"Загадка Мистери Майл" - читать интересную книгу автора (Эллингем Марджори)

1. Еще одна попытка

— Держу пари на кругленькую сумму в пятьдесят долларов, — сказал американец, сидевший ближе всех к двери в роскошном салоне возвращавшегося на родину «Элефантина», — что не пройдет и двух недель, как вот тот человек будет убит.

Его сосед, англичанин, взглянул через ряды стульев на красивого старика, за которым они наблюдали.

— Десять фунтов, — сказал он. — Прекрасно, я поймаю вас. Вы не представляете себе, до чего безопасное место Англия.

Медленная улыбка расползлась по лицу американца.

— Вы не представляете себе, до чего опасен старина Кроуди Лобетт, — сказал он. — Если ваша полиция собирается присматривать за ним, ей придется держать его в стальной камере, и я не позавидую их работе. Мне почти жаль брать ваши деньги, хотя мои условия лучше, чем могла бы предложить любая страховая компания в Штатах.

— Все это для меня звучит нереально, — сказал англичанин. — Но мы встретимся через две недели и прокутим всю ночь. Устраивает?

— Двадцать второго, — сказал американец, делая пометку в записной книжке. — Это своего рода язычество — праздновать над трупом старика. Тем более что он — великий старик…

— Вы хотите сказать, что мы выпьем за его здоровье, — сказал англичанин с иронией. — Скотленд-Ярд весьма проворен в последнее время. Это напоминает мне, — добавил он весело, — что я должен повести вас в один из наших ночных клубов.

В другом конце корабельного салона болтливый турок, так надоевший пассажирам с момента отплытия из Нью-Йорка, атаковал свою очередную жертву.

— Очень смело с его стороны прийти на концерт, — говорил он. — Знаете, он стал знаменитостью. Четыре убийства среди домочадцев за последний месяц, и каждый раз он чудом избегал смерти!

Жертва турка — бледный молодой человек, который, казалось, пытался спрятаться за огромными очками, — очнулся от задумчивости, в которую он впал, как только разговорчивый житель Востока принялся за него, и совиным взглядом окинул своего преследователя.

— Не о том ли милом старом джентльмене с седыми волосами идет речь? — спросил он. — Четыре убийства в его доме за месяц? Полагаю, он знает об опасности?

Поскольку это было первое замечание, которым молодой человек удостоил его, турок сделал поспешный вывод, что беседует с психически неполноценным человеком. Он не мог вообразить, что кто-нибудь не слышал о знаменитых «Неудавшихся Убийствах», как назвала их пресса, и сообщениями о которых были заполнены нью-йоркские газеты последние четыре недели.

— Но кто этот старик, вызывающий такие бури? — спросил молодой человек.

Его собеседник посмотрел на него с удовольствием, которое испытывает сплетник, встретив неинформированного слушателя. Его тяжелое красное лицо оживилось, и он проворно повернул к молодому человеку свою странную грушевидную голову, которая одна уже выдавала его национальность.

— Этот красивый старик — типичный образец стойких жителей Новой Англии, — начал он риторическим шепотом, — не кто иной как судья Кроуди Лобетт. Именно он был предполагаемой жертвой необыкновенной серии преступлений. Я не могу понять, как вы пропустили сообщения об этом!

— О, я уезжал в Небраску для поправки здоровья, — сказал молодой человек. — Знаете, он — настоящий мужчина, мужчина до мозга костей, — добавил он своим слегка срывающимся голосом.

Старый турок согласно кивнул и продолжал:

— Сначала был застрелен его секретарь, сидевший в кресле хозяина. Затем отравился его дворецкий, очевидно, после употребления шотландского виски хозяина. Вскоре его шофер попал в невероятно таинственную аварию и, наконец, на голову человека, шедшего рядом с ним по улице, упал кусок карниза, — он откинулся назад и почти победно посмотрел на собеседника. — Что вы скажете на это? — спросил он.

— Ужасно… — проговорил молодой человек. — У кого-то очень плохой вкус. А также никуда не годная меткость, — добавил он после некоторого раздумья. — Полагаю, теперь судья путешествует ради здоровья, как и я?

Турок наклонился ближе и перешел на еще более конфиденциальный тон.

— Ходят слухи, — пробормотал он, безуспешно пытаясь говорить тише, — что молодой Марлоу Лобетт сделал все, чтобы заставить отца навсегда уехать в Европу. Но каков старик! Меня всегда восхищают люди, которые не боятся того, что с ними будет…

— О, да! — откликнулся молодой человек. — А этот изящный представитель современной молодежи, сидящий рядом со старым джентльменом, я полагаю, сын, о котором вы говорили?

Турок кивнул.

— Верно, а девушка, сидящая по другую сторону, — его дочь. Эти очень черные волосы придают обоим своего рода оригинальность. Странно, что парень такой большой, а девушка — такая маленькая… Знаете, она пошла в свою мать, одну из Эдвардсов из Теннеси.

— Когда начинается концерт?

Турок улыбнулся. Он почувствовал, что пришло время представиться.

— Меня зовут Барбер, — сказал он. — Али Фергюссон Барбер — довольно глупая шутка со стороны моих родителей, как я всегда думал.

Он вопросительно посмотрел на собеседника, надеясь на взаимное доверие, но не был вознагражден. Молодой человек, казалось, совсем забыл о нем и вскоре, к совершенному отвращению жителя Востока, вытащил из кармана куртки маленькую белую мышку и начал ласкать ее. В конце концов, он протянул ее мистеру Барберу.

— Довольно хорошенькая, не правда ли? — сказал он. — Ее дал мне на время один юнга. Он держит ее, чтобы она напоминала ему о его брате Хэйге. Он назвал ее Хэйгом в честь брата.

Мистер Барбер повернул свой огромный нос к маленькому созданию и отпрянул.

Молодой человек не сказал больше ничего, так как золотоволосая дама в пенсне уже кисло исполняла Шестую венгерскую рапсодию.

Ее исполнение было встречено со слабым энтузиазмом, и турок, преодолев свою антипатию к мышонку, наклонился к молодому человеку и сообщил, что на пароходе путешествуют несколько эстрадных звезд и программа, несомненно, должна улучшиться. Со временем его оптимизм, однако, не был вознагражден.

Наконец суетливый молодой человек с волосами песочного цвета, который вел представление, объявил, что всемирно известный японский маг Сатсума сегодня покажет один из своих наиболее прославленных фокусов, и попросил публику потерпеть, пока будет готовиться сцена.

Собеседник мистера Барбера, казалось, впервые заинтересовался происходящим и с энтузиазмом присоединился к аплодисментам.

— Я неравнодушен к фокусникам, — заметил он дружелюбно. — Думаю, что Хэйгу это тоже понравится. Интересно, как это подействует на него?

Мистер Барбер снисходительно рассмеялся.

— Вы шутите, — сказал он.

Молодой человек метнул на него быстрый взгляд из-под очков.

— Я сам немного фокусник, — продолжал он доверительно. — Я был знаком с человеком, который всегда мог вынуть из старого цилиндра несколько картофелин или полбутылки «Басса». Однажды он таким путем добыл немного шампанского, но оно было невысокого качества, не марочное. Алло! Что там происходит?

Он уставился на сцену с неподдельным интересом.

Несколько энтузиастов-любителей с помощью электромонтера были заняты установкой аппаратуры мага. Пианино пришлось отодвинуть, чтобы освободить место для большого ящика, и публика с любопытством наблюдала, как соединяли кабели и размещали различные ярко раскрашенные шкафы и коробки.

Маг сам руководил операцией из-за ширмы. Когда последний рабочий сцены ушел, он вышел и церемонно поклонился.

Он был высок для японца, темнокож, с умным маленьким лицом.

Мистер Барбер слегка подтолкнул молодого человека.

— Старый Лобетт не позволяет своим неприятностям помешать ему развлекаться, не так ли? — заметил он, взглянув туда, где человек, являвшийся предметом многочисленных пересудов, сидел, подавшись вперед, на своем стуле. Его живой интерес и волнение были почти детскими, и вскоре неудовлетворенный тем, как ему видно сцену, он оставил свое место и прошел в первый ряд. Собеседник мистера Барбера никак это не прокомментировал. Он, по-видимому, был поглощен своей любимой мышкой и поднял ее, очевидно, с тем, чтобы позволить ей наблюдать представление.

Маг начал с одного или двух жонглерских трюков, сопровождая каждый номер короткими репризами.

— Очень умно, очень умно, — прошептал мистер Барбер своим зычным голосом. — Говорят, эти трюки переходят по наследству из рода в род, от одного поколения к другому. Думаю, я и сам мог бы проделать нечто подобное с помощью зеркал…

Его сосед не ответил. Он сидел, выпрямившись, пристально глядя на сцену через свои сильные очки.

Тем временем Сатсума с удивительной ловкостью «произвел» уток, золотых рыбок, голубей и даже пару японок.

Ему восторженно аплодировали, а старый Лобетт был явно очарован.

Наконец маг подошел к краю сцены и сделал объявление, которое всегда предшествовало его наиболее знаменитому фокусу:

— Леди и джентльмены, — начал он, — исключительно благодаря любезному содействию электриков корабля я могу показать вам этот трюк — наиболее замечательный из тех, что я когда-либо делал.

Он отступил на шаг или два и слегка постучал по огромному ящику, который занимал большую часть сцены, дотронулся до кнопки, скрытой в лепном украшении, и ящик осветился, засиял, пламенея в пересекающихся лучах света.

Японец лучезарно улыбнулся публике.

— С помощью этого ящика, — сказал он, — я заставлю исчезнуть не только одного из моих ассистентов, но любого из вас, кто выйдет и поможет мне, — он сделал паузу, чтобы смысл сказанного полностью дошел до публики. — Я заставлю их исчезнуть и снова появиться, — продолжал он. — И если после опыта кто-нибудь из них сможет объяснить, как было совершено чудо, тогда, — с торжественным жестом сказал он, — я брошусь в море!

Он подождал, пока затих вежливый смех, и затем оживленно продолжал.

— Кто подойдет первым? Вы, сэр, вы? — добавил он, указывая на мистера Барбера, который был наиболее бросающейся в глаза фигурой.

Турок покачал головой и засмеялся.

— О нет, мой мальчик! Нет, я слишком стар для таких приключений!

Японец улыбнулся и отошел. Однако бледный молодой человек в очках вскочил.

— Я исчезну, — сказал он. — Думаю, Хэйг тоже хотел бы, — шепнул он восточному человеку.

Он стремительно пошел вперед, но остановился, так как возникла какая-то заминка. Судья Лобетт, несмотря на явное неодобрение сына, был уже на ступеньках, ведущих на сцену. Завидев молодого человека, он остановился тоже, и теперь оба стояли в нерешительности. Маг, выйдя вперед, позвал их обоих на сцену.

— Один за другим, — непринужденно сказал он. — Тот, кто пришел первым, будет обслужен первым.

Он помог судье подняться на сцену, но бледный молодой человек не отступал.

— Послушайте, — нервно сказал он, — может быть, вы не станете возражать, чтобы мой мышонок был первым?

Он протянул вперед белую мышь, а публика, думая, что это заранее подготовленная комическая вставка, благодушно хихикала.

Сатсума также улыбнулся; но, видимо, его английский не позволил ему понять эту ситуацию, и он, не обращая внимания на молодого человека, повел судью Лобетта к ящику.

— Хэйг, — громко заявил молодой человек, — будет более чем разочарован, если ему не разрешат пойти первым. Сегодня его день рождения, и ему было обещано все самое лучшее! Конечно, сэр, — продолжал он, обращаясь к старику, — вы не захотите лишить моего юного друга удовольствия в день его рождения?

Судья Лобетт удовлетворился тем, что смотрел на молодого человека в течение нескольких секунд с медленной холодной улыбкой, но тот казался ничуть не смущенным.

Тем временем Сатсума под туш оркестра дотронулся до ящика своим жезлом, и двери распахнулись, обнаружив похожую на сейф обшитую изнутри металлом кабину, чьи решетчатые стенки сияли в ярком свете.

— Теперь, леди и джентльмены, — сказал маг, поворачиваясь к публике, — я приглашу этого джентльмена, — он указал на судью, — войти сюда. Затем я закрою двери. Когда я раскрою их снова, его не будет, он исчезнет. Вы сможете обыскать весь корабль, леди и джентльмены, сцену, под сценой — вы не найдете его нигде! Затем я закрою двери еще раз. Еще раз они распахнутся, и этот джентльмен снова будет в кабине, целым и невредимым. Более того, он не сможет рассказать вам, где находился. Теперь, сэр, будьте любезны.

— Что? — воскликнул неугомонный молодой человек, устремляясь вперед с выражением ужаса в глазах. Неужели Хэйг не будет первым? Вы собираетесь разочаровать его?..

Публика начала беспокоиться, и Лобетт обратился к назойливому молодому человеку слегка раздраженно:

— Я не знаю, кто вы, сэр, — сказал он низким голосом, — но вы надоедливы. Я по-настоящему заинтересован в этом эксперименте и, думаю, остальные тоже. Идите и играйте с вашей мышкой на палубе, сэр.

Он повернулся и направился к кабине, двери которой были широко открыты. Человек, который к этому моменту рассматривался всеми как источник раздражения, казалось, вдруг потерял всякое чувство приличия. Со злобным восклицанием он оттолкнул локтем судью и, прежде чем маг смог остановить его, бросил мышонка на сверкающий пол кабины.

Затем он резко отступил назад. Раздалось тонкое шипение, однако достаточно громкое, чтобы быть слышным публике: отвратительный, ужасный звук.

На какой-то момент все в салоне затаили дыхание. Конвульсивно извиваясь на полированной стальной решетке, мышь чернела и съеживалась прямо на глазах.

Зрители оцепенели.

Значение этого чрезвычайного происшествия медленно прояснялось. Мужчины на сцене, к которым происходящее имело непосредственное отношение, одеревенели от ужаса.

Марлоу Лобетт пришел в себя первым. Одним прыжком он оказался на сцене рядом с отцом, глядя на обугленное тело на полу кабины.

Именно в этот момент бледный молодой человек в, очках, очевидно впервые осознав ситуацию, издал вопль горя и изумления:

— О, мой бедный Хэйг! Что с ним случилось? Что с ним случилось? — он наклонился вперед, всматриваясь в кабину.

— Осторожнее, дурак! — голос судьи Лобетта был неузнаваем, когда он схватил молодого человека за воротник и дернул его назад. — Вы что, не видите? Эта кабина находится под напряжением. Ваш мышонок казнен на электрическом стуле!

Эти слова ужаснули всех.

За кратковременным молчанием последовал возбужденный шепот. Затем раздался женский крик.

Организаторы концерта и служащие корабля поспешили на сцену. Туда же ринулась обескураженная, напуганная толпа.

Судью Лобетта и его сына окружили взволнованные люди.

Сатсума возбужденно что-то говорил на своем языке.

Бледный молодой человек в очках, казалось, был на грани обморока. Даже благодушный мистер Барбер потерял свою обычную приветливость. Его тяжелая челюсть отвисла, сальные глазки стали пустыми и невыразительными.

Все это время кабина продолжала сиять теперь уже каким-то дьявольским светом, причудливым и страшным, игрушка, ставшая орудием террора…

Прибытие Чифа — старшего помощника капитана — увеличило всеобщее оцепенение. Это был худощавый ирландец из Белфаста, рыжеволосый, со впалыми щеками и глухой, как тетерев. Он отдавал распоряжения громоподобным голосом:

— Макферсон, очистите помещение! Я не хочу, чтобы оставался кто-либо, помимо лично имеющих к этому отношение! Что-то случилось с осветительной аппаратурой, — успокаивающе объяснил он взбудораженной толпе, которую вежливо, но твердо уговаривали покинуть комнату энергичный молодой шотландец и его помощники.

— Что-то не в порядке с изоляцией вашего ящика, — продолжал он, сурово обращаясь к японцу. — Это очень опасная вещь. У вас прежде никогда не было таких неприятностей?

Сатсума отчаянно протестовал, но его английский, напоминающий птичье чириканье, был бы непонятен старпому, даже если бы он мог слышать.

Между тем, прибывшая группа электриков принялась за работу. Чиф вступил с ними в обсуждение непонятных технических вопросов, и их возрастающее удивление и испуг более откровенно, чем что-либо другое, говорили об ужасной трагедии, которая могла бы случиться, если бы не вовремя принесенный в жертву несчастный Хэйг.

Невозможно было не посочувствовать японцу, который выглядел глубоко несчастным. Он вертелся вокруг электриков, отчасти в ужасе от случившегося, а отчасти из страха за свою драгоценную аппаратуру.

Марлоу Лобетт, чье волнение постепенно ослабевало, подошел к старпому и стал кричать ему в ухо:

— Я не знаю, слышали ли вы, — начал он, — но некоторое время назад в Нью-Йорке на жизнь моего отца было совершено несколько покушений. Это происшествие очень похоже на еще одну попытку. Я был бы рад, если бы вы могли внести ясность в вопрос о том, кто несет ответственность.

Чиф повернулся к нему.

— Дорогой сэр, — сказал он, — не может быть вопроса об ответственности. Все это просто несчастное совпадение, случайность. Видите этот кабель на полу? — он указал на часть кабеля, лежащего на паркетном полу сцены. — Если бы при передвижении пианино ящик не сдвинули так, что при этом он коснулся места, где стерлась изоляция, этого никогда бы не случилось. В то же время, если бы не произошло совершенно случайное короткое замыкание, не возник бы другой контакт… Но, — продолжал он, устремив на американца взгляд живых голубых глаз, — вы ведь не допускаете, что кто-то устроил все это в расчете заманить сюда вашего отца? — он был озадачен значительно более чем осмеливался признать. Но поскольку никакого ущерба не было нанесено, он не хотел вдаваться в подробности, оберегая репутацию корабля.

Старый судья Лобетт положил руку на плечо сына.

— Сейчас не время обсуждать это, мой мальчик, — сказал он. — Кто-то знал, что я не смогу устоять перед фокусником. Но я не думаю, что следует обсуждать это здесь.

Говоря это, он быстро огляделся вокруг, и Чиф, следуя за его взглядом, неожиданно увидел бледного молодого человека в очках, который с горестным видом все еще стоял возле кабины.

— Я отдал приказ освободить помещение, — сказал старпом. — Могу я спросить, сэр, что вы здесь делаете?

Молодой человек вздрогнул и покраснел.

— Это была моя мышь, — пробормотал он. Прошло некоторое время, прежде чем Чиф понял сказанное, но это его не смягчило.

— Все равно, мы можем справиться без вас, — резко сказал он.

Было ясно, что молодого человека просят удалиться, и он нервно засмеялся и смущенно извинился. Затем сполз со сцены, сам похожий на мышь, и уже почти достиг двери, когда Марлоу Лобетт догнал его. Смуглое лицо и пронизывающие глаза придавали ему почти свирепое выражение, и у бледного молодого человека в очках создалось впечатление, что он был переполнен энергией, имеющей не только физическую природу.

— Я чрезвычайно благодарен вам, — сказал молодой американец, протягивая руку. — Я очень вам обязан, но совершенно не понимаю, откуда вы здесь взялись. Каков ваш замысел? Наконец, кто вы?

Молодой человек выглядел еще более глупо, чем прежде, если это было возможно.

— Мой замысел? — сказал он. — Что вы имеете в виду? Марлоу Лобетт пристально смотрел на него.

— Это более важно для меня, чем для вас, — сказал он. Бледный молодой человек вдруг сильно покраснел.

— У меня где-то есть визитная карточка, — он вытащил из кармана пиджака массу всяких бумажек и, выбрав визитную карточку, протянул ее Марлоу. — Моя профессиональная карточка, — сказал он, — если я чем-нибудь смогу быть вам полезен, позвоните мне. Я не думаю, чтобы мы встретились снова на борту корабля. Мы, кондукторы автобусов, чувствуем себя здесь не на месте.

Весь разговор занял не более десяти секунд. Так и не решив, был незнакомец искренен или нет, молодой Лобетт взглянул на карточку. На ней была безупречная и красивая гравировка:

На обратной стороне был небрежно приписан номер телефона: