ЭКРАНИЗАЦИЯ СИНДРОМ ПРЕЖДЕВРЕМЕННОЙ СТАРОСТИ

Имя Дориан Грей давно стало нарицательным, а его история прочно вошла в обиход массовой культуры. Это история о том, как портрет берет на себя все грехи и уродства оригинала, — миф об искушении красотой и здоровьем на протяжении всей жизни.

В основе истории Дориана Грея из романа Оскара Уайлда лежат два мифа. Первый — о Нарциссе: прорицатель Тиресий предсказал родителям прекрасного юноши, что тот доживет до старости, если никогда не увидит своего лица. Нарцисс случайно посмотрел в воду, увидел в ней собственное отражение и зачах от любви к себе. Дориан Грей влюблен в свое «второе я» — портрет. В конце романа Грей, не выдержав контраста физической красоты и душевной мерзости, которую показывает ему портрет, пытается его уничтожить — по сути, кончает с собой из-за любви к себе.

Второй миф, не менее распространенный и важный для западной культуры, рассказывает о сделке Фауста с дьяволом, о жажде вечной молодости. В роли Мефистофеля у Уайлда выступает лорд Генри Уоттон, который, впрочем, сам никаким порокам не предается и никаких преступлений не совершает. Отголоски Маргариты можно проследить в Сибилле Вэйн.

Но этим литературные связи уайлдовского романа не исчерпываются. Из написанного еще в 1820 году романа Ментьюрина «Мельмот-скиталец» Уайлд позаимствовал и идею портрета, и героя, которому позволено все. Есть нечто общее и с романом Бальзака «Шагреневая кожа». Через магический предмет, играющий роковую роль в судьбе героя — в данном случае портрет, — роман можно связать как с архетипом легенды о предмете-помощнике, так и с рядом романов современной фэнтези, которая эксплуатирует этот элемент сюжета. Историю Дориана Грея использовали и переосмысливали некоторые писатели XX века — самый известный среди них, пожалуй, Рэй Брэдбери (рассказ «Слава в вышних Дориану!»).

Сам уайлдовский персонаж настолько прочно укоренился в общественном сознании, что врачи уже выделяют отдельное психическое заболевание — так называемый синдром Дориана Грея, выражающийся в страхе перед физическим увяданием или старением. У больных этим недугом подобный страх компенсируется неоправданным использованием молодежной атрибутики, выбором одежды не по возрасту, ведет к злоупотреблению пластической хирургией и косметическими средствами. Иногда это душевное расстройство заканчивается депрессиями и попытками самоубийства.

Синдром Дориана Грея вообще свойствен и современному обществу в целом — оно как будто ужасно страшится старости. Разумеется, фильмы о стариках считаются политкорректными, вот только никто не хочет их смотреть, да и сами режиссеры не спешат снимать пожилых актеров, если только это не звезды первой величины, — мир актеров, как и мир спортсменов, неудержимо молодеет, достаточно посмотреть любой из сериалов или крупных чемпионатов. Процветает сложившийся еще в начале XX века культ здорового и юного тела, в рекламе фигурируют актеры, как правило, молодые, а если и появляются люди среднего либо пожилого возраста, то прославляют они товары для красоты и здоровья или услуги, позволяющие отсрочить увядание — ради того чтобы «брать от жизни все». Эту тенденцию и пытался, в частности, художественно осмыслить Оскар Уайлд в своем декадентско-философском романе «Портрет Дориана Грея», создавая атмосферу эстетства и гедонизма. «Новое эстетство», по Уайлду, есть постоянный поиск новых ощущений от жизни, не обязательно физических и физиологических.

Интересно отметить, что эстетство зачастую связано в массовом сознании с гомосексуализмом. Вопрос, был ли таковым сам Уайлд, имевший, кстати, жену и двух детей, остается открытым, хотя в тюрьму он попал, как известно, за содомию. Правда, поводом к тюремному заключению стало не само «преступление», а бурная ссора, разгоревшаяся между Уайлдом и маркизом Кинсбери, отцом близкого друга Уайлда — лорда Альфреда Дугласа. Судебный процесс и заключение привели к банкротству семьи Уайлдов и фактически к гибели самого писателя: два года исправительных работ подорвали его здоровье, большинство друзей от него отвернулись. Так что передергивают некоторые критики, утверждающие, что Уайлда погубил именно его роман.

В предисловии к этому произведению Уайлд защищал свою эстетическую позицию: художник не моралист, не стремится что-либо доказывать и волен изображать все, что ему заблагорассудится. Именно в предисловии содержится знаменитый афоризм Уайлда: «Нет книг нравственных или безнравственных. Есть книги хорошо написанные или написанные плохо. Вот и все». Атмосфера гедонизма, сентенции лорда Генри, порочность главного героя этого написанного всего за три недели романа вызвали после его выхода в свет в 1891 году такую шумиху, что некоторые даже требовали запрета произведения и ареста автора.

В целом истории Дориана Грея везло с экранизациями, их было около полутора десятков. Любопытно, что к сюжету романа кинематограф обратился достаточно рано и использовал его очень активно. Вероятно, сыграло свою роль то, что съемки предполагались в основном интерьерные, панорам и баталий не требующие, а потому фильм можно было снимать со сравнительно небольшим бюджетом.

Вслед за первой экранизацией в 1910 году в Дании режиссера Акселя Стрёма последовали три американские — в 1913, 1915, 1916 годах, затем немецкая в 1917-м и венгерская в 1918-м. Последняя интересна тем, что роль лорда Генри в ней сыграл Бела Лугоши. Затем сюжет надолго выпал из обоймы, а в период Великой депрессии гедонизм был не в ходу…

Вернулся роман на кисносцену лишь после Второй мировой. Уже в 1945 году появилась голливудская киноверсия, получившая премию «Оскар» за лучшую операторскую работу, а затем еще одна лента — в 1953-м. Затем наступила эпоха телеспектаклей и телесериалов: итальянский телеспектакль в 1958-м, затем в 1961-м новелла в английском телесериале «Armchair Theatre» и в гам же году в телесериале американском.

В 1968 году на телеэкраны вышла советская постановка Надежды Марусаловой, где Дориана играл Валерий Бабятинский и где снялись Юрий Яковлев (вполне предсказуемо, в роли лорда Генри Уоттона) и Александр Лазарев. В 1969-м снова сериал, причем мексиканский! Зато в 1970 году на экраны вышел уже кинофильм совместного производства ФРГ, Великобритании и Италии. Далее опять телепостановки: 1973-й — американская, 1976-й — английская, где Дориана Грея сыграл Питер Ферт. Кстати, Питер Ферт и Колин Ферт никакими родственными узами не связаны: жизнь выкидывает иногда неожиданные коленца, эти два английских актера однофамильцы.

Богатым на «Греев» был 1977 год, когда почти одновременно вышли французский кинофильм и испанский сериал. В 1983 году появилась голливудская лента «Грехи Дориана Грея», где Дориан Грей стал женщиной, а лорда Генри сыграл Энтони Перкинс. Еще одно довольно вольное и несколько неожиданное переложение, снятое в сюрреалистической манере Ульрике Оттингер, появилось в 1984 Году: тут Дориан Грей стал инструментом международного заговора.

Затем последовал почти двадцатилетний перерыв до начала нового, XXI века, и «Греи» хлынули потоком: в 2001-м — кинофильм с Малькольмом Макдауэллом в роли лорда Генри, в 2003-м — «Лига выдающихся джентльменов» Стивена Норрингтона, где Дориан оказался причислен к пантеону персонажей приключенческой литературы и кино, потом еще три экранизации — в 2004, 2006 и 2007 годах, причем в первой из них, снятой Дунканом Роем, женщиной оказался художник Бэзил Холлуорд. И наконец, целых два фильма в 2009 году — Джонатана Куртманша и разрекламированный фильм Оливера Паркера.

Последний поражает главным образом своей удивительной нескандальностью. С некоторой уверенностью можно даже говорить о его провале. Сборы сравнительно невелики — чуть больше 14 миллионов в мире и чуть меньше двух в России.

В своем — как раз таки скандальном — философском романе Уайлд рассказывал историю о добре и зле, но создается впечатление, что Оливер Паркер и съемочная группа, замахнувшись на сюжет, его попросту испугались. Испугались, что зритель заскучает от чрезмерной интеллектуальности, испугались, что их обвинят в неполиткорректности и провокационности, а потому убрали почти все парадоксы и сентенции лорда Генри, составлявшие главное обаяние романа. Испугались обвинений в порнографии, а потому сделали оргии натужно пресными. Вообще в самом романе ни один из пороков, каким предается главный герой, не назван прямо, исключение составляет лишь употребление опиума. Уайлд говорил: пусть читатели видят в Дориане собственные грехи и пороки, — и создатели последней экранизации навязали зрителю свои (либо те, которые усмотрели в персонаже). Вот только воображение у них оказалось не слишком богатым.

Адаптация литературного произведения, тем более известного, к нуждам кино с его набором изобразительных средств — труд тяжкий и неблагодарный. Тем более странно, что писать сценарий к фильму, которым (по утверждениям некоторых критиков) английское кино собиралось вернуться на мировую сцену, доверили Тоби Финлею — человеку, никогда прежде ничего подобного не делавшему.

От испуга и отсутствия внятного сценария Оливер Паркер и команда как будто не знали даже, что же снимать. Экшен высосать из пальца не удалось, интеллектуальная драма показалась слишком серьезной. История о выходе за рамки обыденности через поиск новизны, впрочем, довольно актуальна, но чересчур заумна.

А посему создатели отыгрались на персонажах.

У Уайлда лорд Генри, ставя свой эксперимент по выведению «нового гедониста», дает молодому человеку прочесть роман Гюисманса «Наоборот» и проповедует теорию нового гедонизма, которая носит главным образом эстетический характер. Теория основана на отношении к жизни лишь как к поставщику эстетических впечатлений, когда объект внимания должен не столько «нравиться» или «не нравиться» (что предполагает еще и некоторую нравственную позицию), сколько «волновать». Если в романе лорд Генри — теоретик порока, то в фильме он водит юного Грея по притонам и борделям, как некий светский сводник.

Разительная перемена произошла и с Сибиллой Вэйн. В романе она персонаж с собственной историей и внутренними проблемами: эта талантливая актриса, живущая в мире театра и иллюзий, полюбив Грея, решается выйти в реальный мир, но утрачивает и талант, и способность играть. В постановке «Ромео и Джульетты» она будто через силу проговаривает слова героини, ведь, на ее взгляд, «Играть влюбленную — это профанация!», а заодно видит без прикрас убожество декораций, фальшь сценических партнеров и нищету антрепризы. Для Дориана ее плохая игра оборачивается крахом иллюзии о возможной нерасторжимости искусства и реальности. Именно поэтому он с ней порывает, бесталанная — она ему не интересна. У Уайлда ее самоубийство объясняется именно этим, а не расставанием с Греем. У Паркера же с Финлеем самоубийство следует практически сразу за постельной сценой, словно постановщики стараются поскорее избавиться от одной девицы, чтобы перейти к следующей.

Предполагается, что второстепенные персонажи должны либо воплощать какие-то идеи, либо служить обрамлением для главного героя, но в трактовке Паркера они не способны ни на то, ни на другое. С самим главным героем дело обстоит не лучше. У Уайлда история Дориана Грея — история попыток трансформировать жизнь, либо себя самого, хотя бы какой-то духовный поиск, в фильме же остались только поиски все более изощренных физических ощущений. К концу романа Дориан приходит к мысли о недостатках молодости, последняя представляется ему временем незрелости, наивности и поверхностных впечатлений: продав душу, он застрял в этом времени. Однако в Дориане заложен огромный потенциал самосохранения и самооправдания: отвращение к себе и своим поступкам сменяется у него отвращением сперва к портрету, а затем и к самому Бэзилу Холлуорду, — получается, что убит был художник заслуженно. В версии Паркера с Финлеем мы получили пресыщенного жизнью и интрижками красавца, который наподобие чересчур древнего вампира утратил вкус к жизни; надо понимать, исправиться Грей решил исключительно от усталости и скуки.

Все бы ничего, будь фильм построен на игре двух актеров, как это было, кстати, в постановке Марусаловой, которая ближе всех прочих к авторскому замыслу, ведь какая-никакая — пусть и интеллектуальная — драма в ней бы была. Но надо признать, что у Паркера даже известные актеры играют из рук вон плохо.

Обладает ли Дориан Грей в изображении Бена Бориса той ангельско-дьявольской красотой, какой наделил своего героя Уайлд, — дело вкуса, только вот на экране он… никакой. Играющая Сибиллу Рейчел Херд-Вуд, получившая известность благодаря ролям в фильмах «Питер Пэн» Уэнди Дарлинга и «Парфюмер» Тома Тыквера, не способна убедить зрителя, что перед ним очаровательная и наивная актриска. По счастью, на экране она только минут пятнадцать, но и этого достаточно, чтобы стать одним из худших недостатков фильма. Колин Ферт, сыгравший лорда Генри, возможно, был бы недурен, если бы сценарист не навязал ему роль слащавого идиота. В последней четверти фильма из остроумного циника он вдруг превращается в пародию на заботливого отца.

Наилучшая актриса в фильме — Ребекка Холл, известная по фильмам «Престиж» Кристофера Нолана и «Вики Кристи Барселона» Вуди Аллена и сыгравшая здесь дочь лорда Генри — Эмили, но и ей достался жалко-водянистый персонаж. Вроде бы ей положено играть практичную и независимую современную женщину, но после встречи с Дорианом она вдруг превращается в самозабвенно влюбленную барышню — этот женский тип, похоже, единственный на весь фильм.

Не повезло в фильме и викторианскому Лондону, который превратился в истертый задник, эдакую целлулоидную обитель порока, причем во всех слоях общества. Викторианский Лондон здесь темный, грязный и захудалый, и зрителя, очевидно, пытаются уверить, что убожество трущоб — метафора внутреннего убожества, скрывающегося за блеском гостиных. Уайлд старался доказать, что за фасадом хороших манер и приличий лежит жажда новых ощущений, которые позволили бы выйти за рамки души и тела. Фильм же сосредоточен исключительно на грязи и убожестве. Ни о каких поисках чего-то большего, чем физическая реальность, нет и речи. Слишком много спален и будуаров, но нет ничего о переживаниях героев: опять же, вероятно, из-за слабости игры актеров.

Удручающее впечатление производит сама композиция фильма. Поскольку большая часть романа держится на остроумных диалогах лорда Генри с различными персонажами и его циничных афоризмах, сценаристам пришлось очень и очень много додумывать и даже ввести не существующий у Уайлда персонаж — ту самую Эмили Уоттон.

Художники и авторы спецэффектов — единственные, кому можно поаплодировать. Но и их таланты были приложены не самым лучшим образом: портрет, который стонет и плюется червями, как зомби с похмелья, способен напугать только тех, кто не сталкивался с пародиями на фильмы ужасов.

Значимым сценам — роману с Сибиллой Вэйн и убийству Бэзила — на экране уделены минуты, и зритель проскальзывает по ним, не фиксируя внимания. Создается впечатление, что авторам не терпелось перейти к изображению пороков и полуодетых девиц. Самоубийство Сибиллы оставляет зрителя безучастным именно потому, что их с Греем отношения — шитая белыми нитками уловка, которая должна привести к непременной постельной сцене.

Изображение порока — тема благодатная и для порнографа, и для эстета, но, вероятно, не для Оливера Паркера. Там, где можно было бы обойтись намеком на те или иные эксцессы, режиссер решает, что недалекой аудитории XXI века необходимо показать оргии (иначе она, бедная, не поймет, чему и как предается Дориан), а потому потчует ее натужными сценами, населенными персонажами в нелепых костюмах. А вот употребление наркотиков как таковое не показано, зато сцена курения опиума вообще чистый бурлеск. Примечательно, что в паркеровской киноверсии пороки Дориана сосредоточены на сексе, который и является, похоже, главной причиной его морального падения. От употребления наркотиков (напомним, употребление опиума — единственный порок, который Уайлд называет в романе прямо) и убийства авторы словно бы отмахиваются.

Концовка фильма почти смехотворна. Такое впечатление, что сценарист не знал, как бы ему избавиться от своего персонажа. Если Паркер хотел снять что-то зрелищное, то получилось скорее нелепо.

В целом в фильме нет интриги, обязательной для хорошего готического романа XIX века или хоррора века XXI, — снято красиво, но скучно до зевоты. Фильм не удался из-за желания заранее «подстелить соломки», страха как перед возможными обвинениями, так и перед самой попыткой поговорить о сути добра и зла (хотя в сам фильм для красного словца втиснуто упоминание души и религии). А ведь в прошлом Паркер уже делал — и довольно успешно — адаптации для кино Уайлда, правда, тогда это были пьесы. В 1999 году вышел поставленный им фильм «Идеальный муж», а в 2002-м — «Как важно быть серьезным».

На сей же раз драмы не вышло из-за скуки, психологической драмы — из-за деревянности Бориса, и ходульности прочих образов, а остроумию сэра Генри негде развернуться в фильме, претендующем на экшен. В общем, как это часто бывает с экранизациями, фильм получился «не о том», а учитывая отсутствие какой-либо центральной идеи, то вообще ни о чем.

Анна КОМАРИНЕЦ