3

Кэтрин вернулась в каюту — а что было ещё делать? Она страшно замёрзла, оказывается, просто не обращала на это внимание, пока разговаривала с Робертом. Забившись под плед, она стянула вуаль, которая стала понемногу раздражать её, так как скрывала от него её лицо. Но придётся смириться с этим пока что…

Кэтрин погрузилась в размышления. В её голове была настоящая каша — мешанина из фактов, которые она увидела собственными глазами, и которые сообщил ей Роберт. Она пыталась собрать их воедино, но не улавливала суть. Было совершенно очевидно, что она столкнулась с существами, настолько же отличными от обыкновенных людей, как солнце отличается от луны. При всём их сходстве — у них же тоже две руки и две ноги, одна голова и по пять пальцев на руках — они были абсолютно другие. Даже мыслили не так. Разговор с Робертом, в котором она, пожалуй, впервые, услышала его размышления и представление о мире, открыл ей, что пропасть между ними заключается далеко не только в физических различиях. Роберт говорил как человек из другого мира. Может, другого столетия. Интересно, всё-таки, сколько же ему лет?

Он так подчёркнуто отстранялся от неё, что это причиняло почти физическую боль. Она злилась на него, на себя за то, что никак не может сопротивляться всепоглощающему влечению. И в то же время едва могла дождаться, когда снова увидит его. Это было сильнее её, выше любых доводов рассудка. Закрыв глаза, она откинулась на подушку, и снова увидела его, словно воочию, стоявшего полуразвернувшись к ней, беспечно опирающегося о борт, как будто и не замечая качки, рассуждающего о Боге в таком тоне, за который любого другого она немедленно записала бы во враги. Однако в его словах она видела смысл, хотя вся её натура сопротивлялась этому. И почему — ну, почему?! — он так упорно отрицает, что сделал что-то хорошее, когда спас её от Кингсли?

Кэтрин задрожала, вспомнив ужасающую маску — искажённое лицо Кингсли, когда он бросился на неё вчера утром. Это было настоящее чудовище, монстр, порождение больной фантазии, вышедшее из ночного кошмара. Она даже не могла представить себе, что бы он сделал с ней. Наверное, просто растерзал бы на куски. Бедная Энджела! Может, всё-таки, Кингсли пощадил её и оставил несчастной девушке жизнь?

Кэтрин понемногу погрузилась в дремотное состояние. Монотонное покачивание корабля, скрипы, равномерное раскачивание лампы под потолком усыпляли её. В полусне она снова переживала свой кошмар. Кингсли бросался на неё, но, на сей раз, Роберта не было рядом. И Кэтрин, с криками ужаса, пыталась подняться на непослушные ноги, чтобы попытаться убежать. Но даже во сне она понимала, что это бесполезно. От такого не убежишь.

Её разбудил настойчивый стук в дверь. Открыв глаза и тряся головой, прогоняя остатки ужасного видения, она встала на ноги, запутавшись в юбках и чуть не свалившись лицом вперёд. Перед глазами плыло.

— Да, да, — сказала она, потирая голову, — что случилось?

— Мадам, мы прибыли в Кале, — услышала она обеспокоенный голос капитана. — Вы хорошо себя чувствуете?

Кэтрин снова поднялась на ноги и, кое-как обернув вокруг головы злополучную вуаль, подошла к двери и раскрыла её. Палуба всё ещё немного покачивалась под ногами, и в висках ныла тупая боль.

— Да, всё в порядке, — ответила Кэтрин, морщась под вуалью. — А где месьё Дегри?

Капитан, всё ещё тревожно глядя на неё, указал рукой куда-то направо, и Кэтрин, проследив взглядом, обнаружила высокую фигуру в не по погоде лёгком одеянии у трапа. Дегри ждал её, и на его лице читалась та же тревога, что и у капитана.

— Спасибо, — вежливость настолько въелась в её привычки, что и сейчас, ещё не отошедшая от кошмарного сна и ощущая себя разбитой, она не могла не поблагодарить капитана. — Мы так быстро добрались до Франции.

Выдавив улыбку, Кэтрин тут же сообразила, что напрасно старалась — вуаль. Капитан подал ей руку и подвёл к Дегри, а затем откланялся и ушёл. Кэтрин с невольным любопытством отметила про себя, что капитан смотрел на её спутника с неприязнью. Наверняка, тот успел изречь пару высокомерных замечаний за время поездки. Кэтрин хмыкнула своим мыслям. Похоже, у всех первое впечатление от Роберта совершенно одинаковое.

Дегри в упор смотрел на неё — в который уже раз, между прочим, а ведь это так невежливо. Хотя, кажется, вежливость и тому подобные "человеческие глупости" его мало волнуют. Кэтрин поймала себя на том, что протягивает ему руку, и быстро отдёрнула её, даже за спину спрятала, под недовольным взглядом француза. Ну, да, конечно, ещё одна человеческая привычка — ждать галантности от мужчины. Пора ей уже отвыкать от этого. Кэтрин фыркнула и пошла к трапу. Внизу стоял матрос, он поможет ей сойти на землю.

Пол под ногами снова качнулся, желудок вдруг болезненно сжался, и Кэтрин, чувствуя, что бледнеет и холодеет, стала оседать вниз, инстинктивно ища руками какую-нибудь опору.

— Мадам, — донёсся до неё испуганный голос матроса, поджидавшего внизу.

Сознание она, слава Богу, не потеряла. Но голова кружилась, и её подташнивало — видимо, всё же, укачало. Кэтрин сделала глубокий вдох, пытаясь понять, что не так в её ощущениях, и только тогда обнаружила, что Дегри держит её на руках. Так, значит, обморок таки случился.

Она немного откинула голову, чтобы осмотреться. Сквозь странный шум в ушах она слышала, как Дегри говорит матросу "Trouve-nous une voiture et vite " (найди нам экипаж, быстро). Она смотрела на его лицо, бледное и взволнованное, и на сердце у неё было так радостно, как никогда. Она больше не чувствовала головной боли, тошнота отступила как по мановению руки. Зато ей стало тепло, и ощущение, близкое к эйфории, грозило затопить разум окончательно. Кэтрин помнила эти ощущения, и пыталась изо всех сил оставаться в сознании.

Они уже были на твёрдой земле, хотя перед глазами всё ещё плыло. Она чувствовала тепло тела Роберта, слышала громкие удары его сердца, вдыхала аромат, исходивший от него — он был похож на тот странный запах, который она запомнила ещё вчера, только сейчас был едва ощутим. Ей было очень хорошо, недоставало только одного, и Кэтрин потянулась, чтобы обхватить Роберта за шею и прижаться лицом к его груди.

В следующий миг она уже сидела в открытом экипаже, ничего не понимая и разочарованно оглядываясь вокруг. Мартовский холод обрушился на неё, она дрожала всем телом.

Дегри стоял с противоположной стороны экипажа, вцепившись руками в дверцу, сверля Кэтрин горящим взглядом. Его грудь вздымалась слишком бурно, губы подрагивали. С невольным удовлетворением Кэтрин отметила, что она не одна так бурно реагирует. Это очень порадовало её.

— Grand Hotel, — приказал Дегри кучеру, смотревшему на него с неодобрением, и сел напротив Кэтрин. Он больше не поедал её глазами и теперь смотрел в сторону невидящим взглядом, глубоко вдыхая морозный воздух, напоенный близостью моря.

— И снова спасибо, — игриво сказала Кэтрин, едва сдерживая смешок. — Ты, в очередной раз, спас меня.

Дегри зло сверкнул на неё глазами и снова уставился в сторону. Кэтрин видела, что он не в настроении, но это вовсе не огорчало её, наоборот, она с трудом сдерживала смех. Значит, за надменной маской и внешней холодной сдержанностью, он скрывает то же, что чувствует и она — влечение. Это была очень отрадная мысль, которая грела её в течение всей короткой поездки до отеля.

Большое здание гостиницы, с претензией на аристократизм и пышность, показалось очень быстро. Кэтрин бросила на отель скользящий взгляд и внутренне сморщилась. Да, в её чудесном, не очень чистом платье, с несчастным несессером в руках, она будет смотреться здесь весьма бледно. Неужели он не мог выбрать что-нибудь попроще? Однако вслух она предпочла ничего не говорить, ей казалось, что Роберт всё ещё сердится на неё. Хотя — за что? Разве её вина, что она так на него реагирует?

Экипаж остановился, Дегри, не утруждая себя тем, чтобы выйти через дверцу, как подобает приличному джентльмену, лёгким движением перелетел через бортик. Открыв перед ней створку двери, он ждал, пока она сойдёт. Кэтрин немного помедлила, и Дегри сказал с насмешкой:

— Что, сама не дойдёшь?

— Как некрасиво, — наигранно возмутилась Кэтрин. — Так разговаривать с дамой.

Она спустилась на мостовую перед отелем, всё же с некоторой осторожностью, так как не знала, всё ли будет нормально и удастся ли ей устоять. Раньше у неё никогда не было проблем с координацией, зато теперь случались постоянно.

Дегри захлопнул дверцу и негромко, чтобы больше никто, кроме неё не услышал, возразил:

— Некрасиво вешаться на шею мужчины, который неоднократно просил этого не делать.

Кэтрин чуть не задохнулась от возмущения, но Дегри уже отошёл, чтобы расплатиться. Затем, бросив на Кэтрин короткий насмешливый взгляд, он кивнул в сторону парадных дверей отеля и пошёл, как ни в чём не бывало, уверенный, что она последует за ним. Впрочем, выбора-то не было. Кэтрин кипела от негодования.

Швейцар открыл перед ними двери, и Роберт вошёл внутрь здания, остановившись, чтобы дождаться её. Когда она подошла, он указал глазами на кресло неподалёку.

— Присядь. Я сейчас подойду, — сказал он тоном, в котором она без труда уловила тревогу и волнение. Вот так, он всё-таки переживает за её состояние, и может говорить при этом, что хочет. Она тепло посмотрела на Дегри, снова позабыв про вуаль, скрывавшую её лицо от его взора.

— Хорошо. Я буду ждать, — так же тихо ответила она, постаравшись вложить в простые слова нежность, которую испытывала в этот момент.

Дегри вздохнул и, как ей показалось, подавил желание ответить что-нибудь едкое и высокомерное. Ещё раз внимательно осмотрев её, словно желая убедиться, что она твёрдо стоит на ногах, он пошёл к портье. Под вуалью Кэтрин улыбалась на всё лицо.

Ей не пришлось долго ждать, Роберт вернулся через пару минут. Конечно, он не предложил ей руку, впрочем, Кэтрин и не надеялась. Легко встав, она пошла за ним. Лакей, удивлённый отсутствием багажа у странной пары, провёл их на второй этаж. Пока они шли по широкой лестнице, устланной ковром, Роберт пропустил её вперёд. И снова Кэтрин отметила это про себя. Он боится, что она опять потеряет сознание, и поступает соответственно. Может, это даже лучше, чем ничего не значащая вежливая любезность, предписывающая джентльменам подавать дамам руку и делать вид, что они крайне обеспокоены, когда на самом деле трудно сказать, так это или нет. Поведение Роберта всегда искренне и откровенно. Он никогда не делает того, что предписывает этикет, но она постоянно ощущает его заботу. Кэтрин вообще не могла припомнить никого, кто относился бы к ней с таким вниманием, при этом не собираясь при первой же возможности намекать на близость. Впрочем, последний пункт можно было бы и изменить, она была только за.

— Votre chambre, m'dame, — с поклоном сказал ей лакей, распахивая перед ней дверь. — Si vous avez besoin de quelque chose veuillez appeler la serveuse. Voila la sonette.

Кэтрин кивнула, срочно вспоминая остатки французского, который учила очень давно и успела подзабыть. Кажется, лакей сказал, что она может вызвать горничную в любой момент. Неуверенно улыбнувшись, снова забывая про вуаль — когда уже она от неё избавится?! — Кэтрин вошла в номер и осмотрелась по сторонам, скидывая пелерину на руки слуге. Интерьер гостиницы чем-то напомнил ей великолепный особняк Кингсли, но с учётом обезличенности, присущей всем отелям.

— Monsieur, je vous en prie, suivez-moi. Votre chambre est juste a cote, — снова услышала она лакея. (Господин, прошу Вас пройти за мной. Ваш номер — соседний).

— Роберт, — тут же вырвалось у неё.

Она обернулась к дверям, вовремя успев, пока он не ушёл.

— Что? — сухо спросил недовольный Дегри.

Кэтрин секунду расстроено молчала. Только ей покажется, что он делает шаг к ней навстречу, как тут же он умудряется в один миг возвести между ними стену. Ладно, посмотрим, насколько его хватит.

— Ничего. Я проголодалась, может, ты будешь так любезен и отведёшь меня в ресторан.

Она чувствовала себя ужасно, первый раз в своей жизни напрашиваясь на приглашение на ужин с мужчиной, который столь активно пытается избежать контакта с ней. Но мысль о том, что она может провести весь вечер, не видя его, была ещё хуже.

— Можешь заказать себе ужин в номер, — холодно возразил Дегри.

Ах, вот как! Нахал!

Он пристально смотрел на неё пару секунд, пока она подыскивала какое-нибудь подходящее возражение, потом хмыкнул и вышел в коридор. Кэтрин разрывалась между желанием ударить его чем-нибудь тяжёлым по голове и отвратительным предчувствием, что остаток дня проведёт в одиночестве.

— Мне нужно кое-что спросить у тебя, — наконец выдавила она из себя.

Уже стоя в коридоре, Роберт снова повернулся к ней. Выражение его лица было почти свирепое.

— Конкретней.

Кэтрин кивнула в сторону лакея, который, кажется, окончательно решил, что они пара чокнутых англичан, прибывших в отель непосредственно из дома для душевно больных.

— Хочешь, чтобы я при нём тебя расспрашивала? — Кэтрин тоже говорила едко и прохладно. Пусть не думает, что он один умеет изображать невозмутимость.

Роберт молча сверлил её взглядом в течение минуты, но Кэтрин храбро выдержала испытание, не опустив голову.

— Хорошо. Зайду попозже.

Дегри повернулся к лакею, и тот с видимым облегчением проводил его в соседний номер и удалился, получив положенные чаевые. Дверь соседней комнаты захлопнулась — несколько громче, чем следовало — и Кэтрин, со вздохом, тоже прикрыла свою дверь.

Она немедленно вызвала горничную, и та явилась через минуту.

— Mademoiselle, je voudrais le bain, — кое-как выговорила Кэтрин, старательно картавя. (Я хотела бы ванну)

— Oui, m'dame, une minute, s'il vous plait, — девушка присела в коротком реверансе и поспешила выполнить её требование. Кэтрин услышала, как заплескалась вода. Божественный звук!

— Votre bain, m'dame, — пригласила горничная через несколько минут.

Кэтрин с непередаваемым удовольствием избавилась от платья и залезла в тёплую воду, в которую служанка щедро насыпала ароматических кристаллов и насыпала розовых лепестков. Чувствуя настоящее блаженство, она отпустила горничную.

— Vous pouvez vous en aller, mademoiselle. Je vous appellerai plus tard, — кажется, французский постепенно всплывает в памяти, порадовалась Кэтрин своему небольшому успеху, когда служанка кивнула, поклонилась и ушла. (Вы свободны. Я позову Вас позже.)

Она провалялась в ванне до тех пор, пока вода окончательно не остыла, и только тогда вылезла с неохотой. Ванная комната была отделана мрамором и огромными зеркалами — словно во дворце, честное слово.

Кэтрин долго вертелась, рассматривая себя со всех сторон критическим взором, не спеша влезать в платье, которое окончательно опротивело ей. В следующий раз, когда решится сбежать с мужчиной, возьмёт с собой целый сундук с одеждой! Нет, два сундука! Правда, ирония тут же сменилась неприятным и ноющим ощущением где-то глубоко внутри, когда Кэтрин вспомнила, что вряд ли посмеет вернуться когда-нибудь в родные края. После поспешного бегства в обществе едва знакомого француза — да она же прославилась на всю Англию. Так что едва ли ей грозит подобное приключение ещё раз. Что же с ней будет?

Мысли Кэтрин свернули в новое, довольно мрачное русло. Как странно, абсурдно и нелепо всё вышло. Она жила такой размеренной жизнью — пусть, небогатой приключениями и не очень-то яркой, зато твёрдо знала, что ждёт её завтра. Она бы, наверняка, вышла замуж — ну, не за Кингсли, разумеется, но за кого-нибудь другого — и была бы вполне довольна, ведь теперь она тщательнее выбирала бы себе спутника жизни. И что же она имеет вместо этого? Полный ворох непонятностей и мужчину, который сводит её с ума и относится к ней, как к умалишённой, изображая из себя неприступный бастион. А ведь он неравнодушен к ней, она готова поспорить на свою душу. Каждый взгляд, каждое движение говорят ей больше, чем любые слова. И его показная неприступность — это же курам на смех! Она не верит в неё ни секунды.

Кэтрин решила не надевать платье. В конце концов, интерьер гостиницы располагает к шику, и она решила, что будет разговаривать с Робертом, лежа на диване, надев лишь нижнюю рубашку и укрывшись роскошным шёлковым покрывалом. Таким образом, она убьёт сразу двух зайцев: избежит неприятной необходимости влазить снова в затасканное платье и… тонко намекнёт, что не против более активных действий с его стороны.

Больше всего Кэтрин беспокоил синяк на щеке. Она очень придирчиво осматривала своё лицо в зеркале, отражавшем непривлекательную правду. Отёк, слава Богу, уже сошёл, но след от "нежного" удара Елены оставался ещё вполне различимым. Теперь он был не багровым, а синевато-жёлтым — трудно сказать, что лучше. Хотя бы больше не болит.

Кэтрин снова позвала горничную и заказала ужин, не слишком плотный, чтобы её не разморило после ванны и сытной еды. Сколько она уже не видела Роберта? Взгляд на часы подсказал ей, что прошло два с половиной часа. Наверное, это много, потому что она снова ощущала, что ей не хватает его присутствия рядом. Пусть говорит, что угодно, может вообще молчать, но она хочет его видеть. Бросив на себя хмурый взгляд в зеркало, Кэтрин пробормотала самой себе: "Лечиться тебе надо, душенька".

Она тщательно подготовилась к встрече. Попросила горничную зажечь пару свечей на богатом канделябре и поставить его на стол, к которому придвинули кресло — место для Роберта. Сама Кэтрин полулежала в тени на огромном диване, прикрывшись бледно-лиловым шёлком, так, чтобы щека с синяком была ему не видна. Убедившись, что всё идеально, Кэтрин попросила горничную позвать Дегри.

Она настроилась ждать, ведь, уходя, он был не в настроении, так что наверняка захочет помучить её. Какая несправедливость! Это она должна его мучить. Мда, как говорят французы c'est la vie. Любовь зла и так далее.

Роберт пришёл буквально через минуту — она даже вздрогнула, услышав, как открывается дверь. Сердце заколотилось, щёки вспыхнули, как маков цвет. Проклиная себя за столь очевидные проявления волнения, Кэтрин, замерев, смотрела, как Дегри прошёл в комнату и встал напротив неё. С полминуты он молча внимательно разглядывал её, окончательно вогнав в краску, потом завёл глаза к потолку и саркастически изрёк:

— Долго готовилась?

Кэтрин возмущённо вскинула голову. Нет, ну какая бестактность! Даже если мужчина и разгадал её маленькие женские хитрости, неужели ему не положено вести себя прилично? Она, что, дитя малое, в конце концов? Она кипела негодованием, а Дегри прошёл за кресло, приготовленное для него, и произнёс:

— Что ты хотела у меня спросить? Или это был просто предлог, чтобы заманить меня в ловушку?

Ах! — только и подумала Кэтрин. Её возмущению не было предела.

— Я действительно хотела с тобой поговорить, — процедила она, — но если моё общество так утомляет тебя, надоедать не буду. Можешь идти, — она отвернулась, чувствуя, как слёзы пощипывают глаза.

Краем глаза Кэтрин видела, что он хмуро посмотрел на неё и сел в кресло. Отлично, одно очко в её пользу!

— Что именно ты хотела узнать?

Кэтрин решила, что пришла пора немного смягчиться. Повернувшись к Дегри, но не забывая про злополучный синяк на щеке, она сказала первое, что пришло в голову:

— Я хотела спросить, кто ты такой. В смысле, кто вы такие: ты, Елена, Кингсли… Наверное, есть ещё подобные вам.

Она видела, что Роберт мгновенно перестал подозревать её в желании исключительно соблазнить его и отнёсся к вопросу со всей серьёзностью. Отлично! Пусть говорит о чём угодно, лишь бы подольше.

— Резонно, — согласился он. — Ты, несомненно, должна знать, кто и что тебе угрожает. Правда, я не представляю, как объяснить, кто мы такие, но попробую.

Мы… в чём-то мы очень похожи на вас, но отличия велики. Наверное, проще всего сказать, что мы более совершенный, чем вы, люди, вид. Вы страшно хрупкие и слабые существа, мы же почти не страдаем от ваших проблем. Мы превосходим вас во всём: мы сильнее и выносливее. Мы живём значительно дольше вас, так что, соответственно, мы умнее. Мы не знаем, что такое болезни. Нам почти не требуется сон и отдых, пища усваивается нами практически полностью, в отличие от вас, поэтому мы не испытываем, подобно вам, постоянной необходимости что-то жевать. В общем, мы почти совершенны. Идеальные животные. Как сказал бы мистер Дарвин — вершина пищевой цепи, homo supremus.

— Тебе никто не говорил, что гордыня — смертный грех? — невольно поинтересовалась Кэтрин, испытывая нечто странное между головокружением и недоверием. Как во сне.

— Это, по-моему, из вашей Библии? — равнодушно спросил Дегри, пожимая плечами. — Ну, даже если и так, мне это безразлично. К тому же, я говорю правду, а не бахвалюсь. Поверь, Кэтрин, мне это ни к чему. Если я что-то захочу, ты сделаешь это и без подобных уловок с моей стороны.

Что на это ответить? Что это чистая правда? Кэтрин просто молчала.

— Тогда почему я не встречала больше таких, как ты? Ну, за исключением, конечно, Елены и Кингсли, — наконец спросила она, чувствуя, что ей действительно стало очень интересно то, что рассказывает Роберт. Словно она читала захватывающий роман.

— А вот тут мы подходим к тому, что касается непосредственно тебя, Кэтрин. Мы идеальные животные, но у нас есть лишь одна, но очень серьёзная проблема — нам сложно размножаться. Вероятно, это часть естественных процессов, иначе, как ты справедливо заметила, мы уже давно захватили бы всю землю и истребили бы ваш род. Но нас не так много, и вы для нас представляете ценность, сами того не подозревая. Наши женщины нечасто способны к зачатию, в отличие от ваших. И всегда большая удача, если рождается чистокровный ребёнок. К сожалению, чаще всего это не так. И нам приходится довольствоваться тем, что есть: вами.

Вы подходите нам, вы способны приносить нам потомство. Есть только одно но: вы слишком слабые и… как бы это сказать… хрупкие. Чаще всего, вы не выдерживаете даже самого процесса соития. Есть очень немного тех, кто способен пережить действие яда и остаться в живых. И, соответственно, забеременеть и выносить плод. Но тут уж наступает конец, родов не может пережить никто, и ребёнка приходится извлекать хирургическим путём. Впрочем, даже если происходит зачатие — это ещё не гарантия, что всё пройдёт удачно. Ребёнок высасывает из матери все соки, так что многие погибают, не успев выносить дитя. В общем, как я и сказал, это весьма проблематично, и ограничивает нашу численность естественным путём.

Кэтрин смотрела на него во все глаза, разве что челюсть у неё не отвисла. Откровенно говоря, она даже не знала значения некоторых слов, но смысл ухватила. Это казалось настолько невероятным, что, даже имея перед глазами живое и непосредственное доказательство, Кэтрин не могла поверить.

— Звучит… странно, — довольно мягко выразила она свои ощущения. — И оскорбительно для несчастных человечков. И я не очень понимаю, как это происходит. В том смысле, что кто же согласится на такую жалкую участь?

Роберт расхохотался и указал на неё пальцем.

— А ты разве не согласна? Или ты думаешь, что я отличаюсь от остальных и не причиню тебе вреда?

— Откровенно говоря, я в этом уверена, — довольно резко перебила его Кэтрин. — Я — другое дело. И я, кстати, пока что жива живёхонька. И ничего плохого не испытываю.

Роберт встал с кресла и прошёлся взад-вперёд по комнате. Кэтрин следила за ним взглядом, не отрываясь, машинально отмечая удивительную грацию и умопомрачительную притягательность. К этому зрелищу просто невозможно привыкнуть, каждый раз дух захватывает.

— Всё дело в яде, — наконец сказал Роберт, внезапно останавшись и поворачиваясь к ней. — Конечно, ты права, и ни одно разумное существо не согласится на "жалкую участь", как ты выразилась. Но мы обладаем тем, что заставляет вас идти на всё, что нам угодно. Мы кажемся вам необыкновенно привлекательными, и наш организм вырабатывает вененум — вещество, которое заставляет вас покоряться без единого шанса на отпор. Всё, что производит моё тело — пот, кровь, слюна — пропитано ядом. Соприкасаясь с тобой, я ввожу его, и ты теряешь разум и готова на всё, чтобы я обладал тобой. Помнишь, вчера ты вела себя… ну, скажем, как человек под действием сильного наркотика, сразу после нашей с Драгоном драки? Всё просто — ты получила мгновенную и очень большую порцию яда — я был весь в крови, — тут Роберт на мгновение замолчал и отвернулся.

— Я боялся, что ты не выживешь, — тихо продолжил он после недолгого молчания. — Но ты фертида, и ты пережила это. Конечно, не без последствий, — он обвёл широким жестом вокруг, указывая на свечи и диван и на саму Кэтрин, едва прикрытую струящимся вдоль тела шёлком.

— На что это ты намекаешь? — довольно слабо возразила Кэтрин. Она никак не могла поверить, что то, что он рассказывает ей так просто и непринуждённо — правда. Где-то, в самой глубине души, она чувствовала, что это, если и правда, то ещё не всё. Нет, не так просто. Совсем не так просто.

— Знаешь, это похоже на правду, — медленно проговорила она, подбирая слова, чтобы выразить свою мысль. — Я помню, что, когда Кингсли трогал меня — а он делал это постоянно — я чувствовала, что теряю контроль над своим телом и желаниями. Не то, чтобы я совсем уж не могла сопротивляться, но… В общем, я, скорее всего, согласилась бы… ну, на брак, конечно, а не… — Господи, какая же скользкая тема! Кэтрин ужасно смущалась, но, тем не менее, хотела объяснить до конца свою точку зрения. — Но с тобой всё по-другому! Тогда я понимала, что со мной происходит что-то неправильное и нехорошее, просто не могла понять, что именно. А сейчас… — Кэтрин запнулась, не зная, какие слова способны объяснить её состояние. — Я никогда ещё не была ни в ком так уверена, как в тебе. Не знаю, мне не хватает слов…

Она беспомощно смотрела на него, всей душой надеясь, что он поймёт её и так. Не может же он не чувствовать того же, что и она! Она же видит подтверждения каждую минуту. Даже сейчас, просто смотря в его глаза, она понимает, что напротив неё стоит единственный мужчина, который ей нужен. И которому нужна она.

— Ах, это… — спокойно сказал Роберт, и сердце Кэтрин сжалось в тревожном предчувствии — сейчас он и этому найдёт какое-нибудь очень логичное объяснение. — Ну, здесь вообще всё просто. Могла бы и сама догадаться, если бы захотела, конечно. Драгон — полукровка, причём не в первом поколении. Он, безусловно, много унаследовал по мужской линии, но каждый раз кровь матери-человека ослабляет кровь отца. Так что… Ну, ты ведь поняла, да?

— Нет, — хмуро ответила Кэтрин. Всё она поняла, только очень не хотела признавать его правоту.

— Лгать нехорошо, — упрекнул Роберт с едва заметной усмешкой. — Но я проясню всё до конца, чтобы ты больше не сомневалась. Мой род чистокровный. Практически без примеси вашей крови. Мой яд — сильнее, и действие его интенсивнее и тоньше. Драгон, полагаю, мог внушать тебе довольно примитивные желания, которых, собственно, тоже вполне достаточно. Мой вененум заставляет тебя верить в то, что ты не просто хочешь меня, а что ты любишь меня. Причём настолько, что, даже зная истину, готова пожертвовать собой ради моего счастья. Но ты разумный человек, и у тебя есть выбор. Всегда. Борись, сопротивляйся, не прикасайся ко мне больше, и постепенно яд выйдет из твоего организма. К сожалению, сроков сказать не могу — ты первая так долго остаёшься жива рядом со мной.

Кэтрин сидела, опустив голову, чувствуя, что каждое слово ранит её хуже калёного железа. Поверить ему — и что ей остаётся? И как с этим жить? И… нет, она не верила.

— Так не может быть, — тихо, почти шёпотом возразила она. Впрочем, его, кажется, не переубедишь.

Роберт подошёл к столу, разделявшему их, и, остановившись, сказал:

— Если тебя утешит, мне тоже достаётся. Если моё тело — наркотик для тебя, то твоё — приманка для меня. Но мои чувства развиты больше, чем твои. У меня значительно более тонкое обоняние и осязание, и хорошо, что я не знаю, какова ты на вкус — это могло бы стать последней каплей. Когда я нахожусь с тобой, все мои инстинкты требуют… — он на мгновение прервался, и Кэтрин услышала, как он глубоко и неровно вдыхает — использовать тебя по назначению. И ты не облегчаешь мне задачу.

— Снова оскорбления? — проворчала Кэтрин, искоса бросая на него взгляд, страшась, что может потерять голову. Он был так близко, это выбивало разумные мысли из головы.

— Нет, не оскорбления. Факты. Мне хуже, чем тебе, но я справляюсь. Бери пример с меня.

Кэтрин хотела возмутиться: что значит, мне хуже, чем тебе? Да откуда он это может знать, высокомерный зазнайка? У которого на всё готов ответ. Но она сочла за благо промолчать, чтобы не получить новую лекцию о пристойном поведении в его присутствии. Вместо этого натянула покрывало почти до подбородка и хмуро уставилась на него.

— Прекрасно, — усмехнулся Дегри. — Героический поступок. Спокойной ночи.

Он уходит?!

— Роберт, подожди…

Он уже стоял у двери, взявшись за ручку, но замер, правда, не оборачивался.

— Почему ты не… используешь меня?

— Не хочу, чтобы ты умерла, — терпеливо повторил он.

— Почему?

Он развернулся — отлично, ей снова удалось привлечь его внимание. Кэтрин, против всякой логики и даже против собственной воли, была рада этому обстоятельству.

— Потому, Кэтрин, что я давно уже не участвую в гонке за выживаемость. В своё время я убивал таких, как ты, бездумно и бесцельно. Следовал инстинктам, как и положено одному из нас. Понадобилась одна революция и несколько войн, чтобы утолить мою жажду разрушения. И ещё смерть почти всех, кто был мне дорог. Теперь я знаю цену жизни, даже такой короткой, как твоя. К тому же, у меня уже есть двое детей, так что мой долг выполнен.

Кэтрин смотрела на него, ожидая продолжения. Всё понятно, только вот о ней — ни слова. Он молчал, и она настойчиво повторила:

— Почему заботишься обо мне? Зачем спас меня от Кингсли?

Его лицо дёрнулось, словно она со всей силы наступила прямо на самую больную мозоль. Дегри сжал кулаки, глаза потемнели, и он громко выдохнул, явственно показывая, что она слишком пользуется его терпением.

— А ты настойчивая, — проговорил он с усмешкой и, как показалось Кэтрин, с невольным восхищением.

— Да, — спокойно признала она, не спуская с него взгляда. Ожидая ответа.

— Не знаю. Каждый раз, когда я вижу тебя — для меня испытание на прочность. Так что, буду признателен, если ты хоть немного поможешь мне.

— Это не ответ, — требовательно возразила Кэтрин.

— Это всё, что я знаю, — резко сказал он. — Наверное, мне жаль тебя.

— Так, значит, дело в жалости? Ты со мной из жалости? — Кэтрин не верила в это ни секунды.

Тишина зависла надолго, и в душе у Кэтрин появилось чувство торжества. Она поймала его! Нашла слабое место в его заумных рассуждениях. Она очень старалась скрыть свою победу, но чувствовала, как глаза заблестели, выдавая её.

— Отвечай, — она старалась смягчить тон, но это плохо получалось.

Роберт подошёл к дивану — Кэтрин почти перестала дышать. Опершись о спинку одной рукой, он склонился к ней так близко, что она ощутила его дыхание на лице. По всему телу пробежались мурашки, и сердце билось, как сумасшедшее, словно желая выпрыгнуть из груди.

— Ты играешь с огнём, Кэтрин, — прошептал он вкрадчивым голосом. — Храбрый, очень храбрый котёнок пытается соблазнить тигра и надеется, что тот полюбит его, а не сожрёт. Какая ошибка!

На его лице появилась широкая ухмылка, ставшие почти чёрными глаза смотрели с извращённой нежностью. Это было очень красиво и страшно. Кэтрин невольно вжалась спиной в диван, судорожно сжимая покрывало — слабая защита против него. А, впрочем, надо ли защищаться, — пронеслось в голове. Это будет такая прекрасная смерть.

Закрыв глаза, она откинула голову назад, раскрывая губы, приглашая его насладиться победой.

На долю секунды Кэтрин показалось, что она добилась своего. Она ощутила, как его губы скользнули по её шее. Но это было мимолётно, она даже не была уверена, что это действительно случилось. Раздался громкий стук захлопнувшейся двери.

В эту ночь Кэтрин не спала совсем. Она кружила по роскошному номеру, как зверь, попавший в западню. Слово за слово она вспоминала всё то, что Роберт рассказал ей. Иногда его слова путались в её голове, тогда она старательно припоминала, что и к чему он говорил, чтобы связать всё воедино и разобраться.

В итоге она поняла следующее: Роберт и ему подобные существуют — это не подлежит сомнению. Они чрезвычайно опасны, но их мало. Кингсли — теперь она даже не была уверена, что это его настоящее имя, ведь Роберт упорно называл его просто Драгон — хотел воспользоваться ею, чтобы она родила ему ребёнка, что, вероятнее всего, убило бы её. Елена, не вмешиваясь, следила за этим — значит, у этих существ абсолютно иные законы и, видимо, полностью отсутствуют моральные принципы. И, наконец, Роберт защитил её от уготованной участи. И тут начинались вопросы без ответов.

Зачем он это сделал? Почему именно она — он же сам сказал, что раньше он такого не делал? Пусть он сам не трогал никого, но и не вмешивался в дела ему подобных. Ведь он дрался насмерть с другом, пошёл против родной дочери, и всё это ради чего? Из жалости к какой-то незнакомке, о которой он думал с пренебрежением? Нет, это звучит невероятно. Тогда почему? И что он собирается делать с ней дальше?

И что она сама думает и чувствует? Сегодня она впервые поняла, что он может быть опасен для неё. И это не оттолкнуло её. В глубине души Кэтрин знала, что чувствует. И была почти уверена, что её чувство взаимно. Это объясняло всё и сразу. Но… Но вдруг Роберт прав? Вдруг всё только кажется ей? Может, действительно во всём виноват яд? И она находится во власти галлюцинаций? Эта мысль не давала ей покоя. Как отличить реальность от наваждения?

Она так ничего и не решила для себя. Уже рассвело, когда она, вконец изморив себя размышлениями, улеглась на кровать, чтобы хоть немного поспать. Закрывая глаза и погружаясь в сон без сновидений, Кэтрин спросила сама у себя: хотела бы она, чтобы ничего этого не случилось в её жизни? Чтобы не было приглашения Кингсли, и, следовательно, ничего остального? Чтобы она была сейчас в Англии, в Хэскил-холле, в своей постели, а не мучалась сомнениями и неизвестностью в Кале? Она знала ответ ещё до того, как закончила вопрос, и это было то, что действительно пугало её.