Глава 9. Глубокий допрос

При проведении глубокого допроса врач присутствовал всегда, уж очень серьёзным было это дело. Доктора Гервера, специалиста с тридцатилетним стажем, Сио-нийский Отдел Госбезопасности держал при себе для подобных случаев. Конечно, глубокий допрос — не единственное, чем занимался Гервер, но здесь ему не было равных. К каждому делу он подходил с особой тщательностью, как врач он всегда помнил, что имеет дело с человеком, с самым сложным, с самым удивительным его органом — с мозгом.

Знакомиться с подследственным он начинал с личного дела, с данных, собранных в ходе обычных допросов. И этот раз не был исключением. Но такое бедное количе-ство собранных сведений удивило его.

Индикатора личности не было. Без него ничего не удалось выяснить. Ни точного имени, никаких данных о рождении и учёбе. Ничего!

Гервер просматривал распечатки проведённых допросов, на глаза попадались лишь пустые графы или почерки. И чем дольше он изучал дело, тем больше в нём просыпался интерес к этому человеку. К интересу примешивался ещё и азарт. "Уп-рямец, значит! — улыбнулся собственным мыслям. — Ну, что ж, посмотрим". Асси-стент, неизменный уже в течение десяти лет, возник на пороге кабинета, сообщил сходу:

— Он готов!

— Ну и прекрасно!

— Кое-какие сведения о нём вы всё-таки сумели собрать, — Дэмьен вводил в курс дела на ходу по пути от кабинета до лаборатории. А это немало: с десятого этажа на скоростном лифте вниз, а потом сетью подземных переходов — в другой корпус комплекса. — Здоровье на "отлично", никаких отклонений. Вот только есть кое-какие странности, не объяснимые на первый взгляд. Но это вы сами увидите. — В ответ на эти слова Гервер кивнул головой: знак того, что отмеченную мелочь он уже не за-будет.

— Смею предположить, что он военный, — продолжал Дэмьен, еле поспевая за раз-машистым шагом своего начальника. — Имеет искусственно выработанный иммуни-тет на тринитроклутатин. По-моему, иммунитет на него вырабатывается у всех ниобианских солдат. — Гервер кивнул, соглашаясь: "Да, так оно и есть!" — А также устойчивость к сыворотке Эшли. К мукавистану… Иммунитет ко всем диастабио-тикам. Я отправил его кровь на повторный анализ: иммунитет к А-стимулятору мне показался ошибочно указанным. Да и подозрителен такой результат: на А-стимулятор иммунитет организмом не вырабатывается. — И снова Гервер отделался лишь молчаливым кивком. Но сам-то был доволен началом работы и самостоятель-ностью своего помощника.

— Крепкий орешек, доктор Гервер! — Дэмьен улыбнулся, пропуская своего шефа вперёд из кабины лифта. — На бо́льшую часть наших препаратов имеет устойчивый иммунитет.

— Тем хуже для него! — отозвался тот, шагая по коридору совсем неслышно, пла-стик полового покрытия глушил все звуки.

— Кое-что из обычного состава он получил перед моим уходом. Так что препараты уже должны начать действовать, — закончил свой отчёт Дэмьен только перед дверью в лабораторию, а потом с приглашающим жестом правой руки пропустил Гервера внутрь.

Да, по-детски беспомощным и слабым выглядит человек в таком положении. Бо-сой, голый по пояс, да ещё и притянутый широкими эластичными ремнями к плос-кости большого операционного стола. Обротали так, что и не шевельнуться, сколь-ко ни старайся, не вырваться.

Гервер прошёл к столу, с любопытством изучая объект своих предстоящих иссле-дований. Матовый неяркий свет, льющийся сверху, освещал прекрасно сложенное хорошо развитое тело высокорослого человека.

Гервер медленно оглядел его сначала сверху вниз, потом — снизу вверх. Взгляд точно наткнулся на шрамы. Четыре округлых ямочки на гладкой, ровного загара коже. Две с левой стороны, там, где сердце, две других — справа, у печени. Четыре пули в грудь. Ранение в самые жизненно важные органы. Пусть даже не прямо в сердце, всякое бывает. Человек иногда такой живучий… Но выжившего с подоб-ным ранением Гервер за годы своей практики ещё не встречал. Вот бы поглядеть на того хирурга, который собирал этого мальчишку после автоматной очереди.

Но ведь живой же! Вот он! Живёт и не задумывается, каких сил стоила кому-то эта спасённая жизнь.

Дэмьен заметил взгляд своего шефа, упредил все расспросы, начал первым:

— Конечно, это был один из способов узнать его прошлое. Любой врач, даже част-нопрактикующий, обязан сообщать о каждом огнестрельном ранении. А уж о та-ком, — ассистент взглянул в сторону пленного. — Но ничего! И сам он молчит.

— Да, с таким врачом неплохо было бы познакомиться лично. Да и не стыдно по-учиться у него кое-чему… — Гервер хмыкнул, заинтересованно хмуря брови. — Инте-ресный экземпляр.

Любопытство недавнего хирурга пересилило сдержанность следователя. Осто-рожно пальцами он коснулся одного шрама, ямочки как раз между рёбрами. Под-следственный, который после порядочной дозы наркотиков должен был находиться в полубессознательном состоянии, вдруг дёрнулся всем телом от этого прикоснове-ния, как от удара током.

— Откуда они? В тебя стреляли, да? Кто? — спросил, глядя пленному в лицо. Моло-дой совсем, лет, может, двадцать, или чуть больше. Довольно симпатичный. Впро-чем, как и многие в его годы. И не удивительно, на стороне таких главное преиму-щество — молодость. И глаза удивительные, красивые. Синие, с поразительной глу-биной. И ясность во взгляде. Может, не давал ему ничего Дэмьен? Ведь это не взгляд человека, получившего все положенные для допроса препараты. Никакой сонливости, никакого тумана в глазах. Он же полностью отдаёт себе отчёт!

— Он не похож на готового к допросу, — Гервер взглянул на Дэмьена с упрёком. — Повтори инъекцию!

— Но ведь… — тот попытался возразить, но вовремя осёкся. — А сердце выдержит? В первый раз…

— Выдержит! — Гервер бегло просмотрел листы с результатами медицинского об-следования. — На всякий случай держи поближе антидот.

Он стоял с торцовой части операционного стола, у изголовья, стоял так, чтоб под-следственный при всём желании не мог его увидеть. А сам наблюдал за ним поверх изучаемых документов.

Мышцы заведённых за голову рук, в запястьях накрепко стянутых ремнями, на-пряглись в отчаянной и бесполезной попытке отстраниться от иглы шприца, вве-дённой в вену предплечья.

Повторная инъекция подействовала быстрее, чем это бывало при единственной дозе. Парня потянуло в сон, хоть и видно было, как он старается противостоять этой слабости. Да, крепкий организм и удивительная выносливость. Это при двух-то дозах.

— Хочешь спать? — спросил Гервер, легко похлопывая подследственного по щеке тыльной стороной ладони, взбадривая его. — Хочешь?

Парень несколько раз медленно и рассеянно кивнул, но потом коротко и честно признался:- Да!

— А голова не болит? Дыхание не перехватывает? — Отрицательное движение под-бородком из стороны в сторону. — А при первых допросах тебе делали больно? Тебя бил кто-нибудь? — Гервер задал эти вопросы неожиданно. Наркотик действовал так, как должен был действовать всегда: расслаблять, притупляя осторожность и внима-ние, доводя допрашиваемого до такого состояния, когда мозг слабо контролирует язык.

Опять отрицательное движение головой.

— Хорошо. А сейчас ты хочешь, чтоб кто-то причинял тебе боль? Не хочешь? Хо-рошо! Молодец! Тогда скажи мне, как тебя зовут? Своё полное имя назови мне, пожалуйста!

— Ютас Кредер Винклер! — уверенный ответ, не зная, не придерёшься.

— А если я точно знаю, что ты мне врёшь? Что ты тогда на это скажешь? — Рука Гервера вдруг больно сдавила горло подследственного. Парень дёрнулся, как будто до сих пор не понял, что это бесполезно. Смотрел на Гервера снизу вверх всё более проясняющимся взглядом. Точно пелена какая-то постепенно с глаз спадала. Опом-нившись, Гервер убрал руку, и пленный ниобианин снова повторил:

— Я — Ютас Кредер Винклер! Служу в Сионийской Армии… При штабе. Совсем недавно здесь…

— Лжёшь! Лжёшь ты мне, мальчик! — Гервер выпрямился, убирая руки в карманы халата. — Ой, как нехорошо ты поступаешь. Тебе же самому будет хуже… — Покачал головой, недовольно покусывая губы, а потом обратился к ассистенту с приказом:- Введи ему двойную дозу дистеоретика!

— А выдержит? — отозвался Дэмьен, покорно наполняя два шприца.

— Просто внимательней следи за результатами датчиков! Ничего, справится… Сам виноват…

Незнакомое до этого чувство тошноты и тяжести с болью в области солнечного сплетения раздражали и злили. Да ещё и в голове никакой ясности, сплошной ту-ман. Спать хотелось жутко. Глаза закрывались сами собой. К тому же надоедало бесцельно смотреть на лампы, освещающие стол.

Спать… Спать… Спать…

После всей этой дряни картинки появлялись особенно яркие. Их краски, наверное, могли бы поспорить с многоцветием джунглей.

Возвращалось недавнее прошлое. Самые лучшие моменты переживались снова и снова.

Джейк опять видел Кайну, видел её счастливой, весёлой. Такой, какой в реально-сти он её почти не помнил. Ведь она чаще скрывала свои чувства.

Реальность уступала место наркотическому бреду, и Джейк уже не пытался со-противляться. В прошлое, в прошлое, — вперёд! — там есть, что вспомнить. А здесь же, здесь лишь отчаяние, безнадёжность, и боль. Ничего хорошего, одним словом.

В такие минуты он был почти счастлив. На губах его появлялась улыбка. Тело помнило прикосновения любимой женщины. Он снова был с ней рядом. Ради этих мгновений можно было потерпеть и в десять, и в сто раз больше. И Бог с тем, что в минуты просветления мучили головные боли, болело всё тело, каждая мышца, каж-дая косточка.

Он уже с нетерпением ждал повторения инъекций, хоть и понимал, что это затя-гивает всё глубже и глубже в ту бездну, откуда возврата нет и не будет.

Джейк хоть и лежал с закрытыми глазами, но появление врачей (опять, как всегда, двух) почувствовал сразу. Напрягся, сжался внутренне в ожидании новых вопросов и новых уколов. Чего ещё ждать от этих людей, кроме неприятностей? Затуманен-ное сознание почти не воспринимало смысл их слов, только звучание голосов. Один — звонкий, чистый голос ещё молодого человека, лет тридцати, может быть. Это был голос того, кто делал инъекции. Второй же принадлежал немолодому врачу, главному среди них. Первый ему подчинялся, хоть и с небольшими оговорками. Второй и руководил допросом. Он показался Джейку человеком с такой хваткой, что не отвертеться. Допрос он с первого же раза начал вести жёстко, с введением сильных препаратов и больших доз. Он точно чувствовал ложь в ответах, и это его раздражало. Своё раздражение он старался скрывать, но голос выдавал его.

— Засыпаешь? — спросил старший. Рука его легонько коснулась щеки Джейка. Он двинул подбородком протестующее, замычал недовольно сквозь плотно сомкнутые губы. В ответ на это врач хмыкнул, явно с усмешкой, а потом спросил:- Мне только что сообщили, что в день своего ареста ты связывался с Ниобой. Это так?

— Нет! — Джейк старательно отрицал даже то, в чём сами допрашивающие были уверены на все сто. Он и сам не мог понять, зачем он это делает. Наверное, всему причиной желание позлить врача, руководившего допросом. Но сам при этом доби-вался лишь худшего для себя отношения. С каждым разом число препаратов и их сложность возрастали, всё больше среди них было таких, которые входили в список запрещённых веществ.

— А всё-таки? — в этом вопросе сквозила лукавая улыбка, готовая превратиться в яростный оскал. — Я же знаю, что ты врёшь мне! Может быть, ты всё же немного подумаешь и ответишь честно? Я не тороплю тебя…

Джейк промолчал, в этот момент он почувствовал, как сильные пальцы ассистента стиснули его руку, а потом в вену с коротким болевым уколом влили очередную порцию какой-то дряни.

Наркотик начал действовать почти сразу же, но не принёс привычного расслабле-ния. От него вдруг сильно заныло сердце, а рот наполнила горечь, как от желчи. Суставы рук будто кто начал выкручивать, выкручивать медленно, доводя до такой боли, что перед глазами всё почернело. Померк даже свет, до этого нестерпимо бьющий в лицо.

— Ну, что? Ты готов отвечать? — сейчас Джейк ненавидел его голос. Если б не рем-ни, задушить бы попытался этого типа. А так лишь дёрнулся, яростно стискивая кулаки, еле сдерживая стон отчаяния и боли. А потом выкрикнул со злостью:

— Да!!! Да, я заказывал переговоры с Ниобой? Вы же и сами это знаете…

— У тебя есть друзья на Ниобе? Кто они?

Боль немного отпустила, спустилась до той отметки, когда её уже можно терпеть. Но Джейк всё равно ответил:

— Это личное… Это не относится к делу…

— К делу? К какому ещё делу? Разве ты здесь решаешь, какие вопросы для меня важны? С кем ты разговаривал в тот день?

— Это моё личное дело! Какая вам разница? Это женщина!.. Она не знает ничего…

— Ну, хорошо. Кто она такая? Ты был знаком с ней раньше? Кто она? Какую ин-формацию ты должен был сообщить ей?

— Я не буду отвечать на эти вопросы… — Голос Джейка сник до шёпота. — Не буду — и всё!

Это знакомое и непонятное сионийскому врачу упрямство вызвало ответную улыбку. Эта же улыбка, но с недобрым намёком, засквозила в словах:

— А если я буду понастойчивей?

Джейк промолчал, лишь напрягся всем телом, пытаясь освободиться, разорвать эластичные ремни. Но тело подчинялось слабо, ценой больших усилий. Тогда он просто закрыл глаза, расслабился, давая понять всем своим видом, что не собирает-ся отвечать на эти и другие вопросы.

— Ладно, к этому мы ещё вернёмся, а что ты скажешь мне про Гвардию?

— Ничего! — Джейк чувствовал, что засыпает, поэтому отозвался с превеликим тру-дом. Коротко, чтоб отвязались.

— Совсем ничего? — Сиониец хмыкнул, не скрывая удивления. Уж такого ответа он не ожидал совсем. Не ложи и не признание! Отвяжитесь, мол, со своей болтовнёй. Как от мух назойливых отмахнулся!

— Шеф, он засыпает! — вмешался ассистент, наблюдающий за мониторами, на кото-рые выводились результаты датчиков, встроенных в ремни.

— Так встряхни его чем-нибудь покрепче! Неужели самому не ясно?! — взорвался старший, залепив Джейку пощёчину. — Давай-давай! — процедил сквозь зубы. — Неко-гда спать…

После первых двух дней Гервер обычно встречался с начальством, чтоб провести доклад о проделанной работе. Но впервые в своей жизни он общался с таким высо-копоставленным лицом: с самим главнокомандующим Сионийской Армии, с Мар-челлом.

— Ну, что, какие результаты? — спросил тот первым с нескрываемым интересом. Гервер в ответ протянул распечатки. Марчелл молча и очень внимательно просмот-рел листы. Заговорил, наконец, опять открыв первые страницы:

— Итак, имя он своё нам уже назвал, — сказал чуть слышно, проверяя звучание фа-милии на слух:- Джейк Виктор Тайлер. — взглянул на Гервера исподлобья. — Вам зна-комо это имя?

— Тайлер? — переспросил тот, будто уточняя, потом повторил себе под нос:- Тай-лер… Да, в наших кругах, среди медиков, есть один человек, Глория Тайлер. Мик-робиолог. Премирована Межпланетным Конгрессом за свои разработки. Не буду вдаваться в подробности, это довольно сложно… Она ниобианка… Но они скорее всего однофамильцы. Уж очень это нереально…

Марчелл кивнул, не поднимая глаз от листов.

— А что с Гвардией? У вас про это ничего не сказано…

— Он отрицает свою причастность к Гвардии Императора…

— Отрицает?! — Марчелл рассмеялся, но нервно и резко. — А моего свидетельства этому щенку недостаточно, да? А фотографий? Вы видели фотографии?

— Конечно! Но я и без них знаю, что он лжёт.

— Прижмите его покрепче, док! Я разрешаю! Он должен говорить только правду. Любыми средствами заставьте! Вплоть до применения силы! Вплоть до промывки! — Марчелл задохнулся от негодования, задышал глубоко, пытаясь успокоиться.

— Мы уже применяем препараты из группы "А", — словно напоминая, сказал Гер-вер. — Просто у меня своя методика допроса, господин главнокомандующий. Я нико-гда не начинаю сразу же с тяжелопереносимых веществ. Мозг подследственного должен сохраниться. Ведь вы же не торопите меня с результатами, так ведь? Ещё немного, и вы будете знать о нём всё. Вплоть до того, какими кашками его кормили в первый год жизни.

Марчелл усмехнулся в ответ на последние слова врача. Подумал с невольным удивлением: "А этот сухарь не лишён чувства юмора. Своеобразного, правда, как и у всех врачей." Вслух сказал другое:

— Да, я не ограничивал вас в сроках, мистер Гервер, но к приезду Императора в этот город хотелось бы знать как можно больше.

Императора и всю Его жизнь поминутно видеть глазами этого гвардейца. Ведь они, гвардейцы, приближены к Нему как никто другой. И тогда эта венценосная особа никуда от нас не денется, — Марчелл улыбнулся, предвкушая скорое совеща-ние. — Он примет наши условия. Никуда не денется!

..А мальчишку этого сохраните живым. Он может ещё нам пригодиться. На пред-стоящей встрече важен каждый козырь.

Гервер кивнул головой, соглашаясь.

Несколько минут они посидели в молчании, только Марчелл продолжал просмат-ривать первичные результаты допроса.

— Насколько я понимаю, гвардеец попал в наши руки впервые, — заговорил вдруг Гервер, до этого долго обдумывая что-то. — Мы все знаем, что Гвардия — это какое-то элитное подразделение, входящее в окружение Императора Ниобы. Но ЧТО за этим стоит? Что значит "элитное подразделение", вы можете мне объяснить? — Взгляд на Марчелла. Тот нахмурился вопрошающе, но ни о чём не спросил, ждал продол-жения и перебивать не собирался. Тогда Гервер продолжил свои рассуждения вслух. Он уже много над этим думал, но впервые доверил свои мысли кому-то:

— В своём отчёте я лишь сообщил полученную информацию, но есть кое-что такое, чего не запишешь, что не поддаётся нашему пониманию. Этот юноша… Он наделён такими способностями, какие не присущи любому другому человеку.

Невиданный иммунитет, например. Он легко и достаточно быстро приспосабли-вается к таким веществам, выработка иммунитета на которые у простого человека длится от нескольких недель до шести месяцев.

Он глотает лошадиные дозы такой непереваримой мерзости, а через полчаса уже имеет ясные мозги и прежнюю активность.

К тому же эта удивительная способность к регенерации.

Вы знаете, что его уже расстреливали однажды? Наши солдаты. Трудно поверить, правда? Но следы от четырёх пуль он носит на своём теле. Правда, все четыре ра-нения — сквозные, ни одна кость не задета, но два из них как минимум смертельны. Одной пулей задета сердечная сумка… Прострелена печень. Он должен был уме-реть!.. Должен был! В первую же минуту после ранения… Ни один медик, какой бы он ни был гениальный, даже со всеми теми спецсредствами, которые они там носят в своих армейских аптечках, не спас бы его… Попросту не успел бы!

Но он жив! Жив! И здоровье — любому на зависть! Как такое могло произойти? Я уж не говорю о дырявых лёгких…

— А может быть, он врёт насчёт расстрела? — спросил Марчелл с недоверчивой ус-мешкой.

— Ну, уж шрамы-то от пуль я узнаю и смогу отличить. — Гервер улыбнулся, бараба-ня пальцами по подлокотнику кресла. — Да и не обманывал он меня тогда. После эфедростимуляторов человек на ложь не способен. Даже этот гвардеец при всей своей подготовленности…

С минуту они помолчали, а потом Гервер высказал ту мысль, ради которой он и завёл весь этот разговор:

— Могли ли ниобиане создать новый вид людей? С новыми, несвойственными ему качествами? Способны ли на это медики их уровня?

— Вы полагаете, гвардейцы и есть этот вид сверхчеловека? — Марчелл подался впе-рёд всем туловищем, взглянул на Гервера исподлобья напряжённым испытываю-щим взглядом.

— А у вас разве не возникает такая мысль, когда вы видите этих мальчиков Импе-ратора, подобранных по одному росту? Схожих друг с другом как братья? А может, их выращивают в специальных клиниках, а делают искусственно, в пробирках? А может, это и не люди вовсе? Андроиды, например?

— Да вы что? — Марчелл попытался рассмеяться, чтоб хоть как-то снять напряже-ние, но только закашлялся, поперхнулся и замолчал. — Что за чушь? Мы бы знали, случись такое… Но искусственный человек? По-моему, это нереально…

— Возможно и так. Но почему бы и не попробовать создать мутированного челове-ка? Задать определённую мутацию?.. Дело-то того стоит. Представьте, господин главнокомандующий, армию таких живучих, почти неистребимых солдат. А?

— О, это уже что-то из области научной фантастики! — Марчелл аж вздрогнул, содрогнулся внутренне при этой мысли: "А если это правда? Если ниобиане и вправду способны на такое?"

— Конечно, это только догадки, а в действительности солдаты Ниобы так же уяз-вимы, как и наши. Они сдают нам города, а Император готов идти на уступки… А ещё в нашей власти всё же есть один из этих хвалёных гвардейцев. И мы в состоя-нии разобрать его по косточкам, но дойти до сути.

Не так уж всё и плохо, как могло бы быть. Разве не так? — и Гервер ободряюще рассмеялся.

Голова шла кругом, в виски изнутри впивались сотни крошечных ядовитых игл. Голова болела жутко. Она никогда ещё так не болела, даже после сотрясения мозга, после той аварии на дороге.

Тугой комок чего-то мерзостного стоял прямо в горле, не давая дышать, и почему-то не проглатывался.

И эти яркие лампы под потолком, они впервые за все дни допросов горели так ярко, что глаза нестерпимо слепило, до рези, до слёз. Свет ослеплял так, что невоз-можно было разглядеть людей вокруг. Джейк только чувствовал, что их больше, чем прежде. Но и те двое присутствуют тоже.

Затуманенный химиопрепаратами мозг отказывался подчиняться. В голове просто стоял туман. Ни одной мысли. А собственное тело ощущалось как сосредоточие неослабевающей боли. Казалось, оно превратилось в одну огромную рану, которую кто-то с завидным упорством и садистским удовольствием бередил. Боль не давала сосредоточиться, собрать остатки ускользающего сознания, и хоть как-то оставать-ся хозяином своих мыслей и чувств, быть хозяином своего тела, а не чьей-то покор-ной игрушкой.

Он уже впадал в забытье и совсем перестал сопротивляться этому, когда острая игла воткнулась в шею немногим ниже затылка. Это был не просто шприц. Те лю-ди, за мониторами, могли теперь управлять его сознанием, посылая нужные им "картинки" прямиком в мозг.

— Назови своё полное имя! — Гервер первым начал допрос. Джейк узнал его голос. Узнал, несмотря на боль, заглушающую собой всё.

— Я называл его уже… Вам лично… — ответил, упрямо дёрнув подбородком. Ста-рался всеми силами укротить боль, справиться с ней и сохранить самообладание. Сохранить свою память, не позволить кому-то копаться в своих воспоминаниях.

— Повтори! Повтори ещё раз! — голос совсем незнакомый. Кто-то ещё был здесь. Да, он не ошибся, даже в таком состоянии.

— Я — Джейк Виктор Тайлер. Это моё полное имя… — ответил всё-таки, пытаясь сохранить в своём голосе былую твёрдость, уверенность, силу. Хоть так сохранить своё достоинство и честь гвардейца, и ниобианина. Он готов был бороться до кон-ца. Но понимал, что силы неравны. А язык уже выговаривал слова, те слова, кото-рые ему приказывал говорить мозг, а не инстинкт самосохранения. Говорить то, что нужно ему, а не этим людям.

— Ты не имеешь индикатора личности, тогда расскажи нам о себе сам! — Всё тот же незнакомый голос. Чей он? О, Боже!.. Джейк всеми силами старался думать о чём-нибудь постороннем, пытался занять себя другими мыслями, но тело бунтовало, шло против сознания. Язык сам отвечал на поставленные вопросы. Хорошее ещё, что ему не удавалось выдавать чёткие ответы. Да, он ещё пытался сопротивляться, и отвечал совсем не так, как хотели этого люди вокруг:

— Что именно вам нужно? Я же говорил уже…

— Ты отвечаешь сейчас. Забудь другое!..

— Ладно, начни для начала со своих родителей. — В допрос вмешался Гервер, и го-лос его показался Джейку родным, дружелюбным в сравнении с голосом незнако-мого ему молодого человека.

— Мой отец пилот… Он гражданский… Он пилотирует только гражданские су-да… — Джейк слышал, как дрожит его голос, как он срывается до шёпота, а ещё в нём было что-то по-детски беззащитное, почти мольба, или плач. Почему? Почему он вдруг испугался за отца?

— Спокойно! Не переживай так! — Опять Гервер. — Никто не собирается причинять ему вред. — Рука врача коснулась плеча Джейка, и он дёрнулся, почти инстинктивно пытаясь отстраниться.

— А мать… мать микробиолог, — продолжил он, немного справившись с собой. Го-лос его зазвучал резче, почти с вызовом. — Она занимается генной инженерией… До этого была биологом, изучала природу Гриффита…

— Да, ты уже упоминал нам об этом раньше, но не называл её имени. — Гервер, сно-ва Гервер. Джейк чувствовал его дыхание у самой щеки. Но больше врач не пытал-ся к нему прикасаться. А напряжение в теле, ожидание чего-то всё равно не прохо-дило.

— Глория Тайлер! Её имя — Глория Тайлер! — Джейк почти выкрикнул это имя. Он звал мать, точно она была рядом. Точно она могла услышать его и прийти на по-мощь. О, она смогла помочь. Она бы показала этим сволочам, чтоб они знали, что не имеют никакого права так мучить его.

После его ответа они все будто забыли о нём, заговорили между собой, отвлек-лись. Джейк не различал их голосов. Сейчас ему было всё равно. Возникшая пере-дышка и общая слабость стали отвлекать в сон.

Но тут вдруг раздался громкий голос ассистента, наблюдающего за мониторами:

— Активность мозга падает! Он засыпает!

Джейк вздрогнул от этого окрика. Но потом началось что-то такое, от чего вздрогнуло не только его тело, но и душа содрогнулась. Прямо в мозг быстро был введён какой-то препарат. Джейк не почувствовал этого, но последствия оказались ужасными.

Боль, яркая и осязаемая, как вспышка, настолько яркая, что затмила свет ламп перед глазами, она хлестанула волной через всё тело. Как будто кто-то одним рез-ким движением вырвал мозг из спинномозгового канала.

Он закричал от боли!!!

Боже! Что это была за боль!! Такой боли он ещё ни разу за всю свою жизнь не испытывал.

Кто-то закрыл ему рот ладонью, заглушил этот вопль, чуть не разорвавший лёг-кие.

— Тише! Тише!.. Всё хорошо!.. — Гервер! Боль и вправду отпустила. Джейк даже сумел различить его голос, отрывистый, недовольный, обращённый к ассистенту:- Дэмьен!! Какого чёрта!.. Ты что ему дал?

— Бармистагин! — ответил тот честно.

— Двойную дозу?!

— Мы же давно уже даём ему только двойные…

— Дурак! — Гервер выругался, впервые за все дни, резко, не сдерживая себя. — Ты хочешь, чтоб он свихнулся? Он же не имеет к нему иммунитета!..

Джейка всё ещё трясло мелкой, противной дрожью. Он сам чувствовал эту дрожь, но никак не мог с собой справиться. Уж слишком сильным было воспоминание о недавней боли. Оно до сих пор отдавалось в каждой клеточке, точно кто-то сейчас медленно вытягивал из тела нервы, нить за нитью.

— Твои родители наверняка хорошие люди, — заговорил Гервер, обращаясь уже к Джейку, пытаясь своим голосом отвлечь его, успокоить немного. — А где вы жили? Где учился ты?

— В Ниобате, мы жили в столице, — покорно отозвался Джейк. Он говорил почти беззвучно, одними губами, тяжело и устало вздыхая. — Юго-западный массив. Пятый уровень, 115-в. Вы можете сделать запрос, если хотите…

— Сделаем, обязательно сделаем, — согласился Гервер. — Где ты обучался?

— В государственной школе… В школе многоплановой комплектации, с индивиду-альным подходом. 219 городская школа…

— Ну, и как успехи? — Голос того, незнакомого, полный издёвки.

— Второй порог обучения я закончил с отличительным значком! — выкрикнул ему в ответ Джейк, яростно и зло сопротивляясь путам. Рванулся тому человеку навстре-чу, пытаясь освободиться. — Вы хоть знаете, что это значит?!

— Конечно же, мы знаем, — успокаивающий голос Гервера и ободряющее похлопы-вание по плечу. — С таким значком без тестирования берут в любое заведение выс-шего профиля. Для пятнадцатилетнего подростка — и такой результат… — Похвала, искренняя похвала. Но сейчас Джейка раздражало и злило всё. Он не мог забыть ту боль и понимал, что несут её эти люди, пока старающиеся быть добрыми. Но надол-го ли?

— Ну а третью ступень ты где заканчивал? — Джейк не ответил на этот вопрос, тогда голос незнакомца дополнил сам, высказал вслух лихорадочные мысли пленного:- В Гвардии, да? В Гвардии Императора!

— Нет!!! Нет… — Джейк перебил его таким громким криком, какого даже сам от себя не ожидал.

— Сопротивление возрастает. Он пытается скрыть информацию, — доложил асси-стент, изучая данные, выходящие на экран компьютера.

— Ведь ты же не хочешь, чтоб тебе было больно. — Незнакомец улыбался с фальши-вым сочувствием и заботой. — Поэтому тебе лучше сотрудничать с нами. А для нача-ла честно отвечать на наши вопросы. Хорошо?

— К чёрту! — Джейк взорвался. Непрекращающаяся боль в разрушаемом наркотика-ми теле выводила его из себя. — Катись к чёрту со всеми своими вопросами! Нена-вижу!!!

Рванулся, пытаясь освободить руки. Бесполезно! Эта вспышка ярости лишила последних сил. Джейк сник, лишь дышал тяжело, вдыхая воздух всей грудью, чув-ствуя, как ремни врезаются в рёбра.

— Введи карбофлоктарин! — приказал Гервер. — Только не больше двух "кубиков". И медленно…

Новая инъекция.

Джейк зажмурился, сжался всем телом в предчувствии новой боли. Но началось то, чего он и ожидать не мог.

Сначала яркая вспышка перед глазами, а затем…

Он увидел себя горящим заживо!

Он видел себя прикованным, но не к операционному столу, а к вертикально по-ставленному столбу. А вокруг бушевало пламя!

Понял неожиданно: это же "картинка"! "Картинка", созданная твоим же вообра-жением в твоей же голове под действием каких-то препаратов. Но легче от этого не стало. Боль была настоящая, живая!

Он испытывал то, что испытывает горящий на костре. Адская боль! Боль от сжи-гаемой на огне плоти! Он рвался, кричал, плакал, молил о милости, а под конец потерял сознание.

Сколько так пролежал, не понял: чувство времени пропало полностью. К реально-сти вернули голоса, голоса врачей вокруг:

— Странная реакция мозга… Никогда такого не видел…

— Ну, если учесть, что методика эта новая…

— Хорошо ещё, что сердечко крепкое…

— Проверь, как он…

Джейк уже не отстранялся, чувствуя прикосновения рук к своему лицу. Теперь ему было наплевать на всё, что происходило вокруг. Он хотел одного: передышки, хоть немного отдохнуть от этих людей, от постоянной боли.

— Расскажи нам о Гвардии! — Это была не просьба, а приказ. И Джейк заговорил. Говорил его язык, а мозг ещё протестовал. О, сейчас Джейк готов был говорить о всём, что угодно, лишь бы от него отвязались.

— Она была создана…

— Нет! Не надо истории! Это мы знаем! — его перебили. — Расскажи нам о таких, как ты…

— Нас всего двести человек… вместе с Элитным отрядом…

— А это ещё что такое? Какой такой Элитный отряд? — опять этот незнакомец пере-бил, приказал:- Ну-ка, ну-ка, поподробнее!..

— Это часть гвардейцев, находящаяся в личном подчинении Его Величества.

— И какую же…

— Нет! Подожди! — тут уж теперь встрял Гервер. — Расскажи сначала про Гвардию. Как вас отбирают?

— Заявку в Приёмную Комиссию может подать любой, начиная с четырнадцати-летнего возраста. Отбор идёт несколько месяцев… Отобранных приглашают пись-менно, с уведомлением… А потом проходят экзамены… Тесты… Медицинские осмотры… Это сложно и долго… Большой конкурс. В год моего поступления было триста человек на одно место. Точнее — двести восемьдесят семь…

— Хорошо. А чем вы там занимаетесь?

— Программа школы… Только более углубленная. Военная подготовка. Всесто-ронняя… Но это не спецназ… Это проще… Для охраны отбирают позднее… Но мы все в какой-то мере телохранители Его Величества… Всё обслуживание, любой выход Его Величества в свет… Мы делаем всё: от подготовки и осмотра корабля до сопроводительного присутствия на улице…

— Так, значит, ты у нас военнообязанный? — Ироничная улыбка сквозила в голосе незнакомца.

— Да! Курсант Гвардии Его Императорского Величества. Третий курс первого года обучения. Индивидуальный номер — 495466Е. — Джейк уже не реагировал на эту иронию и издёвку, он слишком устал для этого.

— Прекрасно! — Снова этот же человек. — Значит, ты имеешь доступ к Император-скому телу… А убить ты Его сможешь?

— Нет! — этот вопрос подействовал на Джейка не хуже бодрящего укола. По край-ней мере реакция была той же. Он дёрнулся всем телом навстречу этому ненавист-ному голосу. Но не смог освободиться. Впрочем, как и всегда. Только выкрикнул зло:- Нет!!! Никогда!.. Нет!! Нет… Нет… Нет… — Одно слово всего лишь мог выго-ворить сорвавшимся на плач голосом.

— Фереотти, не надо провоцирующих вопросов. Ты его окончательно доконаешь, — Рука Гервера легла Джейку на плечо ободряющим, успокаивающим прикосновени-ем. — Давай мы лучше поговорим про Гвардию…

— Так, значит, Император своим личным решением выписал тебе трёхдневный отпуск. Так сказать, в знак награды после совещания на Фрейе, — уточнил Гервер, просматривая прежние записи. Джейк кивнул головой, соглашаясь со словами вра-ча, но тот вдруг выкрикнул уже надоевшую всем фразу:- Не кивай! Говори, ясно? Аппаратура фиксирует твой голос, а не кивания… — а потом продолжил как ни в чём не бывало прежним деловым тоном:- И ты поехал на Гриффит, сюда, к матери…

Ввязался в драку… Тебя ограбили… Сломали идентификационную капсулу или, если проще, индикатор личности… Так, в прошлый раз я в это не поверил. При-шлось справляться у "информаторов". — Гервер улыбнулся. — Ты не лгал мне, Джейк. Молодец! Будешь таким же честным, и я буду с тобой сотрудничать… — похвалил. Тон его голоса указывал на то, что Гервер находится сейчас в благодушном на-строении. — Так, вчера мы остановились на том, как вы вместе с рядовым Алмааром попали в плен… Тебя расстреляли при попытке к бегству… Почему же ты остался жив? Только не говори, что тебя вы́ходили дикари. Не надо мне врать… Ведь я же знаю, что это невозможно.

— Они не дикари!.. — В голосе пленного часто появлялись упрямые, раздражённые нотки. Он всё ещё был личностью, даже после недели каждодневных допросов. Личностью с характером. Упрямился, протестовал, пытался спорить. Обычно все, допрашиваемые Гервером раньше, после трёх дней теряли свою индивидуальность, превращались в покорную машину, выдающую информацию на любой интересую-щий вопрос. Но этот гвардеец… И здесь не всё, как у людей. И при этом упрямо твердит, что он такой же человек, как все. Рождённый такими же людьми, без вме-шательства генетиков.

— Ладно, не дикари! — согласился Гервер с улыбкой. — Гриффиты!

— Лари́ны! — поправил пленный. — Ларины — "дети леса". Они не любят, когда их называют гриффитами…

— Ладно, не о них речь! Ты мне лучше расскажи, как тебя лечили!.. Только не надо знахарства. Это просто смешно. При таком ранении, как твоё, мой хороший, ты бы и минуты не прожил, а ты говоришь, что тебя подобрали через несколько часов… Чушь это всё!

— Это всё из-за матери… — уже в сотый раз за эти дни повторил Джейк. — Мне пере-дались её способности, способности ларинов. Повышенная живучесть…

— Ага! Пошутил! Я сам врач! Я знаю, что потомства между гриффитом и челове-ком быть не может. Не надо мне здесь сказки рассказывать. — Гервер абсолютно не верил своему подследственному. Не верил скорее по привычке, из той консерватив-ности, какая присуща традиционной медицине. А самого точил червячок сомнения. Уж слишком необъяснимыми и поразительными были способности этого парня. Поэтому Гервер предпринял кое-какие действия, но не решился признаться в этом никому, кроме своего ассистента. Он отправил кровь пленного ниобианина на гене-тическую обработку. А сам послал запрос-сообщение по всем линиям, даже на Ниобу, в Институт Генной Медицины. Именно там работала Глория Тайлер, уж кому знать, как не ей. А сам в это время в свободные от допросов часы, чаще всего ночные, принялся изучать всё, что было посвящено исследованию аборигенов Гриффита. И чем дальше "влезал" в эти дебри, тем больше удивлялся тому, как мало сделано с момента открытия нового вида разумных существ. Литературу по интересующему его вопросу собирал буквально по крупицам, труд Тайлер, за кото-рый она получила премию, "Генная совместимость. Её результаты и последствия", прочитал несколько раз от корочки до корочки. Жаль, что сама Тайлер так и не вышла на связь…

Результаты генной обработки поразили всех медиков Отдела. А больше всего самого Гервера.

Его подопечный оказался не только первым гвардейцем, попавшим к сионийцам в руки, но и первым "человекогриффитом", как его окрестили в Отделе. Первым "че-ловекогриффитом" в истории человечества.

Это открытие могло бы наделать столько шума в научных кругах, но командова-ние Армии отнеслось к нему более чем сдержанно. Исследования запретили до по-ры до времени, официально "до окончания военных действий", а результаты засек-ретили.

Ясно было одно: парень интересовал Отдел Госбезопасности в первую очередь как гвардеец, как враг, и только потом уже — всё остальное.

Конечно, им ещё заинтересуются. Война закончится, как и всё в этом мире, и во-енные вспомнят о том, что в их "тайниках" хранятся интереснейшие сведения о сверхживучем человеке. И тогда этого несчастного парня препарируют, как под-опытного кролика. Ему уже не видать ни Ниобы, ни дома, ни мамы с папой…

— Значит, тронный зал находится в восточном крыле дворцового комплекса, на втором этаже, — повторил, уточняя, Гервер. — А сам Император, Он часто остаётся один?

— Нет! — Голос пленного звучал глухо и слабо. Да, парнишка этот сильно сдал. В последние три дня сильнее, чем за все, вместе взятые. Возможно, это последствия применения психоастимуляторов. После них ему уже никогда не быть таким, как прежде. Вся оставшаяся жизнь пройдёт на дозах. Жаль, очень жаль. Но благодаря астимуляторам, он, зато, стал послушным и честным. Честным без всяких сомне-ний. Только эти препараты в состоянии "бомбить" его иммунную защиту, и он сам до сих пор не может выработать к ним устойчивого иммунитета.

— Его Величество никогда не ходит один! Никогда и никуда! — повторил, как будто хотел добавить своим словам значительности. — С Ним как минимум двое… И хотя бы один из наших, из гвардейцев…

— А если б ты сам хотел совершить покушение на своего Императора, как бы ты действовал?

Гвардеец думал недолго, ответ выдал краткий, по-военному чёткий:

— Я бы опять пригласил Его Величество на Фрейю, а потом уничтожил бы Его корабль прямо в космосе. Но лучше всего при заходе на посадку… Тогда отключа-ется защитное поле…

А мальчишка-то с мозгами, несмотря ни на что, подумал Гервер с невольной улыбкой.

— А если не в космосе, если на земле? — спросил с выжидательной улыбкой, будто и вправду от советов пленного могло многое зависеть.

— Убить можно любого, если сильно захотеть. Даже Императора… Во время уче-ний нам удавалось раза два… — Ниобианин как-то странно поёжился, точно мёрз под горячим светом ламп, а может быть, вспомнил что-то из своего прошлого. — Да, два раза наша группа выполняла такую задачу в условиях, фактически повторяющих реальность… Но я бы не советовал вам пробовать… Да и потери будут огромные… Ни один незнакомый человек не может приблизиться к Его Величеству. Просто не сможет… А действовать в таком случае нужно наверняка. Если наш Император останется жив после покушения, Он скорее сотрёт вашу планету в порошок, чем допустит повторение подобного… Он очень осторожен… Он — сын Императора Густава, осмелюсь напомнить… И они во многом схожи…

— Пытаешься шутить? — Гервер натянуто рассмеялся. Но его подопечный даже не улыбнулся, а потом произнёс:

— Это глупая затея! Смешно надеяться, что сменить государственный строй мож-но, убив Императора. Это глупо! Он не имеет сына, но есть герцог Ирвин, младший брат Его Величества. Он тоже из семьи Хорклаусов… Его многие не берут в расчёт. Он молод… Не если герцог придёт к власти, особенно после гибели Императора, то о правлении Густава вы вспомните как о "золотых временах" в истории наших от-ношений… Нас учили "читать" людей и, поверьте, я не ошибаюсь… Герцог Ир-вин…

— Всё! — Гервер перебил его громким и резким окриком. — Тебе самому не кажется, что ты начинаешь слишком много рассуждать?

— Это вам кажется, что вы взяли ситуацию под контроль. Но это не так! Совсем не так!.. Это вы теряете свою планету. А здесь вы всегда будете лишь захватчиками… Так и передайте мои слова Марчеллу. Слово в слово! Ведь это он стоит за всем этим… За всеми этими допросами, за всей этой войной… Он и вы все — тоже! — окажетесь в проигрыше!..

— Заткнись, малыш! Не надо меня злить! Не надо! — Рука Гервера легла пленному на лицо, закрывая рот, не давая ни говорить, ни дышать. Ниобианин дёрнулся, пы-таясь освободиться, а потом вдруг затих, сник, и даже глаза стали стекленеть.

Датчик, следивший за работой пульса, затенькал, подавая сигнал.

— Шеф, кажется, у нас передозировка!

— Вводи аруатин!.. И встряхни сердечко чем-нибудь покрепче!.. Быстрее!.. — Гервер кинулся ассистенту на помощь, сам схватился за шприц. Следующие несколько минут им пришлось здорово понервничать. А потом Гервер долго смотрел на мони-тор, на бегущую ниточку пульса, и думал. Он не любил, когда случались ситуации, подобные этой. Не в его привычке было терять доверенного ему человека. Для это-го он очень сильно уважал в себе профессионала. Но сейчас… Сейчас пришлось понервничать…

Организм вынослив, но пределы его способностей никому не известны. Впредь надо быть поосторожнее… А пока дать ему передышку… Хотя бы до завтрашнего дня.

В это утро Гервер задержался, не по своей вине, конечно, и был неприятно удив-лён, встретив в лаборатории Фереотти. Этот выскочка из Отдела военной разведки был приставлен к следствию без большого желания со стороны самого Гервера. Первую неделю он точно по времени отрабатывал положенные часы. Позднее стал появляться нерегулярно, ссылаясь на занятость в своём Отделе. Герверу было всё равно, он не являлся его начальником.

Возможно, как разведчик Фереотти был неплох, но на допросах он выставлял себя не с лучшей стороны. Вот и сейчас он сидел, развалясь в кресле, придвинутом к самому столу, небрежно перекидывал листы отчёта и, копируя самого Гервера, спрашивал пленного о чём-то. В первые минуты Гервер не слушал его, голова была занята своими мыслями, но потом до него стали доходить отрывки фраз:

— …Ты не показал этой птичке, как должен вести себя человек в подобных случа-ях?.. Ты позоришь человечество… А как у неё фигура?.. Ах, все гриффиты совер-шенны… А ты сам в состоянии сравнить?.. А как она…

Фереотти не договорил, его перебил ниобианин, выкрикнул с ненавистью:

— Ненавижу!.. Убью, гад!!..

Фереотти захихикал в ответ, он кайфовал, издеваясь и унижая себе подобных.

— Ты ещё и угрожаешь мне?! Ты — недочеловек?! Тебе помочь унять твои дикар-ские замашки? — Фереотти привстал и тут встретился с Гервером глазами. Растерял-ся, залепетал, оправдываясь:- Он отказывается отвечать на вопросы…

— Да, я так и понял. — Гервер кивнул, проходя к столу. — А тебя, как я вижу, сегодня в Отдел не вызывают.

— Ну, вообще-то там… Они, если что, пришлют за мной… — попытался придать своему лицу вид сверхзанятого человека. Не договорил, Гервер довольно небрежно перебил его:

— А где Дэмьен?

Фереотти заозирался по сторонам, будто только сейчас заметил, что до прихода Гервера он находился в лаборатории один на один с пленным ниобианином. По-зволил бы ему Дэмьен подобную выходку, будь он здесь!

— Я и забыл вам сразу сказать, — ответил, пожимая плечами. — Он, вроде как, вышел куда-то… Там приехали какие-то… Вот его и вызвали, наверно…

Гервер снова кивнул. Он вообще-то не любил размытые, неясные ответы, но что с этого возьмёшь?

Дэмьен появился позднее. Но пришёл не один, с ним был незнакомый Герверу военный, судя по нашивкам, полковник.

— Шеф, это к вам! — Дэмьен лёгким движением головы указал на гостя, не стал ни-чего объяснять, а просто прошёл к мониторам.

— Я хотел бы видеть А́дама Гервера, — заговорил незнакомец, в знак приветствия склонив седую голову. Гервер тоже ответил кивком на это приветствие, добавил довольно сдержанно, будто неприятностей ждал:

— Чем обязан, господин…?

— Полковник Барклиф, 119-я пехотная дивизия, — представился гость и снова кив-нул, а потом добавил уже не так официально:- Я из-под Марвилла, господин Гервер, из передвижного госпиталя… Ричард Хансен… Вам что-нибудь говорит эта фами-лия?

Гервер медленно кивнул, словно всё ещё обдумывал услышанное.

— Он мой друг, мы учились вместе в Медицинской Академии. Хирург… Он, что, тоже здесь?

— Здесь! В госпитале, в пятнадцати километрах от Марвилла…

— Он жив? Вы его лично видели, господин Барклиф? — Гервер интуитивно чувство-вал, что новость ему этот гость принёс нехорошую. — Почему он сам не связался со мной?

— Там, где мы стоим, не очень хорошие условия для надёжной связи. — Полковник не походил на разговорчивого человека, держался с достоинством. Уже немолодой, но точного возраста сейчас, после агеронтации, на глаз не определить. — Но два дня назад, когда я его видел, он был жив и здоров. Он знает, что вы здесь, господин Гервер, в этом городе, в этом Центре…

— Ну, секрета я в принципе не делал… — чуть слышно себе под нос произнёс Гер-вер.

— Он передаёт вам "привет" и ещё… ещё он просил сообщить одну фразу. Сказал, когда вы услышите, вы поймёте. "Юлиус был ранен. После операции направлен во Флорену на протезирование. Состояние вполне стабильное, но навестить не мешало бы. И, может, помочь кое-чем…"

Я передаю вам слово в слово. Доктор Хансен сказал, вы знаете, о ком это.

— Да, я знаю… — Гервер сразу задумался, нахмурился, опустил голову. Новость и вправду совсем неприятная. Чутьё не подвело, как и всегда…

Опомнившись через минуту, снова взглянул на полковника, поблагодарил:

— Спасибо, господин Барклиф. Пойдёмте, я провожу вас.

Тот кивнул в ответ с явным сочувствием, но вслух ничего не сказал, повернулся уходить, но тут вдруг заговорил Дэмьен. Он следил за мониторами, а рядом, чувст-вуя себя лишним, топтался Фереотти:

— Шеф, у нас здесь какая-то странная реакция… На сбои не похоже… Кривая эмоционального состояния скачет… Он же у нас так напичкан сейчас, что не дол-жен ничего чувствовать…

— Да? — Гервер подошёл, опёрся локтем на спинку кресла, поверх плеча ассистента взглянул на экран. — Да всё нормально же! Опять ты со своей излишней осторожно-стью… — Выпрямился, повернулся к полковнику. — Ничего важного, господин Барк-лиф. Пойдёмте!

— Вот, сейчас! Смотрите же, док! — выкрикнул Дэмьен, схватив Гервера за рукав халата. — Вы видели? Такой сильный всплеск!.. Он реагирует на наши голоса. Он отлично слышит их…

— Ты считаешь это открытием века? — Гервер сейчас был не в настроении, он всё ещё обдумывал полученное известие. — Для нашего допроса это обычное дело…

— Господин полковник, он реагирует на звучание вашей фамилии, — Фереотти ска-зал то, над чем Дэмьен ещё думал, и то, что он вряд ли решился бы сказать. — У вас нет знакомых или родственников среди ниобиан или среди Императорских гвар-дейцев?

Полковник при этом вопросе, не очень-то этичном (впрочем, как и всё, что делал Фереотти), нахмурил брови, поджал губы, как будто оскорбился, но ответил всё тем же спокойным, приятно рокочущим голосом:

— Если вы применяете психоастимуляторы, то в этом нет ничего странного. И вправду, господин Гервер, это обычное дело… Астимуляторы вскрывают глубокие слои памяти… Не думаю, что я единственный Барклиф в этой солнечной системе. Однофамильцы могут быть у каждого…

Спросите его об этом, если вам так интересно. — И тут спросил сам, глянув на под-следственного:- Тебе знакома эта фамилия? Барклиф?

Ниобианин медленно кивнул, но потом, словно опомнившись, произнёс почти беззвучно:

— Да!.. Дэвид Барклиф… Лейтенант… военнопленный…

Эти слова, как случайная бредовая смесь срывались с его губ, но никто не слушал их так внимательно, как полковник. Внимательно и с интересом, совсем непонят-ным.

— Он уже сильно истощён. Не стоит его слушать… Уже больше бредит, чем отве-чает… Никакой связи, никакой логики, — Гервер отвёл гостя в сторону. — А вы, я ви-жу, имеете в этом деле толк… — Кивнул в сторону операционного стола. Полковник что-то ответил ему, но они к тому времени уже скрылись за дверью.

Дэмьен и Фереотти переглянулись и одновременно пожали плечами…

Гервер вернулся через полчаса, заговорил с порога:

— Всё, закругляемся! Хватит! Пора и отдохнуть!.. Последние наши дни распечата-ешь, положишь мне на стол в кабинете… Отчёт я напишу попозже, вечером, навер-ное…

Гервер остановился посреди комнаты, стоял, глубоко засунув руки в карманы халата. Несколько минут в молчании смотрел в лицо спящему пленному.

— Спит… Счастливчик… — а потом вдруг добавил, глянув на ассистента:- Я уезжаю сейчас во Флорену… За всем проследишь сам… Когда приеду, назначу курс реаби-литации… А ты пока дай ему какое-нибудь снотворное посильнее… Лучше барбу-тал. Пусть спит…

— А вы надолго? — Дэмьен немного растерялся. Таким своего шефа он ещё ни разу не видел. — Так серьёзно, да?

— Мой племянник, Юлиус Гервер, бестолковый мальчишка… — ответил Гервер, немного помолчав, обдумывая что-то. — Хотел романтики… Потащился сюда, доб-ровольцем… Здесь, на фронте, романтику искать? Разве есть мозги? В пехоте? Где там романтика? В грязи? В окопах?.. Он уже во Флорене… Я только что с пункта связи… Готовят к операции… Надо ехать! Надо!.. Что я потом его матери скажу?

Да, выглядел он, конечно, не лучшим образом. Уже неделя прошла после всех допросов, а на человека он всё ещё мало походил. Слабое подобие себя прежнего, с сожалением и некоторым разочарованием думал полковник Барклиф, вспоминая фото, приложенное к делу. Сейчас же того недавнего бравого холёного гвардейца было не узнать. Куда подевалась та совсем ещё юная красота и затаившаяся улыбка в широкораспахнутых глазах?

Перед Барклифом сидел предельно ослабевший, похудевший мальчишка в мятой несвежей пижаме. Светлые, давно не чесаные волосы сосульками падали на лоб. Резко обострившиеся скулы, впалые щёки, сухие растрескавшиеся губы и пустые, ничего не выражающие равнодушные глаза.

Он выглядел так, как выглядит каждый после долгой изнурительной, очень тяжё-лой болезни. А вообще-то, он выглядел так, как и должен был выглядеть после два-дцати дней допросов, после глубокого допроса и психоастимуляторов. Людей после подобных процедур Барклиф видел, и не раз. Опыт у него в этом деле был нема-ленький.

Несколько минут он стоял у порога, изучая комнату и пленного. Комнатка, конеч-но, как камера-одиночка. Четыре стены, койка в углу, справа от входа раковина и туалет. Да, скромно, как в тюрьме. Даже сесть некуда.

Барклиф прошёл вперёд, сел на край кровати, спросил ещё, стараясь сохранять вежливое отношение к хозяину:

— Ты не против?

Тот никак не отреагировал на этот вопрос, но вторжение в личное пространство воспринял негативно: отстранился, отполз в самый дальний угол койки, ещё ближе подтянул к груди колени, обхватил их руками. Следил за Барклифом исподлобья, но без любопытства, с прежним равнодушием. Минут пять сидел, совсем не шевелясь, будто и не замечая гостя, казалось, спал с открытыми глазами. А потом вдруг со-рвался, резко, с места. Мимо Барклифа. В два прыжка — и к раковине.

Его рвало мучительно долго, но сам Барклиф, сидя к умывальнику спиной, даже не шевельнулся, даже не взглянул в ту сторону.

— Ломка, да? Паршивое состояние…

— Слушайте, что вам надо? — Парень тяжело повалился на кровать, оттолкнул по-душку, уселся, подогнув одну ногу под себя, сел так, что они с Барклифом смотрели теперь друг на друга почти в упор. Глаза ниобианина светились раздражением, но зато в них не было больше равнодушия и пустоты. Сам ещё бледный, до зелени, после приступа тошноты, но держится вполне сносно. Можно и поговорить.

— Тебя восстанавливают по ускоренной программе. С сегодняшнего дня инъекции будут проводиться с шестичасовым интервалом вместо вчерашнего трёхчасового. Пока втянешься, будет особенно тяжело…

— Вы пришли, чтоб рассказать мне это? — Парень усмехнулся, скривив губы, отвы-кшие за последнее время улыбаться. — Спасибо, мне сразу полегчало…

Барклиф хмыкнул, проглотил иронию молча. Гвардеец оживал, и это радовало.

— Нет! Мне нужна твоя помощь… Поговорить кое о чём…

— Нет уж! Спасибо! Я уже всем здорово помог! Хватит! Наговорились уже!.. До тошноты… — Парень попытался рассмеяться, а голос у самого сорванный, хриплый, севший, как после долгого крика. Замолчал, отвернулся.

— Я — Барклиф. Тебе что-нибудь говорит эта фамилия? — представился полковник, с минуту помолчав. — На допросе ты называл Дэвида Барклифа…

— Я многих называл. Ну и что? Смотрите отчёты. — Гвардеец смотрел куда-то в сторону, мимо гостя, поверх его плеча. — Я больше никому ничего рассказывать не собираюсь…

— Того, что мне нужно, в отчётах нет. — Голос Барклифа сохранял терпеливые нот-ки, но чувствовалось, что это спокойствие — результат больших усилий.

— А что тогда вам ещё от меня надо? — Пленный вскочил, заходил по комнате, сжи-мая ладонями пульсирующие болью виски, неслышно ступая босыми ногами по пластиковому покрытию пола. Три шага до умывальника — и обратно! Едва не каса-ясь плеча Барклифа. Полковника начало раздражать это движение, он порывисто выпрямился, так, что ниобианин чуть не толкнулся ему в грудь. Остановился, опус-тил руки, опять начал:

— Я больше не…

— Что — ты?! — перебил его Барклиф. — Ты теперь ничто! Ты предал свою Родину… Хотел ты этого или не хотел, это мало кому интересно… Думаешь, кто-то когда-то спросит, добровольно ли ты "раскололся" или после препаратов? Нет! Нет… И ты сам это понимаешь… А сейчас ты после всего пытаешься показать свою независи-мость? Её у тебя больше нет! — он выкрикнул эти слова мальчишке в лицо. Тот смот-рел на него с немым отчаянием и мукой. Бледный, растерянный, совсем жалкий. С влажных волос, прилипших ко лбу, вниз стекали капельки воды, а пленный смотрел на Барклифа, не моргая. — Ты лишился всего! Даже жизнь твоя больше тебе не при-надлежит… Раньше надо было думать… И показывать свой характер. А сейчас… сейчас это просто смешно…

Ниобианин медленно опустился на кровать, сгорбился устало, спрятав стиснутые кулаки в коленях. Спросил, наконец:

— Что вам от меня нужно? Когда-нибудь меня оставят в покое? — Взгляд на Баркли-фа снизу вверх. — Я им уже всё давно рассказал… Всё, что знал… Всё, что нужно было этим… этим людям. — Повёл плечами зябко, будто вспомнил что-то неприят-ное. — А вы, вы были среди них? Я помню ваш голос…

— Сейчас у меня к тебе личный вопрос, понятно? — Твёрдость в голосе Барклифа требовала беспрекословного подчинения. Это был голос военного, привыкшего отдавать приказы. — Это совсем не относится к тем допросам…

— Я больше не помогаю сионийцам! — Ниобианин упрямо повёл подбородком, вы-держал взгляд полковника. — Хотите что-то узнать — колите! Добровольно я вам ни-чего не скажу. Тащите свои наркотики! Я не добровольный предатель, ясно вам?! — Яростный блеск глаз немного удивил Барклифа. Он совсем не ожидал этой ярости и такого отпора. Дело-то для этого пацана пустячное, его совсем не касается, а упёрся, упёрся так, будто от этого зависит судьба Империи.

— Да не собираюсь я тебя колоть! И бить не собираюсь!.. — Барклиф рассмеялся, опять сел на кровать рядом с настороженно подобравшимся ниобианином. — Я к тебе с просьбой, с личной просьбой о помощи, а ты сразу в крик.

— А я сказал, что не помогаю сионийцам. — Упрямый мальчишка, он смотрел на Барклифа исподлобья в ожидании подвоха или ещё чего похуже. Барклиф молчал несколько минут. Он вообще-то, когда шёл сюда, не думал объяснять хоть что-то, но сейчас заговорил, непонятно почему, доверился этому парню:

— В принципе, твоя реакция вполне понятна, и я бы так же вёл себя на твоём месте. Ты — гражданин Ниобы, и это всё объясняет. Сионийцы — твои враги. Не только из-за войны, но и потому, что мы ничего хорошего лично тебе не сделали. Одни про-блемы, правда? Признаю, допросы и спецпрепараты — вещь неприятная. Но ты и сам понимаешь, попади к вам сионийский солдат, вы, ниобиане, поступили бы с ним точно так же. Значит, наше обращение с тобой — это не присущая лишь нам национальная жестокость, да? — Ниобианин никак не отозвался, но и не перебил. — Мы ничем друг от друга не отличаемся. Уж поверь мне… Я был не намного старше тебя, когда меня выслали на Сиону. Я был от рождения ниобианином, так же, как и ты. Возможно, подробности Нортарианского заговора тебе мало интересны. Всё произошло за много лет до твоего рождения…

А я служил в Нортариане, как раз в том полку, и попал под расформирование, как и все. Правда, в отношении со мной Императору Густаву этого показалось мало. В ходе следствия выяснили, что я был знаком, лично знаком с Шервилом, с другими, кто стоял во главе… Да, — Барклиф не сдержал грустного вздоха, — сейчас мало, кто знает, как всё было на самом деле… Может, архивы только и хранят, а участников и свидетелей мало осталось… Густав умел расправляться с неугодными ему людьми.

…А меня пожалели… Да! — Барклиф улыбнулся, опять с грустью. — В память о бы-лых заслугах семьи… Просто сослали на Сиону без права на возвращение… Каково это, в двадцать пять лет полностью лишиться всего? Семьи, дома, любимой работы, привычного окружения — всего, к чему привык с рождения!.. Наши миры слишком разные для того, чтоб быстро привыкнуть к новым условиям. Ниоба — и Сиона!.. Они слишком разные… — Барклиф замолчал, задумался надолго. Можно ли в не-скольких фразах, в обыденных простых словах рассказать кому-то своё прошлое, встающее перед глазами в ярких, многоцветных картинках? Способны разве любые известные людям слова передать чувства, передать эмоции? Нет! Конечно же, нет!.. Начинаешь говорить, вспоминать — и прошлое оживает, повторяется снова и снова. Правда, уже без той боли, притупившейся с годами… Но всё же не легче от этого…

А первые годы на Сионе! Кому их расскажешь? И расскажешь ли вообще? Когда надеялся на возвращение, жил только этой надеждой… Писал горы писем в Апел-ляционную Комиссию, и лично Императору. А потом с приходом Императора Ри-харда — и ему.

Даже стал сотрудничать с Отделом Государственной Безопасности, с самой раз-ведкой. Они обещали перевезти семью на Сиону. Знали, на каких струнах играть…

Всё это, всё осталось в прошлом… Без всякой возможности хоть что-то изменить или исправить. И ведь ни единой весточки за столько лет! Прежнюю ниобианскую жизнь как ножом отрезало, только воспоминания и остались.

Ниобианин сидел молча, глядя прямо перед собой, такой же, как был в самом начале. "Неужели зря?! Опять всё зря, как всегда!!" Барклиф поднялся, взглянул на часы:

— Ну, всё! Пора мне…

И ушёл. Думалось, навсегда после такого-то разговора. А минут через пять после его ухода пришла медсестра с очередной дозой…

А после укола никаких мыслей в голове уже не осталось. Одна пустота…

Но он пришёл, пришёл снова. И Джейк, глядя на этого человека, понял вдруг со-всем неожиданно, что рад его приходу. Рад тому, что в том мире, оставшемся за дверью камеры, есть ещё кто-то, кто помнит забытого всеми пленника. Кто-то, с кем можно поговорить. Что толку с медсестёр? Приходят всегда разные, и ни одна из них ни слова за всё время не сказала.

Гость снова был в форме, как и в прошлый раз. Полковничьи нашивки. Судя по всему, птица высокого полёта. Из состоятельных, видать. Мало кому по средствам провести агеронтацию. Операция по омоложению — дорогая штука. А этот полков-ник — ничего. Если он проходил по Нортарианскому делу, ему никак не меньше шестидесяти, а по виду не скажешь. Лет на сорок тянет, не больше. Тёмноглазый, темнобровый, довольно красивый, даже в свои годы, он очень сильно напоминал кого-то. Кого-то, кого Джейк видел не так давно. А седина — последствие омолажи-вающей операции — добавляла лицу сионийца какую-то малоприметную, уловимую лишь женщинами породистую красоту.

Он был вежлив, этот странный гость, и держался с достоинством, как человек, знающий себе цену. Поздоровался первым, сел на койку, внимательно оглядел Джейка, сжавшегося в углу напротив.

— Ну, что, как самочувствие? — Вполне обычный вопрос, даже с неподдельным уча-стием в голосе. Джейк не ответил, промолчал, а потом вдруг сам спросил:

— Вы долго собираетесь ко мне ходить?

Полковник повёл плечами, смутился немного от такой прямоты, но ответил чётко, сильным, приятно звучащим голосом:

— У меня есть цель! И до её выполнения ещё далеко. Я буду приходить сюда до тех пор, пока ты не ответишь на мой вопрос.

— Вы хотите знать о сыне? — Джейк не сдержал усмешки. Он вспомнил фамилию этого полковника, он называл её в прошлый раз. Барклиф! Теперь-то ясно, на кого он похож! — О Барклифе, лейтенанте Барклифе! Да? — губы Джейка тронула недобрая, какая-то издевательская усмешка. Он даже сам удивился этому злорадству. Он ни-когда не радовался, видя страдания других. И сейчас он больше за себя самого об-радовался, что сумел угадать предстоящий вопрос. И угадать правильно, связав факты из прошлого и настоящего. Мозги работали, несмотря ни на что…

А полковник побледнел разом, задохнулся и аж отшатнулся назад, выглядел он так, будто его водой холодной окатили. Растерянный, немного испуганный, поте-рявший дар речи.

— Дэвид Барклиф. Лейтенант. Командир нашей третьей бригады. Ваш сын, госпо-дин полковник. Оставленный вами на Ниобе. Ниобианин. Лейтенант вражеской армии… Вы про него хотите знать? Так ведь?

— Ты неплохо соображаешь… — с невольным уважением прошептал Барклиф в от-вет. Голос его потерял звучание: потрясение было очень сильным, лишило его на миг прежней уверенности и силы. А Джейк хрипло рассмеялся, подался чуть впе-рёд, глядя на полковника чуть снизу:

— Неплохо для наркомана, так вы хотели сказать? — А потом вдруг резко сменил тему:- Так я даже имя своего командира упоминал на том проклятом допросе? Боже мой! Да, я и вправду достоин лишь казни после такого предательства…

— Он здесь? В этом городе? Когда ты видел его последний раз? — Полковник так резко придвинулся вперёд, что Джейк отпрянул. Барклиф, казалось, хотел схватить его за воротник пижамы.

— Он сейчас среди военнопленных, этот ваш сын… И вы вряд ли чем-то поможете ему, господин полковник. — Джейк всеми силами пытался подавить издёвку в своём голосе, но не мог с собой справиться, слишком уж ненавидел он сионийцев. Они причинили ему так много боли, и теперь невозможно было быстро забыть это. — Интересно, правда? Отец и сын — и оба враги! Здорово! Вы хотите увидеть своего Дэвида, а захочет ли он видеть своего отца? Сионийца? Предателя, не меньшего, чем я?

Он засмеялся хриплым резким, почти истеричным смехом. Этот смех остановила звонкая отрезвляющая пощёчина. Барклиф встряхнул Джейка, вцепившись пальца-ми ему в ворот пижамы. А потом отпустил, оттолкнул, больно ударив спиной о спинку кровати.

— Ты ведёшь себя, как последний неврастеник… — отвернулся, презрительно и жё-стко процедив эти слова сквозь стиснутые зубы.

— Идите, ищите его… Он среди пленных, занятых на расчистке города… Всего в квартале отсюда… Там я видел его последний раз… Вы узнаете его, сразу узнаете: он там один такой… — Джейк осторожно коснулся покрасневшей после удара щеки, добавил усталым голосом:- Идите, я хочу побыть один… У меня болит голова… Мне плохо…

Барклиф стоял к нему спиной, заложив пальцы за ремень пояса. Это была поза глубоко задумавшегося человека. И Джейк, решив, что полковник не расслышал его слова, повторил снова, уже настойчиво и требовательно:

— Ну, идите же! Я ведь рассказал вам, где его найти… — и добавил в надежде по-злить полковника:- Желаю вам найти его живым, что маловероятно…

Барклиф повернулся к нему одним стремительным движением, быстрым и по-кошачьи ловким. В один миг очутился перед Джейком, наклонился вперёд, уперев-шись коленом левой ноги в матрас, а правой рукой — в спинку кровати, приблизив своё лицо к лицу Джейка настолько, что тот увидел своё отражение в зрачках пол-ковника, в зрачках, горящих живой, уничтожающей всякое непокорство яростью. Прошептал, обжигая дыханием:

— И ты поможешь мне, так ведь?!.. Поможешь, и никуда не денешься… Поможешь распознать его…

Джейк ждал удара, как продолжение этого движения, внутренне сжался, напряг мышцы, готовясь к отпору. А сам испугался, испугался этого человека и возможной боли. Но при этом совсем не подал виду, даже не моргнул, не отвёл глаз, выдержал яростный, уничтожающий взгляд полковника и даже произнёс с нескрываемым протестом:

— Я и так уже достаточно помог вам, полковник Барклиф. Ваши семейные дела — ваши дела! К тому же вам меня отсюда не выдернуть, это не в вашей власти.

— Ну, это мы ещё посмотрим! — Барклиф выпрямился, поправил ремень, китель, взглянул на часы на левом запястье, сказал, направляясь к выходу:- Я приду ещё…

"Ну, конечно! Будем ждать с нетерпением!" — подумал Джейк с ироничной усмеш-кой, проводив гостя глазами.

Они с медсестрой опять буквально разминулись. Барклиф вышел, а через считан-ные минуты пришла медсестра с обедом и со шприцем. Эта странная скрытность полковника заставила Джейка задуматься, но думал он не долго, до тех пор, пока не стал действовать наркотик, а после укола хочется лишь одного: спать…

_________________

— На территории города занято восемь групп пленных. Мы обойдём с тобой всех. — Говорил полковник таким голосом, будто он уже всё рассчитал наперёд, не дожида-ясь согласия Джейка. — За тот шестичасовой перерыв между дозами мы многое успе-ем…

— Мы? — переспросил Джейк с таким видом, будто не понял, о чём речь.

— Мы! Я и ты! Ты, Тайлер, едешь со мной! Это не обсуждается! — Барклиф совсем не удивился этому вопросу.

— Никуда я не поеду! — Джейк вскочил на ноги, так, чтоб видеть глаза полковника. — Я уже говорил вам, вы и так его узнаете, без моей помощи. Должны узнать… — доба-вил с сомнением. Понял, что может и ошибаться. Если восемь бригад военноплен-ных, это же сколько народу. И там, среди них, нужно отыскать всего одного чело-века. Одного! Но, как на зло, того, кого ещё раз видеть Джейк совсем не хотел. Лей-тенанта Барклифа… Достаточно и той, последней встречи… Опять ещё одно напо-минание о прошлой жизни. Нехорошее, вызывающее недобрые воспоминания, тя-жёлые до боли…

— Поедешь! — Барклиф выдохнул это слово сквозь стиснутые зубы, яростно сверк-нул глазами, но всё же остался сидеть на краю кровати.

— Никаким распоряжением меня отсюда не выпустят. Это боксированная камера. Уверен, что сам Марчелл своим приказом упёк меня в эту клетку.

— Я в состоянии всё устроить! Никто ничего не заметит! Я могу… — Барклиф не договорил, осёкся, понял, что говорит что-то запретное.

— Вот именно, не заметит! — выкрикнул Джейк со смешком. — Каждый раз вы прихо-дите так, чтоб о вас не знала ни одна медсестра. Тайно, да?! Все ваши действия — тайна! "Никто ничего не заметит!" Так, да!? Вы скрываете от всех, что ваш сын — ниобианин… Есть чего стыдиться! Да и ко мне запрещены все посещения. Я знаю об этом! Знаю! Все ваши визиты — тайна! Уверен, вас-то не накажут. Вы, господин полковник, всё предусмотрели. Если что случится, крайним останусь я один. А попытка к бегству — это расстрел на месте, без суда и следствия…

— Да никто тебя не тронет! Я же сказал, никто ничего не узнает! — Спокойствие Барклифа было на грани срыва. Ещё немного — и вскипит. Упрямство Джейка его раздражало. — Разве ты не хочешь покататься по городу, отдохнуть от этой камеры? Возможно, это будет последний выходной в твоей жизни… И ты отказываешься от него с упрямством барана…

— О, так это единственное, что вы обещаете мне взамен за мою помощь? — Джейк хмыкнул разочарованно, двинул подбородком, будто сказать хотел: "Вот это да!"

— А чего ты ещё хочешь? Свободы? — Барклиф рывком выпрямился, видимо, устал смотреть на Джейка снизу вверх.

— А почему бы и нет? — Джейк был одного роста с полковником, смотрел ему прямо в глаза, старательно скрывая волнительную дрожь слабо промелькнувшей надежды. Это был шанс, крошечный шанс выбраться отсюда. Ведь от полковника можно сбежать в любой момент, главное — вырваться отсюда, из этой проклятой камеры, из этого Центра. Подальше от врачей, от допросов, от уколов. Ради этой надежды, ради этого шанса можно пойти на многое, и многим рискнуть…

— Ну и замашки у тебя, сынок! — Барклиф впервые за всё время их знакомства улыбнулся, улыбнулся с уважением и даже без иронии. — Я могу сделать кое-что, у меня среди обслуживающего персонала немало знакомых, но об организации твоего побега и речи быть не может. Максимум, что я могу сделать, — это шестичасовая прогулка по городу. Больше ничего! И не мечтай! — Он угадал тайные, ещё призрач-ные мысли Джейка, остановил его разом помрачневшим взглядом.

— А чем вы рискуете? Тёплым местечком в Отделе? Оно стоит жизни близкого вам человека? — Джейк снова стал резким, каким был в первые дни их знакомства. Рез-ким, с мстительным блеском в глазах, и острым на язык.

— Я не состою в Разведке, да будет тебе известно. Я в этом городе чуть больше недели. — Оскорбился Барклиф или нет, было не ясно, лицо его осталось спокойным, но от Джейка не ускользнула малоприметная горечь в голосе полковника, и вместе с тем усталость и разочарование. — И терять мне нечего!.. Дальше передовой всё равно не пошлют… А куда уж дальше-то?.. И так уже в пехоте…

— Так вы не из Отдела? — Джейк чуть не присвистнул от удивления. — А почему то-гда…

— Потому! — довольно резко перебил его Барклиф. — Я состоял в ОГБ до начала во-енных действий. Но потом меня выперли оттуда из-за какой-то ерунды. Оно и по-нятно. Судьба предателя и изгоя едина для всех, без национального различия. Сна-чала ты нужен всем, и тебе готовы наобещать многое, но потом… Потом тебя вы-брасывают за ненадобностью. Или из боязни нового предательства, как это было со мной… Я же для них всё ещё ниобианин… Найти повод недолго… Тебе никто ни-когда не будет доверять, как раньше. Ни свои, ни чужие… В этом мы с тобой даже чем-то схожи, ты не находишь, а, ниобианин? — Усмехнулся Барклиф, смерив Джей-ка взглядом с головы до ног. — Мы ведь оба с тобой предатели…

— Ну, уж нет! Я не предавал свою родину добровольно, в отличие от вас, полков-ник, — возмутился Джейк с раздражением, упрямо склонил голову. — И о своей помо-щи вам я ещё не давал окончательного решения. Никуда с вами я ехать не собирал-ся и не собираюсь!

— Ну и зря! — ответил Барклиф, напротив, без всякого раздражения. — Ты можешь отказываться, кричать и упираться — мне всё равно! Просто я знаю: ты поедешь. И всё!

— А может, и не всё! — Джейк чуть сощурил глаза, думал над чем-то всего мгнове-ние. — А если я расскажу о ваших визитах медсестре? Вам это понравится? Вы же, вроде бы, держите всё в тайне…

— Ты, конечно, можешь попробовать. Дело твоё… — Барклиф усмехнулся, обдумав эту угрозу. — Но ни тебе, ни мне от этого легче не станет… Я успею уехать в любой момент. Тебе же никто не поверит. Только пропишут антигаллюциногены. Поверь мне, это такая гадость…

— Ладно! — Джейк заходил по комнатке. Казалось, он согласился с доводами пол-ковника, но отчего тогда так нервничал?

— Ты зря так серьёзен, — заговорил Барклиф после нескольких минут молчаливого наблюдения за пленным ниобианином. — Не стоит так дёргаться! Никто не узнает, я же сказал. Никому до тебя сейчас дела нет. Даже Гервер, и тот уехал… Он уже почти неделю во Флорене…

— Гервер? Кто это? — Джейк остановился, нервно ероша волосы на затылке.

— Твой врач. Он проводил допрос… Пока его нет, ты хоть прогуляешься. По горо-ду. На машине. Шесть часов — это иногда так много. Особенно, если сравнивать вот с этим, — и Барклиф обвёл комнату взмахом руки.

— А вы уверены, что я вернусь сюда после такого? — Джейк чуть заметно улыбнул-ся, не скрывая и так понятного намёка.

— Ты же сам понимаешь, за побег тебя взгреют…

— А вас? — перебил Барклифа Джейк. Тот хмыкнул задумчиво. Мыслительные спо-собности этого внешне измученного и слабого парня его удивляли. Соображал он очень неплохо. А своими неожиданными вопросами ставил иной раз в тупик. Есть в нём что-то такое, что вызывало невольное уважение.

— Вам нужен ваш сын, а мне нужно выбраться отсюда. Мы же можем помочь друг другу, — неожиданно предложил Джейк. — Я — вам, а вы — мне… Это же просто! Тем более, ничто не знает, что вы бываете здесь, в этой камере. Кто вас заподозрит? Никто! Если же вы возьмётесь помочь мне, то я, господин полковник, с вами — хоть куда, хоть на Хариту, и даже дальше!

Барклиф рассмеялся в ответ довольно беспечно и легко, как над весёлой шуткой.

— Хватка у тебя, мальчик, прямо-таки волчья! Я не могу обещать тебе то, что не смогу сделать.

— Не можете? Почему же? Единственное, что вам придётся сделать, — отвернуться на минутку! А дальше я сделаю всё сам!..

— Да? — Барклиф вдруг стал предельно серьёзным, даже почти жестоким. — А что ты собираешься делать дальше? Поделись!

— Не всё ли равно, что я буду делать дальше? — Джейку нечего было скрывать, он попросту ещё совсем не думал над тем, что он собирается делать после того, как вырвется на свободу.

— В таком виде, как ты сейчас выглядишь, тебя возьмут в первый же день. Что толку? — Барклиф снова смерил Джейка долгим взглядом. Почти презрительным и насмешливым.

— Но ведь вы же поможете! Не ехать же мне в этой дурацкой пижаме!

— Конечно, кое-чем я помогу. Одеждой, например. Может, ещё чем-нибудь. Но на многое надеяться не стоит, не советую.

— Если меня и возьмут, то, клянусь, о вас, господин полковник, никто не узнает. Я буду молчать! — Джейк чуть ли не ликовал. Глядел на Барклифа сияющими глазами. Но тот оставался серьёзным, а потом сказал, будто стараясь погасить эту радость:

— Все молчат! До знакомства с бармистагином…

Джейк не слышал о таком препарате, но воспоминание о боли пришло само, про-тив воли. И радости, радости как не бывало! Барклиф добился своего, всего не-сколькими словами вызвал на лице Джейка мертвенную бледность, а в глазах — ужас, ужас и боль.

— Вот видишь, поэтому я против твоего побега. Возьмут тебя — узнают обо мне. Я подведу тех, кто мне помог здесь…

— Меня не возьмут… — прошептал Джейк беззвучно. — Я не дамся больше…

Барклиф помолчал, выжидательно глядя ему в глаза, а потом сказал, прощаясь:

— Ладно. Я ещё подумаю. О своём решении сообщу потом, в другой раз… — И вы-шел, как всегда неожиданно, без точного объявления о времени следующего визита.

Прошло несколько дней с последнего его прихода. Джейк, впервые ждал Баркли-фа с нетерпением, особенно первые три дня. Напрасно ждал. Тот не появился. Воз-можно, передумал, а, может, что-то сорвалось.

И Джейк перестал надеяться. Что толку? Слишком уж всё нереально, чтоб быть правдой.

Но полковник всё-таки пришёл, на пятый день. Не пришёл — ворвался в комнату настоящим ураганом. Крикнул ещё с порога:

— Всё! Вставай! Мы едем! Едем! Машина уже ждёт…

Джейк был только-только после инъекции, сильно хотел спать. Но при таком воз-гласе приподнялся, сел на кровати, уставился на гостя, непонимающе и удивлённо хмуря брови.

— Что смотришь? Собирайся быстро! — Он кинул Джейку какой-то свёрток. — Пере-одевайся!

— Едем?! Сейчас?! Но ведь я же… — Джейк растерянно моргал, прижимая свёрток к груди. За прошедшие дни он уже перегорел, успокоился, смирился с происходящим настолько, что сейчас никак не мог сообразить, что к чему. А может, ещё и недав-ний укол был тому причиной?

— Нас ждёт машина, момент самый удачный! Или ты опять собираешься разгла-гольствовать о долге, предательстве, своих принципах и прочей чепухе?.. Шеве-лись! — Барклиф сильно нервничал, он торопился, и голос его поэтому звучал отры-висто и резко. — Или ты передумал? — Он остановился посреди комнатки, уперев руки в бока, посмотрел на Джейка с подозрительным прищуром.

— Да нет, вообще-то… — отозвался тот как-то неуверенно. — Просто я не думал… Это так неожиданно…

Замолчав, принялся разворачивать принесённые вещи. Покорно, без всяких воз-ражений.

Барклиф опять уселся на койку, и, заложив ногу на ногу, мерно покачивал носком начищенного сапога. Смотрел на переплетённые пальцы, а сам краем глаза неза-метно следил за ниобианином.

Мальчишка сложен просто идеально и рост немаленький. Пластичен, как кот, это видно при каждом движении. И ведь после глубокого допроса!.. Да, у него есть шанс выжить в городе. Такие умеют приспосабливаться и живучестью не обделе-ны… Но худ сильно и эмоционально истощён. Может и не выдержать, когда нач-нётся охота. Сорвётся, сделает какую-нибудь глупость и если не погибнет, то через неделю (при самом удачном раскладе) снова окажется в этой же камере… Насколь-ко его хватит, когда начнётся ломка? Шесть часов по методике Гервера между до-зами, а он и это-то время еле выдерживает… Да, хорошо его напичкали, нечего сказать. Без всякой жалости…

"…Не выдержит, — сделал вывод Барклиф. — Загребут его… Успеть бы до тех пор самому следы замести… Да убраться куда подальше… Может получится попасть на Сиону с первым же рейсом?.. Там не найдут. А вот парня жаль! Ему и так уже дос-талось порядком. Когда возьмут, ещё добавят… Но ведь сам этого хотел! Должен был понимать, на что идёт… А риск здесь большой, и всё в мире за этими стенами станет враждебным, как только за твою голову объявят награду…"

А парень уже ботинки обувал. Выпрямившись, с улыбкой ожидания посмотрел на Барклифа, всем видом своим как бы спрашивая: "Что дальше?"

— Стричься и бриться будем в городе. Здесь есть совсем рядом уцелевшая парик-махерская, — сказал Барклиф, смерив Джейка придирчивым, внимательным взгля-дом. Хорош! Аж где-то под сердцем защемило. И почему этот парнишка-ниобианин так сильно напоминал сына? Ведь Дэвид должен быть старше гораздо, лет на десять или около того… А всё равно почему-то жаль его… Жаль!.. Особенно, когда зара-нее знаешь, что́ ждёт его в скором будущем… Нет! Хватит! Это уже слабость! Ста-риковские сантименты!.. А впереди дело, очень важное дело. Нечего отвлекаться и нюни распускать…

— Да-а… — протянул Барклиф с некоторым разочарованием. — Не угадал я с разме-ром… Ботинки-то хоть не хлябают?

— Да нет, нормально… — Джейк улыбнулся в ответ со странным в этой ситуации смущением, прошёлся по комнате от стены до раковины — и обратно. Приятно было ощущать эту привычную, известную каждому тяжесть обуви. Не тех невесомых простых сандалий, в каких ходили гриффиты. И не просто шлёпать босыми ногами по полу… А носить настоящие ботинки!

— А рубашку лучше заправь, она на тебе совсем болтается… И выглядишь как дикарь… — Джейк молча сделал то, что приказал ему Барклиф. — Да, так лучше. Сей-час ты, знаешь, на кого похож? На комиссованного по здоровью после тяжёлого ранения! А, кстати, я и забыл совсем! — Он вытащил из нагрудного кармана какие-то бумаги, протянул их Джейку. — Кое-какие справки, если остановят на улице… Это, конечно, не удостоверение личности, но дня на три хватит… А потом могут и во-просы возникнуть…

И вот, ещё, немного денег, — подал несколько свёрнутых банкнот. — Наличные… "Карты" у меня у самого нет… Это ваши деньги. Они здесь ещё ходят.

— Спасибо! — Джейк не знал, что сказать ещё, такого от полковника он совсем не ожидал. Такой помощи… Почти заботы… Не знал, как отблагодарить. А Барклиф небрежно отмахнулся, опять приказал:

— Спрячь хорошо! Без этого в городе не протянешь… Не дай Бог, потеряешь… — спросил вдруг без всякого перехода:- Родня-знакомые в городе есть? — Джейк отри-цательно двинул подбородком. — Плохо! Раз не сможешь спрятаться, мой тебе совет: беги отсюда! На Ниобу свою беги!..

В последних словах прозвучало столько жёсткой суровой определённости, что Джейк невольно поёжился. Да, он ещё не до конца понимал, во что ввязывал себя невольно. Но отступать не хотел и не собирался!

— Ну, тогда всё! Идём! — Барклиф подошёл к двери и перед уходом оглядел комнату цепким внимательным взглядом. — Стоп! — крикнул вдруг, остановив Джейка взмахом руки. — Пижаму свою в пакет собери. Заберём с собой, выкинем по дороге… Нельзя здесь оставлять… Так ты выгадаешь хоть немного времени, возможно, собьёшь со следа… — Джейк не спорил, послушно выполнил приказ полковника, но, скорее, потому, что, в словах Барклифа была логика, против которой не попрёшь.

На пороге он оглянулся, окинул свою камеру-одиночку взглядом, больше похо-жим на прощальный. Он был уверен наверняка: сюда я больше не вернусь! Никогда и ни за что! Лучше смерть, чем это!.. А когда шёл по длинному бесконечному кори-дору, вспомнил неожиданно все бессонные жуткие ночи, проведённые в одиночест-ве. Когда орал до сорванного горла, до боли в лёгких. Когда забивался в угол крова-ти, пряча голову в подушку, прижатую к груди. Конечно, со временем стало лег-че… Но всё равно повторение своего недавнего прошлого пережить заново он не хотел ни при каких условиях. Хватит!

Западный фасад дома взрывом повредило особенно сильно, и теперь он опасно нависал над входом. Казалось, ещё толкни хоть камень — и всё здание рухнет тебе на голову. Видимо, так казалось всем, даже этим лентяям из пленных. Впрочем, им всегда кажется целая куча всего, когда дело доходит до работы. Трусливые лентяи, в этот день они особенно раздражали сержанта Фаулера. Проиграли войну? Проиг-рали! Отдали нам этот город? Отдали! Так к чему же тогда сейчас носом крутить? Радовались бы лучше, что живыми оставили. Подумаешь, работать приходится! Работа, она ещё никому вреда не сделала. К тому же, сами ведь бомбили. Сами! Не мешало бы теперь и в порядок город привести.

А работнички-то, работнички! Гребутся со своими лопатами, прямо удовольствие глядеть. Загляденье! Перед домом все завалы расчистили, чуть ли не под метлу убрали, а внутрь ни один не заходит. Боятся! Ах, испугались! Испугались, да?! А как на наши головы бомбы сыпали и днём и ночью?

Фаулер схватил одного из ниобиан за шиворот, особо не разбираясь, кто там пе-ред ним, — первого, на кого глянул. Толкнул в нужном направлении, с приказом, да ещё и ногой наддал:

— Паш-шёл!

Тот не удержался, упал на колени, выронив лопату.

— Ну!! Расселся! Некогда сидеть! Покажи-ка пример остальным…

А остальные затихли, ещё живее лопатами заработали, даже перешёптываться перестали. Ждут, что дальше будет. Вот только Фаулер долго ждать не собирался. Им сегодня до конца квартала расчистить надо, а они возле одного дома уже третий час толкутся.

Фаулер медленно подошёл к ниобианину, чувствуя, как за происходящим с пота-ённой ненавистью и страхом наблюдают три десятка пар глаз да ещё шестеро рядо-вых-конвойных. Но этот интерес добавлял уверенности и властности каждому дви-жению и слову сионийского сержанта.

— Ну, что? — Ткнул пленного носком сапога. — Ждёшь повторения приказа? Ты, что, не знаешь до сих пор, что свои приказы я не люблю повторять по два раза? — Голос Фаулера, поначалу такой ласковый до заботливости, с каждым словом делался всё звонче и жёстче. Аж воздух вокруг зазвенел, как наэлектризованный, как перед вспышкой молнии. — Пшёл! Быстро!! Чё, не видишь, что вход в дом тоже разбирать надо?! Марш!

Ниобианин, недавний рядовой, в рваном комбинезоне с сохранившимися знаками отличия, не уничтоженными даже после пленения, медленно поднялся на разом ослабевшие, подкашивающиеся от ужаса ноги. Остановился, не сделав и шага, прошептал с безысходным отчаянием:

— Он… он же сыпется… Еле держится ведь…

— Так ты что, думаешь, я́ туда первым пойду?! Или тебе бригаду спасателей вы-звать? — Фаулер рассмеялся с явной издёвкой. Никто не подхватил этот смех, даже рядовые-подчинённые, и те молчали. Все понимали, что посылать человека в полу-развалившийся, чудом устоявший дом, всё равно, что убивать голыми руками.

Никто бы не хотел сейчас оказаться на месте этого ниобианина, восемнадцатилет-него мальчика с огромными, наполненными животным ужасом глазами. Выбирать ему было не из чего: впереди — готовые рухнуть на голову перекрытия дома, за спи-ной — сержант, ухмыляющийся, как последний садист, да ещё и с автоматом, наце-ленным как раз между лопаток.

— Слушай, сержант, а может, для начала лучше вызвать бригаду строителей? С бульдозером? Чтоб сравнять эту развалину с землёй? — заговоривший ниобианин стоял от Фаулера буквально в двух шагах, стоял, опираясь о лопату, и глядел на сержанта совсем без страха.

— И что это у нас здесь за умник? — Фаулер смерил пленного презрительным и брезгливым взглядом. Неповиновения он не терпел. Но здесь было не только непо-виновение, здесь было то, что нужно пресекать ещё в зародыше.

— Этот дом не подлежит восстановлению, — продолжал ниобианин всё с тем же спокойствием. — Только на снос… Там трещины с ладонь… Из пяти этажей лишь два сохранилось. Не спорю, там могли остаться погибшие… Но и трупы откапывать — это не по нашей части. Для такого дела необходимое снаряжение надо… Не голыми же руками…

— Захочу, ты у меня и голыми руками рыть будешь, понял! Без всякой лопаты!.. — Секунда — и они уже стояли друг против друга: подобравшийся, приготовившийся к отпору ниобианин — и сержант Фаулер, испепеляющий военнопленного взглядом. Конечно, одним взглядом дело не обошлось, в ход пошёл приклад автомата. Корот-кий сильный удар под рёбра — и ниобианин со стоном отступил назад, качнулся вперёд. Упасть ему не дали, подхватили под локти руки других таких же пленных. Попытались спрятать, укрыть от глаз сержанта, от его гнева и ярости. Но тут кон-вой вмешался.

Растолкали пленных, и ниобианин остался один на один с сержантом. Отдышав-шись, выпрямился, вздёрнул подбородок, давно уже не видевший бритвы.

Фаулер ещё раньше обратил внимание на этого типа, приглядывался к нему долго, ждал всё какого-то подвоха, неприятности именно от него. Дождался!

А ниобианин-то по возрасту тянул никак не меньше, чем на лейтенанта. Хоть и был сейчас грязным, изголодавшимся, замурзанным, как и остальные. Но осталь-ные-то моложе были, и ни один из них не лазил без кителя, а этот с самого начала в майке. Да и сапоги-то на ногах — офицерские. Высокие, из мягкой, дорогой кожи.

— Так ты у нас под рядового косишь, да? Думал, не узнает никто?! Меня обмануть хотел, гад? Меня?!

— Да пошёл ты к чёрту, сержант! — просто ответил ниобианин. Выглядел он до нельзя уставшим без прежнего упрямого огонька в глазах. — Думаешь, я тебя испу-гался, что ли? Да, лейтенант я! Лейтенант. И ещё десять раз могу повторить. Я — лейтенант Ниобианской Армии! И не стыжусь этого!.. И скрывать это не собирался и не собираюсь!.. И пока я живой, ты моих солдат никуда не погонишь. Убивать я их тебе не позволю… — Ниобианин пошёл на Фаулера, но солдаты-сионийцы его перехватили, сбили с ног прикладами, принялись пинать так, как обычно наказыва-ли в случае неповиновения. Но сержанту этого показалось мало, он приказал, крик-нув дрожащим от ярости голосом:

— На пустырь его! Туда! — Махнул рукой куда-то себе за спину. — К стенке!.. Немед-ленно!..

Ниобианина поволокли в указанном направлении, а остальные пленные с немым изумлением глядели на сержанта. Тот не выдержал, заорал:

— А вы какого чёрта на меня пялитесь?! Каждого третьего следом отправить?..

Они покорно заковырялись лопатами и засуетились с тележками.

Фаулер отвернулся, раздражённо стискивая кулаки, будто хотел ударить ещё ко-го-нибудь, но тут заметил, что у соседнего дома, как раз перед поваленным дере-вом, остановился армейский мономобиль.

— Эй, Вакулич! — позвал одного из своих солдат. — Скажи им, если хотят проехать, пусть поворачивают направо. Здесь дороги ещё нет!..

Рядовой покорно затрусил к машине, радуясь такому лёгкому приказу.

Полковник нервничал. Это Джейк видел, даже сидя на заднем сидении машины. Шофёр, он же и ординарец, видимо, был в курсе: ни о чём не спрашивал, вёл маши-ну, армейский бронированный мономобиль, так осторожно через все завалы, будто всю жизнь этим занимался.

За всё время никто не обмолвился ни словом. Полковник был сейчас в таком со-стоянии, что попросту никого и ничего вокруг себя не видел. Он был занят пред-стоящей встречей. Наверное, о многом передумал за эти часы. А Джейк просто ке-марил.

Желание спать поглотило даже любопытство, а ведь вокруг был город. Чайна-Фло! Они мотались по нему уже битых три часа. И без всякого толка! В скольких местах они побывали? Чёрт его знает! Джейк не ставил себе цели запомнить, где они успели побывать. Он только просыпался от несильного толчка, когда машина останавливалась, оглядывался и снова засыпал. Сквозь сон слышал, как Барклиф выбирался на улицу, громко хлопая дверцей, как он возвращался через некоторое время, и они опять куда-то ехали, ехали. И так бесконечно. Раз за разом.

Так было и на этот раз. Машина остановилась на углу улицы, чуть не уткнувшись тупой мордой в чёрное обгоревшее дерево, завалившее собой проезд. Полковник выбрался из машины, заговорил о чём-то с подбежавшим к нему сионийским солда-том. Дверца, на которую опирался Барклиф, осталась открытой, и Джейк уловил отдельные обрывки фраз:

— Проезда нет… Господин полковник… По соседней улице… Через переулок… Здесь завалы большие, господин полковник…

Рядовой повторял звание Барклифа таким голосом, будто и не ожидал совсем встретить на улице офицера высокого звания. А тут ещё и сержант подошёл, со своего места понял, что человек в машине — какой-то чин, а оно никогда нелишне: попасть на глаза высокому начальству.

— Производим расчистку, господин полковник… Группа пленных в количестве тридцати человек, и мы, назначенные в сопровождение, — доложил сержант, вытя-нувшись перед полковником в постойке "смирно". Но тот отмахнулся с молчали-вым приказом "Вольно!", а сам спросил неожиданно:

— Среди ваших пленных, сержант, есть офицеры?

— Да что вы, господин полковник?! — Сержант засмеялся в ответ с заметным облег-чением. Видно, понял, что этот внешне жёсткий полковник с твёрдым лицом и не-улыбчивыми глазами на самом деле не так строг и придирчив. — Какие тут офицеры? Всех их проверяли… А здесь, так, вообще всякий сброд… Дезертиры… Те, кто разбежался после первой же атаки… — Джейк узнал этого сержанта ещё по голосу. Это его он видел в тот раз. Это он прохаживался тогда перед пленными, выискивая провинившегося. Значит, и лейтенант Барклиф должен быть среди тех, кто рылся сейчас метрах в двадцати, разбирая очередной завал.

Но его не было! Не маячила среди разношёрстной бригады работников широкая спина в когда-то не так давно белой майке.

Не дожидаясь разрешения, Джейк открыл дверцу машины, вылез, чувствуя на себе недоумевающий взгляд полковника Барклифа. Он хотел спросить о чём-то, но тут снова заговорил сержант:

— Хотя, знаете, господин полковник, был у нас сегодня один псих… Заявил, что он лейтенант… Да, с таким норовом, знаете… Как все ниобиане… Чуть что не так — и всё! Мир вдребезги!

— Где он? — Барклиф подался вперёд всем телом. Он был умным человеком, и, хоть Джейк ещё и слова не успел сказать, полковник и сам всё понял, понял, о ком речь. — Где он? — снова повторил свой вопрос. Смотрел на сержанта такими глазами, что тот невольно растерялся, опешил. Джейк понял, что — ещё секунда! — и Барклиф схва-тит сионийца за грудки, начнёт трясти, как делал это с ним там, в больнице. Поэто-му заговорил сам, пытаясь хоть немного снять напряжение возникшей паузы:

— Где он сейчас, этот лейтенант?

Сержант чуть губами двинул, будто ответить хотел, а сам смотрел на Джейка с непонятно откуда взявшимся ужасом.

Но не успел ничего сказать. Его перебила длинная автоматная очередь. Где-то совсем рядом. Громкая до боли в ушах в образовавшейся тишине. А за ней ещё одна — короткая, сухая, как в угонку. Как поставленная точка, как заключительный ак-корд.

— О Боже! — эти слова вырвались у Джейка вместе с выдохом, но он совсем, совсем не хотел их говорить. А потом перевёл глаза на Барклифа. Тот стоял к нему лицом, белый, как стерильный бинт, и на этом обескровленном лице жутко и страшно чер-нели своей пустотой огромные глаза. Такие же, как у сына.

Он первым бросился на звук. Молча, без звука! А Джейк сорвался следом. Но и ему не удалось догнать полковника.

Пустырь, образовавшийся после сноса какого-то дома, затянуло высокой травой, частично скрывшей оставшиеся развалины.

Кусок стены, помнившей ещё основателей города, а рядом большая воронка — след прокатившейся войны. Джейк замешкался на мгновение, оглядываясь по сто-ронам. Следы на примятой траве просматривались отчётливо. Ещё десяток шагов. Два солдата-сионийца обернулись на звук его осторожных шагов, молча отступили, пропуская вперёд.

Они наконец-то были вместе. Вместе! Отец и сын. После более чем тридцатилетней разлуки, непонятно кому нужной.

Джейк подошёл ещё чуть-чуть, поближе, но ведь понимал же, что помощь его больше не нужна. В момент этой встречи вообще никто посторонний не нужен. За спиной подоспевший сержант шёпотом ругал солдат, и один из них оправдывался виновато, с испугом:

— Да откуда мы знали?.. Вы же сами приказали… Да он ещё и дёрнулся как-то странно… Я думал, сбежать хочет… Приказ же был…

Их голоса раздражали Джейка, и он приблизился к Барклифу ещё на метр.

Полковник сидел на земле, баюкая своего сына. Прижимал его к груди, ласково поглаживая грязные всклокоченные волосы у виска. Почти беззвучно говорил что-то, никого больше перед собой не видя, и повторял всё:

— Дэйви… Дэйви…

Он звал своего сына так, как, наверное, звал его ещё совсем крошечного, когда укачивал перед сном.

Господи, ведь он же был ещё жив!

Джейк не мог ошибиться. Несмотря на то, что видел. Несмотря на смертельную, уже неживую бледность, делавшую лицо лейтенанта почти неузнаваемым. Несмотря на залитую кровью майку, выглядывающую из-под наброшенного на плечи кителя.

— Врача!!! Кто-нибудь вызовите врача!! — взгляд Джейка был в этот миг страшен — и сержант, а за ним и солдаты сорвались за помощью, не дожидаясь повторения приказа.

Сам Джейк опустился рядом с полковником на колени, осторожно взял руку лейтенанта в свою. Мог ли он помнить сейчас о причинённых когда-то оскорблениях и обиде? Всё это подевалось куда-то. Остались почему-то совсем другие воспомина-ния: как мать держала его за руки во время лёгких детских недомоганий. Сжимала его ладони в своих, горячих и сильных, несущих облегчение и покой. Как она по-вторяла, глядя в глаза:

— Держи, деточка, маму за руки крепче… Мамины руки силу дают…

Не мог он помнить, как А-лата делилась с ним своей силой, помнил лишь прикос-новения её заботливых, почти материнских ладоней.

Не знал он об этой способности ларинов: питать других своей силой, — но неосознанно, почти инстинктивно пытался сделать это.

Смог ли он помочь? Не мог он этого знать. Только ловил ускользающий, очень слабый пульс, и ни о чём другом больше не думал.

Остался таким же неподвижным, даже когда появились вокруг люди и машина с красным знакомым каждому крестом.

Их руки с трудом расцепил кто-то — Джейк не сопротивлялся. Не сопротивлялся он и помощи одного из врачей, когда ему помогли подняться на ноги, осторожно придерживая за плечи. Сам-то он еле стоял, ослабел вдруг неожиданно, и даже не понял, почему. Только ноги подкашивались, не держали тело.

Джейк проводил взглядом носилки, и тут наткнулся на взгляд полковника. Это был странный взгляд. Немой и кричащий одновременно. Джейк знал, что в жизни не забудет этих глаз и этого взгляда. А потом Барклиф отвернулся: кто-то спросил его в этот момент, указывая в сторону Джейка:

— Господин полковник, этот молодой человек с вами?

— Нет! Он случайно здесь оказался… Прохожий, наверное…

Больше Барклиф ничего не добавил, пошёл за носилками.