"Древо миров" - читать интересную книгу автора (Олдмен Андре)

Глава пятая За железной дверью

Сад был пронизан множеством разбегавшихся во все стороны тропинок. Высоко над кронами деревьев стояло золотистое сияние, и удивительные листья всех цветов и оттенков медленно покачивались в неподвижном воздухе, наполненном тонкими ароматами цветов и зреющих фруктов.

Шагая по дорожке, усыпанной разноцветным мелким гравием, Дагеклан не переставал изумляться обилию самых экзотических растений с опущенными под тяжестью зреющих плодов ветвями. Яблоки, персики и апельсины, столь радующие глаз в садах Пуантена, казались бедными родственниками среди раскидистых мангостанов с коричнево — фиолетовыми мясистыми плодами, кисловато — сладкими на вкус, произрастающими в Хайбории не севернее Пунта либо Дарфара. Гранаты, фиги, инжир, авокадо — всего здесь было в избытке. За небольшим озерцом открылись целые заросли хурмы, растения, славящегося не только вкусными плодами, но и ценнейшей эбеновой древесиной, годной для изготовления дорогой мебели и музыкальных инструментов.

Самым удивительным в этом саду было то, что деревья росли без всякой системы: кокосовые пальмы соседствовали с кустами медоносной жимолости, побеги винограда оплетали стволы кизиловых деревьев, а гибкие лианы актинидий — яблони и груши. Лишь одно объединяло растения: все они были плодоносны и одаривали ругорумов вечным неиссякаемым урожаем.

О сем обстоятельстве поведал рыцарю сам Мажик, шагавший рядом с таким видом, словно вывел своего гостя на приятнейшую прогулку. Толстяк был облачен в парадную тунику, вышитую по краям замысловатым узором, крапповый плащ и сандалии с ремнями до колен. На седых кудряшках криво сидел золотой венец.

— Плоды, употребляемые в пищу, — говорил Мажик, тяжело отдуваясь, — уродуют деревья… Ветки часто ломаются. По мне, так лучше бы они зрели в почве, как земляные груши или свекла. Но погляди, друг мой, на эти цветы: вот они — то истинная отрада глаза и елей сердца. Нарциссы… Сейчас, когда за стенами Города свирепствует зима, их нежные лепестки напоминают о наступлении весны. Есть у меня один вольноотпущенник, так он умеет… Уф, придержи шаг, друг мой… Так он умеет составлять такие букеты, что можно от завтрака до обеда смотреть на них и наслаждаться. Ветка абрикоса, покрытая лишайником, листья папоротника, мясистый цитрон и двух сортов камелия в голубой вазе… Либо ирис и болотные ноготки в сосуде янтарного цвета… плоды лотоса и цветы петушиного гребешка в прямоугольных горшочках, покрытых глазурью… георгины и мимоза, чьи желтые соцветия словно светятся лучами летнего солнца… Заметь, ни одно из этих растений не употребляется в пищу, разве что как ароматные добавки в некоторые напитки, но сколь приятней они для созерцания, чем пористые, как щеки нарумяненной старухи, апельсины, либо кокосовые орехи, покрытые волосом, словно пауки…

Дорожку впереди неторопливо перешел павлин. Удивленно глянул на рыцаря в теплой меховой одежде, шагавшего с тяжелым двуручным мечом на плече, и скрылся в зарослях рододендрона.

— А вот птицы — другое дело, — глубокомысленно изрек Мажик, — они и глазу приятны, и желудку. Здесь их много: куриное племя только из ста восьмидесяти пород, а есть еще утки и лебеди, что гнездятся в водоемах, фазаны, жаворонки с нежнейшими языками и еще такие маленькие птички уй — мяса на глоток, зато какого мяса!

— На твоем пиршестве подавали еще свинину и вареную говядину, — решил поддержать разговор кампанарий.

Почему бы и нет? Дагеклан никак не мог заставить себя усматривать в потном толстяке, рассуждающем об искусстве составления букетов, грозного судью, обрекшего его, возможно, на мучительную гибель. В конце концов, рыцарь сам добивался этого приговора — и преуспел.

— Кабаны и тельцы со своими пышнотелыми подружками обитают по другую сторону Медного Павильона, — охотно объяснил повелитель ругорумов, — там, где много сочных трав, клевера и папоротника.

— Стада должны быть огромны, чтобы население такого большого города могло кормиться всю зиму.

— Вот! — воскликнул Мажик, многозначительно подняв палец, похожий на зингарскую колбаску. — Тайна сия велика! Дело в том, что, сколько бы мы ни потребляли мяса, дичи либо плодов древесных, меньше их не становится. Наши любомудры давно бьются над этой проблемой: от безделья, конечно. По мне, так никакой проблемы нет, всякий знает, что причиной тому Благотворная Сила, приходящая из Медного Павильона, а Силу ту оставили ямбаллахи. Она и свет нам дает, и тепло, и пищу. А вздумает кто покуситься на ругорумов — у нас и оружие найдется весьма сокрушительное…

При этих словах толстяк покосился через плечо на сыновей Таркиная, шедших в отдалении среди толпы ругорумов. Никто и не подумал разоружить братьев: у обоих на поясе висели по ножу и кривому мечу, за спиной Ярла прилажен был семизарядный арбалет Конна. Очевидно, ругорумы и впрямь всецело полагались на свое оружие, из коего рыцарь пока видел лишь металлические трубки — самострелы. Действовали они весьма впечатляюще: дабы продемонстрировать их убойную силу, Мажик приказал одному из стражников пристрелить косулю — с расстояния, на которое не способна была ударить и аркбаллиста. Стражник поднял трубку к плечу, дернул за выступавший снизу крючок — раздался оглушительный звук, словно лопнул барабан, и несчастное животное рухнуло, как подкошенное. Когда слуги принесли косулю, в шее ее обнаружился небольшой, в палец длиной, металлический стержень с заостренным концом.

Так что Мажик ничем не рисковал, идя рядом с осужденным, но отнюдь не безоружным рыцарем: вздумай Дагеклан хотя бы немного приподнять меч, и один из шести стражников, топавших шагах в десяти сзади, не колеблясь дернул бы крючок на своей трубке.

При всех этих обстоятельствах утверждение Мидгара о том, что изнеженные отступники не представляют серьезного препятствия для достижения ругами своих целей, кампанарий вынужден был оставить на совести Лисьего Хвоста. Рыцарь не сомневался, что в распоряжении ругорумов имелось и кое-что посерьезней трубок — самострелов.

Шагая по дорожкам удивительного сада, Дагеклан размышлял, правильно ли он поступил, согласившись помочь братьям проникнуть за Железные Двери. Мидгар был прав, говоря о том, что цели их совпадают: если они найдут, летучие корабли ямбаллахов, способные перенести туда, куда направит их полет ящерка — дух, хоронившийся сейчас в кожаной сумке старшего сына Таркиная между мечом и плетью небожителей, Железная Рука сможет прийти на помощь своему королю. Однако рыцарь сильно сомневался, что братья затеяли это опасное предприятие лишь для того, чтобы спасти Конна и Эльтиру, захваченных темным божеством. У них были свои цели, и рыцарь подозревал, что связаны они с наступлением времени… Где-то там, в глубине таинственного лабиринта, начинавшегося за Медными Порогами, таился источник древней Силы, и, овладев им, руги могли легко покорить всю страну Огнедышащих Гор, расправившись и с жителями Города, и со своими вечными соперниками куннами… Но в том ли заключаются их планы? Летучие челны (а это были именно челны, а не осколки рухнувшего некогда с небес корабля — так утверждал Мидгар) способны перенести ругов, куда они пожелают, в любую страну хайборийского мира…

Дагеклан содрогнулся, представив зеленый луч, бьющий из поднебесья по стенам Тарантии. Грохот рушащихся зданий, вопли погибающих, тщетные попытки отбить нападение из неуклюжих и маломощных метательных машин…

Вся сила, вся магия небожителей окажется в руках Мидгара и его соплеменников, безжалостных варваров, способных бросить цивилизованный мир к своим ногам. Пожалуй, лишь чародейские ордена, хранившие тайные знания Ахерона и еще более древних держав, могли бы противостоять подобному нападению, но король Конан давно разгромил эти зловещие сообщества колдунов. Ныне сии великие деяния могли обернуться против тех, кого киммериец стремился обезопасить от Сил Тьмы. Ибо с колдунами при определенных обстоятельствах можно было бы договориться, руги же, верные пророчествам, о коих постоянно упоминал Лисий Хвост, вырвутся в мир подобно неудержимому, все разрушающему вихрю…

Дагеклан крепче сжимал рукоять меча и клялся себе самыми страшными клятвами, что скорее погибнет, чем допустит подобное. Пусть братья доведут его до летучих челнов, а там посмотрим. Мидгару еще предстояло вернуть силу мечу Ареса, плеть ямбаллахов, как понял Железная Рука, не годилась для ближнего боя, а мечей и ножей ругов рыцарь не боялся.

Долг кампанария — спасать попавших в беду, и долг сей возрастал во сто крат, если опасность грозила королю, назвавшему рыцаря первым среди своих дружинников. Ради исполнения этого долга Железная Рука готов был рискнуть судьбами мира, ради спасения государя он совершил и гораздо худший проступок — обманул даму. Ну, если и не обманул, то ввел в заблуждение, отвечая за пиршественным столом на томно — призывные взгляды Наллы…

Рыцарь вспомнил соблазнительное видение, представшее его взору среди курящегося ароматного дыма в опочивальне, куда привела его девочка-рабыня. Что ж, мази ямбаллахов действовали отлично не только на лицо и руки Наллы — ее гибкое тело на черных простынях дышало свежестью и очарованием молодости. Тонкий палец манил его, золотистые глаза сияли в полумраке, суля наслаждение, вихрь наслаждения… Он чувствовал себя глупо, стоя посреди этой обители любви в меховой куртке и сапогах, и, дабы поскорее исполнить тягостный замысел, заговорил, волнуясь и запинаясь. Он сказал, что она прекрасна, и сотни рыцарей сочли бы за счастье, назвав ее дамой сердца, преломить свои копья в ее честь с сотней других рыцарей… Еще он сказал, что связан обетом целомудрия, ибо таков обычай кампанария, отправившегося в дальние страны, и не может дать ей то, что она заслуживает. В первом случае он говорил вполне искренне, во втором — скрепя сердце лукавил, ибо обет целомудрия давали лишь кампанарии, носившие на груди ладанку или платок возлюбленной, а возлюбленной у Дагеклана не было.

Налла тихо посмеивалась и все манила его тонким пальцем — темно-синяя краска поблескивала на длинном, чуть загнутом ногте, — посмеивалась и манила, словно не слыша, не понимая его слов. А когда поняла, села на черных простынях, прекрасная, как древняя статуя, свирепая, как дикая кошка, и стала выкрикивать слова обиды и ярости, желая уязвить побольнее: дохляк, коротконосый урод, кролик, сопливый мальчишка… Потом, захохотав, указала на меч, который он положил на эбеновый столик, войдя в опочивальню, и воскликнула: «Вот все большое и твердое, что ты имеешь! Убирайся с глаз моих, скопец!»

Рыцарь поклонился и, подхватив оружие, вернулся в залу, где кувыркались теперь между столов акробаты и какой-то голый человек ходил по канату, натянутому высоко между колонн. Раб в длинной коричневой рубахе омывал ноги Мажика в серебряном тазу, толстяк кряхтел и поеживался.

— Какие средства от ножных мозолей используются в ваших краях? — спросил он, когда рыцарь уселся на свое место.

План Мидгара сработал как нельзя лучше. Налла вскоре явилась разъяренной фурией и объявила во всеуслышание, что чужеземец, приглашенный в ее покои для рассказов о неведомых странах, коварно и низко покусился на ее женскую честь и достоинство. Мажика пришлось окатить водой, прежде чем он понял, о чем идет речь. Мокрый и все еще пьяный, он склонился к плечу Дагеклана и, сально поблескивая заплывшими глазками, шепнул: «Слаб супротив женушки оказался, а, друг любезный? То-то… Надо было меня предупредить, я бы на охоту уехал… Или в термы пошел, пока суть да дело. Глядишь, вы бы и сладили. А теперь придется тебя судить».

Суд состоялся скорый и нелепый, ибо судейщики были весьма пьяны и плохо понимали суть дела, а подсудимый сам желал сурового приговора.

Ругорумы казнили смертью только рабов. Рыцарь таковым не был, посему его надлежало отправить за Железную Дверь, откуда никто из сосланных еще не возвращался. Дверь могли открыть лишь два любомудра, знавших нужное заклинание, а противоположный выход (если он вообще имелся) стерег чудовищный Астарт. Считалось, что осужденный теоретически способен избегнуть его клыков, посему приговор не считался смертным, а именовался «ссылкой за Медные Пороги».

Ради этого приговора и вовлек Мидгар рыцаря в малопочтенную игру, вовлек, хорошо зная нрав своей матери.

Правда, Налла чуть было не расстроила планы ругов, заявив, что желает обратить дерзкого чужеземца в своего невольника, дабы научить его вежливости с помощью розог, смоченных в уксусе. Но тут Сервераты, слегка протрезвевшие после душа, устроенного прислужниками, в один голос заявили, что сие решение будет противоречить шестому параграфу статьи тридцать четвертой Уложения о наказаниях. Ссылки Наллы на грозные предзнаменования не помогли, а Мажик, очень довольный, что может насолить супруге, объявил, что посылает Дагеклана за Железную Дверь с оружием, дабы сей доблестный муж мог сразиться с чудовищным Астартом и навсегда избавить жителей Города от таившейся за Медными Порогами опасности.

— Если ты одолеешь чудовище, — сказал повелитель ругорумов, я дарую тебе свободу, шесть тысяч таланов золотом, восемь наложниц и опочивальню рядом с главным фонтаном.

Он победно глянул на жену и добавил:

— И право посещать женские бани, если захочешь.

Приговор был воспринят пирующими как новое развлечение: многие отправились вслед за подконвойным рыцарем в Изобильные Сады, посреди коих высился Медный Павильон.

Собственно, круглое небольшое строение, к которому вывели наконец усыпанные разноцветным гравием дорожки, только называлось медным. На самом деле стены павильона были сделаны из неведомого серебристого металла, гладкого и скользкого на ощупь. В строении имелась небольшая двустворчатая дверь, и впрямь железная, покрытая зеленоватыми пятнами. Павильон стоял на круглом каменном основании, словно крышка огромной супницы. По камню бежали три желтоватых поребрика, выступавших над основанием на несколько пядей и именовавшихся Медными Порогами.

Возле Железных Дверей, заломив колпак и поглаживая бороду, стоял дядюшка Гнуб.

Завидев гнома, Мажик открыл и снова закрыл рот.

— Это мой слуга, — сказал Дагеклан, — дозволь ему идти со мной.

— Пускай, — сказал толстяк, немного подумав. — Бросишь его Астарту, глядишь, чудище и подавится бородой карлика. Признаюсь, друг мой, мне будет жаль, если тебя съедят.

Тем временем подошли стражники, сыновья Таркиная и прочая толпа, желавшая взглянуть на открытие таинственных дверей. Многие принесли с собой амфоры с вином и корзины с закусками, расположились на траве и приготовились к интересному зрелищу. Среди ругорумов Дагеклан заметил юного Аскилту, чудесным образом протрезвевшего и весьма сердитого. Рядом стояла Налла, что-то выговаривая юноше.

— Где любомудры? — вопросил Мажик, обращаясь неизвестно к кому. — Где эти бездельники Магаджарий и Агаджарий?

Любомудры явились на зов повелителя из ближайших кустов боярышника. Магаджарий был высок и мосласт, носил роскошную бороду, волосы до плеч и был облачен в расшитую золотыми иероглифами тогу и серебряные сандалии с агатовыми пряжками. Под мышкой мудрец держал объемистую книгу в сафьяновом переплете.

Агаджарий носил лишь набедренную повязку, а на бритой его голове, от уха до уха и от носа до макушки, начертан был оранжевый крест.

— Открывайте дверь, — распорядился Мажик без лишних объяснений.

— Слово твое закон для нас, повелитель, — с поклоном отвечал Магаджарий, — но я произнесу свою часть заклинания лишь в том случае, если этот свечной огрызок, этот шакалий помет, этот мешок сорной пшеницы признает верность моего пророчества о том, что роскошь погубит Город.

— А я, — заявил его лысый собрат, — скажу свое слово, когда этот стручок в золотой обертке согласится, что труднее всего играть на флейте, не имеющей отверстий.

— Идиоты, — сказал Мажик. — Вы уже получили тумаки за свои глупости.

— Удел мудреца быть гонимым, — важно молвил Магаджарий.

— Истинно просветленный более всего сходен с глупцом, — внес вою лепту Агаджарий, делая животом такие движения, словно проглотил живого удава.

— Я разрешу ваш спор, — хмыкнул повелитель ругорумов. — Эй, оболтус, а ну подойди сюда.

Юный Аскилта приблизился, и Мажик возложил руку на плечо юноши.

— Я принял его совет, — объявил повелитель ругорумов, — и повысил налоги на пух, перья, а также бычьи ядра. Весьма практичное толкование моего сна и гораздо более мудрое, чем ваша заумь. Немедленно открывайте дверь, иначе я назначу Дукария Аскилту Эвмолпа Верховным Мудрецом…

— Мы согласны! — хором воскликнули любомудры и принялись бормотать заклинания.

Железные створки с ужасным скрипом поползли в стороны.

Как только они разошлись достаточно, чтобы пропустить внутрь любого, кто рискнул бы туда войти, Мидгар и Ярл выступили вперед и, обнажив мечи, встали рядом с Дагекланом и гномом.

— Это куда? — спросил Мажик довольно глупо. — Зачем это?

— Воин сей — наш побратим, — отвечал Лисий Хвост, указывая на рыцаря. — Мы пойдем вместе.

— Не бывать этому! — отчаянно закричала Налла. — Стража, убейте их!

Конвойщики неуверенно подняли самострелы, поглядывая на своего повелителя. Толстая физиономия Мажика побагровела. Он силился что-то сказать, но только махнул рукой.

Стражники прицелились и дернули крючки на своих трубках.

В трубках зашипело, из отверстий над спусковыми крючками ударила черная пыль, засыпавшая лица стрелявших. Шестеро ругорумов бросили самострелы и принялись отчаянно тереть глаза.

— Закрывайте двери! — вопила Налла.

Магаджарий и Агаджарий снова забормотали, и створки начали медленно сходиться.

— Вперед! — скомандовал Мидгар.

Дядюшка Гнуб и Дагеклан успели проскользнуть в Железную Дверь, но щель теперь стала слишком узкой, чтобы пропустить ругов. Створки почти сомкнулись.

— Надоело все, — сказал вдруг юный Аскилта сочным басом, — уйду я…

Он стряхнул руку Мажика со своего плеча и шагнул к мудрецам. Схватив любомудров за шеи, юнец столкнул их лбами — звук вышел сухой и звонкий. Оставив обмякшие тела, Аскилта просунул пальцы в щель, поднатужился и развел железные створки.

— Долго не удержу, — пробасил он, — ныряй, кто хочет!

Мидгар и Ярл не заставили себя упрашивать, быстро протиснувшись под руками молодца внутрь павильона.

— Предатель! — просипел Мажик. — Верни их, Дукарий, я тебя Главным Сервератом сделаю!

— Еще ленточку мне голубую посули, — пробурчал Аскилта, — бычьи яйца тебе в глотку!

С этими словами он шагнул за Медные Пороги, отпустив створки.

Железная Дверь с грохотом захлопнулась.

— Трубки их самострельные наполнены газом, именуемым рудным или же болотным, ибо вещество сие бесцветное таится в горных выработках и под кочками трясин. Сам по себе газ не опасен. В нем обитает главенствующий дух, способный породить уголь, графит и алмазы, а также четыре мелкие сущности, рождающие воду. Но если газ сей скопится во множестве в закрытом месте, например, в шахте, и туда попадет воздух, произойдет взрыв, способный вызвать жуткие разрушения. Мы, рудознатцы, давно с ним знакомы и научились обезвреживать его силу…

Дядюшка Гнуб важно объяснял все это, шагая по металлической лестнице, убегавшей куда-то в таинственную высоту. Похожие на шляпки грибов плафоны на длинных стержнях озаряли ступени и поднимавшихся по ним людей белым неживым светом.

— А что за черная дрянь ударила в лица стрелявшим? — спросил Мидгар.

— Сажа, уважаемый руг, обыкновенная сажа. Крючки, за которые дергали стражники, открывает воздуху доступ внутрь трубок, газ взрывается и выталкивает заостренные стержни, которые поражают цель. Сие весьма необычно, ибо количество взрывчатого вещества в трубке слишком мало. Там было кое-что добавлено, но я не смог понять, магическое ли зелье, или неизвестный мне минерал. Как бы то ни было, мне удалось подобрать нужный заговор и заставить газ гореть, а не взрываться. А при горении что образуется? Сажа!

— Ты снова уберег нас от гибели, как в тот раз, когда Опас хотел нашпиговать мою дружину кремнием, — сказал Лисий Хвост с уважением. — Мыслю, нет такого камня или вещества в этом мире, кои были бы тебе неведомы.

— Спасибо на добром слове, — откликнулся польщенный гном, — но у нас в Тюирнлги говорят: «И мастер нет — нет да бьет себя молотком по пальцам». Увы, я так и не смог понять, что это за сплав, из коего сделаны самострелы ругорумов. Стержни летят так далеко, что сила, их выталкивающая, должна непременно разрывать трубки. Но этого не происходит…

— Могу подсказать название металла, не более. Это архелак, из него сделан купол, в который мы недавно вошли, эта лестница и, насколько я знаю, летающие челны ямбаллахов. Тайну сплава никто так и не смог разузнать, хотя ругорумы не больно — то и старались. А ведь сумей кто выковать из него меч, и клинок служил бы вечно… Любомудры же здешние заняты пустыми рассуждениями о природе Благотворной Силы. Одни утверждают, что она порождена дыханием Ареса, другие разглагольствуют о неслышимой человеческому уху музыке, издаваемой трущимися поверхностями куполов небесных, находятся и такие, кто приписывает происхождение Силы Астарту, стерегущему верхние этажи…

— Неумеренное питие порождает праздное пустословие, — солидно кивнул гном. — У нас в Тюирнлги говорят: «Кто заглядывает на дно кружки, обретает веселье, кто заглядывает второй раз — обретает силу, но тот, кто видит дно по нескольку раз на день, забывает разницу между белым агатом и черным гагатом». А ругорумы готовы забыть обо всем, поднеси им лишнюю чарку. Я вот захватил меха с брагой, да и отправился бродить по Городу. Много чего увидел, много о чем мне поведали. С рабами выпивал, с банщиками, с начальником арсенала… Он и показал трубки эти громобойные. В них, говорит, змейки красноглазые обитают, они и плюются стерженьками, когда им крючок в задницу втыкается. Это у тебя, говорю, в голове змейки ползают после моей браги. Он — обижаться, я — подливать. Ругорумы, заметил, все пьют охотно, им что тонкие вины, что напиток, до костей продирающий, все едино, лишь бы побольше. Арсенальщик так напился, что и трубку показал, и подержать дал, и понюхать… Эге, смекаю, да ведь там рудный газ, старый знакомый…

Болтовня гнома как нельзя кстати скрашивала бесконечное восхождение. Дядюшка Гнуб хоть и шагал прямо и утверждал, что слово нужное знает, все же браги ему, разведчику, выпить пришлось немало, и это развязало рудознатцу язычок. Поведав о веществе, начинявшем самострелы ругорумов, он вернулся к черным гагатам, заметив, что, в сущности, это всего лишь бурый уголь, в который превращаются хвойные стволы, достаточно долго пролежав в земных толщах, но, если камень хорошенько отшлифовать, он станет блестящим, красивым и годным для разных поделок, особенно для траурных украшений. Агаты же суть разновидность халцедона или полупрозрачного кварца, и, хоть и бывают не только белого, но и радужного, облачного и яшмового цветов, ювелирные изделия из этого камня лучше всё же подкрашивать…

Рудознатец все говорил, а лестница все не кончалась. Она вилась спиралью в полумраке, озарямом лишь круглыми плафонами, и непонятно было, то ли ступени поднимаются внутри огромной башни, стен коей не видно, то ли просто в пустоте, готовой открыться внизу звездным небом. Дагеклан вспомнил подпол в Доме л окапал, где сияли ночные светила, и сходное чувство опасливого восхищения перед неведомым овладело рыцарем. Он ожидал, что путь за Железной Дверью будет лежать вниз, в подвалы Города — размеры Медного Павильона не оставляли сомнений на этот счет, — но древним строителям, как видно, дела не было до расхожих людских представлений: они проложили путь наверх, возможно, прямиком в свою небесную обитель.

Оказавшись за Железной Дверью, руги не без труда отыскалд вход на лестницу, таившийся за грудой хлама, коим был завален павильон изнутри. На полу темнели кучи окаменевших испражнений, осколки амфор, разбитые письменные дощечки, обломки мебели. Несколько столов уцелели — они были завалены объедками вперемешку со свечными огарками и измерительными приборами. Вдоль стен стояло множество статуй с отбитыми руками и головами.

— Любомудры тут бывают, — пояснил Аскилта сей разгром. — Исследуют… Говорят, даже наверх иногда поднимаются, до восьмого поворота. А потом споры ведут, вино хлещут и мебель ломают.

Оставив юного Дукария стеречь дверь на тот случай, если очнувшиеся Магаджар и Агаджар снова попробуют ее открыть, и условившись, что позовут его, когда поднимутся наверх, сыновья Таркиная, дядюшка Гнуб и рыцарь стали взбираться по гулким ступеням. Никто не ожидал, что восхождение окажется столь длительным: давно миновали восьмой поворот, а лестница все не кончалась…

— Ты бывал здесь? — спросил Железная Рука Мид — гара, воспользовавшись тем, что гном прервал свою повесть о свойствах камней и принялся бормотать «отрезвляющий заговор».

— Нет, — отвечал Лисий Хвост вполголоса, — но знаю, что лестница ведет на верхние этажи Города. Их невозможно достичь иным путем.

— Там — летающие челны ямбаллахов?

— Дойдем — увидим.

И они дошли. Во всяком случае, лестница кончилась.

Не было ни двери, ни ворот, преграждавших вход на верхние этажи. Люди и гном оказались в начале длинного зала, стены которого были сложены из узких, в локоть длиной разноцветных камней, составлявших причудливую мозаику. Красная дорожка вела посредине зала. Справа и слева ее ограничивали широкие проемы, из которых поднимался зеленоватый пар.

За проемами, молча глядя на пришельцев, плотными рядами стояли ямбаллахи.

То, что это небожители, Дагеклан понял сразу. Зеленоватая дымка делала неясными их фигуры, и все же можно было разглядеть высокие, прекрасно сложенные тела и строгие лица с миндалевидными черными глазами. Прямые носы начинались выше линии бровей, высокие лбы прорезали глубокие морщины, а уши были вытянутыми и слегка заостренными.

Здесь были сотни, многие сотни небожителей.

— Вы утверждали, что ямбаллахи давно покинули страну Огнедышащих Гор, — сказал рыцарь, опуская меч, который нес на плече. — Но я их вижу.

— Это Зал Безмолвно Глядящих, — сказал Ярл, — мать говорила о нем. Ямбаллахи ушли, но оставили свои подобия. Не знаю зачем.

— Значит, это призраки?

— Не знаю, — повторил Ярл. — Большая Мартога говорит, что с ними можно вести беседы. Но помешать нам они не смогут.

— Чего не скажешь о воине, который шагает навстречу, — заметил Дагеклан спокойно. — Мыслю, сей рыцарь отнюдь не бесплотен.

Грохот и металлический лязг явились отличным подтверждением его словам. По красной дорожке шагал некто, облаченный с ног до головы в сияющую броню. Был он на три локтя выше Железной Руки, передвигался неуклюже, но поступь его сотрясала стены зала. Доспехи воина были гладкими, без украшений, только на глухом круглом шлеме сверху шел попрек головы черный гребень. Вместо забрала виднелись две впадины, матовые, как глаза статуи.

— Похож на слепца, — пробормотал Дагеклан, — но меч держит весьма уверенно.

Свое оружие воин нес в вытянутых руках, словно древко знамени.

Приблизившись, он застыл шагах в десяти, поднял и снова опустил меч, под шлемом его что-то громыхнуло, и раздался голос, похожий разом и на птичий клекот, и на шипение змеи:

— Ктоизвс-с… Вс-ступ-пит-т… Сомнойв-в… Поеди-нок-к?

— Предлагает сразиться, — уверенно определил Дагеклан. — Что ж, я готов.

— Почему ты? — запротестовал Мидгар, обнажая свой кривой меч. — Нападем на него разом…

— Нет, — отрезал рыцарь, — это будет не по правилам. Он сказал — поединок.

— Сейчас не время говорить о правилах чести. Если его доспехи их архелака, ты не сможешь их даже поцарапать.

— И все же я попробую, — сказал Дагеклан, делая несколько шагов по направлению к огромному воину.

Он назвался и отсалютовал мечом, ожидая ответного жеста вежливости. Однако воин тут же поднял свое оружие и тяжело пошел на рыцаря, лязгая и громыхая броней. Огромный клинок со свистом рассек воздух, но Железная Рука легко уклонился, в свою очередь нанеся удар. Лезвие его меча задело грудь противника, не оставив на броне ни малейшего следа.

— Это архелак! — крикнул Мидгар. — Ты не сможешь его одолеть!

Но маленький рыцарь не думал уступать своему огромному противнику. Он кружил вокруг, то ныряя под руку, то отскакивая в сторону — клинок великана лишь попусту рассекал воздух да выбивал снопы искр из красных плит под ногами.

Вскоре стало ясно, что схватка может продолжаться до бесконечности: воин был слишком неуклюж, чтобы поразить Дагеклана, а меч рыцаря не мог причинить ни малейшего вреда закованному в чудесную броню противнику.

— Что-то тут не так, — бормотал гном, теребя бороду, — этот дылда словно не дерется, а танцует.

— Одолеть его мы не можем, — проворчал Мидгар, — и пройти — тоже… О гром в облаках, он действительно после каждых трех взмахов мечом дважды бьет ногой в пол!

— Три и два, — заговорил вдруг Ярл изменившимся ясным голосом, — союз четного и нечетного чисел. В сумме они дают пентаду, ключевыми словами коей являются «бессмертие», «сердечность» и «примирение»…

Лисий Хвост недоуменно уставился на брата.

— Многому научила тебя Большая Мать, — сказал он, — но слова твои мне не понятны. Что-то не похоже, чтобы этот громила жаждал примирения.

— Пентада также символизирует пятый элемент, эфир, свободный от влияния четырех нижних элементов, — продолжал Ярл, уставившись перед собой невидящим взглядом. — Она называется равновесием, потому что разделяет Совершенное Число на две равные части… Представляет все высшие и низшие существа… понимается как Верховный Жрец Вселенских Мистерий… Что же существенно? Будучи умножена сама на себя, она возвращается к себе в виде окончательной формы. Будучи умножена сама на себя… Вот оно!

— Ты нашел решение? — тревожно спросил Лисий Хвост. — Голос у тебя, брат, совсем чужим стал…

— Месьор Дагеклан, будьте любезны прервать поединок и подойти к нам! — крикнул Ярл, не обращая внимания на слова Мидгара.

Рыцарь, утомленный бесплодным единоборством, отступил, и его противник сразу же опустил меч.

— Нас только четверо, — сказал Ярл досадливо, — где юноша?

— Здесь я, — раздался сзади ломающийся басок, — сижу там, а вы все не зовете… Завалил дверь статуями — и наверх. Ну и лестница…

— Пусть все вытянут вперед правую руку с открытой ладонью, — нетерпеливо прервал Аскилту младший сын Таркиная. — Страж должен видеть пять пальцев каждого из нас.

— А может его — дубиной? — Юнец грозно помахал отломанной витой ножкой, которую сжимал в руке.

— Делай, как он говорит, — рявкнул Мидгар, — а то я тебя самого — дубиной!

Выстроившись в ряд, люди и гном протянули вперед руки с раскрытыми пальцами.

Огромный меч с лязгом упал на красные плиты. Броня на груди воина разошлась, словно открылись двери потайного шкафчика. Внутри неясно темнел пятиугольник в форме звезды.

— Я сделал это! — воскликнул Ярл. — Теперь пусть каждый подойдет к стражу и приложит ладонь к вершинам пентады.

Все молча повиновались. Гнома пришлось приподнять, чтобы он смог дотронуться своей маленькой ладошкой до фигуры в углублении на груди воина. Как только дядюшка Гнуб последним коснулся одного из лучей, пятиконечная звезда вспыхнула ярким зеленым светом. Страж шагнул в сторону и, указывая рукой вперед, проскрипел: «Пут-ть с-свободен-н!»

После чего застыл, превратившись в безмолвную статую.

Люди и гном двинулись по красной дорожке, стараясь не оглядываться. Только Аскилта бросил через плечо взгляд на застывшего воина и пожал плечами.

— Стоило ли мечом махать, — сказал он презрительно, — чтобы потом истуканом обернуться.

— Думаю, он и был всего лишь бездушной куклой, — загатил Дагеклан. — Слышал я, что один шемитский мудрец вылепил себе глиняного слугу и сумел его оживить при помощи магического свитка. Так почему бы небожителям, сила коих несравненно могущественней, не проделать нечто подобное с железным болваном?

Рыцарь досадовал, что ему пришлось драться с ходячим куском металла, и не желал удостоить своего недавнего противника даже взглядом — покидая зал, он так и не обернулся. А посему не мог видеть, как таят, растворяясь в воздухе, огромные фигуры ямбаллахов.