"Игра на слух" - читать интересную книгу автора (Сухоросов Михаил)

ГЛАВА 29

Время замедлилось, возможно, совсем пропало — или я покинул его. Мир вокруг наполнен светом, а сам я превратился в летящую на огонь бабочку, но это, как выяснилось, совсем не страшно, скорее наоборот, подобного ощущения легкости — светлой и радостной — я еще никогда не испытывал. Я почти растворился в теплом жемчужном свете, и нет на свете никакой реальности, только красивая зыбкая сказка, и когда из нее выплывают знакомые лица, я задыхаюсь от счастья. Плохо то, что иногда она кончается, мир всплывает из небытия и становится жутко неудобным, во рту сразу пересыхает, ремни нестерпимо врезаются, каждый толчок повозки отзывается во всем теле, а запахи начинают мучить и вызывать тошноту. В такие моменты я смутно понимаю, что меня куда-то везут, но не могу даже засечь направление. А потом — новое блаженство вне времени и пространства.

Новое прояснение сознания — и я ощущаю, что поверхность подо мной не движется, более того — почему-то уверен, что она вообще статична. Руки и ноги свободны, но мне так худо, что невозможно даже открыть глаза, невозможно прислушаться и определить, где находишься. Да, меня куда-то везли… И то, что со мной сейчас, смахивает на морфиновую интоксикацию. С трудом собрав воедино разбегающиеся мысли, соображаю, что меня накачали каким-то снадобьем, причем по самые уши, а сейчас наступил жестокий отходняк, и продлиться он может очень и очень долго, а чувствую я себя так, словно вот-вот подохну. Нет, надо пересилить себя и оглядеться…

Попытки с четвертой мне удалось открыть глаза и сфокусировать зрение. Прямо надо мной, довольно высоко — дощатый потолок. В ногах — бревенчатая стена. Значит, я нахожусь где-то под крышей. И, насколько можно судить, под контролем, хотя в непосредственной близости от себя никого не чувствую. За стеной кто-то перекликается на незнакомом гортанном языке. На стене — квадратик света, и, наверно, можно увидеть окно, если повернуть голову, но об этом пока лучше даже не думать.

Не знаю, сколько я пролежал неподвижно, глядя, как квадрат света медленно перемещается по стене — меня не хватало даже на то, чтоб опустить веки. Кажется, прошла вечность, прежде чем я услышал приближающиеся шаги и голоса. Вот теперь глаза надо закрыть. Будем считать, что я все еще в отрубе. Сейчас я не то что говорить — слушать не могу, под веками красноватая муть колышется медленно и вязко.

Вошли. Не меньше троих. Чувствую их Силу — вернее, только одного, она настолько велика, что забивает всякий фон от остальных.

— Это он и есть? — негромко спрашивает обладатель Силы, голос, кажется, эхом отдается под сводами черепа. Кто-то, наверно, молча подтверждает, что да, это я и есть, потому что негромкий голос произносит снова:

— Хорошо его обработали… Что ж с ним, таким вот, делать?

Отзывается другой голос — хрипловатый, низкий, громкий:

— А что делают с лазутчиками? Пустить по степи на паре диких жеребцов…

— Нет, Воденвирт, — обладатель Силы явно не соглашается, голос более жесток. — Этот человек мой. И второй, орденец, тоже.

— Я их у тебя не отнимаю.

— Вот и хорошо. Значит, так, — повелительно бросает негромкий кому-то, — завтра он должен быть вполне здоров, в здравом уме и твердой памяти, понятно? Иначе пеняй на себя.

— Будет сделано, — без особого энтузиазма откликается третий голос.

— И учти: хоть немного его повредишь — будешь ходить с собственной головой в руках. Действуй.

Открылась и закрылась дверь, а потом появился еще кто-то, вызванный, очевидно, мысленной командой, и за меня принялись всерьез.

Силовой массаж центральной нервной — удовольствие ниже среднего, ощущение такое, словно к каждой клеточке подключен высоковольтный кабель. Но в норму приводит, надо сказать, очень быстро. Несмотря на это, я продолжал симулировать отключку, а потом мне снова вкатили в вену что-то, от чего я провалился в глубокую, без сновидений, черноту.

Судя по ощущениям — утро. Не знаю, чем именно меня вчера приводили в норму, но это явно удалось: я свеж и полон сил. Почти как новый. И, самое странное, не заблокирован по Силовым делам! Контроль, конечно. ощущаю, словно кто-то сквозь стенку за мной следит, но как-то так… Конечно, можно попробовать ребят за это наказать и уйти — остановить сердечко — проще простого. Но это уж крайний выход. Так что самоуничтожение лучше покуда отложить до лучших времен и оглядеться. Говорят, помогает…

Обстановка в хижине предельно простая: топчан, на котором я, собственно, и лежу, стол, лавка. вделанная в стену. И все. Окошко маленькое, затянутое то ли бычьим пузырем, то ли чем-то еще — и без всяких признаков решетки! Только пары стульев в интерьере не хватает… Хотя их можно как дубины использовать… Я чуть не заржал: Чародеи — круче некуда, и вдруг опасаются удара стулом из-за угла… хотя, в принципе, правильно — любая мелочь может боком выйти, и я тому — живой пример. Но пока я жив, а значит, игра продолжается. И надо собраться. Эх, сигарету б сейчас… Ч-черт, запросы стали прямо королевские, Мик! Мало того, что жив, так еще и курить подавай…

Не знаю уж, чего я ждал — но ждать пришлось долго. Сначала я решил, что обо мне забыли, потом — что решили извести бездельем. дальше — что тут таких, как я — хоть пруд пруди, и с каждым в отдельности разбираться… В процессе этих раздумий я проглотил какой-то нехитрый и почти безвкусный завтрак, принесенный охранником. смахивающим на эльфа-недомерка. То, что меня все же кормят, вселяет определенные надежды… Хотя поводов для радости я тут не вижу — тот вариант, что со мной будут разбираться весьма и весьма круто, сбрасывать со счетов попросту глупо. А уж расслабляться и благодушествовать — тем паче.

И вот тут я почуял того, вчерашнего — обладателя громадной (и непонятной) Силы. Явно топает сюда — и явно не один, но кто с ним — не разобрать. Тут у меня очко-то и заиграло… Ладно, спокойствие. Собраться… Я забрался на топчан и устроился в позе Будды.

Прошла, может, минута или около того — но мне это время показалось нестерпимо долгим. Дверь наконец открылась, я нарочито ленивым взглядом скользнул по троим вошедшим и снова отвернулся. Первой в дверях появилась пучеглазая рожа охранника-полуэльфа, он у дверей и остался. А двое остальных вплотную подошли к топчану, так что мне волей-неволей пришлось их разглядывать. Первый — высоченный, плечистый, осанистый, лет сорока с чем-то на вид — в пластинчатом панцире и плаще, лицо настоящего вояки, как с плаката — словно из гранита высечено, крупные черты, тяжелый подбородок, глаза — два автоматных ствола. И Силой владеет, но какая-то она у него… Чародейской сшибки даже со мной он может и не выдержать.

А та Сила, которую я со вчерашнего дня запомнил — это от второго исходит. Сам этот второй совсем неприметен: невысокий, плотненький, лысоватый, в жеваном комбинезоне цвета хаки, в очках с толстыми стеклами… Этакий бухгалтер, лет пятидесяти…

Они тоже молча разглядывали меня, и наконец высокий повернулся к очкастому:

— А ты уверен, что он тебе нужен?

Тот только плечами пожал:

— Тебе он ни к чему, во всяком случае.

— Ну, как сказать… — усмехнулся верзила. — Ребята заскучали…

Очкарик рывком повернул к нему голову и бросил неожиданно резко:

— А это уж твой просчет. Давай своими делами заниматься. У тебя — войска, а каждый Чародей, поступающий к нам — моя законная добыча. А с этим вообще разговор особый. Договорились?

— Ладно, — с явной неохотой пробурчал верзила, делая охраннику знак убраться, потом, тяжело ступая, подошел к лавке и уселся, нога на ногу. Оба продолжают себя вести так, словно меня здесь и нет… В каком-нибудь там метафизическом смысле это, пожалуй, и верно: когда меня распотрошат, что рано или поздно случится, я интереса представлять уже не буду, а следовательно, можно считать меня трупом уже сейчас.

Очкастый покачал головой:

— Воденвирт, с этим человеком у меня свои дела. А ты тут упоминал, что ребята твои заскучали. Так что иди и займись своими прямыми обязанностями — до похода считанные дни.

— Пожалуй, — выдавил из себя верзила, вставая и направляясь к двери. Мне почему-то кажется, что он здесь не первая скрипка…

Когда дверь закрылась, невысокий прошелся по хижине, глядя в пол и что-то мурлыча под нос, покачался с носка на каблук, скрестил руки на груди и повернулся ко мне:

— Видишь, с кем приходится работать? И никуда не денешься, серой массе нужен герой, повелитель. А этот — как раз такой герой и есть, армия на него молиться готова. Если вдуматься, все эти повелители толпы — Чингиз-хан, Аттила, Троцкий — все они порядочными ничтожествами были, согласен?

Так, начало в духе светской беседы. Что бы это значило?..

— Это еще как посмотреть, — выдавил я на редкость глубокую мысль, настороженно разглядывая собеседника.

— Да как ни смотри… Завести толпу может только тот, кто в плане интеллекта способен опуститься на ее уровень — при наличии соответствующей Силы, конечно. А этот Воденвирт — фактически мое творение, без моего участия он бы до сих пор племенем на побережье командовал.

— Может быть, — осторожно отреагировал я. Очкастый усмехнулся:

— Все гадаешь, почему я на тебя с раскаленными клещами не набрасываюсь? У меня одно предложение: давай для начала пообедаем, поговорим не торопясь — а там уж сам решай, будешь ли ты мне что-то рассказывать. Я имею в виду, сам. Годится такой вариант?

Так. Надеюсь, ему в голову не придет подсыпать в хавку какой-нибудь скополамин…

— Идет. Только хотелось бы знать, с кем я беседую. Ты, я думаю, мое имя знаешь.

— Имя… — мой собеседник вразвалочку подошел к лавке, уселся поудобней, закурил, толкнул пачку мне через стол. — Угощайся. А имя… Орденцы называют меня Волком, свои — Хозяином, а как звали раньше… Не все ли равно? Тот человек уже не существует.

Свят-свят-свят… Неужто опять старый знакомый? Или демарш насчет моей беседы с Херувимчиком? В общем, я благоразумно решил промолчать, а Волк тоже, судя по всему, не имел желания развлекать меня беседой и уставился в окошко с видом равнодушным и скучающим, мягко выстукивая пальцами по краю стола. Вроде господа бога на восьмой день творения…

Нет, рановато я его в бухгалтеры определил. Мужик явно битый и жесткий. Только рожа у него нездоровая какая-то — желтая, одутловатая… А еще бы интересно его в плане Силы прощупать — чем черт не шутит, может, просто добрая старая мимикрия…

Когда я попробовал на нем сосредоточиться, он повернулся ко мне со снисходительной улыбкой:

— Давай без школьных упражнений, а?

— Извини, — так, шиза продолжается… Но если это у него мимикрия такая… Меня на моей робкой попытке контакта уже зашкалило — не то что огромное количество энергии, а непонятно, откуда все это берется и как может проявиться. Как в космос без скафандра выглянул.

На мое счастье, в хижину без стука вошли двое, навьюченные подносами — давешний полуэльф и узкоглазый дылда с монгольскими усами, — бесшумно и споро накрыли на стол и выкатились. Нет, лучший вариант поведения — по малышовскому принципу ничему не удивляться. Играть Иванушку-дурачка. Тут и притворяться особо не понадобится…

Волк придвинул ко мне тарелку — настоящую, фарфоровую, или зовите меня эльфом! — и снял крышку с суповой миски:

— Все, к сожалению, консервы да концентраты… С хорошей кухней тут не разбежишься.

— Спасибо, я не привередлив.

— Что поделать, люблю хорошо поесть, — вздохнул Волк, наполняя свою тарелку, я последовал его примеру.

Ложечки, конечно, подкачали — оказались алюминиевыми… Я-то уж ждал чего-то вроде столового серебра. Но жратва оказалась на редкость вкусной — такого я уже давно не ел. Хорошие у него концентраты…

Волк на меня внимания не обращал. Даже не ест — кушает… Я тоже мобилизовал остатки хороших манер. Как-никак предстоит культурно перевербоваться… А еще постоянно прислушивался к своим ощущениям, пытаясь уловить… не знаю, может, запах горького миндаля.

С обедом, впрочем, управились довольно быстро, а потом уже знакомая парочка охранников принялась убирать со стола. Я мысленно одобрил Волка — обошелся без дешевых трюков, вроде летающих подносов… Теперь на столе имел место быть кофейный сервиз и два бокала, явно хрустальных. Затем нарисовался кофейник и бутыль коньяка. Я усмехнулся про себя: раз коньяк, значит, снова меня будут вербовать. Вот и рассуждай тут о своей высокой цене…

Волк налил мне чашку, протянул сигареты:

— Вот теперь можно и поговорить… Кстати, извини, сахар и сливки не предлагаю. Надеюсь, твои вкусы не изменились?

Так. Похоже, мы и впрямь были знакомы…

— Спасибо, как раз то что нужно.

Волк неторопливо раскупорил бутылку, аккуратно стряхнул в блюдечко пепел, потом плеснул в бокалы на два пальца:

— Твое здоровье… — и неожиданно осведомился с этакой ленцой в голосе:

— Ты ведь убить меня пришел?

Совершенно неожиданно для себя я кивнул:

— Да, — потом закурил, приподнял бокал:

— Твое здоровье.

Он ответил скупой улыбкой:

— Примерно так я и думал. И что же?

— Не понял вопроса. В принципе, логично было бы попытаться…

— Почему?

— Ты ж пытался меня убить, верно?

Он удивленно воззрился на меня. Ясно, сейчас он мне будет разжевывать, что я дебил…

Вместо этого он глубоко затянулся:

— Возможно.

Все чудесатее и чудесатее…

— Что значит — возможно? Извини, конечно, в этих делах я профан, но по-моему, только два варианта может быть: ты посылал кого-то со мной разделаться или не посылал, — я отхлебнул коньяка. Да, кто б меня не пытался купить, на качестве пойла, как правило, не экономят…

— Возможно именно и значит — возможно… — вздохнул Волк. — Давай пока лучше поговорим о тебе, — тон опекуна, раздумывающего, куда бы пристроить неразумное великовозрастное чадо… — А насчет посылки киллеров… если не возражаешь, вернемся к этому попозже. Если тебя это все еще будет интересовать.

— Попробуем, — настороженно согласился я. За его мыслью мне уследить, прямо скажем, тяжеловато. Одно из двух: либо по интеллекту мне до него — как до луны пешком, либо… либо он просто псих. Но умный…

— Итак, — он аккуратно затушил окурок. — Что мы имеем на данный момент? Некий Михаил Ордынцев пришел наниматься ко мне. При этом он выполняет функции разведчика и наемного убийцы. Моя задача в данном случае — переманить его на свою сторону. Парадокс, а?

Я только промычал что-то невнятное и приложился к бокалу.

— Добавим к этому, что имеет хождение слух о твоем богатом агентурном прошлом…

— Необоснованный.

— Пусть так… Давай договоримся следующим образом: я с тобой откровенен, поскольку мне это выгодно.

— Спасибо, — не скрывая иронии, пробормотал я. На будущее постараюсь обойтись без дешевого ерничества — в этом разговоре не хотелось бы в грязь лицом ударить…

— Не стоит. Я того же жду от тебя. Еще коньяка?

— Да, спасибо.

Волк повертел в пальцах сигарету, вставил ее в рот:

— Итак, мы остановились на том, что моя задача — привлечь тебя на свою сторону… То, что ты должен был разведать, ты узнаешь — и насчет доставки оружия, и насчет всего прочего. Кстати: чтоб ты не ломал голову и не играл в шпиона, сразу скажу: пункт доставки находится в двух-трех сотнях метров от места, где мы с тобой сейчас сидим.

— Учту.

— Еще прибавим, что я мог бы тебя заставить принять мои условия. Но подключать к торгу твоих друзей я не стал.

— Ценю, — так. Последние пять минут я перешел на односложные ответы. Хотя в данной ситуации не очень-то меня тянет интеллектом блистать.

— Можешь, конечно, ценить, но оговоримся — мое душевное благородство тут ни при чем. Это скорее для чистоты эксперимента, — нечто подобное я уже где-то слышал…

— В котором я являюсь подопытным кроликом?

— Мне больше нравится название «пассивный участник», хотя сути это и не меняет… Но ты, по-моему, опять что-то недопонял, — Волк сцепил пальцы на колене, глядя куда-то поверх моего плеча.

— Постарайся объяснить.

— Разумеется.

— Значит, эксперимент? А цель его выяснить — подходим ли мы друг другу?

— Грубо говоря, да.

— Меня всегда смущало слишком пристальное внимание к моей скромной персоне. Давай конкретнее: для чего я тебе нужен?

— Достаточно сложный вопрос, — Волк повертел в пальцах зажженную сигарету. — А какой ответ ты хочешь услышать?

— Правильный.

Он зыркнул на меня так, словно только что увидел, потом вытянул из кармана за цепочку мой Камень, пробежался пальцами по блестящей поверхности:

— В одно касание, а?

Вот это уже номер! Цирк с фейерверком. Меня сразу насторожило, что он спокойно берется за серебряный кофейник, но чтоб так вот запросто с чужим Камнем обходиться — такое не то что Серому, редкому Чародею по плечу…

Я подпер рукой готовую отвиснуть челюсть:

— Угу… Но если это ответ…

— Пока еще нет. Я же спросил тебя: какой ответ ты хочешь услышать? Наши с тобой интересы слишком тесно переплелись.

— И моя работа с Камнем к этим переплетающимся интересам как-то относится?

— Несомненно.

— Тебя интересует метод работы?

— Нет.

— А что именно?

Он плеснул в стаканы еще понемногу коньяка:

— Давай сначала выясним, что интересует тебя. Так мне будет легче подыскать наиболее правильный ответ.

Отметим: существует, оказывается, еще масса побочных вариантов…

— Это как — приглашение к расспросам?

— В какой-то мере.

— В какой именно?

— Спрашивай.

М-да, сдается мне, мы с ним и в самом деле очень широко пересекаемся… Даже и не знаю, с чего начать. Зато абсурд, похоже, становится для меня привычным. Ладно, начну с начала:

— А каким образом я вообще в поле твоего зрения попал?

— Здесь?

Так, Меченосец, не расслабляться! Ухо надо держать востро…

— Для простоты давай с этого мира начнем.

— Твои выходы на определенные энергии.

— Ну, будем гадать. Мои опыты с нападением на Магистра из Запределья?

— Едва ли. Гадай дальше.

— Вызов Черного Волка?

— Теплее. Да, наверно именно это.

— И тогда ты отправил своих орлов из клана Ворона в набег?

— Набеги и налеты — не моя специальность… А что за набег? Ч-черт, да что он — в самом деле ничего об этом не знает?..

— Замнем для ясности… Далее по тексту: Торианский тракт, погоня… Там из ваших был один такой, одноглазый.

— Эти — мои, — согласился он. — Правда, главной целью был не ты.

— А кто?

— Не отвлекайся на частности.

— Ладно, не буду. Ящер — твоя работа?

— Маленькая импровизация.

— Творчество… — робко съязвил я. — А ультиматум твой?

Он, кажется, несколько замялся, отхлебнул кофе, закурил новую сигарету:

— Мне хотелось иметь полную уверенность.

В чем, интересно?..

— Хорошо, но при чем тут цитаты? И почему Достоевский, а не Шекспир, не Дисней, в конце концов?

— Не задавай глупых вопросов, — он даже поморщился. — Ищешь подтверждения тому, что твои литературные вкусы мне известны?

— Да, но как ты меня идентифицировал?

— Дело техники. В подробности вдаваться пока не будем.

— Ладно, — не будем, — согласился я. — Ладно, я вышел на твои источники энергии, ты меня обнаружил, определил-классифицировал… Но уж разделаться со мной — при твоих-то возможностях! — для этого фехтовальщиков по мою душу посылать не стоило.

— Просто еще одна небольшая проверка. Перейди ты на мою сторону сразу, мне, скорей всего, пришлось бы тебя уничтожить.

— Это, кстати, ты давно сделать мог.

— Мог, — кивнул он. — Но не хотел.

— И почему же?

— Причина проста: ты мне нужен.

— Для чего? — разговор, кажется, пошел по кругу…

— Довольно сложно объяснить на словах.

— Попробуй на пальцах.

Волк усмехнулся одними губами, за стеклами очков мелькнул и пропал некий опасный огонек. Дэна он мне напоминает, вот кого! Не то что бы внешне, просто определенное сходство в манере поведения…

— А что ты вообще знаешь о себе? — он одним глотком допил коньяк, потянулся за следующей порцией.

— Ты хочешь сказать, ты знаешь больше?

— Просто кое-что в контексте исторической ситуации.

— И это кое-что как-то связано с тобой? Ты из Института?

— Не совсем, — он облокотился на стол, нацелившись в меня сигаретой. — Сдается мне, ты не очень-то понимаешь происходящее. И, соответственно, свою роль в нем. Налей себе еще кофе, садись поудобней. Постараюсь тебя немного просветить.

Философия в будуаре — семечки… Ладно, сейчас лучше отвлечься от мысли, что светская беседа происходит в середине становища кочевников. Это далеко не самое странное в ситуации.

Я налил чашечку кофе (кофейник, кстати, оказался горячим, словно только что с огня — из мелких фокусов, улучшающих жизнь Чародея…), взял сигарету. Лично мне табак всегда помогал утрясти все в черепушке. не знаю, сработает ли на этот раз…

Собеседник благосклонно кивнул мне, потом осведомился:

— Тебе известно, что будет война?

— Слыхал. Мне это как-то не слишком нравится.

— Мне тоже, — рассеянно согласился Волк, глядя куда-то сквозь меня. — Но тут уж не нам решать.

— А кому?

— Есть такое понятие, как необходимость.

Опять знакомые песни…

— И в чем конкретно она состоит?

— Причин тут можно найти множество: Запад есть Запад, Восток есть Восток, Империи нужна свежая сперма, при отсутствии прогресса в технике намечается регресс в работе с Силами… В принципе, все это верно, но не главенствует. Суть вот в чем: со многими Силами можно работать безграмотно, как это делал ты до сих пор, а можно и извлекать из этого пользу.

— Это предложение чуть подучиться?

— В каком-то смысле…

— А орденские Чародеи чем тебе мешают?

— Отчасти тем, что стоят между мной и выходами на вышеупомянутые энергии. Но с другой стороны, пожалуй, они мне даже полезны.

Что-то сути я никак уловить не могу…

— Погоди-ка… Если имеет место быть чародейская разборка, то при чем тут обычные люди?

— А при чем тут этика?

Мне даже головой пришлось встряхнуть от неожиданности. И только потом я оказался способен задать вопрос — что греха таить, идиотский:

— А ты сам-то человек, или как?

Вопреки ожиданиям Волк задумался:

— Хм-м… Наверно, все-таки больше «или как». А ты сам уверен, что ты человек?

Ба-бах! Эпоха великих открытий… И при том как-то уж очень совпадает с тем, что Дэн про меня ребятам трепал.

Для компенсации душевного равновесия я плеснул себе еще коньячку:

— Знаешь, как-то привык себя таковым считать.

— Тем не менее, мозги тебе хорошо прочистили.

— Не жалуюсь, — сухо отозвался я. — А ты располагаешь иными данными?

Он проигнорировал вопрос, нарочито неторопливо размял и закурил следующую сигарету:

— Попробуем подойти к делу с другого конца. Тебе что-нибудь известно о проекте «Изумруд»?

— С институтскими проектами, тем паче секретными, связан не был.

Он только иронически глянул на меня. Я поволок из пачки сигарету, силясь унять легкую дрожь в пальцах:

— Ну а если и был… Сделай одолжение, просвети дурака.

— С удовольствием. По моим данным, ты не только был, но и в настоящее время являешься участником этого самого проекта «Изумруд». Официально, кстати, закрытого давным-давно.

— В чем этот твой проект заключается, и как это я в нем участвую, ничего не зная?

— Целых два вопроса, и оба сложные… Начнем со второго: почему ты не знаешь? Ты наверняка догадался, что кто-то пытается тебя использовать в своих целях. Но совместить данные не можешь — это называется отсутствием исходной информации.

— Ты что — хочешь мне ее дать?

— Само собой. Это первое условие нашей совместной работы, буде она состоится.

Я выжидательно уставился на него, а он выпустил дым из ноздрей:

— Попробуем начать по порядку. Итак, что такое Институт в нынешнем его виде? После открытия принципа перемещения — это, кстати, само по себе история крайне увлекательная, но к нам с тобой отношения не имеет — технология временных перемещений распространилась очень быстро и широко. Сам понимаешь, открылось новое широкое поле для культурных связей, дипломатии — а так же для продолжения оной другими средствами. В общем, обычная история: кажется, сбылась вековая мечта человечества, или как там еще все это называется, и получилось как всегда. О двух попытках вторжения ты слышал.

— Конечно, — поспешно кивнул я, чтоб не казаться совсем уж непроходимым невеждой.

— На всех перипетиях останавливаться не будем, просто отметим, что в результате возник Союз Пяти Миров — союз политический, военный, технологический. И начал формироваться в своем нынешнем виде Институт Экспериментальной Истории — сохранив первоначальное название, он сейчас к истории как таковой — к изучению прошлого — отношения фактически не имеет. Если упростить ситуацию, Институт трансформировался фактически в развитую технократию, своего рода трест — научный и, опять же, военный, для отражения агрессии извне.

— Я не совсем понял: мы ведь о конкретном проекте говорим, так? А чего ж ради ты меня дешевыми антиутопиями кормишь?

— Дешевыми, говоришь?.. Может быть. Но чем дешевле, тем вернее. А к конкретике я тебя еще подведу. Итак: захватив в свое распоряжение все сколько-нибудь перспективные научные разработки и контроль за перебросом, Институт, как я уже сказал, развился в мощную технократию. И, как любая достаточно сложная и многоступенчатая система, утратил гибкость. Официальная линия руководителей — сохранение статус-кво. «Пусть все идет, как идет».

— А что в этом плохого?

Он опять пропустил мой вопрос мимо ушей:

— Мы потихоньку подходим уже к интересующему нас проекту… Из истории хотя бы твоего мира известно о большом количестве массовых кризисов — в масштабах континентов или целого мира, так? Но ведь никакой кризис сам по себе не возникает. Ты слышал, конечно, выражение: «Идеи носятся в воздухе»? Теперь попробуй представить все это буквально: в воздухе, словно чума, носятся войны, массовые экзальтации, самоубийства… И все это накапливается, накапливается, накапливается под спудом, под оболочкой пресловутого статус-кво — чтоб потом обернуться массовым выплеском наружу в непредсказуемой форме. Только среда распространения и накопления… ну, скажем, взрывчатки для кризиса — не воздух, а то, что ты именуешь Запредельем. И чем дольше сохраняется статус-кво, тем больший запас накапливается. Наконец все это находит выход в массовом, неконтролируемом выбросе стихийной энергии, носителями которой являются люди. И, кстати, кризис никогда не происходит в «одном отдельно взятом» мире… — он прервал свои пророчества и потянулся за новой сигаретой. Этак у него, наверно, пачки по четыре в день выходит…

А он продолжил уже более спокойным тоном — тоном лектора:

— Когда-то давно я жил в горах… Так вот, знаешь. там для того, чтоб предупредить массовый сход лавин, с помощью взрывчатки и ракет заставляли их сходить раньше — до того, как накопится критическая масса. А это, сам понимаешь, вмешательство в естественный ход вещей.

Я помалкивал, задавленный глобальной теорией. Говорит он, конечно, хорошо, и система у него выстраивается впечатляющая, но решать судьбы миров… Нет уж, увольте, в такие игры я не играю!

Подняв глаза, я обнаружил, что Волк пристально разглядывает меня сквозь тонированные стекла очков, и все же решился спросить:

— А при чем же тут я?

Волк удовлетворенно кивнул:

— Наконец-то мы подходим к сути. Сам понимаешь, контакт с Запредельем лучше всего находят люди, обладающие паранормальными способностями — здесь их называют Силой. Мутанты, вроде меня или тебя. В какой-то мере само их существование находится в противоречии с привычными установками любой жесткой системы — опять же, с «естественным ходом вещей». И подсознательно человечество всегда это чувствовало: отсюда и страх перед непонятным, и охота на ведьм… Даже здесь, в мире. где таких вот мутантов больше, чем где бы то ни было, Чародея воспринимают не как человека. Как защитника от напастей — да, как высшее существо — возможно, но не как человека. Сверхъестественное, непонятное всегда вызывало страх и враждебность.

— Извини, но давай конкретизируем. Итак, о проекте…

— Прости, немного отвлекся. Любимая мозоль… Так вот, Институт, само собой разумеется, ведет исследования в области паранормальных способностей и путей их развития.

— Я состоял в И-группе, — сообщил я.

— Знаю. Но это — только одна сторона медали. Другая — пресловутый проект «Изумруд», — он помолчал, потом снова вынул из кармана мой Камень. — Ты знаешь, что это такое, Михаил Ордынцев? — и, не дожидаясь моих версий, объяснил жестко:

— Это тот самый микроскоп, которым при всем желании нельзя колоть орехи. В прикладном чародействе он ведь, по сути дела, бесполезен. Вот мы и подошли к сути проекта. Он заключался в поиске паранормальных мутантов с определенными способностями — в том числе, и отборе из И-групп — и соответствующей подготовке. В ход шли самые разнообразные методы: медикаменты, суггестия, в том числе, и стирание памяти… Людей, все это выдержавших и не ставших клиническими идиотами, единицы. Конкретно — не отсеялось и выжило при разработке проекта двадцать четыре человека, готовых к работе с Запредельем не только в рамках прикладных задач, — он усмехнулся. — При этом они вполне могли не ведать, что творят… Этическую сторону затрагивать не будем.

Гипотеза, конечно, зубодробительная. И, самое скверное, все это похоже на правду и многое объясняет — в частности, всеобщую охоту за мной…

— Ты хочешь сказать, я из этих двадцати четырех? — все эмоции, как ни странно, куда-то подевались, остался только неприятный, сосущий холодок под ложечкой. Волк медленно кивнул.

— А ты?

Еще один кивок:

— Только я первоначально был одним из разработчиков.

Я попробовал собрать воедино мысли, расползающиеся наподобие тараканов:

— Если по логике… Этот проект, как я понял, разрабатывался секретно. О нем стало известно — его тут же свернули. Тогда проще всего было спрятать все концы и уничтожить меня.

Он невесело усмехнулся:

— А зачем ломать дорогой механизм? Его можно законсервировать.

— Допустим… Ладно, ты хочешь, чтоб я с тобой работал. На чьей ты стороне?

— На своей, — жестко ответил он.

— Хм-м… А меня к чему приспособить хочешь?

— Приспособить — верное слово… Для начала вывести тебя из-под контроля…

— И взять под свой?

— Не без этого. Далее: твои контакты с Запредельем. Ты побывал в таком месте… Это, насколько ты понимаешь, что-то вроде магнитной аномалии. Место… ну, что ли, наибольшего соприкосновения с Запредельем. Ты знаешься с тамошними Силами. И можешь быть посредником.

— Чего ради?

— Того ради, что круги разошлись слишком широко… А еще — ради того, что если там не окажусь я, с теми Силами будут работать ваши люди или его возьмет под контроль Институт. А его, как и всякую обширную систему, раздирают внутренние противоречия…

— А твоя цель? Не историческая — лично твоя?

— Я привык мыслить глобальными категориями… Но в отношении тебя… Кстати, почему ты считаешь, что твоя вылазка в Ущелье была случайной?

Я в упор уставился на него:

— Ты что — просчитал все это заранее?!

Он тихо засмеялся:

— Я ведь пока еще не господь бог, я только учусь… Я просто позволил себе немного повлиять на твое решение. И, думаю, что даже без этого ты Ущелья бы не избежал — раньше ли, позже…

— Почему?

— Просчитать можно очень многое — например, твои реакции на определенные обстоятельства. Вот, наверно, и ответ на некоторые твои вопросы — почему ты оказался здесь, в частности.

— И почему же? — тупо осведомился я. Неужто я в самом деле такой примитив?

— Опять же, специфика твоей обработки в рамках проекта «Изумруд». Решили, что уничтожать тебя — не рационально, перебросили сюда, ты оказался в Ордене и занялся прикладными задачами. Но кто-то, наверно, сообразил, что вечно это продолжаться не может, и рано или поздно ты вспомнишь о своей… приспособленности.

Я помолчал, чувствуя, как к горлу подступает глухая злость, потом сквозь зубы, не узнавая своего голоса, тихо выдавил:

— А ты, значит, меня по прямому назначению использовать решил? Ключ от Запределья, да? Так вот, послушай теперь меня: ты тут красиво говорил, ничего не скажешь. Особенно насчет глобальных категорий. Так вот, я ими мыслить не умею и предпочитаю при своей маленькой этике и порядочности остаться. И кашлять я на все великие цели вместе с идеалами хотел!

Волк сей взрыв бессвязного негодования выслушал с легкой, чуть снисходительной усмешкой, потом качнулся в мою сторону:

— Это эмоции. А ни ты, ни я права на них не имеем. Постарайся до завтра перекипеть, и я к тебе за ответом приду. Подумай, расслабься… Я бы дал тебе больше времени, но от твоей эскапады в Ущелье круги чересчур широко разошлись, — он поднялся, сделал жест, словно отряхивая пыль с ладоней:

— Сигареты и коньяк пусть у тебя останутся. До завтра… разведчик.

Он притворил за собой дверь, а я щедрой рукой плеснул себе коньяка. Теоретически я сейчас должен напряженно обдумывать свое положение, но в голову только ругань и лезет. За ответом он завтра придет… Глобальные категории у него… С катушек он от большого ума соскочил, вот что я скажу. Комплекс Великого Инквизитора. Ну а я как то ни малейшего желания не испытываю кого бы то ни было «пасти жезлом железным»…

Но ведь как он меня ловко насчет приспособленности зацепил! Значит, из меня какое-то сверхоружие готовили, двуногое паранормальное и без перьев… И если он прав, то что мне остается? Беспомощно ручками-ножками сучить и орать: «Не хочу, не буду!»? Подготовка, мать ее ети! Для начала подготовили, теперь перебрасываются мной, как гранатой с сорванной чекой. Тут и Грентвиг, отправивший меня на заведомо гиблое дело, чуть не ангелом небесным выглядит — он хоть дал мне понять, что меня ждет… Хотя и Волк тоже был сравнительно честен: без обиняков высказал, что я просто карта в его игре. Джокер…

Тут на меня навалился очередной приступ истерического хи-хи, до спазмов в животе. Ну нет, так дело не пойдет!

Я изо всех сил хватил кулаком по краю стола. Боль на время отрезвила, и некоторое время я сидел, покачивая правую ладонь на левой и тупо разглядывая ободранные костяшки и исходя тихими злыми ругательствами, бормоча их как молитву, понося Волка, Лигу, Институт, Грентвига, Дэна, господа бога…

И осекся. Весь мат, мной за последние несколько минут извергнутый, относится главным образом именно ко мне. Можно сколько угодно кого-то обвинять, крыть Волка, но фокус-то в том, что я с его доводами почти что согласился. Стара шутка — скрытая обработка. Ребят он к торгу не подключает, как же… Он, значит, меня на множество ходов вперед просчитал и уверен, что я соглашусь — хотя бы ради того, чтоб остальных вытащить. Вот и попробую просчитать этот вариант — без эмоций, как машина. К этому меня и приспособили…

Значит, допустим, я соглашаюсь — хотя бы для того, чтоб попробовать Волка переиграть. Это уже само по себе самообольщение… А Малыш тот же — его могут таким образом настропалить, что окажись я на стороне Братства — и он мне в жизни руки не подаст, а уж дальше Волк меня через ту же скрытую обработку подведет к тому, что я своих прежних товарищей своими руками убирать буду… А отказаться — подписать смертный приговор всем. От таких дел можно и в параноика превратиться… Хотя нет. Волк не позволит. Чтоб меня тем или иным путем раскрутить, я ему нужен в здравом уме и твердой памяти…

Итак, если без паранойи: допустим, я согласился… Нет уж, на фиг! Я человек простой и, прямо скажем, к интеллектуальным гигантам не отношусь, так что глобальные категории — не для моих мозгов. Просто есть два правила: во-первых, не суди о мире с чужих слов, а во-вторых — коней на переправе не меняют. И нечего тут сложности разводить. Просто надо как-то от контроля уйти.

А средства? Заблокироваться — не выход, самогипноз неэффективен и легко снимается. А значит, надо попробовать уйти из-под контроля попросту прекратив свое физическое существование.

Странно, теперь вот я совершенно спокоен, внутри — только какая-то ватная пустота, и сердце глухо по ребрам — та-тап… та-тап… Интересно, а может, я, опять же в рамках этой подготовки сволочной, запрограммирован на самоуничтожение?..

Впрочем, неважно. Выход обозначился. Странно: подхожу к самоубийству как к обычной процедуре, вроде чистки зубов… Хотя и к лучшему: не ждал же я от себя заламывания рук к небесам и пространных монологов?.. Только волчье пойло допью сначала — не гнить же зерну…

Я выплеснул остатки себе в пасть, поперхнулся, закашлялся. Потом с трудом подавил новый приступ идиотского смеха: вот бы Волк матерился, захлебнись я его коньяком…

Теперь — способ самоуничтожения. Самый чистенький и приятный для Чародея — сердечко остановить, но в данном случае не катит: я под колпаком, и попытку самоубийства с применением Силы тут же блокируют. Ботинки, правда, на мне, даже шнурки на месте, но зацепить их за что-то… Крюк для люстры тут не предусмотрен. Что мы еще имеем? Стакан. Бутылка. Стекло… Есть.

Переходим к основному пункту повестки. Стаскиваю рубаху. плотно оборачиваю бутылку. Лишний звон привлечет внимание… И с размаху — об угол стола! Рассматриваю отблескивающие красноватым закатным огнем осколки с зеленоватыми льдистыми краями. Вот этот должен подойти — небольшой, треугольный, с острым краем. Рука предательски дрожит. Спокойно, главное — спокойно… Одно четкое движение — и всему конец. Воткнуть поглубже за ухом — и резко надавить вперед и вниз. На какой-то момент вдруг явственно ощущаю все свои внутренности — как работу плавной, четко сбалансированной машины. Приспособленность… Главное — не тянуть, будет куда труднее. Как во сне, вижу свою руку с осколком, сверкающим, как драгоценный камень…

И приходит удар извне, прокатывается по спинному мозгу, по каждому нерву, словно ультразвук, сводящий все тело судорогой6 лишающий малейшей возможности пошевелиться. Словно в рапиде, открывается дверь, влетают двое охранников. Минута — и я распластан на топчане, как лягушка на демонстрационном стенде, ремни охватывают запястья, лодыжки, грудь, голову даже. Не соображая больше, пытаюсь некоторое время вырваться, выкрикиваю какие-то угрозы, бессвязные ругательства — но Сила извне окутывает непроницаемым туманом, и я теряюсь в нем.