, его бы возненавидели посетители квартиры на Бэйкер-стрит, и, помимо этого, объявили бы персоной, находящейся на грани аутизма.

Ник Маматас, автор романа «Движение под землей» в стиле Лавкрафта и битников (Night Shade Books, 2004) и повести «Северная готика» (история о привидениях с элементами марксистской гражданской войны, Soft Skull Piess, 2001), выдвинутых на премию имени Брэма Стокера в области «черного романа». Он опубликовал более 200 статей и эссе в таких изданиях, как «The

Village Voice», в журналах для мужчин «Razor», «In These Times», «Clamor», «Poets amp; Writers», «Silicon Alley Report», «Arbytes», в английской газете «Guardian», пять антологий в серии «Книги дезинформации» и миоге другое; более 40 рассказов и комиксов в журналах «Razor», «Strange Horizons», «ChiZine», «Polyphony» и др. Роман «Под моей крышей: о ядерном превосходстве соседей» вышел в издательстве Soft Skull Press в начале 2007 года.

Doyle, Arthur Conan. Sherlock Holmes: Selected Stories, N. C. Roberts, editor. Oxford Univer sity Press: Oxford, 1980.

_,A Study in Scurlet. Oxford World Classics: Oxford, 11)94

_ «The Adventure of Charles Augustus Milverton.» The Return of Sherlock Holmes. A. Wessels Company: New York, 1907,

«The Naval Treaty.» The Baker Street Connection. Retrieved 19 Dec 2006, lt; http://www citsofl.com/holmes/memoirs/na val.treaty.txt gt;

Queen, Ellery. In the Queen's Parlor. Simon and Schuster. New York, 1957