"Идеальное убийство" - читать интересную книгу автора (Сэйерс Дороти Ли)

17 История провинциального адвоката

И тот, кто дал нам новых правителей, может дать нам и новые законы. Уизер. «Рассуждения человека, довольного жизнью»
Письмо от мистера Пробина, адвоката в отставке, Вилла Бьянка, Фьезоле, мистеру Мерблесу, адвокату, в Стейпл-Инн

«Только для Вашего сведения Уважаемый сэр, я внимательно прочел Ваше письмо, касающееся смерти мисс Агаты Доусон из Лихемптона, и постараюсь как можно точнее ответить на Ваши вопросы с тем условием, что сведения о делах моей бывшей клиентки, которые я собираюсь сообщить, будут сохранены в строгой тайне. Я делаю для вас исключение потому, что Вы обратились ко мне с запросом от лица офицера полиции, занимающегося расследованием этого случая.

Итак, Вас интересует: 1) знала ли мисс Агата Доусон о том, что, в соответствии с новым актом, если она хочет быть уверена, что мисс Уиттакер унаследует ее имущество, ей необходимо составить завещание; 2) обсуждал ли я с ней вопрос составления завещания и какова была ее реакция; 3) поставил ли я мисс Мэри Уиттакер в известность о положении, в котором она может оказаться, если ее тетка скончается позднее 31 декабря 1925 года, не оформив завещания?

Итак, весной 1925 года один из моих знакомых юристов обратил внимание на некоторую расплывчатость формулировок в новом акте; в особенности это касалось термина «потомки». Я немедленно пересмотрел дела всех своих клиентов, чтобы убедиться, что они сделали необходимые распоряжения, которые позволят избежать судебных тяжб по вопросам наследования. В процессе этого пересмотра мне стало ясно, что наследование мисс Уиттакер собственности Агаты Доусон полностью зависит от интерпретации термина «потомки», использованного в новом законе. Я знал, что мисс Доусон, преследуемая страхом смерти, с которым нам в нашей профессии часто приходится сталкиваться, упорствовала в своем нежелании составлять завещание. Тем не менее, я решил, что должен разъяснить ей ситуацию и сделать все, что в моих силах, чтобы завещание было подписано. С этой целью я и прибыл в Лихемптон; точную дату моего визита я назвать не могу — кажется, 14 марта.

К сожалению, я застал мисс Доусон в тот момент, когда ее сопротивление самой идее подписания завещания достигло апогея. Доктор недавно проинформировал ее о том, что скоро ей потребуется новая операция, которая должна будет состояться через несколько недель; для обсуждения вопросов, связанных с ее возможной кончиной, момент был самый неблагоприятный. Она не хотела даже думать о смерти и утверждала, что окружающие плетут заговор, надеясь запугать ее до такой степени, чтобы она не пережила предстоящую ей операцию. Похоже, что бестактная медсестра строила в ее присутствии подобные предположения перед первой операцией — однако мисс Доусон пережила ее и рассчитывала пережить вторую, если только ее не будут пугать и тревожить.

На самом деле, случись ей действительно умереть во время операции, необходимость в завещании отпадала сама собой.

Я указал мисс Доусон на это, объяснив, что прошу ее подписать завещание именно потому, что не сомневаюсь в благополучном исходе операции, и еще раз, с максимальной ясностью, растолковал ей положения нового акта. Она ответила, что в таком случае мне вообще не надо было приезжать и беспокоить ее этими разговорами. У нее будет достаточно времени, когда Акт о праве собственности вступит в силу.

Дело в том, что ее врач настоял на том, чтобы ей не сообщали, какой болезнью она страдает, — они всегда так делают, — поэтому она была уверена, что вторая операция поставит ее на ноги и что она проживет еще много лет. Когда я попытался настаивать — говоря, что мы, юристы, предпочитаем, чтобы все было прояснено и четко оформлено, — она пришла в ярость и практически выставила меня из дома. Через несколько дней я получил от нее письмо: она обвиняла меня в неуважении и сообщала, что больше не может доверять человеку, который повел себя с ней так грубо. По требованию мисс Доусон я передал ее дела мистеру Ходжсону из Лихемптона и с тех пор не поддерживал никаких связей с ней или другими членами семьи.

На первых два ваших вопроса я ответил. Что же касается третьего, то я совершенно точно не счел нужным ставить мисс Уиттакер в известность о том, что она гарантированно получит наследство только в том случае, если ее тетка либо умрет до 31 декабря 1925 года, либо подпишет завещание. Хотя у меня и не было повода заподозрить юную леди в злонамеренности, я всегда придерживался того мнения, что потенциальным наследникам не нужно знать в точности, на что они могут рассчитывать в случае неожиданной кончины наследодателя. Если смерть произойдет при необычных обстоятельствах, они окажутся в сложном положении, а факт подобной осведомленности будет говорить против них.

Единственное, что я счел нужным сделать, — это сообщить ей о своей готовности прибыть в их дом по первому требованию, в любое время дня и ночи. Конечно, передача бумаг мисс Доусон в руки другого нотариуса положила конец моему участию в этом деле.

В октябре 1925 года мое здоровье пошатнулось; я решил оставить свою должность и переехать в Италию. Британские газеты в эту страну поступают нерегулярно, поэтому я пропустил сообщение о смерти мисс Агаты Доусон. Но то, что она произошла столь внезапно и при обстоятельствах, которые можно назвать загадочными, безусловно, насторожило меня.

Вы хотели также узнать мое мнение о состоянии рассудка мисс Агаты Доусон на момент нашей с ней последней встречи. Так вот, она была в здравом уме и трезвой памяти — по крайней мере настолько, чтобы самостоятельно заниматься дедами. Безусловно, юридические тонкости не были ее сильной стороной, поэтому мне пришлось приложить немало усилий, чтобы объяснить ей, к каким последствиям может привести принятие нового акта. Будучи всю жизнь уверена, что наследство всегда переходит к следующему по степени родства, старая леди не допускала и мысли, что такое положение может измениться. Мисс Доусон утверждала, что правительство никогда не примет этот закон. Я попытался внушить ей, что именно так и будет, но на это она ответила, что в судах сидят разумные люди, которые в любом случае не допустят, чтобы ее деньги и недвижимость наследовал кто-либо кроме Мэри Уиттакер, какие бы новые законы ни принимал парламент. «Почему это герцогство Ланкастерское должно получить мои деньги? — упрямо повторяла она. — Я даже незнакома с герцогом». Несмотря на приложенные усилия, я не был уверен, что она до конца поняла то, что я ей говорил о выморочной собственности, если не будет написано и подписано ею грамотное завещание. Но она всеми силами старалась положить конец обсуждению этой неприятной темы.

Тем не менее, у меня не возникло никаких сомнений в том, что она пребывала целиком и полностью в своем уме. Подписание же завещания казалось мне необходимым потому, что я опасался за исход операции, в результате которой она могла утратить дееспособность, например, находясь под постоянным воздействием опиатов.

Надеюсь, я сообщил Вам все, что Вы хотели узнать.

Искренне Ваш

Т. Пробин».


Мерблес дважды внимательно перечитал это письмо. При всей своей осторожности, он не мог отделаться от мысли, что случай со смертью мисс Доусон все больше напоминал уголовное дело. Мелким старческим почерком он набросал короткую записку инспектору Паркеру, в которой просил его при первой же возможности заглянуть в Стейпл-Инн.

Увы, таковая возможность представилась Чарльзу не сразу. Два дня подряд он обходил нотариальные конторы, его уже подташнивало при виде очередной медной таблички на дверях. Периодически он вытаскивал из кармана список и безнадежно подсчитывал количество контор, которые ему еще предстояло посетить.

Паркер был человеком педантичным и усердным. Когда они с Уимзи совместно расследовали какое-либо дело, по молчаливому уговору само собой разумелось, что всю муторную, кропотливую, утомительную работу должен проделывать именно он. То, что лорд Уимзи спокойно перекладывал эти занудные обязанности на плечи дотошного инспектора Скотленд-Ярда, иногда здорово раздражало Паркера. Так было и на сей раз. День выдался жаркий. На мостовых толстым слоем лежала пыль. Ветер гонял по улицам обрывки бумаги. Раскаленные автобусы были битком набиты пассажирами. Небольшое кафе, в которое Паркер заскочил, чтобы перекусить на скорую руку, насквозь провоняло жареной камбалой и спитым чаем.

Уимзи же, как было известно нашему инспектору, обедал в тот день у себя в клубе, а затем вместе с Фредди Арбатнотом собирался смотреть каких-то новозеландцев. Паркер столкнулся с ним, когда милорд в элегантном сером костюме беззаботно фланировал по Пэлл-Мэлл. Чертов Уимзи! Почему бы ему не успокоиться самому и не оставить в покое эту мисс Доусон? Пусть бы лежала себе в могиле — так нет же, Уимзи влез в это дело и довел его до такой стадии, когда Паркеру волей-неволей пришлось заниматься им. А теперь еще эти бесчисленные нотариусы!

Паркер действовал по собственной системе, которая могла принести плоды — но могла и не принести. Он еще Раз изучил новый Акт о праве собственности и пришел к заключению, что, ознакомившись с ним, мисс Уиттакер непременно должна была посоветоваться с опытным юристом.

Первым делом она наверняка подумала бы о тех, кто жил в Лихемптоне, и обратилась бы к ним — если только мысль об убийстве уже тогда не засела у нее в голове. Соответственно, прежде всего Паркер отправился в Лихемптон и поговорил с тремя нотариусами, занимавшимися собственностью и практиковавшими в городке. Все трое утверждали, что в 1925 году ни мисс Уиттакер, ни кто-либо другой не обращались к ним с подобными запросами. Один из них — старший партнер фирмы «Ходжсон и Ходжсон», которой мисс Доусон передала свои дела после стычки с мистером Пробином, — с изумлением взглянул на Паркера, когда тот изложил ему суть дела.

— Уверяю вас, инспектор, — сказал он, — что, если бы этот вопрос был мне задан, я, в свете дальнейших событий, наверняка вспомнил бы о нем.

— Вполне возможно, что вы не рассматривали новый закон именно под этим углом, поэтому у вас и не возникло подозрений, когда вы оформляли наследство мисс Уиттакер, — предположил Паркер.

— Вы совершенно правы. Если бы нам пришлось разыскивать наследника, то я, вероятно, и вспомнил бы об акте. Однако у меня были четкие распоряжения, переданные мистером Пробином. Мисс Доусон скончалась за два месяца до вступления нового акта в силу — поэтому вопрос о наследовании был решен, в общем, автоматически. В действительности я даже не предполагал, что новый акт каким-то образом может повлиять на это дело.

Паркер заявил, что это весьма удивляет его, а затем познакомил мистера Ходжсона с просвещенным мнением мистера Тоукингтона, которое того весьма заинтересовало. Таков был единственный результат посещения Паркером Лихемптона, если не считать того, что он весьма польстил мисс Климпсон, навестив ее и выслушав отчет о беседе с Верой Файндлейтер. Мисс Климпсон проводила его До станции в надежде повстречаться с мисс Уиттакер — «уверена, вам будет очень интересно взглянуть на нее», — однако на сей раз им не повезло. Паркер подумал, что, может быть, это и к лучшему. Хотя ему и хотелось повидать Мэри Уиттакер. он решил: не нужно, чтобы та видела его, особенно в компании с мисс Климпсон.

— Кстати, — сказал он своей спутнице, — вам придется как-то объяснить мой визит миссис Бадж, чтобы она не проявляла излишнего любопытства.

— О, я уже объяснила, — заверила его мисс Климпсон с обезоруживающей улыбкой. — Когда миссис Бадж сказала, что меня хочет видеть некий мистер Паркер, я сразу же подумала, что ей вовсе не обязательно знать, кто вы такой, и быстро ответила, что вы — мой племянник Адольфус. Надеюсь, вы не против немного побыть Адольфусом? Забавно, но это было единственное имя, которое пришло мне в голову. Уж не знаю почему — у меня никогда не было знакомых Адольфусов.

— Мисс Климпсон, — торжественно произнес Паркер, — вы — восхитительная женщина, и я бы не обиделся на вас, назови вы меня хоть Мармадьюком.

Теперь расследование пошло в новом направлении. Если мисс Уиттакер не обращалась к юристам и нотариусам в Лихемптоне, то с кем же она тогда консультировалась? Ведь для чего-то она приготовила бумаги и двух свидетельниц, дабы быстренько узаконить завещание в свою пользу! Конечно, существовал еще мистер Пробин, однако вряд ли она выбрала бы его. Она не могла знать сего достопочтенного мужа по Крофтону, ибо никогда прежде не жила вместе ни с Кларой Уиттакер, ни с Агатой Доусон. Впервые они встретились, когда Пробин приехал в Лихемптон побеседовать с мисс Доусон. Нотариус не счел нужным поставить Мэри Уиттакер в известность о цели своего визита, однако по реакции тетки она, безусловно, Поняла, что речь шла о завещании. Будучи осведомлена о Новом акте, Мэри могла решить, что именно эту тему обсуждали ее тетка и мистер Пробин, и огорченный нотариус, покидая дом, не стал рассказывать племяннице о безрезультатной встрече со своей доверительницей. Спроси она его о причинах подобной скрытности, он наверняка ответил бы, что больше не желает заниматься делами мисс Доусон, и перенаправил ее к мистеру Ходжсону. Кроме того, если бы она обратилась к нему с вопросом, после смерти ее тетки нотариус наверняка вспомнил бы об этом. Нет, кандидатура Пробина исключалась. Итак — что же дальше?

Для человека, которому было что скрывать, который хотел затеряться среди других людей, словно лист в лесу, которому нужно было сохранить инкогнито, существовала лишь одна возможность обеспечить себе безопасность и скорейшее забвение. Лондон. Большой город-муравейник, где соседи отнюдь не стремятся знакомиться друг с другом. Здесь владельцы магазинов не узнают в лицо даже своих постоянных покупателей. Здесь врачей зачастую приглашают к совершенно незнакомым пациентам, которых они никогда больше не увидят.

Здесь вы можете лежать мертвым в собственном доме, и о вас никто не вспомнит до тех пор, пока инспектор из газовой компании не придет проверять счетчик. Здесь незнакомцы ведут себя дружелюбно, а друзья появляются и исчезают подобно мотылькам. Лондон, в чреве которого похоронены самые невероятные тайны. Лондон — нелюбопытный, неразборчивый, равнодушный.

«Десять к одному, что она отправилась в Лондон, — решил Паркер. — Все они думают, что будут здесь в безопасности».

Конечно же, Мэри Уиттакер хорошо знала Лондон. Она работала в Королевском госпитале. Это означало, что район Блумсберри был известен ей лучше всего. Паркер отлично знал, что лондонцы редко выходят за пределы своих тесных орбит. Если только за время службы в госпитале ей не случалось по чьей-либо рекомендации обращаться к юристу в другом квартале, то, скорее всего, она пошла в одну из контор Блумсберри или Холборна.

К несчастью для Паркера, этот район так и кишел юридическими и нотариальными бюро. Грейз-Инн-роуд, сам Грейз-Инн, Бедфорд-роуд, Холборн, Линкольнз-Инн — медные таблички гроздьями пестрели на дверях, словно ягоды в малиннике.

Вот почему в этот жаркий июньский полдень Паркер был так утомлен и раздосадован.

Нетерпеливым движением он оттолкнул от себя пустую тарелку, расплатился с официанткой и пошел по направлению к Бедфорд-роуд, который решил обследовать в тот день после полудня.

Он начал с первой конторы, попавшейся ему по пути — она принадлежала Дж. Ф. Триггу. Паркеру повезло. Юная фация, сидевшая в приемной, проинформировала его, что мистер Тригг только что вернулся с ланча, как раз сейчас свободен и может побеседовать с посетителем. Паркера пригласили войти.

Мистер Тригг оказался обходительным, розовощеким джентльменом, недавно разменявшим четвертый десяток. Он предложил детективу присесть и спросил, чем может ему помочь.

В тридцать седьмой раз Паркер приступил к изложению сюжета, сочиненного им специально на этот случай.

— Я только временно остановился в Лондоне, мистер Тригг, и вас мне порекомендовал молодой человек, с которым мы разговорились в ресторане. Он называл свое имя, но оно, к несчастью, вылетело у меня из головы, кроме того, это не имеет особого значения, ведь так? Дело в следующем. Мы с женой приехали в Лондон, чтобы повидаться с ее теткой, точнее, не совсем теткой: моя жена приходится ей внучатой племянницей. Эта тетка серьезно больна. Собственно, она умирает.

Так вот, старушка питает самые теплые чувства к моей жене, и всегда подразумевалось, что после смерти тетки миссис Паркер унаследует ее состояние. Оно довольно значительное, и мы… не то чтобы очень в нем нуждались, но в общем-то рассчитывали его получить, чтобы когда-нибудь обеспечить себе спокойную старость. Вы меня понимаете?.. Других родственников у старушки нет, поэтому, хотя она иногда и заговаривала о том, чтобы оформить завещание, мы не слишком-то о нем тревожились, считая, что моя жена в любом случае наследует состояние своей тетушки. Однако вчера мы говорили с одним знакомым, и он поверг нас в недоумение, сообщив, что недавно был принят какой-то закон, по которому, если старая леди не подпишет завещания в пользу своей внучатой племянницы, то моя жена ничего не получит. Кажется, он сказал, что состояние признают выморочным и все деньги пойдут Короне. Я, конечно, ему не поверил, но моя жена сильно разволновалась — видите ли, здесь затронуты и интересы наших детей, — поэтому я решил обратиться за советом к юристу, ведь тетка может скончаться в любую минуту, а мы так и не знаем, приглашала ли она нотариуса, подписала завещание или нет. Итак, каково же положение внучатой племянницы в соответствии с новым Актом о правах собственности?

— Окончательной ясности здесь пока нет, — важно ответил мистер Тригг, — однако я бы посоветовал вам все-таки выяснить, было ли оформлено завещание, а если нет, то оформить его как можно скорее, пока наследодатель в состоянии это сделать. В противном случае вашей жене действительно грозит опасность лишиться наследства.

— Похоже, вы неплохо знакомы с этим вопросом, — улыбнулся Паркер. — Вероятно, вам неоднократно задавали его, с тех пор как новый акт вступил в силу?

— Ну, я бы так не сказал. Видите ли, это довольно редкий случай, когда единственной наследницей остается лишь внучатая племянница.

— Правда? А вы не помните, не обращался ли к вам кто-либо с этим же вопросом летом 1925 года, мистер Тригг?

На лице нотариуса появилось озадаченное и слегка встревоженное выражение.

— А почему вы спрашиваете?

— Вы можете без колебаний ответить мне. — Паркер вытащил из кармана свою полицейскую карточку. — Я инспектор полиции и провожу расследование. Пришлось изложить вам придуманную историю, чтобы узнать ваше мнение по данному вопросу.

— Ясно. Что ж, инспектор, в таком случае, думаю, я могу рассказать вам о том случае. Мне действительно задавали этот вопрос летом 1925 года.

— Вы помните, при каких обстоятельствах это произошло?

— Конечно. Я никогда их не забуду — точнее, их последствий.

— Интересно… Прошу вас, расскажите мне обо всем, что случилось, и как можно подробнее.

— Непременно. Одну минутку… — Мистер Тригг высунул голову в приемную. — Бэдкок, я занят с мистером Паркером и никого не принимаю. Итак, мистер Паркер, я к вашим услугам. Не хотите ли закурить?

Паркер принял предложение и раскурил свою видавшую виды вересковую трубку. Мистер Тригг же, дымя сигаретой, перешел к изложению приключившейся с ним истории.