"Проклятый манускрипт" - читать интересную книгу автора (Ванденберг Филипп)

Глава 7 Книги, книги и ничего, кроме книг

Афра чувствовала себя брошенной и одинокой. Об Ульрихе она ничего не слышала уже несколько дней. После того спора на площади он больше не возвращался домой. Вероятно, он проводил дни и ночи в строительном бараке. Как ей следовало вести себя? С одной стороны, она скучала по нему, с другой стороны, ею руководили недоверие и страх. В выбранном Афрой одиночестве все ее мысли были о загадочном пергаменте и его значении. Чувство, что Ульрих использовал ее, приводило девушку в ярость.

Она никак не могла осознать, что существовала какая-то связь между мастером Ульрихом, пергаментом и убийством алхимика Рубальдуса, капюшонника и мастера Верингера. Было слишком много несоответствий, и в первую очередь тот факт, что она до сих пор ухитрилась остаться в живых.

День за днем Афру мучил один и тот же вопрос: какие причины могли побудить отца подвергнуть ее жизнь такой опасности? Но чем больше она пыталась вспомнить отца, тем более расплывчатыми становились воспоминания.

Мир стал мрачен и загадочен — или ей только казалось так? Когда Афра бесцельно бродила по городу, повсюду, за каждым домом, за каждым деревом и каждой встречной телегой ей чудились шпионы. Крик играющих детей заставлял ее съежиться, точно так же как и слуга с мешком на спине или монах в черной рясе, приблизившийся сзади.

На этом запутанном пути через город Афра пошла на юг. Возле монастыря Святого Томаса она перешла мост через Иль, спустилась немного вниз по течению реки и наконец направилась на восток по проезжей дороге в направлении пойменных лугов Рейна.

Простор действовал на Афру успокаивающе, и она опустилась на ствол толстого, поросшего мхом дерева, упавшего во время осенних бурь. От мокрой травы поднимался затхлый запах, а вдалеке клубились тонкие полосы тумана. Они закрывали вид на что-то вроде крепости — обнесенный стеной бастион с колокольней вместо дозорной башни. Это строение напоминало находившиеся в некотором отдалении укрепленные монастыри, знакомые Афре по Вюрттембергу.

Мысль скрыться в монастыре, где никто не будет знать ее имени, пока все не уляжется, показалась девушке не такой уж и неудачной. Что ей было терять? Вернуться к Ульриху казалось в данный момент невозможным. Она боялась той неуверенности, которую вызывало его покрытое тайной прошлое, и неясности его намерений. И не только во сне Афре казалось, что Ульрих просто использовал ее для достижения своих целей.

Немного отдохнув, Афра, снедаемая любопытством, направилась к крепости. Но чем ближе она подходила, тем более странным казался ей бастион. Было похоже, что там все вымерло. Ни на дороге, ни у ворот не было видно ни души. Окна над стеной, окружавшей странный комплекс, были закрыты. Изнутри не доносилось ни звука.

Массивные ворота производили такое впечатление, что казалось, будто их не открывали несколько недель. Узкая калитка, в которую можно было войти только пригнувшись, вела в комнату с низким потолком, закрытым окном справа и еще одной дверью. Рядом — веревка колокола.

Когда Афра потянула за веревку, где-то раздался звон. Она в нерешительности остановилась, ожидая, что последует за этим.

Прошло немного времени, и внутри раздался шлепающий звук. Афра смертельно испугалась. Она и сама не знала, чего она, собственно, ожидала. Может быть, бородатого брата монаха или суровую монахиню, вооруженный охранник тоже не так напугал бы ее, как то, что она увидела через раскрывшееся окошко: гомункулуса, карикатуру на человека — абсолютно лысое существо с раздутой головой; один глаз был у него на лбу, второй — на щеке, а нос напоминал месиво из хрящей. И только рот с пухлыми влажными губами казался человеческим и ухмылялся ей в лицо.

— Вы, наверное, ошиблись адресом, — ухмыляясь, сказал гомункулус низким гортанным голосом. Он высунулся из окна, чтобы посмотреть, нет ли в комнате еще посетителей.

Афра испуганно отошла на шаг.

— Где я? — беспомощно пробормотала она, глядя на его четко выраженный горб.

Перегнувшись через подоконник, гомункулус оглядел Афру с ног до головы. При этом он так скривился, словно при взгляде на нее ему становилось плохо.

— Святая Троица, — пробулькал он и снова заухмылялся своей улыбкой, так напоминавшей маску.

— То есть монастырь Святой Троицы!

— Если вам угодно, называйте так, — горбун утер сопливый нос рукавом рубашки из грубого сукна. — Некоторые называют сумасшедшим домом. Но они, конечно, не такие важные, как вы.

Сумасшедший дом, о котором ей рассказывал библиотекарь Якоб Люсциниус, — пронеслось в голове у Афры. Боже мой! Она уже хотела повернуться и молча уйти, как этот жалкий человек спросил:

— Кого вы ищете, девушка? Вы должны знать, что сюда приходят редко. И уж вовсе никогда без сопровождения. Кто же по доброй воле придет в сумасшедший дом?

Пока он говорил, деревянная трещотка, висевшая на веревочке у него на груди, издавала хлопающий звук.

— У всех здесь есть такая штука, — сообщил привратник, заметив вопросительный взгляд Афры. — Это чтобы стражники слышали, когда кто-то приближается к ним сзади. Некоторые, кстати, выработали парящую походку, как у ангелов. Их почти не слышно, — он коротко рассмеялся, выпуская воздух через изувеченные ноздри. — Итак, к кому вы, девушка?

— Здесь должен быть библиотекарь из монастыря доминиканцев, — ответила Афра, повинуясь внезапному порыву.

— А, Гений! Конечно, здесь он. То есть если он, конечно, не витает где-нибудь в облаках.

— В облаках?

— Ну да. Брат Доминик — не от мира сего, если хотите знать. Мысленно он далеко отсюда. У философов Древней Греции или у египетских богов. Он может часами декламировать античные драмы и эпосы на языках, которые никто не понимает. Поэтому мы называем его Гением.

— Вы имеете в виду, что он не сумасшедший?

— Брат Доминик? Не смешите меня! Он соображает лучше, чем весь соборный капитул! Кстати, среди сумасшедших больше мудрецов, чем среди мудрецов — сумасшедших. Просто брат Доминик знает все.

— Мне нужно с ним поговорить! — внезапно сказала Афра.

— Вы ему родственница, девушка?

— Нет.

— В таком случае я не вижу возможности…

— Почему нет?

— Видите эти двери, девушка? Каждый, за кем закрывается эта дверь, навсегда прощается с миром, из которого вы пришли. Понимаете? Мы здесь все отверженные: калеки, больные, еретики, сумасшедшие — люди, издевающиеся над образом Бога. Посмотрите на меня. Такой, как я, предназначен исключительно для того, чтобы опровергать Новый Завет. Там Бог говорит: создам человека по своему образу и подобию. Теперь, девушка, вы себе можете примерно представить, как выглядит Бог, — и привратник-калека кокетливо склонил голову набок и упер руки в бока.

— Мне нужно поговорить с братом Домиником! — настаивала Афра. — Если он так умен, как вы говорите, то, может быть, он сможет мне помочь.

Широко раскрыв рот, гомункулус захихикал. Непривычная власть, которую он вдруг ощутил, казалось, развеселила его.

— А сколько это для вас стоит? — неожиданно спросил он.

Афра растерялась.

— Вы хотите денег?

— Денег? Во имя Девы Марии, что мне делать с деньгами?

— Вы первый, кто задает мне такой вопрос. Но я понимаю, деньги вы использовать не можете. В таком случае чего же вы хотите?

Казалось, привратник пропустил вопрос мимо ушей.

— Когда монахи читают дневную молитву, я единственный надсмотрщик. Молитва длится долго, иногда целый час. Я мог бы это устроить.

— За какую цену?

— Покажите мне вашу грудь, девушка. Холмы на вашем платье обещают рай.

— Вы с ума сошли.

— Не говорите так. Я прошу вас. Я хочу всего лишь раз коснуться женской груди. А потом я готов выполнить любое ваше желание. Даже если меня поймают.

Требование калеки было для Афры настолько неожиданным, что она долго не знала, что сказать. Сначала она хотела обругать его извращенной свиньей, подлым мучителем, но в его словах было что-то трогательное.

— Могу представить себе, о чем вы думаете, — продолжал гомункулус. — Но мне все равно. Я еще никогда не видел такой прекрасной женщины, как вы. Да и где мне? С тех пор как мне исполнилось два года, я жил среди мужчин. Хорошо, что в Святой Троице нет зеркал. Я могу только догадываться о том, как я выгляжу. Не так давно мне в руки попал часослов одного монаха. Наряду с благочинными молитвами там были миниатюры из Ветхого Завета. В их числе было изображение Адама и Евы в раю. И тогда я увидел груди Евы. В жизни не встречал ничего более волнующего. Мое тело завибрировало в местах, на которые я раньше не обращал внимания. Когда монах увидел, что я держу его часослов, он побил меня, сказал, что я мерзок, и обещал мне вечные муки.

Афра испытующе поглядела на привратника.

— И если я перед вами разденусь…

— Я исполню любое ваше желание, все, что в моих силах.

— В таком случае откройте двери!

Привратник исчез из окошка и открыл двери.

В сторожке привратника пахло плесенью. Из обстановки был только грубый стол из темного дерева и неудобный стул. Распахивая ворот своего платья и спуская его с плеч, Афра не сводила с горбуна взгляда. Ее груди были похожи на спелые фрукты. Афра никогда не думала, что эта ситуация может так взволновать ее.

Калека робко протянул руку. Он не осмеливался коснуться ее. Вместо этого он упал перед Афрой на колени и сложил руки, Словно для молитвы.

Афра увидела, как дрожат его губы. Она даже испытывала к этому человеку какое-то сочувствие. Через некоторое время она снова надела платье.

Привратник поднялся и театрально поклонился Афре, словно священник при входе в церковь. Он тяжело дышал и качал головой, словно не веря в то, что только что видел своими глазами.

— Подождите здесь, — сказал он наконец, — я посмотрю, началась ли уже дневная молитва.

Когда дверь в сторожку за ним захлопнулась, девушка заметила, что внутри не было ручки. И, хотя Афра была заперта, ей не было страшно. Тем не менее ее терзали сомнения по поводу того, правильно ли она поступила.

Пока Афра размышляла, раздались шаги, и в сторожку заглянул привратник.

— Пойдемте, — сказал он. — Все чисто. Вы вынесли мой вид, значит, вынесете и то, что сейчас будет.

«Конечно», — хотела ответить Афра, но предпочла промолчать.

Привратник тоже молчал. Без слов шла Афра за калекой по пустому коридору, закончившемуся лестницей. Крутая лестница из старого известкового туфа вела вверх на еще два этажа. Оттуда шел коридор направо до поперечного перехода. Высокая двустворчатая потемневшая дверь, до ручки которой нужно было дотягиваться — так высоко она была прикреплена, — закрывала вход в длинный зал.

Когда горбун открыл двери, им в лицо ударил теплый затхлый воздух, похожий на воздух в коровнике. По обе стороны зала были деревянные перегородки. На грубых полках, покрытых прелой соломой, сидели жалкие фигуры. Уродливые, как привратник, и потерявшие разум люди висели на деревянных решетках, как звери, и смотрели по сторонам. Некоторые рычали, когда мимо них проходили. Затхлый воздух мешал Афре дышать.

Опустив голову, привратник искоса посмотрел на девушку.

— Вы этого хотели, — сказал он, входя. — Я думаю, вы привыкли к другим запахам.

Афра едва дышала.

Подойдя ближе, она услышала сильный голос старика, декламировавшего латинский текст. Он не замолчал даже тогда, когда Афра с горбуном остановились у его клетки, не закрытой, в отличие от других. Афра не решалась прервать его. Старик был похож на пророка. Его густые всклокоченные волосы блестели сединой, так же как и борода, доходившая ему до груди и шевелившаяся, когда он говорил.

Закончив, старик коротко взглянул на Афру и пояснил:

— Гораций. «Моей музе Мельпомене».

Привратник пробормотал что-то и исчез.

Какое-то мгновение Афра и старик молча стояли друг напротив друга, потом старик ворчливо спросил:

— Что вам нужно? Я никого не звал. Кто вы вообще такая?

— Меня зовут Афра, и я пришла по особому делу. О вас идет слава как о человеке необыкновенного ума. Говорят, что вы прочли все книги в библиотеке доминиканцев.

— Кто так говорит? — вдруг заинтересовался старик.

— Якоб Люсциниус, который взял на себя ваши обязанности.

— Не знаю такого. А что касается ума, — он неопределенно махнул рукой, — один из умнейших людей, мудрый Сократ, в конце своей жизни сказал: «Oida ик Oida» — я знаю, что ничего не знаю.

— В любом случае вы человек начитанный.

— Был, девушка, был. Ветхий Завет — вот и все, что мне здесь оставили. Глаза у меня уже не те. Вероятно, они не хотят видеть мерзость этого мира. Мне осталась только моя голова, точнее то, что я прочел раньше. Но что я все о себе да о себе. Говорите, что вам нужно!

С чего же начать? Афра слепо поддалась порыву в надежде на то, что брат Доминик сможет ей помочь. В том, что старик сумасшедший, она сомневалась с самого начала. Теперь девушка утвердилась в своих подозрениях. Может быть, он был просто слишком умен для остальных обитателей монастыря. Может быть, он просто знал больше, чем позволяла ему его вера. Может быть, его считали еретиком, поскольку он читал наизусть тексты языческих авторов, поэтов, поклонявшихся другим богам. Она была в восхищении от спокойствия, с которым он встретил удар судьбы.

— Я знаю, что вы здесь незаслуженно, брат Доминик.

Старик отмахнулся от нее.

— Откуда вам знать, девушка. И даже если вы правы, через пару месяцев пребывания здесь становишься таким же, как все. Но вы все еще не ответили на мой вопрос.

— Брат Доминик, — запинаясь, начала Афра, — мой отец оставил мне древний документ, значение которого мне непонятно…

— Ну, если вы не понимаете, о чем идет речь, то откуда же мне это знать?!

— Документ составлен не моим отцом. Он написан монахом из монастыря Монтекассино.

Тут старик моментально оживился и спросил:

— Документ при вас?

— Нет, он в тайнике, и я не смогу воспроизвести вам текст. Но у меня есть повод полагать, что это запрещенный документ, за которым какие-то люди охотятся, как дьявол за заблудшими душами. В документе упоминается CONSTITUTUM CONSTANTINI. Тут речь идет, очевидно, о тайном договоре. Больше я ничего не знаю.

Слушая Афру, брат Доминик забеспокоился. Потом он задумчиво погладил бороду и после непродолжительной паузы тихо спросил:

— Вы сказали CONSTITUTUM CONSTANTINI?

— Так было написано в пергаменте.

— И больше вы ничего не знаете?

— Нет, брат Доминик. Это все, что я запомнила из текста. Ну, говорите же: что значит CONSTITUTUM CONSTANTINI? Наверняка вы знаете об этом больше.

Старик покачал головой и промолчал.

Афра не могла поверить, что старый мудрый монах, знаний которого многие боялись, никогда не слышал о CONSTITUTUM CONSTANTINI. Было очевидно, что он пытается что-то скрыть.

Словно желая перевести разговор на другую тему, брат Доминик вдруг сказал:

— А как вы вообще сюда попали? Кто-нибудь знает о том, что вы здесь?

— Только привратник. Мне пришлось кое-что сделать для него. Он сказал, что во время дневной молитвы нет опасности, что нас обнаружат. Но почему вы не говорите о том, что знаете, брат Доминик?

— Бедолага, — ответил монах. — Светлая голова на демоническом теле. Он единственный, с кем я вообще могу побеседовать.

— Брат Доминик, почему вы не говорите, что знаете? — в голосе Афры звучала мольба.

Скрип половиц сообщил, что с другого конца зала приближается привратник.

— Если я могу дать вам совет, — торопливо сказал старик, — то возьмите пергамент и бросьте его в огонь. И никому не говорите, что он у вас когда-либо был.

— Вы имеете в виду, что он ничего не стоит?

— Ничего не стоит? — Монах иронично усмехнулся. — Я только боюсь, что до этого дело не дойдет.

— А почему, брат Доминик?

— Потому что другие…

— Время, девушка! — привратник грубо оборвал их разговор. — Время дневной молитвы подходит к концу. Идемте!

Афра едва не вцепилась горбуну в глотку. Именно теперь, когда монах наконец-то заговорил, он взял и помешал.

— Могу ли я еще раз прийти к вам? — спросила на прощание Афра.

— Это не имеет смысла, — серьезно ответил старик. — Я и так сказал вам слишком много. Если хотите совет: никогда не пытайтесь им воспользоваться!

Горбун кивнул, словно зная, о чем идет речь. Потом подтолкнул Афру к выходу. Они быстро спустились вниз по лестнице. Когда деревянные двери сторожки привратника захлопнулись, Афра почувствовала облегчение. День клонился к вечеру, и она вдохнула холодный воздух.

Слова старого мудреца скорее запутали ее еще больше, чем дали какое-то объяснение. Девушка испуганно оглядывалась по сторонам, проверяя, не следят ли за ней. Без сомнения, ее жизнь была в опасности. Но она была жива! Может быть, все дело в пергаменте, именно благодаря ему она и жила. Пока он у нее, думала Афра, с ней ничего не может случиться.

Приближаясь к мосту, она вспомнила слова старика: Папа римский, вероятно, озолотил бы вас и обсыпал драгоценными камнями, словно королеву, если бы вы отдали ему этот пергамент. Что-то в этом роде, может быть, и не совсем так, говорил и отец.

Иль медленно нес свои темные воды. Афра перешла мост. Взволнованные люди бежали куда-то на север. Женщины подобрали юбки, чтобы бежать быстрее. Из боковых улиц выскакивали люди с кожаными ведрами, и внезапно стали слышны крики:

— Пожар! Горит!

Афра ускорила шаг. По переулку Проповедников неслась огромная толпа людей. Еще одна толпа приближалась от Соборного переулка. Им в лицо ударил едкий запах дыма, пахло горелым камышом. Когда они добежали до Братского переулка, небо окрасилось в кроваво-красный цвет. Афра была очень взволнована и напряжена. У нее появилась смутная догадка, и эта мысль обожгла ее, как весть о Страшном суде. Мужчины образовали живую цепь до самой реки и передавали друг другу ведра с водой.

— Раз-два! — эхо их криков отражалось от соседних домов. — Раз-два!

В начале Братского переулка Афра остановилась и посмотрела вперед. Ее дом горел. Столб оранжевого огня вырывался из покрытой камышом крыши. Из окон валил черный дым. Пожарные уже бросили тушить дом. С помощью приставной лестницы они пытались помешать тому, чтобы огонь распространился на соседние дома.

Тут настал звездный час зевак. Пожар — это всегда волнующе. Большинство считали пожар чем-то вроде увеселительного аттракциона, они пели и плясали от сознания того, что сами остались живы.

Афра, как зачарованная, смотрела на пламя. Огонь уничтожил не только ее дом, он уничтожил часть ее жизни, которую она считала самой счастливой. Что ж, она ошибалась. Казалось, бушующее пламя и дымящийся дом — символы ее жизни в Страсбурге — исчезали прямо у нее на глазах.

Каждый раз, когда рушилась балка или стена, зрители ликовали, как на ярмарке, где за два страсбургских пфеннига можно было окунуть клетку с брызжущим слюной идиотом в большую бочку с водой. Обессилев от ярости, Афра закрыла лицо руками.

Когда толпа немного успокоилась, стали слышны вопросы: чей это был дом? кто там жил? где его обитатели?

Афра стояла как вкопанная. Она боялась, что ее узнают.

Рыночная торговка с корзиной на спине объясняла любопытным, что в этом доме жили архитектор собора Ульрих с женой, странные люди, ни с кем не общавшиеся. Бородатый мужчина, благородные одежды которого указывали на то, что он был членом муниципалитета, сообщил, что мастера Ульриха арестовал городской судья. Мол, его подозревают в том, что он убил парализованного Верингера Ботта.

Сообщение разнеслось со скоростью ветра, и Афра предпочла отойти подальше. Ей было все равно, откуда взялся пожар. Она потеряла все — свои скромные пожитки, платья, мужчину, которому так доверяла.

Ульрих — убийца! — молотом отдавалось у нее в голове. Может быть, это все-таки он убил свою жену? Растерянная, без единой ясной мысли в голове, девушка подошла к монастырю доминиканцев. Там, в библиотеке, находилось единственное, что у нее осталось, — пергамент.

Афра чувствовала себя беспомощной и опустошенной. К монастырю доминиканцев ее гнало отчаяние. Разве отец не говорил ей, чтобы она использовала пергамент только тогда, когда не будет знать, что делать дальше? Не сама ли судьба распорядилась так, что Афра спрятала пергамент в библиотеке доминиканцев?

На город опустился вечер, и к тому времени, как Афра добралась до ворот монастыря, она уже совершенно замерзла. Из церкви доносилось монотонное пение псалмов во время вечерни. Афре пришлось долго стучать, прежде чем ей наконец открыли. В дверном проеме появился Якоб Люсциниус, однорукий библиотекарь.

— В это время посещения бывают редко, — извиняющимся голосом сказал он. — Брат привратник и все монахи сейчас на вечерне.

— Слава Богу! — ответила Афра. — Значит, мне не придется давать лишние объяснения. Впусти меня.

Люсциниус нехотя подчинился.

— Следуйте за мной, да поживее. Вечерня вот-вот закончится. Если меня увидят с вами, выгонят немедленно. Что вам вообще нужно в такой час?

Афра не ответила. Она молчала, пока они не оказались внизу, в библиотеке. И только там она шепотом произнесла:

— Брат Якоб, ты наверняка помнишь, что не так давно я помогла тебе выбраться из затруднительного положения.

Однорукий библиотекарь смущенно махнул уцелевшей левой рукой.

— Да, конечно. Просто… Я очень рад, что мне больше не нужно ходить побираться и выслушивать насмешки людей. Вы должны понять…

— Я очень хорошо понимаю, брат Якоб, и не хочу тебя обременять. Я оказалась в жалком положении. Мой муж в тюрьме. Его обвиняют в том, что он убил мастера Верингера. Какой-то негодяй поджег мой дом. У меня не осталось ничего, кроме того, что сейчас на мне. Я не знаю, что мне теперь делать. Приюти меня у себя на пару дней, пока я не соберусь с мыслями.

Намерения Афры обеспокоили однорукого:

— Девушка, как вы себе это представляете? Орден доминиканцев очень строг и весьма редко разрешает женщинам входить в монастырь. Я не представляю себе, что будет, если вас найдут.

— Ни один монах не узнает, что грех был так близок, — насмешливо ответила Афра. — Книжные полки — прекрасное место для того, чтобы спрятаться. Ты сам говорил, что тут редко кто не заблудится.

— Да, конечно…

— Можешь быть спокоен, брат Якоб, я не доставлю тебе никаких хлопот. — Афра опустилась на стопку сложенных друг на друга фолиантов, уткнулась лицом в ладони и закрыла глаза.

Она была в подавленном состоянии — не похоже, что Люсциниусу удастся убедить ее покинуть библиотеку. Видимо, однорукому стоило постепенно привыкать к мысли о том, что придется предоставить убежище женщине среди монахов, хотя бы на пару дней.

— Ну хорошо, — сказал он наконец, — правила ордена Святого Доминика предписывают бедность и добродетель. О том, чтобы отказывать в крове бездомному, нигде не сказано. Но если вас поймают, то я вас не знаю. Вы пробрались сюда тайно.

Афра протянула библиотекарю левую руку.

— Согласна. Не переживай.

Казалось, Якоб Люсциниус немного успокоился. Прежде чем закрыть за собой дверь в библиотеку, он еще раз повернулся и, обращаясь к Афре, сдавленным голосом сказал:

— Девушка, будьте осторожны со светом. Вы же знаете, что ничто не горит так хорошо, как библиотека. Ну, до завтра, до утренней молитвы.

Афра прислушалась к шагам, удалявшимся по лестнице и постепенно стихшим. В самом дальнем углу бокового хода, где беспорядок был больше всего и где был самый настоящий лабиринт из книг, она отобрала дюжину фолиантов в кожаном переплете и отложила их в сторону. Из пергаментов и книг в мягкой овечьей коже Афра устроила себе ложе. В качестве подушки она выбрала толстую книгу из особенно мягкого пергамента, написанную Вальцером фон Армандусом де Белловисом:[16]«De declaratione diffilicium terminorium tarn theologiae quam philosophiae ac logicae». Познаний Афры в латыни не хватило для того, чтобы перевести это бесконечное название. Для нее главным было то, что эта книга мягче прочих.

У Афры были и более удобные ложа, и более мягкие, но никогда — такие ученые. Для начала ей было этого довольно. Сальная свеча на полу давала мягкий свет. Девушка положила руки под голову и стала смотреть в потолок и думать. Она просто обязана еще раз навестить брата Доминика, жалкого гения, в сумасшедшем доме. Как-то нужно было заставить его заговорить. Как, она сама еще не знала. Афра знала только то, что брат Доминик был единственным, кто мог пролить свет на мрак тайны, покрывавший пергамент. Его намеки были обоснованны. Старик точно продумал каждое слово, которое ей сказал, и даже те слова, которые не сказал.

И прямо на своем неудобном ложе Афра составила план. Для начала ей нужен был список с пергамента. Но для этого снова понадобится помощь алхимика. В Страсбурге было больше алхимиков, чем в каком-либо другом городе. Большинство из них жили на севере, вокруг монастыря Святого Петра — довольно жуткой местности, где горожане избегали ходить по ночам. Но прибегнуть к помощи алхимика значило посвятить в это дело еще одного человека. И, конечно же, он не согласится сделать это за «спасибо».

И с этой безрадостной мыслью Афра заснула. Ей приснился сон, что она стоит, одетая в дорогое платье, в окружении слуг, наверху широкой длинной лестницы из белого мрамора. В руке у нее пергамент. Откуда-то издалека приближался отряд всадников в блестящих доспехах. Они размахивали белыми флагами с желтым крестом посредине. За ними следовала карета, запряженная шестью лошадьми. На золотом троне сидел Папа и приветливо махал рукой.

У подножия лестницы Папа вышел из кареты и стал подниматься по бесконечным сверкающим ступеням. Его сопровождающие несли золото и драгоценные камни. Но как ни пытались сопровождающие подняться по лестнице, они не могли сдвинуться с места. Афра проснулась вся в поту.

«Какой странный сон», — подумала она и посмотрела на пламя свечи, стоявшей на полу рядом с ее ложем. По непонятной причине пламя внезапно затрепетало, словно по коридору пошел сквозняк. Было похоже на то, что дверь была открыта. Замерев от ужаса, Афра посмотрела в сторону главного коридора. Она не решалась вздохнуть. Кровь стучала в висках. Девушке казалось, что так, не двигаясь, она просидела целую вечность.

И вдруг на пол с грохотом упала книга. Афру охватил страх. Она хотела закричать, позвать на помощь, выйти незнакомцу навстречу, но ее руки-ноги не повиновались ей, не хотели двигаться.

Свеча! Нужно погасить свечу! Но прежде чем Афра успела что-либо сделать, она увидела слабый свет в одном из боковых проходов. Он становился все сильнее, и внезапно в десяти локтях от нее бесшумно промелькнула тень — человек в капюшоне с фонарем в руке. Потом снова стало темно.

В отчаянии Афра раздумывала, что делать дальше. Капюшонник! Ужасные воспоминания снова обступили ее. Был ли это один из тех, кто едва не разрушил собор? И что ему было нужно в этой комнате среди ночи?

Афра боялась даже думать о том, что причиной ночного визита был ее пергамент. Никто не видел, как она входила в монастырь. И откуда незнакомец может знать, в какой из многих тысяч книг она спрятала пергамент?

Издалека девушке было слышно, как капюшонник снимал с полок книги и перелистывал их. При этом казалось, что у него море времени, в любом случае, он совершенно не торопился. И чем дольше продолжалась работа незнакомца, тем больше Афру снедало любопытство — кто же спрятался под широким плащом и что ему все-таки нужно?

Постепенно ее конечности снова обрели подвижность, страх спал с нее, как промокшее под дождем платье. Афра выпрямилась, бесшумно поднялась и осторожно, чтобы не издать ни звука, стала пробираться к боковому ходу, в том направлении, куда исчез человек в капюшоне.

В конце длинного коридора Афра увидела свет. Страх, еще несколько минут назад сковывавший ее полностью, улетучился. Она бесстрашно шла на цыпочках к свету в конце бокового коридора. Человек в капюшоне повернулся к ней спиной. Ничего не подозревая, погруженный в книгу, он не слышал, как Афра подкралась сзади.

Афра сделала последний шаг и сорвала капюшон с головы незнакомца. Она совершенно не думала о последствиях своего поступка. Не думала она и о том, кто мог скрываться под капюшоном. Но теперь от неожиданности она не знала, что сказать, только беспомощно пробормотала:

— Б-брат До-ми-ник!

— Вы меня напугали, девушка! — ответил тот. — Но что вы делаете здесь, да еще в такое время?

Афра глубоко вдохнула. К ней наконец вернулся дар речи:

— То же самое я могла бы спросить у вас, брат Доминик. Я думала, вы заперты в сумасшедшем доме!

Старик, ухмыляясь, погладил длинную бороду и, хитро прищурившись, сказал:

— Так оно и есть, девушка, но тот, кто всю свою жизнь провел в стенах монастыря, отовсюду найдет выход. Вы ведь не выдадите меня?

— Зачем мне это? — примирительно ответила Афра. — Если вы не выдадите меня…

Брат Доминик покачал головой и, указав рукой на маленькое распятие, сказал:

— Клянусь святой Девой!

Так они простояли несколько минут, приветливо улыбаясь друг другу, и каждый думал о том, зачем, с какой целью оказался здесь собеседник.

— Я вошла через ворота. Мне открыл Якоб Люсциниус, новый библиотекарь, — прошептала Афра, казалось, угадавшая немой вопрос старца.

А Доминик сказал:

— В хранилище для костей под апсидой церкви есть потайной выход за стены монастыря. Тот, кому не страшно пройти мимо костей и черепов, которым несколько столетий, попадет прямехонько в коридор, ведущий в библиотеку. А что касается сумасшедшего дома, то, как следует из его названия, он построен для сумасшедших, которые не владеют собственным разумом. А образованный человек найдет много пустей, чтобы убежать от монахов из Святой Троицы.

— А что вам нужно здесь, брат Доминик?

— Как что? — возмутился старик. — Книги, девушка, книги! Мне разрешили иметь одну книгу, всего лишь одну-единственную книгу! Можете себе представить? С одной книгой, даже если это Библия, человек может сойти с ума. Поэтому я каждую неделю беру новую, а старую ставлю на место.

— И еще никто не заметил этого? Не верится.

— Ах, девушка! — неожиданно монах заметно погрустнел. — С книгами все точно так же, как и с людьми. Поначалу кажется, что они все одинаковые. И только приглядевшись повнимательнее, можно заметить различия. Вы серьезно думаете, что монахи из сумасшедшего дома будут интересоваться книгами?

Как и во время первой встречи, живость ума старика сильно поразила Афру. Ей еще не доводилось встречаться с человеком, который настолько безропотно принимал бы свою судьбу. Конечно, он убежал в мир иллюзий, в мир своих книг. Но что же в этом плохого, если это сделало его счастливым? В любом случае, брат Доминик мог быть каким угодно, но не несчастным.

— А теперь расскажите вы мне, что вам нужно в этой комнате, полной книг. Уж наверняка не Ветхий Завет и не деяния апостолов. Дайте я угадаю: вы не ищете какую-то определенную книгу. Библиотека доминиканцев скорее служит тайником для того самого пергамента, о котором вы упоминали.

Афра до смерти испугалась. До сих пор она считала доминиканца всего лишь старым мудрым человеком. Но неужели же брат Доминик был ясновидящим? Афра почувствовала, что попалась. Она доверилась старику и его знаниям, а теперь нужно было бояться, что он ее выдаст. Или же он уже действовал от имени темных сил, преследовавших ее столь долгое время?

Чтобы потянуть время, Афра вымученно улыбнулась, как будто то, что написано в пергаменте, ее не особенно интересовало.

— А если даже и так, брат Доминик? Если я действительно спрятала пергамент здесь, в этой библиотеке? — Она не сводила со старика пристального взгляда.

— Лучшего тайника и не придумать, — ответил брат Доминик, — если только…

— Если только что?

— …вся библиотека не станет добычей огня.

Спокойствие и холодность, с которой он это сказал, взволновали Афру. Он вынимал книги с полки одну за другой, ненадолго углублялся в них и снова ставил на место. Наконец старик остановил свой выбор на одном труде, с облегчением кивнул и обернулся:

— А сейчас я вас покину. Я должен быть в Святой Троице еще до рассвета. А вам, девушка, что вам нужно?

Афра неуверенно посмотрела на брата Доминика, не зная, стоит ли ему открыться. Да, его поведение было непонятным, но когда она смотрела в его открытое лицо, то начинала сомневаться, не обижает ли она монаха своим недоверием. И по-прежнему нерешительно девушка ответила:

— Мне нужно провести здесь ночь. У меня больше нет дома.

Монах вопросительно посмотрел на Афру и промолчал. Он был уверен, что она скажет что-то еще. И, как он и ожидал, девушка продолжила:

— Я Афра, жена архитектора собора. Когда я вчера возвращалась от вас, то увидела, что наш дом сгорел. Я уверена, что его подожгли. Дом сожгли в надежде, что пламя уничтожит пергамент. Оказавшись в трудном положении, я пошла к брату Якобу, который занимает ваше место. Он обязан мне кое-чем. Конечно, я знаю, что монастырь доминиканцев — не самое лучшее место для молодой женщины, но я не видела другого выхода, мне не хотелось провести ночь на ступенях собора вместе с нищими.

Доминик кивнул:

— Не переживайте, госпожа Афра, в эту комнату очень редко забредают монахи. Пока я находился здесь, бытовало мнение, что между книжных полок бродит дьявол. Признаю, я не совсем невиновен в этих слухах. В Страстную пятницу и на Вознесение Господа нашего я всегда подкладывал пару костей из хранилища на лестницу, ведущую к библиотеке. Это повергало моих собратьев в панику, и я надолго мог быть спокоен. Если хотите, прежде чем уйти, я положу еще пару берцовых костей на лестницу, и тогда вам нечего бояться, — он лукаво усмехнулся.

Но Афре было не до шуток.

— Вчера вы мне посоветовали выбросить пергамент в огонь, — осторожно начала она. — В то же время вы говорили, что он стоит целое состояние.

— Да, я говорил. Как вы упоминали, написанное относилось к CONSTITUTUM CONSTANTINI.

— Так оно и есть, брат Доминик.

— Покажите мне пергамент!

Афра украдкой посмотрела туда, где спрятала пергамент. Но в коридоре было не видно ни зги.

— Это ничего не даст, — уверенно сказала она.

— Как это понимать, девушка?

— Он написан тайным шрифтом, который можно сделать видимым только с помощью специального раствора. Я уже поручала это алхимику, он сумел проявить текст. Но на следующий день алхимик исчез и вскоре умер — его убили.

— У вас сложилось такое впечатление, что алхимик понял смысл документа?

— Поначалу нет. Но потом, когда я снова перебрала в памяти то, что было тогда, мне стало ясно, что алхимик точно знал, что он читал. А когда он рассказал то, что знал, его убили.

— Где?

— Его труп нашли у ворот Аугсбурга. Его жена сказала, что он собирался навестить епископа Аугсбургского.

На какое-то мгновение Афре показалось, что брат Доминик потерял дар речи. Было видно, что его ум напряженно работает. Ничего не объясняя, старик взял свой фонарик, пересек центральный коридор и исчез в боковом коридоре напротив. Афра стояла в темноте, прислушиваясь к шорохам.

В задней части комнаты она услышала какое-то бормотание. Осторожно, держась поближе к стеллажам, Афра пошла на свет, туда, где она устроила себе ложе. Она пришла вовремя. Свеча уже почти догорела. Афра зажгла новую и отправилась искать брата Доминика.

На полдороге старик сам вышел ей навстречу. Он казался взволнованным.

— Нужно запретить дуракам брать в руки книги, — ругался он, протягивая Афре том небольшого формата с двумя маленькими грубыми застежками.

— Что это такое? — Она раскрыла книгу и прочла красиво написанное название: «Castulus a Roma — ALCHIMIA UNIVERSALIS».

— Раньше здесь был порядок, — ворчал монах. — И я мог найти любую книгу в считанные секунды. Как, вы сказали, зовут нового библиотекаря?

— Якоб Люсциниус.

— Ужасный человек!

— Вы его знаете?

— В лицо нет. Но тот, кто так обращается с книгами, как этот Люсциниус, может быть только ужасным человеком. — И без перехода продолжил: — В этой «Алхимии» вы найдете рецепт жидкости, с помощью которой можно проявить написанное на пергаменте. Но теперь вы должны меня извинить. Скоро рассветет.

Афра хотела задержать монаха, но она поняла, что этим только навлечет опасность на себя и на брата Доминика.

Прежде чем закрыть за собой дверь, он тихонько сказал Афре:

— Через неделю, девушка, я вернусь, позаботьтесь о том, чтобы к тому времени жидкость была готова. Тогда мы еще раз поговорим о документе, если вы, конечно, не против.

Против ли она?! Брат Доминик казался Афре посланцем небес. Он был единственным, кто не был заинтересован в пергаменте. Да, и какая польза может быть ему от пергамента в Троицком сумасшедшем доме? Золото и богатство нужны ему в последнюю очередь.

Афра как раз нашла свое ложе и попыталась хотя бы ненадолго заснуть, но вдруг непонятное беспокойство подняло ее на ноги. Внутренний голос требовал от нее, чтобы она встала и пошла посмотреть, цел ли пергамент. Поэтому девушка поднялась, взяла свечу и направилась в коридор, расположенный в задней части комнаты. Она нашла бы дорогу даже с закрытыми глазами, и название книги, в которой она спрятала пергамент, Афра знала наизусть, как «Отче наш»: «Compendium theologicae veritatis».

Подойдя к стеллажу, где на верхней полке стояла книга, Афра подняла вверх свечу. Полка была пуста. На девушку смотрели пустые ящики. Прошло довольно много времени, прежде чем Афра поняла всю значимость своего открытия: книга с пергаментом исчезла.

Афра осветила комнату. Но все, кроме пустой полки, выглядело так же, как и несколько дней назад. Девушка еще не верила, что книга могла пропасть из библиотеки. Наверняка Люсциниус убрал все эти книги в другое место.

Хотя уже приближалось время утренней молитвы и вскоре должен был появиться брат Якоб, которого она могла спросить, Афра начала искать сама. Как объяснить Люсциниусу, что она ищет именно эту книгу, не выдавая тайны? Она должна была найти ее, прежде чем появится однорукий.

Найти книгу среди других книг, авторы которых, начиная с буквы А, выстроены по алфавиту, — легче легкого. Но это предполагает две вещи, а именно — что известен автор произведения и что все книги примерно одинакового размера. Но поскольку большинство книг в этой комнате скрывали своего автора, а что касалось их размера, и вовсе вели себя по-разному, чтобы навести тут порядок, требовалась определенная система. А поскольку Афра не могла разобраться в системе брата Якоба, ее поиски «Compendium» напоминали поиски иголки в стоге сена. Как и ожидалось, они не увенчались успехом.

Наконец, когда уже настало утро, появился Люсциниус с кружкой воды и большим количеством хлеба, под каким-то предлогом раздобытым в кухне монастыря.

Афра была в замешательстве.

— Где книги с самой задней полки? — набросилась она на однорукого.

— Вы имеете в виду копии теологических трудов?

— Книги на самой задней полке! — Афра схватила Люсциниуса за рукав и потащила в дальний угол библиотеки. — Вот, — сказала она, показывая на пустую полку, — куда подевались эти книги?

Брат Якоб удивленно посмотрел на Афру.

— Вы ищете какую-то определенную книгу? — неуверенно спросил он.

— Да, «Compendium theologicae veritatis»!

Люсциниус с облегчением кивнул головой.

— Идите за мной! — Он целеустремленно пересек широкий центральный ход и пошел в тот коридор, в котором ночью остановился брат Доминик. — Вот она, — сказал Люсциниус, доставая книгу с нижней полки. И с любопытством добавил:

— А теперь я хочу знать, зачем вам понадобился именно этот теологический труд. Он написан на латыни и, кроме того, очень труден для понимания. Но в теологических кругах его очень ценят.

Что ей было отвечать? Загнанная в угол, Афра решила сказать правду, по крайней мере полуправду.

— Я должна тебе признаться, брат Якоб. Я спрятала в этой теологической книге важный документ. Тут содержание труда не играло никакой роли, скорее его объем. Мне показалось, что это хорошее место для того, чтобы спрятать пергамент. Ну вот, теперь ты знаешь!

Афра раскрыла книгу. Она спрятала пергамент между последней страницей и обложкой. Но там его не было. Афра пролистала страницы фолианта.

— Он исчез, — пробормотала она и захлопнула книгу.

— Да это и не та книга, которую вы ищете!

— Не та? Но здесь же написано «Compendium theologicae veritatis»! — Но, пока Афра говорила это, ее обуяли сомнения. Почерк и порядок строк были другие. — Что это значит? — спросила она.

— Охотно объясню, — начал Люсциниус издалека. — Эта книга, которую вы держите в руках, — оригинал, написанный самим автором, и ему почти три сотни лет. Та книга, которую вы выбрали хранилищем для своего документа, — список, сделанный монахами этого монастыря для бенедиктинцев из Монтекассино. И, кстати, не единственный. Всего было скопировано сорок восемь книг, которых нет в монастыре Монтекассино. За это наш доминиканский монастырь получит тридцать шесть списков книг, которых нет у нас. Manus тапит lavat — рука руку моет. Вы понимаете, что я имею в виду.

— Очень хорошо понимаю! — воскликнула Афра. — Но меня интересует только один вопрос: где сейчас список «Compendium»?

Люсциниус смущенно пожал плечами.

— Где-то на пути в Италию.

— Скажи, что это неправда!

— Это правда.

Афра была готова задушить однорукого, но потом поняла, что Люсциниус как раз виноват меньше всех. Он ведь не знал, что она спрятала пергамент именно в одной из этих книг.

— Важный документ? — осторожно поинтересовался Люсциниус.

Афра промолчала. Было похоже, что мыслями она была далеко отсюда. Что же теперь делать? Она судорожно сглотнула. Такой поворот событий ей даже в голову не приходил.

Поэтому она сначала не придала значения словам Люсциниуса, который говорил:

— Гереон, сын богатого купца Михеля Мельбрюге, вчера отправился в направлении Зальцбурга. В тамошнем монастыре Святого Петра он возьмет на себя задачу дальнейшей транспортировки книг. Если я не ошибаюсь, он собирался дальше в Венецию, Флоренцию и Неаполь, где хотел купить изделия из кожи, сбрую и мочалки. Он сказал, что через четыре месяца, если позволит погода, он вернется.

Мысль о том, что пергамент потерян для нее навсегда, мучила Афру, и она зажала рот ладонью, боясь, что не выдержит, настолько сильно она волновалась.

Люсциниус, заметив это, попытался успокоить девушку.

— Я не знаю, стоит ли об этом упоминать, — спокойным голосом сказал он, — но почему бы вам не нанять кучера и не попытаться догнать молодого купца? У Гереона Мельбрюге два дня форы, но до Зальцбурга вы его еще десять раз догоните!

Афра посмотрела на однорукого так, словно он пытался прояснить для нее тайное откровение Иоанна.

— Ты имеешь в виду, что я могла бы… — запинаясь, начала она.

— Если пергамент действительно так важен для вас, то вам стоит по крайней мере попытаться. Скажите молодому Мельбрюге, что вас послал библиотекарь монастыря доминиканцев. Мол, он забыл в одной из книг важный для ордена документ. И я не вижу никакой причины, почему бы Гереону вам его не отдать.

Если только что Афра хотела задушить Люсциниуса, то теперь она готова была его расцеловать. Не все потеряно!

— День еще только начался, — заметил однорукий. — В это время извозчики собираются в тени собора и ждут пассажиров и грузы. Поторопитесь, тогда у вас будет целый день. Да пребудет с вами Господь всюду, куда бы вы ни направились!

Люсциниусу удалось моментально развеять сомнения Афры.

— Прощай! — спокойно сказала она и повернулась к выходу. — Я уйду через ворота Бедного Грешника. Не волнуйся!

Проходя мимо, она схватила отложенную «Алхимию».

Ночью похолодало, и Афра дрожала всем телом, уходя от монастыря доминиканцев по переулку Проповедников. Солнце еще не поднялось высоко над горизонтом. И ни один его луч не попал на сырые затененные переулки постепенно просыпавшегося города.

Афра направлялась в Соборный переулок, где жили менялы. Там у богатого менялы Соломона Афра хранила все свои сбережения. Какое счастье, думала она, потому что если бы она хранила деньги дома, то они стали бы добычей огня и у нее не осталось бы ни единого пфеннига.

Соломон, тучный мужчина средних лет с темной неухоженной бородой, носил черную шапку на лысом черепе. Он как раз открыл свою лавку и уселся за деревянный прилавок, с недовольством ожидая сделок, которые принесет новый день.

Лавка находилась на три ступени ниже уровня Соборного переулка, и даже Афре, которая была невысокого роста, пришлось втянуть голову в плечи в низком дверном проеме. Внутри было настолько темно, что невозможно было отличить страсбургский пфенниг от ульмского. Деньги делают человека жадным, и меняла отказывался тратиться на свечи после восхода солнца, если, конечно, не наступит вдруг тьма египетская.

Хотя меняла и знал Афру в лицо, тем не менее он придерживался своего стандартного ритуала, с которого всегда начинал разговор с каждым приходящим в его лавку. Склонившись над прилавком, он ненадолго поднял голову и, не глядя на вошедшего, невнятно завел свою обычную песню:

— Кто вы, назовите свое имя и сумму ваших долгов.

— Выдайте мне, пожалуйста, двадцать гульденов с моего счета. Но побыстрее, я спешу.

Требовательный тон в такую рань сделал менялу еще более раздражительным, чем обычно. Ворча, он встал из-за прилавка и вышел.

Афра ходила взад-вперед по лавке, когда в низкую комнату вошла статная женщина. На ней была дорожная одежда, а в руке — плеть. Афра приветливо кивнула ей, и та без околичностей начала:

— Вы, случаем, не жена архитектора собора Ульриха фон Энзингена? Я видела вас на пиру у епископа.

— Да, и что? — раздраженно ответила Афра. Она не могла припомнить, чтобы когда-либо видела эту женщину.

Тем более удивилась она, когда та продолжила:

— Я слыхала о вашей судьбе: дом сгорел, муж в темнице. Если вам нужна помощь…

— Нет-нет, — отмахнулась Афра, хотя у нее не было даже крыши над головой. Гордость не позволяла ей просить помощи у кого бы то ни было.

— Вы можете мне доверять, — сказала женщина, подходя ближе. — Меня зовут Гизела, я вдова ткача Реджинальда Кухлера. Женщине, которая осталась одна, нелегко. Слишком уж большой охотничий интерес у мужчин она вызывает. И епископ здесь не исключение.

Афра задумалась, ища в словах Гизелы скрытый намек на то, что она заметила заигрывания епископа. Но прежде чем Афра нашла, что ответить, женщина опередила ее:

— Он подкатывался к каждой, кого пригласил на пир. Вы в этом случае не исключение.

И тут же вернулись все те мрачные мысли, связанные с празднеством у епископа. Афра по-прежнему была в долгу у Вильгельма фон Диста. Конечно, епископ обладал властью и мог помочь ей выбраться из трудного положения. Но какой ценой! Жизнь хотя и ожесточила Афру, но вести себя, как продажная девка, она не собиралась — совесть не позволяла.

— Возможно, вам стоит исчезнуть на время из Страсбурга, — вдруг услышала девушка слова Кухлерши.

Афра посмотрела на нее неуверенно.

— Это я и собиралась сделать, — ответила она.

— Мне нужен попутчик для путешествия в Вену. Конечно, было бы желательно иметь извозчика, но дорога трудна, а мой груз шерсти не слишком велик. Думаю, две таких женщины, как мы, справились бы.

— Вы собираетесь в Вену? — удивленно спросила Афра. — Зальцбург — это по пути!

— Так и есть.

— Когда вы думаете уезжать?

— Лошади уже запряжены. Мой фургон стоит на площадке за собором.

— Само небо послало вас! — воскликнула Афра. — Мне срочно нужно в Зальцбург! Срочно, слышите?!

— За мной дело не станет, — ответила женщина. — Но скажите, что за причина у вас так спешить в Зальцбург?

Но прежде чем Афра успела ответить, вернулся меняла с маленьким кошельком, отсчитал двадцать гульденов и положил их на прилавок.

— Вы, похоже, собираетесь надолго, — заметила Гизела, увидев немалую сумму. — Вся моя поклажа столько не стоит.

Отсчитав деньги Афре, меняла повернулся к Кухлерше:

— Кто вы, назовите свое имя и сумму ваших долгов.

— Выдайте мне десять гульденов с моего счета.

Тут меняла хлопнул в ладоши над головой и запричитал оттого, что с самого раннего утра нужно выдать так много денег. Брюзжа и ворча, он снова скрылся.

Женщины договорились о встрече через час на площадке за собором. Афре нужно было еще купить себе одежду и все самое необходимое — ведь у нее осталось только то, что было на ней.