16

Последний подарок Ксанта получила перед самым отъездом. Когда они с Дариссой потуже закручивали друг другу волосы, чтобы прически выдержали долгую и тряскую езду, в комнату постучалась Валтруда и, немного смущаясь Дариссы, протянула Ксанте пару чулок, связанных из шерсти снежных коз.

— Ой, мне тебя и отдарить-то нечем! — огорчилась Ксанта. — Ладно, из Клареты пришлю. Госпожа Ликорис не против, что ты свою работу раздаешь?

— Это она и послала, — улыбаясь ответила Валтруда. — Лаху ваш подарок очень понравился, и госпожа захотела вас отблагодарить.

— Что ж, скажи ей, что я благословляю и ее, и сына… И еще скажи, пожалуй, что моя богиня улыбается, когда слышит ее музыку.

(Мысленно: «Гес, я ведь не слишком много на себя беру, да?»)

С Тамо прощаться не пришлось. После истории с портретом Кервальс прогнал художника с позором и тот, не слишком опечалившись, присоединился к жреческому каравану — Дарисса обещала ему местечко в своем Храме.

И вот наконец они выбираются из каменного лабиринта навстречу земле и небу. Погода улучшилась, и в этом нет ничего удивительного — как-никак вся сотня жрецов накануне усердно молилась своим богам, и те просто не могли не пойти беднягам навстречу и не разогнать облака. Ветер все еще силен, и все такой же холодный, но в просветы между редкими, стремительно несущимися по небу тучами то и дело выглядывает солнце и на возвышенных местах даже успевает растопить иней, лежащий на траве. Впрочем, в глубоких колеях дороги уже посверкивает молодой ледок, грязь затвердела, а значит, можно рассчитывать на то, что они доберутся до Клареты быстро и без приключений.

Хозяева замка вышли проводить гостей. Кервальс прощается со старшими жрецами, почтительно принимая их последние благословения и наставления; Лах выпускает в небо голубя и торжественно выливает на маленькую жаровню бокал вина — прощальная жертва богам, чтобы они берегли гостей во время путешествия. Ликорис, как всегда, просто присутствует, но ее белоснежное покрывало, темно-синее платье и безупречная красота придают картине прощания вид законченный и совершенный.

Керви помогает Дариссе сесть в носилки и что-то негромко ей говорит. Та кивает с улыбкой, но глаза у нее, похоже, на мокром месте.

Ксанту, которая стоит чуть в сторонке, не торопясь забраться в свою достопамятную повозку, вдруг захлестывает странное чувство. Она почему-то знает, что эта сцена повторится в точности еще раз, далеко отсюда и много лет спустя, только на месте Дариссы будет уже она, Ксанта. Это знание кристально ясное, но мимолетное, к счастью, тут же оставляет ее, и Ксанта, тряхнув головой, говорит себе: «Это просто от усталости. А может, и от зависти».

Действительно, юная пара выглядит донельзя романтично.

Ксанта смотрит на них и, отбивая ритм острым носком башмачка, бормочет под нос:

Убегай с берегов золотых,

Покидай королевство сосновых иголок!

Рвется с привязи, пляшет ладья,

Что тебя на загривке волны унесет.

Брось казну и друзей,

Час прощанья пусть будет недолог,

И будь проклято все,

Будь потеряно все!

Ночью в небо гляди,

Встреть рассвет на земле незнакомой.

Не останешься сам,

И другим не дано удержать.

Поднимись на вершину холма.

Заложи основанье для дома

И построй себе жизнь,

Чтобы было откуда бежать.

Ксанта, Жрица Тишины, никогда и никому не признается, что иногда пишет стихи словами, а не делами…