"Древо миров" - читать интересную книгу автора (Олдмен Андре)

Глава третья Булава и меч

Как вихрь отчаянный степняк Промчался на коне, Стрелу пустил коварный враг И скрылся в темноте… «Песня степей»

Конн и Мидгар ехали бок о бок на маленьких лохматых лошадках сквозь снежные вихри. Король бережно поддерживал укутанную в медвежью шкуру Эльтиру, по-прежнему бесчувственную и безмолвную, с едва теплящейся искрой жизни под плотно закрытыми веками. Плечи Конна прикрывал грубый шерстяной плащ, позаимствованный в Доме великанов.

Дагеклан ехал рядом с Ярлом. Позади рыцаря примостился гном, зарывшийся в лисью шкуру: шкуры как раз хватило, чтобы укрыть недорослика с головы до пят.

Дядюшка Гнуб напросился с людьми, сказав, что только и мечтал о том часе, когда сможет покинуть ненавистное жилище локапал. «У нас в Тюирнлги говорят, — заметил он по своему обыкновению, — не строй конуру бритвозубу, все равно убежит. Судьба моя горькая, разнесчастная, а только гном никогда не унывает. И еще — гном, он счастье приносит, если к кому душой повернется. Вы мне, длинноногие, понравились, особенно месьор Железная Рука — за его обходительность и похвальное проворство. Так что, возьмете с собой — в накладе не останетесь».

Получив согласие Дагеклана и короля принять его в компанию, дядюшка Гнуб тут же решил подтвердить слова о приносимой им удаче, заявив, что знает, где локапалы спрятали отобранное оружие пришельцев. Руги переглянулись, и Мидгар тут же потребовал сдать оружие ему.

— Таков обычай, — сказал он, вспомнив, что Конн и Дагеклан все же не пленники, а гости. — Приедем к очагам, там Мартога решит, можно ли вам до конца верить.

Такая прямолинейность неожиданно пришлась по душе рыцарю, и он не стал протестовать. Конн, занятый поисками одеяла для Эльтиры, промолчал.

Гном повел всех по скрипучим ступеням в хлев, открыл маленькую дощатую дверцу и зажег масляный фонарь. В его свете тускло блеснула сталь двуручного меча и полированное ложе арбалета.

Последний не привлек внимания ругов, а вот перед оружием Дагеклана они застыли в полной растерянности.

— Ты — жрец Ареса? — проговорил наконец Мидгар, искоса поглядывая на рыцаря.

— Вашего бога? Но почему ты так решил?

— Этот меч — кумир Повелителя Небес, — сказал Ярл.

— Ты ошибаешься, достойный руг, это всего лишь оружие. Я прихватил меч во дворце аквилонского короля, дабы иметь возможность достойно противостоять опасностям, нас поджидающим. К большому сожалению, должен признаться, что не смог устоять с ним против локапал…

— Если так, то это действительно только меч, — задумчиво проговорил Мидгар. — Покажем его Мартоге.

Он приказал своим людям забрать оружие рыцаря, потом поднял тяжелый арбалет, повертел перед глазами и даже понюхал.

— Что это?

— Приспособление для посылания сразу нескольких стрел в цель.

— Разве у вас не пользуются луками?

— Пользуются, но самострел бьет дальше, а этот заряжается сразу семью тяжелыми болтами.

Мидгар презрительно пожал плечами и отдал арбалет одному из воинов.

— Только ругорумы прибегают ко всяким ухищрениями, коих полно в Городе. Мы предпочитаем использовать то, что завещали предки.

— Однако я не видел у вас луков, — сказал Дагеклан.

— Мы прибыли к локапалам для переговоров, — сказал Мидгар. — Посему — безоружными.

Железная Рука не стал спрашивать о копьях и дубинках: очевидно, руги их за настоящее вооружение не считали.

Вскоре рыцарь смог убедиться в своих догадках: обстоятельство это чуть было не стало роковым для сыновей Таркиная и их дружины. Они довольно долго ехали по снежной равнине в полном молчании.

Священная палица, обернутая рогожей, была приторочена с седлу Мидгара. Колючий ветер забирался под шкуры, в которые кутались гости ругов, сами же они, привычные к пурге и распутице, казалось, не испытывали никаких неудобств. Когда миновали холм с кривым деревом, Лисий Хвост указал в его сторону и сказал, кто покоится на вершине.

— Надо забрать тело с собой, — Конн сделал жест рыцарю, — похороним его как следует, в земле.

Они въехали на холм, и руги отвалили мерзлые комья, прикрывавшие покойника.

Под комьями обнаружилась смятая, промерзшая одежда, еще хранившая очертания человеческого тела. Само тело горбуна исчезло бесследно.

— Чародей он чародей и есть, — сплюнул Ярл, словно сам недавно не оборачивался волком. — Только слуги тьмы попадают в Нижний Мир в телесной оболочке.

Это событие не прибавило ругам разговорчивости. Снова двинулись сквозь снежную кутерьму. Лошадки уверенно шлепали по грязи, пробивая тонкий мерзлый наст, земля под копытами чавкала. Равнина казалась бесконечной, а время — замерзшим и застывшим, как редкие деревья, искривленными тенями проплывавшие по сторонам едва приметной тропы.

И вдруг на этой тропе возник человек. Человек кутался в шкуру, из-под которой торчали голые ноги в легких сандалиях. Он глядел в землю, но все же брел вперед, спотыкаясь, охая и стеная, клоня худосочное тело навстречу ветру. Когда всадники приблизились, стало видно, что волосы на непокрытой голове странника выстрижены в кружок, одно ухо отсутствует, ноздри разорваны, а пустая левая глазница заткнута окровавленной тряпкой.

Человек чуть было не столкнулся с лошадью Мид — гара, но, подняв единственный глаз и узнав, видимо, старшего сына Таркиная, упал в грязь на колени и припал губами к носку мехового сапога.

— Кто ты? — спросил Мидгар.

— Повелитель, — забормотал человек, — повелитель… Горе-то какое…

— Вижу, отец был у вас?

— Великий Таркинай приезжал прощаться в Каприю…

Незнакомец закашлялся, изо рта у него потекла густая черная кровь.

— Так ты из Каприи. Горе твое велико, если ты лишил себя глаза.

Человек выплюнул кровавый сгусток и пробормотал:

— Наше горе больше, чем гора Меру, повелитель. Если бы я мог, то сам вырвал бы себе очи… Но у меня семья и пятеро малых детишек. Глаза лишили враги…

— Кто посмел это сделать, каприец, кроме твоего законного повелителя?

— Кунны! Они налетели, как саранча, они надругались над святынями, они ворвались в дома и насиловали женщин… И мою жену тоже! О, если бы я мог, я бы дрался с ними, как лев, и лучше бы умер, чем отдал мою Настию! Но зима, повелитель, эта проклятая зима… Пищи мало, сил мало, мы ничего не смогли поделать…

— Молния Ареса! — вскричал Мидгар так, что его лошадка встала на дыбы и громко заржала. — Кунны осмелились вступить в наши пределы!

— Убьем их! — гаркнул Ярл, и клич его тут же подхватили остальные руги.

— Отомстите, — прохрипел каприец, — отомстите за мою жену и всех павших. А вам — боги простят…

Он захрипел и повалился в мелкий снег. Руги не обратили на это никакого внимания.

— С нами палица Таркиная! — ревел Мидгар. — Вперед!

Воины ударили пятками в бока лошадей и быстро исчезли среди летящего по ветру снега. Дагеклан соскочил с коня и склонился над неподвижным каприй — цем. Тот был мертв.

— Надо догнать их. — Конн, не привыкший ездить без седла и стремян, старался пустить свою лошадку следом за ругами. — Вперед, Дагеклан, нельзя терять нашу единственную надежду!

Они нагнали дружину сыновей Таркиная, когда сквозь снежные вихри уже проступили стены Города.

Странный это был Город: его не окружали крепостные стены, не было и башен с дозорными. Дома начинались сразу за мелким ручьем и тоже были странные. Казалось, какие-то гиганты забавлялись, складывая огромные глыбы, да так плотно, что между ними не было и щелочки. Строения были круглыми либо овальными, с круглыми же окнами, с крышами, похожими на перевернутые суповые миски. Многие входы были завалены камнями и бревнами, возле других завалы кто-то разобрал, раскидав их с небрежной поспешностью. Город, очевидно, был велик: какие-то лестницы с высокими ступенями убегали во тьму, маячили каменные статуи с отбитыми руками и головами, а посреди круглой площади, на которую выехала дружина ругов, лежал, припорошенный снегом, огромный скелет неведомого чудовища.

В проеме между домами, восседая на темно — гнедой лошади с черной гривой, уперев в бока руки в железных рукавицах, неподвижно высился всадник. Ветер трепал край плаща, подбитого богатым мехом, лицо под железным шлемом корчило страшные гримасы. Завидев ругов, всадник поднял руку, на запястье которой висела каменная булава, словно приветствуя прибывших.

— Мидгар! — проревел он сквозь свист ветра. — Здорово, братушка!

— Я не брат тебе, — отвечал наследник Таркиная, придерживая свою лошадь. — Ты знаешь, Опас.

— Разве все мы не потомки славного Апраксая?

— Ты враг, — сказал Мидгар. — Зачем пришел к нам и убиваешь наших данников?

— Данников? А чем они платят — мясом шатунов?

Он кивнул на скелет, с которого дочиста была снята вся плоть.

— Не твое дело, кунн! — рыкнул Лисий Хвост. — Убирайся, откуда пришел!

— Не следует тебе быть столь заносчивым, — сказал Опас. — У вас нет мечей и луков, чем станете драться?

— Я разорву тебе глотку голыми руками! — Ярл выехал вперед и отбросил копье. — Выходи, померяемся силами.

— А, младшенький, — хохотнул кунн, трогая лошадь. Когда он выехал под тусклый багровый свет, льющийся от низких облаков, стало видно, что лицо его совершенно недвижно, а страшные тени, словно змеи, таятся в рассекавших кожу многочисленных шрамах. Тени шевелились, и казалось, что кунн угрожающе морщится.

Между каменными стенами возникло движение — десятки всадников выдвигались из темных проемов, холодный свет играл на их шлемах и наконечниках стрел, направленных на ругов.

— Зачем мне с тобой драться? — В голосе Опаса звучала насмешка. — Мой знак — и все вы умрете.

— Не сделаешь этого, — уверенно сказал Мидгар.

— Почему же?

— Ты — вождь Опас Резвый, многим ведомо твое имя. Не станешь его марать.

— Ты прав, негоже убивать безоружных. Да и дело-то, за коим мы явились, пустячное. Тощие ваши данники нам не нужны, это уж мы так порезвились, для порядку. Ежели дело сладим, то миром разойдемся…

— Говори, кунн, не тяни.

— Скажу. Теперь, когда ваш отец отправился на Ледяные Поля, настало время восстановить справедливость. Палица предка нашего, Апраксая, передавалась в вашем племени, но это неправильно. Мы, кунны, гораздо ревностнее храним заветы отцов. Среди нас не было отступников. Значит, палица наша!

— Сам придумал или подсказал кто?

Мидгар запустил руку под рогожу, явно отстегивая ремни, которыми огромная дубина крепилась к спине лошади.

— Так объявили наши гадатели.

— Сдери с них кожу и отпусти гулять по морозу. Они солгали.

Опас поиграл своей булавой.

— Значит, не хочешь миром? — В голосе его прозвучала плохо скрытая радость.

Лисий Хвост все возился с ремнями.

— А вот это зря, — снова хохотнул кунн. — Если не хочешь отдавать добром, зачем отстегивать? Или забыл, что палицу нельзя пускать в ход, пока не испита Отходная Чаша?

Мидгар застыл, так и не отвязав дубину. Лицо его помрачнело. Очевидно, кунн был прав, и до вождя ругов дошло, что он оказался перед лицом врага без всяких шансов на победу. Наблюдая за этой сценой, Дагеклан старался подавить растущую тревогу — подобно ругам, рыцарь довольно неуютно чувствовал себя без оружия.

— Не зря говорят: коварен, как кунн. — Голос Мидгара звенел от гнева, словно струна под пальцами игреца. — Ты заманил нас в ловушку. Гнев затмил мне глаза! А теперь хочешь, чтобы мы добровольно расстались с нашей святыней. Не бывать этому!

— У тебя есть два выхода, — сказал Опас, не скрывая торжества. — Ты можешь пустить в ход Священную Палицу и одолеть с помощью ее чудесной силы. Тогда ты лишишься власти, ибо не выпил Отходную Чащу. А можешь отдать палицу мне и сохранить власть над ругами. Но руги станут данниками куннов…

Слова его были прерваны диким гиканьем и свистом: зажав в зубах железный нож, Ярл ударил пятками в бока своей лошади, и та взяла с места столь резво, что, успей столкнуться грудь в грудь с гнедым Опаса, сшибла бы его непременно. Однако Ярл тут же покатился в снег, опутанный кожаными ремнями: кто-то из куннов успел метнуть боло.

— Не заставляй своих людей умирать попусту! — гаркнул Опас, подняв булаву. — Махну — и стрелы сразят твоих воинов!

Тут он увидел, как из-за спин ругов выехал невысокий человек, закутанный в медвежью шкуру. Лицо человека было невзрачно, кончик носа стянут старым шрамом, но глаза горели отвагой, а голос, когда он заговорил, странно произнося слова, звучал твердо.

— Месьор Опас Резвый! — провозгласил всадник, который был по меньшей мере на голову ниже предводителя куннов и в полтора раза уже в плечах. — Я, рыцарь Дагеклан Железная Рука, нашедший покровительство и доброе отношение месьора Мидгара, сына Великого Таркиная, готов отплатить ему за гостеприимство и бросаю тебе вызов. Если тебе ведомы законы чести, предлагаю решить спор поединком. Готов биться с тобой как конным, так и пешим, на копьях, мечах, палицах или любым иным угодным тебе оружием.

Опас уставился на говорившего с мрачным изумлением. Он не видел оружия всадника, более напоминавшего слугу или раба, чем воина. И все же вождь куннов понимал, что перед ним настоящий боец, привыкший, чтобы с ним говорили и бились на равных.

— Из какого ты племени? — спросил он, опустив булаву и снова уперев в бока огромные ручищи.

— Кампанарии предпочитают не вспоминать о собственной родине. Мы принадлежим всему хайборийскому миру.

— Никогда не слышал ни о племени кампанариев, ни о хайборийском мире, но вижу по твоим шрамам, что человек ты бесстрашный. Если хочешь умереть, давай сразимся. При мне моя булава, но твоего оружия я что-то не вижу.

Дагеклан повернулся к предводителю ругов.

— Месьор Лисий Хвост, — сказал он с поклоном, — не будешь ли ты любезен вернуть мне двуручный меч? Хотя бы на то время, кое понадобится, чтобы убить твоего врага.

— Ты поступаешь как друг, — кивнул Мидгар. — Я сам бы разделался с этим коварным кунном, но обычай запрещает мне вступать в схватку, пока не испита Чаша. Что ж, сразись, чужеземец, и да будет на все воля богов.

Руг, к лошади которого был приторочен обернутый в рогожу меч Дагеклана, размотал ремни, и рыцарь принял оружие.

— И вот еще что, — сказал он, обращаясь к предводителю куннов. — Условием поединка должно стать разрешение спора. Если я одолею, Священная Палица остается у ее владельцев, а вы уходите.

— Справедливо, — кивнул Опас.

— И еще: я желаю драться пешим. Если ты не против.

— Хоть пешим, хоть конным, но, сдается, ты даже не сможешь поднять свою железку!

Рыцарь молча соскочил с лошади, по щиколотку утонув в снегу. Отбросил покрывавшую плечи шкуру, крутанул над головой мечом — лезвие со свистом рассекло холодный воздух.

— Ладно, — буркнул Опас, — поглядим, на долго ли тебя хватит…

Он двинул своего коня, но Мидгар предостерегающе поднял руку.

— Мой боец не может драться в худой одежде и без обуви, — сказал он. — Разве это будет по чину тебе, вождь славных куннов? Откар, дай чужеземцу свои сапоги, штаны и куртку.

Руг, только что отдавший меч Дагеклану, молча скинул меховую одежду и протянул рыцарю, оставшись в длинной теплой рубахе и плотно обтягивающих шерстяных чулках.

— Теперь все? — хмыкнул Опас, поигрывая булавой. — Зря отдал, пропадет одежонка.

— Я готов, — сказал рыцарь. — Начнем.

Предводитель куннов ударил коня левой ногой, и тот пошел боком, давая хозяину возможность ударить с правой руки. Каменная булава легко взметнулась и понеслась в голову Дагеклана. Багровые отблески окрасили камень в зловещий цвет, словно тот уже раскроил череп врага и напился кровью. Однако рыцарь отбил удар и сразу же нанес свой, целя в живот противника. Гнедой заржал и отпрянул, острие двуручного меча едва задело кожаный нагрудник кунна, оставив на нем неширокую прореху.

— Неплохо, коротышка! — гаркнул Опас, разворачивая коня и снова атакуя.

Он взмахнул булавой, но не обрушил ее сверху вниз, а изменил направление удара на боковое, пригнувшись и стараясь ударить рыцаря по ребрам. Железная Рука бросил широкое лезвие меча вниз и в сторону, парировав хитрый выпад. Кунн еще поднимал свое оружие, когда рыцарь нырнул ему под руку и достал клинком бедро противника. Кожаная штанина лопнула, окрасившись кровью.

Дагеклан тут же отскочил, внимательно следя за кунном. Опас смотрел на свою ногу, словно не в силах поверить, что это его кровь заливает штанину. Потом гикнул и бросил коня вперед, стараясь затоптать наглеца, осмелившегося скрестить с ним оружие. Он тут же поплатился за свою неосторожность: рыцарь отпрянул в сторону и сделал выпад. На этот раз меч ударил в предплечье, Опас взвыл и поднял гнедого на дыбы, бесцельно размахивая булавой так, словно внезапно ослеп.

Руги торжествующе завопили.

Теперь кунн понял, что поединок будет нешуточным. Быстрым движением он перекинул из-за спины большой круглый щит, обитый медными пластинами, и прикрылся им от бедра до подбородка. Снова ударил пятками в бока гнедого и ринулся в бой.

Очередной выпад рыцаря Опас отбил тяжелым щитом, сам же нанес удар, на сей раз более удачный: булава вскользь задела плечо Дагеклана, но и этого хватило, чтобы рыцарь качнулся и едва устоял на ногах — ярость удвоила и без того недюжинную силу предводителя куннов.

Противники снова сблизились. Замах — резкий свист — грохот удара… Сталь ударяла о камень, когда кампанарий отбивал удары Опаса, звенела медь щитовой оковки под тяжелым клинком. Они кружили посреди взрытого, перемешенного с липкой грязью снега, под вопли ругов и куннов, подбадривавших своих бойцов, кружили в багровом свете, отблески которого лежали на низких перистых облаках — наступая, отступая, нанося удары…

Кровь струилась из рассеченного бедра кунна, из раны на руке, кровь пропитала разорванный меховой рукав рыцаря. Бойцы двигались столь стремительно, что красные капли падали далеко в стороне, там, где снег был еще нетронут, окрашивая ледяную корку зловещей сыпью.

Вскоре оба противника начали уставать, движения их замедлились. Хлопья пены покрывали морду гнедого коня Опаса. Конь фыркал и плохо теперь слушался хозяина: привыкший к стремительной скачке по вольным степям, он ошалел от долгого топтания на месте и все больше пугался мелькавшей, словно смертельный вихрь, стали в руках пешего человека. Опас изо всех сил колотил гнедого пятками, но это мало помогало.

И все же Дагеклан чувствовал, что долго ему не продержаться. Он никак не мог поразить противника, прикрытого крепким щитом, все труднее становилось отбивать мощные удары каменной булавы. Рыцарь понимал, что пора нанести решающий удар, иначе все кончится плохо.

Тут он заметил, что одна из медных пластинок щита кунна отскочила, открыв мореное дерево. Железная Рука застыл, подняв над головой тяжелый двуручный меч, и, когда Опас снова двинул коня вперед, нанес удар, вложив в него все оставшиеся силы. Лезвие глубоко врезалось в доску, резкий поворот клинка — наручные ремни лопнули, и щит отлетел далеко в сторону.

Теперь противник был открыт. Дагеклан приготовился сделать выпад, чтобы поразить вожака куннов в грудь, но тот вдруг натянул веревочные поводья, развернул гнедого и поскакал к темнеющим по краям площади каменным стенам.

Торжествующий рев ругов преследовал его отступление, однако оно оказалось рассчитанным маневром. Резко осадив коня в полусотне шагов от противника, Опас снова развернулся лицом к рыцарю, что-то сорвал с пояса, поднял левую руку, и над его головой возник тонкий жужжащий звук…

— Боло! Боло! — услышал Дагеклан предостерегающие крики ругов. — Берегись!

Рыцарь знал это оружие, используемое в основном гирканскими степняками. Несколько увесистых каменных или железных шаров зашивались на концах кожаных, длиной локтей пять — шесть ремней, и при удачном броске боло намертво захлестывало противника. Если его пускали низко, летящие кожаные ленты развивали такую скорость, что уклониться было очень трудно, почти невозможно. Подобный бросок применяли для пленения: достигнув жертвы, путы захлестывали ей руки и ноги, переплетаясь между собой и затягиваясь так, что их приходилось потом разрезать. Если пустить боло выше — путы стягивают руки, именно такой бросок свалил Ярла с лошади. Попади боло в шею, и младший сын Таркиная оказался бы задушенным, угоди шары ему в голову — мозги Ярла были бы сейчас разбрызганы по снегу.

Дагеклан видел это оружие прежде, но боло никогда не применялось в рыцарских поединках, и он не знал, что следует предпринять.

Это незнание спасло ему жизнь.

Когда, издав боевой клич и отпустив поводья, вращая одной рукой боло, а другой — палицу, Опас ринулся в бой, рыцарь не двинулся с места. Он держал меч перед собой, подняв его строго вверх, словно хотел укрыться за нешироким клинком. Со страшным свистом боло понеслось к его голове. Вместо того чтобы пригнуться, Железная Рука подставил навстречу летящей смерти остро отточенное лезвие. Разрезанные ремни, теряя скорость, разлетелись в стороны, тяжелые грузила, пробив ледяную корку, с чавканьем врезались в грязь…

Дагеклан готовился отбить удар булавы кунна, но удара не последовало — Опас сдержал гнедого на полпути до противника и ошалело уставился на рыцаря. О боги, этого просто не могло быть! Никто еще не смог увернуться от его стремительного броска, сулившего верную гибель! А этот боец с огромным, чуть ли не выше его самого мечом, не только избегнул смерти, но и сумел рассечь боло! О боги!

Ярость клокотала в сердце кунна. Казалось, цель его была столь близка — и вот Священная Палица уплывает из рук, словно таящая от горячего прикосновения льдинка. Опас уже понимал, что с одной булавой он не сможет одолеть противника, который владел мечом так, словно клинок был продолжением его собственных рук. Ярость туманила мозг и требовала немедленного отмщения…

— Убейте их! — бросил вожак своим воинам, и те сразу же подняли луки. — Убейте всех!

Стрелы запели в холодном воздухе — по десятку стрел на каждого недруга. Они неслись хищной стаей, блестя зазубренными наконечниками, и жуткий рев куннов сопровождал их полет. Течение времени словно замедлилось: Дагеклан отчетливо видел летящую смерть и жалел лишь о том, что не успеет как следует помолиться…

Он так и не понял, что произошло. Только что стрелы неслись прямо ему в грудь, и вот они лежат в грязи под ногами — ни одна не достигла цели: те, что метили в ругов, упали под копыта их лошадей.

Вопль куннов оборвался, сменившись звенящей тишиной. Воины все еще сжимали в руках луки, а кони их уже пятились, словно пораженные этим невиданным зрелищем не меньше людей. Гнедой Опаса хрипел и прижимал уши.

— Колдовство! — выдохнул вожак куннов.

— Колдовство — о — о! — эхом откликнулись его воины.

Опас погрозил ругам палицей.

— Проклятые кудесники! Ничего, мы еще посчитаемся с вами!

Выкрикнув эту бессильную угрозу, Опас Резвый исчез со своими людьми между каменными стенами. Никто не стал их преследовать: руги казались озадаченными историей со стрелами не меньше куннов.

Мидгар подъехал к лежащему на снегу брату, соскочил с лошади и перерезал путы.

— Ты остановил стрелы? — спросил он.

— Нет. — Ярл глядел в землю, стыдясь своего недавнего пленения.

— Тогда кто это сделал?!

— Ну я сделал, — послышался тут ворчливый голос дядюшки Гнуба, о котором все успели забыть. — Эка невидаль! Наконечники-то у них каменные, кремневые, а кремень хоть и крепок, да больно сговорчив. Заговорить сей минерал — плевое дело.

Гном выбрался из-под лисьей шкуры, под которой укрывался все это время, и торжествующе уставился на людей. Он ожидал похвал, но тут Конн потребовал поспешить и немедленно отправляться в путь.

— Мы должны успеть, — сказал король, пристально вглядываясь в лицо девушки. — Кажется, ей хуже.

— Вы езжайте, — сказал рыцарь, — а я посмотрю, не требуется ли местным жителям какая-нибудь помощь.

Мидгар удивленно глянул на кампанария.

— Ты говоришь о данниках?

— Кто бы они ни были, это люди, на которых напал жестокий враг.

— Убитым ты не поможешь, а те, кто уцелел, давно спрятались в своих подземных убежищах и завалили входы.

— И что же, они никогда не выходят из своих жилищ?

— Только летом. А оно наступит не скоро.

Рыцарь вынужден был поверить ругу на слово, и отряд двинулся в путь. Дагеклан хотел было вернуть одолженную одежду, но Мидгар остановил его.

— Может быть, в твоей стране принято так легко одеваться, — сказал он, — но здесь ты скоро замерзнешь, особенно если будешь ходить без обуви.

— Мне показалось, что земля под снегом довольно теплая, — сказал рыцарь.

— Ее согревает подземное пламя, но зимой все же лучше ходить в сапогах. Оставь себе одежду, это не слишком богатый подарок для друга, оказавшего нам неоценимую помощь. Думаю, смогу отблагодарить тебя более достойно, осушив с тобой Чашу на тризне, которую мы справим по моему отцу.

Дагеклан не смог скрыть удивления.

— Сожалею, что твой отец оставил этот мир, — сказал он, — но я слышал, как несчастный каприец говорил, что Таркинай приезжал к ним прощаться. Значит, это случилось позже? Если так, кто принес тебе скорбную весть?

— Великий Таркинай скончался до того, как локапалы похитили Священную Палицу. По обычаю предков мы возим почивших вождей по городам и селениям, дабы подвластные племена могли выразить свою скорбь. Данники столь преданы своим властителям, что наносят себя всяческие увечья в знак траура. Ты мог это заметить. Коварный Опас напал на Каприю и специально отпустил того человека, чтобы заманить нас в ловушку.

— Однако месьор Резвый поступил весьма достойно, согласившись на поединок, хотя закончил его не лучшим образом.

— Не думай о нем слишком хорошо. Он знал, что Священную Палицу следует завоевать в честном бою, иначе она утратит свою силу, только поэтому не осмелился сразу расстрелять безоружную дружину. А когда понял, что не сможет тебя одолеть, гнев затмил ему разум. Как мне до того…

И наследник Таркиная снова погрузился в молчание.

— Эй, Железная Рука, — шепнул сзади гном, — вы заметили, как назвал вас руг? Теперь даме наверняка окажут помощь. Я бы тоже хотел стать вашим другом, только не знаю, правильно ли поступил. Эта палица, которой так грозно размахивал кунн, она ведь тоже каменная, но я не стал лишать ее силы… И терзаюсь теперь сомнениями…

— Вы поступили как муж чести, месьор гном, — прочувственно отвечал рыцарь, — если бы оружие моего противника было заговорено, это было бы не по правилам, совсем не по правилам!