Интервью с вдовой академика Сергея Сергеевича Аверинцева- Н.П.Аверинцевой

А.Крупинин: Здравствуйте, уважаемые радиослушатели! В эфире радио «Град Петров» Александр Крупинин. Сегодня у нас в гостях Наталья Петровна Аверинцева, жена Сергея Сергеевича Аверинцева. Добрый день, Наталья Петровна!

Н.П.Аверинцева: Добрый день!

А.Крупинин: В нашей передаче принимает участие редактор газеты «Кифа» Александр Буров. Наталья Петровна любезно согласилась поделиться своими воспоминаниями о Сергее Сергеевиче. Расскажите пожалуйста, как вы познакомились?

Н.П.Аверинцева: Мы оба учились на филологическом факультете Московского университета на отделении классической филологии. Он учился курсом старше меня. На этом отделении всегда было очень немного студентов. На курсе Сергея Сергеевича их было 8 человек, включая двух албанцев, на моем курсе изначально было 5 человек, уже к концу первого семестра осталось 3 человека, а к концу 3 курса я осталась одна. Поэтому, естественно, мы все были между собой знакомы. Он был председателем студенческого научного общества и предложил этому обществу издавать газету. Все согласились с энтузиазмом, но когда дело дошло до выпуска, его помощники как-то рассеялись, а я предложила что-то перепечатывать. Печатать я до сих пор умею только одним пальцем, но все же это было лучше, чем ничего. На этом мы и познакомились ближе.

А.Крупинин: Все мы знаем Сергея Сергеевича Аверинцева как выдающегося ученого, филолога, историка. Интересно узнать, какой он был человек? Как, например, он ухаживал за Вами?

Н.П.Аверинцева: Он рассказывал мне что-нибудь или читал стихи. Я жила в общежитии, поэтому к себе приглашать его я не могла, я приходила к нему в гости, или мы встречались на кафедре в университете. Несколько раз были в театре в студенческие годы. Он поступил в университет в 1956 году, а я – в 1957.

А.Крупинин: Каковы были вкусы Сергея Сергеевича, что он любил?

Н.П.Аверинцева: Любил книги, активно не любил кино и не очень любил театр. Театральных спектаклей он видел очень немного, а фильмов не больше 5-6: 2 фильма Бергмана, 2 или 3 фильма Тарковского и немой фильм «Жанна Д’Арк», который произвел на него самое сильное впечатление.

А.Крупинин: А художественную литературу он любил читать?

Н.П.Аверинцева: Да, в основном, стихи. Он говорил, что не любит читать прозу, потому что в каждом романе слишком много героев и, как говорится в стихотворении Кузьмина, запомнить, кто Арман, и кто Далай, и чья Лиза дочка, выше его сил. Но, естественно, он читал классическую русскую прозу: и Толстого, и Достоевского, и Тургенева, и Лескова. Он любил классическую русскую литературу.

А.Крупинин: А из поэзии?

Н.П.Аверинцева: Конечно, любил Пушкина и Лермонтова. Он любил Жуковского, Мандельштама, Вячеслава Иванова. Он еще с детства очень любил Тютчева, читал его еще ребенком 7 лет, когда еще не все понимал, но читал с большим восторгом и запоминал стихи наизусть. Он очень любил Фета, любил Ахматову.

А.Крупинин: А как он относился к современному искусству?

Н.П.Аверинцева: Из современных поэтов он ценил Ольгу Седакову и Бахыта Кенжеева.

А.Крупинин: А из западных?

Н.П.Аверинцева: Очень любил немецкую литературу. Из французской литературы XX века – Клоделя, Пеги. В юности он очень любил Флобера. До 14 лет, когда он решил, что будет заниматься древними языками, он очень любил французскую литературу и искусство XVIII века. Читал в русских переводах, хотя французскому языку его учили с ранних лет. К ним приходила пожилая дама, которая зарабатывала себе на жизнь тем, что обучала детей языкам. Это было в советской Москве. Она была дочь дипломата и оказалась во время революции в Китае, потом с великими трудами она оттуда выбиралась, добралась до Москвы и, хотя ее никуда не выслали, на работу она никуда поступить не могла и работала частным образом. Она в основном преподавала Сереже английский, но и французский тоже, поэтому оба этих языка он знал с детства. Немецкому он выучился в университете.

А.Крупинин: Он же из профессорской семьи?

Н.П.Аверинцева: Да, его отец был профессор-биолог, но он очень любил музыку, литературу и архитектуру, водил маленького Сережу Аверинцева по Москве и показывал ему разные красивые здания, и покупал ему много книг по искусству. Поэтому Сергей Сергеевич с детства довольно хорошо знал европейское искусство.

А.Буров: Как-то в частной беседе Сергей Сергеевич рассказывал о своем дедушке, который был еще крепостным в начале своей жизни и потом работал железнодорожником. А вот папа выбился из разночинцев в профессора, и он характеризовал его такой фразой: «Человек, дорвавшийся до культуры». Его отец много путешествовал, участвовал в Англо-Бурской войне.

Н.П.Аверинцева: Да, его отец был студентом II курса, когда началась эта война, и, можно сказать, убежал, потому что его бы официально не отпустили. Воевал, конечно, на стороне буров, очень быстро разочаровался и ушел, пройдя довольно значительную часть Африки, не знаю, как и на чем он добирался. Успел многое повидать. Потом он вернулся и окончил Петербургский университет. После этого совершенствовался, заканчивая образование в Хайдельберге. Мы недавно получили копию его диплома. Потом он был приглашен в Африку на какую-то биологическую станцию, но по дороге на палубе корабля он сломал ногу, так и не доехав до места своего назначения. Он остался на биологической станции где-то в Северной Африке. Потом работал на биологической станции в Неаполе, много работал в Архангельске.

А.Крупинин: Это было еще до революции 1917 г.?

Н.П.Аверинцева: Да, он родился в 1875 г.

А.Крупинин: То есть Сергей Сергеевич был поздним ребенком?

Н.П.Аверинцева: Его отцу было 62 года, когда он родился.

А.Буров: Очень важна эта связь: отец был человеком XIX века. Любовь к Тютчеву, как мне кажется, привил Сергею Сергеевичу как раз отец, потому что он знал наизусть почти всего Тютчева. Более того, он знал лично многих деятелей «серебряного века».

Н.П.Аверинцева: Да, он учился вместе с Сергеем Маковским. По взглядам они, кажется, не были особенно близки, но учились вместе и были знакомы. В гимназии он учил латынь и читал Сергею Сергеевичу Горация, когда тот еще латыни не знал. Потом был издан томик в не очень хорошем переводе Семенова-Тянь-Шаньского с параллельным латинским текстом. Когда Сергей Сергеевич был еще ребенком, отец читал ему по-латыни и объяснял, какое слово какому соответствует. В каких-то его некрологах я читала, что он еще до поступления в университет знал латинский и греческий языки. Латинский язык преподавали в последних классах школы, где он учился. Это был эксперимент, он проводился в Москве в то время. Этому эксперименту бешено сопротивлялись ученики и родители учеников, недоумевая, зачем бедным детям, и без того перегруженным, изучать какой-то латинский язык, который никому и ни на что не нужен. Но для Сергея Сергеевича это было большой радостью.

А.Крупинин: В то время была идея возвращения к классицизму, и в этом смысле ему тоже повезло. А музыкальные пристрастия?

Н.П.Аверинцева: Он любил старую музыку. Естественно, он любил церковное пение, любил грегорианские хоралы. Он любил барочную музыку Баха, Моцарта, и Вагнера тоже любил. Отец его очень любил Вагнера, и сына тоже научил любить его. В детстве у нас было очень мало возможности слушать Вагнера. Потом, в 1950-60 годах стали появляться пластинки, а в 1970-80-х устраивались музыкальные вечера, где Вагнера слушали в хороших записях

А.Буров: Наталья Петровна, расскажите, как и где вы жили, в каких условиях жил Сергей Сергеевич.

Н.П.Аверинцева: Сергей Сергеевич с самого своего рождения жил в коммуналке в маленьком московском переулке между набережной и Остоженкой. Это Бутиковский переулок, он назван так по имени владельцев маленькой фабрики, которая там стояла. Это был трехэтажный дом, в первых двух этажах были отдельные квартиры, которые прежние владельцы этого дома сдавали, а на третьем этаже была квартира, рассчитанная на троих: хозяина, хозяйку и прислугу. После революции в эту квартиру вселилось невероятное количество народа. Когда я вышла замуж за Сергея Сергеевича, в квартире проживало 23 человека. До войны и сразу после войны там было 45 человек, мне называла свекровь такую цифру.

А.Крупинин: В Петербурге так же было. А сколько в квартире было комнат?

Н.П.Аверинцева: Комнат там было 8. Например, напротив нас жили 2 сестры, одна с ребенком, а другая с мужем. Семья Сергея Сергеевича занимала одну комнату 30 м, которую они перегородили, и в одной части было 20 м, а в другой части – 10 м.

А.Крупинин: Все-таки удивительно, что профессор, заведующий кафедрой жил в коммуналке. Это считалось нормальным?

Н.П.Аверинцева: Не совсем. Он мог приложить некоторую энергию и добиться отдельной квартиры, но он сознательно отказался от этой мысли, потому что иметь отдельную квартиру в те времена было опасно. Кто-нибудь из зависти мог донести, и тогда человек и вся его семья пропадали. Это бывало часто. Даже соседи по коммуналке, желая завладеть комнатой, доносили друг на друга, но все-таки в коммуналке жить было безопаснее.

А.Крупинин: Как Сергей Сергеевич относился к политическим вопросам, ведь он был включен в политическую жизнь?

Н.П.Аверинцева: Сначала казалось, что он видит только свои книги и ничего больше, но оказалось, что он очень хорошо ориентируется в политике. Он был в курсе всех политических событий и имел очень трезвый и разумный взгляд, его прогнозы по большей части сбывались. Народным депутатом он согласился быть после долгих колебаний, это было уже в 1989 году.

А.Крупинин: То есть он не считал себя выше политики, а считал, что это важно?

Н.П.Аверинцева: Да, он считал, что это важно, это жизнь.

А.Крупинин: Как он стал депутатом?

Н.П.Аверинцева: Сначала ему предложили баллотироваться от Академии наук, он отказался. Потом начальство Академии наук запретило тот список, который подали (в том списке был академик Андрей Дмитриевич Сахаров и многие почтенные лица), и выдвинула свой. Тогда был предложен альтернативный список, где был Сахаров. Это сделали в основном младшие научные сотрудники из академических институтов. Они предложили войти туда и Сергею Сергеевичу. Он, поколебавшись, согласился. И этот список прошел, а начальственный список не прошел. Выступить на съезде ему не дали, хотя он подал заявку на выступление, но он опубликовал то, что хотел сказать на съезде, в газете «Советская культура». Потом он принимал активное участие в разработке закона «О свободе совести» в 1990 году. Он серьезно занимался депутатской работой, регулярно ходил на заседания комитета, и там он действительно работал. На общих заседаниях он иногда писал стихи.

А.Буров: Я слышал в связи с депутатской деятельностью Сергея Сергеевича два рассказа: первый о том, что он раздавал депутатам Евангелие, которое тогда появлялось.

Н.П.Аверинцева: Нет, этого не было, это легенды.

А.Буров: Второй рассказ о том, что депутатская работа была для него очень тяжела, многие события и персонажи, связанные с этой деятельностью, ему потом даже снились долгое время, и что это не лучшим образом отразилось на его здоровье, может быть, даже роковым.

Н.П.Аверинцева: Я так не думаю, как говорила на вечере его памяти в Москве Мариэтта Омаровна Чудакова: «Если что отразилось роковым образом на его здоровье, так это борьба с начальством в его институте и с редакторами, которые свирепо редактировали его тексты».

А.Крупинин: Это было еще в советские времена. Его тексты с трудом проходили?

Н.П.Аверинцева: Конечно, ему приходилось бороться буквально за каждую фразу, за каждое слово. Тем не менее, что-то появлялось. Сергей Сергеевич старался найти какой-то компромисс. Что-то ему вычеркивали, что-то ему даже вписывали. К счастью, это было не очень часто, но два или три раза я помню. Один раз совершенно точно ему вставили цитату из какого-то классика марксизма, а в другой раз ему вставили какую-то верноподданническую фразу, которую он сам никогда бы не написал, он ее увидел в уже напечатанном тексте, это было сделано уже после верстки. К этому он относился очень серьезно. Конечно, работа в качестве депутата ему никак не нравилась и была тяжела, тем более слушать как, например, «захлопывают» Сахарова, это было очень большим для него переживанием. Но, к счастью, это было не очень долго.

А.Крупинин: Но это был исторический момент. Наверное, он считал участие в этом важным для себя?

Н.П.Аверинцева: Да, он считал это важным не только для себя, но и для страны. Тогда сидели не отрываясь от телевизоров и от радио.

А.Крупинин: Всегда кажется, что Сергей Сергеевич был человек не от мира сего.

Н.П.Аверинцева: Это очень многим казалось, и мне казалось поначалу, но потом я убедилась в том, что это не так.

А.Крупинин: Когда Вы познакомились с ним, он уже был церковный человек? Как происходило его воцерковление?

Н.П.Аверинцева: Он не был церковным, но был верующим. Он ходил в церковь еще до того, как крестился, очень любил бывать на богослужении, старался каждое воскресение хотя бы ненадолго зайти в конце службы. Родители его не были атеистами, но не были и церковными людьми, в 1937 году это было очень опасно. Он крестился в 1973 году.

А.Буров: То есть перед этим он уже читал свои знаменитые лекции в университете и опубликовал знаменитую статью в V томе «Философской энциклопедии» о христианстве, за что отец Виталий Боровой, известный богословский авторитет, предлагал канонизировать Сергея Сергеевича. Он оценивал появление этих статей тогда как апологетический подвиг. Эти глубокие богословские и философские статьи были написаны человеком, который не был тогда крещен, то есть Сергей Сергеевич за много лет до своего крещения уже служил для Церкви.

А.Крупинин: Он так серьезно относился к Крещению, что считал себя не готовым? А где он крестился?

Н.П.Аверинцева: Да, для него это было не началом пути, а его завершением. Мы крестились вместе в Москве на частной квартире. В церкви требовали паспорт, это немедленно оказывалось известным на работе, меня немедленно выгнали бы из университета. В академических институтах еще как-то терпели, что человек ходит в церковь, но если он работал со студентами, значит, он может оказать на них «дурное влияние».

А.Буров: Сергея Сергеевича крестил отец Владимир Тимаков, он служил тогда в храме Николы в Кузнецах. Его сын, отец Валентин Тимаков, сейчас является заместителем председателя издательского отдела. Отец Владимир Тимаков жив, и он хранит книгу, которую подарил ему Сергей Сергеевич. Эта книга – диссертация Сергея Сергеевича «Плутарх и античная биография» с дарственной надписью на латинском языке. Я не так давно встречался с отцом Валентином в Москве, и он рассказывал, что все его детство прошло перед этой книгой.

А.Крупинин: Наталья Петровна, когда Вы поняли, что рядом с Вами находится совершенно выдающийся человек?

Н.П.Аверинцева: Сразу поняла. Еще до того, как мы официально познакомились, я увидела его на кафедре. Помещение кафедры состояло из одной комнаты, где велись занятия и где сидел лаборант. Там стояли книжные шкафы. Когда наступала перемена, студенты имели право входить туда, чтобы обменивать книги, узнавать расписание. Нас тогда еще не отпустил с занятий Александр Николаевич Попов, который преподавал нам греческий, а поскольку звонок уже прозвенел, Сергей Сергеевич уже вошел, чтобы обменять книги. И Александр Николаевич Попов сказал: «Вот этот Сергей Сергеевич Аверинцев очень ученый муж». Я посмотрела, увидела мальчика и была потрясена тем, что он так о нем сказал. Сергею Сергеевичу было тогда 19 лет.

А.Буров: Это сказал преподаватель, который до революции был директором и владельцем собственной гимназии, где преподавали греческий на уровне гораздо более высоком, чем в советских университетах.

Н.П.Аверинцева: В гимназии греческий преподавался 8 лет, а на кафедре классической филологии – 5 лет.

А.Крупинин: Каково жить рядом с выдающимся человеком? Вы совместно с ним работали?

Н.П.Аверинцева: Очень хорошо жить. Он рассказывал мне о своих будущих сочинениях, потом давал мне их всегда читать и принимал к сведению мою критику. Довольно часто бывало так, что он не соглашался с тем, что я говорила, но и менял то, что он написал, на какой-то третий вариант.

А.Крупинин: Он был человеком с хорошим чувством юмора?

Н.П.Аверинцева: Да, с очень хорошим чувством юмора. Чтобы иметь понятие о его чувстве юмора, лучше всего прочитать его статью о юморе Вячеслава Иванова, потому что их представления о юморе в значительной степени совпадали. Он не любил громкого смеха и говорил, что у него голова болит, когда долго и громко смеется. Он любил тихий юмор, основанный на игре слов. Мы оба любили кошек, и у нас были в употреблении разные словечки, связанные с кошками. Например, по-древнегречески кот – «айлурос», в новогреческом произношении – «елурус», по-русски будет «елур». Был еретический патриарх Тимофей Елур, его прозвали котом. У нас были слова: елуроморфный, елуролепный, елурология, елурософия и так далее. Это один из примеров.

А.Буров: Я вспоминаю, у Сергея Сергеевича было такое характерное выражение: «Нарушать общественные неприличия».

А.Крупинин: Расскажите, как относился Сергей Сергеевич к Петербургу? Бывал ли он здесь?

Н.П.Аверинцева: Очень любил. Первый раз он был здесь, когда в 12 или 14 лет его привезли на консультацию к хирургу. У него не было детского паралича и полиомиелита, о чем иногда пишут, но у него было врожденное искривление позвоночника, из-за чего одна нога была короче другой. Ему предложили операцию, нужно было сделать что-то не очень существенное, но на позвоночнике. Поэтому, во-первых, если операция прошла бы неудачно, он остался бы неподвижным. Кроме того, даже в случае успешной операции, требовался очень длительный реабилитационный период, что в те времена было трудно. И после размышления родители и он сам от операции отказались. На консультацию он ездил в сопровождении друга своих родителей. Петербург ему очень понравился после Москвы. Он плакал, уезжая отсюда, потому что возвращался из стройного и гармоничного Петербурга в московский хаос.

А.Крупинин: То есть это было связано с его любовью к классицизму. Известны его знаменитые лекции, которые он здесь читал.

Н.П.Аверинцева: Лекции устраивала Наталья Юрьевна Сахарова, она тогда возглавляла отделение повышения квалификации при педагогическом институте. Она приглашала его каждый год в течение нескольких лет. Я знаю, что на эти лекции ходили многие студенты Духовных академии и семинарии.

А.Крупинин: Да, отец Ианнуарий рассказывал об этом.

Н.П.Аверинцева: Он с большим удовольствием ездил сюда и с чрезвычайным удовольствием читал эти лекции.

А.Крупинин: Это было связано еще с тем, что в Москве ему не давали читать эти лекции. То есть атмосфера в Петербурге была более свободная в то время?

Н.П.Аверинцева: Я не думаю, что она когда-нибудь была более свободная, но была такая ниша. Как сказала одна немка, часто бывающая в России: «У вас везде стена, но в стене всегда есть дырка». Тут нашлась такая дырка.

А.Крупинин: С 1994 году Вы и Сергей Сергеевич жили за границей.

Н.П.Аверинцева: С конца 1994 года мы жили в Вене, но он сохранил за собой обязанности в Институте мировой культуры при университете. Лекции он регулярно читать не мог, но он писал что-то для этого института. Кроме того, поскольку в Вене семестр начинается с 1 октября, он всегда старался в сентябре быть в Москве, чтобы, например, успеть прочитать вступительную лекцию в Свято-Филаретовском институте и участвовать в конференции, которую этот институт устраивал каждый год. Иногда он читал лекции в Университете. Последнюю лекцию он читал на большом ученом совете в Университете в декабре 2002 года, и уже была договоренность, что он прочитает лекцию в сентябре 2003 года по приглашению ректора. Но не получилось.

А.Крупинин: А с чем был связан ваш переезд?

Н.П.Аверинцева: Его пригласили туда читать лекции. Я помню, мы сидели на кухне, вдруг раздался звонок, он поднял трубку, и его спросили: «А Вы хотели бы читать лекции в Вене?» И он читал почти без перерыва. За эти 10 лет было только 2 семестра, в которые он не читал лекции. Он должен был читать общий курс русской литературы от начала до конца. Он начинал с древнерусской литературы, доводил до Достоевского, а потом с Достоевского до наших дней. Как сказал Михаил Леонович Гаспаров: «От Петрашевского до Петрушевской». Эти лекции нужно было читать по-немецки, потому что они предназначались для всех студентов института славистики, не только для русистов. Еще у него бывали спецкурсы и спецсеминары по договоренности со студентами: либо на немецком языке, либо на русском. Если это были семинары по стихам, а не по прозе, то он обычно настаивал на том, чтобы это было по-русски, потому что разбирать стихи все равно пришлось бы по-русски, поскольку это русские стихи. Но студентам он разрешал делать доклады по-немецки, тогда он по-немецки и комментировал.

А.Крупинин: Он свободно владел немецким? Сколькими языками он владел?

Н.П.Аверинцева: Да, он свободно владел немецким, английским, французским, он писал на этих языках свои статьи. Статьи, которые нужно было писать на иностранных языках, он, как правило, писал сам, исключая итальянский язык, которому он никогда не учился. Он понимал его из латинского и французского, что-то мог сказать, но написать доклад или статью не мог. Однако он настолько хорошо владел итальянским языком, что мог редактировать перевод, сказать, что в этом месте автор не то хотел сказать, в этом месте не совсем правильно употреблено выражение и прочее. Кроме классических языков он знал еще латинский, греческий, древнееврейский, немного сирийский языки, читал по-итальянски, по-испански, по-польски.

А.Крупинин: Как строился быт Сергея Сергеевича?

Н.П.Аверинцева: Он вставал, после завтрака садился работать или шел читать лекции. Потом обедал, после обеда, как правило, отдыхал. Он плохо себя чувствовал, если ему не удавалось отдохнуть после обеда. Потом он снова садился работать. Я старалась, чтобы он не работал после 10 часов вечера, потому что иначе у него бывала бессонница. Но, конечно, иногда приходилось сидеть и до 23 часов, и дольше. Он не был притязателен в быту, никогда ни к чему не придирался, например, что не так устроено что-то в квартире, или не такая приготовлена еда, или что я купила ему не такую рубашку или не такой галстук. В этом отношении с ним было очень легко. Проблема была затащить его в магазин, чтобы примерить на него костюм. Рубашки и галстуки я могла без примерки покупать, но не костюм. Он всегда говорил: «Не надо, у меня уже есть, мне достаточно».

А.Крупинин: А в Вене как строился ваш быт?

Н.П.Аверинцева: Так же, в этом отношении не было никакой разницы. Когда было свободное время, часто в воскресенье (он хранил субботний покой), после службы в храме и после обеда мы шли гулять или слушать музыку.

А.Крупинин: Как он видел место Церкви в государстве? Сейчас эта проблема становится очень важной, и его мнение было бы здесь очень значительно и важно.

Н.П.Аверинцева: В биографии, написанной им самим, об этом говорится: «В настоящих условиях далеко зашедшей секуляризации масс привычные концепты православных наций, католических наций, протестантских наций и т.п. опасны иллюзией о союзе между конфессионализмом и национализмом, губительном для веры». Ближайшее будущее христианства он видит «как судьбу меньшинства, которое должно, отнюдь не выходя из истории, трезво осознать свой статус меньшинства и сохранять способность к мирному сопротивлению всему, что несовместимо с христианской совестью. В этом акте верности должны объединиться все, для кого слово Христово весит больше, чем политическое или моральное давление власти, общества, прессы, объединиться также и поверх конфессиональных барьеров». Позиция Аверинцева и здесь предполагает полемику на две стороны: «против конфессионального изоляционизма, не желающего ничего знать о христианском опыте за пределами своей конфессии, но также против выдаваемого за терпимость индифферентизма, для которого не вера есть мерило прогресса, но, напротив, дух времени есть мерило веры». Это он сам так писал.

А.Крупинин: Он много переводил Священное Писание на русский язык. Как он относился к переводу богослужения на русский язык?

Н.П.Аверинцева: У него было такое мнение, что молитвы, которые читают на Литургии (ектении, Отче наш, чтение Евангелия и Апостол), должны быть непременно по-русски, потому что каждый должен читать молитву сознательно, должен понимать, что он говорит, о чем он молится. Но песнопения можно оставить по-славянски, потому что они очень красивы, и их трудно переводить.

А.Крупинин: Огромное спасибо, Наталья Петровна. Я помню, когда Сергей Сергеевич болел, наши священники во время «Пастырских часов» призывали наших слушателей молиться за его здоровье. На нашем радио очень высоко чтится имя Сергея Сергеевича Аверинцева, часто звучат в эфире его статьи, его работы. Мы очень благодарны Вам, что Вы нашли возможность посетить наше радио.

Н.П.Аверинцева: Спасибо, для меня это тоже большая радость.

А.Крупинин: Также я хочу поблагодарить Александра Бурова, редактора газеты «Кифа», благодаря которому эта встреча стала возможной, и который принял участие в нашей передаче.

А.Буров: Спасибо большое.

А.Крупинин: Всего доброго, до новых встреч.