"Макамы" - читать интересную книгу автора (ал-Хамадани Бади аз-Заман)

ГАЙЛАНСКАЯ МАКАМА (седьмая)

Рассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:

Как-то раз, когда мы были в Джурджане в кругу друзей и беседовали, оказался в нашей компании человек, который держал в памяти и передавал многие истории об арабах, а именно Исмат ибн Бадр ал-Фазари. Зашла у нас речь о тех, кто уклонился от спора с противником из благоразумия, и о тех, кто уклонился от спора с противником из презрения к нему. Упомянули ас-Салатана ал-Абди и ал-Баиса[23] и какое презрение выказывали к ним Джарир и ал-Фараздак[24]. Исмат сказал:

Я расскажу вам, что я видел собственными глазами, а не передаю с чужих слов. В то время как я путешествовал по областям племени тамим на верблюдице отменной и вел в поводу для нее сменную, появился передо мной всадник на темно-бурой верблюдице, плюющейся пеной. Когда мы, поравнявшись, чуть не столкнулись, он громко произнес:

— Мир тебе!

Я откликнулся:

— И тебе мир и милость Бога и его благословение! Кто ты, о рыцарь громогласный, говорящий слова прекрасные?

Он ответил:

— Я — Гайлан ибн Укба, Зу-р-Румма[25].

— Рад видеть тебя, герой знаменитый, знатностью своей именитый, тот, чьи слова слышны повсюду.

— Да будут долины твои обширны, соседи мирны. А ты кто?

— Исмат ибн Бадр ал-Фазари.

— Да продлит Бог твою жизнь! Рад я славного друга найти, с тобою нам по пути.

Мы поехали вместе, и когда стал донимать нас полуденный зной, он сказал:

— Исмат, не поспать ли нам, что-то солнце припекает.

Я ответил:

— Как тебе угодно.

Мы направились к деревьям ала, похожим на девушек, локоны распустивших, и к зарослям тамарисков, шеи свои склонивших. Мы расседлали верблюдов, сели и принялись за еду, но Зу-р-Румма ел очень мало. Потом мы совершили молитву и расположились в тени тамарисков для полуденного сна. Зу-р-Румма улегся, я сделал то же самое: землю под спину себе подстелил, да только сон ко мне не спешил. Тут я увидел невдалеке верблюдицу, изнуренную солнцем, с большим горбом и без седла, а рядом спал человек, как видно, приставленный к ней, — то ли погонщик наемный, то ли раб подневольный. Однако я тут же отвлекся от них — ведь то, что тебя не тревожит, надолго привлечь не может. Зу-р-Румма поспал немного, затем проснулся. А было все это в то время, когда он высмеивал в стихах людей из племени мурра. Тут он возвысил голос и стал декламировать:


Остатки жилища красавицы Мейи! Следы твои ветер шальной заметает. Вот колышки, вот и очаг беспризорный — Никто уж теперь его не разжигает. Осели края водоема пустого, Давно на кочевье никто не бывает. А сколько людей здесь я видывал прежде И Мейю — здесь все о ней напоминает. Я к ней подходил, словно к нежной газели, Что видит чужого — и прочь убегает. Меня не пускал к ней ревнивец, который Ее охраняет, за ней наблюдает. Дойдет моя песня до Имруулкайса[26] — Ведь каждый прохожий ее повторяет. Хула моя к Имруулкайсу прилипла, Как злая болячка его донимает. Да полно! Поймут ли насмешку мурриты — Ведь камень ни чувства, ни чести не знает! Средь них не найдешь благородного духом Героя, что племя свое защищает. Испачканы грязью из лужи упреков, В которую каждый муррит попадает. Они — что куски неотделанной кожи, Когда их дубильщик и мнет и пинает. Их глаз не заметит поступков прекрасных, А ухо красивым речам не внимает. Их взрослые дочери — старые девы: Жениться на них ведь никто не желает!

Когда Зу-р-Румма дошел до этого стиха, человек, спящий возле верблюдицы, проснулся, стал протирать глаза и сказал:

— Это жалкий Зу-р-Руммка мешает мне спать какими-то корявыми стихами, которые никто и передавать не захочет?

Я спросил:

— Гайлан, кто это?

Он ответил:

— Ал-Фараздак.

При этом Зу-р-Румма распалился и продолжил стихи:


Подлее же прочих — отродье Муджаши[27]! Пусть облако землю их не поливает! Они неспособны к делам благородным — Их низость, как путы, вперед не пускает.

Я подумал: «Теперь ал-Фараздак разозлится, возмутится и сочинит сатиру на Зу-р-Румму и на все его племя». Но, клянусь Богом, ал-Фараздак сказал только:

— Позор тебе, Зу-р-Руммка, неужели ты выступаешь против такого, как я, с крадеными стихами?

Потом он снова погрузился в сон, как будто ничего не слышал.

А Зу-р-Румма пустился в путь, и я вместе с ним, и все время, пока мы не расстались, я видел, что он чувствует себя униженным.