ВЯЧЕСЛАВ БАБЫШЕВ МИР ИЛЛЮЗИЙ

Как хорошо, что мы заблудились! Солнца обжигают, ослепляют светом. Чувствуешь, как пустыня выгоняет из тела холод лесов и высушивает, испаряет влагу. Простор неохватный, окрыляющий. Воздух сухой, легкий: не надышишься! Скалы безжизненные, чистые. А вода! Не мутная, противная, переполненная насекомыми и плесенью, покрытая жирной зеленоватой пеной из миллиардов органических останков, а чистая, прозрачная, вкусная. Пить, пить, пить до рези в животе, до тошноты и не напиться! Класс! Тишина — вечная, спокойная. Твердый надежный камень вместо зыбких болотистых почв. Свободные, широкие проходы между скал, а не густое бесконечное переплетение упругих толстых лиан. Рассыпавшиеся по пустыне люди бесшумно мелькают среди скал. Молчат по привычке. Еще не поняли, не поверили: здесь нет хищников. И никуда не надо торопиться, убегать, догонять! Хочешь — иди, хочешь — лежи хоть весь день. Поднять голову, распрямить плечи, идти по чистым камням, а не ползти по грязной липкой земле. Неторопливо рассматривать каждый камень, а не испуганно озираться по сторонам. Как неохота возвращаться домой!

Темно-синее непроницаемое небо без единого облака. Ветра нет. Вонзающиеся в небо широкие световые столбы. Концентрические круги окружают маленькие белые солнца. Затмевающая все другие источники света многоугольная загадочная фигура в центре небосклона. Источники света неподвижно висят в небе вот уже… ну, часов пять мы в этом мире точно находимся. Сгустившиеся в высоких облаках ледяные кристаллы иногда преломляют свет и порождают необычные атмосферные явления. Только интересно, почему не видно перистых облаков? Густая синева — что это: природный цвет неба или однородные облака? Скорее всего, облака — граница между источниками света и остальным небом очень резкая. Почему источники света неподвижны? Неужели вращение нового мира такое медленное? Вся картина сильно напоминает гигантскую пещеру с громадными светящимися кристаллами причудливой формы. Но… Маленькое «но» полностью разрушало логичный вывод. Солнца не только светят, но и греют. Их яркость постепенно увеличивается. Значит, все-таки не пещера. Неужели неподвижная планета? Вряд ли. Скорее, очень медленное вращение. Странно. Куда же мы все-таки попали?

Деревья в лесу, стены в пещерах и скалы в пустыне порождали особое эхо: первый слог накладывался на второй, первый и второй — на третий и т. д. Поэтому жители лесов с детства привыкли разговаривать отдельными слогами с длинными паузами. Для удобства читателей прямая речь переведена в обычную форму, сохранены только изменяющие тембр искажения.

— Ты уверен, что мы не ходим по кругу? Часов десять уже. — Грубый голос Раги Борона вырвал Эдуарда из расслабленного, мечтательного состояния.

— Уверен. Я ориентируюсь по параллельным цепочкам глыб.

— Да мне наплевать на твои параллельные цепочки! Ориентируйся как хочешь, только выведи нас отсюда.

Эдуард задумался. Параллельные цепочки глыб разделяли неглубокие долины. Других ориентиров не было. Одинаковые цепочки глыб состояли из трех звеньев: первая глыба лежала горизонтально, вторая — наклонена под углом тридцать или шестьдесят градусов, а третья — перевернута вверх ногами. Реки появлялись и исчезали под землей. Не ориентироваться же по ненормальным, непонятным солнцам!

— Ну и что замолчал? Давай шевели извилинами!

«Странно. Даю пять лет жизни, но эту реку мы уже переходили. Я хорошо запомнил сросшиеся друг с другом мелкие кристаллы на упавшей скале и круглый остров песка на переправе».

— Может, и по кругу, — с неохотой признался Эдуард и быстро продолжил: — В этом случае надо ставить базовый лагерь и создавать систему меток по окрестностям. Способ очень долгий, но зато надежный.

— Хорошо. Будем ставить метки. Завтра и начнем. А сразу нельзя было предложить? Столько времени потеряли.

Солнца стали гаснуть. Именно гаснуть, а не закатываться за горизонт. Центральный многоугольник исчез сразу, но кольца засияли еще ярче. Затем на небе появились копьеобразные искорки, а световые столбы поменяли цвет. Кольца соединились во фрактал. Светила стали дробиться, расплываться и смешиваться. И как заключительный аккорд — однородное фиолетовое мерцание распространилось по всему небу. Наступила ночь.

Страх, подспудный, постоянный, подавленный страх потерять счастье, сказку — рай осуществился. Осуществился! Синее глубокое небо содрогнулось, покрылось трещинами и распалось. Из далекого мира вылезла, вынырнула зеленая, насыщенная водой лиственная пелена. Огромные солнца исчезли за деревьями. Чистые реки замутились и поросли тростником. Камни рассыпались и превратились в землю: грязную, скользкую, кишащую насекомыми. Стерильный, чистый воздух пустыни наполнился удушливыми запахами, перенасытился влагой и отяжелел, уплотнился. Влажный сумеречный холод сменил жаркие светоносные просторы. Устремившиеся вверх деревья проткнули, изрезали, сжали пространство. Вечная тишина пустыни сменилась осторожными, несущими смерть звуками.

Сильнейшая судорога прошла по телу спящего Эдуарда. Руки сдавили случайный камень. Вены вздулись, мышцы напряглись, костяшки пальцев побелели — и камень сломался. Но этого мало, мало. Руки бешено забегали по скале в поиске новой жертвы. Жертвы, которую можно сломать, смять, разорвать, раздробить, растоптать, уничтожить. И ничто уже не могло остановить порожденную отчаянием силу: ни долг, ни брошенная в лесу семья, ни любовь к отцу, ничего. Сделать все что угодно, лишь бы остаться в раю.

«Бросить двух маленьких детей, двух лапочек, ради солнечной пустыни! Неужели я способен на такое, неужели я не смогу победить себя? Нет, не смогу. Я чувствую, знаю, понимаю, что не смогу. Страх перед самим собой. Подумать только: бояться, ненавидеть, презирать себя! И главное — склониться, проиграть. До сих пор не верится. Я сволочь, предатель, трус! Невероятный, невозможный позор для родины, клана, а главное — Учителя! Остальным-то что — выходцы из незнатных, бедных семейств, никогда не знавших чести. Но я, я другой? Теперь уже нет… Все было давно готово, но Эдуард тянул время. Вдруг что-нибудь случится. Нет, не случится. Великое событие уже произошло. Хорошо, что экспедицию возглавил скотина Раги Борон, а не Учитель. Так легче, намного легче поставить крест на… не могу этого произнести, слишком больно!»

— Не знаю, как ты, а я уже скучаю по лесу.

Погруженный в мрачные раздумья Эдуард вздрогнул от голоса Раги Борона. «Поперло старого козла на лирику».

— Скучаете по лесу! — поразился Эдуард. — По холодному, опасному, вонючему, постоянно шумящему, полутемному, мокрому лесу!

— Ты еще очень молод и глуп, чтобы понять. Рыбы не летают в небе, орлы не плавают в море, летучие мыши не видят света. Человек должен жить там, где родился, и выполнять свое предназначение.

«Нет, надо решаться. Что это я в самом деле?»

— Мы не будем искать выход, — с облегчением выговорил Эдуард роковые слова.

— Что?!

— Мы не вернемся домой. Сами живите в мокрой морозилке.

— Ты что, перегрелся в своей пустыне? Как ты смеешь таким тоном разговаривать со старейшиной? Да за такое…

— За такое вы ничего мне не сделаете. В этом мире вы никто. — Эдуард в упор посмотрел на Раги Борона. «Ну давай, испепеляй меня взглядом!»

— На колени, — приказал Раги Борон. — На колени, я сказал! Быстро!

Упорное угрюмое молчание. Борон бросил грозный взгляд на собравшихся вокруг молодых воинов, но никто не потупил взор. Он сделал решительный шаг по направлению к Эдуарду и заколебался.

— Ну и будьте вы прокляты! — после долгого молчания сказал Борон. — Неужели вы думаете, что это настоящий лес? Ха-ха-ха! Вспомните: мы заблудились в огромной странной пещере, заполненной иллюзиями. Чудес в мире не бывает. Не бы-ва-ет.

— Вам лучше уйти, и побыстрее, — сказал сразу помрачневший Эдуард. — А то я могу припомнить все прошлые издевательства. Убирайтесь!

«Сволочь Борон — накаркал! Чтоб он сдох! А впрочем, он и так в одиночку не дойдет до леса. Только мне от этого не легче. Издевательство, настоящее издевательство судьбы! Половина отряда уже ушла, остальные колеблются. Не знаю, что делать: обидно до слез». Странные дикие звуки четвертые сутки захлестывали молчаливую пустыню. Фоном для них служил постоянный расплывчатый шум. Даже обычно успокаивающий звук накатывающихся волн раздражал периодическими изменениями громкости. Топот гигантских ног и громоподобный рев неизвестного животного заставляли вздрагивать и крепче сжимать оружие. Короткие одиночные звуки напоминали удары хлыста. Серии щелчков заполняли паузы. С верхушек скал доносилось мелодичное, нежное пение невидимых птиц. Медленно нарастающий, а затем мгновенно обрывающийся гул. Режущий, пронзительный вой на грани слышимости. Другой вид гула, то ослабевающий, то усиливающийся. Глубокое клокотание (гыр-гыр-гыр) временами заглушало остальные звуки. Внезапное громкое урчание и бульканье. Неожиданные поющие звуки как будто из-под земли.

Проходили часы, но никто в пустыне не появлялся. Звуки приближались и удалялись, появлялись и исчезали, но ничего больше не происходило.

— Ну и пусть щелкает и ревет, — переорал какофонию Эдуард. — Главное, чтобы на нас не нападало.

Концерт не по заявкам продолжался, но репертуар постепенно менялся. И уши заткнуть было нельзя: на местности с ограниченной видимостью нельзя полагаться только на зрение. «Или наплевать на все предосторожности? Нет, рискованно… Звуки стали тише или я уже глохну? А впрочем, какая разница? Главное — голова перестала трещать. Может, удастся сегодня выспаться…»

«Тишина. Полная тишина. Неужели сон? А где большая часть отряда? Значит, все-таки не сон. А звуки: почему они стихли? Нет, надо выяснить раз и навсегда: пустыня это или пещера? Могли мы случайно попасть в параллельный мир? Могли. Могли ли мы заблудиться в огромной пещере? Да».

Четверо оставшихся с Эдуардом членов отряда с блаженным видом наслаждались тишиной и загорали на солнце.

— Пошли ставить метки. Один я не справлюсь.

— Зачем?!

— Как зачем! Надо же выяснить: в пещере мы или в пустыне?

— А нам и так хорошо. Звуки исчезли — чего тебе еще надо? Радуйся жизни, пока можешь, и не забивай себе голову всякой ерундой.

«Ладно, придется искать другой способ. Откуда в пещерах свет? Светящиеся кристаллы или скопления бактерий? Изменяющие яркость, форму и цвет? Маловероятно. А если пустыня, то почему солнца не меняют своего положения на небе? Изменение формы еще можно списать на атмосферное преломление. А звуки: откуда они взялись и почему исчезли?»

Среди симметричных многогранников двенадцатого порядка изредка встречались привычные цветы, пленки, пузыри, натеки, спирали, кораллы и лапы. По берегам попадались тонкие пластины, кружевные оторочки и «живые» плотины. В углублениях между камнями застревали зеленые шары. Трещины были наполовину заполнены тонкой белой пылью, в воде превращающейся в сметаноподобную массу. Маленькие образования нарастали на крупные. Зеленые образования, что это — растения или кристаллы? Форма не играет роли: в природе встречаются и геометрически правильные деревья, и ветвистые кристаллы. Образования на ощупь твердые, но теплые. Железные деревья или живые камни? Запах Эорлового дерева, аромат Ранда и чудо, которое ждешь целый год ради нескольких минут счастья, — Нефетентус. Типичные запахи леса. Но с другой стороны, некоторые кристаллы испускают странные ароматы. Пленочные, пятнообразные, каскадные, бахромные, занавесные, ручеевидные, нитевидные выделения образований были съедобны для человека. И не просто съедобны! Какой вкус! Горькая, обжигающая, вяжущая пища во рту быстро превращается в кислую, острую, резкую. Никакого сравнения со сладкой или соленой пищей лесов!

Подозрительно много здесь рек и ручьев, появляющихся и пропадающих под землей. Для пустыни, конечно. Реки с грохотом прорывались через завальные плотины. Вокруг донных неровностей с громким хлопаньем исчезали каверны. Попадались и одиночные озера с береговой оторочкой. Но в пещерах обычно много насекомых и грязи. А здесь их нет вообще. Сухой, жаркий, совсем не похожий на пещеры климат. Чистый, легкий, а не тяжелый, насыщенный газами воздух.

А вот поверхность здесь явно пещерная. Параллельные цепочки правильных блоков весом в сотни тонн и разделяющие их долины были покрыты плащом из щебенки, древесины, небольших глыб и поваленных холодных образований (на которые уже наросли новые). Вдоль рек встречались щебенка и мелкозем. На красновато-бурой поверхности резко выделялись белые «звезды».

Симметричные многогранники двенадцатого порядка, параллельные гряды, одинаковые цепочки правильных глыб — может, это искусственный мир? А где тогда его создатели? А если искусственный мир, то какой вывод? Никакого. Великая цивилизация с равным успехом могла создать и пустыню, и пещеру.

«Как меня замучила неопределенность! Надежды уже перегорели, отмерли в груди. Ну пусть будет пещера, только бы не испытывать новых разочарований!»

На выросшего среди буйства ярких, резких красок Эдуарда расцветка нового мира произвела успокаивающее действие. Причудливые контуры оживляли унылую поверхность. Чаще всего попадались сине-зеленые, серо-желтые и лимонно-желтые. Иногда — желто-коричневые и палевые. Реже — желтые, синие и янтарные. В некоторых районах — молочные, фиолетовые и голубовато-белые.

Свечение скал по яркости и красоте соперничало с небом. Камни изнутри наливались прохладным цветным огнем, а затем медленно угасали. Пульсирующие мягкие цвета сменяли друг друга. Бледно-зеленый, оранжево-красный, желто-зеленый, голубовато-зеленый, бледно-голубой, фиолетово-синий.

С утра пошел дождь. Услышав волны ритмичных звуков, Эдуард испугался: неужели опять какофония? Но нет, звуки тихие, красивые, а не оглушающие, резкие. Блестящие осколки разбивающихся капель холодными иглами жалят тело. Воздух наполнился водяной пылью. Капли выбивали в твердых камнях эгутационные ямки, а если по голове прилетит? Хорошо, что есть, где укрыться. Дождь шел отдельными потоками, которые распадались, сливались, меняли форму и хаотично перемещались по поверхности. Капли казались то темными, то светлыми. Потоки капель то усиливались, то ослабевали. Типичная верхняя капель. Значит, все-таки пещера, как я и предчувствовал. А так хотелось ошибиться! Не получилось…

«Кажется, мне кажется. Я очень хочу чуда, вот мне и мерещится. Обман, опять обман природы. Хотя нет, подожди, подожди… Неужели правда, неужели… ветер? Да, ветер! Не верю, боюсь поверить, боюсь ошибиться: слишком больно, слишком невыносимо разочарование…» Осознание победы, счастья придет позже, а сейчас Эдуард настороженно, внимательно, боязливо ощущал, впитывал ветер, ожидая новой пакости от судьбы. Настоящий ветер настоящей пустыни. Ветер, которого не может быть в пещере, со свистом и гулом проносился над безграничной пересеченной равниной.

Отрывки из отчета сто сорок шестой спелеологической экспедиции на планету Новая Земля.

«…Состоящая из пещерных систем разных типов густая, сложная сеть формировалась четыре миллиарда лет в восемнадцать этапов. Имеет смешанное происхождение. Усложнена искусственными пустотами трех подклассов и шести типов. Крупнейшая пещера лабиринта: Пьер-Сен-Муруроа. Представляет собой зал с выпуклым сводом, размером пятьдесят на пятьдесят и на двадцать километров. В потолке темно-синего цвета обнаружены хрусталевидные окна, аккумулирующие через розово-красные пятисотметровые ходы отраженные лучи солнца. Основание пещеры — равнина с концентрическими кругами гигантских блоков. Обнаружены погибшие колонии „живых камней“ в форме деревьев. Вероятная причина гибели — иссушение пещеры вследствие глобального потепления. Также обнаружены скелеты людей возрастом сто пятьдесят тысяч лет. Причина гибели — затопление пещеры ежегодным весенним половодьем. По движению воздуха много-входовый, сложносоставной лабиринт имеет смешанный, динамично-статичный тип. „Пещерное дыхание“ в Пьер-Сен-Муруроа и окрестных пещерах имеет очень сложный характер. Через верхние ходы лабиринта в систему подземных лабиринтов проникает холодный воздух, а через нижние — теплый. Их взаимодействие порождает сезонную тягу. Ситуация осложняется различными второстепенными причинами: колебаниями атмосферного давления, эффектом разрежения, связанным с водными потоками, порывами ветра на поверхности, блокирующими сифонами, водопадами, большим количеством длинных, узких, извилистых ходов и гигантских „холодных и теплых мешков“. Ветровые эффекты до конца не изучены, но в узких ходах скорость движения воздуха достигает сорока метров в секунду. Уникальная акустика подземного лабиринта концентрирует звуки со всех концов планеты в соседних пещерах. При осушении блокирующих сифонов они проникают в Сен-Пьер-Муруроа. Гипотеза о частично искусственном происхождении Сен-Пьер-Муруроа пока не подтверждается. Почти все факты (симметричные кристаллы двенадцатого порядка, концентрические круги глыб и др.) получили природное объяснение».