"Оазис радости" - читать интересную книгу автора (Детли Элис)1От Лондона до Веллингтона более суток лету. Маргарет устроилась в кресле возле иллюминатора. Какое-то время она смотрела на проплывающие внизу облака, а потом укрылась пледом и предалась воспоминаниям. В первый раз на свидание к Генри она приехала на велосипеде, а в последний... Она его даже не повидала. Тогда, много лет назад, он пригласил ее в недорогое кафе. Спросил, что она будет есть. – Камбалу с хрустящим картофелем. Понимаешь, в детстве мне это блюдо есть не приходилось, вот почему я его так люблю. – А я люблю именно то, к чему привык с детства. У тебя красивое платье. На ней тогда было платье из мягкой шерстяной шотландки неброских тонов. – Пожалуй, чересчур теплое для бабьего лета. Мама будет жалеть, что упустила такую погоду. Она сейчас отдыхает. Решила, что осень будет холодная, вот и сбежала. – Отдыхает? – переспросил Генри. – Улетела на Ривьеру. Она очень устала. Все лето гости и гости... – А моя мама дальше Эпсома никуда не ездила. – А чем она занимается? – Ведет дом, много рисует... – Она что, художница? – Просто у нее талант, она примитивист. Кажется, я от нее унаследовал дар рекламного мазилы. – Ты познакомишь меня со своей мамой? – Если хочешь... – Очень хочу! В один из дней поздней осени они поехали в Кенсингтон. – Вон наш дом, – сказал Генри, когда они остановились у двухэтажного коттеджа. От остальных домов его отличали необычные занавески, свидетельствовавшие о незаурядном вкусе миссис Рассел: одинаковые на обоих этажах, кретоновые со смелым узором – цветы граната на салатовом фоне. Миссис Рассел вышла им навстречу – маленькая, словно воробышек, с большими, очень блестящими глазами. – Сын, где будем обедать? – спросила она после того, как Генри представил Маргарет родителям. – Где всегда. Тогда кухня была совсем другой. Стол был застелен клетчатой скатертью, как принято на континенте. Его украшала ваза с желтыми хризантемами, расставленными с прямо-таки японским изяществом. – Ну, как ты? – Генри поцеловал мать в щеку. – Что-то попахивает скипидаром – видно, ты вся в творческих исканиях. – Нет, вы только его послушайте! – не утерпел мистер Рассел. – Живопись не является воскресным увлечением моей супруги. Она пишет ежедневно, – добавил он с гордым видом. – Грех жаловаться, – заметила миссис Рассел, – написала цветы, прямо из головы. Она спросила, голодны ли гости. – Голодны, как гончие псы. Кстати, ведь есть созвездие Гончих Псов. Кем же нам считаться, если мы голодны: псами из своры или звездами из созвездия? – Ой, да отстань ты со своими остротами! Скоро сам о себя порежешься. Миссис Рассел приготовила все любимые блюда Генри. Домашние пирожки с мясом, коричнево-румяные и сочные, с пылу с жару, хрустящий картофель, консервированная лососина. Она была большой мастерицей по части кулинарии. Компот из груш с корицей, апельсиновый кекс, покрытый сахарной глазурью, – на десерт. После обеда Генри предложил помочь матери с посудой, но она сказала: не надо, мытье посуды – не мужское дело. И мистер Рассел охотно поддержал жену. – Посуда подождет, а вот картины мои я вам покажу, если хотите. Они поднялись наверх. Миссис Рассел писала в комнате для гостей, прислонив подрамник к спинке стула. Композиция была смелая – на ярко-синем фоне белые и желтые цветы в терракотовом кувшине. Меньше всего удался кувшин. И Маргарет сказала об этом. Мол, не ощущается фактура, и потом, кувшин почему-то не отбрасывает тени. Но все-таки картина понравилась. Генри даже спросил у матери, нельзя ли взять ее творение с собой и подарить Маргарет. – Вот только сначала отдам вставить в рамку, – сказала миссис Рассел. – Не надо, – возразила Маргарет. – Я знаю хорошую багетную мастерскую, там все сделают. – У вас все так симпатично! – сказала она, когда они спустились вниз. Генри тогда пристально на нее посмотрел. Простая синяя дорожка на лестнице, белые стены. Повсюду связанные из тряпичных жгутов коврики. Тонкий вкус художника сказывался во многом, только не в одежде. Миссис Рассел была одета довольно скромно. Вкладывая душу лишь в творения своих рук, о собственной внешности она заботилась мало. Маргарет удивилась, что помнит все до мельчайших подробностей. Она поплотнее закуталась в плед и подумала: уж не тогда ли шевельнулось в Генри недоброе чувство ко мне, когда я окинула миссис Рассел оценивающим взглядом? Она снова обратилась мыслями в прошлое. – Какая прелесть! – воскликнула она, войдя в гостиную. Комната и вправду была прелестной. Белые, с розоватым отливом стены. Генри потом сказал, что мать их красила собственноручно. Темно-синий ковер с узором из сплетенных роз. Занавеси, подбитые розовым сатином. Темно-зеленый гарнитур – три кресла и диван. На стенах два натюрморта работы миссис Рассел. Охапки цветов... – Рада, что вам нравится, – бросила хозяйка дома, взглянув на сына. Возможно, этого говорить не следовало, но тогда Маргарет ответила именно так, как нужно: – А кому такое не понравится? – Она у меня мастерица украшать дом, – неторопливо и солидно пояснил мистер Рассел. – И меня в это дело втягивает. Но я, если честно, предпочитаю возиться в саду. За чаем Маргарет спросила, далеко ли от дома работает мистер Рассел. В свои вопросы она всегда вкладывала прямой смысл, никогда не старалась что-то выведать. – У меня небольшой магазин, – ответил он и покосился на Генри. – Газеты, сладости, сигареты и тому подобное. – Будь у меня такой магазин, я бы только и делала, что жевала сладости и курила! Быть владелицей магазина так заманчиво! – И живо вылетели бы в трубу! – подхватил мистер Рассел. Заметив, что гостья прикончила свою порцию кекса, он спросил: – Вы курите? – И протянул ей пачку сигарет. – Больше, чем следовало бы. Спасибо. – А мне нравится, когда девушка компанейская и не прочь выкурить со мной сигаретку. – Осторожнее, Маргарет, курите поменьше, – предостерегла миссис Рассел. – А то еще наживете что-нибудь худое. – Так ведь нам всем в конце концов не миновать болезней. – Но уж если это суждено, то пусть случится как можно позже, я так считаю, – возразила миссис Рассел. – А вы, смотрю, разбираетесь в картинах. – Немножко. У нас дома есть несколько. Мама их коллекционирует. – Наверное, все Рубенсы и Рембрандты? – спросила миссис Рассел, и оттого, что она нервничала, вопрос прозвучал как-то язвительно. – Нет, что вы. Правда, есть и хорошие. Мы обе ходим в галереи, где картины выставляют на продажу. А почему вы не выставляете свои? – То есть как? Вы хотите сказать, вот это – на выставку? – миссис Рассел окинула взглядом картины на стенах. – Да я понятия не имею, как к этому подступиться. Вот и Генри тоже. Нет, вы меня просто разыгрываете, не иначе. – Вовсе нет! Покажите, пожалуйста, что у вас еще есть? Миссис Рассел принесла пять картин. На одной из них – вытянувшаяся крокодилом толпа школьников в ярко-зеленых блейзерах переходила серую улицу, над которой нависли набухшие влагой тучи. Генри немедленно похвалил работы матери и поздравил ее с удачей. – Просто чудесно! – сказала Маргарет, повернувшись к миссис Рассел. – До чего вы талантливы! Где вы учились? – В жизни меня никто ничему не учил. Я же понимаю, это грубая работа. Фигуры-то неправильные. Но Генри сразу понял, что мысль о выставке уже запала матери в душу. Вскоре они собрались уходить. Прощаясь, родители Генри выразили надежду, что Маргарет придет к ним в гости. – А вы меня пригласите, пожалуйста! Генри тогда сказал, что вечер удался на славу и что с ней будет удаваться все. – Мне понравились твои родители. У вас дома уютно и спокойно. Прощаясь с Генри, Маргарет прижалась к нему и поцеловала. Маргарет нажала кнопку вызова стюардессы и заказала минеральную воду с лимоном. Как быстро летит время! Тринадцать лет прошло, а кажется, будто с родителями Генри она познакомилась только год назад. После первого визита к ним она навела справки в картинной галерее на Рыночной площади. Мистер Лукас, владелец галереи, человек обеспеченный, выразил желание просто посмотреть несколько картин. Он хорошо знал и уважал мать Маргарет. Предупредил, что никаких гарантий заранее дать не может. – Нужно показать ему картин десять, не меньше, – сообщила она Генри. Когда они с Генри приехали в Кенсингтон спустя две недели, миссис Рассел в полном смятении повела ее наверх показывать новые работы. Она изрядно потрудилась. По размеру картины были разные, и каждая привлекательна на свой лад. – Если мистер Лукас решит их выставить, вам нужно будет на каждой вещи указать цену. – Вы хотите сказать, мне за них заплатят? – Миссис Рассел была ошарашена. – Конечно, если только они будут проданы, но при этом галерея удержит пятнадцать процентов комиссионных. – Да я не имею ни малейшего понятия, сколько за них просить! – Поставьте цену ориентировочно. Не отдавать же задаром! И не скромничайте, цена сама по себе уже производит впечатление на покупателя. – Ну, тогда фунтов тридцать за каждую. – В общем, послушаем, что скажет мистер Лукас. Может быть, у нас ничего не получится. Вот и выйдет, что я вас только зря обнадежила. Но попытаться стоит, правда ведь? А если вдруг не получится, вы не будете на меня в обиде? – В обиде? Да я не знаю, как вас и благодарить за все, что вы уже для меня сделали. А спустя три недели картины миссис Рассел захотела посмотреть мать Маргарет. Мистер Лукас встретил ее, словно герцогиню. Она долго рассматривала картины, а потом повернулась к мистеру Лукасу и пропела: – Можете прикрепить красную звездочку сюда, сюда и... вот сюда! Это означало, что она купила одну из уличных сценок и два натюрморта. – Миссис Холдер... – начал было Генри, совершенно оглушенный. Но та не дала ему договорить. – Неужели вы полагаете, я купила бы работы вашей матери, если бы они того не стоили? Я благотворительностью не занимаюсь. Маргарет усмехнулась: Генри тогда, кажется, возненавидел мою мать, а я его успокаивала. На следующий день в газетах, в отделе светской хроники, появился довольно подробный отчет о выставке. Друзья-журналисты расстарались... Этого оказалось вполне достаточно, чтобы заинтересовать публику и привлечь посетителей. А уже через месяц миссис Рассел купила себе элегантное синее пальто и маленькую шляпку в тон. – Мамочка, вид у тебя потрясающий! – воскликнул Генри, пригласив мать в кафе. – Это что, обновки? – Да. Маргарет выбирала их в магазине вместе со мной. Я ведь от продажи картин триста фунтов выручила! Спустя полгода мистер Рассел заболел и умер. Что было потом, не хочется и вспоминать. Генри стало очень худо... Маргарет закрыла глаза. Печальный опыт прошедших лет научил ее сдержанности. Никогда не знаешь, как отреагирует мужчина на поток женской эрудиции, самоотверженности, проявление своего «я». Поэтому лучше не рисковать! Недаром тихая улыбка Джоконды покорила весь мир... Маргарет опустила спинку кресла, сбросила туфли и вытянула ноги. Генри довольно долго пребывал в угнетенном состоянии духа. Чтобы выйти из него, он упорно работал. Я его поощряла. Но он любой ценой хотел быть первым, а такой человек, как известно, обречен на одиночество. Не умеет он жить чужой радостью, а я в совершенстве владею этим искусством... Каким искусством? Она не заметила, как погрузилась в забытье. – Вот видишь?! – крикнула миссис Рассел, обращаясь к Генри. – Что я тебе говорила! Видишь? – Она кивнула в сторону Шейлы. Та расстелила на траве большую скатерть, расставила бокалы и рюмки, разложила серебро. И сразу между домом и лужайкой стал сновать лакей, вынося поднос за подносом. – Откуда тут взялся лакей? У Генри лакеев отродясь не было... А-а-а... это, оказывается, садовник... – Еда сегодня деревенская, – сообщила Шейла, стукнув Маргарет по колену. – Генри любит такую еду! Да, любит! Крупные сочные зеленые листья... Среди них гранат, коралл и перламутр. Какой-то очень высокий пирог. Пришел Эрвин и стал отрезать от пирога большие куски. – Да! – засмеялась миссис Рассел. – Мой сын – талант. – Она обняла полуголого босого Генри. – Да и еще раз да! И эффектный багет ему ни к чему, он только отвлекает от него внимание. Уходи, уходи, уходи! – закричала она и толкнула ее в грудь. Маргарет проснулась. Господи! Шейла с деревенской едой, Генри – как всегда, босиком. Эти двое – все-таки пара... Какой-то багет и покойная миссис Рассел. В неприятных снах и воспоминаниях есть одна хорошая сторона, решила Маргарет. Они убеждают человека в том, что он счастлив, даже если секунду назад в это не верил. Собственно, счастье – понятие относительное! Кто это постиг, редко чувствует себя несчастным, подвела она итог своим мыслям. |
||
|