"Чубо из села Туртурика" - читать интересную книгу автора (Вангели Спиридон Степанович)

УКУ

Ранним утром во дворе послышались голоса:

— Туку, муку, барабуку! Помогите!

Это кричали, конечно, бабушка Далба и её старик. Дело в том, что отец, проснувшись, увидел дыру в заборе и немедленно стал её заделывать.

Снежные крики разбудили Чубо. Полусонный выскочил он на улицу, подбежал к забору и взобрался на окно, которое сделал ночью.

— Слезай, Чубо! — крикнул отец. — Кто-то пробил дырку, надо заделать.

Чубо ни с места.

— Что ты делаешь, мэй? — закричала с крыльца мать. — Хочешь его в стену замуровать?

— Тьфу! — плюнул в сердцах отец, махнул рукой и пошёл в свою столярку.

А Чубо спрыгнул с подоконника и пошёл досыпать. Так было спасено окно дедушки и бабушки.

Обрадованная бабушка не отрывала глаз от своего старика. А он значительно покашливал, сделавши вид, что ужасно занят. Покашлявши, он достал трубку и начертил ею на полях своего снежного пальто:

Тинга, ринга

Ти-ти-ри?!

На нашем языке это звучало бы так:

О люди!

Что плохого

сделали мы вам

с моей старушкой?

Зачем разъединяете нас

каменной стеной?

Как видите, это были стихи. В груди дедушки Далбу билось снежное сердце поэта.

Бабушке стихи очень понравились. Она читала их нараспев, прикрыв снежные ресницы, и читала бы, наверное, долго, но тут к ним стали подходить гости.

Первым пришёл мудрый пёс Фараон. Побурчал, поздоровался, почитал стихи.

Потом налетели дрозды.

Даже овца три раза выходила из загона. Придёт в гости, посмотрит в окно и уходит. Ни слова не сказала, туповатая.

— Хорошо иметь гостей, — заметил дедушка Далбу. — Но надо бы нам умножиться.

— Как это? — не поняла бабушка.

— Очень просто. Хочу снежного мальчишку!

Твердит дедушка Далбу своё, видит бабушка — делать нечего. Взяла да и родила снежного мальчишечку. Небольшого пока.

Представляете, что тут началось в их однооконном доме! Праздник, восторг!

Дедушке не было видно сына через окошко, и он кричал на всю улицу:

— Да подыми его повыше! Дай поглядеть!

Бабушка подымала сына повыше, а дедушка смеялся и приговаривал:

— Расти до потолка! Вот кто наш дом защитит!

Так они радовались и веселились и нарекли мальчика — Уку.

Хороший получился мальчик. И главное — ходить умел.

Топ-топ — вышел Уку со двора и пошёл к отцу.

Уж они целовались, миловались. Отец нахлобучил на него свою шляпу.

Когда Чубо проснулся, Уку уже поджидал его у порога.

— Привет! — крикнул Чубо. — Давай померяемся, кто выше!

Стали меряться. Чубо был повыше, но рубашка его для Уку годилась. Немного великовата, но не может же Уку ходить в чём мать родила. Чубо дал ему рубашку, а с брюками пока не получилось. У Чубо у самого брюк не так много — одни. Приходится выбирать — или он в брюках, или Уку.

А Уку, между прочим, рос на глазах. Пока Чубо показывал ему всё своё богатство — корову, овец, кур, Фараона и даже воробьев на яблоне — Уку рос и рос. И особенно быстро росли его снежные ноги. Когда он вернулся к дедушке — ростом был уже с бабушку.

Стали они с Чубо в прятки играть. Уку — чудак! — закроет глаза руками.

— Всё! — кричит. — Всё! Я спрятался.

Все, конечно, хохочут, катаются со смеху! Смешно, ей-богу! Спрятался!

А вопрос насчёт брюк всё-таки оставался важным. Порядочному человеку, хоть и снежному, не подобает болтаться по свету без штанов. Но брюк, как известно, не было, и Чубо смастерил ему что-то вроде юбки из кукурузных стеблей. Чтоб Уку ночью не замёрз. Хоть и снежный, а ведь — новорождённый.

Ранним утром проснулся отец, увидел во дворе кукурузные стебли, а Уку как-то не заметил.

— Кину я эту кукурузу овцам, — подумал он, схватил и стебли и Уку, потащил в загон.

Слава богу, проснулся Чубо, вовремя выхватил Уку.

Взявши у бабушки Далбы моток ниток, Чубо обмотал нитками каждую ногу Уку. Славные получились брюки, вроде рейтуз.

День, когда родился Уку, был особым.

Если б кто-нибудь в этот день прижался ухом к телеграфному столбу — сразу бы услышал звон колокольчиков. Это звенел Новый год, приближающийся к деревне.

И Чубо воткнул в снег у окна еловую ветку, повесил на ёлку кукурузный початок, пшеничные колоски, высушенные стебли базилика.

Получилось красиво. И пахло приятно в доме дедушки Далбу.

— Вечереет, — сказал Чубо. — Дедушка Далбу, принимаешь поздравления?

— Бабушка! — обрадовался дед. — К нам дети пришли! Поздравляют.

И Чубо ударил в колокольчик под окном и стал приговаривать-припевать:

— Вот спасибо! — говорил дедушка Далбу. — Спасибо вам за урэтурэ![7]

Бабушка дала Чубо и Уку орехов. А дедушка добавил не то две, не то три копейки.

Чубо и Уку пошли теперь петь урэтурэ по всей деревне.

Чубо пел, а Уку помогал. Он выкрикивал:

— Гей, гей-й-й!

Это было всё, что он знал по-молдавски, — гей! — зато здорово звонил в колокольчик.

— Сколько вас? — спрашивали хозяйки, высовываясь в окно.

— Двое, — отвечал Чубо. — Со мной сын дедушки Далбу.

И женщины выносили гостинцы для них обоих.

— Давай и завтра пойдём урэтурэ петь! Гей! — говорил Уку. — И послезавтра — гей! И вообще каждый вечер — гей!

— Что ты, Уку, — смеялся Чубо. — Урэтурэ поют только один вечер. Под самый Новый год. Гей! Гей-й-й!