1

По размытой недавними дождями дороге ехал экипаж. Копыта лошадей, чавкая по лужам, развозили грязную жижу, и, когда колёса попадали в очередной ухаб, из-под них разлетались брызги. В экипаже сидели две женщины — пожилая и молодая. Они пустились в путь уже давно, с самого утра, и разговор, вежливо поддерживаемый в течение первого времени, постепенно затих.

Пожилая дама — миссис Экройд — задремала. Когда экипаж трясло на ухабах, она просыпалась, бросала доброжелательно-снисходительный взгляд на соседку, потом, плотнее закутываясь в шаль, надетую поверх пальто, и снова погружалась в дрёму.

Они выехали очень рано, но по таким дорогам это было — увы — необходимо, если они, конечно, не желали заявиться в Голубые кедры совсем к вечеру. Это было бы так неприлично! Несчастная миссис Экройд, возраст которой всё чаще давал о себе знать, чувствовала уже сейчас, что к приезду будет ощущать себя совсем разбитой путешествием. И, однако, пожилая дама не жалела, что пустилась в путь, сопровождая невестку своей подруги. Мысль о том, что она делает благое дело, согревала сердце.

Экипаж снова подпрыгнул, жалобно скрипнули рессоры, и миссис Экройд на секунду приоткрыла глаза, поймала рассеянный взгляд Кэтрин и подбадривающее улыбнулась. Молодая женщина, занятая своими мыслями, ответила вежливой, немного натянутой улыбкой.

"А эта девочка — очень миленькая, — лениво думала миссис Экройд, прикрыв глаза, пытаясь снова заснуть. — Конечно, Маргарет обвиняет её во всех смертных грехах, но, кажется мне, она несправедлива. Генри, упокой Господь его душу, был не слишком хорошим мужем. Конечно, для матери её ребёнок всегда самый лучший, но надо отдать должное бедняжке Кэтрин — она всегда держалась превосходно. Что бы ни вытворял её муженёк, она умела сохранять лицо. Ах, надеюсь, что мои труды не будут напрасны, и девочке улыбнётся удача. Впрочем, мистер Кингсли дал мне понять вполне недвусмысленно, что весьма заинтересован в ней…"

Тут мысли пожилой дамы затуманились, и она погрузилась в дремоту.

Кэтрин Хэскил — молодая женщина двадцати шести лет, которую добросердечная миссис Экройд согласилась сопровождать в этом путешествии, была, в самом деле, недурна собой. Конечно, когда-то, ещё до неудачного замужества, во времена счастливого девичества, проведённого в доме отца-священника в Норидже, она была, говорят, ещё прелестней. Тогда её глаза сияли, и на щеках всё время вспыхивал румянец, а дом священника звенел от задорного хохота.

После восьми лет замужества Кэтрин сильно изменилась. Девчушка с бойкими серо-зелёными глазами, милыми ямочками на щеках, хохотушка и насмешница, стала настоящей дамой. Длинные вьющиеся рыжеватые локоны теперь были убраны в гладкую причёску, и лишь пара особо непослушных прядок выбивалась у лба. Взгляд стал сдержанным и недоверчивым, в уголках глаз и капризно-изогнутых губ затаились едва заметные морщинки. На лице цвета свежих сливок теперь редко можно было увидеть румянец, зато появилась маска — вежливый интерес, неуверенная, скользящая улыбка, глаза, смотрящие в сторону или вниз. Сдержанная, немного отстранённая манера в разговоре, прямая осанка, безупречно-элегантный гардероб… Любимица семьи превратилась в леди.

Кэтрин смотрела в окошко на пробегающий перед глазами пейзаж: унылые нивы, ещё не возделанные, и оттого кажущиеся особенно мрачными; нависшие чуть не у самой земли густые облака, клубящиеся туманом, пропитывающие влажностью всё вокруг; редкие деревеньки, которые дорога, в основном, обходила стороной. Начало марта — не самый любимый её сезон, и, всё же, в сердце Кэтрин тлел огонёк радости. В первый раз после трагической смерти Генри она собиралась появиться в обществе. Конечно, если не считать ту поездку, в Пайк Крик, куда она поехала, чтобы встретиться с Полом, но так и не увидела его, проведя всё время в обществе Эмили.

Нет, не стоит думать об этом, — приказала себе Кэтрин, чувствуя, как тоска снова сжимает сердце. Что толку в бесплодных размышлениях? Пол предпочёл уехать в Лондон, и о его помолвке она узнала от Эмили. Что ещё можно сказать? Но мысли упорно кружились вокруг того же. Генри умер, так нелепо, так внезапно и так… глупо, хотя все предпочитали слово "трагически". Смешно! Что трагического в том, чтобы напиться до чёртиков и, возвращаясь из сомнительного заведения, попасть под руку бродяге, зарезавшему едва стоящего на ногах джентльмена ради нескольких шиллингов в его карманах? Ах, да, там были ещё часы… Кэтрин фыркнула про себя. Эти часы, конечно, антиквариат, и, несомненно, много значили для Генри, так как были подарком его давно умершего отца, но стоимость их от этого факта не повышалась.

Она никогда никому не признается в этом, но, узнав о смерти мужа, почувствовала ни с чем не сравнимое облегчение. Когда-то, очень давно, она влюбилась в Генри и думала, что прекрасно устроилась, выйдя замуж за единственного наследника Хэскил-холла. Ей, дочери небогатого священника из Нориджа, подобная удача казалась залогом счастливой жизни. Как быстро она поняла, что ошибалась!

Впрочем, — Кэтрин подавила невольный вздох, боясь разбудить прикорнувшую миссис Экройд, что, несомненно, привело бы к возобновлению утомительного разговора ни о чём — так вот, впрочем, она совершила достаточно ошибок в своей жизни, и Генри — не последняя. Всё, что было хорошего в их браке, можно было сказать одним единственным словом — Элисон.

Их дочка, которой в этом году исполнится семь лет, унаследовала бойкий характер матери и смазливую внешность отца. Её любимая девочка, оставленная сейчас под опеку свекрови. Миссис Хэскил никогда не любила невестку, видя в ней лишь недостатки. Поначалу Кэтрин была уверена, что именно в кознях и сплетнях старухи кроется причина их размолвок с Генри, но теперь она понимала — дело было вовсе не только в миссис Хэскил, хотя, надо признать, крови свекровь попортила ей достаточно.

Колёса экипажа прошлись по большой луже, разбрызгивая грязь во все стороны, и Кэтрин почувствовала, как что-то мокрое и холодное коснулось её щеки. Только этого не хватало! Осторожно, пытаясь не шуметь, чтобы не разбудить заснувшую миссис Экройд, она пододвинула к себе несессер и достала оттуда зеркало. Ну, точно. На лице красовалось грязное пятно. Кружевным платочком Кэтрин стёрла грязь с лица и затем тщательно осмотрела одежду — не дай Бог, брызги из-под колёс попали и туда!

Слава Богу, ничто не было испорчено. Кэтрин, недовольно скривив губы, отодвинулась подальше от окна, на середину сиденья. Правда, так она лишала себя последнего развлечения — мартовского пейзажа, но это невеликая потеря. Зато её небольшому гардеробу не грозит внезапная порча из-за размытой непогодой дороги. При этой мысли Кэтрин невольно нахмурилась, и в полумраке экипажа линии у её губ стали заметней, а между бровей залегла морщинка. Хорошо, что она не видела себя сейчас — она и так очень переживала, что молодые годы улетают слишком быстро.

Скука всё больше одолевала Кэтрин, и она прикрыла глаза, пытаясь расслабить лицо, чтобы не усугублять морщинки, из-за которых так волновалась. И всё же, как не хмуриться, когда со всех сторон тебя обложили неприятности?

Томас, приезжавший к ней в Хэскил-холл месяц назад, с удручённым лицом вынужден был рассказать ей всё, как есть. Он и рад был бы скрыть от сестры правду, но разве такое можно замаскировать ничего не значащими словами? Дела Хэскилов шли, мягко говоря, неважно. С виноватым видом (словно он мог что-то изменить!) Томас объяснил сестре, что её финансовые дела были в полном упадке. Кэтрин пыталась не показать брату, как сильно была разочарована.

Она-то надеялась, что Генри не успел пропить и прокутить состояние, которое его отец нажил в тридцатые годы, вложив сбережения в сомнительный по тем временам проект железной дороги. Вклад мистера Хэскила принёс неожиданно большие дивиденды, и теперь железной дорогой никого не удивишь. Генри рос в достатке, которого давно уже не видел Хэскил-холл. Ни в чём себе не отказывал. И, надо признаться, в первое время, он и ей ни в чём не отказывал.

Кэтрин с потаённой улыбкой вспомнила ту пору — первые месяцы своего замужества. Они были так счастливы! Были неразлучны, она смотрела на всё сквозь радужную пелену первой любви, и привычки мужа казались ей шикарными и необыкновенно притягательными. Он тратил уйму денег на одежду, на весёлые вечеринки со столичными друзьями. Они ездили на умопомрачительном ландо с откидным верхом, ходили в оперу…

Всё это быстро закончилось. Она забеременела, Генри отвёз её к матери в Хэскил-холл, и больше уже она не вернулась к той весёлой жизни. Генри проводил время в Лондоне, предаваясь кутежам, заводя сомнительных подружек, и все её попытки вернуть любовь мужа окончились плачевно. Она оказалась заперта в старом поместье со свекровью, которая решила отомстить ей за все унижения, перенесённые в жизни.

Бежать Кэтрин было некуда — отец, может, и не отказался бы принять её обратно, но их дом в Норидже был совсем небольшим, Уильям уже женился к тому времени, и его жена ожидала второго ребёнка. Средняя её сестра, Элисон, была обручена, а младшая сестрёнка, Мэри, готовилась к выходу в свет. Старшая сестра, сбежавшая от мужа, никак не входила в их планы на будущее. Эти мысли Кэтрин подавила быстро и без труда — слишком тяжело было вспоминать, как она пыталась ужиться со сварливой дамой — матерью мужа.

Ирония ситуации заключалась в том, что даже после смерти Генри они не могли избавиться друг от друга. Кэтрин была намертво привязана к поместью — ей просто было больше некуда идти. Миссис Хэскил считала себя хозяйкой старого дома, держа в морщинистых руках бразды управления их небольшим хозяйством и скрывая от нелюбимой невестки, насколько плохи были дела.

Лишь выслушав отчёт брата, Кэтрин осознала, как близки они к краху. Генри не только умудрился прокутить состояние отца, но и наделал долгов. Мысль о том, что долги мужа, сделанные из-за пьянства, разврата и азартных игр, легли теперь мёртвым грузом на плечи двух женщин — матери и жены, удручала её семью. Отец предложил ей помощь… Смешно! Он сам едва сводил концы с концами. Мэри недавно вышла замуж — наконец-то! — и его скромный доход уменьшился ещё больше.

Томас лепетал что-то невнятное о том, чтобы она не беспокоилась, что семья не допустит, чтобы Кэтрин оказалась в безвыходной ситуации. Что-то говорил о займе, который отец собирался взять в банке Нориджа, чтобы покрыть её долги… Нет, ну какая, всё-таки, несправедливость! Её долги — долги её непутёвого (мягко сказано!) мужа, о котором она даже не могла заставить себя сожалеть. Даже на отпевании, пряча лицо в тёмной вуали, она думала только о том, что судьба предоставила ей шанс, на который она едва смела надеяться. Тогда она ещё верила, что Пол любит её… Снова Пол! Вот о ком надо забыть и не вспоминать.

Лучше подумать о мистере Кингсли, к которому она сейчас едет. Кэтрин не смогла удержать улыбку. Они встречались лишь раз, и — Боже! — как давно это было. Ну, собственно говоря, не так давно — около года назад. Но с тех пор её жизнь так изменилась, что Кэтрин казалось, что прошла целая вечность.

Она без труда припомнила тот вечер у леди Иршем. Редкое в её жизни развлечение — поездка в соседний городок на бал, который леди Иршем устраивала в честь совершеннолетия сына. Свекровь в тот день так удачно упала, подвернула ногу и была не в состоянии составить ей компанию. Кэтрин решительно отмела все возражения старухи, и поехала одна, упирая на то, что на балу будет Эмили — подруга её детства. Конечно, там был ещё и Пол… Нет, о Поле — не думать!

Тогда Кэтрин ещё не была так стеснена в средствах, как сейчас, и с удовольствием принарядилась для поездки. Она поправилась после родов, и теперь с большим тщанием подходила к выбору своих туалетов, стараясь замаскировать недостатки. Правда, у неё красивый бюст, который, слава Богу, можно было продемонстрировать на балу. Пол не сводил с неё глаз…

Нет, не о Поле речь. Впрочем, вспоминать мистера Кингсли было очень приятно. Она сразу заметила его, хотя была увлечена Полом. Как можно было бы не заметить такого мужчину? Он выделялся на фоне местного общества как… Как Геракл на фоне стада овец. Конечно, это ирония — так говорить, и всё же… И его имя — такое странное, удивительное. Драгон.

— Мистер Драгон Кингсли, миссис Кэтрин Хэскил, — представила их друг другу хозяйка бала.

Мистер Кингсли смотрел на неё свысока — ну, это нестранно, он показался ей действительно высоким — холодно, оценивающе. Глаза цвета густо-заваренного чая, грива иссиня-чёрных волос, цвет лица такой, будто он только что вернулся с курорта, где провёл последние полгода — а ведь была весна, как он умудрился так загореть? Безупречно сидящий фрак облегал поистине атлетическую фигуру. Она смутилась под его пронзительным взглядом и молча протянула руку. Он посмотрел на неё так, как будто она сделала что-то неприличное, словно не ожидал, что она посмеет поздороваться с ним, а затем, с широкой усмешкой, приложился губами к её похолодевшей руке.

Даже сейчас Кэтрин почувствовала, как к щекам приливает кровь. Это прикосновение мягких губ, и невероятное ощущение, пронзившее её в тот момент. Как описать его словами? Пристойными словами… Она едва помнила, что он сказал ей. Кажется, что-то спросил о муже, и она невнятно пролепетала что-то в ответ, чувствуя головокружение и странный жар в груди. И, ужасно признаваться в этом даже самой себе, тянущее, горячее ощущение в животе. Он говорил с ней пару минут, о которых у неё остались лишь самые смутные воспоминания, а затем отошёл и вскоре покинул бал. А Кэтрин едва смогла дождаться возможности улизнуть из дома леди Иршем вместе с Полом. Ах, что за ночь их ждала после этого! Она до сих пор вспоминает о ней с упоением. Никогда ещё ей не было так хорошо с ним, да и вообще ни с кем.

Прекрасно! Снова её мысли свернули на Пола. Надо срочно отвлечь себя, а то, к моменту приезда в Голубые кедры она совсем расклеится. Вот уж не к чему!

Странно, что мистер Кингсли вспомнил про неё. Нет, в самом деле, прошло уже почти одиннадцать месяцев — большой промежуток времени. Она и думать забыла о красавце, которого повстречала на балу у леди Иршем, а вот он — удивительно — не забыл о ней. Кэтрин заулыбалась, надеясь, что миссис Экройд спит и не заметит этого. Наверняка, у неё сейчас преглупый вид — сидит и радуется отдалённым воспоминаниям, которые, вполне возможно, ничего не значат. Хотя… Ведь Кингсли позвал её к себе, значит, тогда она произвела на него впечатление. Невероятно!

Копыта лошадей зацокали по дереву — значит, они уже на мосту. Осталось всего с полчаса, может, чуть больше, и они приедут на место. Чувствуя, как волнение охватывает её всё больше, Кэтрин снова достала зеркало и придирчиво осмотрела себя. Глаза блестят — неплохо, хотя слишком ярко для приличной дамы. Ладно, попробуем исправить положение, в конце концов, можно ведь и вниз смотреть. Так прилично, так скучно… Как вся её нынешняя жизнь. Ничего, разберёмся. Если мистер Кингсли и в правду, как утверждает миссис Экройд, намекал на то, что подыскивает себе жену, то блестящие глаза и немного румянца на щеках не будут лишними.

— Миссис Экройд, — тихонько позвала Кэтрин, дотрагиваясь до колена пожилой дамы.

Та с трудом разлепила глаза, непонимающе смотря на неё, а затем глубоко вздохнула и неловко улыбнулась.

— Мы уже подъезжаем, миссис Экройд. Простите, что разбудила Вас.

— Ах, да что Вы, дорогая Кэтрин! Спасибо, что не забыли про старуху.

— Ну, какая же Вы старуха, сударыня? Разве можно говорить такие вещи?…

Кэтрин несла соответствующую случаю чушь, а все её мысли уже вертелись вокруг предстоящей встречи. Как, всё-таки, это странно и волнительно. И вдруг Кингсли покажется ей вовсе не таким интересным, как год назад? Может, из-за Пола она тогда всё воспринимала слишком остро? Или… Да, между прочим, ведь и Кингсли может найти её не такой, какой помнит. Одна единственная встреча на балу, при свете свечей, несколько минут разговора — это ведь вовсе недостаточно, чтобы запомнить человека. Вдруг, увидев её при свете дня, он решит, что она не такая уж красавица?

Раскрасневшись от волнения, Кэтрин совсем перестала обращать внимания на свою соседку, и миссис Экройд, предоставленная сама себе, примолкла. Пожилая дама понимала, что Кэтрин слишком взволнована, и деликатно молчала, бросая на женщину любопытные взгляды.

За окнами замелькали деревья подъездной аллеи усадьбы — голубые кедры. Экипаж теперь шёл ровно, дорога и аллея были ухожены, посыпаны гравием, похрустывавшим под колёсами. Наконец, карета остановилась, и дамы вышли наружу.

Первое впечатление, которое посетило Кэтрин — какая это большая усадьба! С нескрываемым удивлением она смотрела на горделивый портал в стиле ампир, на фасад дома, поражённая его величиной и красотой. И всё это — новое. И как же не похоже на Хэскил-холл, с его облупившейся краской и текущей крышей. Кэтрин могла поспорить на что угодно, что здесь-то кровля не протекает.

Внезапно Кэтрин охватила паника. Она вдруг остро почувствовала, насколько этот дом превосходит её ожидания, и… и её саму. Её видавший виды потёртый экипаж, заляпанный грязью, её элегантное, но слишком простое платье — всё, что она могла себе позволить. Пальто — красивое, с меховой отделкой, но давно вышедшее из моды. Подарок Генри, сделанный много лет назад. Если бы она приехала одна, то сейчас, не раздумывая, вернулась бы в экипаж и бросилась наутёк отсюда. Но — увы! Миссис Экройд, не скрывая наивного восхищения, стояла рядом и трещала без умолку.

— О, Боже, какой дом! Кэтрин, только посмотрите, он же огромный! Я, конечно, слышала, что Голубые кедры — богатая усадьба, но и представить себе подобного не могла. Ах, кажется, вот и мистер Кингсли. Да что же Вы так побледнели, душенька? Вам дурно?

— Нет, миссис Экройд, всё со мной в порядке, — побелевшими губами прошептала Кэтрин, не в силах отвести взгляда от приближавшегося мужчины.

При неярком свете мартовского дня Кингсли оказался ещё лучше, чем Кэтрин помнила. Он такой высокий, элегантный, и, в то же время, мужественный. Двигается с удивительной для такого большого мужчины грацией. А какие у него глаза… и губы…

— Миссис Экройд, рад снова видеть Вас, сударыня. Большая честь принимать Вас в моём скромном доме.

Кингсли замолчал, выслушивая поток льстивых и восхищённых речей пожилой дамы, кивая ей с рассеянной улыбкой. Ему явно не терпелось повернуться к той, ради которой он пригласил старуху. Наконец, прервав излияния взмахом руки, он повернулся к Кэтрин.

— Дорогая миссис Хэскил, нет слов, чтобы выразить, насколько я тронут тем, что Вы ответили на моё приглашение. Прошу Вас, проходите, чувствуйте себя, как дома. — Последние слова он произнёс, слегка выделив тоном, бросая на Кэтрин многозначительный взгляд.

У Кэтрин дрожали ноги, и в голове шумело. Она чуть слышно пробормотала приличествующие слова приветствия, и, опершись на любезно предложенную Кингсли руку, не чуя под собой ног, пошла к дому. На её лице бушевал настоящий пожар, но она даже не думала об этом, сосредоточившись лишь на том, чтобы унять бешено стучавшее сердце. Внезапно ей стало жарко и душно, и пальто, которое казалось ей таким тонким, стало весить целую тонну.

Дверь перед ними распахнулась, и оттуда вышла девушка, неожиданно оказавшись лицом к лицу с ними. Кэтрин бросила на неё лишь один взгляд и похолодела. Господи, какая же она дурочка! На что она, вообще, может надеяться?

Незнакомая дама остановилась и вежливо склонила голову набок, слушая, как Кингсли представляет их друг другу. Холодные голубые глаза, пронзительно-чистые, невероятно глубокие, обрамлённые густыми ресницами, чуть голубоватые веки, яркие полные губы, молочно-белая кожа, белоснежная, совершенная, как у ребёнка. Грива — по-другому и не назовёшь — тёмно-каштановых волос, струившихся водопадом из замысловатой причёски. И Кэтрин достаточно было лишь одного взгляда на платье незнакомки, чтобы понять, насколько оно отличается от её собственного. Это был именно кринолин, а не просто подбитая нижняя юбка. Платье со множеством оборок сзади, оканчивалось шлейфом и обтягивало стройную фигуру идеально, как перчатка, подчёркивая стать и осанку, достойную королевы.

— Очень приятно, — медленно и словно прорываясь сквозь пелену дошли до Кэтрин слова незнакомки. Хотя… Кингсли представил их друг другу, только вот она всё пропустила.

— Да, я тоже очень рада познакомиться, — кое-как выдавила из себя Кэтрин, чувствуя, как незваная чёрная тоска обручем сжимает грудь. Что она, вообще, тут делает? Зачем приехала в этот пышный особняк? Зачем она сдалась Кингсли, если у него рядом такая красавица? Уехать бы, и забыть всё, как страшный сон! Но сбежать не удастся, во всяком случае, сейчас. Придётся вытерпеть тут пару дней…

— Ах, мисс Дегри! Я ведь правильно произношу — Дегри? Французские фамилии — такие сложные, простите меня, если я произношу что-то не так, — восторгалась миссис Экройд, вызывая у Кэтрин чувство внезапной и резкой неприязни. — Но не удивительно ли, что у мистера Кингсли гостят французские родственники? Это такой приятный сюрприз.

Красавица смерила пожилую женщину высокомерным взглядом и лишь изогнула бровь в ответ. Миссис Экройд замолчала, смущённая слишком очевидной надменностью реакции. Тем временем француженка снова повернулась к Кэтрин и — это просто невероятно! — улыбнулась. Правда, улыбка вышла такой же холодной и отстранённой, как и сама мисс Дегри, и ледяные глаза не потеплели ни на йоту.

— Миссис Хэскил, Драгон много рассказывал о Вас. Вижу, он был прав, Вы, определённо, очаровательны. Простите, я собиралась пройтись. Мы увидимся за ужином.

Голос у француженки был чистым и высоким, словно пела хорошо натянутая струна. И, хотя до доброжелательности и теплоты ей было далеко, Кэтрин почувствовала огромное облегчение. Всё ясно, это родственница. Понятно, почему Кингсли не смотрит на неё так, как на Кэтрин. Смотря на гордо выпрямленную удаляющуюся спину девушки, Кэтрин пыталась привести мысли в порядок. Это было нелегко, ведь Кингсли стоял рядом и не сводил с Кэтрин заинтересованного взгляда.

— Ну, теперь, полагаю, мы можем, наконец, войти? — с заметной насмешкой произнёс Кингсли, гостеприимно указывая жестом на распахнутые двери.

— Спасибо, — ответила Кэтрин, чувствуя, что оживает. Голос Кингсли звучал тепло и очень дружелюбно. И снова стало жарко, так что лучше пройти в дом и снять уже надоевшее пальто.

Внутри особняк оказался ещё более впечатляющим, чем снаружи, и Кэтрин притихла. Кингсли любезно помог ей высвободиться из верхней одежды, миссис Экройд пришлось удовольствоваться помощью слуги, правда, она не роптала, бросая искоса довольные взгляды на молодых людей.

— Вы, конечно, устали. Дорога была долгой и утомительной. Прошу Вас, разрешите мне проводить Вас в приготовленные комнаты. Отдохните, и очень надеюсь, что Вы почтите нас своим присутствием за ужином.

Кэтрин смотрела на Кингсли, не в силах оторвать взгляд. Невозможно поверить: такой привлекательный мужчина, к тому же необыкновенно вежлив, любезен. И смотрит на неё так, что просто дух захватывает. Глаза густо-карего цвета излучали тепло и интерес, искренний, насколько она могла судить.

— Ах, мистер Кингсли, Вы так любезны, просто само очарование. И — Бог мой! — до чего красивый у Вас дом! — снова залопотала миссис Экройд.

Кингсли с любезной улыбкой выслушивал незамысловатые комплименты, но глаза его то и дело возвращались к Кэтрин. Она чувствовала, что краснеет, как девчонка.

Он проводил женщин до спален, подготовленных к их приезду, тепло попрощался и удалился. Миссис Экройд послала Кэтрин заговорщический взгляд и ушла в свою комнату, и Кэтрин пошла в свою.

Войдя, она остановилась и обвела спальню недоверчивым взглядом. Какая роскошь! Ей и во сне не снилось, что она когда-то будет жить в такой комнате. Особняк и изнутри был отделан в стиле ампир, изящные линии мебели, утончённые цвета и благородство в каждой детали. Кэтрин подошла к столику, стоявшему около кровати, и провела по нему рукой, желая просто прикоснуться к предмету, который скорее был произведением искусства, чем мебелью.

В дверь постучали, и появилась горничная, предложив ей свои услуги. Кэтрин ещё раз поразилась гостеприимству хозяина и с удовольствием позволила себе помочь. Через несколько минут принесли и её дорожный сундучок с гардеробом, который — Кэтрин уже понимала это — никак не вязался с окружающей обстановкой. Ну, делать нечего. Другой одежды у неё нет и не предвидится, так что, если уж она нравится Кингсли такой, как есть, ему придётся примириться и с её туалетами.

Переодевшись, умывшись и распустив волосы, Кэтрин отпустила горничную. Путешествие было долгим, но она не чувствовала никакой усталости, наоборот. Ей казалось, что энергия просто вырывается из неё. Вспоминая Кингсли, его сильные руки, его необыкновенные глаза и густой низкий голос, Кэтрин ощущала неловкость и… что-то, сродни опьянению. Ей хотелось петь, кружиться по комнате, смеяться. Странное чувство, которого она уже давно не испытывала.

Подойдя к окну, Кэтрин распахнула его настежь, впуская в натопленное помещение прохладный влажный воздух. Он освежил ей лицо и немного прояснил мысли. Кэтрин посмотрела на величественные деревья, окружавшие усадьбу — кедры и сосны, которые наверняка и объясняли название этого места. Всё, что она видела вокруг, казалось ей чуточку нереальным, слишком красивым, чтобы быть правдой. Прикрыв глаза, она вздохнула и приказала себе: "Не теряй голову. Не веди себя, как дурочка. Хватит с тебя глупых поступков. Всё наверняка не так, как кажется, просто надо разобраться, что к чему".

Однако в голову лезли легкомысленные размышления, и Кэтрин, чтобы отвлечься, решила прогуляться и осмотреть дом. Она тихонько выскользнула из комнаты, чтобы, не дай Бог, не привлечь внимания миссис Экройд, и просто пошла вперёд. Кингсли, вроде бы, что-то говорил, пока провожал их, но всё его объяснения сразу же вылетели у неё из головы. Она, откровенно говоря, вообще думать не могла, когда находилась с ним рядом. Кстати, рассеянно подумала Кэтрин, интересно, эта удивительно красивая внешность — может, просто, родовая черта? Девушка с глазами цвета застывшего морского льда никак не шла у неё из головы.