"Последние ворота Тьмы" - читать интересную книгу автора (Ефимов Алексей Иванович)

Глава 3: Без остановки

Лэйми на удивление быстро привык к странной здешней жизни. Подгород — одно громадное здание, построенное под землей, — населяло примерно поровну юношей и девушек: около тысячи двухсот молодых людей от пятнадцати до двадцати лет, сотня охранников и два десятка Управляющих в золотом шитье. Дисциплина здесь была суровая — идти куда-либо можно было лишь в составе отряда человек в тридцать, а весь день был плотно занят: подъем-умывание-зарядка-завтрак (кормили их сытно, но одними консервами и Лэйми не раз думал, что будет, когда они кончатся), а потом их отправляли на «работы по обслуживанию», то есть на уход за бункером — вкручивать перегоревшие лампочки, мыть полы, убирать мусор и прочее в том же духе. Но Лэйми эти работы нравились, так как давали возможность побывать в довольно интересных местах.

Короткий туннель в торце самого нижнего яруса, перекрытый с двух сторон белыми стальными дверями, вел в сводчатый машинный зал — залитое холодным синеватым светом громадное, высотой в несколько этажей, помещение с путаницей стальных платформ, лестниц, механизмов и разнокалиберных труб. Тут помещались турбины, конденсаторы и трансформаторы электростанции, возуходувки, электорлизные колонны и фильтры. Непрерывный гул машин давил на уши и мешал говорить; Лэйми плавал в нем, словно в воде. Им доверяли наводить здесь чистоту, не допуская только в левый торец зала — там, за толстенной стеной, помещался компактный термоядерный реактор. Урановых руд предусмотрительные строители Мааналэйсы не создали.

У Подгорода также был чердак — ярко освещенное пространство между перекрытиями верхнего этажа и сводом, где проходила толстенная, метра в три, труба, — по ней из машинного зала подавался очищенный воздух. Водоснабжение здесь было незамкнутое, трубы охлаждения реактора вели в подземное озеро. В него откачивались стоки и оттуда же бралась вода для всех других нужд.

Работать здесь должны были все, так что рабочий день занимал всего пару часов. Потом, до обеда, все молодые жители Подгорода учились в «кружках свободного развития» петь, танцевать, лепить всякие фигурки, рисовать и прочее в том же роде. Занятия эти казались Лэйми просто глупыми, но посещение кружков было обязательным. За первый же прогул он на сутки угодил в карцер — маленькую, ярко освещенную, пустую комнатку. Сидеть в ней было невыносимо скучно, к тому же, наказанным не давали еды и Лэйми решил не противиться местным порядкам. У него, как и у большинства остальных, не было особых способностей, но ежедневные занятия творили чудеса — всего за пару недель он научился неплохо рисовать и даже лепить из глины всяких забавных зверушек, которых потом тоже раскрашивал. И это весьма ему нравилось.

После обеда были школьные занятия — по пять уроков каждый день. После несложного экзамена он с Наури попал в группу расширенного обучения — здесь им давали общие знания из курса высшего образования. Вначале это казалось Лэйми настоящей пыткой — знания, едва ли не все, были неверные, — потом он увлекся. Вообще, подземная жизнь оказалась не столь скучной, как ему представлялось — после ужина начинались обязательные для всех культурные мероприятия: самодеятельные выступления или фильмы, может быть, скверные, но о совершенно незнакомой жизни и ему было интересно их смотреть. Здесь было четыре кинозала, бассейн и радиостудия, так что почти всё время, кроме сна и школьных занятий, они слушали сообщения о местной жизни.

Последний час до отбоя был свободным. Они — теоретически, — могли в это время делать всё, что хотели, например, болтать с приятелями, бродить по бункеру или сидеть в библиотеке, которая оказалась неожиданно большой. Лэйми предпочитал именно это и даже порой прихватывал книги в спальню, чтобы почитать перед сном. Культура Одинокого Города была интересной, хотя и слишком склонной к коллективизму. Лэйми не очень нравилось жить по строгому распорядку дня, спать в общих комнатах и питаться в столовых, — даже в обмен на прекрасную еду и возможность получить практически любые вещи, если Управляющие сочтут их необходимыми ему. Вот только всё это было куда лучше смерти и он почти не думал о будущем. Его основной заботой было запомнить заданное. Постепенно он начал понимать, что такой ритм жизни был благодеянием — он превосходно избавлял от скуки и неприятных мыслей. Здесь не было ни праздников, ни выходных и лишенное заметных вех время шло очень быстро. Каждый новый день походил на предыдущий. Ни о чем не надо было заботиться, — весь ход жизни был установлен свыше, раз и навсегда. Здесь не было никаких новостей с поверхности — потому, что не было никакой связи с ней — но кое-какие слухи до Лэйми доходили.

Их машина оказалась последней, достигшей Подгорода. Вскоре после их прибытия огромная орда Переродившихся штурмом взяла завод над ними и бункер перевели на автономный режим: въездной туннель был перекрыт и почти доверху затоплен, чтобы создать видимость разрушения. Воздух теперь прогонялся через холодильники, — они вымораживали углекислый газ, — но кислорода стало заметно меньше и при физической нагрузке Лэйми начинал задыхаться. Было и ещё несколько неприятных моментов, как, например, постоянная сырость.

Встречаться с единственной его отрадой — Лэйит, — тоже было непросто. Она теперь работала в больнице, а отряды юношей и девушек практически не общались друг с другом. Во время свободного часа он мог поболтать с ней, но здесь оказалось слишком мало мест, где они могли побыть наедине. Заниматься любовью стоя, в темном закутке за распределительным щитом ему не очень нравилось, к тому же, в самый интересный момент он чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег. С Охэйо он тоже почти не виделся — того перевели в инженерную группу, которая следила за реактором. Никто не интересовался их знаниями.

Лишь изредка ему удавалось побыть с подругой хотя бы час или два: если они могли встать задолго до общего подъема. Эти встречи доставляли ему массу удовольствия. Незаметно улизнуть из спальни было нетрудно — население Подгорода оказалось куда меньше намеченных при его строительстве двух или трех тысяч. Многие комнаты были наполовину пусты и ночью жизнь здесь почти замирала. Охранники каждый час устраивали обходы, но в промежутках между ними по бункеру можно было бродить вполне свободно. Вообще-то, общества Лэйит, Наури и Явауна было для него вполне достаточно и его отношения с жителями Подгорода оставались, можно сказать, никакими — он жил вместе с ними, но они казались ему слишком стертыми для общения или дружбы. Да она была ему и не к чему. Охэйо, похоже, был прав: человек может разделить свои симпатии — искренние, разумеется — между весьма небольшим числом объектов.

Порой Лэйми вспоминал о своей жизни в Хониаре, но уже без тоски — ощущение безопасности, защищенности в Подгороде было таким же сильным, как и там. Ему не хватало только Вторичного Мира — наяву и во снах.

В этот раз он встречался с Лэйит в душевой, пустующей ночью — только чтобы заняться любовью, так как говорить они могли и вечером. Они поцеловались, потом быстро сбросили несложную одежду. Лэйит сразу перешла к делу — ловко оседлала его, упруго заёрзала своей круглой попкой, сунув пальцы босых ног под его зад — в бедном кислородом воздухе Подгорода девушки были более выносливы. Дыхание Лэйми вскоре участилось, стало судорожным. Забавляясь с её затвердевшими, словно камешки, сосками, он перекатился и подмял подругу. Вскрикнув от удовольствия, Лэйит обвила ногами его стан, потом они перекатились ещё раз. Блаженствуя, Лэйми отвернул голову, прижался ухом к гладкой, прохладной плитке пола…

И уловил какой-то шум, очень слабый и неравномерный. Трудно было, однако, его не узнать.

Шум волн.

В своем неотвратимом наступлении на сушу море добралось и сюда.

Сказать Лэйит он смог лишь когда они замерли, часто дыша. Девушка приникла к полу, потом поднялась, одеваясь. Лицо её было хмурым.

— Я пойду к брату, ты — к Охэйо, — сказала она. — Встретимся в его комнате.

Они направились в разные стороны. Лэйми — в секцию коридора, отведенную для техперсонала. Здесь белые филенчатые двери вели в короткие боковые тупики — в каждый выходило по четыре маленьких комнатки. Они не запирались и он без стука вошел к Охэйо, без всяких церемоний ткнув его в бок. Аннит сел, мгновенно проснувшись. Спутанные во сне волосы падали ему на глаза и он, мотнув головой, отбросил их назад.

— Лэйми? Что случилось?

— Послушай… Прижмись ухом к стене.

С минуту Охэйо слушал. Глаза его были закрыты. Потом его лицо вытянулось.

— Море. Но этого же быть не может! Мы же отъехали от него, минимум, миль на десять!

— Может, мы ехали параллельно берегу. Или…

— Или. В любом случае, нам надо удирать и отсюда.

— Это не так-то просто сделать. Да и куда мы пойдем?

— Куда-нибудь. Судя по всему, это место будет существовать только несколько дней, самое большее. Лучше уйти раньше, сейчас, пока не началась паника.

Охэйо встал, быстро одеваясь. Им никогда не говорили, что будет потом, когда запасы в бункере истощатся. По-видимому, никакого плана на этот счет не существовало. Считалось, что Сугха должна пройти дальше на юг — через полгода или год — но Лэйми сомневался в этом. Она питалась солнечной энергией и могла оставаться на одном месте сколь угодно долго. Возможно, правда, она двигалась к какой-то цели и даже спешила, но никаких достоверных сведений на её счет не было.

Так же, без стука, вошли Лэйит с братом, Яваун и Бхута. Когда Охэйо объяснил им ситуацию и предложил уходить, они задумались. Сама идея бегства не вызывала никаких вопросов — у них попросту не было выбора — но уйти отсюда было действительно трудно. Главный вход, запертый и затопленный, естественно, исключался. В малом — в дальнем от машинного зала торце, — им пришлось бы миновать две дюжины стальных дверей, снабженных внутренними замками и запиравших каждый пролет шахтной лестницы, а в конце — длинную наклонную галерею, тоже затопленную водой. Правда, Охэйо узнал об аварийном туннеле, проложенном к поверхности из жилого отсека Управляющих. Но им, рядовым обитателям бункера, было бы очень сложно туда попасть.

— Это не проблема, — сказал Бхута, когда Аннит изложил ему свои соображения. Оружия у него с собой не было, но на его поясе висела связка ключей. Охранники могли свободно входить почти куда угодно.

— Но мы не знаем, куда идти, есть ли другие убежища, — возразил Яваун. — Это… это опасно!

Охэйо усмехнулся.

— Ещё бы! Да. Но если мы останемся здесь, мы все умрем. Возможно, не сразу, но в безнадежности.

Яваун молчал. Лэйит тоже замерла в растерянности.

— Всё равно, будет объявлена полная эвакуация, — добавил Бхута. — В никуда, потому что других убежищ, насколько я знаю, уже не существует. Большой отряд неизбежно привлечет внимание Переродившихся. Шансов не будет.

— Тут есть машины в гаражах, — сказал Наури.

— Есть. Только их, по чудесному совпадению, хватит только на Управляющих и нас, охрану. И нам уже намекали, что в случае чего мы просто уедем, бросив остальных.

— Но разве мы не должны тогда помочь им?

Бхута смутился, опустив взгляд.

— Если бы мы знали, куда их вести, если бы у нас было оружие… а у нас нет даже теплой одежды! Вы, конечно, можете попробовать, но по-моему, эта затея безнадежна.

— Но не можем же мы трусливо сбежать…

— …В город чудовищ? — Охэйо коротко, зло засмеялся. — Наши шансы выжить там едва отличимы от нуля. Слабая вероятность одной тысячной. Но лучше, чем ничто.

— Мне страшно, — сказала Лэйит. — Я не смогу пройти сквозь это снова.

— Не бойся. Мы все с тобой, — исчерпав аргументы, Охэйо мягко притянул Лэйит к себе, целуя её. Это длилось довольно долго; ресницы пары опустились, ладони соскользнули с плеч на талии. Лэйит даже приподнялась на пальцах босой ноги, накрыв ими пальцы Охэйо. Когда они, наконец, отпустили друг друга, их лица пылали жарким румянцем.

— Хочешь, чтобы мы расстались? — насмешливо сказал Аннит.

Лэйит помотала опущенной головой, тоже почему-то улыбаясь.

— Тогда пошли.

Вход в примыкавшую снаружи к торцевой стене бункера шахту аварийной лестницы запирала массивная двустворчатая дверь из белой стали, но слева от неё был узкий боковой коридорчик, залитый тусклым желтым светом. Железная дверь в его конце тоже была заперта, но относилась как раз к тем, от которых у Бхуты были ключи.

Они вошли в темную комнату. Сделав несколько осторожных шагов, Лэйми едва не упал в круглую дыру в полу. Облицованная мрамором шахта была около метра в диаметре, с отвесным рядом узких проемов. По её центру шла гладкая стальная труба. Вверху она уходила в потолок, внизу, очень глубоко, едва виднелся слабый свет. Здесь был самый верхний этаж, но шахта, казалось, вела куда-то под нижний.

— Нам туда, — сказал Бхута. — Когда будете спускаться — не держитесь ладонями. Тормозите коленями и локтями.

Он обхватил трубу и молча скользнул вниз. Лэйми долго следил за уменьшавшимся темным пятном. Казалось, вечность прошла, прежде чем свет внизу залил крохотную фигурку. Бхута выпрямился и помахал рукой. Его лицо с такого расстояния казалось неразличимым пятнышком.

За ним последовала Лэйит, потом Наури. Лэйми был последним. Он тоже обнял трубу, прижимая её к груди, и оттолкнулся от кромки пола. Тормозя сдвинутыми коленями, он заскользил вниз, быстро и плавно, чувствуя резкое тепло трения. Труба колебалась, его трясло и он подумал, что будет, если она сломается.

Спуск оказался неожиданно долгим; у него даже заложило уши. Ему неудобно было смотреть вниз и он ориентировался лишь по свету, который становился всё ярче. Тем не менее, он сильно ударился бы об пол, если бы Охэйо не подхватил его.

Здесь, на дне шахты, почти не было места, но проем в её толстой стене вел в небольшой зал, отделанный белым мрамором и заполненный книжными стеллажами. С матового потолка падал светло-золотистый свет, словно лучи зимнего негреющего солнца.

Широкие стеклянные двери вели из зала в коридор с роскошными деревянными панелями и бронзовыми светильниками на стенах. Напротив них в стене бункера была белая стальная дверь — запертая, но Бхута легко открыл и её.

Узкий коридор за ней наклонно вел вверх. Рыжие неоновые лампы в нишах стен бросали на лицо Наури тусклый отсвет. Лэйми, часто дыша, шагал за ним, — крутой подъем казался ему бесконечным… пока не оборвался у монолитной стальной заслонки. Возле неё на стене было что-то вроде распределительного щитка. Открыв его, Бхута не обнаружил внутри никаких хитростей. Ему пришлось повернуть всего два выключателя, чтобы заслонка сдвинулась.

Лэйми понимал, что пользоваться этим путем рисковано, — здесь всё же была сигнализация. Неумелые манипуляции с пультом могли не только поднять тревогу, но и просто запереть их здесь. О том, что последует потом, ему не хотелось даже думать. До сих пор в Подгороде не было серьезных преступлений, но их предупреждали, что кара будет незамедлительной и жестокой.

К их счастью, ничего не случилось. Очевидно, сама мысль о том, что кто-то попытается сбежать наверх, представлялась Управляющим столь абсурдной, что они не приняли на этот счет почти никаких предосторожностей.

Миновав литой щит, беглецы вошли в низкую большую комнату с шершавыми стенами и потолком из бетона. Здесь, в голубом свете длинных ламп, тускло блестели ряды стальных шкафов. В них, к их радости, хранились теплые куртки, шапки и башмаки — всё неприметных темных тонов. Комната, очевидно, была уже недалеко от поверхности — воздух в ней оказался свежий и холодный.

Они оделись. Охэйо поискал ещё какое-нибудь снаряжение, но в шкафах ничего больше не нашлось. Единственным другим выходом был низкий проем у нового распределительного щитка, тоже загороженный сдвижной плитой. Она мягко уплыла в стену, едва Бхута повернул переключатель, открывая длинный коридор; неосвещенный, он упирался в большую тяжелую дверь из литой стали.

Едва они вошли в него, заслонка автоматически закрылась. Стало совершенно темно. Лэйми зашарил рукой по стене. Ему удалось найти щиток, но с этой стороны были только кнопки с какими-то неразличимыми наощупь знаками. Кодовый замок.

Они уже не могли вернуться. Собственно, и не хотели, но при мысли, что мирная жизнь в Подгороде закончилась навсегда, Лэйми почувствовал себя неуютно.

— Что, если и вторая дверь заперта? — спросил он.

— Тогда мы умрем здесь, — ответил Охэйо. — Разве не ясно?

Они медленно, ощупью, побрели вверх вдоль коридора. К их счастью, дверь в его конце запиралась обычным поворотным колесом, но выйти оказалось непросто — она открывалась наружу и сначала Бхуте пришлось, манипулируя вентилями, выпустить воду из внешней шахты.

Сразу за дверью начиналась крутая железная лестница. Воздух здесь был уже морозным, откуда-то сверху доносился шум ветра. Лэйми медленно пошел туда. Он миновал восемь коротких пролетов, потом лестница кончилась крохотной площадкой. Протянув вперед руки, он нащупал замок и отпер его. Обитая железом дверь открылась — и тут же неистовый порыв ветра хлестнул по лицу, запорошив его глаза пылью.

Лэйми зажмурился, протер глаза, потом заставил себя выглянуть наружу. Дверь почему-то выходила не на поверхность земли, а на какую-то плоскую крышу. Ветер неистовствовал, по темному небу бешено неслась желтовато-рыжая муть. Он отшатнулся назад и запер дверь. Они сели на верхних ступеньках, напряженно прислушиваясь, но снизу не доносилось ни звука.

— И что дальше? — спросил Яваун. — Неужели ты думаешь, что мы сможем идти в такую бурю?

— Мы сможем, — голос Охэйо звучал весело и зло. — Выбора нету. Кстати, с бурей нам здорово повезло — все твари наверняка сидят в своих логовах. А теперь сожмите зубы покрепче — и пошли.

Когда они вышли, наконец, на крышу, Лэйми невольно зажмурился. Он, в который уже раз, лишился прошлого. Будущего тоже могло не быть, но он не собирался упускать ни единого шанса.

Наури смог разглядеть ведущую вниз лестницу, но до неё пришлось ползти на животе, так как встать в рост тут было совершенно невозможно. Спуск оказался ещё труднее — надо было изо всех сил цепляться за промерзшие железные перила, чтобы ветер не сбросил их вниз. У земли, правда, стало потише.

Они оказались в тесном темном дворе, окруженном бетонными коробками складов. Между ними метались вихри пыли, хлеща по лицам и мешая смотреть, но идти, хоть и держась за стены, было можно. Они довольно долго брели наугад между зданиями, потом ещё дольше шли вдоль глухой внешней ограды, пока не добрались до высоких железных ворот. Они были заперты, но, к их счастью, в них нашлась калитка, снабженная простой щеколдой.

Выбравшись на улицу, Лэйми не смог понять, в какой части города они находятся. Везде ярко сияли фонари, раскачиваясь и вибрируя в тучах бешено мчавшейся пыли, но нигде не было видно ни людей, ни тварей, хотя пыль оказалась, в общем, не такой уж густой. Воздух вокруг был пронизан могучими звуками — завывания, стук, грохот и дребезжание. Но весь этот шум не мог заглушить равномерный гром волн. Он доносился с той же стороны, откуда дул ветер — именно этот ураган разгонял валы, сокрушавшие землю. Над морем стояло жуткое, мутное, зеленовато-рыжее зарево и Лэйми решил, что они пойдут в другую сторону. Он представления не имел, правда, куда именно, но Бхута был более наблюдательным. Он молча протянул руку, указывая несколько в сторону от улицы. Там, под бешено несущимися тучами, металась рыжеватая остроносая сигара, пугающе огромная — она была размером в многоэтажный дом.

— Аэростат! — прижавшись ртом к его уху крикнул он. — Управляющие хотели заглянуть за тучи, когда начался ураган! Мы можем обрезать привязь и улететь!

Лэйми вовсе не считал это хорошей идеей, но выбора у них не было: по земле они бы далеко не ушли. Даже этот короткий поход стал чистой мукой. Ветер рвался среди зданий и налетал, казалось, со всех сторон сразу. Они все отчаянно цеплялись друг за друга, но даже вшестером не могли устоять на ногах. Ползти тоже было бессмысленно, так как скорость при этом была очень низкой, а руки моментально замерзали. Им оставалось, забившись в какую-нибудь щель или прижавшись к земле ждать, когда порывистый ветер ненадолго затихнет и перебежками бросаться вперед. Это было опасное занятие — ветер не просто сбивал с ног, а катил по земле, пока не удавалось за что-нибудь ухватиться. Наконец, их с Явауном и Бхутой разнесло метров на сорок, и даже отчаянные усилия не помогли — две группы потеряли друг друга. Лэйми даже представить не мог, что они будут делать тут в одиночестве, но сейчас нужно было не сожалеть, а идти.

Потом неожиданно налетевший смерч подхватил его и оторвал от земли. Почувствовав, что его уносит, Лэйми испытал дикий, иррациональный, животный ужас. К счастью, его приподняло всего метра на два, а потом швырнуло вниз, едва не вышибив дух, но всё равно, он был готов целовать мерзлый прах.

Главную опасность, однако, представлял не сам ветер, а тот хлам, что он нес. Город был уже наполовину разрушен — почти все окна разбиты, крыши сорваны. Улицы были совершенно пусты. По ним, громыхая, неслись громадные листы железа — один из них едва не снес Лэйит голову. Попадались и предметы покрупнее — стальной гараж с довольно приличной скоростью, вихляя, полз вдоль улицы, замирая и дергаясь в порывах ветра. На миг у Лэйми мелькнула мысль довериться этому своеобразному кораблю, но он тут же оставил её. Ветер, по большей части, всё же дул им в спину, так что когда они двигались, то двигались быстро. Но скоро они поняли, что не в силах продолжать путешествие — хотя мороз был несильным, на диком ветру Лэйми перестал чувствовать лицо и руки. Он весь окоченел; остальные тоже, но всё равно, они шли — пока не свернули во двор. Их внимание привлекло странное движение в нем, сопровождавшееся грохотом.

Двор был темный, но свет с улицы в него всё же проникал и Лэйми смог заметить, что странные звуки издает большой трехосный грузовик с лебедкой. Без видимой причины он вдруг приподнимался над землей, пролетал десяток-другой метров и с грохотом падал. Его кабина перекосилась, колеса вывернулись в разные стороны от этих бесконечных падений.

Вначале Лэйми охватил суеверный страх, потом он заметил уходящий вверх трос и замер, как завороженный, следя за машиной. Нос аэростата был выше хвоста и, очевидно, порывы ветра создавали какую-то непредусмотренную подъемную силу. Неровными прыжками грузовик приближался к длинному пятиэтажному дому, цепляясь за растущие во дворе деревья и ломая их. Он неотвратимо должен был врезаться в него, и легко было понять, куда именно. Вариантов не было; они пробежали вдоль стены и нырнули в намеченный подъезд. Тут ещё горел свет, но людей здесь давно не осталось — коричневые двери квартир все были взломаны и за ними в выбитых окнах завывал ветер. Лестница была завалена мусором. Вони не чувствовалось, но по виду она подразумевалась.

— Мне кажется, тут где-то прячутся Переродившиеся, — сказала Лэйит, пытаясь дыханием отогреть свои замерзшие ладони. Они остановились у окна, на первой площадке над дверью.

Лэйми испуганно огляделся. Почти наверняка в разгромленных холодных квартирах никого не было, но, когда они шли сюда, он слышал, как что-то возится внизу, в сырой темноте подвала, и высунулся в окно, стараясь рассмотреть грузовик.

Казалось, что машину несет в сторону, но тут словно бы забавлявшийся ей злой дух заметил наблюдателя — многотонная масса стали легко поднялась в воздух и полетела прямо на него. Они все шарахнулись на лестницу. Рама разлетелась в щепки, посыпалась штукатурка и кирпичи. Внутрь просунулся искореженный капот машины, перекосился, со скрежетом разворчивая оконный проем, и застрял.

Пока они бежали на этаж выше, грузовик развернуло вдоль стены. Колеса с трансмиссией наполовину оторвались от рамы, свисая под углом вниз. Прямо под ними был просторный стальной кузов с лебедкой и окантованными уголком бетонными блоками. Он вздрагивал, со скрежетом поднимаясь всё выше. Левое переднее колесо застряло в окне и каждый новый рывок увеличивал угол между рамой и осями. Ясно было, что они вот-вот отвалятся.

У Лэйми мелькнула сумасшедшая, дикая идея, но он понимал, что времени на расчеты — как и второго шанса — у них не будет. В бешеной спешке он открыл окно и, не слушая окриков Лэйит, прыгнул вниз. Остальным оставалось лишь последовать за ним.

— Ты с ума сошел!.. — начал Наури, одновременно втискиваясь в проход между бетонными блоками, где уже сидел Охэйо, но тут же порыв ветра забил ему рот пылью.

С коротким звоном лопнувшей стали колеса и передача оторвались и рухнули на землю, словно чудовищный рыбий скелет. Накренившись, платформа поползла вверх вдоль стены и Лэйми зажал уши, спасая их от оглушительного скрежета. Трясло так, что вибрация терзала ему внутренности.

Под самой крышей дома шел кирпичный карниз. Наткнувшись на него, платформа снова замерла с таким рывком, что сдвинувшийся бетонный блок едва не придавил Охэйо.

На сей раз они застряли крепко. Край борта уперся под карниз, платформа прыгала в порывах ветра, отскакивая и вновь поднимаясь. Каждый такой прыжок заканчивался ударами, от которых Лэйми едва не вылетал вон. Однако, малу-помалу они ползли вдоль стены. Скоро всего несколько метров отделяло их от угла, за которым была только пустота.

Крышу с дома сорвало и на расстоянии вытянутой руки он видел засыпанный шлаком пол чердака. Это был их последний шанс отказаться от сумасшедшей авантюры, но он понимал, что тогда у них не будет вообще никаких шансов. С замирающим сердцем он смотрел, как рывками, медленно, приближается угол.

Это заняло, к счастью, не больше минуты. Ошалевший от тряски Лэйми цеплялся за лебедку, молясь, чтобы выдержали болты, крепившие её к раме. Падение с такой высоты просто убило бы их.

Едва передняя часть машины оказалась за углом, искореженная кабина отвалилась. Платформа встала на дыбы, одновременно поворачиваясь. Бетонные блоки заскользили назад. Лэйми судорожно сжал пальцы, проклиная свою изобретательность. Испуганно вскрикнул Наури, потом донесся скрипучий металлический грохот — достигнув земли, кабина смялась, как бумажная.

Едва лавина бетона снесла задний борт и обрушилась вниз, платформа подпрыгнула так резко, что пальцы Лэйми едва не сорвались. Какая-то непонятная сила тащила его назад и прижимала к полу. Вновь заорал Наури — почему-то, уже яростно — потом раздалась внезапно дикая брань его сестры — и вдруг стало очень тихо. Платформа выровнялась, приняв относительно горизонтальное положение. Ветер стремительно слабел.

Когда он стих окончательно, сила, тянущая Лэйми назад, тоже исчезла. Он смог подтянуться и, цепляясь за выступавшие детали, перебрался в переднюю часть кузова, где уже сидели остальные. Охэйо прижимал к себе дрожащую Лэйит.

Платформа наклонилась назад под углом градусов в тридцать, но здесь, между передним бортом и лебедкой, это было даже уютно. Впереди торчали две балки — поперечины рамы — и двигатель. А за ними…

У Лэйми дико закружилась голова, его пальцы судорожно вцепились в ледяное железо. Какое-то время он сидел сжавшись, не понимая, где реальность и где бред. Потом, когда у него заложило уши, он опомнился и заставил себя выглянуть.

Они были уже метрах в пятистах от земли. Ощущения движения не было — ни ветерка, только слабые подрагивания и покачивания. Вибрирующий трос уходил куда-то в лениво клубящиеся тучи и они, казалось, летели сами по себе. Внизу быстро проплывали коробочки домов. Лэйми видел, как там бушует буря, но они обгоняли поднятую ей пыль.

Он поймал взгляд Наури, но лицо у того было серым и испуганным. Он только чудом не сорвался вниз.

Какое-то время они все сидели неподвижно. Освещенные улицы постепенно уходили назад. Впереди расширялась полоса мрака, но, когда город остался позади, тьма не наступила — тучи тлели странным, зеленовато-коричневым светом. Лэйми сглотнул и посмотрел вниз. Там беззвучно проплывали темные массивы лесов. Не было видно ни одного огня, ни одного признака человека. Только в прогалинах между деревьями смутно светлел снег.

Говорить им было не о чем. Легкое покачивание навевало дремоту. Охэйо заснул, уткнувшись в Лэйит, Наури тоже, но Лэйми не спал. Он смотрел на разрушенный мир и его терзало невыразимое одиночество. Не всё тут было мертвым — иногда из-за туч пробивался призрачный луч ядовитого света, иногда внизу проплывало облако синеватого тумана — он светился, не освещая ничего, и из него торчали крыши домов.

Так прошел час. Два. Три. Лэйми замерз, но, потихоньку потягиваясь и дрожа, не дал пальцам ног онеметь. Они летели всё медленнее и всё ниже — ветер понемногу стихал, а газ просачивался сквозь оболочку аэростата. Это пугало его и, в то же время, внушало надежду. С одной стороны, через несколько часов они неизбежно будут на земле, так что смерть в поднебесье им не грозит. С другой, скорость у них была всё ещё вполне приличная и, если они во что-нибудь врежутся, то могут просто погибнуть. Хотя бы как-то управлять своим полетом они не могли.

Впереди показались желтоватые огни — вначале очень слабые, но они летели точно в их сторону. Довольно долго огни просто понемногу расползались и становились ярче, потом Лэйми увидел дома, приближавшиеся прямо на глазах. Это был не город — простой поселок, приткнувшийся в излучине реки. Его окружала высокая дамба и сеть каналов.

Лэйми выпрямился. Им нужно было здесь приземлится, пока их снова не унесло в дикую глушь. Он выяснил, что на лебедке есть тормоз; в принципе, он мог вытравить трос, но высота была ещё метров двести, и он вовсе не был уверен, что намотанного на барабан троса хватит.

Поселок был уже прямо под ним. Ярко освещенные улицы, но ни одного человека, ни одного доносящегося снизу звука. Лэйми нащупал рычаг тормоза… и тут его рука замерла.

Они были уже над руслом замерзшей реки. За ней снова начинался лес… а из всех зданий поселка вытекала масса приплюснутых горбатых силуэтов с руками, свисавшими почти до земли — они как-то ощутили их присутствие. Лэйми посмотрел назад — на почерневшие от Переродившихся улицы — и понял, что на волосок разминулся со смертью. Он захотел крикнуть, но крик умер у него на губах — поселок был уже далеко и быстро уходил назад.

Внизу снова потянулась мертвая земля — изогнутый, длинный узор светлого и темного, снега и хвойных крон. Иногда он видел ровные полоски дорог, но по ним ничего не двигалось и он не знал, плохо это или нет.

Высота падала медленно, но неотвратимо. Взглянув вверх, Лэйми заметил остроносый силуэт аэростата, черный на фоне светящихся туч. Присмотревшись, он увидел другие темные пятна, плывущие наравне с ними — они были расплывчатые и смутные, так что про них ничего нельзя было сказать, но их форма медленно менялась. Может, это был нижний слой облаков… а может, что-то другое. Лэйми радовался, что все они были далеко.

С того времени, как они миновали поселок, прошло уже часа два. Он совсем окоченел и мечтал только о том, чтобы заснуть. Потом впереди снова показался свет — смутное розоватое свечение, протянувшееся вдоль горизонта. Лэйми не сразу понял, что видит склоны гор, у основания которых сгрудилась целая галактика огней. Город. Очень большой. Ему вдруг пришло в голову, что на самом деле они вовсе не снижались — просто под ними поднималась земля.

Он попытался представить, где они оказались, но не смог. В Подгороде уделяли мало внимания географии, к тому же, здесь наверняка была уже какая-то другая страна. Он толкнул Охэйо.

— Просыпайся. Эй!

Аннит пошевелился и застонал. Лэйит, очнувшись, испуганно вскрикнула и, вскочив, едва не вывалилась за борт, но Наури подхватил её.

— Где мы?

— Понятия не имею.

Лэйит протерла глаза. Она казалась очень сонной.

— Это, наверное, Эменнай. Столица Манне.

Охэйо присвистнул. Именно там он мог изготовить брахмастру. Просто чудо, что они смогли оказаться здесь.

Лэйми не сразу заметил, что в небесах тут творилось нечто странное — тусклый радужный свет то накатывал волнами, подобно полярному сиянию, то отступал, открывая клокочущие с пугающей быстротой рваные тучи. Сквозь их повисшую почти над землей бурлящую коричневую пелену пробивались зеленоватые, желтые, малиновые сполохи. Воздух пропитался электричеством, всё стальные детали потрескивали мельчайшими искрами, иногда сверху доносилось странное шипение или гром. Зрелище одновременно пугало и завораживало. У Лэйми возникло ощущение какой-то битвы стихий, даже конца света, но страшно ему, на сей раз, не было.

Земля под ними неслась всё быстрее, то опускаясь, то поднимаясь волнами. Верхушки деревьев мелькали уже всего в нескольких метрах и Лэйми вдруг заметил, что голые ветки облеплены неисчислимым множеством призрачных синеватых огней. Было и ещё кое-что — эти ветки резко вскидывались вверх, к ним, и за летящей платформой оставалась бушующая, как под бурей, полоса. Он боялся представить, что будет, когда они коснутся их, но тут деревья ушли вниз и под ними потянулось обширное заснеженное поле замерзшей реки. Сразу за ним поднимался высоченный обрыв, увенчанный освещенными массивами домов.

Сердце Лэйми ёкнуло, когда он понял, что они летят уже НИЖЕ их крыш. Он всё-таки взялся за тормоз и потянул, но механизм заело. Отчаянные усилия Наури ничего не изменили. Лэйми хотел было спрыгнуть, но высота была уже не меньше ста с чем-то метров. Он несколько успокоился, поняв, что их несет к устью широкого проспекта и что они должны пролететь вдоль него.

Город быстро приближался. Страшный светящийся лес и бурлящее небо остались далеко позади. Внизу мелькнули извилистые, ветвистые полосы парящей темной воды, потом высокие, укрепленные бетоном террасы и проволочные заграждения за ними. Миновав крутой голый склон, они оказались над улицей.

Здесь, определенно, была жизнь — но довольно-таки странная. По обе стороны улицы высились прямоугольные массивы девяти или двенадцатиэтажных домов темно-синего или темно-зеленого цвета. Ещё более странными были одевающие их многослойные клетки из толстых стальных балок. Лэйми заметил, что поперечины торчали ещё метров на пять и концы их были заострены — как если бы здесь ожидали нашествия гигантозавров. Мощные прожекторы на верхних ярусах клеток заливали улицу ярким, зеленовато-синим, мертвенным светом, искрившимся на сугробах нетронутого снега. В большинстве больших прямоугольных окон сиял другой свет — холодный и голубоватый. Несколько раз Лэйми видел там людей, а однажды — стройную девушку в одних трусиках, прильнувшую к стеклу. Лэйит и Наури махали руками и вопили изо всех сил, стараясь, чтобы их заметили.

Высота была уже всего этажей пять. Вдоль улицы здесь полосой росли деревья — к счастью, самые обычные — и платформа с треском скользила по их верхушкам, ломая их. Она была достаточно тяжелой, чтобы не застрять, но их снова начало трясти. К тому же, их постоянно сносило влево, всё ближе к остриям балок. Те проносились уже так близко, что у Лэйми снова закружилась голова. Ему опять казалось, что всё это происходит в каком-то бредовом сне.

Наконец, они-таки зацепили балку. Платформа отскочила, завертелась, ударилась вновь, теперь уже гораздо сильнее. Лэйит едва не выбросило за борт, Охэйо охнул. Потом дом ушел назад и платформа лениво закружилась в воздухе. Окажись впереди торец другого дома, их путешествие тут же и закончилось бы… но улица уже оборвалась. Их путь прошел в стороне от основного массива застройки.

Платформа проплыла над зияющей чернотой широченного рва, миновав границу города. Теперь их несло по окраинам, над обширными заснеженными дворами и переулками. Сквозь пёстрые занавески на узких окнах низких деревянных домов сочился уютный желтый свет. Платформа летела уже едва не задевая макушки тусклых синих фонарей — прямо в стену двухэтажного дощатого барака. Тот не выглядел особенно прочным — но они приближались к нему, казалось, со всё возрастающей скоростью.

— Спрячемся за лебедкой, — предложил Охэйо. — Не высовывайтесь. Платформа наверняка пробьет…

Лэйит судорожно кивнула. Лэйми ощутил нечто вроде восторженной паники, глядя на растущую впереди стену, потом уперся руками в основание лебедки.

Они врезались в барак с раздирающим треском. Лэйми больно ударило лбом о промерзшую сталь, падающие доски с торчащими из них гвоздями били его по спине, по ногам, разрывая штаны. Зазвенело, рассыпаясь, стекло, что-то гадко, с хрустом, квакнуло, казалось, прямо под его животом. Осмелившись выглянуть за борт, он увидел внизу лишь пустырь. Справа была какая-то заброшенная стройка — котлованы, земляные барханы, нагромождения бетонных блоков — всё залито мрачным свечением небес. Стальные каркасы зданий чернели плоскими силуэтами, как решетки громадной тюрьмы. Впереди не было ничего, лишь нетронутый снег покрывал плоское дно обширной долины. Её простор замыкали уходящие в тучи зазубренные хребты гор.

Лэйми поджал ноги. Земля скользила уже совсем близко, но им повезло — когда платформа коснулась её, под ней была ровная поверхность глубокого снега. Прыгать не пришлось — они просто съехали по наклонному дну. Скорость была не такой уж большой и Лэйми просто перевернуло несколько раз, даже не ушибив.

С минуту он полежал, потом, опомнившись, поднялся. Охэйо отряхивался шагах в двадцати, Лэйит и Наури чуть дальше. Их путешествие продолжалсь шесть часов и они преодолели миль четыреста. Им невероятно повезло — если они смогут добраться до города и найти в нем людей.

Они сошлись и постояли, осматриваясь. Было очень тихо, только посвистывал ветер, да вдали громыхала удалявшаяся платформа. Там, куда она двигалась, протянулся бесконечный пустырь. Его однообразие лишь изредка прерывалось невысокими редкими кустами, резко выделявшимися на фоне гладкого, нетронутого снега. Дальше необозримыми призрачными силуэтами высились горы, уходя в мутное марево туч. Вокруг не горело ни одного огня — лишь на севере и справа стояло беловато-фиолетовое, туманное зарево городских огней, сплавляя снег и ровный покров облаков в призрачном, розоватом свечении. К югу и западу небо постепенно темнело, но вокруг было довольно светло — Лэйми смог бы заметить человека метров за двести. Вот только никаких людей тут не было — не было никаких их следов и он был уверен, что на километры вокруг них нет никого. Зубчатый гребень отрога скрывал от них большую часть города. Было бы очень соблазнительно пойти в ту сторону, но все помнили крик раздавленного платформой оборотня. Идти в старые кварталы, кишащие этими тварями, было бы чистым безумием.

Пробираясь по глубокому снегу, они повернули налево и минут через десять миновали полуразрушенный бетонный забор, путаясь в змеившейся под ногами арматуре. Впереди, насколько хватал глаз, простирались канавы, поваленные краны, груды щебня и бетонных плит, котлованы, штабеля труб — первобытный хаос строительства. Здесь многое было начато, но ничего не закончено. Там, где не высились решетчатые стальные конструкции, тянулись кочковатые пустыри, на которых громоздились кучи мусора. Всё это окутывал полумрак, и на всем пространстве не было видно ни кустика, ни деревца, ни признака человека.

Испуганно озираясь, они пробирались по этому рукотворному хаосу, пока совершенно не запутались и не устали. Лэйит присела на массивный бетонный блок. Лэйми остановился рядом, и, переводя дух, осматривался. Судя по горам, они вовсе не сдвинулись с места. Вокруг тоже ничего не двигалось, лишь в небе лениво плыли тучи.

Вдруг с той стороны, откуда они шли, послышались странные щелкающие звуки. Повернувшись, Лэйми увидел пять или шесть темных силуэтов. Они были далеко, но их руки показались ему непропорционально длинными.

Прихлынув мгновенной волной, его охватил страх. Наури, не рассуждая, побежал к зареву города, они — вслед за ним, но бежать по глубокому снегу было трудно. Несколько раз Лэйми спотыкался и падал, но тут же поднимался. Ещё несколько раз он падал потому, что оглядывался. Преследователи, кажется, не отставали, но и не настигали их.

От постоянных падений дыхание у него сбилось, холодный воздух огнем палил грудь. Охэйо сначала вырвался вперед, но потом дистанция между ними начала сокращаться. Наконец, они остановились среди необозримых завалов щебенки, обессиленные. Бежать здесь было невозможно.

Едва переведя дух, Лэйми осмотрелся. Тварей видно не было, но груды щебня ограничивали обзор. Сердце колотилось так, что он ничего не слышал.

— Наверх, — хрипло сказал Охэйо. — Нужно подняться наверх.

С трудом, постоянно соскальзывая, они влезли на гребень щебеночной дюны. Всего метрах в трехстах слева Лэйми увидел глухую стену прямоугольного двора. Они пошли к ней, постоянно оглядываясь. Их следы на покрытой снегом земле казались ему очень беззащитными. Если кто-то решит их тут выследить, он сделает это без малейшего труда.

По мере их приближения к стене она становилась всё выше — три метра массивных бетонных панелей. В ней зияла брешь распахнутых ворот, ведущих в просторный пустой двор. Там, шагах в пятидесяти, стояло квадратное здание без окон. В его стене зияла чернотой открытая настежь железная дверь.

Лэйми обернулся к Охэйо, собираясь сказать, что укрытие это — явно негодное. И всего метрах в ста за ним заметил шесть гротескных силуэтов. Было совершенно непонятно, как твари смогли подобраться так близко. Они двигались попеременно с помощью рук и ног и были раза в полтора его выше. До него донеслось какое-то полоумное бормотание — «даба-таба-даба-лаба…»

Он был так испуган, что даже не смог заговорить — просто схватил Аннита за плечо, показывая назад. Тот обернулся, выругался и тут же толкнул Лэйит в проем. Наури попытался закрыть ворота, но не смог даже сдвинуть их створки. Лэйми сообразил, что они уже были кем-то выломаны. Кем-то, обладавшим силой гнуть сталь.

Крякая от натуги, они загородили проем барабаном от кабеля. Потом бросились к зданию, оступаясь на покрытых снегом кучах щебня, — но железная дверь здесь тоже была сорвана и криво висела на одной петле. Заметенные снегом бетонные ступени исчезали внизу, в темноте. Гонимые страхом, они начали спускаться по ним, потом замерли. Было бы полным безумием идти дальше в это подземелье.

Лэйми посмотрел назад. Дверь наверху выделялась четким прямоугольником. Он представил, как на её фоне возникает зловещий силуэт, и поежился. В тот же миг раздался резкий грохот — кто-то швырнул барабан через весь двор.

Держась ладонями за стену, они побрели в темноту. Сердце Лэйми колотилось, как безумное. Этот промерзший насквозь лабиринт наверняка был пуст, но представив, как чудовища найдут их тут наощупь, он едва не умер от страха.

Здесь, где-то внизу, шумела вода. Скорее инстинктивно, чем сознательно, они пошли на её звук и, миновав несколько поворотов, попали в тесный бетонный проход, упиравшийся в шершавую бетонную стену. Вода шумела сейчас прямо под ними и Охэйо, присев, начал шарить руками по полу, стараясь отыскать люк.

Где-то позади послышался резкий скрип щебня, бормотание и вздохи. Они настороженно замерли. Лэйми чувствовал, что его сердце сейчас выскочит из горла.

Аннит сдвинул чугунную крышку; она скрывала уходившую вниз узкую лестницу. Спустившись в трубу, Лэйми понял, что сможет идти в ней только сильно согнувшись. Как он и ожидал, здесь царил кромешный мрак, в котором могло прятаться всё, что угодно.

На его голову посыпался мусор — Наури залез в колодец вслед за Лэйит и теперь пытался закрыть люк. После нескольких неудачных попыток ему это удалось; когда он спустился к ним, на узкой бетонной площадке стало тесно.

Лэйми вздохнул — ему не хотелось лезть в воду, но выбора, увы, не было. Немного поразмыслив, он решил, что снимать штаны и даже разуваться не стоит — по целому ряду причин, не последнее место среди которых занимал холод.

Глубина оказалась небольшой — всего по колено — но дыхание перехватило почти сразу, а шагов через десять начало сводить икры. Лэйми сжал зубы. Спина сразу же начала ныть, а инстинктивно пытаясь распрямиться, он каждый раз больно бился затылком об кровлю. Сколько там до города? Полмили? Миля? Или две?

Услышав позади ругань — Охэйо возмущался по поводу непотребного вида, в который придут его новые штаны — Лэйми повернулся. У Лэйит был зеленый светящийся браслет, но он едва тлел и он почти не видел друга — только блеск его глаз и зубов. Невероятно, но Аннит улыбался!

— Подвинься-ка, — попросил он.

— Зачем?

— Подвинься-подвинься.

Лэйми прижался спиной к стене трубы, развернувшись в ней боком. Охэйо вдруг с отчаянным вскриком опрокинулся на спину. Поток сразу подхватил и понес его и он проскользнул под Лэйми раньше, чем тот успел это осознать. Пару секунд он смотрел ему вслед, потом — мерзнуть так мерзнуть! — последовал его примеру, сразу окунувшись с головой. Теперь у него не только перехватило дух — казалось, вся его кожа стала на два размера меньше, чем нужно. Его несло быстрее, чем он смог бы идти, даже наверху, но всего через минуту он так окоченел, что едва смог подняться на ноги. Отчаянно дрожа, он посмотрел на Охэйо — того тоже всего трясло, а сколько им ещё оставалось, они, разумеется, не знали.

Какое-то время они не могли сказать друг другу ни слова — их зубы выбивали лихорадочную дробь. Казалось совершенно немыслимым снова лезть в эту ледяную воду, и без того обжигавшую онемевшие ноги — но, сжав зубы, Лэйми напомнил себе, что гораздо лучше быть замерзшим, чем мертвым. Проклиная день и час, в который они решили покинуть Паулому, он снова бросился в поток.

Им потребовалось пять или шесть таких перекатов, чтобы добраться до выхода в какой-то темный подземный бассейн. Вода в нем показалась Лэйми почти теплой — хотя он так дрожал, что боялся, что его схватит судорога. Совершенно замерзший Охэйо вдруг начал смеяться и он смеялся вместе с ним, не зная толком, над чем — над их глупостью, над глупостью их положения или над тем, что они, возможно, избежат смерти.

Глубина здесь была выше головы и дальше им пришлось плыть, а перед этим — сбросить всю одежду кроме плавок, чтобы не утонуть. Они плыли под самой стеной — отчасти, чтобы не пропустить возможный выход, отчасти потому, что за неё можно было хоть как-то цепляться. Путешествие показалось Лэйми очень долгим и он смог продолжать его лишь потому, что единственным другим выбором было сдаться и утонуть — а смерти он очень боялся.

Когда Лэйит, наконец, обнаружила лестницу, Лэйми облегченно вздохнул. Добраться до неё, правда, оказалось непросто — сил не было уже никаких и несколько последних метров он проплыл под водой, потихоньку погружаясь на дно. Он преодолел эти метры на чистой силе воли и, ударившись лбом о бетон, несомненно утонул бы; к счастью, Охэйо ещё не выбрался из воды и успел схватить его за загривок. Это было больно, но Лэйми слишком устал, чтобы замечать это.

Какое-то время они сидели на бетонном полу, прижавшись друг к другу и отчаянно дрожа. Лэйми был совершенно уверен, что они попали в тупик и будут вынуждены возвращаться — и даже заметив падавшие сверху беловатые отблески, не сразу понял, в чем дело.

Они сидели под жерлом глубокого колодца. Крышка его оказалась закрыта неплотно и сквозь щели проникал призрачный свет. Поднявшийся первым Охэйо с трудом сдвинул её; они выбрались прямо на широкую, пустынную улицу и замерли, настороженно осматриваясь.

Окна длинных массивных многоэтажек по обе её стороны были сплошь темны, едва заметно отблескивая в тусклом свете беловато-фиолетовых фонарей, слабых и зыбких. Лэйми ещё никогда не видел таких — круглые и плоские, как матовые тарелки, они сами по себе парили высоко над землей, едва заметно покачиваясь, — хотя ветра, вроде бы, и не было, — рассыпая по снегу мириады бледных искр. Вероятно, все фонари в этом районе были такими — низкое, туманное небо тлело такой же тусклой беловато-фиолетовой мглой. Она окутывала всё вокруг и было видно не дальше, чем метров на двести.

Справа небесное зарево было ярче и теплее по цвету, и они, как могли быстро, пошли в ту сторону. Их положение было чуть лучше, чем в первый раз — они, по крайней мере, не были голыми, а Охэйо даже сохранил небольшую сумку с пожитками — но мокрый насквозь Лэйми вскоре стал коченеть. Теперь холод казался ему совершенно непереносимым, причиняя мучительную боль. Он едва брел, дико дрожа и обхватив руками голые бока. Другим было не лучше и даже Охэйо, самый выносливый из них, стучал зубами. Лэйми чувствовал, что если в ближайшие несколько минут они не найдут одежду или теплое помещение, то просто околеют насмерть. Притом, страшно ему больше не было — казалось, всё происходит в каком-то бредовом сне.

Они брели, опустив головы и Лэйми зло выругался, обнаружив, откуда исходит манивший их свет.

Они вышли прямо к обрыву. За широкой равниной замерзшей реки виднелись низкие, пологие холмы, испятнанные темным кустарником — их необозримый простор, залитый тусклым гнойным сиянием затянувших все небо зеленовато-бурых туч, выглядел угнетающе. Недалеко от города свечение обрывалось, словно обрезанное ножом.

Какое-то время они молча осматривались, потом Лэйми заметил слева, между крышами, огромную прямоугольную тень. Насколько он помнил истории Вторичного Мира, это была стена Старого Города. О том, взяли ли его Мроо, он не знал, но другой цели все равно не имелось.

Они пошли на восток по узкой тропе между разномастными заборами и береговым обрывом, но идти оказалось тяжело. Им приходилось поддерживать друг друга — тропа была неровная, иногда заметно наклоненная к реке и пробираться по ней удавалось с большим трудом — никаких ограждений справа не было, только крутой, покрытый снегом склон высотой, быть может, в сотню метров. Кое-где он обрывался прямо в страшные, черные, парящие разводья, кое-где сменялся разделенными узкими оврагами, косо сбегающими вниз увалами — там, в глубине, тоже текла парящая темная вода.

Несколько раз Лэйми видел далеко внизу, на льду реки, людей — довольно многочисленные группы. С такого расстояния и в темноте их было не разглядеть — просто темные пятна — но они все направлялись к городу и это показалось ему тревожным — кто мог выходить из этой мглы за холмами, мглы, в которой он дважды замечал страшные желтые огни, так похожие на жуткий небесный свет?

Пробираясь над очередным оврагом, он заметил на его дне такие же группки и поёжился — их целью было жерло коллектора, ведущего в подземелья города. Чуть позже их окликнули с реки. Слов нельзя было разобрать, но интонации оказались исполнены столь скотской злобы, что Лэйми стало просто страшно. Конечно, взобраться на этот обрыв было немыслимо — но если твари нападут на них с другой стороны…

Его передернуло. Он промерз до костей, но когда его кожа высохла, выносить холод стало полегче — по крайней мере, он не чувствовал, что замерзает насмерть. Боль слабее не стала, но её Лэйми мог терпеть.

К счастью, ещё минут через пять они выбрались к залитому медно-рыжим светом пустому шоссе, идущему между речным обрывом и Стеной — около ста метров в высоту, она замыкала Старый Город с трех сторон, кроме восточной. Она была отлита из монолитного базальта две или три тысячи лет назад, ещё во времена основателей Джангра. У фундамента её толщина была метров двадцать, у гребня — около восьми. В ней не было ни одного прохода.

С востока Старый Город защищал ров, тоже шириной метров в двадцать, с отвесными бетонными бортами. Дно его сплошь покрывали бетонные же глыбы с жутко торчащей арматурой. До него было этажа три и ярко освещенные окна гигантских зданий за ним говорили, что защита эта не напрасна.

К северу ров обрезался обрывом, к югу тянулся, насколько хватал глаз. Шоссе пересекало его по мосту, но от Старого Города его отделял чудовищный косой срез Стены. Им оставалось лишь идти вдоль рва до другого моста — но такового нигде видно не было. Однако…

Вдали, на юге, над морем низких заснеженных крыш, возвышалось другое многоэтажное здание с освещенными окнами, уступчатое, похожее на горный хребет — если Лэйми не ошибся, это было здание Инициативы Эменная, ещё более богатой и влиятельной здесь, чем в Пауломе.

Они пошли к нему, испуганно оглядываясь — с востока уже доносились исступленные вопли, а на снежной белизне крыш метались розоватые отблески занявшихся там пожаров. Итак, одержимые были и здесь и им пришлось пробираться дворами, минуя множество заборов.

Свет здесь не горел — во всем районе не было видно ни одного огня — но очень скоро они заметили первых тварей: те небольшими группками сновали туда и сюда. Затем их стало так много, что каждый раз, пересекая переулки, они подолгу дожидаясь, пока те окажутся пусты в оба конца, насколько хватал глаз. Лэйми словно оказался в аду — его руки, живот, бедра были ободраны бесконечными заборами, через которые он перебирался, утопающие в мокром снегу босые ноги выли от боли, и остальное тело болело лишь немногим слабее, кроме, разве что, головы — как оказалось, длинные волосы имеют не только эстетическую ценность. Но самым мучительным его ощущением был всё же душивший его липкий, мучительный страх и его сердце бешено колотилось, вот-вот готовое выпрыгнуть из груди.

Ему очень хотелось поверить, что всё это происходит в каком-то чудовищном сне — он не представлял, что может так сильно бояться за свою жизнь, за жизнь Лэйит, за Охэйо. Не очень приятно сознавать, что тебя в любой миг могут убить. Он вздрагивал от каждого шороха, пока не начал бояться уже сойти с ума. Каждый раз тревога оказывалась ложной. Твари шли мимо, не замечая их, но это приносило не облегчение, а только продолжение муки.

Всё это длилось, казалось, уже целую вечность — и Лэйми непритворно удивился, обнаружив, что забор, из-за которого он выглядывает, отделен лишь улицей от ворот Инициативы. Её защищала частая решетка из заделанных в бетонный фундамент толстых стальных прутьев высотой метров в шесть. С возвышавшихся за ней ажурных прожекторных вышек падал яркий свет; их дополняли стоявшие с внутренней стороны ограды желтые фонари. Людей в обширной пустом дворе видно не было, но снаружи у ворот толпились одержимые — их было сотни две или три.

— И что теперь? — зло спросила Лэйит. — Мы перелетим забор, бодро помахивая ресницами?

— Нет. Попробуем прорваться, — Охэйо полез в сумку и вытащил длинную тонкую гранату. — У меня есть сюрприз для этих гадов.

— Не думаю, что нам стоит… — начал Наури, но Аннит уже зубами вытащил чеку. Широко размахнувшись, он метнул гранату — однако не в тварей, а куда-то в сторону. Она со стуком покатилась по земле и негромко разорвалась. В воздухе заклубилось облако белесого пара. Ветер снес его на тварей и там мгновенно началось нечто странное — они всё задергались, падая на землю и корчась в конвульсиях.

— Что это? — спросил Лэйми.

— Что-то фосфороорганическое, — Охэйо пожал плечами. — Оно нарушает передачу нервных импульсов или делает её гиперактивной, точно не помню. Я стащил эту штуку в Подгороде. Жалко, что только одну.

— И не сказал нам? — возмутилась Лэйит.

— Я не был уверен, что подействует. У Переродившихся другая биохимия, но здесь изменения зашли, похоже, не очень далеко. В Одиноком Городе могло быть иначе.

Теперь на земле корчилось уже сотни две Переродившихся. Их конвульсии страшно напомнили Лэйми конвульсии отравленных тараканов. Несколько десятков тварей ещё держались на ногах, но явно полностью утратили ориентацию.

— Вперед! — заорал Охэйо, первым спрыгнув с забора.

Они все побежали за ним и остановились у ворот, колотя по прутьям и крича, что было сил, то ли от страха, то ли от ярости. Никто, однако, не отвечал им и Лэйми оглянулся.

К ним бежали сразу с двух сторон, очень торопливо, спотыкаясь и падая на ходу. Переродившихся были десятки или сотни — точно он не мог сказать. От страха у него помутилось в глазах. Не то, чтобы он был такой уж трус, просто умирать беззащитным было очень противно — он понимал, что, едва дойдет до рукопашной, их сомнут в считанные секунды. Но тут с крыши Инициативы, наконец, загрохотали автоматные очереди. Алые росчерки трассирующих пуль прошивали черные фигуры, сбивая их на землю, и летели дальше. А потом створки ворот разошлись. Лэйми не помнил, как миновал их. Теперь собственный страх вызывал у него омерзение.

Всего получасом позже он стоял у выходившего на северный фасад здания окна, бездумно глядя на горы. Их склоны терялись в мутных облаках — вполне нормального, впрочем, оттенка. Один из парней уже объяснил им, что здесь, в Эменнае, есть защитные генераторы, которые боролись с Сугха; до сих пор её тучам не удавалось сомкнуться над городом.

Инициатива Эменная оказалась очень похожа на приютившую их в Пауломе. Составлявшая её независимая молодежь точно так же уходила от родителей и жила совместно, за счет того, что могла заработать. Дела у них здесь шли неплохо. Здание оказалось прекрасно отделано и Лэйми поразила царившая в нем удивительно спокойная атмосфера — неяркий желтоватый свет, ровные голоса, небольшие группки парней и девушек, занимавшихся какими-то полудетскими делами — как будто вокруг не толпились орды нелюдей. У них было в достатке еды, газ и даже горячая вода; тонны книг и видеокассет обеспечивали им досуг, а на складе беглецам удалось разжиться очень подходящей к здешнему климату одеждой. Теперь их, в числе прочих, защищали стальная ограда, окружавшая огромный двор здания и батальон автоматчиков — Инициатива имела теперь даже свои вооруженные силы. Популярность и влияние её в Манне быстро росли. Она стала практически независимой как в финансовом, так и в административном отношении. Теперь она осталась последней силой, противостоящей наступающему хаосу.

Хотя здесь жило около восьми тысяч молодых людей, в здании хватало пустующих комнат. Одну из них заняли Наури и Лэйит, вторую — он с Охэйо.

Лэйми широко зевнул. Казалось, что этот день длится уже всю его жизнь. Чувств в нем уже не осталось и усталость, незаметно подкравшись, навалилась на него. Он разделся и забрался в постель… а потом вдруг услышал стоны и возню совсем рядом — только руку протянуть, не будь стены. Он невольно улыбнулся. Наури и Лэйит утешали друг друга. Правильно это было или нет — но он чувствовал, как там, в темном огне страсти, сгорало что-то очень плохое. А потом он уснул и не увидел кошмаров.

Уловив краем глаза какое-то движение, Яваун перевел взгляд. По тротуару, метрах, примерно, в пятидесяти, шла высокая темная фигура. Она направлялась, казалось, прямо к нему и юноша испуганно присел, одновременно толкнув Бхуту. Он поступил так инстинктивно, не испытывая никаких чувств, и только чуть позже, когда это существо приблизилось, его охватил страх. В нем не было ничего человеческого, — ничего, даже отдаленно похожего на человека. Оно было покрыто темной, тускло отблескивавшей кожей; его сужавшееся книзу тело походило на морковку — но из его верхнего, тупого конца росло три гибких, словно бескостных ноги, каждая толщиной с человеческую шею. Вертикально выходя из тела, они круто изгибались и отвесно опускались вниз, кончаясь круглыми, перепончатыми ступнями. Походка этого создания была на удивление гротескной. Собственно, оно даже не шло, а, скорее, катилось, словно волчок — при каждом шаге его тело поворачивалось на треть оборота — двигаясь ровно и в два или три раза быстрее человеческой походки — и Яваун чувствовал, что это далеко не предел. При желании это существо явно могло двигаться ещё в несколько раз быстрее — и, если так, то убежать от него немыслимо, не стоит даже и пытаться…

Глядя на него юноша оцепенел; он забыл даже о том, что их тут могут заметить. По его коже побежали мурашки: впервые в жизни он видел что-то, так сильно отличавшееся от его повседневного опыта, что его можно было считать чудом — хотя и злым. Чем-то это существо походило на машину — все его движения были абсолютно одинаковыми. Оно было уже так близко, что он слышал производимые им звуки — быстрый и равномерный скрип снега и такое же ровное, быстрое дыхание. В такт ему между основаниями ног поднимались облачка пара. Рта, глаз или ещё каких-то деталей в полумраке видно не было.

Когда существо подошло ближе, Яваун бездумно приподнялся, чтобы не потерять его из виду. До него оставалось всего несколько метров и теперь он видел, как при каждом шаге изгибается его нижний, заостренный конец — словно брюшко насекомого. Ему показалось, что оттуда торчит кинжалообразное жало и он поежился; существо это было ростом около двух метров и, если бы ему вдруг пришло в голову перевернутся, то оно легко дотянулось бы до балкона. Но трехног не замечал их; он спешил к какой-то своей цели. Когда он прошел под ними, мурашки, бегущие по коже юноши, вдруг резко усилились; их разделяло каких-то метра два. Потом Яваун бросился к другому концу балкона, отчаянно стараясь не шуметь. Ему пришлось почти лечь на покрытую клеенкой груду хлама, но он увидел, как трехног скрылся за углом. Едва выпрямившись, он снова услышал поскрипывание. По улице — на сей раз прямо по неровной проезжей части — двигалось ещё несколько трехногов, заметно более крупных. Они с Бхутой замерли, оцепенев, глядя на то, как улица становится всё более оживленной. Если закрыть глаза, шум множества ног казался совершенно человеческим — но, если видеть его источник…

Они словно оказались во сне. Поток жутковатых созданий равномерно двигался под ними, поворачивая затем влево и исчезая из пределов видимости. Юноше захотелось увидеть, куда они идут — хотя он понимал, что это не самая лучшая мысль. Для этого ему пришлось бы подняться на чердак. Обзор оттуда был, определенно, лучше, но при одной мысли, что ему придется лезть в эту черную, холодную пещеру, у него все внутри сжалось. В конце концов, даже отсюда смотреть на этот марш было чистым безумием и Бхута раньше его понял это; он мягко, но решительно потянул его назад. Стараясь не шуметь, они наглухо закрыли балконные двери и как могли тщательно опустили штору — но равномерный приглушенный звук шагов доносился и сюда. Юноше захотелось зажечь свет… но теперь он боялся это сделать. При мысли, что случится, если его заметят, у него похолодели пятки — у них не осталось никакого оружия — и тут же его словно ошпарило.

— Свет на лестнице, — испуганно прошептал он, хватая Бхуту за руку. — Если они его увидят…

— Нет, — ладонь охранника крепко сжала его руку. — Сам по себе свет ничего не значит. А вот если они увидят, что его выключили…

Это звучало разумно; к тому же, юноше вообще не хотелось выходить из комнаты. Бхута зевнул.

— Пошли спать.

Осторожно приоткрыв дверь, они пробрались в спальню — узкую комнату, едва освещенную падавшим через окно светом. Стекла здесь запотели, так что свет был мутным и тусклым. Но глухой ровный топот проникал и сюда и Яваун не стал подходить к окну. Ему хотелось, правда, задернуть на нем шторы — однако даже на это он теперь не осмелился, проклиная и Бхуту, и себя.

Их план с аэростатом пошел ко всем чертям — они отстали от пришельцев и те улетели буквально у них из-под носа. К счастью, совсем рядом с Подгородом находилась Энти-Мелара — государственное (а не городское, как Подгород) убежище Народной Республики — но во-первых, это давало им не спасение, а лишь не очень большую отсрочку, а во-вторых, отыскать вход в неё, который находился, судя по тому, что Бхуте удалось узнать, где-то в этом вот здании, им так и не удалось. Хорошо ещё, что он смог украсть ключи от него и здесь нашелся неплохой запас еды — но Яваун шкурой чувствовал, что история Одинокого Города подошла к концу — и они упустили последний шанс избежать присутствовать при этом.

Не глядя друг на друга, они разделись, потом юноша забрался в постель. Она была теплой и уютной и он сразу словно поплыл куда-то. Когда он задремал, его сознание словно отделилось от тела. Он лежал на животе, с головой укрывшись одеялом, уткнувшись лицом в узкую щель между стеной и подушкой. Глаза его были закрыты — и, в то же время, он видел улицу, по которой тек бесконечный поток трехногов. Он видел, как они сворачивают и на ту поперечную улицу, по которой они сюда пришли. Дальний конец переулка был перекрыт ажурными железными воротами — но сразу несколько трехногов ухватились за них одной из своих рук и, упираясь в землю двумя другими, начали тянуть.

Ворота открывались наружу и их створки удерживала только нетолстая стальная цепь с замком; она лопнула почти сразу и ворота широко распахнулись. С десяток трехногов проник в них; они двигались медленно и Яваун не сомневался, что они ищут людей. С неожиданной легкостью они перебрасывали свои конические тела через заборы, кружили по дворам, срывая с петель двери сараев, вырывая оконные рамы. Юноша не видел, чтобы они заглядывали внутрь домов, но знал, что это им и не нужно — скорее всего, они искали добычу по запаху. К счастью, им не попадалось ни единого живого существа, но трехноги не прекращали своих поисков; более того, к ним присоединялись всё новые. Все эти твари были голодны и Яваун не сомневался, что всех, кого они найдут, ждет печальная участь. Замерев в полусне, он смотрел, как они всё ближе и ближе подходят к их убежищу.

Он вздрогнул, услышав слабый, но вполне узнаваемый звук расщепленного дерева — каким-то странным образом его видение совпало с реальностью — но этому он уже не удивился; в конце концов, трудно удивляться во сне. Страшно ему тоже не было — страх, вообще-то, присутствовал, но далекий и отдаленный, тоже как во сне, когда ты знаешь, что на самом-то деле с тобой ничего не случится.

Он не ошибся. Трехноги быстро добрались до ведущих во двор ворот, но те не вызвали у них интереса — твари прошли мимо них, направляясь к воротам в конце переулка. Здесь им пришлось задержаться. Яваун увидел, как несколько трехногов ощупали преграду, потом двое из них неожиданно ловко перебрались через нее — они хватались парой рук за верхнюю поперечину, а потом перебрасывали через нее свое тело. Оказавшись с другой стороны, они ухватились за створки по обе стороны замка и одним сильным рывком сорвали его. Они вели себя как разумные существа и это ему очень не понравилось — он начал понимать, что если бы трехноги их заметили, то добрались бы до них, — хотя и не сразу. Но теперь они просто ручейком текли мимо, найдя ещё один путь к своей неведомой цели. Юноша попытался рассмотреть её, но не смог. Он уже спал.

Разбудил его глухой взрыв, от которого зазвенела посуда в шкафу. Яваун услышал нарастающий вой — как у сбитого самолета в фильмах про войну, — потом второй взрыв, почти сразу, через две секунды, и постель подпрыгнула под ним. Он вскочил и, как был, в плавках, бросился к окну, но ничего не увидел. Улица была совершенно пуста — от трехногов остались лишь следы. Нигде не было ни огонька — лишь над морем, за черными силуэтами зданий, вздымалась стена нездешего желто-зеленого света, расплываясь страшным заревом в низко нависших тучах. Яваун, приоткрыв рот, смотрел на это невероятное зрелище — вначале он принял его за рассвет, но на часах было ещё почти четыре, а это означало, что до восхода осталось часов пять.

В постели завозился проснувшийся Бхута — он укрылся одеялом с головой и не сразу сообразил, как из-под него выбраться. Наконец, показались его светлые плечи и лицо, на которое падали растрепанные волосы. Бхута стряхнул их с глаз рукой и широко зевнул — спал он очень крепко и обычно просыпался не сразу. Сейчас был как раз такой случай. Яваун с удивлением заметил, что на голой груди друга болтается прозрачное сердечко из плексигласа, в которое было вставлено чучело божьей коровки — на счастье.

— Яваун? Что случилось?

Юноша повернулся к нему и только это спасло его глаза: из окна хлынул невыносимо яркий свет — даже отвернувшись, на него было больно смотреть. Режуще-белый перешел в красный, затем в синий, снова в красный и погас. Яваун вновь повернулся к окну, но ничего не увидел — после вспышки в глазах плавали разноцветные пятна.

Дом вдруг встряхнуло, словно пустую коробку, стекла в окне зазвенели, едва не вылетев и юноша вцепился в подоконник. Пятками он ощутил затихающую дрожь и в такт ей вздрагивали от затихающего грома стекла.

За его спиной по полу хлопнули босые ноги — Бхута подтянул пятки к животу и вскочил одним рывком. Он ощутил спиной его тепло — друг встал сразу за ним. Вдвоем они молча всматривались в темноту, но там ничего не изменилось — то есть, совершенно. И вдруг, уже секунд через тридцать, раздался хлесткий, очень резкий взрыв. Снаружи взвихрился снег, как при буране — и тут же начал оседать. Что бы это ни было, оно произошло очень далеко.

— Километров десять отсюда, если судить по звуку, — сказал Бхута. — Не знаю только, в какой стороне…

В груди Явауна вдруг проросли иглы стальной твердости льда — он понял, что бы это могло быть.

— Термоядерный взрыв?

— Если и да, то воздушный. Но…

— Почему — воздушный?

— При сильных наземных взрывах сначала приходит сотрясение по земле — а тут оно было слабое. Но…

— Но — что?

— Он менял цвет — при взрывах так не бывает, насколько я знаю. Полярное сияние меняет, но оно…

У Явауна зажужжало в голове — и в комнате вполнакала, сами по себе, зажглись лампы. Секунды через три ударила новая вспышка — белый, бесконечно яркий свет. Его глаза мгновенно зажмурились, но свет от этого не ослабел. Вокруг него всё куда-то поплыло — и секунд через пять пол ударил его по ногам. Здание, казалось, взлетело на метр — а потом провалилось в самый ад. Было слышно, как со стола в гостиной полетела посуда. И тут пол содрогнулся снова — на сей раз горизонтально, выпрыгнув у него из-под ног. Бхуту отбросило к стене и он свалился на свою кровать. Сверху на него обрушился пласт штукатурки, всё вокруг задвигалось, заходило, зазвенело стекло. Явауна накрыла волна едкой пыли — и тут же обдал поток холодного воздуха. На улице что-то посыпалось, потом вдруг раздался чудовищный грохот — и пол под ним закачался опять.

Через несколько секунд в комнату ворвалась новая волна известковой пыли — юноша закашлялся и лишь тогда сообразил, что кашель мешает ему залезть под кровать. Немного опомнившись, он сунул голову под одеяло — здесь, хотя бы и с трудом, можно было дышать. Пол под ним содрогался, грохот не стихал, но становился всё более глухим. Через какое-то время он прекратился.

Осторожно выглянув из-под одеяла, он увидел струившийся снаружи ядовитый желто-зеленый свет. Половина внешней стены комнаты исчезла и было совершенно непонятно, почему не рухнул потолок. За проломом клубилась оседавшая пыль и за ней ничего видно не было.

На полу завозился бесформенный белый комок и Яваун в ужасе отпрыгнул от него. Но тут из-под комка показалась рука, потом черные волосы — Бхута забрался под одеяло целиком. Когда он поднял голову, юноша увидел пару совершенно диких глаз — даже не испуг, а полная, на грани ступора, растерянность. Сам он, вероятно, выглядел не лучше и эта мысль словно выбила клин у него в голове — по крайней мере, он снова смог думать.

Между ними словно проскочила искра и через несколько секунд взгляд Бхуты вновь стал осмысленным. Он поднялся на ноги, отряхивая пыль и старательно напуская на себя невозмутимое выражение. Яваун с удивлением понял, что его бьет дрожь — вероятно, от холода. Пыль на улице отчасти рассеялась и он увидел, что корпуса тюрьмы напротив них просто… исчезли. Её стену раскололи широкие вертикальные трещины, целые секции её рухнули и за проломами громоздились горы битого кирпича.

Подойдя к бреши, юноша увидел, что она тянется до окна первого этажа; теперь забраться сюда мог кто угодно и при мысли, что их убежище разрушено, ему стало очень страшно — так страшно, что его сознанию этот страх казался сейчас совершенно чуждым и необъяснимым. Оно словно раздвоилось — пока одна половина заходилась в ужасе, вторая вела себя, словно любопытный ребенок — держась за осыпающийся край, он бездумно выглянул наружу.

Желто-зеленое зарево, казалось, стало ярче. Девятиэтажка в конце улицы исчезла; на её месте громоздилась рваная гора плит и битого кирпича высотой в три или четыре этажа, — она поглотила большую часть спортивной площадки. На месте тюремной конторы громоздилась вторая гора обломков, поменьше. Юноша не видел вокруг ни одного целого здания — одни осевшие, бесформенные развалины, смутно проступающие в затянувшем всё вокруг тумане оседающей молочно-белой пыли.

Бхута толкнул его плечом, тоже выглядывая наружу. Приютившее их здание было двухэтажное, с толстыми кирпичными стенами и железобетонным каркасом — лишь поэтому оно не обрушилось. Им очень, очень повезло, — но Яваун понимал, что их везение могло быстро закончиться. Пока здесь не было трехногов, но они могли появиться в любой миг. И тогда…

Они молча отступили в глубину спальни, и, по-прежнему не говоря ни слова, прошли в гостиную. Стены здесь уцелели, но гардины со шторами упали и окно оказалось разбито. Один шкаф тоже упал, зато стол, как ни странно, остался на месте. Тарелки и прочее, правда, оказались на полу и пробираясь в прихожую юноша наступил на мягкие остатки торта.

Входную дверь расщепило и заклинило, и она вылетела лишь после того, как Бхута несколько раз яростно ударил в неё ногой. В коридоре было почти совершенно темно; под ногами хрустела опавшая со стен штукатурка. Тем не менее, дверь, ведущая на лестницу, уцелела и им пришлось искать ключи, вернувшись за ними в гостиную. Пока они рылись среди обломков, ползая на четвереньках по полу, зарево становилось всё ярче и юношу била неукротимая дрожь — он совершенно не понимал, что происходит.

Спустя, казалось, уже целую вечность, ключи неожиданно нашлись — Бхута подхватил их и пулей вылетел в коридор, даже не взглянув на друга. Яваун подпрыгнул от треска, с которым лейтенант открыл перекосившуюся дверь — для этого ему пришлось двумя руками ухватиться за ручку и упереться ногой во вторую из створок; как он открыл замок, Яваун не заметил.

Лишь миновав проем он понял, что зарево пылает на западе, с этой стороны дома — на лестнице было светло, словно днем, но ветки деревьев закрывали обзор, к тому же, её единственное окно находилось на полэтажа ниже верхней площадки. Чувствуя, что всё это происходит в каком-то кошмарном сне, Яваун, вслед за другом, полез по ведущей на чердак лестнице.

Бхута отпер обитый жестью толстый люк и с заметным усилием откинул его. Они поднялись словно в просторную, сумрачную пещеру. Четверть крыши осела, нависая над рухнувшей частью здания, но, тем не менее, она осталась целой. Всего в нескольких шагах от них, из пустого окна, падал резкий поток желто-зеленого света. К нему вела широкая лестница из нескольких ступенек и они вместе поднялись по ней.

По пояс высунувшись из выбитого окна, юноша удивленно замер. Здесь, на уровне крыши, ветки тоже мешали обзору, но они уже не были такими густыми. Он увидел море одноэтажных деревянных домов, причудливо осевших и перекосившихся после землетрясения — от некоторых остались только железные крыши, венчавшие расползшиеся груды бревен. А в нескольких сотнях метров за ними…

ЭТО было сплошной стеной мутной, желто-зеленой светящейся мглы. Она начиналась от поверхности и поднималась в зенит — а также быстро двигалась к ним. Как-то вдруг он услышал заполняющий всё вокруг тяжелый, шипящий звук; он слышал его уже долго, но лишь сейчас этот всеобъемлющий шум пробился в его сознание — до этого он казался ему естественным, как воздух.

Это… свечение было плотным: оно сдвигало развалины деревянных домов, поднимало их на дыбы, опрокидывало и подминало под себя. Грохот, стук, треск накатывались, словно океанский прилив. Единственной реакцией юноши был животный ужас. Потом в голове у него словно выбило предохранитель: его сознание почти отключилось и он воспринимал происходящее какими-то обрывками.

Как-то вдруг он оказался на какой-то бесконечно длинной лестнице, по которой спускался, казалось, целую вечность. Потом был почти темный закуток между ведущими на улицу дверями. Здесь, слева, под лестницей, была ещё одна дверь, ведущая в подвал и Бхута пытался отпереть её. Руки у него тряслись так, что возня с замком отняла ещё минуту — тяжелая связка то и дело выскальзывала из них, падая на пальцы босых ног — каждый раз он подскакивал от боли и это могло бы показаться комичным, если бы при каждой неудаче сердце Явауна не пыталось выпрыгнуть из груди. Он даже не представлял, что может так бояться — уже не понимая чего, но так сильно, что почти не мог думать — сейчас его действиями управляли почти одни инстинкты.

Когда дверь, наконец, подалась, они нырнули в темноту и скатились вниз по длинной деревянной лестнице. Здесь была тесная каморка, запертая с двух сторон ещё двумя толстыми деревянными дверями. Миновав их, они попали в просторный холодный подвал и, дрожа, уселись у стены, отчаянно стараясь поверить, что всё это происходит во сне. Три толстых деревянных двери отделяли их от поверхности; все они были заперты — Бхута позаботился об этом — но и сам он не знал, имеет ли это значение.

Вдруг у юноши неожиданно сильно закружилась голова. В ушах резко зазвенело, он почувствовал себя очень легким; казалось, что какая-то сила тянет его вверх.

Над головой что-то страшно загрохотало, обваливаясь, песок и камешки дождем посыпались на волосы, всё вокруг заполнила едкая пыль, от которой они расчихались — и не сразу поняли, что в абсолютной темноте возник свет: желто-зеленое сияние сочилось в щели между рассевшимися железобетонными плитами. Его слабый отблеск упал на лицо Бхуты — и в этом неестественном свете Яваун вновь увидел, что глаза у друга совершенно дикие.

Они съежились, не в силах пошевелиться. Свечение извивавшимися струями ползло по потолку, скапливаясь под ним, словно дым. Сверху слышался тяжелый, равномерный гул, похожий на гул влекущего камни потока. Он быстро усиливался и в подвале становилось всё светлее. Волосы у Явауна поднялись, он каждой клеточкой тела ощущал, что через развалины дома перекатывается что-то огромное. У него заныли зубы, в ушах звенело всё сильнее; не оставалось никаких сомнений, что при первом же прикосновении этой светящейся дряни он умрет.

Вдруг Бхута больно ткнул его в бок и протянул руку; проследив за ней взглядом, юноша увидел в бетонном полу квадратный стальной люк. Он вел, скорее всего, в сточный коллектор, но выбирать не приходилось: на четвереньках (мускулы ног свело так, что не удавалось подняться) они поползли к нему. Над их головами грохотали жернова и с потолка всё гуще сыпались камешки; но они, к его удивлению, не падали вниз, а застревали в зыбком слое свечения и плавали в нем, словно в воде.

Люк оказался очень тяжелым — но, к их радости, вел в квадратный бетонный колодец с ржавой лестницей, впрочем, совершенно темный. В первые мгновения Яваун не поверил своим глазам — неожиданно найденный путь к спасению представлялся ему галлюцинацией — но, ни на миг не задумываясь над этим, он нырнул в затхлый лаз, сырой, душный и тесный. Тут было трудно дышать, но, когда Бхута опустил крышку, звон в ушах и остальное хотя бы отчасти отпустили его. О своем положении он старался не думать: он чувствовал себя, словно в аду, ни секунды не сомневаясь, что очень скоро они упрутся в тупик, где это ирреальное свечение непременно настигнет их. Слыша над собой шорох и частое дыхание Бхуты он бессознательно старался спускаться быстрее.

Увидев свои пальцы Яваун повернул голову, заметив мерцающий вдали оранжевый свет. Выглядел он странновато, но выбора у него не было: он пошел вперед по низкой галерее, пока не уперся в тяжелую ржавую решетку. С трудом открыв её, он выбрался в чуть более просторный туннель с двойной цепью тусклых неоновых ламп — оранжевый свет в них неритмично пульсировал и бетонные панели стен казались освещенными факелами. Далеко справа и слева виднелись другие низкие зарешеченные арки.

Вслед за ним в туннель вышел Бхута. Тревожно прислушавшись — юноше тоже померещился скрип петель люка — он захлопнул решетку, сосредоточенно засопел, стараясь сдвинуть заржавленную щеколду, — и, наконец, удовлетворенно вздохнув, повернулся к нему.

Они посмотрели друг на друга — почти голые, покрытые белесой пылью, с грязными разводами на руках и ногах. В волосах Бхуты застряли кусочки штукатурки, на груди болталось прозрачное сердечко. Поймав взгляд друга, он поднес его к губам и поцеловал — в этот раз им, определенно, сопутствовала удача. Яваун засмеялся — он понимал, что у него начинается истерика, но поделать ничего не мог. Бхута, удивленно посмотрев на него, вдруг рассмеялся тоже. Они оба ржали, словно безумные, сев прямо на пол и утирая слезы. Наконец, Яваун успокоился и, вновь встав, начал осматриваться.

Туннель был низкий — он едва не касался макушкой потолка — и неширокий: раскинув руки, он без труда коснулся бы его стен. Он тянулся вправо и влево, насколько хватал глаз и голова у него стала кружиться — он словно смотрел в дуло ружья.

Здесь было тепло — во всяком случае, определенно выше нуля — и он с удовольствием почувствовал, как дрожь постепенно оставляет его. Единственное, что его беспокоило — глухой, неритмичный звук, казалось, проникавший сверху. Он то затихал, то становился громче и юноше казалось, что его уши забиты ватой.

Они никак не могли решить, в какую сторону пойти и, как обычно бывает в таких случаях, судьба сделала выбор за них: в покинутом ими ходе раздалось резкое шипение и на решетку накатила волна желто-зеленой светящейся мглы. Наткнувшись на металл, она вспыхнула сеткой электрических разрядов. Раздался оглушительный треск, брызнувшие на пол раскаленные искры попали на босые ноги Бхуты и тот с воплем отскочил. Резко запахло паленым железом, озоном и ещё чем-то невыразимо мерзким — похожим на горелое дерьмо. Это свечение — чем бы оно ни было — оказалось материальным и живым: наткнувшись на преграду, оно вначале отпрянуло, а потом с удвоенной яростью обрушилось на неё. Вновь дождем посыпались искры, решетка затряслась и стало ясно, что она вот-вот вылетит.

Не рассуждая, Яваун бросился бежать — налево, потому что справа сыпались искры. Оглянувшись на бегу, он увидел, как решетка буквально взорвалась — её прутья влетели в коридор, выбив осколки из бетонной стены. Вслед за ними в туннель выплеснулась желто-зеленая мгла. Мгновенно перекрыв весь его проем, она быстро потекла за ними. Как быстро — юноша не представлял; он смотрел сейчас только вперед, изо всех сил стараясь не споткнуться. Почти сразу он заметил впереди серебристо-зеркальную дверь, которой кончался туннель — и его сердце ёкнуло, когда он увидел, что на ней нет ни ручки, ни замка. Тем не менее, он продолжал бежать к ней, отчаянно надеясь на чудо.

Вблизи зеркальная поверхность двери казалась жидкой, словно покрытая ртутью. Она не поддалась, когда он с разбега толкнул её — но его ладони прилипли к блестящей поверхности, и, когда ему удалось оторвать их, дверь уже распахнулась. Он пулей влетел в круглую комнату, обложенную светлыми изразцами, Бхута секундой позднее — и дверь захлопнулась за ним.

Они удивленно осмотрелись. Под украшенным лепниной куполом комнаты сиял матово-белый кольцевидный плафон, обрамляя огромную розетку в виде фантастического цветка. Пол здесь был мраморный, а в его центре зияла шахта ведущей вниз винтовой лестницы, вся сверкающая крохотными кристалликами — словно кварцевый иней пророс вдруг на цементе стен. Оттуда поднимался глухой гул и слабый, но явственно ощутимый поток теплого влажного воздуха и пол под их ногами вибрировал.

Яваун шагнул к лестнице и тут же испуганно оглянулся на зеркальную дверь. С этой стороны в толстенной стене зиял узкий проем с круглой аркой, — и оттуда донеслось слабое, ядовитое шипение. Дверь вдруг прохлопнулась внутрь — на миллиметр, быть может — с мягким, но сильным звуком, однако ничего больше не случилось.

— Оно открыло люк, — тихо сказал юноша. — Но эта дверь словно специально…

Непонимающе переглянувшись, они пошли вниз, от лампы к лампе, чувствуя как кристаллики впиваются в подошвы. Лестница делала три спиральных витка, и гул в её колодце усиливался, как в цилиндрическом резонаторе барабана. Она упиралась в большие, тяжелые двери из стали, покрытой гладкой белой эмалью, к их облегчению, незапертые. Бхута с усилием повернул массивное запорное колесо, — и, миновав дверь, они вышли во мрак подземелья. Только сложная сеть фиолетовых линий слабо светилась впереди, как бы плавая в темноте.

— Энти-Мелара, — сказал Бхута странным, торжествующим шепотом. — Мы возле силового блока. Всё оборудование закупалось в Манне, но если коды не сменили, мы сможем войти.

Он взял юношу за руку. Подойдя к тонкой квадратной колонне, Бхута нашел в ней маленький стальной люк, открыл его и пробежался по рядкам едва светящихся прозрачных кнопок внутри.

Призрачная сеть погасла. Вместо неё загорелись бледные серебристые лампы, освещая большой зал, оказавшийся, впрочем, лишь лишь верхом огромной, уходящей куда-то в темноту шахты. На её стенах блестели дырчатые зеркальные многогранники защитных установок.

Паутина стальных лестниц вела вниз, на глубину восьмидесяти метров. Сбежав по ним, Бхута подошел к панели управления, вмонтированной в серо-коричневую металлокерамическую броню стены, отпер треугольным ключом другой люк. Когда тяжелая плита отошла, он открыл блок доступа и набрал код. Загудели мощные моторы; в тот же миг, мягко зашипев, разъехались створы почти невидимых до этого ворот и жаркий, резко пахнущий озоном воздух ударил Явауна по лицу. Едва они вошли внутрь, щелкнуло реле и вспыхнули мощные лампы, врезанные в потолок громадного зала, обшитого белоснежными плитами изоляции — его стены были все в квадратах тяжелых жалюзи из темной стали. Гул здесь был сильнее и выше, забиваясь в уши и переходя в ультразвук — его издавали ребристые кубы каких-то больших механизмов, назначение которых Яваун не мог представить даже приблизительно.

Бхута сразу же отыскал маленький компьютерный терминал, втиснутый между машинами, и замер у него. Через минуту ворота с грохотом и лязгом сошлись, и он облегченно вздохнул, поманив юношу. Они вдвоем встали на серо-коричневый квадрат пола у самой стены, — такой же, как все остальные, — но, едва Бхута нажал несколько кнопок на своем телефоне, плавно соскользнул на четыре метра вниз, к толстой бронированной двери. Он открыл её другим длинным треугольным ключом и Яваун удивленно прищурился, очутившись в облицованном плиткой очень высоком туннеле, сужавшемся книзу узкими, неогражденными уступами. Двойные лестницы разбивали их на длинные отрезки, соединенные напротив прорезанных в стенах арок плоскими плитами-мостами. Длинные лампы на своде бросали вниз холодный голубоватый свет. В узком глубоком канале на дне текла прозрачная вода, а чуткие уши Явауна сразу же уловили гул множества далеких голосов.

Перейдя мост, они углубились в сумрачный поперечный проход. Тот вывел их в обширную оранжерею, где работало множество гибких юношей и девушек. Здесь было очень влажно, душно и жарко, и всю их одежду составляли куски пёстрого шелка, повязанные вокруг бедер.

Вокруг них мгновенно собралась небольшая толпа. Их повели куда-то, то ли показывая их, то ли показывая им город. Поначалу у Явауна от суеты и шума кружилась голова — казалось, он попал на гигантский птичий базар — но постепенно он начал понимать, что представляет собой это место. В Энти-Меларе не было ни взрослых, ни детей, только молодые люди от пятнадцати до двадцати лет. Правители Республики старались спасти свою молодежь, — но жилище для них, в силу ограниченности средств, получилось весьма странным. Оно состояло из шестисот башен-цилиндров, около двадцати метров в диаметре и тридцати в высоту, перекрытых многогранными куполами из толстых стальных балок и листов скрывающего мощные лампы матового стекла. Вокруг круглых ступенчатых бассейнов на дне их полых сердцевин зияло несколько узких, облицованных плиткой колодцев глубиной в несколько человеческих ростов. Они вели в низкие круглые залы, где тоже были бассейны, но только предназначенные для стоков.

Каждая башня имела восемьсот обитых изнутри мягкой кожей ячеек, расположенных наподобии пчелиных сот — достаточно просторных, чтобы вместить сразу несколько человек, спавших в ней, но слишком низких, чтобы в них можно было стоять. Их обитатели взбирались в них по веревочным сеткам. Они свисали вдоль всей внутренней стены каждой башни, разделенные пятью ярусами террас с радиальными проходами; те вели в просторные клиновидные камеры, залитые искусственным светом. Большую их часть заполняла плотная зелень различных культурных растений, дно других занимали пруды с водорослями и рыбой, так что обитатели Энти-Мелары не нуждались не только в еде из внешнего мира, но даже в его воздухе. Все, кого Яваун здесь увидел, были заняты уходом за этими плантациями и он не нашел здесь никаких признаков духовной жизни. Впрочем, возможно, ей было отведено другое время в здешнем распорядке дня.

Когда им отвели место в одной из последних пустых ячеек, он с облегчением перевел дух. Всё более или менее устроилось. Вот только по спине его бродили мурашки — сквозь толщу стены она чувствовала бесконечное темное пространство, наполненное мягкой глиной, чувствовала бушевавшее за ним ледяное ядовитое море — и склон берега, уходивший в неведомую, ненасытную глубину.