"Неофит" - читать интересную книгу автора (Смит Гай Ньюман)

Глава 5

На следующее утро Джоби проснулся поздно, неохотно возвращаясь в реальный мир. Хотелось повернуться на другой бок и снова заснуть — так можно было забыть. Солнце проникло в комнату через единственное окно, его луч упал на старое треснувшее зеркало, отразился на противоположной стене безумным вытянутым узором. День. Ночь, которую на время прогнали, ждет возвращения. В Хоупе все было в ожидании.

Джоби заворочался в постели, почувствовал влажное пятно под обнаженным телом на простыне, виновато застонал. Будь она проклята, Салли Энн! Воспоминания разом вернулись к нему; разрубленный кот в саду, Элли. Кот сильно поцарапал мальчика, может быть, ему следует справиться, все ли с ним в порядке. Нет, Элли уехал на школьном автобусе в большую школу в городе, не вернется до половины пятого. Может быть, зайдет по пути домой. Джоби не был уверен, хочется ему этого или нет; он больше не был уверен ни в Элли, ни в Салли Энн.

Он лежал, глядя в потолок, пытаясь решить, чем заняться. Уже одно то, что он безработный, угнетало его, но еще хуже одиночество. Встаешь утром, равнодушно занимаешься обыденными делами; делать что-то для себя было неохота. Какой смысл мыть пол, если опять напачкаешь, когда будешь носить дрова. Он ел только тогда, когда был голоден, не обременял себя, почти не готовил. Никто не мог сказать ему: «Ты все испортил» или: «Это было великолепно, ты молодец, Джоби». Существование, а не жизнь. Для чего? А ни для чего, поэтому зачем вставать с постели. И все же ему надо сделать это.

Он свесил ноги на пол, достал руками до одеяла у себя за спиной и натянул его на то место, где только что лежал. Ему было стыдно, он не хотел видеть этих пятен, напоминающих о прошлой ночи и о позапрошлой тоже, потому что все это было одинаково бесполезно. Ничего не произойдет между ним и Салли Энн. Она не хочет его, это все игра, может быть, чтобы развеять скуку, потому что все в Хоупе скучали днем и дрожали от страха ночью.

Он вспомнил о заочном курсе обучения, который он прошел сразу после окончания школы. «Научитесь сами играть на гитаре за три месяца». Странно, но он научился. Хотя что хорошего это дало ему кроме как возможность пугать призраков, живущих на чердаке и в чулане? Он не смог зарабатывать этим деньги, никогда не сможет. Играет просто для собственного удовольствия, фактически, это такое же самоудовлетворение, какое он получает по ночам в постели.

Он вспомнил, что его одежда все еще разбросана на полу в кухне. Ему тогда действительно сильно приспичило. Он опустил глаза, посмотрел на себя; сейчас у него не было никакого желания. Нет, надо одеться, пора выстирать джинсы, но на сегодня сойдет, да и завтра тоже, если ему будет лень разводить огонь под старым медным котлом.

Он начал медленно спускаться по лестнице. Раковина все еще была полна холодной, грязной воды, ему придется почистить ее стенки мочалкой «Брилло». Но сначала надо одеться, потому что осеннее утро было холодным, несмотря на солнце. Потом он выгребет золу, разожжет огонь и…

У него вдруг возникло чувство неуверенности, оно мешало составлять план на день; это было то самое сверхъестественное чувство, сообщившее ему вчера о пропаже амулета — покалывание в затылке: что-то не так, но я не решаюсь посмотреть…

Потом он увидел это, и мурашки побежали у него по телу. Ему пришлось стоять и смотреть, видеть и не понимать. Потому что дверца чулана под лестницей была настежь распахнута, под ее весом напряглись Т-образные петли; чернеющая пустота, куда не проникали лучи солнца.

Он зажмурился, боясь того, что может увидеть там, но там была лишь чернота, груды хлама, сваленные, как ему было известно, в нишах, рассмотреть невозможно. Он ощущал тухлую вонь сырости и плесени; затхлый воздух, неделями томившийся в чулане, был выпущен в кухню.

Затхлость, запах зла!

Страх сковал у него все внутри, скрутил его внутренности в тугой ком, вызвал у него желание помочиться, бежать. Где-то в глубине его сознания его разум кричал ему: все двери в этом доме перекосились, они стучат на сквозняке, когда подымается ветер. Но ведь все последние несколько дней стояло безветрие. Полы неровные, петли слабые, дверь могла открыться под собственной тяжестью. Глупости — ведь для этого нужно было поднять тяжелый засов снаружи; в детстве я изо всех сил толкал дверь изнутри, чтобы выбраться из чулана, но мне это никогда не удавалось. Я бил по ней ногами, стучал кулаками, но она не сдвигалась ни на сантиметр… до сих пор.

Может быть, засов не был опущен как следует. Нет, я ведь проверял каждый день. Вчера ночью ты не проверил, потому что слишком спешил к… Это Салли Энн во всем виновата.

Прежде всего надо закрыть дверь чулана. Джоби собрался с духом, шагнул вперед, протянул руку. Дверь заскрипела, когда он коснулся ее, запротестовала, сопротивляясь всей силой своих ржавых петель. Вонь была невыносимая, она окатывала его тошнотворными волнами, ему пришлось отвернуться. Нужна грубая сила, у него нет времени искать отвертку и возиться со старыми винтами петель. Он напрягся, дверь сопротивлялась, дерево скрипело. Он закрыл глаза, он не хотел смотреть; дай мне силы, защити меня…

Может быть, твой амулет в чулане, Джоби. Зайди и посмотри.

Пусть остается там ржаветь, я не хочу его видеть.

Может быть, там Салли Энн, обнаженная, ждет тебя.

Я и ее не хочу.

Тем не менее, он почувствовал слабое возбуждение. Они смеялись над ним, на этот раз среди бела дня, эти демоны, прячущиеся в темноте чулана, радуясь тому, что дверь открыта, что с наступлением ночи они будут свободны. Это глупо, ведь двери не могут быть преградой для духов. Они вовсе не должны оставаться там, как не должны оставаться и те, что на чердаке. Но тебе все равно придется закрыть эту дверь, Джоби!

Он смущался своей наготы, это был психологический фактор против него, вина в его собственных глазах, помеха. И все же он всем телом навалился на дверь, почувствовав, как напряглись мышцы. И вдруг дверь поддалась!

Он упал вперед, налетел на дверь, когда она со стуком закрылась, прислонился к ней спиной, тяжело дыша, опустил засов. Слава Богу, о, слава Богу!

Он глубоко вдохнул — вонь исчезла; он открыл глаза и увидел залитую солнцем кухню, свою одежду на полу, почерневшие угли на решетке печи. И он поклялся себе, что эта дверь чулана никогда больше не откроется, случайно или намеренно. Все еще придерживая книзу засов, он свободной рукой дотянулся до старого стула с прямой спинкой и приволок его к себе по полу. Стул был как раз нужной высоты, может быть, сделанный специально для того, чтобы держать им засов; стул устойчиво стоял на каменном полу. Ничто не сдвинет его. Ничто на свете.

Он быстро оделся, руки его слегка дрожали, но он не мог сдержать чувства триумфа. Он поборол то, что было там, в чулане, одержал верх в физическом поединке, и когда он разожжет огонь, он будет играть на гитаре. Но сначала ему нужно принести угля и дров из-под навеса, а это значит, что ему придется выйти во двор…

Он знал, что окровавленные останки кота исчезнут. Он не знал, почему он это знает, но это было так. Он постоял в приоткрытой двери, увидел бурые пятна крови, пару клочков рыжеватой и черной шерсти, но ничего больше. Только маленькие следы человека в мягкой грязи — их мог оставить Элли Гуд, когда он уходил. Или миссис Клэтт.

Огонь создал свою собственную атмосферу — с ним, казалось, исчезла вся мрачность. Если миссис Клэтт забрала останки своего кота, его это не касается. Она не может причинить ему вреда, она просто грязная, вздорная женщина, которая выглядит на двадцать лет старше, чем на самом деле. Она может кипеть ненавистью, но она ничего ему не сделает. Кот был мертв, и для Джоби это была причина радости. Странно, его мать никогда не держала кота, ей кошки не нравились, да и кот миссис Клэтт всегда ее сторонился.

Хотя когда Джоби было пять лет, из-за одного кота произошла небольшая неприятность. Он помнил эту историю, но тогда он был слишком мал, чтобы понимать ее смысл. В деревне пропал черный кот, он раньше жил у Джеррольдов, они оба вот уже несколько лет как померли. Почему-то Эмили Джеррольд решила, что это Хильда Тэррэт виновна в исчезновении кота, и она пожаловалась констеблю Уизерсу. Вскоре деревенский полицейский постучался в дверь дома Тэррэтов. Джоби играл на полу грубо сколоченной из дерева пожарной машиной, которую смастерил для него отец. Он надолго запомнил это разговор.

— Ты не видела кота Джеррольдов, Хильда?

Констебль Уизерс был хорошо сложен, из-за повышенного давления у него был красный цвет лица, хотя он всех уверял, что это из-за того, что он все время на воздухе. Тем не менее, он все еще служил полицейским в Хоупе, даже в эту эпоху строгой администрации, и его высокое кровяное давление не нанесло ему какого-либо заметного вреда. Он останется в Хоупе, пока не уйдет на пенсию в следующем году.

— Я не видела его, констебль.

Отрицательный ответ, который Уизерс, по всей вероятности, ожидал. У него было очень слабое доказательство — мстительная жалоба жительницы деревни, которая боялась и ненавидела Хильду Тэррэт. Он был обязан заняться этим делом, и в душе ему очень бы хотелось зацепить каким-то образом «эту ведьму», но только косвенно, чтобы ее гнев не пал на него самого. Мне жаль говорить вам об этом, миссис Тэррэт, но поступила жалоба, и мне приходится реагировать. Это моя работа.

— Вероятно, он всегда находился недалеко от твоего дома.

— Я видела его раньше, но это было давно. Честно говоря, я не обращаю внимания на кошек. — Она встретила его взгляд, выдержала его, заставила констебля опустить глаза. — Но если я увижу кота, я сообщу, констебль. — Вам, не Джеррольдам.

Через некоторое время Хильда Тэррэт стала странно озабоченной, встревоженной; напряженная атмосфера установилась в доме, и маленький Джоби почувствовал ее. Когда отец пришел с фермы, мальчика отправили наверх в его комнату, и пока он не заснул, он слышал, как родители тихо разговаривали внизу. Он знал, что они были чем-то встревожены, и что это было связано с визитом полицейского.

Вскоре Джоби нашел черного кота Джеррольдов в лесу за домом. Мальчик убежал туда, не послушавшись матери, которая не разрешала ему выходить за ограду запущенного сада. За день до этого она рассказала Джоби на ночь одну из своих редких историй — об эльфах и домовых, о карликах, живущих в Хоупском лесу, и он отправился туда, дрожа от страха, но ожидая встречи с крохотными существами. Вместо них он нашел кота.

Кот был мертв, он лежал там давно и уже окостенел. Смерть полна ужаса для любого пятилетнего ребенка, но то, что увидел Джоби, заставило его закричать и броситься, спотыкаясь, домой. Кот был приколочен гвоздями к деревянному кресту, который, в свою очередь, был прибит к стволу огромного дуба. Передние лапы кота были разведены в стороны, прибиты горизонтально, задние же закреплены одним длинным гвоздем. Это сразу же напомнило Джоби изображение на церковном витраже: бородатый обнаженный человек, подвешенный таким же образом, но только у него было умиротворенное выражение на добром лице; пасть кота была открыта от ужаса, горло перерезано, шерсть на откормленных боках испачкана запекшейся кровью.

Кто-то распял, кота Джеррольдов, а потом перерезал ему горло!

Он вбежал в дом, едва смог рассказать о находке матери, заикаясь от страха. Лицо Хильды стало суровым, сморщилось, превратившись в маску ярости; она схватила Джоби за волосы, стала так сильно дергать из стороны в сторону, что он подумал, будто у него отрывается скальп.

— Несносный врунишка! — закричала она визгливо, схватила другой рукой его за ухо и скрутила его. — Ты ходил в лес, а теперь выдумываешь небылицы, чтобы я тебя не наказала! Что ж, тебе известно, где ты проведешь остаток дня!

Джоби это прекрасно знал, он сопротивлялся и орал, когда мать тащила его по кухне за волосы и ухо, а затем швырнула его в этот самый чулан и захлопнула за ним дверцу. И в темноте он вновь увидел кота Джеррольдов, распятого под лестницей; кот с ненавистью глядел на него, а из дыры на месте горла методично капала кровь, он хорошо это слышал: кап… кап… кап… Он невольно стал ждать, когда же упадет следующая капля, сам довел себя до состояния безумного ужаса, и когда мать вечером выпустила его, он едва мог говорить.

— Никогда больше не смей так врать! — Хильда Тэррэт схватила его за уши, вонзив острые ногти в мочки, он закричал от боли и получил удар по губам. — За тобой придет полицейский, если только он услышит, что ты выдумываешь подобные истории, — прошипела она. — А потом тебя заберут и запрут в таком ужасном месте, что ты станешь умолять, чтобы они вернули тебя домой, чтобы мама заперла тебя в чулане, потому что там так уютно и хорошо.

У Джоби из уха шла кровь, глаза были полны слез, он плохо видел мать сквозь их пелену. Он закивал, надеясь, что она отпустит его.

— Не смей никому даже упоминать об этой истории с котом. Ясно тебе? Обещаешь? Не станешь больше врать?

Он опять кивнул, и на этот раз она отпустила его, толкнув так сильно, что он распластался на полу. Он почти убедил себя в том, что это была ложь, что в лесу не было распятого кота; он пытался сам поверить в это. Но сейчас он знал, что это была правда, что его мать имела отношение к исчезновению кота Джеррольдов. И сейчас это пугало его больше, чем тогда, и если он когда-нибудь снова войдет в чулан, кот будет там, прибитый к лестничным балкам, ощерившийся на него, а из раны на горле будет капать кровь.

Позже днем Джоби услыхал шаги — кто-то шел по дорожке. Он перестал чистить картошку, прислушался, боясь, что может услышать быстрые шаги Салли Энн. Но это был перестук школьных ботинок Элли Гуда, и он вздохнул с облегчением.

— Как твоя нога? — спросил Джоби, подняв голову, когда Элли протиснулся в дверь.

— Да ничего, только пара царапин. Я не сказал папе с мамой. Нашел кое-что в ванной, смазал, жгло ужасно, но ничего, пройдет. Я только что прошел мимо дома миссис Клэтт, Джоби. Я заглянул через изгородь. Все шторы на окнах задернуты, из трубы не идет дым.

— Она унесла своего кота, — ответил Джоби. — До того, как я встал. На грязи остались ее следы. По крайней мере, я так думаю — кому же еще может понадобиться разрубленный кошачий труп? — Он вовремя удержался, чтобы не рассказать об открытой двери чулана; нет смысла тревожить Элли.

— Ты неважно выглядишь, — мальчик был наблюдательным, он отметил темные круги под глазами Джоби, его бледность. — Ты хорошо спишь, Джоби?

— Так хорошо, как это возможно в Хоупе.

— Я хорошо сплю.

— Тебе повезло. Дело не только во мне, в этом доме, в моих родителях, — в голосе Джоби звучали горечь и печаль. — Дело в самой деревне. В Хоупе от поколения к поколению передаются рассказы о том, что происходило здесь в средние века, когда все подозревали друг друга в колдовстве. Они создали свою собственную атмосферу, живут в ней и поныне, стали ее рабами. Ничего не изменится в Хоупе, Элли, и через сто лет все останется по-прежнему. Мы все пропитаны злом.

Он пристально посмотрел на Элли, вспомнив слова Салли Энн в своей горячечной ночной фантазии:

— Он — зло, и ты его орудие. Ты должен прогнать его отсюда, пока не слишком поздно.

— Глупости все это, — Элли от удивления разинул рот. — Но даже если это было бы правдой, ни ты, ни я ничего не смогли бы сделать.

— Только уйти из Хоупа.

Элли Гуд уставился на него, на лице его отразился ужас и боль, губы слегка задрожали, наконец он спросил:

— Ты… неужели ты хочешь уйти, Джоби?

— Я об этом давно думаю, — Джоби говорил, глядя на стену над раковиной, невольно следуя глазами за зигзагообразным каменным узором. Голос его звучал так, словно сам он находился далеко-далеко отсюда. — Наверно, это единственный для меня выход, Элли. Они обрадуются, если я уйду, да и я не стану о них скучать. У меня здесь нет ни работы, ни семьи, только ярлык «колдуна», от которого я смогу избавиться в другом месте. Я могу попросить агентов по продаже недвижимости в городе выставить этот дом на продажу, хотя вряд ли найдется желающий поселиться в Хоупе. Для меня здесь ничего нет. Я решился уйти.

— Нет, я не хочу, чтобы ты уходил, — внезапно Элли Гуд опять стал маленьким мальчиком, готовым расплакаться. — Не надо, Джоби, пожалуйста, останься.

— Нет, я должен уйти, — Джоби поставил сковородку на огонь. Он был рад, что не рассказал Элли о подлинных причинах, вызвавших его решение. Он мог бы жить в деревне, не обращать внимания на ее жителей, но у него было ощущение, что зло сделало его своей целью, собиралось вокруг него. — Не волнуйся, сегодня вечером я не уйду, и я не уйду, не попрощавшись, обещаю. Но окажи мне одну услугу, хорошо?

— Какую? — По веснушчатым щекам Элли текли слезы.

— Никому ни слова, особенно Салли Энн.

Самым трудным будет освободиться от нее, убедить себя, что она не нужна ему. Он мог убежать от нее, но не от ночных фантазий.

Внезапно Салли Энн стала самой пугающей частью всей его жизни, фокусом его все усиливающегося страха.