"Песня о теплом ветре" - читать интересную книгу автора (Егоров Борис Андрианович)Песня о теплом ветреФронт. Каждый из нас представлял его по книгам, по фильмам, по газетам. Фронт встретил молодых офицеров душной тишиной долговременной обороны. Из Сватова нас послали в Ворошиловград. Из Ворошиловграда совсем недалеко — в район села Боровского. Боровское стоит на песках. Северный берег Донца — сплошные дюны, на несколько километров. Здесь, в дюнах, в бревенчатом блиндаже находится командный пункт третьего дивизиона пушечного артиллерийского полка. В этом дивизионе мы будем служить — Тучков, Курский и я, Доронин — в соседнем. Оставив вещевой мешок в траншее, вхожу в блиндаж. Мне сказали: там сейчас командир дивизиона капитан Красин. Красин — атлетического сложения человек в гимнастерке с расстегнутым воротом — сидит за дощатым столиком над картой. Я докладываю: лейтенант Крылов для прохождения службы явился. Красин жмет мне руку, приветливо улыбается, спрашивает: — Что вы думаете делать? Отвечаю: — Воевать. — Ну, тогда принимайте пока топографический взвод. Там командир болен — малярия… Страшная, проклятая малярия! Я с ней познакомился очень скоро — с желтой комариной болезнью, которая валила с ног на Северном Донце тысячи людей. — Вы на фронте в первый раз? — спрашивает Красин. — В первый. — Посмотрите, как выглядит оборона, — говорит он и приглашает меня к стереотрубе. В стереотрубу виден город Лисичанск. Поворачиваю трубу вправо, влево. Дома, терриконы шахт, вышки, содовый завод, улицы. И все мертво. Никакого движения, никакой жизни. — А теперь полистайте боевые донесения. Я читаю донесения. Все они, как и положено по уставу, начинаются одной и той же фразой: «Передний край обороны проходит по реке Северный Донец…» Пока я читаю донесения, в блиндаж входит… старший лейтенант Исаев. — Крылов?! — радостно кричит он и бьет меня ладонью по плечу. — Вот уж не думал, что здесь встретимся! — Вы знакомы? — интересуется Красин. — Конечно! — трубит Исаев. — Он же из спецов! Можно сказать, мой подопечный. — А вы в этом дивизионе? — спрашиваю Исаева. — Нет, начальником штаба во втором. Мы вспоминаем школу, лагеря, Кувшинки, «Таню-Танюшу», знакомых ребят. — А Курский где? — Здесь. Только что ушел. И Тучков. И Доронин. Доронин будет служить у вас, во втором. — А Троицкий, этот рыжий? «Чемпион» по лыжам… — Папа-интендант в Ташкенте устроил… Исаев разводит руками: — Другого и ожидать нельзя было. Разговаривая, я кошу глазами на капитана Красина. Он отложил в сторону карту, достал кусок дерева, большой нож и что-то вырезает. Заметив мое любопытство, говорит: — Вот из этого сучка человечек получится. Тут все почти уже сделано природой. Чуть поправить только… Потом, бывая у командира дивизиона, я всегда видел его за работой. То он сидел над планшетом, с линейкой и целлулоидным кругом, то фигурку из дерева вырезал, то писал. И всегда был удивительно спокоен. Вот уж действительно чувствовал себя человек в любой обстановке, как дома! Это и понятно. Красин — кадровый военный. Провел кочевую, полную неожиданных перемен жизнь офицера. Воевал с японцами, несколько раз награжден. Мы со старшим лейтенантом Исаевым продолжаем говорить о спецшколе, о Кременецком, Теплякове, о геноссен ляйтерин Ласточкиной. Красин нас прерывает: — Я думаю, вечер воспоминаний окончен, — мягко улыбаясь, говорит он. — Вам, лейтенант Крылов, надо приступать к работе. Берите топографов, теодолиты, мерные ленты, планшет и к шестнадцати ноль-ноль сделайте привязку боевого порядка. Привязка — малопривлекательная вещь. Это многочасовой кропотливый труд. Надо найти перекресток дорог, церковь или тригонометрическую вышку — любую точку, которая имеет на карте определенные координаты, — и шагать, шагать от нее по всем батареям — от одной к другой, — вымеривая расстояния и углы, шагать не прямо, а зигзагами, как позволяет местность, рельеф. И все это нужно для того, чтобы с точностью до нескольких метров определить местоположение батарей и наблюдательных пунктов. В шестнадцать ноль-ноль я прихожу к капитану Красину, сообщаю координаты боевых порядков. Командир дивизиона берет карту, наносит на нее батареи. Потом бросает циркуль, долго смеется. Смеется громко, раскатисто. — Лейтенант, все три батареи нашего дивизиона стоят на суше, а у вас они то на озере, то в болоте. Как вы объясните это странное явление? Как объяснить? Я сгораю от стыда, беспомощно топчусь на месте, как школьник. Вот уж не думал, что произойдет такая ошибка. Топографической привязкой я занимался в училище, для меня это не новость. И вдруг такой просчет в первый день на фронте. — Лейтенант Крылов, как вы объясните? — настаивает Красин. — В углах, наверно, напутал, товарищ капитан. — А почему? Я молчу. Красин смеется. — Вы сегодня слишком волновались, а офицер должен быть хладнокровным. Вы и сейчас волнуетесь. Перестаньте. Честно признаюсь, поначалу когда-то тоже врал… Мне становится легче. — Не впадайте в панику, — продолжает Красин. — И не думайте, что все так легко и просто. Научитесь. Я выхожу с командного пункта. Метров сто можно пройти в рост: противник не видит. Слышу песню. Ее поет нежный девичий голос: Осматриваюсь. Поет молоденькая девчонка. Она сидит на бревне около входа в траншею. Полненькая, курносая, светловолосая. В зеленой гимнастерке с полевыми погонами, зеленой юбке, с холщовой сумкой через плечо. На сумке — красный крест. — Загляделись, товарищ лейтенант? — слышу над самым ухом басовитый голос. Со мной говорит молодой черноглазый сержант. Вид у сержанта бравый, пилоточка сдвинута набекрень так, что неизвестно, как на голове держится. Сержант улыбается. — Вы только что прибыли? — спрашивает он. — Да. — Не к нам в девятку? — Нет, в топовзвод. А вы из девятой батареи? — Из девятой. Разведчик Валиков. А знаете, кто это поет? Санинструктор нашего дивизиона — Любка. Только не очень смотрите на нее: старший лейтенант Исаев вам этого не простит… — Вам нравится песня? — спрашивает сержант. — Нравится. — Это наша любимая. Наша главная на Южном фронте. Любка слышит разговор, поднимается с бревна, подходит к нам, говорит мне: — Здравствуйте. Еще один новый южанин? В ее словах слышатся гордые нотки бывалого фронтовика, ветерана и патриота Юго-Западного. У Любки глаза смеются, в них много бойкости и задора. А в движениях — несмотря на ее полноту — резкости и угловатости. Наш разговор прерывается появлением Тучкова и Курского. — Крылов, куда ты пропал? Ах, тебе уже не скучно! Узнаю, что Тучкова назначили командиром взвода управления в седьмую батарею, Курского — в восьмую. А я топограф. Это мне совсем не по душе. Топография, по моему убеждению, занятие для стариков, а не для молодых. Но Красин сказал, что мое назначение временное. Буду ждать. Слышится резкий, нарастающий свист. — Ложись! — кричит сержант Валиков. Через несколько мгновений вокруг нас с тяжелым треском разрываются снаряды. Приподнимаю голову. Перед глазами плывет рыжий дым, на зубах песок. Почему у меня полный рот песку? Рядом со мной Курский. Он смеется. — Тучков! А ты цел? Ну хорошо. Поздравляю, мушкетеры, с боевым крещением. |
||
|