Глава 9. Игра

Наемница прекрасно помнила свою учебу, вылазки в Шейм-Оннэ, дозоры и пару походов, в которых довелось поучаствовать. И за все время в Шермеле она поняла, что можно уметь прекрасно драться, отлично стрелять, быстро бегать и бесшумно красться, но если ты впервые видишь своего напарника, то ни о каких действительно важных совместных делах и речи быть не может. Конечно, один шермельский наемник загодя доверял другому, но перед походом давался хотя бы день на подготовку, во время которого воины успевали, помимо всего прочего, присмотреться друг к другу и немного пообщаться, если нигде до того не пересекались.

И потому сейчас Риннолк, бредя по улице обратно в "Медный клюв", напряженно размышляла: с Кайсой они общались как раз день, но до того он пытался ее убить. Говорит ли попытка убийства о более близком знакомстве? И засчитывается ли спасение?..

— Тренируемся? — прервал ее внутренние вопрошания Кайса. Оказывается, уже дошли до постоялого двора. — Соберемся вечером, выйдем утром — полно времени…

— А та бабка нас не проклянет? — поинтересовалась Риннолк, вяло кивнув.

— А если и да? — пожал плечами бард. Вроде бы пошутил, но Риннолк едва сдержала дрожь. Любое упоминание проклятий вызывало у девушки желание коротко и резко ударить упомянувшего в челюсть — чтоб больше ничего сказать не успел. И прекрасно то, что Риннолк была достаточно разумна и вежлива, чтоб не поддаваться подобным порывам.

— Сейчас, только оружие возьму…

Поднявшись в комнату, Риннолк задумчиво погладила потертые ножны. Шпага и кинжал — те немногие вещи, что остались от шермельской службы… Шпага, кинжал, отличительный знак на рукаве колета — два скрещенных копья на синем поле — и памятная гравировка на застежке у горла. Казенный, выкупленный на последние деньги конь Репей… Риннолк не уставала напоминать себе каждый раз, что помимо этого, у нее осталось что-то гораздо более ценное — верные товарищи и опыт. Так что девушка мысленно отмахнулась от печалей, подошла к зеркалу, поправляя воротник рубашки, и усмехнулась, гордо вскинув голову: шермельский солдат всегда собран, быстр и готов к неприятностям. Приказ есть — приказ будет выполнен.

А потом позволительно и о своих личных делах побеспокоиться.

Бард сидел внизу, за столом, положив два длинных прямых кинжала на стул рядом, и смотрел в стену. В "Медном клюве" людей почти не было, хозяин занят тем, что выметает из-под стола скопившийся мусор и совсем не смотрит в его сторону, а значит, цеплять на себя доброжелательную маску вовсе не обязательно, и потому лицо Кайсы выражало спокойную усталость и даже, наверное, какую-то грусть. Риннолк нахмурилась — не хватало еще, чтоб хандра захватила их обоих. Наемница перепрыгнула последние три ступени и хлопнула ладонью по столу перед встрепенувшимся Кайсой.

— Такой чудесный день, а драки еще нет, — шермельские поговорки и присказки, которых Риннолк в свое время нахваталась в большом количестве, никогда не бывали лишними. — Собирай свои кости… и идем раздражать старух!

Кайса встал молча, но улыбнулся так, что обладай и так достаточно мнительная Риннолк чуть менее крепкими нервами, она бы решила, что все то время, пока Элле-Мир сидел здесь, он в красках расписывал способы ее убийства.

Признаться, умей наемница читать мысли, она бы насторожилась по-настоящему. Кайса как раз пытался найти способ разговорить девушку, и при этом не оставить ей возможности избежать ответа. Конечно, бард не стал бы офицером для тайных поручений, если бы не смог все-таки найти этот способ. Да, он был с какой-то стороны опасен, но до дрожи интересен. Кайса не обольщался насчет кристальной честности Риннолк — она относилась к тем людям, которые даже при необходимости сказать неприятную и нежелательную для них правду, сумеют сказать ее так, что неясностей и оговорок станет еще больше. Разгадывать загадки у барда не было времени, — как никак, служба на носу! — а потому приходилось идти на риск. Вставая из-за стола, Элле-Мир быстро прикинул, сколько у него есть времени, чтобы осуществить все свои коварные планы: до Зарега пешком он ходил дней за пять, не меньше, пара дней там, потом до границы с Думельзом, до столицы герцогства… недели две точно, если не месяц. Пока можно не торопиться…

— Кэнтарка Ишкен, несмотря на обиду, не изменила своих привычек, — засмеялся Кайса, кивая на недовольную старуху в окне.

Риннолк усмехнулась и вдруг подошла к стене конюшни, воткнула свой кинжал в доску и развернулась, заведя пустую левую руку за спину.

— У нас неравные шансы, — туманно объяснила наемница. — Нападай.

Кайса пожал плечами, быстро скользнул в сторону и ударил. Благо, контролировать свои удары и силу оба бойца умели достаточно хорошо, чтобы останавливать клинок вовремя. А что касается сложных боевых ситуаций… Риннолк их не допускала.

— Быстрее, — коротко бросила она, без труда ставя очередной блок. — Много скачешь… Неплохо, конечно, но учись блокировать…

Чего скрывать, Кайса был, — назовем вещи своими именами, — самовлюбленным придурком время от времени. Но — только в том, что касалось его песен. В остальном же здравый смысл и терпимость преобладали, поэтому даже выражайся Риннолк по типу незабвенных шермельских сержантов ("Куда попрыгал, козел ты хромоногий?!" и "В сортире так корячиться будешь, олух!"), Кайса в крайнем случае удивился бы. Ведь Риннолк действительно пыталась научить его драться лучше.

— К чему это? — фыркнула Риннолк, неожиданно шагнув вперед и умудрившись перехватить запястье барда левой рукой. — Все эти твои выверты полезны, если ты сам в них не теряешься.

Так как шпага сейчас находилась в опасной близости от шеи оборотня, слова прозвучали особенно убедительно. Кайса едва заметно улыбнулся, и Риннолк почувствовала легкий-легкий укол чуть пониже лопаток. Не пытаясь освободить запястье, Элле-Мир просто воспользовался тем, что две руки у наемницы уже заняты, и пустил в ход второй кинжал, до поры прятанный за спиной.

— В лучшем случае — два трупа вместо одного, — хмыкнула Риннолк.

— Зато не так обидно помирать, — философски заметил Кайса.

— Интересно… — Риннолк задумчиво пошевелила правой рукой, отодвинув лезвие не больше чем на палец. — Но вчера ты дрался гораздо лучше, что случилось?

— Ты знаешь… — Кайса мельком подумал, не убрать ли уже кинжал от спины наемницы, но быстро отказался от подобной идеи: так, как ни странно, ему было проще разговаривать с Риннолк — она не могла отвернуться или отвести взгляд, по крайней мере. — Ты знаешь, наверное у меня просто не хватает причин с тобой драться.

— То есть как? — нахмурилась девушка. — Ты же хотел научиться…

— И я тебе очень благодарен за помощь, — заверил Кайса. — Но я прекрасно обхожусь словами в случае мелких недоразумении, а в случае крупных мне, честно признаться, плевать на оружие. И на мое, и на чужое.

Кайса улыбнулся как мог ядовито. Риннолк могла бы пожать плечами и сказать, что тогда легче будет прекратить тренировки. Но… не зря она почуяла какой-то вызов.

— Что ты предлагаешь? — девушка чуть вздернула подбородок. Кайса про себя отметил, что эта ее кривая ухмылка удивительно преображает лицо наемницы, превращая спокойную маску в гримасу злобы и легкого, тщательно скрытого презрения.

— Ответы, — Кайса помедлил и убрал кинжал. — Твой проигрыш — мой вопрос. И твой честный ответ.

— Зачем? — Риннолк убирать оружие не спешила, но запястье отпустила.

— Подумай, какой замечательный получится метод учебы, — протянул Кайса, мигом теряя серьезность.

— Договор должен быть обоюдным, так?

Кайса, понимая, о чем она говорит, осторожно кивнул. Риннолк опустила шпагу и насмешливо улыбнулась.

— А тебе самому не надоест отвечать на мои вопросы? — девушка поразмыслила и добавила, покривив душой:

— К тому же, твои ответы мне будут неинтересны.

— Когда-нибудь они станут тебе интересны, — не смутившись, сказал Кайса. Риннолк скептически хмыкнула, и бард произнес как можно более беззаботно:

— Я тоже могу чему-нибудь тебя научить.

— Чему?

"Улыбаться не так мерзко", — неприязненно подумал бард, но ограничился лишь неопределенным взмахом руки.

— Я уже умею охотиться на зверей, — буркнула девушка.

— Это было особенно заметно, когда ты потеряла сознание, — напомнил Кайса и добавил более миролюбиво:

— Можешь придумать что-нибудь сама.

— Я придумаю, — пообещала Риннолк. — Я обязательно придумаю. А пока… Защищайся!

Разумеется, Кайсе ни разу не удалось одержать верх, но он радовался, а Риннолк обзывала себя последними словами. В мыслях, конечно.

По окончанию тренировки, памятуя о трудностях пути и обычной для дороги невозможности хорошо вымыться зачастую по паре недель, Риннолк заплатила за приготовление ванны. Все время, пока Тоннту, вместе со здешним вышибалой и конюшим, за неимением других слуг мужского пола в "Медном Клюве", заносили в комнату деревянную бадью и таскали горячую воду с кухни, Риннолк не могла найти себе места. Вот нужно ли было обращать внимание на такую провокацию и соглашаться на ненужную игру?! "Стратегический маневр", как с умным видом говорил сержант Декке. Честно говоря, в стратегии Риннолк смыслила мало, но то, что на уловку Кайсы она попалась непозволительно легко, понимала без посторонней помощи.

— А почему? — спросила она сама себя, когда, заперев дверь на щеколду, стащила одежду и ступила в воду. Девушка уселась на дно и провела пальцем по колену. Несколько коротких шрамов были памятью об особенно неудачном падении — со второго этажа, на покрытую щебенкой дорожку.

— А потому, Риннолк, — теплая вода и тихие слова успокаивали, и Риннолк никогда не думала, что разговоры с самой собой — признак сумасшествия, — что ты устала. Серьезно устала. И хочется немного подурачиться. Только не надо ничего забывать…

Девушка с удовольствием откинулась в достаточно большой и удобной бадье и улыбнулась в потолок. И в тот момент никто не назвал бы ее улыбку мерзкой.

Кайса тоже озадачил хозяина "Медного Клюва" тасканием горячей воды, а вдобавок "безмерно огорчил" обещанием своего очередного ухода.

— Бродяжка ты какой-то, — высказалась однажды Керра, печально вздыхая. Но добрая хозяйка постоялого двора никогда не призывала барда остепениться, и Элле-Мир серьезно подозревал, что в годы своей молодости Керра, скорее всего на пару с Тоннту, сама участвовала в парочке-другой приключений.

— Ну, до ваших-то сказок нашим историям далековато, — смеялась Керра на все расспросы Кайсы.

— Приключения не приключения, а на пару баечек-то наберется, — загадочно ответствовал Тоннту.

Кайса качал головой и не оставлял попыток разговорить чету Унен, но хозяева "Медного Клюва" хранили свои маленькие тайны. И глядя на них, бард постоянно думал о том, что каждый человек заключает в себе целый мир, в котором бродят просто шеренги историй и вереницы песен.

Бард невольно улыбнулся — забавный, однако, способ разгадывания тайн он сегодня выбрал…

На то, чтобы собраться, времени ушло мало. Необходимые в походе вещи вроде огнива, топорика и небольшого котелка всегда лежали на одной из полок, крупу и хлеб можно купить утром у Тоннту, воды набрать в колодце у "Медного Клюва", запасная одежда в сундуке, а сапоги чистить, благо, не нужно. Всякую мелочь "на удачу" Кайса попросту сгреб в мешочек. Сначала хотел выбрать лишь пару вещиц, но вовремя вспомнил про свой сон и решил, что удача лишней не бывает. Неприятностей королевская плата еще не приносила, а сон… когда рядом Эйм-Онк, твой король — могущественный колдун, а ты сам оборотень, невольно начинаешь обращать внимание на сны.

Сон, конечно же, повлек за собой воспоминание о Вирхен. Наверное, такими раньше были феи… Кайса даже потряс головой, ловя себя на непривычных сравнениях. Странно, раньше он если и выражался как восторженный юнец, то только в песнях — от лица героя какой-нибудь баллады. Такие герои обычно либо восторгались неземной красотой прекрасной дамы где-то в сторонке, строча бесконечные послания предмету своих грез, либо падали к ее ногам, красиво и возвышенно признаваясь в любви… Умирали обычно в конце песни. Тоже красиво и возвышенно. Но, — вся нечисть Эйм-Онка! — Вирхен была как раз такой девушкой, перед которой падают на колени. Которой целуют руки и за которую умирают.

Кайса обозвал себя дураком. Не помогло — он обзывал себя дураком слишком часто, особенно в последнее время.

Нужно было петь сегодня. Он всегда так делал в последний вечер перед уходом, если было время. Еще бард надеялся отвлечься — и, разумеется, надеялся напрасно. Потому что если уж вода не помогла смыть с себя ненужные воспоминания, то из песен и вовсе на ум шла только одна. И нехорошая какая-то, тревожная… Такие поют в последнюю ночь Хороводов, когда нечисть спокойно разгуливает даже по улицам больших городов. Впрочем, Кайсе она нравилась. Ему всегда нравилось то, что он пел. И собравшимся в зале посетителям "Медного Клюва", кажется, тоже…

Я обязательно приду,

Травы промолчат.

Я обязательно приду —

Шаги не прозвучат.

Я встану под твое окно

под скуленье псов.

Ты зажжешь свечу и спросишь

"Ты из снов?"

Да, из снов, из них,

И глаза мои белы,

А вечер слишком тих.

Вечер слишком темен,

И ссохлась еловая ветвь

над светлым твоим окном.

Дай на тебя посмотреть,

Но слышишь — никогда,

Никогда не впускай меня в дом…

Риннолк уже слышала эту песню, в Шермеле, случайно. Отстояв положенные ойты ночного караула и доложившись офицеру, Риннолк не хотела отправляться спать. Немного поразмыслив, она решила пойти проведать старого Нильвгана. Нильвган занимал в ту ночь будку ночного сторожа — второго человека после офицера, ответственного за караул и стражу Шермеля в темное время суток. Половине солдат седой Нильвган, всю жизнь прослуживший в пехоте, был как родной дядька, и Риннолк не была исключением. В ту ночь он[Author ID1: at Wed Jun 2 00:12:00 2010]Нильвган[Author ID2: at Wed Jun 2 00:12:00 2010] сидел у двери сторожки, на небольшой скамеечке, неспешно набивая табаком длинную глиняную трубку. По привычке бесшумно подходя к сторожке, Риннолк и услышала этот тихий напев. Тогда голос был глухой и хрипловатый, да и песня казалась другой, слышать ее сейчас от одного из лучших бардов Даремла Риннолк было страшно непривычно.

Она смотрела на барда — молодого и прямо-таки светящегося изнутри[Author ID1: at Wed Jun 2 00:12:00 2010], - и вспоминала старика, всегда спокойного, с чуть насмешливой улыбкой и глазами, глубоко-глубоко в которых, пряталась тоска.[Author ID1: at Wed Jun 2 00:12:00 2010][Author ID1: at Wed Jun 2 00:12:00 2010]

Дай запомнить тебя такой.

Странникам, магам, нечисти

И влюбленным — не обрести покой…

Не улыбайся сегодня, не говори,

Забейся в угол, плачь, молись!

Лучше бойся меня — я стерплю.

Я терпел всю жизнь.

Да, я из снов, пожалуй,

Да, я из снов, из них

И глаза мои белы,

А вечер слишком тих.

Вечер слишком темен,

И ссохлась еловая ветвь

над светлым твоим окном.

Дай на тебя посмотреть,

Но слышишь — никогда,

Никогда не впускай меня в дом…

У Нильвгана были дети, внуки и могила жены, куда он приходил каждый месяц. Что там было, в его прошлом, Риннолк не знала, а Нильвган не говорил. Может, ничего не было, а может — слишком много…

А что пел Кайса дальше, Риннолк не слышала — ее опять клонило в сон.

ппосмотрел на Кайсу и Риннолк, — как бы вы не пытались не связываться с политикой, вы в нее все-таки вляп… дождался недоуме

Отступление 2

По неширокой дороге брела кобыла. Обычная белая кобыла, только без головы. А что зде[Author ID1: at Wed Jun 2 00:12:00 2010]сь такого?.. [Author ID1: at Wed Jun 2 00:12:00 2010]Отозвалась на свист черной, едва различимой в ночи фигуры, подбежала почти бесшумно.

— В путь пора, — прошептал человек, чье лицо было скрыто широкими полями шляпы и темным шарфом. — Нам пора в путь.

И вновь умелые руки запрягли безголовую лошадь в крытую повозку, скрипнули колеса, склонил голову возница, едва управляя белой тварью.

Луна скрылась за тучами — а значит, путь открыт и безопасен…