"Пилот" - читать интересную книгу автора (Sib)

История четвёртая. Транзит

 Галка с Сёмой не подвели. Вышел я в 05:55 из подъезда, Семин "крузак" заднюю дверцу распахнул приветливо. Как бы говорит — Эх, прокачу! Закинул я баулы в салон и устроился с комфортом. Сёма ножкой топнул, выскочил под моргающий желтый на "50 лет Октября", потом на улицу имени храброй советской разведчицы "Мариты Немелькайте" и просвистел на объездную. Через двадцать минут мы в Рощино прибыли. Подхватил я рюкзак, сумку на плечо нацепил, Сёма, лицом хмурый, чемодан мой присвоил и пошли мы в помещение на регистрацию. Народу в порту мало совсем, очереди и нет вовсе. Шустро вещички в багаж сдали бирки нацепив. Отошли мы с Галкой и Сёмой на улицу курнуть на прощанье. Покурили, помолчали. И тут Сёма меня удивил. Обнял, да и сказал:

— не держи зла, Виталя, и прости за косяк, удачи тебе. Пиши, если, что — поможем.

Я улетаю, он остаётся, нечего больше делить, да и потеплело на сердце у меня. Обнял я его. Завязывай, говорю, Сёма с гонками своими, вон и виски седеть начинают, не пацан уже. И тоже, удачи тебе! Галка, само собой, на шее повисла. Обслюнявила беспощадно. И помадой покрыла, для румянца на щеках. Простились в общем.

И сразу посадку объявили. С собой у меня только ноут. Пачпорт на контроль в накопитель предъявил. Прошёл в миноискатель, он и не пискнул. Обернулся, помахал ребятам и влился в отлетающую толпу. В 07:15 местного запустили движки и поехали. Вырулили на взлётку, продули турбины, отпустили тормоза, застучали пневматики на стыках, задрала "тушка" кокпит и я уснул. Везла меня та же стюардеска, что и в Тюмень, в прошлый раз, не стала она меня будить, памятуя прошлый грустный опыт. Узнала, видать. И проспал я опять весь полёт до самого Внукова. В 07:45 местного же, уже в Москве были. Сбегал я к кассам, выкупил билет, забронированный на рейс номер 7В-335, компании Атлант-союз. И в том же билете транзит указан до Тессалоников. У погранцов с таможней ко мне никаких вопросов. Таких "туристов" как я, тучи мимо них ежедневно мелькают. В кармане нагрудном у меня карточки с фразами на английском заготовлены. На все случаи туристской жизни. В розыске я не значусь, предметов запрещённых к вывозу не имею, документы в порядке. Шлёпнули печать. И проваливай! Не толпись тут. Турист прохладной жизни.

В 09:40 Боинг 737–300, с посадкой в 12:10, как по расписанию оторвался от полосы и взял курс на Афины. А я снова уснул. А когда проснулся на подлёте к Афинам, запереживал. Рейс на Салоники через полчаса, а ещё багаж, таможня, погранцы. Стюардессу тормознул, карточку ей предъявил, где расписано, как и почему. Кивнула голубка, поняла. И выпустила меня из самолёта первым. Рванул я, как савраска к выходу, сунул таможеннику карточку-выручалочку свою, и видать кто-то добрый и могущественный подсуживал мне на небеси. Без вопросов пропустил. И багажик мой, тут же выплывает из недр. Подхватил я его и обратно к таможне, на посадку. Еле успел, посадку заканчивают, и я как лошадь Пржевальского на финише, щас ленточку порву и упаду замертво. И снова мне зелёный свет, беспрепятственный. Успел, блин! Рейс Olympic Airways S.A. АО-908 на 12:40 в Салоники. И вырвал секунду, СМСку отправить. Рейс, компанию и время прилёта. Обещала встретить как родного? Лады. Вот он я. Устречайте. В 13:35.

Однако у того, верхнего парня чувство юмора странное, ей богу. Отыгрались они на мне в Салониках. За всю терпимость их коллег. По полной. Мантулили, как Чингисхана Усамабенладовича Талибова, какого-то. Завели в досмотровую комнату и раздели. Перетряхнули весь багаж и каждую вещь собаками обнюхали. Самого всего общупали, рукоблуды извращённые. Но по карманам не тырили. Велели самому вывернуть. Пригнали переводчика И вопросы с подковыркой задавать принялись:

— Располагает ли уважаемый турист необходимой суммой в наличных, из расчёта 50 евро в сутки на человека?

— Иес, сер! И более того, сер! И помахал я тощей пачкой желтых бумажек с нарисованными на них непонятными дверями выполненными в стиле "металл и стекло". Три тсаузента???? сер!

— Имеет ли уважаемый турист гостиничный ваучер? Предъявите!

— Извольте, сер! Их есть у меня. — И предъявил.

— Почему уважаемый турист не имеет обратного билета? Не намеривается ли означенный турист остаться в Греческой республике на постоянное место жительства? Или проследовать незаконно в иное государство Содружества?

Смотрит на меня пронзительно, морда рыжая, сверлит глазками рыбьими. А ещё грек! Подноготную мою, типа, насквозь видит. Всё гадкое обо мне знает. Вплоть до того, как я на детском утреннике в штанишки написял. И уж он-то не попустит. Щаз завернёт нахрен, в обратку, и жалуйся православный, папе римскому. Корсакову. Мент позорный.

— Потому, что из Греческой республики, означенный турист намерен вылететь на личном самолёте, который, означенный турист и намерен приобрести в означенную собственность в вашем чудесном городе. А чё, нельзя, типатут, у вас самолёты закупать в личную собственность?

— Господин намерен обрушить в Нью-Йорке ещё, что-либо высотное?

Не понял! Это что, местный юмор?! Полицейского типа?!

А мент улыбается мне уже почти по-человечески и спрашивает, через толмача, само-собой:

— Вы имеете в виду самолёт, принадлежавший господину Фокаиди? Cessna-208B? Речь идёт именно о нём? О других, выставленных у нас на продажу, я ничего не знаю.

— Да, я намерен купить именно такой самолёт, Cessna-208. Только владеет им госпожа Катерина Фокаиду, насколько мне известно. По крайней мере, письмо, полученное мной, подписано этим именем. Они, что — родственники? Фамилии очень уж похожи.

— Госпожа Фокаиду — вдова господина Фокаиди. Это как у русских Иванов-Иванова. Фокаиди-Фокаиду. Женское окончание фамилии. А Теодор Фокаиди был моим близким другом. Пусть земля ему будет пухом. И на этой Цессне мы с ним постоянно летали на рыбалку. Где только не побывали, пока он не заболел. На островах рыбачили каждый выходной. В отпуск, если совпадал, летали даже в Исландию и Канаду. За десять лет, где только не довелось побывать! Даже в России были зимой. В Архангельске, на медвежьей охоте.

Нет, ты поглянь! Ты смотри, по-человечески заговорил. А я уже кутузку обживать собрался. Я под это дело одеться успел и баулы свои укладывать принялся. Этот рыжий помогать взялся, что вообще в сознании не укладывается, и разговор продолжил:

— Вы знаете, как добраться до дома госпожи Катерины? У вас есть её телефон? Если возникнут какие-то проблемы, вы просто обратитесь ко мне. Моя смена заканчивается в 18:00. Если вы немного подождёте, я вас подвезу.

Ну, отец родной просто!

— Но, — робко заметил я — госпожа Фокаиду должна была встречать меня сегодня здесь, в аэропорту.

Рыжий встал как вкопанный и стремительно побледнел.

— Вы имеете в виду, что госпожа Катерина всё это время ожидает вас? Я пропал, она никогда не простит мне, что я посмел принять её гостя за наркокурьера! Бегом! Скорее!

Мент подхватил мой рюкзак и рванул по коридорам. Я за ним. Вылетели в зал ожидания, рыжий быстро огляделся и побледнев ещё сильнее, устремился к женщине в чёрном, на ходу размахивая руками и рюкзаком, и что-то вереща по-гречески с оправдательными интонациями. Подлетел, бросил мой рюкзак на пол, и ручку лобызать полез. Дама сердилась, и раздражённо выговаривала рыжему, стуча тому пальчиком по лбу. Тот кланялся, и судя по всему, извинялся. Из всего этого диалога я уловил только слово "Костас". Видимо так звали рыжего. Получив последний щелбан, рыжий Костас осклабился в мою сторону, поклонился и ускакал. Вероятно, на рабочее место. И мы остались с госпожой Фокаиду наедине. Если такое можно сказать про аэропорт с изрядным поголовьем галдяще-прямоходящих.

Дама показала пальчиком в табличку, висящую у неё на груди, где русскими буквами было напечатано — "Виталий Ружейников", и спросила по складам:

— Мистер Рю-джей-ник-офф?

— Иес! Козырнул я знанием иностранных языков. Ай эм, и есть! — И спросил в свою очередь:

— Катерина Фокаиду, мэм?

— Exactly.

"Догадаться было трудно… " — подумал я и тоже полез ручку целовать, по примеру рыжего мента. Ручку она мне дала и я деликатно приложился. Крестик вывалился из-за пазухи, увлекая за собой цепочку. Цепочка ловко оделась мне на подбородок, намертво заклинив всякую способность шевелить нижней челюстью. Разогнулся я и стою дурак-дураком, держа в своей левой ладони её ладошку, в правой — чемодан, и лишённый всяческой возможности коммуникации. Слова молвить не в состоянии. Поскольку челюсть цепочкой блокирована. Принялся я цепь златую и символ веры за пазуху, на место запихивать, прямо с чемоданом в руке. Никак не возможно. Левой всё за руку её держу. Не отпускаю. Отняла она у меня веточку свою. И на место крестик мой определила. Смотрит строго так на меня, лишь глаза за вуалью улыбаются. Оглядела с ног до головы и опять вопросы задаёт:

— Вы тоже носите траур?

Это о чём это она? Мурнинг? Траур? Вы…also… тоже…траур… носите?

— Нет! Люди в Чёрном. Третья серия.

— Восхитительно! — восхитилась дама. Do you speak English?

Ну, хоть это-то понятно. Вытащил из кармана карточку очередную. Предъявил. "I do not speak English. I also do not speak Greek, German, Chinese, Swedish and many other languages. But, I can speak Russian. Sometimes."

Прочла, прыснула в кулачок. Оглядела снизу вверх мои метр семьдесят пять еще разок, и говорит:

— Хорошо. Идёмте. Следуйте за мной.

И пошла себе прочь. Но "Let's go" это, я тоже понял. Мы фильмы со Шварцем тоже смотрели. Не вовсе уже дикие. Она впереди каблучками цокает, я следом, с рюкзаком, ноутом и чумоданом. Со стороны смотреть — бой гостиничный. Носильщик. Вышли мы на улицу, налево пошли. На меня сразу жара отдохнуть присела и придавила слегка. Ветерком её тут же сдуло, унесло куда-то. Запах. Я запах такой лирический только в Анапе чуял. Пахнет зеленью, пылью перегретой солнцем, цветами и морем. И от запаха этого хочется жить. И совершать свершенья.

За мыслями этими спустились мы по лесенке с пандуса на землю и в арку прошли. И почитай на лётном поле оказались. Но на поле не пошли, а пошли мы направо по дороге асфальтированной. Слева — поле лётное, перрон, рулёжки, справа — автостоянка закрытая. Метров триста. Мимо одной автостоянки прошли, а на другую свернули. Подошла она к "мерсику" красному, двухдверному, багажник открыла и ручкой сделала. Выгружайся, мол. Чтоб я с ней спорил? Покидал барахло в багажник, захлопнула она его, и дальше пошла. Ну и я следом, как бычок на верёвочке. И разглядываю, ибо есть что поразглядывать.

Идёт она впереди, стройная, походка лёгкая такая. Шляпка на ней шёлковая чёрная, формой вроде канотье, с вуалью. Блузка и юбка шёлковые, тоже чёрные. Юбка просторная, длинная, ниже колена. Лодыжки тонкие в чёрные чулки (не, ну могу же я предположить, что это чулки, с кружевными широкими резинками под пояс?) затянуты. Туфельки черные и каблучок будь здоров, недаром у нас глаза на одном уровне оказались. Ветерок морской, юбкой играет, бесстыдник эдакий. Точно, чулки у неё! А не колготки! Всё строго, стильно. Скромно и оглушающе. На неё глядя, в утешители легко угодить. Пожалеть вдову… со всей силы. Со спины посмотреть — пионерка. А ведь ей, скорее всего, за тридцатник уже. Если присмотреться. Морщинки-то у глаз я приметил, невзирая на вуаль.

И ведь чует она спиною взгляд мой. Спина сразу прямая и походка вдруг эдак, от бедра, характерная такая. И заиграли мышцы, что выше бёдер, заволновались. И выгодно подчеркнулись. Идёт она, каблучками по бетону щёлкает, а я, если скромно выразиться тоже — но едальником. Это самое. Щёлкаю. И чувствую я, как со мной вдруг конфуз начинает происходить. Ёпрст! Вот уж некстати! Ведь четвёртый десяток на половине, а как мальчишка. Ох, стрём-то какой, мои маленькие радиослушатели! Дать бы кое-кому по башке за тупость и несвоевременный энтузиазм, да место больно открытое, неудобное. Совсем неохота мне привлекать к своей персоне внимание странными жестами.

В ангар она зашла, я за нею по стеночке шмыгнул. Тут тень мощная после солнца, так я в неё. А может мне стать в позу "пенальти"? Вдруг и не заметит? Нет. Заметила, точно заметила, снова в кулачок прыснула. Труба — дело! А уж не этого ли она добивалась, походкою своей? А вдруг это провокация? Подозрительно мне, мои маленькие дорогие радиослушатели! Перестала она меня взглядом компроментировать, повернулась, жестом широким указала на стоящий в дальнем уголке аэроплан и прорекламировала:

— Вот этот самолёт! Будете осматривать?

Да уж, вижу! Не слепой, поди! Так, о чем это она? Инспектид? А як же ж!

— Яволь, майне фрау! — Опять, опять она в кулак свой хихикает! Вот ведь вдова смешливая мне какая попалась. Сначала разводит на косячок и ржёт потом втихомолку. Ладно, замнём пока для ясности.

Я, как самолётик разглядел, так даже спинной мозг у меня в нужную сторону заработал. Первое, что в глаза бросилось — шесть иллюминаторов по борту. Не восемь, а шесть.

А ведь не прав, рыжий мент Костас! Я ещё тогда на оговорку его насторожился. Не 208-Б это. А просто 208. И в объяве написано правильно. Караван. И человеков он везёт не четырнадцать, а двенадцать. И значит, движок в ём скорее всего родной, PT6A-114, в котором не шестьсот семдесят пять, а шестьсот кобыл. Помнится мне, 114А ставить после 1990 года стали на 208B. Но и на 208-е тоже случается 114А попадают. А эта птичка 1987 года. Этто надоть посмотреть!

"Первым делом первым делом самолёты" — загундел я себе под нос и обошел птичку вокруг, полюбовался. Всё вроде цело. Дырок в фюзеляже не заметил, вмятин тоже. Крылья есть, пропеллер на месте. Киль торчит, как положено. Почти, как я! А я — торчу! В смысле — пребываю в восхищении и восторге предвкушения полётов.

Госпожа Катерина открыла ключиком правый люк в салон, подняла верхнюю половинку, опустила вниз нижнюю с трапом, слегка пригнулась, и оттопырив попку скользнула в кабину. Вот, гад буду, это специально она. Дражниццо! Ой, что деется!

И следом за ней в самолёт залез. Терпимо. В Аннушке-то салон повыше будет, а тут, как в микроавтобусе "Газель", примерно. Но, терпимо. А интересно салон оформлен. Кресла-то и вовсе не родные. Заводские только пилотские и ещё пара, следующих за пилотскими. Между ними шкафчики какие-то затесались. Остальные сиденья — самоделки откидные-раскладные, к бортам притянуты. Но не так, как в АН-3, по десантному, спинкой к борту, а лицом по ходу. Что-то подобное я в старом медицинском "РАФе" видел. В два ряда, по три штуки в ряд. Итого десять мест вместе с пилотскими. Нет, всё-таки двенадцать. Сзади ещё два, тоже можно развернуть. Когда нужны дополнительные места — отцепляем сидуху от борта, спинку поднимаем, и к борту тягой намертво приворачиваем. Получается жёсткая треугольная конструкция. И удобная. А когда не нужны — по стеночкам их обратно, как вот сейчас они закреплены. И грузи в салон, чего хочешь. Сколько влезет. Или матрасик надувай, и спи себе в уюте. Грузопассажирский вариант. Оно и понятно, раз владелец рыбаком был. Мало ли, вдруг рыбы наловишь. Или там лося завалишь. Не по сиденьям же добычу складировать.

Заглянул сразу из любопытства в хвостовой отсек, за занавеску. Есть такая опция! В наличии. В фирменном исполнении. Как Чкалов говаривал — "С тех пор как на самолётах появился клозет, небо перестало быть стихией сильных". А за унитазом, там маленький переносной японский многотопливный генератор "Honda" примостился, двухкиловатник. Пара парашютов неведомой конструкции. Плот спасательный оранжевый. Под парашютами и плотом ещё какая-то хрень припрятана. Наверное ещё кое-какие бонусы. Всё веселее и веселее становится. Полюбовался я сибаритством этим и в кокпит пошел.

Нет, надо будет за Теодора этого свечку в церкви поставить! Хороший был человек. Глянул я на приборную доску — ай да Теодор! В самом центре фотка госпожи Катерины главенствует. Без вуали. Глаз не отвести. На оригинал пялиться неудобно, так я на фото хоть погляжу. Потом только остальное разглядел.

Чуть ниже и левее тоже знаковая фотография прикреплена… Жираф валяется со сломанной шеей, а чуть далее валяется Сессна-172, с аналогичным крылом. Душераздирающее зрелище. Заставляет задуматься. Ненавязчиво так намекает, что высовываться бывает вредно для здоровья. Глянул я на эту трагедию и Семёныч на ум пришёл, вспомнилось: "Полководец с шеею короткой должен быть в любые времена…".

Помотал головой, наваждение отгоняя, присел в командирское кресло и делом занялся. Под себя господин Фокаиди приборы переделал. С душой. Во первых он втулил в среднюю панель GPS-навигатор, GARMIN — GPS 500W, десять килобаксов такой стоит, шикарно. На место штатного, под авиагоризонтом, установил навигационный дисплей HSI — Sandel SN-3308 Electronic. Дивная вещь, очень информативный прибор. Авиагоризонт — тоже дисплей. И тоже нехилых бабок стоит. Порадовал меня расходомер топлива. Цифровой. Электронный! Красавец! Остаток топлива в целом и по каждому баку по отдельности в килограммах, и также расход топлива в килограммах в час показывает, ну и время до конца веселья подсчитывает. Родной "фуел флоу" тоже на месте, но он невнятный какой-то. Не поскупился гоподин Тео и на многофукционалный метеолокатор. Справа, ближе к панели второго пилота, дисплейчик радара Bendix/King RS-181A. Дальнобойность 350 км. Совсем хорошо. Весомый шанс не вляпаться в грозу. Не всегда над ней проскочить возможно. Иногда и обойти не грех. Или на земле переждать. Картографировать проплывающую под крылом местность тоже можно. Ну, и не стукнуться об кого-нито в воздушной пробке. Тоже помогает.

Высотомер и измеритель скорости близко не родные. В метрах и узлах меряют. Тоже с цировой шкалой. Указатель крена заменён дополнительным АРКом. Он же VOR. А в остальном — стандартная панель для двести восьмых. Пощёлкал я тумблерами. Подключил аккумуляторы, авионику, зашевелились стрелочки. В исходное положение пришли. Полюбовался я на эту красоту и пощёлкал все тумблеры взад. Рано мне винтом размахивать. А жаль.

Повернулся к хозяйке, спрашиваю:

— Миссис Фокаиду, кто может мне рассказать историю этого летательного аппарата? Какие и когда ремонты он проходил, какие с ним неприятности случались, Что на нём меняли, ну, и всё такое? Формуляры мне бы почитать? Дай, а?

Не понимает. Ладно, давай по другому. Порылся в карточках, момент у меня этот предусмотрен. Нашёл. Показал ей, Катя головкой покивала, дверку отворила и на весь ангар выдала:

— Чееезааарооо!

И ещё что-то. Наверное, подь сюда. Голос у неё в верхней точке амплитуды звонкий. И точно, на зов из каптёрки какой-то нарисовался мужик, полноватый и в возрасте уже. Лет так, с полста ему. В характерный голубой комбез прикинут. Все авиатехники мира в таких, наверное, щеголяют. Покурлыкали они, покивал он седой головой и в каптёрке скрылся ненадолго. Я тоже дверь пилотскую отворил, трапчик опустил и на бетон спрыгнул.

Вернулся поименованный Чезаре с тощей папкой, изрядно захватанной масляными пальцами. Я даже умилиться успел. Как всё это мило, как знакомо и душевно близко сердцу моему. Масляными паклями формуляры писать. Вручил Чезаре мне папочку эту и встал в позе ожидания. Я в капот потыкал пальцем и ладонью похлопал. Открывай, мол, посмотрим, что там у нас унутре, окромя неонки. Может, пробухали вы моторчик-то, без хозяйского пригляду, мои маленькие радиослушатели?

Мужик головой покивал. Догадливый. И капот распечатывать принялся, а я формуляры листаю. Интересная картина прорисовывается. Там хоть и не по-нашему расписано, но по датам, обрывкам знакомых слов и маркировкам, кое-что разобрал. Выпущен пепелац был в начале 1987 года с двигателем PT6A-114, как и ожидалось. Отработал в Кении четыре года, а потом был продан Теодору Фокаиди. В процессе предпродажной подготовки покупатель возжелал заменить родной двигатель, отработавший к тому времени более пяти тысяч моточасов на новый, более мощный PT6A-114А. Ммцу! Кроме того, он приобрёл "про запас" ещё один такой же двигатель. Видимо скидку ему предложили хорошую. Вероятно.

Ну негры, ну дают! Это как же надо кувыркаться, чтобы за четыре года такое время налетать. Жили они в нём, что ли, не приземляясь и невылезая? А Теодорка-то, при деньгах был, мужчина. На всю жизнь запасся. Хотя, глупая шутка вышла, поскольку он, бедолага и одного-то не изъездил. Прости, Господи, дурака… Так, профилактика, снова профилактика. Замены резинок согласно регламента. Дальше опять идут профилактические ремонты, межремонтные осмотры, в общем, всё как положено. Серьёзных аварий и прочих приключений птичка благополучно избежала.

Чезаре, капот отворил, и ждет стоит пока я налистаюсь. Сунул я папку с формулярами в сумку с ноутом, вечерком поразбираюсь ещё. И к нему подошёл. Помотрел на движок, чистенький движок, ни копоти на нём, ни потёков масла и топлива не видно. Трубопроводы и провода почернений и трещин видимых глазу не имеют. Сверил номерок, с тем что в формуляре указан. Ажур.

А вот такой момент надо прокачать. По формулярам получается, что последний год самолёт не летал, на земле стоял. И хоть и в ангаре, а за пневматики я не поручусь. Подошёл, осмотрел. Покрышки и реборды колес видимых повреждений не имеют. По обжатию зарядка пневматикой в норме. Трещин на резине не наблюдается. Убедился в том, что на зарядных клапанах имеются колпачки. Норма. Подозвал жестом технаря и жестами же попросил запустить двигатель. Итальяно с сомнением посмотрел на потолок, но я ему изобразил на часах кружок, показал палец указательный, и сказал как можно понятнее-

— Ван минут! И плеванто на законо!

Тот по-русски совершенно поскрёб в затылке, потом кивнул, бросил взгляд по сторонам, на колодки тормозные под колёсами и заглянул в кабину. Убедился, что все тумблеры на панели запуска двигателя в положении "выключено", соскочил, подбежал к коку и провернул винт в "сухую" оборотов пять. Потом опять поднялся в кабину и защёлкал тумблерами. Движок протяжно и тихонько завыл, потом гневно рыкнул, и выбросив облако дыма под самолёт, схватился. Винт превратился в мерцающий круг. Потом обороты чуток спали, и только ровный сытый рёв турбины сотрясал ангар. Я помахал рукой, привлекая внимание, и когда его, наконец, на меня обратили, сложил руки в косой крест. Хорош! И пришла тишина.

Сеньор Чезаре дождался пока винт не замер в неподвижности, показал мне большой палец и слез неторопливо по трапу. Подошёл ко мне, сказал:

— Хороший самолёт!

— Иес — говорю — мне тоже понравился.

— Хотите купить его?

— Иес, ай бью. Слушай Чезаре, подтянул бы ты меня по материальной части. Ты эту машину знаешь. Устройство, ремонт, обслуживание и всё такое? Недели две — три позанимаемся по вечерам? Возьмёшься? Тот головой мотает, руками разводит:

— I did not understand you, signore.

Вот народ тут разбаловался. Пока мы в России китайский учить собираемся, они тут, в Европах вовсе нюх потеряли и решили, что им русский язык теперь знать без надобности. Ох, пожалеют, придёт время. А пока я за очередной карточкой полез. Это случай тоже предусмотрен. Достал карточку, предъявил:

"Want to teach me, to keep and maintain the aircraft? Two or three weeks? I will pay."

Чезаре прочитал, опять поскрёб в затылке, и объявил:

— Хорошо. Две или три тысячи евро. Одна неделя одна тысяча. Идёт?

— O'key.

О как, одна неделя — одна штука евро. Ладно, потянет.

Сеньор расцвёл как георгин, и попытался станцевать тарантеллу. Но я ему следущую карточку под нос сунул: " I need the POH — "Pilot's Operating Handbook Cessna 208".

— Вам нужен ПОХ?

— Йес!

Он ещё спрашивает! And other books by Cessna! All! — Я за этот грёбаный ПОХ, он же по-русски РЛЭ, весь интырнет изрыл. А вот вам хренушки сказали заюшки! Платите баксики, за почитать. Оказывается, это авторское право почитать не даёт, как на Сессне ездить! Дe Биллы жадные. Ух, я блин, злой на них!

Сеньор Чезаре сгонял по-быстрому в свою каптёрку и принёс штук шесть изрядно заляпанных книжек разной толщины. На бегу засовывая их в пакет. И с подобающей торжественностью вручил.

— Держи, пилот! Изучай!

— Ну, спасибо братан. Уважил. Есть, что на ночь почитать.

Забрал я пакетик с книжками и в самолёт снова забрался. Добыл из сумки ноут, запустил и пока ХРюндель заводился, я госпожой Катериной любовался потихоньку. А она мной. Шутка юмора такая, если кто не понял. Она в озабоченной задумчивости пребывала. Запустил я Промт, в двух экземплярах, один настроил на перевод с русского на английский, а второй наоборот. И к Катерине с письменным предложением обратился. Дальше наше общение через Промт и происходило. Мы, как дети, отнимали друг у друга компьютер, соприкасались руками, плечами… и печатали, печатали…

— Миссис Кэтрин…

— Нет. Никаких Кэтрин, Кэт, и никаких прочих английских кошачьих. Меня зовут Катерина. Кирия Катерина. И не иначе.

— Простите. Кирия Катерина, считаю необходимым в ближайшие дни, сходить в церковь и за упокой души господина Фокаиди помолиться. И свечку поставить. Не подскажете, в какой церкви это удобнее будет сделать?

— А отчего вам за Теодора помолиться вздумалось?

— Хороший был человек.

— Иногда.

— И самолёт мне хороший оставил.

— Так вы решили его купить? За указанную в объявлении сумму?

— Да. Я покупаю этот самолёт. Как он есть.

Вынула она из маленькой сумочки блокнот и фломастером сумму написала. Чтобы уж однозначно определиться.

— Мы правильно понимаем друг друга? Вы покупаете у меня этот самолёт именно за эту сумму? 650 000 евро?

— Да, госпожа Катерина.

— Чудесно! Завтра мы совершим формальности, после чего заедем в церковь, где вы сможете выразить свою благодарность усопшему. А сейчас сюрприз. Мы будем пить кофе.

За пилотскими креслами располагались две стойки. Откинула крышку правой, получился столик сантиметров пятьдесят шириной, под крышкой обнаружилась маленькая двухконфорочная электроплитка. Вдова ослепительно улыбнулась мне и нажала большую черную кнопку рядом с электроплитой. В хвосте затарахтело и к выходу из ангара потянуло выхлопом. Из нижнего шкафчика стойки была добыта пятилитровая пластиковая бутылка воды, и турка. А также пачка молотого кофе. Вода налита в турку, брошена щепотка чего-то из маленькой жестяной баночки, засыпан кофе и турка прилипла магнитным донышком к конфорке плитки. Ещё раз одарив меня радостной улыбкой достойная госпожа Катерина расхвасталась:

— Микроволновка! — И распахнула дверку среднего шкафчика. Потом повернулась к левой стойке и открыла верхнюю дверку:

— Морозильник! До -18 градусов Цельсия.

— Открыла нижнюю дверку:

— Холодильник и бар!

— А душ тут случайно не завалялся? — спросил я ироническим голосом. Катерина приняла вопрос на полном серьёзе.

— Да. Там, в хвостовом отсеке установлен проточный водонагреватель. От него душ выводится наружу. Она постучала каблучком по полу — а в багажнике два бака по сто литров воды и насос. Но сейчас баки пустые. Искупаться не получится. Если хотите принять душ, вам придётся ещё немного потерпеть.

Вот такие шутки, мои дорогие маленькие радиослушатели. Тут с буржуинами о комфорте поосторожнее надо бы шутить. Они с такими вещами не шутят. Я представил подобную комплектацию удобствами на АН-2 и головой помотал. Ненаучная фантастика. А ведь цена делу — копейка.

Пока я удовлетворял своё детское любопытство, кофе поспел и был снят с конфорки. И разлит в маленькие белые пластиковые кружечки. А кнопка черная второй раз нажата. Движок в хвосте умолк.

— Сахар?

— Да, если можно. Пол-ложечки. А вообще-то я люблю с коньяком. Армянским.

— А я без сахара привыкла. Чёрный.

Я облизнулся и выхлебал божественный нектар в два глотка. Деликатничал. Там и один-то с трудом набрался. Кофе получился крепкий и ароматный. Арабика. А вообще-то кофей этот у меня аппетит разбудил зверский. И то сказать, с вечера не жрамши. А день уже опять к закату клонится. Тут телепатия заработала.

— Хотите осмотреть ещё что нибудь?

— Нет. На сегодня достаточно, я думаю.

— Тогда пойдемте.

Сунул ноут в сумку. И к люку пригнувшись прошёл. Она бабочкой лёгкой выпорхнула, и я следом. Выпал. Как мешок картошки. Затворили мы аэроплан на ключик, ключик мне на ладошку уронили, и поцокали по бетону, гордо подняв голову, выпрямив спину и волнуя окрестности. Стою. Пялюсь. Королева. Опять этот подлец просыпается. Да, что ж такое-то! Господи, помилуй мя грешнаго. На тебе щелбан! О, осознал! Побежал я кирию догонять.

"Мерсик" стоял распахнув гостеприимно дверцы. Катерина ожидала меня подставив лицо ветерку. Подошёл я, уселись мы в авто. Разговорились.

— Отель Авалон, плиз!

— No! Никаких отелей! Мы едем ко мне домой. Вы — мой гость. Вы будете жить у меня в доме.

Май хауз? Это к ней домой? Попался. И что, отказаться наотрез? Как это там, в Jagged Alliance, Хамус говоривал — "Не знаю, что, делать"? Вот и я не знаю. И как спросить на буржуйском, удобно ли это, тоже не-зна-ю. Блииин! Да вези, куда хочешь! Хоть в ООН вези. Затянулась моя пауза на принятие решения. Могут не понять, или понять не правильно, что ещё хуже.

— Файн — говорю, наслушался сегодня уже этих файнов. — Везите на, куда захочете! Лэтс гоу! Только я за себя не отвечаю.

Ослепила опять улыбкой и втопила газульку в полик. Резкая женщина. Ехаем себе, Катерина успевает и репортаж вести об окружающей действительности и машину. Я поначалу занервничал. Но потом пригляделся и заценил. Не всякий профи так водит. Четко, плавно, точно чувствуя дистанцию, инерцию и габариты тачки. Просчитывая все элементы движения, и предвидя действия всех остолопов на видимой части трассы. Успокоился я и прислушиваться начал, что она мне сообщить пытается. А она соловьём заливается, трещит и руками размахивает. Ни хрена не понял! Щоб я вмер!

По баранье внимательному выражению моих глаз, поняла она, что не в коня корм и полаконичней стала. Порядка на три. Тыкнет пальчиком в окошко и слово скажет. И я даже заулавливал чегой-то там. Влево:

— Mediteranean Cosmos Entrance.

И всё мне доподлинно понятно сразу стало. Вправо:

— EKAB SALONIKA PYLEA /Центр скорой помощи "Салоника-Пилеа"/. Теодор умер здесь. Третьего февраля.

Теодор. Дид — умер. Зёрд фебрари. Понятненько. 3 февраля преставился.

— Той ночью выпал снег, много снега.

— Ночь и снег. И смерть. Очень грустно.

— What?

— And cold. И холодно.

— Да. Оказывается, ты все понимаешь.

— What?

— Значит не всё!

И засмеялась, чертовка.

Опять ткнула пальчиком влево, в сторону городской застройки:

— Pylaia!

— Проскочила под развязкой и ушла вправо от трассы Е-90. Дорога превратилась в извилистую неширокую двухсторонку. Исчез дорожный шум, исчез поток машин. Потянулись виллы и коттеджи. Всё в зелени, всё в запахах цветов. Рай. И шалашики, по сколько-то там миллионов. На перекрёстке ещё раз свернула направо и через километр торжественным жестом указала:

— Мой дом!

Забегая вперёд, скажу, что через три недели мы говорили на чудовищной смеси русских, греческих, английских и немецких слов, которые я подцепил у Катерины, припомнил из киношек "про войну", ну, и курса английского в училище. А "чёрт побери" я, кроме русского, знал только по-испански. Каррамба! И мы прекрасно понимали друг друга. Никто нас с ней не понимал, мы же понимали всё. Я даже заметил у неё частотный греко-русский словарик на три с половиной тысячи слов. И постепенно это проявлялось всё заметнее. В общем, не буду я дурковать пиджен-инглишем. Буду рассказывать так, как я сам всё понимал. Иначе надо писать другую книгу с названием — "Приключения лингвокретиноида в Греции и иных мирах". Точка.

Да. Дом. Сёма бы удавился. Я не буду. Мне здесь не жить. Так, погощу малехо, и в другой мир сдёрну.