"Отец мой" - читать интересную книгу автора (Уорд Дж. Р.)

Глава 9

Офис доктора Томаса Уолкотта Франклина III был вторым в рейтинге лучших офисов комплекса Больницы Святого Франциска.

Когда дело касалось административного имущества, иерархия подчинения определялась доходами, и как над руководителем дерматологии над T.У. был только один начальник.

Конечно, его отделение зарабатывало такие хорошие деньги потому, что он как верный последователь научных умов обеспечивал продажу многих услуг. Под его руководством отделение дерматологии занималось не только телесными повреждениями, раковыми опухолями и ожогами вдобавок к таким кожным заболеваниям как псориаз, экзема и угревая сыпь, но также имело и собственное подразделение косметической хирургии.

Подтяжка лица. Подтяжка бровей. Увеличение груди. Липосакция. Ботокс. Рестилайн[19]. Сотни других процедур. Миссией частной практики стала забота о здоровье, которая представлялась на основе научных разработок, и богатым клиентам нравился такой подход к делу. Они толпами приезжали из Большого Яблока: в первое время они совершали это путешествие из стремления к анонимности, получая первоклассное лечение за пределами тесного манхеттенского сообщества, предоставлявшего услуги пластической хирургии, но потом – потакая своим капризам – они начали гнаться за статусом. Считалось модным «обрабатывать» себя в Колдвелле, а согласно клиническому этикету, только у заведующего хирургией, Мэнни Манелло, вид из окна офиса был получше.

Ну, в ванной комнате Мэнелло также был мрамор в душе, а не только на тумбах и стенах. Но, на самом деле, никто с ним не соревновался.

Т.У. нравился этот вид. Нравился его офис. Он любил свою работу.

Что было хорошо, ведь его рабочий день начинался в семь и кончался… он посмотрел на свои часы… около семи.

Впрочем, сегодня он уже должен был уйти. Вечером каждого понедельника в семь часов Т.У. играл в ракетбол[20] в Колдвеллском Загородном Клубе... так что он пребывал в некотором замешательстве, принимая нового пациента. По каким-то странным причинам он согласился, а его секретарша нашла ему замену на корте, но он ни за что на свете не смог бы вспомнить ни одно «почему?» или «кто?» этих разговоров.

Из нагрудного кармана своего белого халата он вытащил распечатанное расписание и встряхнул головой. Напротив «семи часов» стояло имя «Б.Налла» и «лазерная косметология». Черт, у него совершенно вылетело из головы, каким образом был организован этот прием, кто был пациентом и кто выдал направление... Но в это расписание без разрешения никто не попадал.

Это должен быть кто-то важный. Или пациент кого-то важного.

Очевидно, он просто заработался.

Т.У. зашел в электронную систему медицинских записей и еще раз пробил «Б.Налла» по поиску. Самое близкое совпадение было – «Белинда Налда». Опечатка? Возможно. Но его ассистентка ушла в шесть, а прерывать ее семейный ужин ради «какого хрена ты наделала?» казалось грубостью.

Он встал, проверил узел галстука и застегнул белый халат, потом в ожидании Б.Наллы или Налды решил приняться за документы, которые нужно было просмотреть.

Покидая верхний этаж отделения, где были расположены кабинеты и палаты, он подумал о том, как сильно это место отличалось от нижних этажей, где располагалась частная клиника. День и ночь. Больничный интерьер здесь был выполнен без особого шика: темный ковер с небольшим ворсом, кремовые стены, куча обычных кремовых дверей. Висевшие на стенах плакаты были вставлены в скромные рамки из нержавеющей стали, редкие растения были разбросаны по коридорам на больших расстояниях друг от друга.

Внизу? Курорт высшего класса с личным обслуживанием, предлагающий ту роскошь, которую ожидает любой богач: в палатах были плоские HD-телевизоры, DVD, кушетки, стулья, небольшие морозильники с соком из экзотических фруктов, еда, которая с тем же успехом могла подаваться в ресторанах, и беспроводной интернет для ноутбуков. Клиника даже заключила взаимовыгодное соглашение с Колдвеллским отелем «СтиллУэлл», лучшей пятизвездочной гостиницей верхнего Нью-Йорка, позволяющее пациентам оставаться там на ночь после лечения.

Перебор? Да. Была ли клиника переполнена? Конечно. Но на самом деле, компенсации, поступавшие от федерального правительства, снизились, страховые компании постоянно отказывались оплачивать необходимые медицинские процедуры, а Т.У. нужны были деньги для того, чтобы выполнять свою работу.

Угождение богатым этому способствовало.

Фишка была в том, что у докторов и медсестер Т.У. было два правила. Первое – предоставлять пациентам самый лучший уход и дозу сопереживания. Второе – никогда не отказывать пациентам. Никогда-никогда. Особенно, если это жертвы ожогов.

Не имело значения: ни сколько стоили такие процедуры, ни сколько они длились. Он никогда не говорил «нет». Особенно детям.

Если в нем видели дельца, потакавшего коммерческому спросу? Ладно. Без проблем. Он никогда не раздувал свою работу на поприще бесплатной медицинской помощи, и, если его коллеги из других городов, изображали его жадным до денег, он принимал этот удар.

Добравшись до лифтов, он поднял левую руку – ту, на которой остались шрамы, ту, на которой не было мизинца и кожа была покрыта пятнами.

Он был готов на все, чтобы удостовериться, что люди получают должную помощь. Кое-кто сделал это для него, и это полностью изменило его жизнь.

Спустившись на первый этаж, он прошел по длинному коридору до двери из красного дерева, ведущей в клинику косметологии. На стеклянной табличке небольшими буквами были вырезаны имена: его и нескольких коллег. Но никакого упоминания об услугах, предоставлявшихся внутри, не было.

Пациенты сказали ему, что им нравится этот дух эксклюзивности, атмосфера закрытого клуба.

Использовав пропуск, он вошел. В приемной стоял полумрак, и не только потому, что освещение выключили после того, как рабочий день подошел к концу. Яркий свет не слишком хорошо действовал на пациентов определенного возраста, как и на тех, кто находился в пред- или послеоперационном состоянии. Кроме того, спокойная, расслабленная атмосфера была частью курортного образа, который они пытались создать. Пол был выложен желтоватой плиткой, стены окрашены в приятный темно-красный цвет, а в центре помещения мерцал фонтан, собранный из кремовых, белых и желтовато-коричневых камушков.

– Марсия? – позвал он, произнося имя «МАР–сии–я», на европейский манер.

– Да, доктор Франклин, – послышался ровный голос сзади, оттуда, где располагался офис.

Когда Марсия появилась из-за угла, Т.У. засунул левую руку в карман. Как обычно, она выглядела так, словно сошла с обложки Vogue: уложенные черные волосы и классический черный костюм.

– Ваш пациент еще не пришел, – сказала она с невозмутимой улыбкой. – Но я подготовила для вас вторую смотровую.

Марсия была сорокалетней женщиной, содержавшей себя в превосходной форме. Она вышла замуж за одного из пластических хирургов и была, по мнению Т.У., единственной женщиной, за исключением Авы Гарднер[21], которой шла кроваво-красная помада. Гардероб ее был от Шанель. А саму ее наняли (и хорошо платили ей за это) как живое свидетельство прекрасной работы, выполнявшейся сотрудниками клиники.

Плюсом стал ее аристократический французский акцент. Особый эффект он производил на нуворишей.

– Спасибо, – сказал Т.У. – Будем надеяться, что пациент скоро появится и ты сможешь уйти.

– Так вам не нужна будет ассистентка, нет?

Вот это было еще одним большим плюсом Марсии: она не играла роль простой декорации – она приносила пользу как полноценно обученная медсестра, всегда готовая помочь.

– Я признателен за предложение, но ты просто пошли его ко мне, я сам со всем разберусь.

– Даже с регистрацией?

Он улыбнулся.

– Я уверен, что тебе хочется скорее попасть домой к Филлиппу.

– О, oui[22]. У нас сегодня годовщина.

Он подмигнул ей.

– Кое-что об этом слышал.

Ее щеки слегка покраснели – это была одна из ее очаровательных черт. Она выглядела шикарно, но при этом оставалась естественной.

– Мой муж, он говорит, чтобы я встретила его у входа. Говорит, что у него сюрприз для жены.

– Я знаю, что это. Тебе понравится.

Да и какой женщине не понравится пара блестяшек от Гарри Уинстона?

Марсия поднесла руку ко рту, скрывая улыбку и внезапное возбуждение.

– Он так добр ко мне.

Т.У. почувствовал моментальный укол совести, подумав, когда он в последний раз дарил своей жене что-то легкомысленное и дорогое. Это было... ну, в прошлом году он купил ей Вольво.

Вау.

– Ты заслуживаешь этого, – резко сказал он, почему-то думая о том количестве ночей, что его жене пришлось провести в одиночестве. – Так что, пожалуйста, иди домой праздновать.

– Так и сделаю, доктор. Merci mille fois[23]. – Марсия поклонилась и подошла к администраторской стойке, которая представляла собой лишь античный столик с телефоном, спрятанным на боку ящика, и ноутбуком, доступ к которому можно было получить, открыв панель из красного дерева. – Я выйду из системы и подожду, чтобы поприветствовать вашего пациента.

– Повеселись хорошенько.

Развернувшись и оставив позади ее сияние, он вытащил левую руку из кармана. Он всегда прятал ее от ассистентки по старой памяти о подростковом прошлом, прошедшем в неразрывной связи с чертовой штуковиной. Это было смешно. Он был счастливо женат, не испытывал никакого интереса к Марсии, так что это вообще не должно было иметь никакого значения. Хотя шрамы оставляли раны внутри тебя, а не до конца исцелившаяся кожа лишь время от времени посыпала их солью.

Три лазера, входившие в оборудование клиники, использовались для лечения варикозного расширения вен, врожденных пигментационных пятен и следов кожных инфекций. Их также применяли для коррекции кожи лица, снятия татуировок у раковых больных, получивших дозу радиационного облучения.

«Б.Налла» может подвергнуться одной из этих процедур. Но, если «оно» было избитым мужчиной, то явится за косметической коррекцией. Это казалось логичным... вечером, в полуподвальной клинике, со странным именем. Несомненно – это один из тех богачей с навязчивой идеей конфиденциальности.

Но, в любом случае, дойных коров стоит уважать.

Отправившись во вторую смотровую, которой он без особых на то причин отдавал предпочтение, Т.У. уселся за стол из красного дерева и вошел в компьютер, просмотрев список пациентов, назначенных на завтрашний день, а потом сосредоточился на отчетах его коллег-дерматологов, которые принес с собой.

Минуты текли одна за другой, и он начал злиться на богачей с их запросами и представлениями о том, что земля крутиться вокруг них. Конечно... некоторые были нормальными, и все они помогла ему поддерживать начинания, но, черт, иногда ему просто хотелось выбить из них прерогативу вести себя так...

В дверях приемной показалась высокая женщина, и он застыл. Одежда на ней была самой простой: снежно-белая рубашка, заправленная в суперузкие синие джинсы. Но при этом на ногах у нее были туфли от Кристиана Лабутена с красной подошвой, а с плеч свисала Прада.

Она точно принадлежала к его типу частных клиентов, и не только потому, что носила на себе аксессуары огромной стоимости. Она была... Невероятно красивой, с темно-коричневыми волосами и сапфировыми глазами. Ради ее лица женщины ложились на хирургический стол.

Т.У. медленно встал, засовывая левую руку в карман.

– Белинда? Белинда Налда?

В отличие от других женщин своего класса (очевидно, у них это было в крови), она не провальсировала в кабинет так, словно владела этим местом. Она сделала лишь шаг вперед.

– Вообще-то, Бэлла.

При звуке ее голоса он испытал непреодолимое желание закрыть глаза. Низкий, хрипловатый... но добрый.

– Я..– Т.У. прочистил горло. – Я доктор Франклин.

Он протянул свою здоровую руку, и она пожала ее. Он знал, что продолжал пялиться на нее, и не из профессионального интереса, но ничего не мог с собой поделать. За свою жизнь он видел множество красивых женщин, но такой как она – никогда. Словно она прилетела с другой планеты.

– Пожалуйста... пожалуйста, проходите, присаживайтесь. – Он указал на покрытое шелком кресло, стоявшее рядом со столом. – Сейчас составим анамнез и...

– Я не пациент. Мой хел... муж – пациент. – Она глубоко вздохнула и оглянулась. – Любимый?

Т.У. отскочил назад и с такой силой ударился об стену, что акварель, висевшая рядом, упала на пол. Первая мысль, посетившая его, когда человек вошел в дверь, была о том, что, наверное, стоило бы поближе подобраться к телефону, чтобы вызвать охрану.

На лице этого мужчины был шрам и черные глаза серийного убийцы, а войдя, он заполнил собой всю комнату: он был достаточно велик и достаточно широк, чтобы работать боксером-тяжеловесом, но, Господи, его размеры были самой меньшей твоей проблемой, когда взгляд его падал на тебя. Внутри он был мертв. Никаких эмоций. Что делало его способным на все.

И Т.У. мог поклясться, что температура в комнате действительно начала снижаться, когда мужчина остановился рядом со своей женой.

Женщина заговорила, спокойно и тихо:

– Мы здесь, чтобы узнать, можно ли избавиться от его татуировок.

Т.У. сглотнул и приказал себе собраться. Окей, может, этот головорез просто был обычной звездой панк-рока. Музыкальный вкус Т.У. скорее склонялся в сторону джаза, так что он не смог бы опознать этого парня в кожаных штанах, черной водолазке, с туннелем в ухе... что многое объясняло. В том числе, и модельную красоту его жены. У большинства певцов ведь были роскошные женщины, так?

Да... Единственной проблемой в этой теории был черный взгляд. Это была не искусственно вылепленная, коммерчески выгодная, агрессивная внешность. В нем была настоящая жестокость. Далекая от морали и нравственности.

– Доктор? – спросила женщина. – Это может стать проблемой?

Он сглотнул, жалея, что отпустил Марсию. Но она же была женщиной, с детьми и все такое.

Вероятно, безопаснее для нее не быть здесь.

– Доктор?

Он просто продолжал смотреть на парня – тот не двигался, лишь дышал.

Черт, да если бы здоровый ублюдок захотел, он был уже разнес это место к чертям. Но вместо этого?

Он просто стоял там.

И стоял.

И... стоял.

В конце концов, откашлявшись, Т.У. решил, что, если бы и были какие-то неприятности, то они бы уже случились.

– Нет, никаких проблем. Я присяду. Сейчас.

Он опустился на стул, стоявший за столом, и, наклонившись в сторону, открыл ящик холодильника, в котором стоял целый ассортимент газированной воды.

– Могу я предложить вам выпить?

Когда они оба отказались, он вскрыл лимонную Перье и заглотил половину словно то был скотч.

– Так. Мне нужно составить анамнез.

Жена села в кресло, а муж продолжал нависать над ней, не сводя глаз с Т.У. Хотя в них было кое-что странное. Они держались за руки, и у Т.У. сложилось впечатление, что она каким-то образом сдерживает его.

Призывая на помощь опыт, он вытащил свой Уотерман и начал задавать стандартные вопросы. Отвечала жена: никаких известных аллергий; никаких хирургических операций; никаких проблем со здоровьем.

– Эмм... где татуировки?

Господи, пожалуйста, только не ниже талии.

– На его запястьях и шее. – Глаза, обратившись к мужу, засветились – Покажи ему, любимый.

Мужчина закатал рукав. Т.У. нахмурился – профессиональное любопытство взяло верх. Черные отметки были удивительно плотными, и хотя он и близко не стоял к экспертам по татуировкам, он мог с увертливостью сказать, что никогда не видел такого глубокого проникновения краски.

– Очень темные, – сказал он, наклоняясь. Что-то подсказало ему, что не стоит трогать мужчину, пока это не станет необходимым, и, следуя интуиции, он придержал руки. – Они очень, очень темные.

«Почти как наручники», – подумал он.

Т.У. откинулся на стуле.

– Я не уверен, что вы подходящий кандидат на лазерное удаление. Чернила кажутся такими плотными, что как минимум понадобиться несколько подходов только для того, чтобы проделать в пигментации хоть отверстие.

– Но вы все равно попытаетесь? – спросила жена. – Пожалуйста?

Брови Т.У. взлетели вверх. Слово «пожалуйста» не входило в лексикон его «нижних» клиентов. И тон ее также не соответствовал местным посетителям – тихое отчаяние, сквозившее в нем, чаще слышалось в голосах членов семей пациентов, обследовавшихся на верхних этажах. Для них медицинские решения имели жизненно важное значение, это не были проблемы, связанные с морщинками вокруг глаз или рта.

– Я могу попытаться, – сказал он, вдруг поняв, что, если она снова скажет что-то подобным тоном, он съест собственную ногу только для того, чтобы угодить ей.

Он взглянул на мужа.

– Не могли бы вы снять водолазку и забраться на стол?

Жена сжала его большую руку в своей.

– Все нормально.

Его лицо с провалившимися щеками и суровой линией подбородка обратилось к ней – казалось, он черпает из ее глаз осязаемую силу. Через мгновение он подошел к столу, забросил свое огромное тело наверх и снял водолазку.

Т.У. встал со стула и обошел стол...

Он застыл. Спина мужчины была покрыта шрамами. Шрамами... они выглядели так, словно остались после хлыста.

За всю свою медицинскую практику он не видел ничего подобного, и понял, что это, должно быть, было следствием какой-то пытки.

– Мои тату, док, – резко произнес муж. – Ты должен поедать глазами мои тату, буду за это тебе очень благодарен.

В ответ Т.У. лишь моргнул, и муж покачал головой.

– Ничего не получится...

Его жена подалась вперед.

– Нет, получится. Все...

– Давай найдем кого-то другого.

Т.У. обошел мужчину и, глядя тому в лицо, загородил проход к двери. Он медленно достал левую руку из кармана. Черный взгляд потяжелел, сосредоточившись на покрытой пятнами коже и изуродованном мизинце.

Пациент удивленно посмотрел на его; глаза сузились, словно он гадал: как далеко распространился ожог?

– По всей руке до плеча и на спине, – сказал Т.У. – Дом загорелся. Мне было десять. Был закрыт в своей комнате. Пока горел, был в сознании... все время. Потом провел восемь недель в больнице. Перенес семнадцать операций.

Последовала секунда тишины, словно муж выстраивал цепочку умозаключений в своей голове: если ты был в сознании, ты чувствовал запах поджаривающейся кожи и чувствовал каждую вспышку боли. И в больнице... операции...

Внезапно все тело мужчины расслабилось, напряжение вытекало из него, словно вода из открытого крана.

Т.У. часто видел подобное у своих ожоговых больных. Если ваш доктор знал, что это значит: быть там, где были вы, – и знал не потому, что его научили этому в медицинской школе, а потому, что сам пережил это, с ним вы чувствовали себя в безопасности – вы оба были членами одного эксклюзивного клуба жестокости.

– Так ты можешь сделать что-то с этими штуковинами, док? – спросил мужчина, положив предплечья на бедра.

– Я могу прикоснуться к вам?

Изуродованная губа мужчины слегка приподнялась, словно Т.У. только что получил очередное очко в свою пользу.

– Ага.

Т.У. намеренно работал обеими руками: так пациент мог довольно долго разглядывать его шрамы и сильнее расслабляться.

Закончив, он отступил назад.

– Ну, я не уверен, что получится, но давайте попробуем...

Т.У. поднял глаза и застыл. Радужки мужчины... теперь были желтыми. Ни следа черного цвета.

– Не обращай внимания на мои глаза, док.

Из ниоткуда в его мозгу появилось мысль о том, что нет ничего плохого в том, что он только что увидел. Правильно. Ничего. Особенного.

– На чем я остановился?.. О, да. Давайте дадим лазеру шанс. – Он повернулся к жене. – Вероятно, вы захотите поставить кресло поближе и держать его за руку? Думаю, так ему будет лучше. Я начну с запястья – посмотрим, как пойдет.

– Мне нужно лечь? – мрачно спросил пациент. – Потому что я не думаю, что... да, мне это может не понравиться.

– Да нет, необязательно. Вы можете сидеть, даже, когда будем обрабатывать шею, тогда я дам вам зеркало, чтобы вы видели, что я делаю. Я все время буду объяснять свои движения, говорить, что вы, скорее всего, почувствуйте. Мы можем остановиться в любой момент. Ваше слово – и все закончится. Контроль в ваших руках. Хорошо?

В повисшей тишине они оба уставились на него. А потом неровным голосом жена сказала:

– Вы, доктор Франклин, просто лапочка.

«У пациента невероятная терпимость к боли», – час спустя подумал Т.У., постукивая ногой по деревянной половице, направляя красный луч лазера на чернила, пропитавшие кожу мощного запястья. Просто невероятнейшая терпимость к боли. Каждое прикосновение было равносильно удару резиновым ремешком, что, конечно, было не так страшно, если приходилось вытерпеть один или два раза. Но большинству пациентов нужен был перерыв после нескольких минут работы. Этот парень? Даже ни разу не вздрогнул. Так что Т.У. продолжал и продолжал.

Конечно, проколотые соски, туннель в ухе и все эти шрамы явно демонстрировали его близкое знакомство с болью, как по собственному желанию, так и без него.

К сожалению, его татуировки лазеру совершенно не поддавались.

Выругавшись, Т.У. тяжело вздохнул и встряхнул правой рукой – она начала уставать.

– Все хорошо, док, – мягко сказал пациент. – Ты сделал все, что мог.

– Я просто не понимаю. – Он снял защитные очки и посмотрел на машину. На мгновение в его голову даже закралась мысль о том, что оборудование работает неправильно. Но он видел лазерный луч. – Цвет вообще не изменился.

– Док, на самом деле, все о'кей. – Пациент снял свои очки и слегка улыбнулся. – Я очень признателен тебе, что ты воспринял это так серьезно.

– Проклятье.

Т.У. чуть откинулся на табуретке и взглянул на чернила.

Непонятно откуда взявшиеся слова сорвались с его губ. Он ничего не мог поделать, хотя и понимал, что это, вероятно, далеко от профессионализма.

– Вы ведь не добровольно их получили, так ведь?

Жена заерзала на кресле, словно возможный ответ тревожил ее. Но муж просто покачал головой.

– Да, док. Не добровольно.

– Проклятье. – Он скрестил руки на груди и обратился к энциклопедическим знаниям о человеческой коже. – Я просто не понимаю, почему… И пытаюсь обдумать какие-то другие варианты. Не думаю, что химическое удаление даст больше эффекта. В смысле, вы взяли от лазера все по максимуму.

Удивительно изящные пальцы мужа пробежали по запястью.

– А мы можем просто вырезать их?

Жена покачала головой.

– Не думаю, что это удачная мысль.

– Она права, – прошептал Т.У., наклоняясь и прикасаясь к коже. – Ваша кожа обладает отличной эластичностью, но вам ведь еще нет тридцать, так что это вполне объяснимо. Придется вырезать полосками, потом зашивать. Останутся шрамы. А вокруг шеи я бы не рекомендовал это делать. Слишком рискованно из-за артерий.

– Что, если шрамы не проблема?

Он не собирался обсуждать этот вопрос. Учитывая спину этого мужчины, шрамы были очень спорным вопросом.

– Я бы не советовал.

Повисла тишина, в которой он продолжал обдумывать альтернативы, а они молчали, стараясь не мешать ему. Так ничего и не придумав, он просто уставился на них. Роскошная жена сидела рядом со своим устрашающим мужем. Одной ладонью она сжимала его руку, другой поглаживала по изуродованной спине.

Очевидно, шрамы не снижали его ценности в ее глазах. Для нее весь он был прекрасен, несмотря на состояние его кожи.

Т.У. подумал о собственной жене. Она была точно такой же.

– Идеи кончились, док? – спросил муж.

– Мне очень жаль. – Он огляделся вокруг, ненавидя ощущение подобной беспомощности. Как врача его учили делать что-то. Как человеку с сердцем ему было необходимо делать что-то. – Мне очень-очень жаль.

На лице мужа снова появилась эта слабая улыбка.

– Ты лечишь много людей с ожогами, так ведь?

– Это моя специализация. В основном детей. Ну, знаете, из-за…

– Да, понимаю. Спорю, ты хорошо с ними обращаешься.

– Как можно иначе?

Пациент наклонился вперед и положил свою громадную руку на плечо Т.У.

– Мы сейчас уйдем, док. Но моя шеллан оставит оплату там, на столе.

Т.У. бросил взгляд на жену, склонившуюся над чековой книжкой, и покачал головой.

– Почему бы нам не разойтись просто так. Я ничем вам не помог.

– Не, мы потратили твое время. Мы заплатим.

Т.У. пару раз тихо выругался. А потом просто выпалил:

– Черт возьми.

– Док? Посмотри на меня.

Т.У. поднял глаза на парня. Черт, это желтый взгляд был совершенно гипнотическим.

– Уау. У вас невероятные глаза.

Улыбка пациента стала шире, показавшиеся зубы… не были нормальными.

– Спасибо тебе док. Теперь послушай. Тебе, вероятно, будут сниться сны об этом, и я хочу, чтобы ты запомнил, что я в порядке.

Т.У. нахмурился.

– Почему мне должны сниться…

– Просто помни: все, что случилось – нормально, я в порядке. Зная тебя, уверен, что именно это будет тебя беспокоить.

– Я все равно не понимаю, почему у меня будут…

Т.У. моргнул и оглядел приемную. Он сидел на маленькой табуретке на колесиках, которую использовал при работе с пациентами, к смотровому столу было подвинуто кресло, а в руках он держал очки, защищающие от лазера… но кроме него в комнате никого не было.

Странно. Он мог бы поклясться, что только что разговаривал с самыми поразительными…

Он потер внезапно заболевшие виски и вдруг почувствовал ужасную усталость… усталость и непонятное огорчение: словно он провалил то, что было для него очень важным.

И беспокойство. Беспокойство о му…

Головная боль усилилась, и он встал и подошел к столу. На нем лежал конверт, простой белый конверт, на котором аккуратным почерком было написано: «В благодарность Т.У. Франклину, доктору медицины, в помощь его усилиям по обеспечению прекрасной работы отделения».

Он перевернул его, оторвал загнутый край и достал чек.

У него отвисла челюсть.

Сто тысяч долларов. Для дерматологического отделения больницы Святого Франциска.

В чеке было указано имя Фритца Перлмуттера, но ничего похожего на адрес, лишь краткое указание: «Национальный Банк Колдвелла, частная клиентская группа».

Сто тысяч долларов.

Воспоминание об изуродованном шрамами муже и прекрасной жене мелькнули в его сознании, но были похоронены под новой волной головной боли.

Т.У. взял чек и просунул его в карман своей рубашки, потом выключил лазер, компьютер и отправился к черному выходу из клиники, по пути он тушил свет.

По дороге домой он вдруг понял, что все время думает о своей жене, о том, какой она была, когда впервые увидела его после пожара столько лет назад. Ей было одиннадцать, и она пришла проведать его вместе с родителями. Он чуть не умер в тот момент, когда она вошла в дверь, потому что, уже тогда влюбленный в нее, лежал прикованным к больничной койке наполовину обернутый бинтами.

Она улыбнулась, взяла его здоровую ладонь и сказала, что, как бы ни выглядела его рука, она все равно хочет быть его другом.

Она сказала это на полном серьезе. И доказала это. Не однажды.

Даже полюбила его больше, чем просто друга.

Иногда Т.У. казалось, что, когда тот, кто важен для тебя, не обращает внимания на огрехи твоей внешности, ты истинно исцеляешься.

По дороге он проехал мимо ювелирного магазина, наглухо закрытого на ночь, а потом мимо цветочного, и мимо антикварного, который так любила его жена.

Она подарила ему троих детей. Почти двадцать лет брака. И время, и пространство, чтобы делать карьеру.

Он одарил ее кучей одиноких ночей. Ужинами только с детьми. Однодневными или двухдневными каникулами, привязанными с дерматологическими конференциями.

И Вольво.

Т.У. потребовалось двадцать минут, чтобы добраться до Ханнафорд, который был открыт всю ночь. Он бросился в супермаркет бегом, хотя никаких временных ограничений на работу тот не предполагал.

Отдел, где продавались цветы, располагался слева от автоматических дверец, через которые он вошел внутрь. Увидев розы, хризантемы и лилии, он подумал о том, чтобы подогнать задом к магазину свой Лексус и завалить багажник цветами. И заднее сидение тоже.

Впрочем, в конце концов, он выбрал один единственный цветок и по пути домой с превеликой осторожностью держал его, зажав между указательным и большим пальцем.

Он заехал в гараж, но не стал входить через кухню. Вместо этого он прошел к парадной двери и позвонил.

Прекрасное, такое знакомое лицо его жены показалось в длинном узком окне, пара которых украшала фасад, выполненный в колониальном стиле. Она была в замешательстве, открывая дверь.

– Ты забыл свои…

Т.У. вытянул вперед обожженную руку с цветком.

Это была одинокая маленькая маргаритка. Точна такая же, как те, что она приносила ему раз в неделю в больницу. Два месяца подряд.

– Я не достаточно отблагодарил тебя за все, – прошептал Т.У. – И не достаточно часто говорил, что люблю тебя. Или что я думаю, что ты такая же красивая, какой была в тот день, что я женился на тебе.

Дрожащими руками его жена взяла цветок.

– Т.У.… ты в порядке?

– Боже… одно то, что тебе приходится спрашивать об этом только потому, что я принес цветок… – Он покачал головой и притянул ее в объятия, сжимая изо всех сил. – Прости меня.

Их дочь-подросток, проходившая мимо, закатила глаза, направляясь к лестнице.

– Снимите номер.

Т.У. отклонился назад и заправил чуть тронутые сединой волосы жены ей за уши.

– Думаю, нам стоит последовать ее совету, что скажешь? И кстати, мы поедем куда-нибудь на нашу годовщину, и это не будет связано с конференциями.

Его жена улыбнулась и совершенно просияла.

– Что с тобой случилось?

– Сегодня у меня был этот пациент с женой… – Он вздрогнул и потер виски. – То есть… о чем это я?

– Как насчет ужина? – Спросила его жена, обнимая его сбоку. – А потом обсудим номер.

Закрывая дверь, Т.У. наклонился к ней. Пока они, обнявшись, шли по коридору на кухню, он поцеловал ее.

– Звучит прекрасно. Просто прекрасно.