"Игра на слух" - читать интересную книгу автора (Сухоросов Михаил)

ГЛАВА 13

Вот он, Камень, играет зелеными искорками, но они постепенно превращаются в редкостной красоты фейерверк, а потом нас подхватывает разноцветный искрящийся вихрь. Медленное кружение периодически растворяет меня… в огне?.. в воде? Да, это океан, прозрачный по всей своей глубине, и подо мной с удивительной быстротой проносятся диковинные растения, остовы кораблей, руины затонувших тысячелетия назад городов, мимо скользят похожие на пестрых насекомых рыбы. Повернув голову, вижу плывущую рядом Ильмиру, а она смотрит на меня, и глаза у нее большие, чуть раскосые, но цвет под водой не различить. Дышится удивительно легко, хотя над нами толща океана, мы как-то сумели отрастить себе жабры. Вода тепла и приятно обтекает тела, сопротивления почти не чувствуешь…

Но рано или поздно все кончается, и мы выныриваем куда-то в ночь, и это не здесь, это в моем родном городе Бурге, где полным ходом идет весна, а я в кольчуге, и потому чувствую себя крайне неловко, но никто на это внимания не обращает, так что надо искать Ринге. Как? Это просто, как все гениальное: надо обратиться в справочное бюро. Вон какая милая девушка за стойкой… Да, конечно, она знает Ринге, кто же его не знает, отвечает она и начинает медленно покрываться шерстью. А где его найти? «В зоопарке!» — рявкает девушка, превратившаяся тем временем во что-то совсем уже звероподобное. И тут я понимаю — надо бежать из этого зоопарка. Вон какая толпа на улицах собралась — у одного крокодилья пасть в улыбке щерится, другой, склонив рога, роет копытом асфальт… Все показывают пальцами на нас, а мы делаем вид, будто нас это совсем не касается, маскируемся, шифруемся, черта лысого кто угадает и разгадает, но без Ринге тут не обошлось. Менты читают детям правила броуновского движения, туда-сюда-обратно, тебе и мне приятно, раз — и на кладбище, а там, как водится, на могильной плите трое с газеткой, на газетке — плавленый сырок и хлеб, а бутылка подходит к концу… Приглядевшись, узнаю в них памятники с главной улицы, и тут они втроем накидываются на девушку, чтобы отнять у нее весло…

Продолжения мы с Ильмирой ждать не стали, мы срочно сменили мир, и в лето господне 1428 мой отряд с божьей помощью и во славу дофина вышел в тыл англичанам в том бою, в каких-то трех лье от Руана, но нас оказалось все-таки слишком мало. А Ильмиру приняли за Жанну д'Арк, и стоит ли упоминать, что председателем трибунала святейшей инквизиции, мрачной и строго законспирированной фигурой, оказался наш старый знакомец Ринге, но я успел вызвать подмогу, и вскоре три моих мушкетера так лихо выкрали подвески, что ему осталось только руками развести, а разведя ими, он уже не смог удерживать Ильмиру, и нам удалось бежать.

Мы скрывались от каждой знающей нас собаки, меняли обличья и шило на мыло, прятались в каждой встречной реке от дождичка в четверг, но Ринге был не только дождем и четвергом. Нас с Ильмирой все-таки схватили и в цепях отправили в Новый Свет, но в море спастись легче, если притвориться, что ты утонул…

Вся фантасмагория кончается сразу и мгновенно — резкий скачок если не в реальность, то во что-то близкое, под ленивый холодный дождь, в полночь на перекресток… улиц или дорог? Знаю только, что по бокам в отдалении — не то холмы, не то жилища, не то нечто среднее. откуда-то из-за них выбивается тревожный, неприятно-оранжевый свет, он играет на рваных тучах, бешено несущихся в непроглядную темноту, и ветер напевает глухо и тоскливо.

Обнимаю Ильмиру за плечи:

— Тебе холодно?

Она молча кивает, я плотнее укутываю ее своим плащом:

— Змейство… И куда бы это нас занесло? Да еще курева нет…

— Надо идти.

Мрачно смотрю на нее:

— Куда?

— Неважно. Где-то должны быть люди.

— А тот, кого мы ищем, человек? Я вот лично не уверен. И вообще, по закону тайги если видишь человека — обойди подальше, так чтоб он тебя не заметил.

— Здесь не тайга.

— Да уж это точно, — я зябко поежился и проверил меч в ножнах. Как-то нехорошо здесь. Неуютно. Даже не пусто, а мертво…

— Ну, раз так, пошли куда глаза глядят, — а ведь я даже по сторонам света здесь сориентироваться не могу…

— Пошли, — Ильмира под плащом плотнее прижимается ко мне.

— И все-таки, — спрашиваю уже на ходу, — ты хоть приблизительно догадываешься, где мы?

— Похоже на Ущелье. Но это не Ущелье.

Вот тут и разбирайся… Но уж коли выбора все равно нет, придется играть в странника. Можно попытаться перейти в другой мир, но что это даст? К тому же, есть у меня некое предчувствие, что сначала возможности этого мира надо использовать — мы ведь явно не случайно сюда попали. Я бы, конечно, предпочел, что-нибудь потеплее… Но кто-то здесь живет — дорогу ведь протоптали… если это, конечно, дорога. Так, блазнит меня, что-ли? Или в самом деле кто-то есть?

Бросаю коротко Ильмире:

— Ну-ка, стой… — оставляю плащ у нее на плечах, делаю пару шагов вперед. — Кто здесь?

— Если б я хотел тебя убить, я бы уже сделал это, — знакомый голос! Причем говорит явно эльф… Я неуверенно произношу:

— Хельг?

— Бывший, — он подходит ближе. Перекладываю меч в левую руку:

— Ну, здравствуй, что ли, братец названный…

— Ты всегда желаешь здравствовать тем, кого уже нет? — Хельг медленно обходит нас с Ильмирой по кругу, мы поворачиваемся, не сводя с него глаз. На всякий пожарный берусь за рукоять меча обеими руками:

— Но здесь и сейчас — ты жив? Хельг?

— Все зависит от тебя. Кто ищет мертвых — находит мертвых, а им нечего делить с живыми.

Что-то он сам на себя не похож… Наверно, смерть меняет не только людей.

— Я ищу человека по имени Ринге. Мертвого человека. Или не человека.

— Или не мертвого.

— Что это значит?

— То, что здесь я тебе не помощник. Мы теперь в разных мирах. Теперь я знаю, что с тобой было, когда ты попал туда, где мы были братьями… Ведь в своем мире ты тоже умер?

— Я туда возвращался…

— И умер еще раз? Мне это знакомо.

— Но мы с тобой смешали кровь. Ты поможешь мне найти Ринге?

— Не понимаю, что значит — найти? Иди — и встретишь его.

— А куда идти?

— Безразлично. Ты должен его встретить — и ты его встретишь.

— А ты куда сейчас пойдешь?

— В другую сторону.

— Ты пока еще не знаешь, куда пойдем мы.

— Это неважно. Пока — прощай. Если и встретимся, то не здесь. Если б я даже хотел тебе помочь, все равно не смог бы. Вы, люди, очень любите «если», — неожиданно заключает он на прежний хельговский манер, поворачивается и уходит, сгорбившись и волоча ноги, в дождь. Кстати, дождь что-то разошелся… Капли так и секут.

— Ильмира, будь другом, дай плаща кусок…

И опять мы идем, завернувшись в мой плащ. Грязь хлюпает под ногами, клочья туч летят по небу, словно лавина призраков. А дорога все уже, только теперь это не дорога, а улица, и совсем узенькая стала — четверо с трудом разойдутся. Только расходиться тут некому, все покинуто. Как после чумы… Кстати, очень похоже.

Ильмиру колотит крупная дрожь, наклоняюсь к ней:

— Ну, все, все, хватит бояться… Не бойся, я здесь, — и коротко целую ее. Поворот, дальше — перекресток, за ним тянется улица пошире, а вдали — костры. Опасность. Но не какая-то конкретная, она всюду — равномерная, тяжелая, непонятная, опасность висит в воздухе, растекается в грязи под ногами… Еще кто-то на дороге.

— Эй, кто тут?

Никакого ответа. Человек сидит, привалившись к стене, вытянув странно прямые ноги. Подхожу, встряхиваю его за плечо:

— Не спи, замерзнешь!

Он заваливается набок, как-то сразу весь, твердый, как палка. Глаза открыты, лицо одутловатое, в каких-то пятнах. Мертв, причем мертв не очень долго. Странно, я думал, здесь можно встретить только покойников, разгуливающих где и как попало. Оказывается, и покойники мрут… Черный юмор какой-то.

Словно в ответ на мой невысказанный вопрос Ильмира тянет меня за плащ:

— Пошли… Это уже другой мир.

— То есть как?

— Не знаю. Я чувствую… Но это долго объяснять. Здесь ни места, ни времени не существует, все спутано в один клубок… Пошли, Мик, там какие-то люди, я их боюсь.

По улочке, где-то в сотне метров, шествует четверка с факелами, один ведет под уздцы лошадь, впряженную в повозку, жутко скрипят колеса. Повозка нагружена почти до самого верха, но чем?.. Люди молчат. Когда они подходят ближе, замечаю длинный шест с крюком в руках у каждого, лица закрыты плотными повязками. Как-то не тянет меня встречаться с ними… Тащу Ильмиру за руку — подальше, скрыться за углом ближайшего здания. Теперь я разглядел, чем нагружена повозка.

— Еще один, — глухо произносит передовой из-под маски, труп поддевают крючьями, взваливают поверх груды мертвецов на повозке — там, кажется, сплошь разинутые черные рты и скрюченные пальцы.

И вся четверка сворачивает по направлению к нам. И надо уходить, но ноги, как в кошмаре, прилипают к загаженной мостовой.

— Эге, Руперт, тут живые!

Закутанная фигура вытягивает руку с факелом, коптящее пламя горит где-то в метре от моего лица, с шипением летят на землю горящие капли. Ну нет, я и дальше намерен жить!

Выставляю перед собой меч, закутанный поспешно отодвигается, трое чуть сзади держат крюки наизготовку. Скрипучий старческий голос произносит:

— Что ж, привет вам, охотники за добром мертвецов!

— Попросим поделиться? — тут же спрашивает первый.

— Как нам отсюда выбраться? — это Ильмира. не успел я ее тормознуть!

А вместо ответа — сиплый хохот в четыре глотки. Наконец отвечает старик:

— Выбраться отсюда, благородные господа, можно только на нашей повозке… Не прибавите ли от щедрот бедным голодранцам?

Снова гогот, потом самый высокий басит:

— Ладно, девку, может, и проведем… только сначала на круг пустим.

— Валяй, Грего, — жестко отвечает старик. — Начинай. Но только тогда сам здесь с ними останешься.

— Ну, кто первый? — голос мой звучит сдавленно, Хельмберт описывает медленные восьмерки в воздухе.

— Ладно, — в голосе старика смешок. — Может, свидимся еще… когда вас отсюда повезем. Пошли, ребятки, нам еще две улицы очистить.

Шаркают шаги, лениво стучат копыта клячи, душераздирающе визжат, удаляясь, колеса. Ильмира смотрит на меня с ужасом:

— Что это, Мик?

Отвечаю жестко:

— Чума. Квартал наверняка оцеплен.

— Что же делать?

— Не знаю! Сама говорила — Сила из Камня знает, куда вести. Вот она и привела. Ладно, идем.

— Куда?

— Самое лучшее — в другой мир, пока тут заразу не подхватили.

— Нет, сейчас не выйдет… Это надо было с самого начала, — голос у нее такой, словно она вот-вот расплачется. Прижимаю ее к себе почти грубо, успокаиваю — а сам одними губами бормочу непечатные слова, но тут же себя обрываю. Руганью тут не поможешь.

— Тут ведь, чтоб попасть в другой мир, надо просто идти?

— Только не в зачумленном районе. Если не покинем его, останемся тут навсегда.

Вот это клюква… А квартал оцеплен, коню понятно, и из чумного квартала черта лысого кого выпустят. А будешь рыпаться — стрела в задницу, и порядок. Знать бы еще, в какой стороне окраина, в какой центр… А то на месте торчать глупо… хотя и задумано изначально еще глупей было — положиться на волю Силы из Камня. А там Ринге. Хотя я ему живым нужен, на кой ему лишние покойники?

Глажу Ильмиру по волосам:

— Ладно, что ж теперь… Прорываться будем. Главное — держись позади и не отставай. И неплохо бы, чтоб на заставе нас не заметили, пока близко не подойдем. Сила тут как работает?

— Не знаю. Это ж Запределье.

— Вот ведь растяжимое понятие, за ногу его мать…

Так, вон они костры впереди… Жмемся к стенке, меч уже в руках. Но он бликует — причем как-то неестественно ярко. Заметили нас:

— Идет кто-то! Не крючники!

— Мертвяки!

— Так не смотри, стреляй давай!

— Так что мертвяку стрела?

— Сейчас точно мертвяками будут… А ну, давай!

— Не видать ни рыла!

Хватаю Ильмиру за руку:

— Уходим!

А позади уже знакомый скрип телеги, и я знаю, что назад нельзя, а впереди начинается что-то неправдоподобное, как страшный сон — от костров заставы по высокой дуге над нами проносится стая горящих стрел, позади вдруг вспыхивает яркое зарево, словно все, что там было, разом занялось — и на этом фоне мы прекрасные мишени.

А потом вдруг из окна второго этажа соскакивает длинная гибкая человеческая фигура, приземляется, перекатывается, поднявшись на одно колено, веером выпускает длинную очередь из автомата. Солдаты у костра разбегаются врассыпную, человек, поднявшись с колена подлетает к нам:

— Ломитесь, живо!

— Герман?! Ты что — тоже умер?

— Какое «Тоже»?! Совсем дурак? Я пока помирать не намерен, да и ты на покойника не похож. Ну что вы тут, разэтак вашу, корни, что ли пустили?! — странно, откуда он тут? Да еще в светлых брюках и пиджаке — с автоматом ну никак не вяжется…

Несемся, сломя голову — Герман замыкающий — проскакиваем перекресток, кажется, кто-то пытается стрелять из боковых проулков… Наконец останавливаемся, перводим дух.

— Герман? Ты-то здесь какими судьбами?

— Тебя, засранца, вытаскиваю. Не допер, деятель? Костюм вот изгадил… — он сокрушенно осматривает грязь на пиджаке.

— С нами прогуляться решил?

— Ага, как же… У меня дела поинтереснее есть, — он оглядывает перепачканный костюм и мрачно поправляется:- Вернее, были. Адью, — он делает безуспешную попытку отряхнуть штанину, потом машет рукой и поворачивается, чтобы уйти.

— Счастливо, — произношу я уже ему в спину.

— Нижайше благодарю за такое счастье, — зло откликается он и пропадает в темноте. Полный бред…

Поворачиваю к себе Ильмиру:

— Ты что-нибудь понимаешь?

— А ты? Кто это был?

— Старый друг… Выходит, он тоже погиб.

— Эльф говорил — мертвый живому не помощник.

— Он говорил иначе… Но откуда же ему иначе здесь взяться? Он из орденцев, а у них на такие штучки запрет, если помнишь.

— Запрет запретом, но у этих мест свои законы.

— Это да. Например, никого из чумных кварталов не выпускать. Пошли-ка, а то они там оклемаются, а никого с автоматом поблизости не случится.

Мы снова двинулись дальше, укутавшись в мой плащ. Романтическое странствие, чтоб его… Вот странно: за оцепление, вроде, проскочили, а тут все какое-то еще более мертвое — дома явно давно нежилые, окна повыбиты, торчат обломки балконов… И дождь полил еще сильней.

Я выругался сквозь зубы и посмотрел на небо. Еще одна странность: темнотища, вроде, а видно все четко. Ладно, условимся считать это специфической особенностью Запределья — то, что я в Столетнюю войну под Руаном дрался, меня же не удивляет? А вот ветер тут вполне земной, осенний. Как в Питере — так же до косточек пробирает… Стараясь не лязгать зубами, кричу почти в ухо Ильмире:

— Чуешь, ветрище? Как с моря!

Она смотрит на меня снизу вверх — и я вдруг понимаю, что неспроста этот ветер, что она пытается мне что-то сказать, что она уже кричит — но слов не слышно за ревом урагана. Дождь летит уже почти горизонтально, хлещет в спины, как из пожарного шланга, несет вперед. Пытаюсь оттеснить Ильмиру, прижать к стене, самому вжаться в камень, чтобы устоять под бешеным напором, на миг оборачиваюсь — ощущение, словно с головой погрузился. Давясь и отплевываясь, ору что-то матерное, сам себя не слыша, прижимая к себе правой рукой Ильмиру — в левой Хельмберт — пытаюсь еще ближе притиснуться к стене, переждать, чтоб не унесло, серебряная рукоять в руке нагревается… И тут вихрь подхватывает нас, несет как сухие листья. Только б не разметало! Нас гонит по улицам, точно мокрых куриц, выход один — побыстрей переставлять ноги, чтобы не упасть… А ветер все плотней, теперь мы уже не бежим, а висим в нем, густом, словно тесто, он начинает петлять, сворачивать в переулки, и не выбраться из него, а улицы все уже и глуше, и ни окон ни дверей — сплошные стены — вверх насколько глаз хватает… Что ж делать? Это известно заранее — скоро эти стены совсем сдвинутся, а ветер не замедлится, и нас попросту размажет! Да, но я Чародей, я могу мир сменить… нет не могу, слишком быстро мы движемся. И все же по наитию черчу знак Силы, направив его поперек движения, в потоке что-то ломается, теперь он движется рывками, как испорченный транспортер, потом вообще замирает. Что вокруг — поглядим потом, сначала надо как-то выбраться из клейкой густой черноты, в которой я увяз почти по грудь, как тогда, в Зачарованном…

Но чернота куда-то исчезает, и я обнаруживаю, что лежу носом вниз на чем-то ровном и холодном. Каменном. Не то какая-то дорога, не то пол. Правой рукой по-прежнему обнимаю Ильмиру, в левой — меч, а значит, все идет как надо. Ну, если не все, то хоть что-то…

Поднимаюсь на колени, все мускулы затекли. Переворачиваю Ильмиру лицом вверх, подсунув ладонь под голову, осторожно похлопываю по щекам:

— Подъем, подъем… Ты как — в порядке?

Она приподнимается на локтях:

— Все хорошо… — голос слабенький, подсевший. Оно и понятно — это ж я бугай, ко всему привычный, а ей такие упражнения внове…

— Ну вот и чудненько, — откликается кто-то звучным и бодрым голосом, я тут же оказываюсь на ногах, в боевой стойке, поворачиваюсь. Никого. Длинный, прямо-таки бесконечный коридор, смахивающий на подземный переход, только на стенах почему-то факелы натыканы, а свет — определенно электрический. И ни души…

— Что за шутки?

Невидимка диктор отзывается ехидно:

— Не узнал? Москва говорит, тундра этакая. Местное время 68 часов 10 минут 23 секунды угловой дуги циферблата. Температура за бортом минус десять градусов Келвина; влажность, конечно, хреновая, но настроение бодрое и отчетливое.

— Ты еще производственную гимнастику предложи, — огрызаюсь я.

— Да я-то, конечно, предложу… Но сразу предупреждаю: тебе ее делать придется.

М-да, чем черт не шутит, лучше не рисковать, а то меня можно будет в отделение для буйных сдавать без экзаменов…

— Ладно, ладно, верю… Ильмира?.. — я вопросительно уставился на нее — проверить, не сам ли я с собой веду беседу. А она совершенно, кажется, обалдела от голоса ниоткуда, несущего ахинею. Да, точно, она же радио никогда не видела…

— Что это, Мик?

Безнадежно ухмыляюсь:

— Москва говорит… А ты, приятель, чего замолчал? Поведай, что новенького на необъятных просторах и вообще в мире.

— А чего ты хочешь-то? — в дикторском голосе недоумение. — Могу про урожай — ну сам понимаешь, посевная-уборочная, добрые фермеры, злые долгоносики…

— В другой раз… Что еще у тебя есть?

— На сегодняшних валютных торгах, — приободрился диктор, — зафиксирован новый курс доллара — северо-запад, что куда восточнее…

— Дальше, — командую я совсем уже безапелляционно. В бархатном голосе — растерянность:

— Я еще прогноз погоды могу…

— Валяй, — поощряю я. Это уже становится забавным… Был у меня сосед-алкаш, он вот так же с приемником беседовал каждый вечер.

— На Запредельщине ожидается полная беспредельщина! — радостно сообщает голос. — А пока позабавились — и хорош.

— Что, время для правительственных обращений к народу?

— Почти угадал, — произносит другой голос. И звучит он не далее, как метрах в двух за моей спиной.

Резко поворачиваюсь, выставив меч. Кто ищет — тот всегда найдет… словно ушат ледяной воды, словно из окна мордой об асфальт. Собственной персоной — Ринге Воитель. Я знаю, что это он, хоть никогда его и не видел — знаю даже, что он выглядит куда моложе, чем есть на самом деле. Прямые темные волосы только слегка тронуты сединой, голова гордо вскинута, лицо — тонкое, породистое, четко очерченное, пронзительные серые глаза слегка прищурены, рука спокойно лежит на серебряной рукояти длинного меча.

— Не меня ли ты искал? К твоим услугам, человечек.

— Да, тебя. Нам надо выяснить кое-какие отношения… покойничек.

Смуглые нервные пальцы плотней смыкаются на рукояти оружия, прищур становится угрожающим:

— Не забывайся.

Ага, не любит… Учтем.

— Ладно, не буду. Мы ведь знакомы? Заочно, правда.

— Знакомы, — улыбка возвращается. — Ты решился?

— Как видишь, я здесь. Чего ты хочешь?

— Ничего особенного. Место узкое, и нам не разойтись.

— Проход достаточно широк. Что ты вообще имеешь в виду?

— Раскинь мозгами. Если мы встретились, значит, ты потенциально опасен, верно? И лучше, если ты будешь опасен не для меня.

— Не терпится вернуться в подлунный мир?

— А я его и не покидал, — широко улыбается Ринге. — Не в том дело. Ты в этом мире, и нам не разминуться, так что либо ты идешь со мной, либо умрешь.

— А на кой вообще я тебя сдался? Других мало?

Ринге тяжело вздохнул:

— Да хватает… Но просто так тебя отпустить я тоже не могу — сам понимаешь, надо поддерживать не только Силу, но еще и репутацию.

Это уже полнейший бред — пока мы разговаривали, декорация изменилась: стены стали скалами, а вверху появилась полоска неба. Ущелье Морока, если я что-нибудь понимаю. Пора бы и привыкнуть. Ну что ж, если бред, то лишний бредовый эксперимент — не помеха.

— Если я соглашусь — что я получу?

— Торгуешься, человечек? — Ринге весело хохочет, закидывая голову. — Ну что ж, власть над себе подобными я тебе дам. Отведаешь полным кубком.

Он меня еще и покупает! Оглядываюсь на Ильмиру — бледна, но выглядит довольно решительно. Ну, с богом!

— Дешево. Власть — любая — всего-навсего суррогат, вроде зеркальца для дикаря. У Йокана предложение получше — Сила, могущество.

Ринге сразу теряет весь свой лоск, лицо дико искажается, с губ срывается хриплое ругательство. Он как-то смещается, лица его я теперь не вижу, только глаза вдруг оказываются очень близко, в них — огонь, но огонь холодный, они и пугают и притягивают. Колени обмякли. С этой волей не очень-то поспоришь… Из последних сил пытаюсь отвести взгляд, но не получается, я уже полностью подконтролен…

И тут приходит мощная поддержка от Ильмиры — словно невидимый валун пронесся между мной и Ринге, сметая зыбкую связь. Да, теперь я четко понимаю — нам не разойтись. Это мир не для поединка Сил, и мы здесь почти равны.

Доли секунды мне хватает для того, чтоб рвануться вперед, Хельмберт со свистом прочерчивает короткую дугу, лязг… Вот это реакция! Ринге уже успел занять оборону в лесу, откуда устремляется на меня роем пчел, отвечаю залпом главного калибра, вдребезги разлетевшимся о фланговую атаку боевых колесниц, завершившуюся шахом на десятом ходу…

На рубящий снизу меня не купишь, отбиваю два подряд, на третьем прокручиваюсь — и вижу, как стремительно, из невозможной позиции, летит клинок Ринге, переливающийся всеми цветами радуги, парирую неловко, клинком вниз — и недостаточно быстро. Заваливаюсь, не удержавшись на ногах, влево, в правом боку, чуть ниже подмышки, резкая, неожиданная боль, чувствую, как по нему стремительно расплывается липкий жар. Успеваю только заорать:

— Беги! — а потом поворачиваюсь на спину — медленно, нестерпимо медленно, время стало вязким, как патока, секунды растягиваются до звона в ушах, до тошноты. Все так медленно, что левую руку успеваю перенести на клинок — сверкающее лезвие опускается мне на голову. Время вязкое, но камни от этого мягче не стали, затылком врезаюсь в них, чувствую, как руки обмякли, в глазах — багровые круги пляшут. Вот, кажется, и хана…

И тут Ринге поворачивается к кому-то. Там же Ильмира! Приподнимаюсь, опершись о камень левым локтем, с хриплым, птичьим каким-то воплем бью мечом, зажатым в правой — слепо и бестолково. Меч останавливается в чем-то твердо-упругом. Есть! Я его достал! И тут обрушивается тьма.

Но я в сознании. В боку бешено пульсирует боль, под спиной мокро и липко, кровью пропитался весь плащ. Чувствую рядом обнаженное тело Ильмиры — холодное, трясущееся в ознобе, в правой до сих пор сжимаю рукоять Хельмберта, на клинке — свежая кровь. Глаза сразу заливает ледяным потом. Ильмира? Только этого еще не хватало! Откидываю плащ, давясь дыханием из-за раны. Нет, не ранена… Уже легче… Но ее трясет все сильней. Ч-черт, она ж в Запределье до сих пор! Вытаскивать, срочно!

— Ильмира? Ильмира!! — трясу ее, заходясь от боли, тело мое, кажется, превратилось в какую-то бешеную карусель, и ось вращения все в том же правом боку. Как-то походя отмечаю, что это, наверно, от потери крови…

— Ильмира!

Никакого результата. Что делать? На помощь звать? Не услышат… От бессилия слезы на глаза наворачиваются. Сейчас ее там оставить — верная гибель. Сбегать за подмогой — как? С дырочкой в правом боку… Помнится, в углу была кадка с водой.

Превозмогая бешеную качку, скидываю ноги с топчана. До воды — всего полдесятка шагов. Пошел!

На некоторое время теряю способность соображать и видеть что-либо, кроме разноцветных огней перед глазами, потом выясняется, что я валяюсь ничком на полу. Поднимаюсь кое-как на четвереньки, хрипя тихие и бессильные ругательства. Нет, до воды не добраться — эта мысль становится вдруг острой и холодной, как скальпель. Да ведь потом еще и обратно добираться… Воды нет, что же есть? Озираюсь беспомощно. только б не вырубиться! Скамья, стол, какие-то ящики на полу, очаг с тлеющими пока углями… Вот оно!

Помогая себе яростным матом, тянусь к очагу, сжимаю правой тлеющую головню. Руку, кажется, насквозь прожгло… Сипя от боли (голоса уже не осталось), поворачиваюсь к топчану. Лишь бы не выпустить. Сил на то, чтоб поднять, уже не хватит. Прижимаю тлеющий уголь к обнаженному белому плечу. Кажется, уже вечность держу его. неужто опоздал? Воздух со свистом входит в легкие, обжигает глотку, рука, на которую я оперся, предательски дрожит. И тут Ильмира пронзительно вскрикивает и садится, дико озираясь.

Роняю на пол головню, потом валюсь сам, прижав локоть к ране, рука болит так, что ничего уже больше не чувствую. Горелым мясом тянет. С каким-то вялым, тупым удивлением вижу вдруг, как дверь хижины валится внутрь. На пороге — Эрик, пушка наготове:

— Где он? — оглядывает хижину, потом, оценив обстановку, подскакивает ко мне, опускается на колени:

— Ничего себе! Где это тебя угораздило? Ладно, помалкивай, потом расскажешь, — он быстро разматывает бинт из поясной сумки. — Смахивает все это на удар мечом.

— Так и есть… Да тише ты, мясник!

Краем глаза вижу, что Ильмира уже пришла в себя и прикрылась плащом. Эрик, что-то колдуя над моим боком, едва заметно кивает на нее, потом на Хельмберт на полу. Клинок и правда в крови, мне не померещилось. Я так же незаметно покачиваю головой, сипло шепчу:

— Ринге.

— Так он был все же здесь?

Опять мотаю головой. Эрик хмурится, явно пытаясь что-то сообразить, произносит:

— Легко ты отделался, парень. Пара ребер сломана, грамм двадцать мяса и поллитра крови. До свадьбы заживет, — а потом вдруг начинает принюхиваться. — Вы что тут — еще и ужинали?

— Рука…

— Давай сюда, — он заканчивает с моим боком, разжимает мне правую ладонь и присвистывает. — А вот это уже хуже. Мечом ты, по-моему, не скоро пользоваться сможешь. Ты как это?

Вместо ответа указываю подбородком на очаг, на головню, кратко поясняю:

— Мог не успеть.

Эрик, копаясь в сумке, ворчит:

— Герой кверху дырой. Сцевола фиговый. Не помрешь ты своей смертью… Ильмира, у тебя что? Травмы, повреждения, ушибы?

— Все в порядке, — отвечает она слабым голосом. Эрик с сомнением хмыкает, потом начинает поливать мою руку из баллончика чем-то, от чего идет приятный холодок, принимается бинтовать. И тут вваливается Этелред, дышит, как табун загнанных лошадей:

— Так… Я думал, они делом занимаются…

— Мы были в дальнем Запределье, отец.

Эрик недоуменно хмурится:

— Так это тебе там так вкачали?

— Значит, вы нашли его, — медленно произносит Этелред, я киваю. Боль никуда не ушла, но съежилась и притихла. Дергаю за рукав закончившего перевязку Эрика:

— Гони сигарету, палач. И если есть — выпить.

Эрик с улыбкой указал Этелреду на меня:

— Хамит. Похоже, будет жить. Ладно, держи. Акт чистого альтруизма, — он вставил мне в зубы сигарету, поднес огня, отстегнул от пояса флягу.

Я глотнул раз, другой, чувствуя, как вниз покатилось тепло, отер ладонью горлышко, передал фляжку Ильмире:

— Пей.

— Да я не… — попыталась отвертеться она, я грозно рыкнул:

— Пей, кому сказано!

Она послушно хлебнула, закашлялась. Да, для нее крепковато, наверно… Я наставительно заметил:

— Ничего, это полезно. Знаю по опыту.

— А валяться нагишом на полу тоже полезно? — Эрик попытался говорить тоном сурового доктора. — Кровищи из тебя выхлестало — как из барана. Ладно, анестезию пока я тебе дал, так что уснуть сможешь. Только лучше займись этим побыстрей.

Этелред пробурчал под нос что-то неодобрительное, потом уставился на меня:

— Так чем там у вас кончилось?

— Чем-чем… — проворчал я. — Пинков навешали, вот чем. А подробности завтра, я уже готов.

— Ладно, пошли, — Эрик принялся мягко выпроваживать Этелреда. — Дверь я не закрываю, ладно?

— Как же, закроешь ее сейчас…

— Я в детстве по боевикам прикалывался.

— А вот курева оставь. И фляжку тоже.

— На твоем месте…

— Оставайся на своем.

— Если выжрешь весь литр, я в тебе еще четыре таких дырки сотворю.

— Да нет, я чисто в целях анестезии.

— Погубит меня благородство, — предрек Эрик, выкладывая на пол сигареты, зажигалку и фляжку. — Ладно, марш под одеяло… пациент.

Эрик наконец убрался. Я, опершись левой рукой о край топчана, кое-как взгромоздился на него, боль тут же вывернулась из смягчающего чехла, заставив меня зажмуриться. Ну, поквитался б я с этим Ринге. не будь он покойником…

С шипением и кряхтением я заполз под плащ, обнял Ильмиру забинтованной рукой:

— Как плечо? Извини, просто другого способа вытащить тебя…

— Ты сделал все правильно, — ее голова оказалась у меня на груди. Я провел здоровой рукой по ее щеке, потом нашарил на полу фляжку, отхлебнул.

— Одного понять не могу… Ведь влепил-то он мне очень прилично, а кольчуги перед отправкой я напялить не додумался. По идее, он бы должен был меня пополам развалить.

— Там на тебе была кольчуга, Ильмира помолчала, я почувствовал, как напряглось ее тело. Где-то через минуту она добавила:

— А у меня там были глаза.

Ну вот, опять ситуация, когда не знаешь, что сказать, а к решительным действиям я сейчас непригоден.

— Давай спать, а? А то я уже просто мертвый.

— Хорошо, — она поплотнее придвинулась ко мне, и я закрыл глаза.