"Приют на свалке" - читать интересную книгу автора (Даркина Алена)

Понедельник. Приют

— Хищники! — вопль в наушнике защитного шлема Марка больно ударил по перепонкам. Он сморщился. Краем глаза заметил, что точно так же скривился Йорген. Капитан Оверсон не ограничился молчаливым недовольством:

— Гришка, твою мать! — отчитал он тихо, но яростно новенького. — Ты прекратишь орать или нет?

— Прошу прощения, господин капитан, — послышался в ухе виноватый голос Клюева.

— Оружие к бою, — скомандовал Оверсон. — Прикрываем пятерки. Отступаем по плану, — он сделал знак мусорщикам, в снаряжение которых рация не входила, чтобы они отступали в укрытие.

Клюев закричал, когда высоко в мутно-желтом небе только показались едва заметные точки. У них есть еще минуты две.

Марк, осторожно перепрыгивая через мусор на свалке — того и гляди вывихнешь ногу — встал перед пятеркой мусорщиков, за которых отвечал. Они, заметив Йоргена, прекратили набивать мешки и побежали в город. От того, сколько они принесут ценных материалов в город, зависела их зарплата: сколько принесут, столько банок воды и еды получат. Но жизнь в любом случае важнее. Марк замахал рукой, подгоняя их, чтобы они шевелились — из-за защитного шлема, мусорщики не слышали ни его, ни друг друга. Направил УКС, который они ласково называли Укус, в небо — там спускались хищники. Они напоминали огромную шариковую ручку: круглые и длинные — около десяти метров — с концов плавно заостряющиеся. На матовом темно-сером теле не различишь ни глаз, ни рта, лишь по направлению полета можно догадаться о том, где у них голова. Подлетая к жертве, они выпускают из живота длинные острые когти. Сегодня хищников оказалось больше, чем обычно. Даже не считая, Марк понял, что охотников не хватит на каждого.

Марк отступал медленно. Нельзя сильно отставать от пятерки, но и нельзя оставлять без прикрытия товарищей, которые ушли от города дальше. Темно-серые тела замерли метрах в пятидесяти над ним, выбирая цель, а затем сразу два хищника, наклонив морду, почти вертикально устремились к Марку. Один из мусорщиков, споткнувшись, упал. Левицкий остановился, чтобы дать ему возможность подняться. В таких ситуациях важно сохранять хладнокровие. С двумя тварями он не справится, но Йорген, скорее всего, уже завел пятерку, а значит, придет на помощь. Он нажал спусковой крючок, когда упругое тело находилось в пяти метрах от него. Увидел, как голова чудовища, задрожала и потекла. Тварь, резко взмыла в небо. Левицкий не следил за ней — бросился в мусор, уходя от острых когтей второго хищника. Почувствовал, что упал неудачно: что-то острое воткнулось под ребра, порвав скафандр, он еще раз перекувыркнулся и выстрелил вверх наугад. Не попал. Выпустив когти, тварь хотела схватить его за скафандр, но тут блеснула вспышка справа, лапы скрючились, будто смялись. Раненые хищники взмыли вверх и исчезли в небе. Они называли оружие Укус не только по созвучию. Как ни старались ученые пяти городов изобрести что-то более смертоносное, они так и не смогли создать оружие, способное убивать хищников. Охотники кусают, ранят, но не убивают чудовищ.

Над Марком склонился Йорген:

— Как ты? — услышал он в наушнике. Напарник упал на колено, выстрелил в воздух. Красная линия вспыхнула на фоне желтого неба, ранив еще одного хищника.

— Нормально, — Марк сел, стиснув зубы от боли — все-таки тварь порвала его. Вскинул Укус, целясь в следующего хищника.

Краем глаза заметил, что правее хищник взмыл в небо, неся в лапах мусорщика. Человек бился, размахивал руками, а потом затих. На когтях тварей какой-то усыпляющий состав. Они поняли это, потому что те, кого хищники сильно цепляли когтями, впадали в беспамятство, так что операцию можно было делать без анестезии. Марка они зацепили недостаточно сильно, бок буквально взрывался от боли.

— Быстро отступаем! — Йорген подставил плечо. — Все уже в фильтре.

Марк и сам это видел. Так же как и других, бегущих к ним на выручку соратников во главе с капитаном. Они экономно и метко стреляли — промах охотника стоил жизни. К тому же выстрел стоил безумно дорого, если пересчитать на еду. Охотники встали за спиной Йоргена и Марка, прикрывая их. Каждый шаг давался с трудом. Казалось, что кто-то пыряет ножом под ребра. Двери фильтр-подъезда приближаются очень медленно. Марк смотрит на них неотрывно, не видя стоэтажной громады, нависающей над ним. Наконец под ногами оказалось не зыбкое поле свалки, а бетонный пол подъезда. В фильтр-комнате они подождали, когда воздух очистится от вредных примесей. После этого вошли в подъезд, сняли шлемы. Мир наполнился звуками: мерные шаги мусорщиков, шелест их мешков — они несут добычу на склад, жужжание лифта; топот ботинок товарищей, спасших ему жизнь; лязг захлопывающихся дверей. Горят лишь тусклые лампочки под потолком вдоль стен, освещая двери лифтов и коридоры, ведущие на склады в центральное, левое и правое крыло. В левом крыле еще проход на ярмарку. Начиная с этажа +1 и ниже, в коридорах не увидишь ничего кроме тусклого освещения, бетонных стен и пола. Этажи над поверхностью выглядят привлекательнее. Чем выше — тем богаче отделка. Мэр города, живущий в пентхаусе на этаже +85, по слухам сказочно богат. Но никто из них не поднимался выше Зала Заседаний на этаже +83. Там проводили церемонию награждения особо отличившихся жителей города.

Охотники, вошедшие за ними, тоже снимают шлемы, волосы мокрые от пота.

— Потери? — требовательно спрашивает капитан Оверсон. Его черные усы хищно вздрагивают.

— У меня один мусорщик, — поднимает руку Клюев.

Капитан небрежно повел плечом: для новенького один мусорщик — это отличный результат.

— Как ты? — подходит он к Марку.

— Хорошо! — отвечает за него Йорген, откинув с лица каштановую челку. — Сейчас священник его подштопает и послезавтра будет как новенький!

Марк лишь кивает.

В душе он поблагодарил друга, хотя и не разделял его оптимизма. Хищник задел легко, а вот там, где он упал неудачно, спина болела невыносимо. Но и в больнице валяться он не имел возможности. Они с Лизой едва сводили концы с концами, чтобы платить за двухкомнатную квартиру на этаже -7. Если бы Лиза родила еще ребенка — было бы проще.

Направились к лифтам Е, обслуживающим мусорщиков, полицейских и охотников. Мусорщики уже сдали то, что принесли со свалки и тоже подходили сюда. Их обслуживало восемь лифтов, они собирались группами, кто-то один вызывал лифт личной карточкой, потом они входили внутрь. Марк с Йоргеном вышли вместе на этаже +2. Друг решил проводить его в больницу.

Как только двери лифта закрылись, он заметил тревожно:

— Ты плохо выглядишь.

— Неудачно упал, — процедил Марк, тяжело дыша. — Лизе пока не говори ничего.

— Ладно.

Они прошли в правое крыло, где работал их врач и священник доктор Ойвин.

Йорген нажал на кнопку с фамилией доктора. Открыли незамедлительно, будто врач ждал их под дверью. Увидев Марка повисшего на плече Бёрьессона, крикнул медсестер, строго запретив Йоргену идти дальше. Женщины подхватили раненого. Провели по коридорам, казавшимся ослепительно белыми после темноты плюс первого этажа. Уложили на кровать в такой же светлой двухместной палате, осторожно сняли защитный комбинезон. Марк рычал от боли сквозь зубы. "Что они экономят? — злился он. — Укололи бы обезболивающее, а потом раздевали. Боятся, что не заплачу?"

Доктор Ойвин молча сел рядом на пластиковой табуретке. Бесцеремонно полез в рану рукой, затянутой в резиновую перчатку.

— Да что ж вы делаете, твою мать! — заорал, наконец, Марк…

Проснулся в холодном поту. Привычно тряхнул головой — кошмары майора мучили часто. Быстро поднялся, заправил постель. В очистителе подождал, пока прозрачная пена покроет тело, слегка размазал по себе, чтобы точно все отмылось, подождал, пока пена исчезнет, оставив на теле лишь приятный запах. Надел чистую форму, побрился электробритвой. После этого сел в кресло, вставил полученную вчера флешку с документами на детей в наладонник, просмотрел личные дела вновь прибывших.

Итак, как обычно — самая большая партия из Токио. Две девочки и три мальчика. Всем по одиннадцать лет. Это те, кто не прошел тест. Во всех городах семьям разрешалось иметь не больше четырех детей — после этого женщину стерилизовали. Такой семье давали четырехкомнатную квартиру на этажах с +28 по +58. Но немногие стремились добиться этой привилегии — детей надо кормить, платить за квартиру и коммунальные услуги, так что заработать достаточно еды для такой большой семьи могли далеко не все обитатели города. В большинстве семей воспитывалось только двое детей. Им полагалась двухкомнатная квартира, которая зачастую располагалась на этажах со знаком "минус", то есть под землей.

В городе Токио женщин обязывали рожать так много, как они могли. Чтобы не получилось перенаселения, в одиннадцать лет дети сдавали тест. Отдел статистики сообщал школам, какое количество детей можно оставить в городе. Те, кто сдал экзамены лучше всех, оставался с родителями, а те, кто не справился, выбрасывался на свалку, на съедение хищникам. Лишь в два последних года Левицкий забирал детей к себе — раньше он не мог прокормить всех желающих.

Из Москвы, как и сообщила вчера миссис Хиггинс, прислали трехлетнего дауна. Детей с умственными отклонениями тоже обычно скармливали хищникам — рты, которые не могут работать, городу не нужны. Марк брал их в приют при условии, что родители будут давать на их содержание ящик еды и ящик воды. Конечно, это в два раза превышало то, что мог съесть один ребенок, но он не собирался содержать больных детей бесплатно.

Из Парижа прибыли двое сирот — брат и сестра. Из Нью-Йорка тоже мальчишка сирота.

"А вот и Лондон. Очень интересно. Даже полицейские сводки прикрепили". Как он и предполагал — подъездная шпана. Грабили квартиры, пока взрослые работали на заводах, а дети учились в школе. На их счету более ста квартир. "Ничего себе!" — хмыкнул майор и продолжил чтение. Банду ловили почти месяц — мальчишки постоянно ускользали от преследователей, пользуясь шахтами лифтов и трубами вентиляции. Но самое главное — в ходе облавы погибло четыре полицейских. Трое из них убиты заточками, одного столкнули в шахту лифта. "Значит, их поведение вчера ночью не бравада и не блеф… Ничего и не таких обламывали". Не в первый раз к Марку попадали дети из подъездных банд. Некоторым он уже дал звание старшего лейтенанта, как Эрику, например. Судя по всему, банду едва поймали, тут же переправили в приют, даже переночевать в участке не дали. Разве что досье на каждого преступника составили. "Странно это все", — заметил Левицкий и стал читать дальше.

Кожевой Виктор, он же Лифтер, главарь банды. Марк сразу узнал эти наглые глаза. Двенадцать лет, осиротел в восемь лет, с девяти лет скитается по подъездам. "Где же он жил целый год?" — заинтересовался Левицкий. Пометка — особо опасен. "Это я уже и сам понял. Интересно, откуда он получил это прозвище. Из семьи лифтеров в подъезд попал?" Невысокий мальчишка, с острым носом, подбородком и колючим взглядом исподлобья. Даже на фотографии застыла злая усмешка. Кажется, он запоминает твое лицо, чтобы не спутать с кем-то другим, когда будет резать в подъезде.

Химено Блас Серхио, он же Испанец. Двенадцать лет. Осиротел в пять лет, с этого времени скитается по подъезду. Предан главарю. Особо опасен. На Левицкого смотрели наглые карие глаза с оттопыренными ушами. Кроме ушей и глаз ничего и не запомнишь.

Хачатурян Нарэк, он же Ара. Четырнадцать лет. "Странно, что он не стал главарем, он ведь старше". Осиротел в семь лет, с этого времени скитается по подъезду. Опасен. На фотографии смуглый красавчик, густые темные волосы, живые черные глаза, в общем, похож на всех армянских детей, которых когда-либо видел Марк.

Шафт Моисей, он же Мося. Тринадцать лет. Осиротел в шесть лет, с этого времени скитается по подъезду. Опасен. Красивые вьющиеся волосы и белозубая улыбка, которую не портят даже чуть криво растущие зубы.

Зорич Миховил, он же Малек. Одиннадцать лет. Его наверняка прозвали так из-за возраста. Осиротел в девять лет, с этого времени скитается по подъезду. Глаза чуть на выкате, светлые волосы. С первого взгляда заметно, что трусоват, готов прогнуться под кого угодно, чтобы выжить.

Согласно полицейским разработкам банда существовала около года. Объединил всех Кожевой. Раньше пацаны как все беспризорники занимались попрошайничеством. Не реже чем раз в два месяца полицейские устраивали облавы, чтобы выловить сирот и вышвырнуть их на свалку. Некоторые горожане жалели детей и подкармливали их, как могли: они знали, что подобная судьба может постигнуть и их собственных детей.

Марк запомнил имена и лица. Кажется, личные дела разместили по степени опасности. Можно предположить, что первым рядовым приюта станет Малек. Ара с Лифтером скорей всего соперничают, а значит, один из них тоже в ближайшее время станет рядовым, но лишь для того, чтобы сбежать. Как поступят остальные? Тоже вольются в приют, но после трех-четырех дней голодовки. Тех, кто попадал в карцер, майор не кормил.

Все взвесив, он начал утренний обход. До пятиминутки оставалось еще около часа. Он решил, что сначала как обычно обойдет приют, а потом вместе с Эриком посетит карцер.

В утренних сумерках приют выглядел мрачно. Впрочем, как всегда. Они поставили цель выжить и для этого экономили на всем. Краска на стенах давно облупилась, штукатурка с потолка слезла. Наверно, единственное привлекательное место в их шестиэтажном убежище — это комнаты семейных лейтенантов на пятом этаже. Их молодые жены старались хоть как-то создать уют. Спускаясь по лестнице, майор услышал, что лейтенанты уже просыпались — они вставали чуть позже, чем он.

На четвертом этаже еще тихо. Старушки воспитательницы отсыпаются после ночного кошмара. Но даже если они и встали, то одеваются, не издавая ни звука, как уборщица в пентхаусе мэра. На пятиминутку ни одна не опоздает, придут раньше лейтенантов. Воспитатели — это его самый ответственный контингент, с ним проблем не возникало. Почти.

На третьем этаже тоже пока не слышно движения. Мальчики спят. Минут через десять их поднимут лейтенанты. Тут кое-что надо проверить. Он свернул в ближайшую комнату. Дверь открылась бесшумно, но дежурный, спавший, положив голову на сложенные руки, тут же вскочил, вытянулся в струнку:

— Господин майор, — заплетающимся со сна голоса доложил он. — Во время дежурства происшествий не было. Дежурный рядовой Миколас Бразаускас.

— Никаких происшествий? — удивился майор. — Крепко же ты спал.

— Я имел в виду на нашем этаже, — тут же спохватился мальчишка, — новеньких разместили без происшествий.

— Вольно, рядовой Бразаускас, — смилостивился майор. — Поднимись к старшему лейтенанту Жманцу, скажи, что я жду его через десять минут возле карцера. После этого свободен.

До утреннего построения дежурным разрешалось вздремнуть с полчаса.

— Есть, господин майор, — отдал он честь.

Марк вышел из комнаты и тут же услышал, что по батарее стучат — Миколас предупредил девчонок о приближении майора. Левицкий усмехнулся. Спустившись на этаж ниже, он встретил рядового Рейли Джулию во всеоружии. Она отрапортовала без запинки. Майор и ее отпустил отдыхать.

На первом этаже располагался спортзал, учебные классы, спальня для душевно больных детишек и мадам Байи — она никогда от них не отлучалась, фильтр-комната — оттуда они выходили на свалку, медпункт, комната Памяти и карцер. Его цель. Взяв в мастерской сяньшеня Дэна фиксатор, на случай если кого-то придется освободить. Подождал, пока спустится Эрик. Коротко поздоровавшись, они направились к карцеру.

Даже если его пленники спали, скрежет ключа в замочной скважине разбудил их. Вскакивать при виде майора они не спешили. Угрюмо смотрели из-под длинных, грязных челок. Они смогли перекинуть руки вперед и теперь сидели, сложив кисти на коленях.

— Как настроение? — начал он. — Может, кто-то уже полон раскаяния?

— Это видел? — Лифтер показал средний палец. От главаря он ничего другого не ожидал. Эрик рванулся вперед, чтобы приструнить нахала, но Левицкий жестом остановил его.

— Я даю вам три дня на раздумье, — не обращая внимания на этот выпад, продолжил майор. — Того, кто захочет стать рядовым приюта и подчинится уставу, отпущу и накормлю. Того, кто за три дня не одумается — скормлю хищникам. Сейчас желающие позавтракать есть?

— Жри сам, скотина, — снова ответил Лифтер.

— Как знаете, — майор повернулся к выходу, когда раздался робкий, еле слышный голос.

— Я хочу…

"Малек спекся раньше, чем я ожидал", — ухмыльнулся майор и повернулся к Миховилу.

— Чего ты хочешь?

— Хочу стать рядовым приюта, — вжав голову в плечи, пролепетал мальчишка.

Лифтер вскочил и рванулся к нему. Если бы не цепь, он бы убил предателя на месте. Да и сейчас казалось, металл не выдержит его ярости.

— Малек, ты что, совсем страх потерял? — зашипел он. — Я ж тебя убью, гаденыша!

Марк сделал стремительное движение, и главарь отлетел к стене, отброшенный пощечиной. Тут же вскочил на ноги.

— Убью! Убью, сволочь, — орал он. — Порву как хищник мусорщика.

Вместо ответа Марк передал фиксатор и ключи от наручников Эрику, и пока тот, поставив его на реверс, освобождал добровольца, схватил Лифтера за шею и сдавил кадык.

— Попробуй, убей, — бесстрастно предложил он.

Тот краснел и хрипел в его руках. Увидев, что Эрик уже вывел Миховила в коридор, майор еще раз отбросил Лифтера к стене так, что тот стукнулся затылком о бетон.

Отошел в сторону, вспомнил, что не все сказал.

— Вам принесут биотуалет. Если какие-то нечистоты окажутся на полу — вытирать буду вами, — и вышел вслед за Эриком.

— Рядовой Зорич, — обратился он к Мальку, закрыв дверь, и повесив ключи на пояс. — Пойдешь со мной, получишь порцию хлеба, чтобы протянул до завтрака. Через пятнадцать минут придешь на построение в спортзале — он напротив столовой, — повернулся к Жманцу. — Принеси в карцер биотуалет из кладовки.

Эрик ушел. Майор пошел с Миховилом в столовую.

На кухне кипит обычная жизнь. Дежурные из первых классов нарезают хлеб тонкими ломтиками, открывают банки с едой и накладывают в одноразовые тарелки — две ложки каждому. Грязно-розовая масса без вкуса и запаха. Единственное ее достоинство — питательная. Одна банка на две порции. Добытчики, лейтенанты и майоры получают целую банку. Еды не хватает, детский организм требует больше, но больше он дать не может. Не так много зарабатывают добытчики на свалке.

Это его вечная головная боль — что делать, чтобы накормить их? Придется пока ограничить приток детей из Токио. Если он их не примет, детей выкинут на свалку, на съедение хищникам, но другого выбора у него не остается. "Если бы научиться самим выращивать еду… Но если уж сяньшень Дэн представления не имеет, как это делается, куда уж остальным…" Мэры городов хранили тайну, в которой заключалась их сила. Еда выращивалась в теплицах на верхних этажах, и распоряжались ею жители верхних этажей: кому дать с лишком — кому урезать…

Хорошо еще, что они смогли купить машину по переработке посуды. Раньше много еды отдавали за новые тарелки и ложки. А теперь после завтрака все загружают в машину, а в обед достают новые, только что сделанные тарелки и ложки. Энергии машина тоже много не расходует. За электричество они расплачивались с Лондоном едой.

С этими невеселыми мыслями он направился в комнату рядом со спортзалом. Когда-то она называлась раздевалкой, а теперь стала чем-то вроде кабинета, где собирались старшие лейтенанты и воспитатели, чтобы встретиться в начале дня.

— Смотрите, — Лифтер быстро встал, ухватился за цепь, уперся ногами в бетонную стену без всяких следов краски и поднялся по ней вверх метра на полтора. Даже наручники, плотно охватывающие запястья, не помешали ему. — Видите? — повис на одной руке, упираясь в стену ногами. — Свободной рукой я могу расковырять крепление.

Чтобы показать, что он имеет в виду, Лифтер спрыгнул, извлек из кармана ржавый гвоздь. Снова забрался по цепи и стал скрести по стене. Бетон не поддавался. Как Лифтер ни старался, оставил лишь небольшие царапины. Наконец, не выдержал напряжения. Он спрыгнул вниз, потряс руками, чтобы хоть как-то помочь им расслабиться. Витька будто не замечал скептических взглядов товарищей, снова обратился к ним:

— Каждый из вас может это сделать. Теперь твоя очередь, Ара.

Чтобы стать лидером, Нарэку не хватило силы духа. Только Лифтер смог объединить всех, поставить перед ними цель, вдохнуть в товарищей по несчастью мужество, когда, казалось, все было потеряно. Если бы не он, не смогли бы они так долго безнаказанно грабить в городе. Но сейчас воля Лифтера не могла помочь им справиться с майором. Никто не верил в его план, хотя в слух высказать сомнение боялись.

Нарэк посмотрел на гвоздь, который Виктор вертел в руках. Сказал задумчиво:

— Как ты думаешь, Лифтер, сколько времени понадобится, чтобы освободиться?

— Какая разница сколько? — удивился Витька. — Главное — это возможно.

— Нет, — негромко возразил Серхио — в банде его звали Испанцем. — Если мы не сможем освободиться за два дня, не стоит и начинать. Потому что четырех суток без еды мы не выдержим.

— Четырех суток и майор не выдержит, смотреть на нас, — так же нерешительно поддержал его Мося. — Он же сказал, что через три дня скормит нас хищникам.

— Не понял, — Витька упер руки в бока. — Вы что хотите за Мальком следом отправиться?

— Нам надо так сделать, — Нарэк единственный не боялся открыто спорить с главарем. — Если мы хотим выжить, нам надо согласиться хотя бы для вида. Нормально поесть. И бежать. С ярмарки можно попытаться.

— Ты чё, Ара, урод, не понял? Нас же пасти будут эти придурки. Когда нас на ярмарку выпустят? Через месяц? Через полгода? И ты будешь пред этим чмо унижаться? Ботинки его лизать? Вещи для него со свалки таскать? — Витька покраснел от ярости.

— Буду, — угрюмо буркнул Нарэк. — Я жить хочу. А у меня живот к позвоночнику прилип. Если какие герои хотят сдохнуть вместе с тобой — пускай, — он зыркнул на товарищей. — А я жить хочу. И если надо будет для этого лизать ботинки майору, я буду лизать. Не для того я семь лет по подъездам бегаю, чтобы здесь меня хищникам скормили.

— Жить хочешь? Ладно, — казалось, Лифтер успокоился. Он заговорил тише, презрительно цедя слова. — Ладно, — повторил он, прищурившись. — Иди. Но помни. Первое, что я сделаю, когда сбегу — это прирежу Малька, тебя и всех предателей. Всех! Вы не будете жить, падлы! — он снова начал повышать голос. — Я буду жить, а вы сдохнете!

Нарэк вскочил, гневно смотрел на Витьку, потом сел, глядя на главаря исподлобья.

— Посмотрим, — прошипел он. — Глядишь, за нас весь приют заступится, и мы тебя порвем как хищник лоха. А потом еще попляшем на твоих клочках.

Вместо ответа Витька, снова поднявшись по цепи, стал ковырять стену.

Мося и Испанец помалкивали. Они знали: Лифтер слов на ветер не бросает и лучше на рожон не лезть. У него не только бешеный нрав, но и болезненная мстительность. Он побеждал в открытой схватке ребят, которые были старше его и казались сильнее. Но он мог ударить и исподтишка, ночью, когда "клиент" чувствовал себя в безопасности. Спорить вот так они никогда бы не решились, немало чудес на свете — вдруг и вправду сбежит?

Испанец подумал, что как только попадет в приют, попробует передать еду Витьке. Не только из страха, но и потому, что как главарь Лифтер ему нравился сильнее, чем многие другие, кого он знал. Моисей тоже нутром чувствовал, что из схватки с майором победителем выйдет Лифтер. А вот против всего приюта, как правильно сказал Ара, он ничего сделать не сможет. Так может, и правда настало время изменить жизнь?

В раздевалке стены когда-то покрасили в светло-зеленый цвет. Но краска, как и везде, потрескалась, облезла, являя бетонные стены. В городах стены покрыли пластиковыми панелями — дешево и долговечно. Завод стройматериалов на этаже -97 исправно изготавливал все виды пластика для покрытия стен. Для бедных белый, для богатых — самой разной расцветки. Самыми дорогими цветами считались золотистый и коричнево-бежевый, на взгляд не отличимый от натурального дерева. Лиза любила уют и мечтала когда-нибудь тоже украсить квартиру таким. Когда взгляд майора падал на требующие ремонта стены приюта, он порой вспоминал об этом.

На низкой пластиковой скамейке, стоящей справа у стены, уже сидели воспитатели. Первый — китаец Дэн, в стареньком костюме, зашитом в нескольких местах, надетом прямо на майку. У него неестественно прямая спина, будто он и сидит по стойке смирно. Один из долгожителей приюта, прибывший сюда вместе с женой из Парижа еще до того, как здесь появился Левицкий. В Париже они работали в исследовательской лаборатории на этаже +11, а квартиру имели на этаже +41. То есть за всю свою жизнь, они не спускались ниже этажа -1, чтобы попасть на ярмарку… Когда его спрашивали, почему он ушел из города, Дэн только щурил и без того узкие глаза, и грустно улыбался. Пять лет назад его жена умерла. Сяньшень стал опорой майора: если бы не этот старик, они бы не выжили здесь. Благодаря ему они не просто сдавали в город найденные на свалке предметы как лом, но многие из них перерабатывали и продавали уже готовые к употреблению вещи, которые стоили дороже.

Следом сидела чопорная миссис Хиггинс. Когда появился майор, она проверила, все ли пуговицы ее пиджака застегнуты и поправила очки. Восемь лет пока она живет в приюте, на ней этот серый приталенный пиджак. Старушка чрезвычайно аккуратна. Крохотная Галина Викторовна в ярко-красной футболке ручной вязки сидела рядом с подругой — крупной мадам Байи, предпочитавшей синтетические платья. Жания Исметовна — в каком-то невообразимом тюрбане на голове. Где она его только откопала? Иногда Левицкому казалось, что из этого тюрбана получилось бы приличное количество не хватавших им бинтов. Аревик Ашотовна — их медсестра, самый старший обитатель приюта. Она уже с трудом ходит, белая от седины голова мелко дрожит, она вечно кутается в бордовый платок, найденный на свалке, хотя в приюте тепло. Кажется, что она хочет спрятаться в платок, чтобы не видеть того, что творится вокруг. Пани Зелинская в стеганом жилете жмется к мадам Ветинг Ходне в старенькой зеленой кофточке. Первая отвечает за первоклассников, вторая за немногочисленных малышей до шести лет. Госпожа Обер новенькая. У нее и платье не такое поношенное. Она еще не освоилась, сидит в отдалении. Госпожа Бечайова просто по природе необщительная. Она в мужских брюках и рубашке, доставшихся ей то ли от мужа, то ли от погибшего сына.

Следом за Марком в дверь входили старшие лейтенанты, те, кого вырастил он. Когда одиннадцать лет назад он попал в приют, здесь жили только супруги Дэн и двенадцать детей. Левицкий ввел в приюте те же звания, что существовали в городе, лишь сократив некоторые. Теперь в приюте кроме рядовых были младшие и старшие сержанты, младшие и старшие лейтенанты. Семеро из первых обитателей приюта стали его помощниками — старшими лейтенантами. Восьмая — Алсу, вышла замуж за Эрика. Он оглядел своих парней. Четыре лейтенанта — Эрик Жманц, Степан Головня, Ким Адольфссон и Павел Тендхар — тоже когда-то скитались по подъездам и грабили квартиры. Да и здесь он не сразу из них дурь выбил. Те их друзья, что не желали смириться с новыми правилами, установленными майором, погибли в глотке хищников.

Наконец все расселись на скамейке слева. Майор устроился на стуле в центре. Все выжидающе смотрели на Марка.

— Старший лейтенант Жманц, — обратился он к Эрику. Тот потер покрасневшие после бессонной ночи глаза.

— Господин майор, — по имени он обращался к Левицкому только без свидетелей. — За время моего дежурства прибыла новая партия, в количестве четырнадцати детей. В том числе пятеро из Лондона — знаменитая банда Лифтера. Не пойму, почему их не скормили хищникам.

— И я не пойму, — вставил майор. — Дальше.

— Умерших, убитых за ночь нет, больных нет, — он бросил взгляд на Кима. — Детей больных нет, — поправился он. — У сяньшеня Дэна ранена рука. У меня все.

— Сяньшень, как вы? — поинтересовался Марк. — Работать сможете?

— Смогу, но мне понадобится помощь, — проскрипел старик. — Пусть Эрик проведет занятия со мной.

— Старший лейтенант Жманц в ближайшие три дня прикрепляешься к сяньшеню. Дальше посмотрим. Еще есть вопросы?

— Я, — стриженый ежиком, как и майор, белокурый Ким, поднял руку. Но голубые глаза смотрели в пол. — Господин майор, вызовите, пожалуйста, врача из Москвы для Лейлани. Ей совсем плохо.

— Не вызову, — бесстрастно отказал Марк. — Когда ты год назад собрался жениться, я тебя предупреждал, что Лейлани неизлечимо больна. Ты меня не послушал. Я не собираюсь дарить еду московскому доктору. У лейтенантов трое детей, которым не исполнилось трех лет, и три беременных жены. Если с ними что-то случится, я лучше вызову доктора для них. Ясно?

— Так точно, господин майор, — скривил губы Ким.

— А если мы сбросимся? — подал голос Зверев. Его русые волосы зачесаны назад, но не желают там лежать, то и дело челка падет вперед, Славик машинально откидывает ее обратно пятерней. — Насобираем на врача для Лейлани. И добытчики не откажутся помочь. Поедим неделю по полбанки — не помрем.

— Запрещаю, — майор сурово взглянул на Славика. — Если бы Лейлани можно было помочь, я бы сам давно врача вызвал. А вам всем надо есть хорошо. От вас и добытчиков жизнь приюта зависит.

— Лейлани можно спасти, — пытался спорить Ким. — Ей можно сделать операцию

— И тогда она протянет еще год или полтора.

— Позволь хотя бы мне чаще выходить на свалку. Я сам накоплю на операцию! — в отчаянии Ким даже не заметил, что обратился к майору на ты.

Лейтенантам разрешалось не все сдавать на пользу приюта, но некоторые вещи оставлять себе — потом они обменивали собранное на ярмарке.

— Не позволю. Думаешь, я составил график по собственной прихоти? Ты нужен мне живой и здоровый. Кроме того, создаешь прецедент. Другие лейтенанты тоже хотят заработать. У Эрика скоро выпуск, у него каждая банка еды на счету, а он вообще на свалку не выходит. Лейлани мы помочь не можем. Эта тема закрыта раз и навсегда. Что еще?

— У меня новенький, — мадам Байи смотрела на майора, вскинув подбородок. — Распорядитесь, чтобы нам приносили на одну порцию больше.

— На завтрак получите еще одну порцию, а по поводу обеда я поговорю с вами лично. Сразу после первого урока.

— Господин майор, — с вызовом повысила она голос, — если вы…

— Я сказал лично! — рявкнул Левицкий, так что старики вздрогнули. — После первого урока, — добавил он с нажимом.

Марк знал, о чем она собирается говорить. Знал, что она завела этот разговор здесь, чтобы получить поддержку от остальных воспитателей, но он не дал ей шанса. Никто бы не смог переубедить его в принятом решении, но превращать пятиминутку в склоку он не собирался.

— Если вопросов нет — все свободны.

Ровно в восемь утра полноправные обитатели приюта построились в спортзале. Только здесь они могли собраться вместе. В этой комнате, площадью примерно двадцать на тридцать метров, с высокими, метров десять, потолками и огромными окнами, защищенными решетками, проводились тренировки воспитанников. Справа в небольшой нише стояли самодельные тренажеры. Вдоль стен сохранились шведские лестницы — все, что нужно. Чтобы выжить, детям необходимо быть физически сильными, выносливыми. В идеале, каждый из них должен стать мусорщиком или охотником в городе. Другую профессию Марк не мог им дать, да и не примет их город, будь они даже самыми талантливыми учеными. У города существовали вакансии только в двух профессиях — там, где чаще погибали люди. В восемнадцать лет любой, кто успешно сдал тест на физическую подготовку, мог получить койку в общежитии. Но до сих пор никто не спешил уйти из приюта. Самый старший — Эрик Жманц — сказал, что уйдет, только когда у него родится второй ребенок, чтобы сразу получить двухкомнатную квартиру. Остальные решили поступить так же.

Майор прошел к дальней стене, встал между двумя рядами воспитанников, оглядел свое "войско". Семь классов, почти тридцать человек в каждом. Напротив него, у дальней стены, самые младшие — первоклассники. Там в основном дети, недавно попавшие в приют, а так же те, кто перешел из нулевого класса, где мадам Анна Хелена воспитывала малышей до шести лет. Ее подопечные, так же как и умственно неполноценные дети мадам Байи на построении не присутствовали.

Справа, рядом с майором, его гордость — добытчики. Дети, которые каждый день выходят на свалку, чтобы найти что-то ценное. Практически, только они приют и кормят. Слева четвертый класс — те, кто вот-вот станут добытчиками. Чуть дальше два третьих и два вторых класса. За спинами детей стоят воспитатели и прибывшие ночью дети — их еще не распределили по классам. Одеты его воспитанники в старые потерявшие форму кофты, залатанные брюки или шорты. Получше выглядят добытчики. Они рискуют жизнью, а потом имеют право на какие-то привилегии. Во главе классов стоят его парни — старшие лейтенанты. Им, как и себе, Левицкий покупал форму городских полицейских. Воспитанники вытянулись в струнку при виде майора. Эрик, который еще не сдал дежурство, скомандовал:

— Приют, равняйсь, смирно!

— Доброе утро, воспитанники приюта, — недружелюбно поприветствовал майор.

— Доброе утро, господин майор, — в один голос откликнулось больше двухсот голосов.

— Сегодня нам предстоит еще один трудный день, но мы…

— Будем бороться и побеждать! — откликнулись дети.

— Хищники захотят сожрать нас, но мы…

— Будем бороться и побеждать!

Казалось, стекла в спортзале слегка дребезжат от этого восторженного крика.

— Когда учеба не будет даваться, мы…

— Будем бороться и побеждать!

— Когда сил не останется работать, мы…

— Будем бороться и побеждать!

Марк подождал, когда утихнет эхо ребячьих голосов, а потом скомандовал:

— Вольно. Разойтись!

Зал загудел, словно одновременно заработало с десяток мощных вентиляторов. Стройные ряды распались. Дети потянулись к столовой. На месте остались лишь новенькие, они пока не знали, что делать и куда идти. Марк направился к ним, попутно заметив, как старший лейтенант Зверев догнал Александру Карангело. Из десяти его парней только трое еще не создали семьи, но, кажется, Славик решил исправить это упущение. Он сделал у себя в мыслях пометочку — надо подготовиться еще к одной свадьбе.

Новенькие — девять человек смотрели на него со смесью восторга и ужаса. Он выдержал паузу, пристально оглядев всех.

— Настало время познакомиться поближе, — наконец заговорил он. — Я, майор Левицкий, руковожу приютом. Обращаясь ко мне, вы должны говорить "господин майор" или "господин Левицкий". Ясно?

Дети нестройно кивнули.

— Когда к вам обращается старший по званию, я или лейтенанты, на односложный вопрос вы должны отвечать "так точно" или "никак нет". Ясно?

Еще один кивок.

— А теперь еще раз и по уставу. Ясно?

— Так точно, — вразнобой ответили новички.

— Так точно, господин майор, — поправил их Левицкий. — Еще раз.

— Так точно, господин майор, — на этот у них получилось значительно лучше.

— С этого дня вы становитесь рядовыми приюта. Называя себя, следует приставлять перед именем слово "рядовой". Ясно?

— Так точно, господин майор, — немедленно откликнулись дети. Марк заметил, что не все слушали его внимательно, и потому некоторые промолчали, но он пока не заострил на этом внимание.

— А теперь слева направо, имя, город из которого прибыли, возраст. Начали.

Крайней сидела самая маленькая девочка. Марк знал, что она прибыла из Парижа с братом и ей недавно исполнилось восемь. Глядя в пол, она пролепетала:

— Мадлен Майлс.

— А теперь еще раз и по уставу. И так, чтобы тебя слышали, — девчушка затравлено посмотрела на стоящего перед ней гиганта. Она не поняла, что от нее требовали. Как обычно в таких случаях, Марк обратился за помощью к другим. — Кто хочет показать, как это делается?

Руку тут же вскинула темноволосая девочка с большими карими глазами. Майор сразу обратил внимание на ее живой взгляд. "Странно… Чем же она не устроила Токио? Выглядит очень сообразительной". Он благосклонно кивнул ей:

— Рядовая Апель Катрин, — звонко прокричала она. — Токио, одиннадцать лет.

— Молодец, рядовой Апель, — похвалил он, от чего девочка зарделась. — Только звание "рядовой" не изменяется по родам. Отныне ты — рядовой Катрин Апель, — снова повернулся к Мадлен. — Попробуй ты.

— Рядовой Майлс Мадлен, — прошелестела она.

— Не слышу, — сдвинул брови майор.

Девочка набрала в грудь воздуха и произнесла с каким-то надрывом:

— Рядовой Майлс Мадлен, Париж, восемь лет, — на окончание фразы воздуха у нее не хватило, оно опять раздалось еле слышно. Но Марк не стал приставать к ребенку, посмотрел на следующего.

— Рядовой Саргсян Арташес, Нью-Йорк, тринадцать лет, — произнес без излишнего рвения, словно через силу. На Левицкого смотрит искоса. Этот мальчишка еще не привык к новому статусу: был любимый сын у родителей-охотников, а стал один из многих других в приюте. Марк с интересом рассматривал белокурого подростка, в котором от армянской крови осталось только имя.

Марк взглянул на Малька.

— Рядовой Зорич Миховил, Лондон, одиннадцать лет, — у этого в глазах раболепие и желание выслужиться. "Что ж, посмотрим, как дальше будет".

Когда все представились, майор продолжил:

— Поступая в приют, каждый из вас имеет право выбрать класс, в котором будет обучаться. Любой, вплоть до самого высшего — добытчиков. Но если вы не сдадите тесты по изучаемым предметам и физической подготовке, вас переведут на класс ниже, вплоть до первого, независимо от возраста. Как вы думаете, какой класс самый почетный?

Арташес поднял руку и, дождавшись разрешения Марка, предположил:

— Добытчики?

— Да, — подтвердил Левицкий. — Самая почетная профессия в городе — мусорщик. Самый почетный класс в приюте — добытчики. Они получают больше еды, они лучше одеваются и имеют больше свободного времени. Ясно?

— Так точно, господин майор, — уныло отозвались дети. Но он начал этот разговор для того, чтобы рассеять уныние, чтобы дать им смысл жизни, поэтому бесстрастно продолжил.

— Добытчики, которым исполняется восемнадцать лет, имеют право на отдельную комнату в приюте. Они имеют право создать семью и воспитывать детей. А что будет с тем, у кого родится двое детей? — он посмотрел на новичков.

Арташес внезапно вздрогнул и поднял голову:

— Получат квартиру в городе? — недоверчиво уточнил он, даже не спросив разрешения.

— Так точно, рядовой Саргсян. Обитатели приюта обладают равными с горожанами правами. И так же как любой другой житель города, в семье которого родилось двое детей, он имеет право на двухкомнатную квартиру. Только в отличие от них, мы еще имеем право выбирать город, в котором жить. Моих воспитанников с радостью готовы принять все пять городов, потому что они станут лучшими охотниками. Ясно?

— Так точно, господин майор, — в голосе ребят появился энтузиазм, лишь Саргсян по-прежнему смотрел на него с недоверием. Он поднял руку, спросил после раздумья:

— А кто-нибудь уже получил квартиру в городе?

Марк ухмыльнулся:

— В этом месяце старший лейтенант Жманц ждет пополнение. Как только второй ребенок родится, он получает квартиру.

— Это значит, мы можем вернуться к родителям? — Катрин рот приоткрыла от восторга.

— Так точно, рядовой Апель, — майор понимал, что для детей из Токио сейчас безразличны и хищники, и опасная работа добытчиков, и предполагаемая семья и даже двое детей. Для них сейчас важно одно — вернуться домой, туда, где остались их родители, братья и сестры, которые смогли сдать тест на интеллект. Вот подрастут, тогда крепко задумаются, стоит ли возвращаться в город, где они рискуют расстаться со своими детьми. — Вы можете вернуться и раньше, когда вам исполнится восемнадцать лет, если сдадите тесты в городе на физическую подготовку. Тогда будете жить в общежитии.

Мадлен от этих слов съежилась, Арташес тоже будто ощетинился — они не могли вернуться домой ни при каких обстоятельствах. Дома не существовало. Чем утешить их? Тем, что очень скоро приют станет для них вторым домом? Вряд ли они поверят.

— Сейчас можете идти на завтрак, а после этого жду в спортзале. Скажете, в какой класс хотите определиться и сдадите тест на физическую подготовку. Разойтись, — скомандовал он. И какое-то время смотрел им вслед. Новая партия. Будущие сержанты и лейтенанты. Будущие покорители городов.

Только две девушки в приюте получили звание младшего лейтенанта — две подруги Александра Карангело и Алина Бабеш. Остальные либо не подходили для этого звания по возрасту, либо уже вышли замуж и воспитывали детей. Александра мечтала стать старшим лейтенантом и шла к своей цели с удивительной настойчивостью. Но когда встал вопрос о том, кто еще получит звание старшего лейтенанта — она или Филипп Ле Пан, семнадцатилетний парнишка, проходивший норматив на три секунды дольше нее, майор без рассуждений предпочел Филиппа, а ей заявил: "Тебе пора замуж. Не женское дело командовать". Александра пришла в ярость — но изменить ничего не могла. Майор единолично решал, кому присваивать звание. Подруга как могла, утешала ее. Сама Алина просто хотела быть рядом с подругой.

Сильная, выносливая Карангело отличалась яркой внешностью. Темные густые волосы, красивые черные глаза, правильной формы нос и пухлые губы в сочетании с нежной белой кожей, делали ее неотразимой. Но будто для того, чтобы походить на ребят, она коротко стриглась, не следила за внешностью. Но даже это не могло ее испортить. Как не помогали никакие ухищрения Бабеш, хоть немного смягчить резкие черты ее лица.

Александра могла бы выйти замуж, как только попала в приют, многие лейтенанты обращали на нее внимание. Но если кто-то из ребят делал хоть слабую попытку ухаживать за ней, Александра высмеивала беднягу так, что напрочь отбивала охоту повторить попытку. В конце концов, ее оставили в покое.

И все-таки у нее остался один тайный поклонник. Славику Звереву недавно исполнилось девятнадцать, и если он до сих пор не женился, то лишь потому, что ему нравилась Александра. Два года он наблюдал, как девушка отшивала одного кавалера за другим. Сегодня ночью он принял решение пригласить ее на свидание. "Посмеется, так что ж… По крайней мере, буду знать, что шансов и у меня нет…" Сделав глубокий вздох, чтобы успокоиться. Он догнал ее сразу после построения:

— Александра! Алекс! — она не слышала — шла в столовую с девочками-воспитанницами из второго класса, которые относились к ней с восторженным обожанием. — Младший лейтенант Карангело, — крикнул Славик, наконец.

Девушка остановилась как вкопанная, обернулась. Зверев, наконец, пробрался к ней, убирая с дороги первоклассников.

— Не дозовешься тебя… — недовольно пробурчал он.

Девушка лукаво прищурилась:

— Ты что-то хотел?

— Поговорить. Пять минут найдется?

Оценивающий взгляд с головы до ног. Заметила и его взволнованное дыхание, и невольный румянец от ее взгляда. Она поворачивается к девочкам, с открытым ртом следящими за ней.

— Идите, я подойду через пять минут.

Они неохотно пошли дальше, поминутно оглядываясь. Славик видел это, потому что смотрел им вслед — на Александру взглянуть не решался. Девушка наоборот пристально всматривалась в него, едва сдерживаясь от смеха. Потом не выдержала, прыснула и поинтересовалась:

— Так что ты хотел?

Глядя в ее веселые глаза, Славик тоже рассмеялся. "Пусть ее. Пусть смеется над ним. Она так сладко смеется…"

— Если будешь молчать, я пошла, — она вскинула подбородок. Короткие волосы чуть колыхнулись.

— Не надо, — он взял себя в руки. — Я только хотел… — "Как к хищнику в пасть!" — Приходи сегодня в приемник.

Замер, выжидая. "Высмеет? Откажет!"

Александра театрально вытаращила глаза:

— В приемник? Зверев, ты хочешь сказать, что приглашаешь меня на свидание?

— Приглашаю, — упрямо мотнул он головой.

— Ба! Ушам своим не верю, глаза свои протираю. Два года облизывался как подъездный сирота на кусок хлеба и на тебе… Ты серьезно? Не передумаешь? Не убежишь?

Улыбка невольно скользнула по его лицу. Славик посмотрел в сторону, потом на нее.

— Хватит тебе уже. Придешь?

— Я… — Александра сделал паузу, — подумаю. Может, и приду. Ладно, мне пора, — повернулась, чтобы уйти.

Он поймал ее за руку.

— Постой… Когда скажешь-то? Ждать или не ждать тебя?

— Никогда. Вечером придешь в приемник и узнаешь о моем решении.

Пошла в класс величественно, как жена мэра на торжественном приеме. Сердце замерло в томлении. И откуда-то пришла уверенность: "Моя будет". Никогда она еще ни с кем так не разговаривала. Сразу едко отказывала. Славик помчался в спортзал. Эх, не его сегодня очередь выходить со стервятниками. Он бы полетал по свалке…