"Пилот" - читать интересную книгу автора (Sib)

История седьмая. Хиос

 Встречали нас дядя Димитриос и тётя Мария. Так их Катя называет, и я тоже так называть буду. А также смотритель аэродромный, поименованный Георгиосом. Толпу нашу рассадить на двух машинах запросто. Тем более одна из них — пикапчик фордовский. Туда, если стоя — взвод натолкать можно. Нас с Саней, как людей всю ночь трудившихся, на почётные места определили. Сашку на переднее к тёте Марии, меня на заднее между Катериной и Корнелией устроили. В цветничок, так сказать. И уснули мы с Сашкой, как по команде "отбой". Склонил я голову тяжёлую Катюше на плечико и отрубился. Спать долго не пришлось, поскольку до дома дяди Димитриоса всего-то пять верст. Дорожка асфальтированная, вполне приличная. Мигом домчали. Дом я не рассмотрел, поскольку сонный был. Отвела меня Катя в комнатку, раздела, как сыночка и в кроватку пристроила. Последнее что помню, в лобик меня поцеловали. И уснул с чистой совестью.

Проснулися я в 17:25. Вздел портки и с голым торсом по дому осматриваться отправился. Скромно люди живут. Никакого излишества в доме, стенки штукатуреные да беленые. Ни ковров тебе персидских, ни шкур тигровых-леопардовых. Вышивки простенькие, в национальном стиле на стенках, да фоток десятков шесть, с позапрошлого века начиная. Черно-белых, в рамочках. Вот и все украшения. Комнаток штук 10, небольших спаленок. Зал большой с телевизором и камином, диванов в зале парочка, стол большущий черного дуба, на гнутых ножках, вида старинного. Мебель совсем простая, дубовая, добротная. Стулья да табуретки. Это все конечно замечательно, но мне-то другое помещеньице срочно необходимо. Наконец и оно сыскалось в дальнем конце коридорчика. Напротив ванной комнаты. Комната просторная, ванна в ней старинная на лапах львиных установлена, большущая, меднолитая. Водогрейка газовая рядышком. Осмотрел я суперкомфорт этот, роскошь эту запредельную и дверь напротив отворил. То, что нужно. Зашел я нужное мне помещение, воздал ему должное, ручки и мордочку сполоснул под краном, и на двор путь искать взялся. Отыскал дверь на двор и Сашку там увидел. Сашок уже тоже встал, во дворе у колонки обливался. Колонка на скаважине стоит и глубинный насос с гудением воду подает наверх. Вот он под водой холоднючей и плескается. Занял я очередь на помывку и оглядываться стал. Сурьезный домик дядь Дима себе забабахал! Из крупного дикого камня сложен, двухэтажный, длинный да широкий. Под черепицей красной. Крепостного типа строение, и на вид — не новое. С одной стороны дома — море, с другой сад оливковый. Виноградник и огородик небольшой с овощной культурой всяческой. Вся усадьба стенкой каменной обнесена, из того же дикого камня. На века построено. Если, конечно, пушками не ломать. Ухожено все, чистенько. Видно, что не баре живут. Поравилась мне усадебка, и домик тоже понравился. Колоритно!

Наплескались мы Александром, полотенчиком его вытерлись, и тетушка Маша во дворе объявилась. Лет ей на вид, так примерно сорок — сорок пять. Юбка простая на ней и, я бы сказал — кофточка, темно-синие. Голова платком синим покрыта. Ну как у нас почитай. Поманила нас. Пора, мол, к столу, дорогие наши авиаторы. Отведать, что Бог послал. И нас на веранду открытую повела. Там где дядя Димитриос в ожидании томился. Понравился мне мужик этот. Глаза карие, умные. Веселые. Смотрит приветливо, открыто. Сам черный от загара и природы, сухостойный такой, руки узловатые, мозолистые. Сильные. Мощный дядька.

Господь не поскупился. Длинный стол, за который человек тридцать усадить можно тарелками большими заставлен и парочка кувшинов стоит. Литра по три кувшинчики. Кефаль жареная, еще какие-то рыбные и море продукты деликатесные, сыр козий домашний, салатиков овощных прорва на маслице домашнем, оливковом, ну и винишко, тоже свое. То самое. "Ариусиос" достопамятный мне! Я его влёт, по запаху определил. Не пробуя даже. Всколыхнулись воспоминания счастливые, нашел я Катюшу глазами. Она на меня смотрит, как я носом запахи ловлю, улыбается улыбкой лучистой, глазищами сияет. Губками причмокнула, как будто поцеловала меня воздушным путем. И засмеялась весело. Тут и Чезаре появился, чезарят привел. Те накупаться уже успели, оголодали оглоеды, и на стол штурмом пошли. Рыкнул на них счастливый падре, притихли на минутку деточки бедовые. Дядя Димитриос молитву зачитал в полный голос, перекрестились все, кто слева направо, кто справа налево и вкушать яства понабросились. За ушками потрескивает только. Кефаль в вине, как главное блюдо, порционно, а все остальное на общих тарелках навалено. Хотел я себе отгрести на тарелочку, как меня под столом ногой пнули, и Катя глазами на тазики повела и брови сурово насупила. Мол, невежливо отдельно себе грести. Сашке на немецком протарахтела что-то, тот мне и перевел:

— Кирия Катерина утверждает, что никто из присутствующих здесь холерой не болен, и тяжкую обиду нанесет дому сему тот, кто из общего блюда кушать брезгует. Потом чезарята снова на пляж ускакали, мы тоже искупаться сходили. Вернулись через час обратно и осели на веранде той, за разговорами, винцо потягивая. А я загашник свой в чемодане раскупорил на всякий случай. Из сапога водочки русской бутылку извлек. Из Черноголовки. Натюрель. За качество отвечаю. И банку литровую икры красной. В холодильник водочку зарядил для должного охлаждения, и к народу присоединился. И на допрос попал, как партизан брянский. Катя-то меня ни о чем не спрашивала, а вот дядя да тетя ее обо всем нас с Сашкой распросили. И кто мы с ним такие, и откуда взялись и чем промышляем в жизни быстротечной. Размер носков моих только и не спросили, позабыли наверное. А размер обуви спросить не позабыли! Катя с Сашкой за переводчиков служили, поэтому в основном меня и допрашивали. Пришлось немного соврать им, о планах моих на будущее.

Когда узнали они что мы с Сашкой русские, хоть он и немец, рассказал нам дядя Димитриос, что русских на Хиосе до сего дня чтут. С тех пор самых, как русский флот под Чесмой, турецкий флот пожег. Отсюда всего миль двадцать пять будет. И предок дяди Димы, а стало быть и Катин тоже, поскольку Катин отец дяде Димитриосу братом старшим приходится, в сражении том раны получил тяжкие. И здесь, на Хиосе этом самом списан с эскадры Спиридоновской был, на излечение. И обвенчался потом с гречанкой хиосской. И дом вот этот выстроил. Только прожил он недолго, всего двух сыновей родил. И дочку. Ранами теми, и скончался страдалец, через несколько лет.

— Грек? — изумился я.

— Нет, он русской эскадры офицер был. Русский. И от того-то русского офицера ведут они свой род, через дочку его. Род воинов и моряков, рыбаков и контрабандистов. Тут дядь Дима подмигнул нам лукаво. Удивил он меня. Сказать нечего.

— От ведь земля, тесная какая!

А Катя от себя добавила, что портрет героя того, я в доме у нее видел, и еще внимание на него пристальное обратил. Говорил ей, что похожа она на человека, с портрета того. И ничего удивительного, что похожа. Родня прямая.

Долго мы там на веранде на сквознячке теплом сидели, пока солнце в море тонуло.

Тут и водочке срок пришёл. Принёс родимую, и мужской компанией мы ту бутылочку и распили неторопясь, под звездами греческими, древними. При абсолютном отсутствии комаров, что меня здорово с толку сбивало. Как это. На свежем воздухе, и без комарья. Обалдеть! Маслинками солеными закусывали. Не хуже рыжиков наших пошли маслинки те под водочку. И еще бутербродиками с маслом сливочным и икоркой. Дамы тоже водочки из любопытства испробовали, но без привычки им не очень вкусно показалось. А икорку они с воодушевлением пользовали. На "ура" икорка пошла.

Я дяде Димитриосу про рыбалку сибирскую рассказывал, про ловлю рыбы-муксуна на Оби-реке, где с хантами знакомыми рыбачил, про осетринку браконьерским способом добываемую, про пелядь озерную, которая во рту тает. Он же о своем бытии поведал, о средиземноморской рыбацкой доле неприветливой. Засиделись мы до полуночи. Потом Сашка сказал, что мы сюда не бухать прилетели, а делом заниматься и испугал меня побудкой ранней. И спать откланялся, супругу прихватив. Ну и мы следом разошлись.

Вот я только к простынке приник, да другой накрылся, как в окошко открытое проникла собака наглая, хищная. А следом и головка девичья просунулась. И выманили меня тайным манером, на цыпочках, на пляж пустынный прогуляться. Звезды яркие, море плещет, все видно. И в тень олив мы удалились, и там удачно затаились, не видно там нас. И бриз, играя листьями и водами, шелестя ими и волной похлюпывая, звуки все излишние чужому уху, покрыл. Но часа в три ночи все же сжалились надо мною и отпустили поспать меня. Обратно в окошко. Она в свое, а я в свое. Окошки у нас рядышком оказались. А Морс со мной ночевать остался. Развалилился в кресле у меня, ноги в потолок задрал, и захрапел, как настоящий. Пока я подушкой в него не запустил. Храпеть-то он перестал, но подушку мне назад не принес, под себя сгреб. Пришлось вставать и отнимать, так подлец еще рычал и зубы мне скалил.

Утро добрым не бывает. Попытка разбудить меня в 06:00 успехом не увенчалась. Я говорил им разные неприличные слова и буквосочетания. На попытку облить меня водой, ответил снайперским пинком в ведёрко. И обсыхать пришлось обливателю. Всё это я проделывал не просыпаясь, и ответственность за содеянное не несу. На меня плюнули, обозвали непотребно, и сушиться убыли. В неизвестном направлении.

В 08:00 я проснулся в прекрасном настроении и самочувствии. Посетил места отхожие и бодренько выкатился на двор. Порадовался сущему и приступил к водным процедурам напевая "нас утро встречает прохладой…". Подсохший к тому времени сенсей, обнаружив, что я беззастенчиво радуюсь жизни, упрёками и насмешками попытался лишить меня душевного подъёма. Я в ответ непритворно изумился и сказал, что что-то подобное, отрицать не буду, мне снилось под утро но, учитывая то обстоятельство, что сны суть проявление подсознательного не реализованного в реальности, все предъявы отметаю, как грубый и неспровоцированный наезд. Пришлось Сашке отъезжать, как наехал. Позавтракали мы легонько, испросили у тётушки Марии тачку её, доукомплектовались сеньором Чезаре, без чезарят, и отправились в Олимбой.

Ничего с пепелацем за ночь дурного не случилось. Топлива у нас в баках было ещё море, осмотрели, машину, как положено по чек-листу, оставили Чезаре развивать отношение с кириэ Георгиосом и в небеса отправились. Ветерок сегодня дул западный, поэтому взлетали с десятой полосы. Вы, возможно, спросите меня, мои маленькие радиослушатели, как же это возможно? Взлетать курсом 266 градусей, а это, между прочим — на запад, с десятки? Всё возможно в этом мире, хорошие мои! Это дядька Георгий был неслабо поддамши при раскрашивании полосы, и перепутал, бедолага, восток с западом. И двадцать шестая полоса стала у нас теперь десятой и, восьмая, соответственно, наоборот — двадцать шестой. Бывает… Почему десятая, когда должна быть восьмая? А это уже неважно, мои родные. Когда у тебя запад на востоке, то 80 там градусов или уже все100 набрались — абсолютно фиолетово! Дип пёрпел, короче! Не верь глазам своим, а доверяй приборам!

Набрали мы с Саньком 1200 метров, развлекаясь над новым авангардным словом в аэродромной росписи, и в зону нам отведённую долетели. И погнал он меня по полной программе. Как перворазника. Полёт по прямой. Порыскал я вверх вниз, но триммерочком выправился. Нормально. Потом развороты с разным креном он меня заставил крутить. И критиковал беспощадно, стоило только шарику в сторону откатиться. А уж за снижение или набор на развороте совсем он мне уничижительные слова говорил. И как говорил! Поэма! Коротко ли долго, однако освоился я с инерцией "Каравана", ощутил машину. И тут уже до глубоких виражей дело дошло. Ну, принципиальной разницы нету, только за скоростью следи, чтоб не потерять и не свалиться. Но и эту премудрость освоил. На четвёртом часу полёта набору высоты и снижению пора настала. Тоже не велика хитрость. РУД, да триммер. Да скорость и вариометр контролируй. Элементарно. Ещё полтора часа уши закладывало. Тоже прожевал и проглотил. Не совсем же новичок-перворазник. Кушать захотели. Кате по мобиле звякнул и обед заказал, и полетели мы с Сашкой на дозаправку в Хиос. На Олимбое керосину нетути. Там только для туристов воздушных Авгас-100 держат. Они на "горшках" в основном полётывают.

На взлётных режимах и наборе высоты много горючки выжигается. Это тебе не крейсерская с экономичным режимом 50 процентов мощности. А мы весь день только тем и занимались. То вверх на 3 тысячи, то вниз на 600. Потому баки и выработали до лампочки. А заправиться — только в аэропорту Хиос. Там он по глиссаде мне снижаться велел при ветре боковом. А сажать машину не доверил, салагой обидно обозвав. Да и то сказать, ветер западный, горки и возвышенности огибая, закручивается незнамо как, и турбулентность создает неприятнейшую. Сели, дозаправили баки до полного и назад, на Олимбой обедать подались. Взлёт — посадка. Итого — тридцать километров от и до. Сели опять же на "10" курсом 266. Прикольно! Катя с Корнелей нас ждут уже. Приготовили всё, стол накрыли и с нами покушали. Их дядь Дима довёз на Олимбой. Он сам с утречка рыбу свежеотловленную, братцу младшему в Хиос повёз. Они на паях там псаротаверну содержат. Место у них хорошее попалось, доходное, посещаемость туристами высокая. Тем их семейства и живы. Дядя Димитриос поставками морепродуктов свежих занят, дядя Пимен, таверной руководит. Шеф-повар и директор-распорядитель в одном лице. Надо посетить будет при случае. Катю и Сашку с супругой приглашу и поляну накрою. Попробуем кухню местную. А пока на ветерочке, в полевых условиях перекусили, девочек наших поцеловали, невзирая на Катино смущение и в небо забрались. Только теперь у нас другой урок. Теперь снижение по глиссаде и имитация посадки на освоении. И началось! Туда — сюда. Разворот. Туда — сюда, коробочка, первый разворот, и далее по порядку, до четвёртого и на глиссаду. Вниз — газ, скорость, триммер, закрылки. Продемонстрировал намерения и обратно. Вверх — газ, скорость, триммер, закрылки. Мне всё мерещилось, чегой-то я делать забываю. Так мне от этого нехорошо на душе, муторно просто. Потом сообразил. Шасси выпустить-убрать! А и не надо! Вон они в потоке мотыляются! Не уборные у меня теперь шасси! Уж верняк, выпустить не забудешь! Пустячок, а как приятно на душе стало сразу. Легко! Не описать. Тревога моя испарилась, и отдался я полностью сложной науке приземления воздушного судна. Без остатка и мыслей посторонних. Ибо, как Сашка сказал, хороший пилот от плохого тем и отличается, что у него число взлётов ВСЕГДА равно числу посадок. Ещё треть бака спалили. Умотались как проклятые, как рабы галерные какие-то. Восемь часов налетали. Ни лимита горючки тебе, ни очереди на полёт. Красота, на собственном-то аэроплане обучаться. Снизился я в крайний раз, выровнял на торце полосы, а Сашка управление отнял и сам "Караваньчика" приземлил. Не дорос у меня нос до самостоятельных посадок. Пахать мне ещё как папе Карле и получать как Буратине. На снижении ещё режим плохо выходит. Мотыляю аэроплан и по крену, и по курсу и по тангажу. Это тебе не мотодельтик! Правильно Сашка определил — салага я ещё щипаный! Сусунок!

Несмотря на то, что время шло к вечеру, жара на земле стояла несусветная. На высоте куда прохладнее было. Народ попрятался в тени на сквозняке. Сиеста у них как бы закончилась, но никто активной жизнью жить не торопился. Улеглись мы с Саней на травку, в тенёчке на ветерке и расслабились. Чезаре нам винца охлажденного, изрядно разбавленного принёс, и самолёт обихаживать принялся. Лежим мы с Саней, отвлеченные темы обсуждаем.

— В толк не возьму, вот нахрена тебе "Караван" сдался? Без лицензии коммерческого пилота денег ты на нем не заработаешь ни здесь, на западе, ни там, в России. Просто кататься и здесь недёшево выйдет, а в России по-человечески, и не дадут. Ты мужчина не бедный конечно, раз на 208-ю бабла хватило, наймешь пилота с лицензией, он тебе все проблемы с инспекцией и диспетчерами утрясать будет. Иначе я в твоей затее смысла не вижу! Бесполезный груз выйдет, а не самолёт!

— Пилота ему найми! Я что, дочку миллионера… люблю систематически?!

— Ну, вдова — не дочка! Но где-то рядом!

— А в дыню?!

— А в бубен?!

— А не твоё рыбачье дело!

— Не моё — так и не моё. Извини!

— А, фигня! Проехали. Придумаю, чё ни будь! Вот я рыбу с северов таскать буду в областные центры. Омск, Свердловск, Новосибирск, Курган, Пермь, Тюмень. Вон их сколь вокруг! Окуплюсь, поди-ка.

— Ох, и сомневаюсь я, однако! "Тебя пасодют! А ты — не воруй!" И обдерут, как липку. Впрочем — твоя головная боль. Моё дело помочь тебе аппарат освоить нормально. Пока садиться стабильно при минимуме погоды и по приборам летать не научишься — ты не пилот. Вот этим и будем заниматься. По ПВП летать ума много не надо. А ты при низкой видимости сориентируйся! Да и радионавигационными приборами пользоваться уметь, ты обязан.

— А это твоё дело, и рассказать и руками показать и меня научить практическим навыкам.

— А я чем тут занимаюсь?!

— А ты бесплатные советы про эксплуатацию миллионерских вдов раздаёшь!

— А в бубен?! — радостно наехал Шурик.

— А в репу?! — радостно ответил я.

До драки дело не дошло, разумеется, однако повалялись мы славно. Сашка и здоровее, и тяжелее меня килограммов на двадцать, однако я поувёртливее оказался. Подмял он меня как бер по началу, но выскользнул я у него из под мышки и руку завернул. Попал он в положение сложное, однако кувырком из захвата вышел и опять наседать принялся. Но я уже повадочку его понял и в захват не давался. В партере с ним мне не тягаться. Пускаю его мимо себя, и подсечкой его, подсечкой, физией в пыль! Сашок тоже не подарок оказался. Таки изловчился, сгрёб меня в кучку и как колобка в муке, в пыли, солнцем прожаренной, меня прокатал качественно. Боец! Изгваздались мы в пыли той, как поросята. Прощайте чёрная рубашка, прощайте чёрные штаны. В борьбе погибли без возврату, и никому уж не нужны. А Саня весь в белом был! Ох, жена ему и наваляет…

— Да ты, с фоксом твоим — два сапога пара. С вами драться — штанов не напасёшься. Оба мелкие и злые. Как собаки!

— А ты думал, щас маленького изобидишь и с женой целоваться убежишь, как был — в белом? Размечтался, бугай тевтонский! Даст она тебе за штанишки уделанные, да не поцелуев. А звиздюлей! Как бомжик выглядишь, теплотрассовый!

— На себя посмотри пим сибирский, детского размера! Сам-то как уделался. Кто штаны тебе стирать будет? Миллионерша Катерина? Ой, сомневаюсь я! Будешь Пачкулей Пестреньким жить теперь! Я тебя каждый вечер в пыли валять буду. Чтоб ты из образа не выходил.

— Кто кого изваляет, это мне и так ясно уже. Не дано тебе счастие сие. В коленках ты пока слабоват, меня валять. А я обожаю слушать, как шкапы с разлёту рушатся. И помочь при случае.

У меня зазвонил телефон: "Кто говорит? Слон? Нет? Катьенка-Катьуша? Соскучилась, милая моя? Когда на ужин вернёмся? Ой, не скоро ещё. Пока звёзды нас отсюда не выгонят. У меня сейчас теория по матчасти будет. Но я обязательно вернусь. Как стемнеет".

Пришли Чезаре с Георгиосом, принесли из холодильника винца припасённого, слабенького, молодого. Уселись мы под навес за столик, отряхнувшись по возможности и насел я на сеньора, пора, мол, мне лекции слушать, а ему тыщи евров своих отрабатывать. Вздохнул лентяй-механик мой, но евров ему хочется и с Сашкиной помощью принялся утробу "Караванову" мне рассказывать, да показывать. Под винцо молодое. Неплохо рисует сеньор Чезаре. Я эскизы его, работу узлов поясняющие стал сразу в стопочку складывать и под себя подгребать, со своими пометками. И записывал всё за ним в толстую тетрадочку. Одно дело книжка на иностранном языке, хоть бы и с картинками. Другое — живой специалист, да при толковом, знающем тему переводчике. Сашка тоже неплохо в матчасти разбирается, но до синьора-помидора и ему далеко. Он и сам принялся записывать за Чезаре. Толковый он механик оказался, сеньор Чезаре этот. Многознающий и умелый. До тонкостей знающий, где чего и самое главное — как. Надоть по максимуму его выдоить. На той стороне самому гайки вертеть придётся. Не на кого надеяться. Кроме себя, любимого.

Так мы до звёзд самых и просидели. Первую главу разобрали до тонкостей. А когда звёзды воссияли над миром, поехали мы домой. Ужинать. Приехали. Первым делом спросили нас, зачем мы такие грязные?! И не уронили ли мы потихоньку самолёт?! Стали мы оправдываться и говорить, что расшалились. Ну, и получили за детский сад по полной программе. Вздохнула госпожа-кирия горько и печально, загнала нас в душ, лохмотья наши прихватила под мышку, и в тазике скоро и прытко простирнула да на верёвках во дворе развесила сушиться. Пока мы трудовой пот, замешанный на шалой пыли отскребали с себя. Вот такая она миллионьщица оказалась.

Помывшись, переоделись мы, поужинали без помпезности, и опять я был похищен. С целью выкупа. Выкупался я долго и усердно. Купался, и снова искупал вину безмерную. И прямо там, на пляже под оливами, на пляжном покрывале уснули мы, утомлённые и счастливые.

Следующее утро разбудило меня прохладою, вызвавшей легкий перестук зубов и щемящее чувство жалости и нежности к Кате, прижавшейся ко мне в поисках тепла и защиты. Глянул на мобилу — 05:45. Однако, который день сплю всего ничего, а высыпаюсь вполне нормально. Днём в сон не клонит. Бодренький и алертный хожу. А ведь ещё как люблю ушко придавить! Поднялся я, Катю покрывалом накрыл, чтоб не мёрзла. Поудивлялся чуду такому и за камушки убежал подальше в сторонку. И в море потом залез. Поплавал-понырял в прохладных водах, вылез к берегу и вдоль, да по мелководью кросс залепил. Бегу в брызгах по колено по песчаному дну, преодолеваю вязкое сопротивление вод, наслаждаюсь. Полкилометра проскакал, на берег вылетел и обратно в хорошем темпе. И согрелся и взопрел. Пришлось снова в море окунаться. Пот смывать.

К Кате подошёл, пригрелась она под покрывалком, сопит тихонечко. Смотрю на диво сие, мыслю. Ох, и красивая она, и чего же для, ко мне приникла? Не пойму я! А пока не пойму — не будет мне душевного равновесия. Семья у неё — нормальная семья. Сама она тоже хоть куда, как человек. Ни капризов у неё, ни выкидонов никаких козьих. И уж точно не за деньги со мной она. Но чё-то же ей от меня надо?! Воть. И живу, как к потолку подвешенный, никакой в жизни опоры. Любит она меня? Вот с какого переляку? Вот так просто? Бац, и влюбилася в меня беззаветно? Голову мне она морочит, с целью мне неизвестной! Вот шта! Бойся Виталя, данайцев! Зело горьки их дары! А ведь они тут, совсем рядом, коня-то простофилям троянским всучили. Прямые предки Катерины милой и всучали. Боисся, Виталя? Себе-то не ври! Да, есть малехо, ссу! Но нравится мне она — спасу нет. Так. По тормозам. Влюбился сам-то? Ага! О! А ей, значить, откажем в такой оказии наотрез? Ага! Красивые миллионерши с бухты-барахты в подержанных авиатехников не влюбляются. Это нарушение мировых устоев. И ниспровержение основ. Воть!

На этом месте нерадостные размышления мои прервали пришедший по следу Монморанси, затеявший вокруг меня радостные скачки, и науськавший его на это дело Сашка. Приглушил я радостные вопли отыскавших потерю корешков, взял на руки Катю спящую половчее и в кроватку её понёс. На место где взял положить. На цыпочках в дом зашли, и в комнату её мне Сашка двери отворил. И за мной затворил деликатно. Уложил я Катю в кроватку, голенькую такую, накрыл одеялком, обняла она подушку крепко и слова заговорила во сне. Имя своё я понял, а больше ничего. Слабоват я покаместь в греческом. Во сне люди не врут обычно! Надоть было классическое образование получать в пажеском корпусе, или там в гимназии какой, а я в офицеры! Вот, и майся теперь неизвестностью, балбес такой!

Дядь Дима тоже проснулся, вздохнул молча, на меня поглядев и сели мы завтракать. Сыр, яичница с беконом. Рыбка жареная, как без неё. Кофе горячего с молоком козьим попили и на аэродром ехать собрались. Дядь Дима в море, на шаланде своей моторно-парусной, как обычно с утра, на промысел нацелился, а мы на Олимбой. Только завели захапанный нами у тёти Марии "Фиатик", и тут в майке чёрной до колен, белым черепом и костями разрисованной, выскочила из дома моя загадочная коротко стриженая брунетка. Звезда души моей забубенной.

— Хальт! — кричит — Я с вами хочу! Я быстро!

Переглянулись мы с Шуриком. Он плечами пожал. И я плечами пожал. Катя и правда моментом собралась, бутербродами сумку набила, кофе в термос налила и к нам на заднее сидение уселась. Джинсы чёрные на ней, рубашка чёрная, кроссовки тоже чёрные. И бейсболка, угадай какого цвета? Саньку смех разобрал.

— Двое из ларца, одинаковы с лица!

Катя не поняла, а я Шурику кулак потихоньку в бок сунул. Я за рулём, мне его можно. Это ему меня нельзя.

— У кирии траур в разгаре, а ты шутки дурацкие шутишь!

— А у тебя что, тоже траур?

— Да! По вчерашнему ужину! Не в голубом же мне ходить! В самом-то деле! В белом-то я совсем по-идиотски смотреться буду. В коричневом, только Вовочки на праздники заявляются. Зелёное — это как в армию сходить. Меня оттуда уже выгнали. Только жёлтое не предлагай, под канарейку. Фиолетовый — просто не нравится. Оранжевый — для Незнаек. Серый — ментовский. Вот, и ношу чёрное. Нечего больше одеть!

— Ну, ты и привереда!

— Ничё ни привереда, наоборот. Скромненько и со вкусом. По гестаповски!

Когда Саня кирии разговор наш перевёл, она долго смеялась, а потом сказала, что ей чёрный цвет жутко надоел. И хочется ей надеть шелковое красное коротенькое платице и туфельки. Но, обычай не велит. До следующего февраля.

Когда приехали, вспомнили, что Чезаре позабыли, собрались за ним вернуться, а потом рукой махнули. Чезарята вчера нашли в гараже кучу велосипедов всех конструкций, по стенкам там развешенных и привели их в рабочее состояние. На велике доберётся Чезаре к вечеру. Или с дядь Димой. А пока пусть выспится всласть, да с детками своими поводится. А то вовсе воспитание наследников своих забросил. По аэродромам околачиваясь.

Катя на земле нас ожидать отказалась, и желание изъявила с нами покататься. А нам не жалко. Катайся, да не жалуйся потом. И полетели мы в зону. Саня по новой меня погнал. Площадки, крены, виражи. Но с этим мы быстренько разобрались и опять заход отрабатывать начал я. Вверх-вниз. Вниз-вверх. С таких качелей лихо быстро достанет. Оглянулся я на развороте на Катю. Нет, розовая сидит. Не зелёная нисколько. Мне улыбается, и пальчик большой оттопырила. Нравится ей кататься, значит.

Сашка зарычал на меня, опять я горизонт на развороте потерял. Поправился, развернулся на 600 метрах, и вниз. Над полосой в десяти метрах прошёлся площадочкой, и вверх! И на разворот! И левый разворот, и правый разворот, а потом наоборот. Весело, спасу нет!

Неделю почти мы этим занимались. И Катя с нами постоянно. Корнелия на пляже предпочитала моржевать. Или Марии по дому помогала. Детишки дружков-подружек нашли в деревне неподалёку, и с ними отжигали. Чезаре спал до обеда, потом на Олимбое спал, или с Георгиосом винишком баловался, пока мы над ними жужжали. Потом машину обихаживал, давая мне наглядные уроки. Потом теорию читал. А потом он звезды зажигал, давая понять, что спать пора.

А Катя ночевать ко мне пришла. Через окошко, правда. Неофициально. Но, вроде, насовсем.

Хиос. 16.07.2005 г.

В субботу с утра мы принялись по лётному полю колесить на ероплане. Саня решил, что пора мне к габаритам привыкать, размах крылышек прочувствовать. Полтора часа мы передом катались и разворачивались. И на месте, зажимая тормозом одно колесо, и по кругу на конце полосы, не выезжая за пределы. Пыли подняли винтом — до небес. Потом Саня достигнутым мною мастерством вождения удовлетворился, перекинул винт на реверс и заставил меня задним ходом ездить. Снова мне забота. Но трудом, потом и ойёёями наловчился постепенно. А когда наловчился, майку снял, и в салоне сушиться повесил. Потом мы решили в Хиос слетать на заправку. И Сашке показалось, что я вполне готов самостоятельно взлететь. Не показалось ему. Взлетел я без замечаний, по полосе не рыскал, ровненько поднял птичку на крылышки, штурвалом угол набора придавил до десяти градусов, не давая ей нос задирать, закрылки вовремя спрятал и опять триммером, на вариометр глядя, пять метров в секунду скорость подъема вывел. Сашка меня похвалил, и рулить до самого Хиоса не мешал. Подлетел я к глиссаде хиосской, снижаться начал на 01 полосу, и вот тут случилось то, чего мы с Сашкой так настойчиво добивались. На снижении почувствовал я машину. Ощутил то самое слияние, про которое столько наговорено. Птичка послушная стала, и я почувствовал, чего она хочет, и чего не хочет. И как заставить её делать то, что мне надо. Пошевелил штурвалом, педальку правую придавил и вывел Сессночку строго на осевую, хоть и сносило её ветерком немного. Креном снос убрал и Сане говорю —

— Первый, могу посадить. Уверен, нормально сяду.

Оценил мой инструктор как я по глиссаде иду. Нормально иду. Закрылки на 20 градусов, скорость 80 узлов, скорость снижения 3 метра в секунду. Машину не колбасит. Ровненько так с горки катиться.

— Давай, — говорит, — дерзай. Я подстрахую!

И посадил я самолёт. Как дитё на ВПП поставил. В полуметре от полосы выровнял "Караван", и на касании вертикальная скорость вообще была не более одного дециметра. Опустил переднюю стоечку. Реверс включил, затормозился до 10 узлов, и на стоянку не спеша и исполненный самоуважения заехал. Как был, с обнажённым торсом. Сашка на похвалу жадный, и тут по плечу похлопал только и сказал, что теперь мне к левому креслу пора привыкать. Сорвал я, можно сказать, аплодисменты. Пока Сашка заправлял самолёт, мы с Катей и поцеловаться капельку успели. На радостях.

Залили в баки керосин, отмусолил я 700 евров за тонну в заправочном офисе, и на взлёт порулил. Самолично у диспа разрешение попросил, на английском уже, всё чин-чинарём! Уже на левом кресле сижу. Уже теперь я "первый"! А Саня "вторым" теперь будет! Только помню я наставления всех наставников моих. Самый сейчас опасный период у меня наступает. "Пёрышки у меня прорезались" и потому может случиться у меня от самоуверенности некое небрежение какое-нибудь. И навернуться в таком прискорбном случае — как два пальца об асфальт вытереть. Сам себе внушаю: "Не суетись под клиентом, делай всё по правилам, делай всё не спеша, и всё по уму будет".

Вот под внутренний этот голос вырулил я аккуратно, взлетел аккуратно, развернулся аккуратно, прилетел на Олимбой и снова у нас пошли качели. Только уже с касаниями полосы и пробегом по оной. Посадка — взлёт, взлёт — посадка. А как иначе навык закрепишь? Только практикой! Но всё получалось у меня, день такой настал. К 16:00 накатались досыта. Из машины выпали, стоим в обнимку, друг за дружку держимся. Покачивает нас всех троих. Умотались за неделю. Сашка инструкторской властью пользуясь, следующий день, воскресный, объявил праздничным днём — "потому, что он не ишак, чтоб без выходных ишачить! А сегодня день у нас предпраздничный, короткий. И потому вечерних посиделок сегодня устраивать не будем, а поедем домой отдыхать!". Все закричали "ура", быстренько всё устаканили. И домой поехали.

И по дороге решили мы с Александром хозяев наших маленько побаловать. Заехали в Олимпи, это у аэродрома деревенька такая обосновалась. И купили там по наводке местной мелкоты овечку свежеубиенную, невеликую. На шашлык. Уксуса виноградного и зелени всяческой у тётушки Марии своих невпроворот. Огород тоже на снабжение таверны рассчитан. Сашка маринад замешал. Я мясо шинкую на куски порционные. Морсик нам помогает усиленно. Не мешает! Смирно сидит, помалкивает, слюнями изошёл и нас томными взглядами изводит. В награду за помощь и долготерпение много не требует. Мясца только, за-ради Христа. Расслабились мы с Саней. Отвернулся я на секундочку, нож поправить на оселке. Поправил, а резать-то более нечего. Нет ноги бараньей! Передней левой! Ушла в самоволку! Правая половина овечки пока в мешке, на высокой ветке висит. Заднюю левую Сашка пластает из рук не выпуская. А моя, передняя левая — ушла в сторонку за камушки. И потрескивая косточками, в Морса так и норовит поскорее забраться! Слиться с ним в единении. Это хорошо, что я с неё почти всё мясо срезать успел. На позвоночнике немножко оставалось.

— Эй ты!! Раб желудка перепончатолапый! Где нога?

— Какой нога?! О чём вы это, кириэ, со мной беседуете?!

— Левый! Овеческий!

— Нет. Что-то не упомню! Не пробегал!

— Монморанси! Да ты — вор!

— Господь с вами, кириэ, честного маленького фокстерьера обидеть всякий норовит! А второй ножкой не угостите? Ну, хоть тем, что от неё осталось. На первой косточки нежные, сладкие, мягонькие оказались, и даже маленько мяса! Но, крайне мало!

— Вот! Признаёшься, воррюга?!

— В чём, простите?

— Сожрал ногу! Украл и сожрал!

— Ой, ну что вы! Она сама пришла и отдалась мне без остатка. Можно даже утверждать под присягой — она в меня силой проникла. Я на неё рычал, лапами отбивался, но, увы, не преуспел. Теперь вот, придётся переваривать. Такая настырная нога, жуть!

Часам к семи, работы домашние у хозяев оказались все переделаны. А у нас с Шуриком, мяско промариновалось. На берегу мангал из камней сложенный углей набрал, и пригласили мы общество на посиделки. С шашлыками на фоне моря и прибрежных скал. Шампуры я собой из Тюмени ещё прихватил, два десятка. Вещь первой необходимости. Мало ли где нужда в них случится? Вот и пригодились шампурчики.

Как поспела первая партия, выпили все вина за сегодняшний мой успех несомненный. Катя речь сказала о моём пилотском таланте. И до шашлыков дело дошло. Мы с Саней пример подаём, на шашлык дуем, обжигаемся и слюной захлёбываясь, зубами его с шампуров рвём, как волки голодные. Славные удались шашлыки. Понравилось нам. Покивали мы народу поощрительно. Мол, плиз! Чезарята по нашему примеру прямо с шампуров трескать ринулись. Бедные, голодные детки. Остальные переглянулись и вслед за чезарятами тоже осмелели.

Распробовали они наше произведение, винцо в ход пошло. И поехало. Только Морс грустил, под зад коленкой получив, и держался в безопасном отдалении. Мечтал он там. Когда второй комплект созрел, я, винца принявши, подобрел, из мешка отходы шашлычного производства вынул и снизошёл до паразита:

— Лови, уж! Жулик прохиндейский!

— А пинаться не будешь? Чо-то ты сразу такой добренький стал?!

— Ладно уж. С обиженными знаешь, что бывает? Бери, пока дают!

Морс легко вынул из воздуха пролетавшую мимо мосолыгу, и ушёл общаться с ней за скалу крутую. Пока не отняли. А дядечка Дима, разгорячённый шашлыками и дорогим вином, вдруг поинтересовался моими планами в отношении любимой племяшки. И привёл меня в уныние и полную растерянность. Пока я мрачно размышлял о перспективах наших на свадебное путешествие, в разговоре приняла участие кирия Катерина. Предерзостно на дядю глядя, она крайне почтительным тоном выдала длинную фразу. Или пять. Горным потоком. Я только и разобрал — "сама" и "взрослая женщина". Чезарята на меня уставились открыв рты, и даже жевать позабыли.

Настроение моё напрочь умерло, на месте. Не доел я второй шампур. Извинился, встал и в печали под оливы побрёл. Вот же спросил мужик! А я блин, знаю? Предложение кирии мне нетрудно сделать. "Поедем красотка кататься, чужие миры обживать"! И она всё бросила! И она поехала, и она понеслась со мной на перегонки! Нахрен! Убрел я под достопамятные те оливы, улёгся, ноги на те оливы задрал, и так мне закурить захотелось, мрак просто. Ведь так и не курил с аэропорта Тюменского. Уже и как-то терпимо стало, а тут нахлынуло. Травку какую-то сорвал. Лежу — жую, баран — бараном! А чё делать-то? А фуй его знает!

Шаги слышу, песок скрипит чуть слышно под ступнями маленькими. Катенька-Катюша. Шампур мой недоеденный и еще два к нему, с запасом. И вина кувшин у неё с собой, и покрывало через плечо. Всё мне принесла. Расстелила покрывальце, вручила недогрыз, села рядышком, боком горячим прижалась ко мне. Из горлышка кувшинного отхлебнула. Взяла себе шампурчик и, как ни в чём не бывало, кушать стала. И всё молчком. Только улыбается ласково. Ну и растаял я.

— Выходи, Катя, замуж за меня. Выйдешь?

— I don't understand!

И улыбается. Ой братва, всё она понимает. Чую — нутром чует! Мозги пудрит! Ну, коль ты так, и я тоже эдак. Ты не поняла, и я ни-ши-ша-не-по-ни-ма-ю! Вотаквот! И с аппетитом докушал шашлык. Весь. И вино выпил. Литра два. "Бывали дни весёлые…". О! Катя подпевать принялась! Она тоже с литр засосала! Пока гуляли мы с Катей, ночь пришла. А нам трынь-трава, песня про зайцев. На этом берегу исполняется впервые! Катя хохочет и нагишом в воду меня тянет Да! Мы будем сейчас купаться в Средиземном море совершенно голые с любимой женщиной. И ничего тут такого нет! Не любит- полюбит! Полюбит — поедет! "Устоим хоть раз! В этот жуткий час! Все напасти нам будут трынь-трава!"

Утром я опять проснулся ни свет, ни заря. Как так выходит? Сплю мало, а высыпаюсь, будьте-нате! В половине шестого — как штык! А Катя спит, спиной ко мне прижавшись. Выскользнул я ужиком из под простынки, Катеньку накрыл, простынку под бочки подоткнул, чтоб не дуло ей прохладой утренней. Джинсы-майку на плечо, сандалики в руку и на цырлах — вон удалился. Не дай Бог — разбужу ненароком!

Умылся, только штанцы на себя взгромоздил, и услышал как у пристани дизелек затарахтел. Дядя Дима на промысел собрался. Подумал я секунду-другую, и решил с ним податься. И помочь мужику не помешает, раз я выходной сегодня, и может статься — поговорим, чтоб не косился. Объяснимся, так сказать. Эх, мне бы с Катей бы объясняться бы. В любви навеки. А страшусь! Кто я? И кто Катя? Впрочем, это уже старая песня. А с дядьком вот — вознамерился! Так и кто я после этого?! Правильно, мои маленькие радиослушатели! Самый, что ни на есть — "дибилиус вульгариус"! К тому-же упрямый, как все вульгариусы.

Думаю о себе горькое, но справедливое, и на пирс бегу. Не опоздал! Дядька Дима такелаж правил. Ну и я пристроился, помогать ему веревочку тянуть. Что мочи было. Тянем потянем, вытянул! Себе по загривку! Да ловко так, носом в палубу! Веревочка называлась — шкот. Привязан тот шкот был к гику, дядя Дима у того шкотА слабину собирался выбрать. А я помог усердно! Вот им-то, гиком-то этим, будь он неладен, меня и гикнуло, без пощады и жалости.

— Ой! — Раздалось за моей спиной. Перекантовался я на спину, и замер. Не дыша. Катя надомной стоит, в маечке своей пиратской, что посередь бедра заканчивается. На плече джинсики висят, из кармана джинсиков тех что-то кружавчатое выглядывает, привычного цвета. Барказик наш волной покачивает, Катя устойчивую позу приняла. Ракурс исключительный. Виды открывает изумительные. Век бы так лежал бы! Пялился!

— Мадам! Чуть свет — и я у Ваших ног!

Определила красотуля моя зону моего особого внимания, сказала еще разок "ой!" и, смущенно покраснев, в кубрик сиганула. Дядь Дима ухмыльнулся, к штурвалу встал, РУД вперёд толкнул, "и в море он свой утлый челн направил". Из бухты вышел, штурвал закрепил и ко мне обернулся. Я шишман на затылке пальпирую, по палубе копыта разбросал, спиной на борт навалившись. Добротный шишак получился. По-моему я стал значительно умнее! И кепку мне надо размера на два больше теперь. Болит, сволочь только.

Напряг дядя Дима парус, дизелёк заглушил, посмотрел на меня значительным взглядом, да и присел рядом. И с усмешечкой вопросы задавать стал. Уж больно я несуразен. Про родителей моих. Ответил я про папу с мамой, мол, сирота казанская, по факту. А так, мол, сын достойных родителей. А на счет Кати, самые серьезные намерения питаю. Это чтобы все неясности разом прекратить. Не уверен только вот, что кирия Катерина намерения мои разделяет.

Дядька разулыбался на откровенность мою, похопал по плечу ободряюще. И только вознамерился он поведать о любви стастной и безудержной ко мне кирии Катерины, как та себя явила взорам, солнце затмив. В портках уже, в сандалиях на босу ногу, и медосмотр мне с причитаниями учинила — а больно ли мне? Сильно ли меня приложило? Нет ли у меня тошноты и прочих симптомов мозготрясения? Ну, ответил ей, что это совершенно исключено, в связи с отсутствием таковых. Она, голубица, уже бинты из аптечного чемоданчика добывает, но решил я под раненых героев не косить, и в Щорсы не ходить. Пресек ласково, но твердо поползновения ее, снабдить меня тюрбанчиком, и пока дядя Дима судном правит, сорвал с уст манящих жгучий мимолетный поцелуй. А во втором и последующих, жестокая мне отказала, выдав щелбан по многострадальной тыкве. Что за манеры ужасные у такой воспитанной кирии?! Погрозила пальчиком, на дядю глазами повела, и пальчик тот к губкам алым прижала. А я к ней снова, воспалённым воображением вдохновляемый, с предложением руки и сердца. Но ловко ушла от ответа, чертовка! Показала на черный цвет одежд своих, сказала про february, показала на дядю, и велела к тому за благословением обращаться. Мол, если дядя, как глава семьи дозволит. Вот, новый поворот. Теперь у нас, дядя банкует. Развели тут "домостроевщину", понимаешь!

Вскоре мы и к месту лова подошли. Минут сорок шли. Дядя Дима эхолотом посмотрел кто тут под нами гуляет, циркуляцию заложил на малом ходу, а мы с Катей невод за борт травим, присматриваем, чтобы он не путался. Дали кружок, и лебёдкой тот кошелёк обратно в кучку собирать стали. Подтянули вплотную к борту — есть улов, вода кипятком бурлит. Гик вместо кран-балки у дяди приспособлен, через блоки. Приподняли добычу, и шар трепещущий на борт завели, и на палубу струёй выпустили. Килограмм двести на глаз. Как раз на бочку хватит. И по ящикам пластиковым, льдом набитым, рассортировывать стали. Кефаль в основном, да скумбрия. И катран невеликий тоже затесался в кучу, охотился видать, да и сам добычей стал. А потом ловушки на осьминогов проверять стали, тоже кило с полста выловили. Сети вместо паруса подняли на просушку и на дизеле домой пошли. К восьми уже пришвартовались. Ящики в пикап перекидали, ещё добавили с десяток, с зеленью огородной, позавтракали кофейком и всем народом в Хиос поехали. В семейной таверне погулять, в честь выходного дня.

За полчаса доехали оравой развесёлой. Позавтракали в таверне, с другим дядей — Пименом познакомились, он у нас улов принял. Тоже весёлый дядька оказался. Всё шутки какие-то мне непонятные шутил, а Катя рдела застенчиво, и выговаривала ему что-то. Отнекивалась походу. Вконец он подругу мою засмущал. Таверна и вправду в удачном месте, прямо на набережной расположилась. Навес большой, столиками уставлен. Уютно, с моря ветерок приятный задувает. И закрытый зал есть, для непогоды зимней. С камином большим, широким. Понравилось мне, как всё с душой сделано.

Потом город смотреть мы с Катюшей пошли, от всех отбившись, и покупки совершать. Подумал я, да и купил себя полтора десятка джинсовых штанов да рубашек. Светлых. Не в таком климате чёрное носить. Невмоготу. А Зимин говорил, что и по ту сторону не прохладнее. Вот я и раскошелился. С прицелом на будущее, на светлые тона перехожу.

А потом панамку приметил. Белая и на ней лис нарисован. Рыже-огненный. Морда наглая, но не глупая. Симпатичный. Поля у панамки развесистые. Хозяин лавки подлетел, увидев, как я панамку примеряю, нахваливает. Хороша панамка чуть мне не по размеру, но когда шишка сойдёт, в самый раз будет. Главное — уши мне прикрывает. С бейсболкой проклятущей, обгорают у меня ушки на солнышке, как их не прячь.

— Сколько? — Спрашиваю.

— Пятьдесят евро.

— Сколько таких у тебя, я спрашиваю? В штуках скажи. Все заберу! Но по цене нормальной, оптовой возьму.

Сторговались мы с барыгой этим по пятнадцать евриков за штуку, и я у него всю дюжину и приобрёл. Катя ему брякнула что-то ехидное, он и смутился, и цена стала божеская сразу. А то загнул — полсотни за панамку! Нехристь, наверное! Велела она в "Катран", в псаротавену к Пимену товар доставить, проныра этот жуликоватый совсем подобострастный сделался. Кирия то, кирия сё! Чего кирия изволит? И не изволит ли кирия с ним в ресторане поужинать? Мелким бесом возле скачет, в глаза ей снизу вверх заглядывает, хочет проныра, чтоб погладили. Ну, одолел! Щас я тя поглажу, вдоль да поперёк хребтинки! Но Катя мне разбушеваться не дала. Увела в авто-мото магазин по соседству. Для утехи души, там я поспокойней стал. И покупку от нервов сделал. Прикинул я, как на той стороне буду пешком бегать, по солнцепёку палящему, по делам. И купил себе скутер, "Ямаху" стакубовую, чёрную. BWS-100. Машина мне там не с руки поначалу будет, куда я там с машиной, А эту тарахтелку я и в самолёте легко увезу, если понадобится. 90 кг всего в ней весу. А потом я с Саниной радиотетрадки там ксерокопию себе сделал.

Дальше мы с Катей город уже на скутере осматривали. Классная штучка оказалась, скутер этот. Шустрая. Пронырливая. И в отличие от мотоцикла, с колёс вода на ноги не летит. А город поливают. Долго мы крепостные строения древние, места Катины любимые и прочие местные достопримечательности осматривали. Турист я, или не турист? Катя мне в манере ей не свойственной, про времена былинные речи вела, воодушевлённо руками размахивая. Личный гид у меня. Компетентный. Потом на пляж местный укатили. Купались долго.

Она в городе этом, в Хиосе родилась и выросла. Потом, как родителей её на автомобиле, в тумане какой-то урод в обрыв с дороги столкнул, у дяди Димитриоса четыре года, до восемнадцати воспитывалась. Потом в Салоники учиться уехала. Там и замуж её выдали. Дядя Дима сосватал ей Теодора в мужья. Деток у них вот не народилось. Бесплодная Катерина оказалась. Теодор недоволен был сильно.

Расказывала мне Катерина обо всём попутно, на ухо, за спиной у меня сидя, а я катил неторопливо. Забавный городок, Хиос этот. Древний. Зелени не так чтобы много. Пальмы, да оливы те же. Зато везде, где возможно только, цветами усажено. Застроен плотно домами двухэтажными в основном. Улочки узкие, извилистые. Весь мы его исколесили. Невелик городок. Горами к морю прижат. Не западно-сибирская равнина, нету тут приволья.

К 18:00 снова в "Катран" приехали. Компания наша вся собралась к тому времени. Столы сдвинули и вино попивать стали. Танцы танцевать. Понятное дело, нас с Сашкой и Корнелией "Сертаки" плясать выучили. И тети и дяди. А как же! Чезарята с патером своим от нас не отставали. Вот и веселились мы изо всех сил, как могли. Потом один перец за соседним столиком моё внимание на себя обратил. Гёрлфрендша его истерическим голосом пилила и обзывала Карлсоном. И ушла с гордым видом. А похож! Стал я к нему приглядываться. Он заметил, что я на брюхо его пялюсь, и тоже рассматривать принялся, никаких пятен и неисправностей не обнаружил, и у меня спрашивает, отчего это я так внимательно на него пялюсь? Я ему и сказал, что кнопку выглядеть хочу. Раз он — Карлсон, непременно должна быть кнопка от моторчика. На моё счастье мужик шведом оказался, и в чём тут дело — сообразил. Захохотал густо, сказал что нет у него моторчика, потому, что он не на крыше живёт. Моторчики только у тех Карлсонов и бывают, которые на крышах проживают. Только он таких лично не встречал. Ну пошутили мы да и разговорились.

Он инженером оказался авиационным. Специалистом по авионике, а узко занимался программированием, ремонтом и настройкой навигаторов. И "гарминовских" в том числе. Слово за слово, я его и спросил с наивным видом, а нельзя ли замутить такую штуку: вывести на дисплей направление на приводную радиостанцию с радиокомпаса. А лучше — на две таких приводных. И позиционироваться с их помощью. Подумал наш Карлсончик, посоображал и сказал, что особых сложностей не видит. Тут я и подъехал к нему с предложением денежных знаков. Он упёрся и заявил, что сегодня ничем, кроме как питием вина заниматься не будет. Ему тут ещё неделю отдыхать! И ничем другим заниматься он не собирается.

Но я настырный оказался, сказал, что сегодня я сам отсюда никуда не пойду. А вот если завтра-послезавтра… Он тогда решил меня ценой отпугнуть и заломил двадцать штук за такую инновацию. Я ему сказал, что он не Карлсон, а Локи. Только если он мне всю технологию такого апгрейда разъяснит. Тогда — двадцать тысяч дам. И непременно, навигатор без спутников должен местоположение позиционировать, на привода опираясь. Тогда обязуюсь секрет его не распространять. На планете, по имени Земля. А-то как, мол, чиниться буду, чего случись? Не дай Бог, тот Карлсон помре? Опять рассмешил толстячка. И тем склонил того принять моё предложение. Карлсон, юморок мой незатейливый понял и сказал, что на Луне тоже нельзя "нау-хау" это распространять. А на иных других планетах — уже можно сколько угодно. Договорились мы с ним, что я "Караван" на пятницу следующую в Хиосский аэропорт пригоню и там он всё сделает за полдня. Признался он, что делал такую работу уже однажды, на одной американской "Бонанзе G-36" шестиместной одномоторной. По объявлению. И драйвер для тысячного "гармина" писал. Сашка нам переводил, хотя его любопытство разбирало, а на фига же мне это надо, когда GPS есть? Потом к Карлсону его скво из дамской комнаты, наконец, вернулась, сызнова нервы грызть принялась, и ему не до меня сразу сделалось. Мы с Саней и откланялись моментально. А потом мы вальс с Катей заказали. И поплыли с ней по залу, круг за кругом. Умею и люблю я это дело. И она, как оказалось, тоже. И призналась она мне откровенно, под звуки "Голубого Дуная", что давным-давно уже мечтает научиться летать на самолёте. Однако Теодор, земля ему пухом, ей категорически это запрещал. А теперь вот она у меня просит разрешения. Вот шарада мне, какая! Из меня же учитель пока, как из лаптя граната. Можно конечно и лаптем испугать, при нужде великой, но… рискованно. Разве что Сашку попросить? За мзду отдельную? И захотелось мне, чтобы научилась она, сразу мне идея понравилась эта. Вот и пообещал ей "порешать вопрос". За что был авансом расцелован восторженно и прилюдно.

В 22:00 с дядей Пименом и супругой его простились, погрузились по авто и домой поехали. Впереди "Фордик" колонну возглавляет, за ним тётушка Мария с чезарятами, а мы с Катей следом замыкающими, на скутере. Поотстали, чтобы пыль не глотать, и следом катим потихоньку, по горной дороге. Потом не выдержал я очарования южной ночи, притормозил в живописной местности, с видом на ночное море, Луной и звездами освещённое. И на некоторое время мы с Катей слились в единое общее, и из вселенной выпали на миг краткий. Когда приехали, нас уже и разыскивать собирались с собакою, разволновавшись нашим отсутствием. И оттого изрядно поругали. Мы же покаялись смиренно. И чинно, под ручку, ко мне в комнату вдвоём удалились. Не скрывая серьёзности намерений.

На следующее утро, за завтраком, обсудили мы с Саней мои достижения, наметили дальнейшую программу и решили, что с утра летать больше не будем. А спать будем, до обеда. После сиесты я отрабатываю взлёт-посадку, а потом мы навигацией заниматься станем по взрослому. Ночные полёты по приборам над Адриатикой выполнять будем. До утра, а после снова отсыпаться.

И попросил Сашку с Катей азами позаниматься. Он, добрая душа, не отказал. Так и порешили. К среде я уже уверенно "Караван" садил. Стабильно. А ночами, пока я от одного радиомаяка к другому на автопилоте пилил, Шурик Катерине теорию начитывал. Ночи напролёт рассказывал он Кате, что да почему я делаю, да где ошибаюсь, та на ус мотала и записывала. На греческом. Потом я ей порулить давал, а когда она все мои представления о нашем местоположении запутывала виражами, вроде как бы я потерялся, Сашка требовал от меня сызнова определиться с местом без использования ЖПСа, и на верный курс судно воздушное направить. Над головой только звёзды, ночи безлунные начались, под самолётом моря пучина бездонная, иногда с со светлячками судов проходящих, а то и облаками всё укрыто. Вдумаешься — жутковато становиться. Потом делом займёшся, и вроде как нормально, как так и надо. Постепенно стало у меня получаться. Когда в голове теоретические основы правильно улеглись. А потом суровый инструктор нам обоим экзамен строгий и придирчивый учинял. За десять дней непрерывного обучения Катя по правилам визуальных полётов летать научилась, без взлётов и заходов на посадку, правда. Но полёт по прямой, снижение, набор высоты и развороты с виражами освоила. А я в полётах по приборам поднаторел и, наконец-то, с радионавигацией подразобрался. В сумерках вечерних я брал курс на Родос или Крит, или куда ещё Сашке в голову взбредёт, набирал эшелон диспетчером мне заданный, и пилил на автопилоте, по радиоприводам ориентируясь. И тем, что позади и тем, что впереди. Траектория получалась извилистая, не то что с GPSом, но к цели я ходить научился уверенно. Что по RMI — радио-магнитик-индикатору, помеси NDB и VOR. Что по CDI–Course Deviation Indicator — индикатор отклонения курса, где-то так. В сумерках утренних садился в Хиосском аэропорту, в условиях, максимально приближённых к сложным, учась использовать ИЛС — систему автоматической посадки. Заправляли мы самолёт и домой, на Олимбой возвращались. Спать.

В Субботу 23 июля, с утра встретились мы в аэропорту города Хиоса с господином Карлсоном Торвальдсоном и он мне за три часа "гармин" до ума довёл. Через согласующий блок самопальный к навигатору проводки вывел от RMI-радиокомпасов. Перепрошил "гармин", включил, проверил, как всё работает. Взлетели мы, прошлись вокруг острова. Зашибись всё работает! Карлсончик мне флэшку с софтом доработанным для перепрошивки ПЗУ отдал. Всё на схеме изобразил и расписал, какие микросхемы для согласования нужны, да схему платы монтажной тоже нарисовал. И в каком формате карты другие в навигатор запрессовать, всё доподлинно и подробно разжевал. Так, что теперь я и сам такую шабашку зашабашить смогу. Драйвер-то у него универсальный, для любого "гармина" годится.

Честно выполнив свой джоб, в меру упитанный мужчина распихал по карманам честно заработанные 20 тысяч евро и, пожав нам с Саней на прощанье руки, навек с нами распрощался.

Теперь, когда я настраивал один приёмник ADF на известную частоту, то вместе со стрелкой радиокомпаса у меня яркая синия линия возникала из метки самолёта и курс на радиомаяк показывала. Другой приёмник я на другой маяк настраивал — другая линия ярко зелёным рисовалась на дисплее, и пересекались синяя с зелёной линии в точке определяющей местоположения самолёта на карте. Ибо две прямые на плоскости карты пересечься способны только в одной точке. Вот и вышло у меня, тоже что-то вроде навигационной системы, способной без спутников место позиционировать. Маяки-то в конкретном, всегда известном месте установлены и к карте, в "гармин" вшитой, привязаны. Вот только удасться ли там тамошнию, местную карту оцифрованную всандалить? Но, я со своей стороны всё, что сумел — сделал, остаётся только надеяться на лучшее. Там, тоже поди не одичали люди за двадцать лет. Поди ещё и подшабашу у авиаторов местных, на "нау-хау" этом. Я Сашке сказал, что на тот это случай, если наши зенитчики все американские спутники гвоздями посбивают. А Сашка ответил грустно, что я оптимист недорезаный, и в этом конкретном случае останется сориентироваться в последний токма раз, в поисках ближайшего кладбища. А потом можно выключать все электропрборы. Уходя, гасите свет, мои маленькие дорогие радиослушатели.

26 июля Сашка сказал, что сегодня у него выходной день. Но учинить мне экзамен по радиообмену случая не упустил. И крови моей попил всласть. Экзамен представлял собой набор бессистемных вопросов по-английски, на которые я должен был ответить. Разумеется, на том же языке. Сашка отмечал отработанные темы галочками в своей тетрадке, морщился, но отмечал. И так, невзначай словно, прошёлся от корки до корки, со всей обещанной тевтонской педантичностью. Часа через четыре тетрадочку он захлопнул, предложил мне поработать над верхне-вологодским акцентом, с которым, как оказалось, я на языке английском изъясняюсь. Потом стребовал моё пилотское и вписал "Караван" в разрешённые типы и торжественно встав, пожал мне руку.

— Всё курсант! Финиш! Программу мы отработали! Результатами я удовлетворён, машину ты освоил… ммм… ну, скажем, удовлетворительно. Если суетиться да дёргаться в сложняке не начнёшь, то не уронишь птичку, по крайней мере! И это, Виталя, я тебе серьёзно советую — найми пилота опытного. Полетай с ним "вторым" с годик, опыта поднаберись. Через год-полтора на приличный уровень вполне выйти сможешь. Удачи тебе, короче! И посадок не меньше, чем взлётов. Увезёшь нас с женой в Салоники, или нам отсюда домой лететь?

— Ну, ты молодец, ну выдумал! Нет, конечно! В гробу я видал в Салониках садиться! Сам себя и увезёшь. И нас всех до кучи. Завтра с утречка пораньше и полетим. А сегодня позагораем, покупаемся. Винограду пожуём, косточками поплюёмся. Ты же за две недели с женой и не виделся практически.

— Тогда тебя сюрпиз ждёт в Салониках. А с женой я по ночам виделся регулярно и ежедневно! Зато не надоел! А уж она вволюшку наотдыхалась. Накупалась, наплавалась, назагоралась. С чезарятами и без весь остров облазила, все достопримы тутошние осмотрела и зафоткалась на фоне. И я вроде как и при ней, и не мешаюсь в то же время. И чего ещё женщине желать? Когда деньги есть!

Вышли мы к народу, Объявление сделали об успешном завершении учебного процесса, веселиться и радоваться велели. Все меня поздравили. Корнелия мне цветов букет преподнесла. Потом они меня с Катей в щёчки одновременно, двухсторонним образом обцеловали. Потом меня тётя Мария по свойски уже в губки чмокнула. А дядя Дима и Чезаре значительно пожимали руку и речи коротенькие сказали, где отметили мою невероятную талантливость и упорство в освоении новой техники. Уф! Потом покричали мне гип-гип но качать поленились.

А потом чезарята бунт учинили. Разорались, что мало им, что ещё хотят тут побыть. У них тут романы образовались оказывается, у всех сразу. И им печально до слёз с френдами расставаться. И можно они тут ещё побудут, до школы. Я им сказал, чтоб писали письма и собирали шмотки в кучки. А то вон, по всей ферме раскиданы валяются. Дядька Димитриос на тётушку Марию поглядел растерянно, только собрался руками развести, как она объявила, что не против совершенно, а совсем наоборот. Пусть детки погостят. И им с дядькой веселее будет, и по хозяйству помогут. А через пару недель самолётом отправят их к папе с мамой в Салоники. Невелик расход. Чезаре в затылке почесал, и разрешил. Подавил тем самым бунт, и пошёл упаковываться. А Катя погрустнела немного и тоже собираться пошла в комнату свою. Я за ней следом проник в светёлку девичью и с нескромными поползновениями приставать стал. Чтоб грусть её разогнать. Катя наотрез мне отказала, и за руку взяв, в мою комнату повела. А там уже не отказала, а наоборот проявила завидный энтузиазм. Вот, пойми этих женщин. Поднапрягся я и спросил, была ли она в своей комнате с Теодором? И утвердительный ответ получил. И заревновал немножко, незаметным образом. Мало того, что муж законный, так к тому и покойный ныне. Нашёл к кому ревновать!

Потом мы всё-таки уложили чемоданы. Сначала Катин, потом мой, потом рюкзачок утрамбовали. А Катя обнаружила во втором сапоге ещё одну банку икорки и флакон водяры. И радостно объявила на весь дом, что сегодня она будет только водку пить. А потом мы на любимое место, под оливы ушли. А с нами и Баты. И за разговорами обо всём на свете до заката там пропляжевали. В дурака играли да купались. Только пообедали со всеми. И там вдруг обнаружил я, что Катя по-русски уже вполне лепечет! Нескладно и смешно, но говорит. И понимает простые фразы. И в ступор впал. А когда назад выпал, спросил, а сколько она вообще языков-то знает. И ответ получил: итальянский, испанский и французский — на уровне родного греческого. Английский и немецкий — похуже. Турецкий только разговорный, весьма посредственно. А русский — ты сам, мол, видишь. Никак пока! Нихрена-се! Мне бы по-английски вот так — "никак"! Талантище! Полиглотка! Обожаю! Всю, как есть, засмущал подругу.

Потом вечер слегка торжественный, в семейном почти кругу. Мы с Саней винцо слегонца погоняли, а вот Катя слово своё сдержала. И водочки той, меры своей не зная, в трюмы перебрала. Пяненькая дама — зрелище, чаще всего не самое приятственное. Но и тут она умудрилась и достоинство сохранить, и став по-детски непосредственной, осталась всё той же милой Катей. Только ходить разучилась, и на песняк её потянуло. Дядь Дима бузуки достал, мандолина это такая местная. А, пусть себе народные песни поёт. Ей дядя Дима, с тётей Машей вон, как славно подпевают. Мне что ли подтянуть? Подмигнул я Сашку, да и не зная слов встрянул. Хохотали они долго. Потом словам обучать принялись, и минут через двадцать хор грянул! А вот цифтетели для меня Катя не смогла уже станцевать. Не шмогла, бедняжка.

Песню мы таки допели, потом ужаснулись на часы глянув, бутербродики с икрой доели скоренько, чтоб врагу не оставлять и разбежались по лежбищам. Катя на ручки ко мне пристроилась и пьяненько рассказывала по дороге, какая она пьяненькая, какой сроду не бывала. На русском рассказывала. Уморительно и проникновенно. И уснула, пока я её в кроватку нёс. Точно сказано, своя ноша не тянет. Пришлось мне укладывать маленькую мою в кроватку. И песенку вспоминать — баю баюшки баю… придёт серенький волчок… Спи, моя любимая!

Утречком сборы были недолги. Дядя Дима нас на Олимбой доставил в лучшем виде, простился со всеми, Кате что-то строго наказал, а меня задержал на секундочку, пока остальные грузились. Обнял, по спине похлопал, и велел не обижать Катерину. Я и поклялся.

Взлетел я в 07:26 привычно уже с "десятки", на курсом на запад, с набором высоты завалил машину на 316 градусов и через полтора часа в Салониках посадку сам лично произвел. И с диспечером сговорился за милую душу, и по кругу прогулялся, и сел по уму. Как настоящий! Подрулил на законное место в авиаклубе, движок заглушили. Тремор начавшийся унял. Сашка посмеялся над страхами моими, а ты, мол, боялась! И даже "Цессна не помялась"! И убежал билеты выкупать. Они с женой в 11:40 домой вылететь должны рейсом LH5933 Aegean Airlines. Вылез на бетон, размял маленько тулово. Долго Санька что-то бегает. И где его носит? Обратно в "Цессну" залез. На запах кофейный. Катерина, пока время есть, кофеёк исполнила и на прощанье Корнелию угощает. Хвастается, какой кофе изумительный у неё получается! На острове с Корнелией они мало общалась, с нами всё время прокаталась, а напоследок у них вот дружба-фройндшафт началась. Щебечут о своём, о девичьем. Кофе пьют, раскраснелись, разрозовелись. Когда я вернулся и мне налили. А беседа на иные темы свернула. Не иначе кости нам с Санькой перемывают. Я хоть и не понимаю их, но понимаю, что неспроста они на меня мимолётные взгляды невзначай бросают и глазки прячут.

— Виталий Николаевич, фрау Катерина вас правильно ли поняла? Вы действительно сделали ей предложение?

— Да, совершенно правильно. Я действительно предложил ей выйти за меня за муж.

— Она согласна обвенчаться с вами! Но только после окончания траура. Ей не страшно с вами ехать даже в Сибирь! Так она говорит. Дядя Димитриос разрешил ей выйти за вас замуж. Позвольте мне первой поздравить вас с помолвкой!

Упс! Приплыли! Ну, Катенька-Катюша, погоди! Интересно, Сашка этот сюрприз имел ввиду? Что-то долгонько он гуляет. Очередь там в кассе, что ли? Нет его, уже час, как нет. Смотрю я на Катю, тай думку гадаю. Должна быть засада! Почему она сразу согласна в Сибирь со мной ехать? Без вариантов! Даже не спросила, может я согласен в Греции осесть? Допустим, и вправду любовь у неё ко мне безумная. Ну, как у меня к ней! Но спросить-то можно ведь? А если она за "грань" откажется ехать? И чо мне тогда делать?! Здесь оставаться? А мне тут делать нефиг! Ой вэй, как говорят совсем неподалёку! Вот откажется она на отрез. Нет, мне сейчас уже решение принимать надобно, как поступить. Отказаться от земли обетованной, остаться с Катей? Это себе на горло наступить. Протухну я с горя вскорости, если останусь. И Кате жизнь вонью своей испорчу. И разлюбит она меня, протухшего.

А без неё ехать, это тоже — звиздец полный. Белый, пушистый, очень полярный хищный зверь. Это, как пол себя тут оставить, и даже хуже. Надо начистоту ей выложить всё. Ой, плять! Ой страшно мне! "Не могу решиться, слов я не найду!". Абзац мне, короче! А курить уже не тянет! О! опять потянуло, как вспомнил! Уж, хренушки, сказали заюшки! Теперь уж, фсё!

Чезаре пришёл, сказал, что работу ему в клубе предлагают и попросил Катю расчет ему дать. Катя на меня посмотрела, а я не согласный. Сначала меня пусть проводит.

Цезарь, говорю, надо птичку упаковать сначала, и запчастями разжиться. Там, куда я еду для таких самолётов с запчастями туго! И список ему вручил на пять листов. Там и резина и резинки всякие. Я дома ещё внимательно изучил все аварии с "Караванами", а потом и самого Чезаро совсем задолбал вопросами, какие запчасти наиболее подвержены износу и выписки делал. Вот постепенно списочек и подобрался. И эскиз нарисовал, как птичку запаковывать. Вот когда сделаем всё, тогда тебе и расчёт полный будет. С премиальными. День впереди! Давай, сначала закупками занимайся! И он снова в ангар убежал. Заказы составлять.

Ну, наконец-то! Сашка вернулся!

— Ты где шляешся? Тебе через сорок минуть взлететь положено! Блудень!

— Хорошь вопить, как невеста брошенная! Вылазь! И вы дамы, соблаговолите спуститься на этот знаменательный бетон. Курсант, смирно! К торжественному маршу, побатальонно, равнение на меня! Держи, товарищ коммерческий пилот!

И мне папочку протягивает. Открыл я папочку, а в ней бумажечка, на греческом и на английском. Дескать такой-то сякой-то успешно освоил тип "Cessna-208" и допускается к управлению оным с правом коммерческих перевозок грузов! Повертел я супер-гумагу, и сообщаю потрясённой общественности:

— А Катя сейчас вот прямо на этом самом месте за меня замуж согласилась пойти.

Сашка и не удивился ни грамма, заржал и говорит —

— Ну, слава богу! Ну, наконец! Решился предложение сделать! Да она сто лет уже, как согласная! Это некоторым туповатым курсантам, невдомёк. А нам со стороны давно на муки твои смотреть смешно. Я думал, ты полгода ещё дибилировать собираешься. Сложно воспринимаются такими людьми логические связи между предметами. Заподозрил даже, что ты сволочь последняя! Поздравляю! Живите в радости и согласии, чтоб вам помереть в один день!

— Вот, спасибо друг! Вот это ты выдал! Не дождётесь! Мы всех переживём и похороним. А за бумагу — даже не знаю что сказать! Как хоть ты выдрал-то такую? Уму непостижимо.

— А! Как два пальца! И вообще не твоё дело. Летай, кормись! Ладно, прощаться давай, а то и в самом деле без нас улетят!

Руки пожали, похлопали друг дружку на прощанье по спине, девочки наши расцеловались, пообещались писать и отбыли Баты на пмж в свой Дюссель. А мы с Катей остались. И на стоянку пошли. Катя "мерсика" завела своего, к самолёту подъехала, я в багажник сумки перекидал. Закрыл на ключик. Взял Морсика на руки и домой покатили. К Кате.

Жена Чезаро присматривала за домом. Бассейн полный, цветы не высохли в доме ни пылинки. А в холодильнике — пусто и свежо.

— Кать! Чего кушать будем?

— А заедем куда-нибудь. На вечер купим чего-нибудь. Поехали?

— Поехали!

И поехали. Покушали в городе, идём к стоянке и сильно мне не нравиться один грузовичок. Какой-то он не такой. Как крадётся будто, за спинами у нас. Вот, не нравится он мне, и всё! Я и приглядываю за ним краем глаза. Метров с полста до него. И тут, когда мы через бордюр шагнули, он по газам втопил и нас норовит на бампер подцепить. Такая вот траектория у него вырисовывается. Ведь сметёт сейчас, фидор! Полсекунды на раздумье. Левой рукой Катю за талию, от земли оторвав, правой за столб фонарный и бегом вокруг столба, на тротуарий! Бемц! Столб крепкий оказался! Краем бампера его "Исуца" зацепила, накренился он, но устоял. А до нас долбобоб этот не сумел дотянуться, так и уехал не простившись. И хто бы это мог быть, мои дорогие маленькие радиослушатели?! И на хрена ему эти фортели?!

Мысли обрывками скачут. Стою столбом к столбу тому прислонившись, успокаиваюсь. Катю трясёт всю и да и меня не хуже. Катю по головке глажу, слова ласковые ей говорю тихим голосом. Успокаиваю вроде. Кто б меня успокоил. А то вот упокоить норовят.

Я тут явно не при делах. Значит, это на Катю кто-то охоту открыл? Зачем? Кому это она дорогу перешла? В банке уж больно она дерзкая была. Может оттуда и сквозит? Допрос бы ей вчинить, пока она не очухалась. Только вот неохота до тошноты. Ладно, разберёмся ещё, кто тут в тихой Греции бойкий такой. Я хоть и не Сашка Солоник, который "Македонский", но раз тут в Салониках оказался, как бы не пришлось опыт у него перенимать. Вот чуял я ощущалищем своим — не всё с Катей ладно. Так оно и есть. Точно, придётся кому-то башку опломбировать. Статошное ли дело, меня с Катериной грузовиками давить?

Вроде Катя отвечать мне начала, хоть и трясётся вся, и я вместе с ней. Поехали-ка домой, кирия моя разлюбезная. Осторожно улицу перешли, а чего сейчас-то опасаться? Грузовик тот наверняка за ближайшим углом брошен. Ищи ветра. А подряд два раза, давить не будут. Будут ещё чего изобретать. На виллу могут заглянуть, однако одно дело — ДТП, а вот два тела свинцом нафаршированные, с контролем — это для полиции совсем иной коленкор. Такие дела не с бухты-барахты и не кто попало. Так, думаю, особой опасности там не будет.

Пришли на стоянку, водитель из Кати сейчас никакой. Сам за руль сел. Тронул, качу строго соблюдая правила, по секторам наблюдение веду. Нету хвоста. Даже намёка никакого нету. Не промелькивают одинаковые машины. Все попутки меня обгоняют. А напряжение не отпускает. В магазин заехали за харчами. Набили две тележки. Катя набивала, а я за тачкой приглядывал. Не сунется ли кто. Бонбу пристроить под сиденье. Нет таковых! Катя вроде в себя пришла, хоть и нервничает. Приехали домой. "Мерсика" в стойло загнал. И продукты на кухню, к холодильнику таскать взялся. Монморанси объявился, довольный такой.

— Слышь, приятель, а нас тут чуть не грохнули.

— А нафига меня с собой не взяли? Ух я бы их! Как это?! Ты, серьёзно?

— Нет, шутки шучу! Короче — заступаешь в наряд. От дома никуда, без дела не тявкать на машины проезжающие. А в дом кто полезет — подать голос. В бой не ввязываться. Но если потребуется, оказать мне поддержку путём отвлечения на себя основных сил противника. Всё уяснил?

— Так точно, командир. Порвём как грелку! Пусть только сунутся! Разрешите выполнять?

— Эх, мне бы ружбайку какую! Стулом да кочергой отмахиваться, как-то не комильфо.

— Ты командир, у кирии спроси. Не моё это собачье дело, такими вещами интересоваться. Я всё больше по части — кого загрызть.

А чо, время ещё рабочее. И вправду может подскажет, где продают.

— Катя, расскажи, где и каким образом мне в Греции ружьё купить можно? Как скоро его можно купить легально, и как его купить нелегально, в крайнем случае?

— Тебе нужно оружие?

— Думаю, не помешает в доме иметь.

— Покупать ничего не надо. Follow me.

Из кухни в холл вышла и в подвал спускается. Я за ней следом. Не бывал ещё в подвалах её. Свет она включила — мать моя пианистка! Да! Это — подвал! Бочки слева. Бочки справа. Узкий проход. Следующий зал. Стеллажи. Бутылки слева. Бутылки справа. Горлами вперёд. На простенках каменных здоровенные термометры висят. Шкафы-ящики какие-то. Потолки низкие, тоже каменные. Свернули в маленький зал. Закутком назвать — совести не хватит. Снасть. Сети по стенкам, сачки всякие, удилища-спининги. Даже кружки и мордушки. В Греции — всё есть. В уголку неприметном — ящик стальной, в неброский хаки покрашен. Но — широкий! Под каким-то седлом кавалерийским раздобыла Катерина ключей связку и один за другим принялась замками в ящике том щёлкать. Распахнула дверцы, сама в сторонку подвинулась и меня подзывает пальчиком-мизинчиком. Вот железная кирия, всё-таки. Её только чуть не переехали с дурными намерениями, а она уже кокетничает снова. Или, они все такие? Трудно сказать!

Заглянул я в ящик, на душе здорово полегчало! Ох, и хомячина этот Теодорий был! Четыре ствола в наличии. Два охотничьих. Одна вертикалка, другая горизонталка. Калибр двенадцатый. С ними — потом. Ещё одна гладкостволка — но это уже совсем иной случай. На Сайгу мою похожа, однако не Сайга. Потом присмотрелся, вспомнил и сообразил. В JA2 видел такое. Итальянка. Franchi SPAS-15! К ней десяток магазинов разных. И на три патрона и на восемь. Поровну. Одно плохо — длинностволка. Не шотган. А на сладкое мне — "Тигр-9", 9,3х64! Наш, отечественный. Легионовский.

Полка нижняя в том ящике патронами всяческими забита. Дофига коробок с патронами для СПАСа и красно-чёрных пачек сто. Охотничьих полуоболочечных с тяжёлой пулей для "Тигра", маркированных — 9,3x64 UNI Classic 19,0 Gramm RWS BЭchsenpatrone. Packungsinhalt 20 Patronen. Это целых 2000 штук отличных патрончиков. И ещё два ящика дешёвых барнаульских по 37 рубликов за штучку — 560 шт. С тяжёлой тринадцатиграммовой пулей. До двухсот метров вполне нормально пойдут. Да тут на всю жизнь поди хватит! И это не всё ещё. Я на верхнюю полочку непреминул заглянуть. Две коробочки больших. В одной коробочке Вальтер Р-99QA и три магазина пустых. Что характерно — с лазерной целеуказкой перед скобой. Кобура универсальная со сбруей. Во второй коробочке вещь посолиднее — Walther P-88 Compact. И тоже с лазером. И тоже два пустых магазина. Как положено — кобурка. Впрочем, с коробками рядышком и патроны, десяток коробочек 9х19мм. Нормально. Вот руки чешутся у СПАСа ствол подпилить, чтобы поразворотистей стал. Для дали мне — "Полосатый", лучше не придумаешь. А вот если в доме случиться палить, то такой длины ствол СПАСу явно не нужен. Интересно, а слесарка мало-мальская в этом подвале есть? На три минуты дел, ствол обкарнать. А пока нацеплю-ка я пистоль тот, что поболе на ремень. Скобу кобурную сзади за ремешок защёлкнул. Магазин снарядил моментально, в пушку его и Р-88 на место определил. Уже дышать легче стало. Теперь Катю надо к бою привесть. Подал ей Р-99.

— Умеешь?

Она слабо улыбнулась:

— Это — мой!

— И как часто ты им пользовалась?

— Три раза в тир ездили!

— Ну, хоть что-то! По людям, разумеется, стрелять не приходилось?

— Нет.

— И слава Богу.

Мне и самому не приходилось, но ей об этом знать пока совершенно не обязательно. А вот поднакачать её морально не помешает. Как мне там дедушка мой в детстве момент разъяснял —

— Катя, если вдруг… ну, если в людей стрелять придётся, помни — по ту сторону ствола людей нет! Только мишени. Как в тире. Мы дома сидим, никого не трогаем. А если вдруг к нам кто заявится, то с намерениями не добрыми, стреляй не задумываясь. Лучше сидеть, чем лежать. Вопросы есть? Вопросов нет! Вот тебе кобура, пристрой, чтобы пистолет удобно вынимать было. Да не так, как у меня! Я же левша переученный! Или ты тоже левша? Нет? Тогда слева спереди. Вот тебе магазины. Один в пистолет, другой в кобуру. Патрон в патронник. Вот эту пимпочку, курок называется, пальцем придерживая, мягко спусти. Потом на предохранитель. Проверь, как ствол из кобуры выходит. Нормально?

— Спасибо!

— Пожалуйста!

Пока я Катю вооружал, сам просмотрел ассортимент патронов для СПАСа. Дробь мне нужна крупная. И пули. Так, вот лежат Rottweil 12/70 в пачках. Полупрозрачные пластиковые гильзы. Картечь. Самое оно. И рядышком такие же с пулями-турбинками. Тоже с магазины их вперемешку. Пуля-картечь. Готово.

— Катя, а верстак у вас есть в подвале?

— Верстак?

— Ну, стол с тисками? Мастерская есть?

— Вон та дверь. А зачем?

— Собственность твою портить буду. Ружбайка длинновата, неудобно будет. Хочу укоротить. Не возражаешь?

— Если надо, то значит надо.

— Правильно мыслишь. Наш человек!

Зажал аккуратно ствол в тиски и ножовкой ему безжалостно обрезание сделал. До антабки почти. Потом подумал и приклад снял. Но уже не хирургическим методом. Отвёрткой отвернул. Хват опробовал, сойдёт. Сантиметров на семьдесят короче стало. Катя только головой покачала. Примкнул магазин к СПАСу, патрон загнал. Магазин вынул и доснарядил. Потом остальные длинные. По карманам их распихал, россыпью ещё десяток и пистолетных тоже россыпью. Управился вроде. Можно и на верх выбираться. Пошли мы с милой моей на кухню. Сел я за стол. Смотрю на неё. Молчу. Она на ужин макароны готовит с мясом жареным. И тоже молчит. Нехорошо молчим. Надо как-то напряжение снять. А то как помирать собрались.

— Катенька-Катюша!

— Да, милый?

— А нет ли у тебя художников знакомых? Чтобы на самолёт картинку нарисовать? Аэрографию?

— Нет, но я могу узнать. У нас машины стало модно разрисовывать. А что именно?

Я на лиса кивнул, который на панамке красовался.

— Вот этого красавчика на киль хочу забацать. Договорись на завтра, если можно.

— Можно! Сейчас ужин приготовлю и договорюсь.

И засмеялась. Вот! Психотерапия называется! Когда человек о завтрашнем дне задумался, то сегодня ему помирать некстати будет! Да и не думаю, что так уж плотно за нас взялись. С налёту не вышло, а там глядишь и передумать могут.

Вина я наливать не позволил. На всякий случай. Реакцию алкоголь всё же снижает, а мало ли, вдруг понадобится. Сегодня и обойтись можно. Зазвал я Морса в дом, пусть дома караулит. Его слух с моим не сравнить, запер все двери на замки, а Катерину попросил сигнализацию включить. Хуже не будет. Удобства тут, в смысле здесь, не на улице слава аллаху. И в ванную пошёл, пот смыть. По барски налил водицы горяченькой, с шампунём трепетно нежным. Лежу, отмокаю. Пистолет на расстоянии вытянутой руки лежит на табурете, ружбайка в уголку у ванной притулилась, тоже тянуться не надо. Думаю думу. Когда же расколется Катерина? Когда на грудь мне упадёт в рыданиях и признаваться начнёт в делах неблаговидных? Кого мне валить придётся на прощанье? Ото одна сторона. И вторая. Пора мне валить с планеты этой. Ой, пора! А вот как? В "преспективе" у меня два варианта. Или через Москву, или здесь на западе тропу искать. Но, лучше конечно помучаться и свалить отсюда. Хлопот всяко меньше предвижу.

Тук-тук.

— Ты тут?

И хто бы это мог бысть? Киллёры стучать не стали бы, однозначно. Морсик тоже до таких тонкостей культуры не дорос пока. Неужели кирия Катерина лично? Надо же! Угадал стрёх раз!

— Да, это так! Я купаюсь!

— Могу я зайти?

— Если не страшишься узреть голого мужчину при ярком свете — милости прошу! Но за последствия не ручаюсь!

— Тебя — нет! Не боюсь! Но боюсь. Мы должны… Я должна… Ты должен… знать всё! Вот!

Катя надела уже свой любимый шелковый халат с драконами. К пояску прицепила кобуру с "Вальтером", который здорово тот поясок оттягивал. Выглядела она при этом совершенно не воинственно, а вовсе трогательно и беззащитно, несмотря на вооружённость отчаянную. И зрелище это было до того забавным, что улыбки я скрыть не сумел.

Она решительно пододвинула к ванне резной дубовый табурет, на котором я разложил свою зброю. Пришлось освободить даме место и пистоль на краю ванны пристроить. Как бы в воду не свалился. Впрочем, на таком краю самому спать можно, до того он широкий. А вот это уже не порядок. И пришлось просить любимую подвинуть табурет в сторонку чтобы сектор стрельбы мне не перекрывать. А то мало ли… сквозь Катю мне стрелять совершенно не хочется. Решительно. Устроилась Катя на табурете. Отважно ногу на ногу закинула, отвлекая меня голою коленкой до основания бедра и кружевами, и отважилась, наконец.

— Я рассчитывала, что через несколько дней мы с тобой улетим в Сибирь, и там всё станет совершенно не важно. Но обстоятельства складываются так, что твоей жизни угрожает… Эта тварь всё-таки осмелилась на покушение… Я должна…

— Успокойся, хорошая моя! Просто расскажи всё по порядку, и мы наверняка придумаем, что нибудь.

— По порядку?

— Да. Именно по порядку. Это всегда занимает меньше времени и всегда выходит значительно понятнее.

— Тогда по порядку. Всё началось, когда Теодор заболел. Иногда у онко-больных случается период, когда происходит значительное улучшение самочувствия. Так называемая ремиссия. К сожалению, у Теодора она была очень не продолжительна, всего две недели. Почувствовав облегчение, он снова отстранил меня от дел, стал сам принимать решения. И этим моментом воспользовалась эта крыса — наш юрисконсульт. Ты его видел в банке, когда оплачивал покупку самолёта.

Катерины гадливо передёрнула плечами и продолжила:

— Эта скотина подсунула Теодору семнадцать контрактов на фрахт наших судов. Обычные контракты, с не совсем обычными контрагентами, условиями и суммами неустойки. Теодор, пребывая в эйфории, на этот пункт особого внимания не обратил, поскольку был совершенно уверен в том, что контракты будут выполнены в срок и в полном объёме. Меня в известность об их существовании он поставить и не подумал. Эта свинья рассчитала всё точно. Теодору очень скоро стало значительно хуже, делами снова пришлось заниматься мне. Этот мужеложец, наш юрисконсульт, меня в известность поставить и не подумал. Совершенно сознательно, поскольку фирму у меня решили отнять.

— Контрабанда? Наркотики или оружие?

Катя неожиданно достала из кармана халатика тоненькую пачку сигарет, зажигалку и прикурила, внимательно на меня глядя. Потом продолжила:

— Да, ты правильно догадался. Наши суда иногда перевозили контрабанду. Но не наркотики и не оружие. У Тео были принципы. Он наркотики на дух не переносил. Да и связываться с этим побаивался. Нет, всё гораздо безобиднее. Дорогая фарфоровая посуда, качественная бытовая техника и тому подобное. Люди с которыми он имел дело, как ты понимаешь, щепетильностью не отличаются. Вот они и воспользовались моментом. Просто подкупив эту змею. После смерти мне мужа, мне, как наследнице, был предъявлен иск на 186 миллионов евро. Опять же не обошлось без этого негодяя. Решением суда меня обязали выплатить неустойку. Чтобы погасить задолженность мне пришлось продать фирму, всё было подстроено и купили её те самые контрагенты. Им понадобилась для этих делишек своя фирма, так дешевле. На суде фигурировали контракты с их фамилиями. Однако вырученной суммы оказалось недостаточно, чтобы погасить весь иск. Оставалось не много по сравнению с уже выплаченной суммой но, тем не менее… а срок выплаты задолженности постепенно истекал. До восьмого июля оставалось меньше месяца.

Катя зло затушила сигарету в биде. Сигарета обиженно зашипела, а Катя рассказывала дальше:

— И мне пришлось продавать всё, кроме машины и оружия. Это уже не мой дом, мой хороший. Он принадлежит банку со всем своим содержимым. 10 августа меня выкинут на улицу. Когда мы пили с тобой вино, мы занимались хищением чужой собственности. Тебе не стыдно любить воровку? Нет? И мне для тебя воровать не стыдно. Ты возьмёшь меня с собой?

— И ты поэтому хочешь уехать со мной?

Катерина гордо и гневно вскинула голову, спина-то у неё и так всегда прямая, потом расслабилась и мягко, как несмышлёнышу сказала:

— Нет, мой любимый! Уехать я могла бы в страны куда более тёплые, чем твоя Сибирь! Я не окончательно обнищала. Моя машина стоит не менее пятидесяти тысяч евро. Кроме того, ты не обратил внимания на те два ружья, что остались в подвале? Нет, не на ваш русский карабин, хотя он тоже стоит две тысячи евро, а именно на ружья? А напрасно. Они от Фаббри. И каждое из них обошлось Теодору в семьдесят пять тысяч евро. Он называл это заначкой на чёрный день. Потому, что если сегодня выставить их на аукцион за каждое из них заплатят не менее ста пятидесяти тысяч евро. На эти деньги можно жить. Это был последний шанс. Ты не будешь возражать если я продолжу? Я очень хочу чтобы ты понял меня, как тогда, на дороге.

— Говори моя радость. Говори всё.

— Вот. Время истекало. Мне не хватало шестьсот тысяч, чтобы окончательно рассчитаться с долгом, а проклятый, нет, всё-таки благословенный самолёт никак не покупали. Эта гнида мне сделала совершенно определённое предложение. Она обещала оплатить мои долги, взамен потребовав отработать их на спине. Исходя из расценки двести долларов за час. Я отказалась. Он стал угрожать, что за неуплату долга меня просто убьют, и я ему верю. Те господа за такую сумму легко способны убить не только меня одну. А и половину населения Тессалоников со мной вместе. И вот, шестого июля, почти утратив надежду, я пошла в храм. И молилась там Богу. Я ничего у него не денег просила, только чтобы он обернул мою жизнь так, как сочтет для меня правильнее.

Потом я домой вернулась и, как обычно открыла почтовый браузер. И пришло только одно письмо. От тебя. И это письмо полностью решает мои проблемы. И подписано оно — "ЖИЗНЕННО НЕОБХОДИМЫЙ". Мне сразу же в глаза это бросилось и как громом поразило. А ты разве не знаешь, что VITAL переводится именно так? Окончание твоего имени оказалось на другой строчке. Мне и задуматься не пришлось, совершенно очевидно — это мне ответ на молитву мою. Знамение Божье! Знак! Господь вручает меня тебе, как человеку для меня жизненно необходимому. Навсегда. До самого конца. А к тому же ты оказался православный. О чем тут ещё можно думать? В чём тут сомневаться? Кто я такая, чтобы против воли ЕГО идти. А ещё ты мне понравился моментально, как только увидела тебя. Я очень долго тебя ожидала в порту. Рейс пришёл, ты на него зарегистрирован, а всё нет и нет тебя. Я страшно разволновалась. А потом увидела, как вы с рыжим Костасом наперегонки бежите, мне так смешно стало, и сердце так забилось. Как сумасшедшее! А потом ты, с цепочкой этой на челюсти. Смешной такой, неловкий, милый. У меня сердце зашлось. Испугалась. Вдруг, я тебе не понравлюсь? Вдруг, женат ты? Но потом подумала, что Господь знает, что делает, и сомнения мои — грех великий. И положилась на Господа нашего. Пусть будет то, что будет. И я посмотреть решила, насколько я тебе как женьщина приглянулась. Это всегда в первый момент происходит. И проверила!. И, не смейся только, когда ты руку мне поцеловал там в комнате, в первый день, я как девица пубертатная промокла. Так мне сразу захотелось с тобой быть. И убежала. Как мне стыдно стало! Ужасно! А потом всё само собой получилось. И всё чудесно было. Всё лучше и лучше с каждым днём. И я тебя просто полюбила. А ты мне так и не признался ещё. Отвечай мне — любишь меня? Или просто балуешься? А, всё равно! Я твоя женщина, ибо такими вещами Господь не шутит. Смиренно вручаю себя в руки твои и надеюсь на тебя. Обещаю быть тебе женою верной и послушной. И всегда любить тебя. Как бы не сложилась наша судьба. Господь мне свидетель. Но мне нужен определённый и недвусмысленный ответ — ты мой? Ты возьмёшь меня в жены? Ты увезёшь меня в свою страшную Сибирь? Отвечай немедленно!

Вот такие пироги мои маленькие и очень дорогие радиослушатели! Вот так фокус! Называется исповедь. Ой, мама дорогая! Пора и мне колоться. До самой задницы!

— Нет! Я еду не в Сибирь!

Глаза у Кати не успели наполнится слезами, как я рассказал ей про встречу в московском ресторанчике.

И рассказал ей, как на духу, начав с того, что лет двадцать назад, некие американские учёные сделали некое открытие не получившее широкой известности поскольку было оно зажулено от мировой общественности некоей Корпорацией…

— И ты действительно в этот бред веришь? — Спросила скептическая деловая леди.

— А вот мы сейчас попробуем прокачать на косвенных! — Дерзко ответил ей доверчивый я. А вот побеспокоим-ка мы некоего господина Зимина. По времени в Москве ещё ужинать только сели. Не заполночь ещё.

Цопнул я мобилку, залез в поминальничек и отыскал нужное фамилие. Ответил он сразу.

— Здравствуйте Виталий Николаевич! Где это вы запропали? Уж не отказались ли от путешествия? Уехали в Грецию и ни слуха, ни духа, ни весточки от вас. Как погода на родине Гомера? Как отдыхается?

— Здравствуйте Леонид Сергеевич, планы мои не изменились в основе своей, но требуется некоторая корректировка. Тут вот какое дело Леонид Сергеевич, я тут самолёт себе купил по случаю. И поэтому не отдыхается мне совершенно. Пилотирование осваиваю. А погоды тут стоять запланированные. Жарко тут и солнечно, хотя и не без дождей. И поскольку процесс освоения к концу приближается, то с самолётом тем намерен я задуманное осуществить. Однако проблема с доставкой его в Москву возникает. Как только подумаю я о барьерах пограничных да таможенных на пути к родной землице, как воображу себе транспортные хлопоты, так плохеет мне, сразу тут же. Да и деньгами несколько поиздержался уже. Однако звоню я вам вот по какому поводу: Корпорация, услугами которой намерен я воспользоваться и которую вы представляете, насколько понял я, является транснациональной, так сказать. И возник у меня в связи с эти закономерный вопрос — а не существует ли возможности воспользоваться услугами, так сказать, местного отделения? Какого ни будь? В пределах Балкан? Не составите мне протекцию, уважаемый Леонид Сергеевич? Не сведёте ли с нужным человеком, тут на месте?

— То есть в Москву вы возвращаться не желаете? Я так вас понимаю?

Голос у уважаемого Леонида Сергеевича стал сухим. Жизнерадостность исчезла в далях бескрайних, с приветливостью в обнимку. Понятное дело, я же его без комиссионных оставляю. Но, лицо он всего лишь уполномоченное, не своей частной лавочкой заведует. Должен он наводку мне дать, куда он денется, голубчик. Я ведь и начальству его пожалуюсь, на той стороне, если он меня принуждать начнёт в Москву вояжировать. А связь-то оттуда сюда есть.

— Совершенно верно, Леонид Сергеевич! Уж хлопотно больно! Да вы же сами прекрасно структуры наши знаете. Запаришься с ними, пока вопрос решишь. И помрёшь от сердцебиения, не дай Бог.

Хорошо. Вы сейчас в Греции находитесь? Будьте на связи. Я постараюсь в течение часа перезвонить вам.

И трубу выключил. Мне подождать? Я подожду! А пока с Катей надо перетереть до полной ясности. А то вот неясности у меня возникли. Повернулся я к любимой напряжённо слушавшей наш разговор, разъяснил ей все непонятные моменты, а потом сам ей вопросы задавать принялся:

— А скажи мне, душа моя, с какого это вдруг переляку "серьёзные люди" контрабандисты вдруг кокнуть тебя возжелали? И меня, с тобой за компанию? Доувай-ка, как альбионцы говорят, по пунктам тему разберём. Вот смотри, что выходит. Подсунув контракты, они не обрывали трубку телефонную, с напоминаниями? Так?

— Так.

— То-есть, выжидали, пока сумма неустойки достигнет требуемого размера. Как я понял, сумма эта исчислялась от числа просроченных дней. Так?

— Да. Совершенно верно.

— Стоимость твоей компании определить не сложно, поскольку бухгалтерские отчёты предоставляются всем заинтересованным лицам свободно. Когда сумма стала сопоставимой, они предьявили иск. Выкупили за означенную сумму твою фирму и ты им деньги затраченные на операцию тут же вернула, как выплату по решению суда. Я ничего не путаю?

— Да, всё именно так. Только…

— Только тебе не хватило несколько миллионов евро. Я полагаю шесть или семь.

— Шесть миллионов восемьсот тысяч евро.

— Самой малости. Всего трёх процентов от общей суммы. А это как мне кажется, как раз те тридцать серебряников, за которые купили твоего служащего. Ты сказала, что он предлагал тебе погасить остаток иска за интимные услуги? Каких-то шестьсот тысяч евро! Вы с мужем платите своим служащим такие зарплаты?

Катя озадаченно задумалась.

— Итак, вопрос — где этот убогий поднял такие бабки? Угадай с трёх раз? Тебя красиво разули, купив твою фирму за твои же деньги и хотели за них же раздеть и уложить в кроватку. Катя, ты крови не боишься?

— Крови? Нет! Я же хирургической сестрой работала!

— Замечательно! Однако, исходя из вышеизложенного, хочу тебе заметить, что господам контрабандистам до тебя никакого дела уже нет, поскольку у тебя на них никакого компромата совершено нет. Ты их больше не интересуешь. Про ружья они не знают?

— Нет.

— А значит взять с тебя больше нечего! Если бы они про ружья знали, они бы ещё пару-тройку деньков погодили бы. Для них ты — отработанный материал. И угрозы не представляешь. Поскольку предъявить им ничего не можешь. Они тебя обокрали исключительно по закону. Ничего личного, просто бизнес. А потому мочить им тебя — невыгодно, ибо может привлечь к ним внимание органов. Теперь вернёмся к нашему барану. Ты правильно проинтуичила. Скорей всего именно он и "посмел". Они же теперь самонастоящий мильёнер стали! Они орёл теперь невьеб… Они хозяйку бывшую, а теперь простую смертную, иметь желают многообразно и извращённо. Это же такой кайф для морального урода. А ты не согнулась, и под него не полезла, от усердия язык высунув. Страшное унижение и оскорбление нанесла ему, такой тонкой душевно-ранимой личности свежеиспечённого миллионера. Он по ночам не спит теперь. Мучается. Надо ему помочь. Врождённый гуманизм, Катенька-Катюша, от меня требует помочь человеку в его борьбе с душевными муками. Вот есть человек, а у него проблемы. Это нехорошо! Надо избавить человека от проблем. Нет человека — нет проблем! И вообще я не очень люблю, когда меня грузовыми автомобилями давят, а тебя — тем более. Понимаешь, о чём я?

— Ты… собираешься убить…? Ты — руссо мафиозо?!

— По порядку. Да! Нет! А тебе что, жаль его безумно?

— Нет! Но мне страшно…

— А мы его небольно зарежем! Он тебя убить задумал! Мало тебе? Он меня убить задумал! А вдруг он потом ещё кого задавить захочет?

— Но убивать…

— Катя, любовь моя, аппендикс надо удалять своевременно! Иначе перитонит! И вот что я тебе скажу. Никто нас сегодня убивать не придёт. Не тот уровень. Один лох нанял другого лоха, который нас даже задавить не сумел. И, скорее всего, уже из Греции смотался. Если не ширнулся в подворотне какой. А этот твой поверенный уже штаны отстирывает и полицию дожидается. Дилетанты. Не до покушений ему сегодня уже. А вот завтра он пёрышки почистит и новую гадость задумывать начнёт. Катя, а где он живёт? А если в телефонной книге посмотреть? Он женат? Детки есть? Нет? Холостой? Замечательно! Тогда потри мне спинку, солнышко! А потом я тебе потру… Залезай ко мне в ванну! Только пистолет на табуреточке оставь!

Потёрли мы друг другу спинки, и не только. Катя лицом ко мне, на коленочках у меня сидит, обнимает меня за шею и спрашивает на ушко шёпотом —

— А почему ты сказал, что сидя — лучше чем лёжа? Я не совсем согласна, хотя и пикантно!

Выпустил я из губ сосочек, смех меня разобрал.

— Катя, сердце моё! Это называется идиома! Сидят в тюрьме! Лежат в могиле! Ты бы, что выбрала? Ну а сидя или лёжа, на мой взгляд — всяко уместно и всяко хорошо с тобой. И одно другому не мешает, если чередовать.

Отвлёк нас от дел приятных мобильник мой, заумиравший.

— Леонид Сергеевич? Слушаю вас внимательно!

— Здравствуйте ещё раз, Виталий Николаевич. Я созвонился кое с кем. Вам следует прибыть в город Салоники. Балканский грузовой терминал там расположен. В Салониках, на улице Аристотеля вы отыщете отделение юридической компании Гольдман. Мне сказали — это несложно. Там вам следует обратиться к госпоже Инессе Мюллер. Покажите ей мою визитку. Я переговорил с ней, она всё организует. И удачи вам!

— Прощайте Леонид Сергеевич! И спасибо.

Я щёлкнул крышкой телефона и Катю спросил —

— Катя, ты знаешь улицу Аристотеля в Салониках, дом 26?

— Разумеется, это в деловом центре, недалеко от Черноморского банка. Найти будет нетрудно.

— Вот! А ты говоришь, бред! Мне вот транснациональная корпорация кровавых-убийц-адвокатов большим бредом представляется!

— И всё равно, сомнительным мне всё это кажется.

— Но, ты едешь со мной?

— Куда угодно, дорогой!

— Вот мы и проверим, насколько сомнительно всё это. Если надуть попробуют — отобьёмся. Ты посмотри только, какие мы с тобой до зубов вооружённые! Нам только кулемёта и не хватает!

— Виталос, ты на каком-то неправильном русском языке говоришь! Что есть это такое — кулемёт?

— Машиненган! Такое слово знаешь? Вот оно и есть. В русском литературном звучит — пулемёт. Но неправильные пчёлы собирают неправильный мёд, а неправильные пилоты уезжают в неправильные земли и увозят с собой неправильных красавиц-миллионерш. И от всех этих неправильностей они нервно шутят, и иногда неправильно говорят. Например — кулемёт! От понятия — метать кули. Кстати, о кулях. Пора нам думать об упаковке баулов и прочих материальных ценностей. Завтра узнаем у госпожи Мюллер подробности, а ты списочек готовь и всё, что сердцу дорого и в жизни полезно в него включай. Твои закрома тебе лучше известны. А ружья продай, если с собой не возьмёшь. Не акулам банковским же их оставлять. Я так думаю кубометров двести, минус объём "Каравана". Примерно так. Обнесём что сможем, раз уж ты воровка у меня. Воровать, так по военному. Дотла.

У меня одно сомнение только, перед отъездом хмыря навестить, или прямо сейчас? Решил, что прямо сейчас понадёжнее будет. А то вдруг он ещё чего отмочит и замочит ещё сдуру. Или скроется куда.

— А теперь поедем-ка, любимая, навестим нашего друга. Где он там живёт. Смеркается уже. Самое время визит нанести.

Оделись мы в тёмное, нашли в книге телефонной нужного господина, адресок выяснили. Взяли из оружия только короткоствол, и поехали перекрестившись. Почти час добирались. Домик у сутяги оказался на несколько квартир однако, с отдельным входом для каждого квартиросъёмщика. У входа кусты какие-то густо понасажены. Это хорошо. Это нам удобно. Окна в квартирке у клиента тёмные. Света нет. А ведь времечко позднее уже. Неужто сбежал с перепугу шалунишка, когда акция его успехом не увенчалась? А ведь мог. Но мы подождём, там видно будет, а заодно успокоимся. Ведь трясёт обоих не по-детски. Хреновый из меня "чистильщик-мокродел". Никудышный вовсе. Как бы мне не облажаться по неопытности.

Засели в кустиках, прижались друг к дружке. Решили до упора ждать. Упор к нам явился с рассветом. Похоже клиент и в самом деле куда-то сдриснул с перепугу. С работы шакал сразу уволился, после погашения Катиных долгов. Она ему сама увольнение там же в банке и подписала. И расчёт дала. Ну и Бог с ним… пока. У нас и без него дел ещё навалом. Вышли мы "огородами" к таверне на перпендикулярной улице за два аж квартала, где тачку парковали, и домой поехали. Надо же хоть часа четыре поспать.

Утром поднялись в 09:00, и первым делом дозвонился я фрау Мюллер. Назначили с ней встречу на 10:00, позавтракали, позёвывая, на скорую руку кофейком, и поехали на встречу. Легко нашли нужный дом, там обнаружили вывеску отделения юридической фирмы Гольдман и до офиса госпожи Мюллер добрались не заблудившись. Белокурая бестия предпенсионного возраста кабинет занимала скромный и невеликий. Однако характером означенная партайгеноссе обладала нордическим и к врагам беспощадным. Однако к друзьям, в числе которых мы по статусу оказались, отнеслась дружелюбно. Узнав о характере груза, предложила два варианта — седельный тягач или платформа железнодорожная. Погрузку самолёта на месте отбытия она берёт на себя. Доставка к месту погрузки всего подлежащего пересылке — на мне. Обсудили сроки. Нам на упаковку хабара требовалось ещё несколько дней. Она сказала, что на второе августа формируется небольшой состав, вагонов на пятнадцать переселенцев-фермеров, из Македонии. Пять семей, везут с собой и скот, и сельхозтехнику и всё остальное, вплоть до вилок и сковородок. Порекомендовала и нам воспользоваться платформами, сказав, что продаст их нам в потребном количестве практически по цене металлолома. Попутно уточнила таксу на перевозку одного кубометра груза. Вот, всё-таки сволочь он, мой дорогой Леонид Сергеевич! Он мне штуку бакинских за куб в Москве задвигал. А Инесса с меня стребовала всего по двести пятьдесят евро. За точно такой же кубометр. Доведёт Лёню жадность до цугундера! Ой, доведёт! В итоге договорились, что пакуем в контейнер груз, подвозим в указанное место, там краном закидываем ероплан на платформу и вперёд, под марш "Прощание славянки". Показала нам фрау место отправки на карте, у Катерины глаза большие сделались.

— И что не так, любимая?

— Никогда бы не подумала, что врата в иной мир в таком месте расположились! Лачанокипой! Промзона. Там же и нет ничего.

— Всё необходимое там есть! — Вмешалась насмешливо дама Инесса. — Железнодорожные пути, масса подвижного состава, вагоноремонтная мастерская в которой и установлены врата. Очень удобное место. Исключительно удобное.

— Ну, и замечательно! — подвёл я итог.

Попрощались мы с проводницей в мир иной и в аэроклуб поехали, там нас уже должна была дожидаться художница, для декоративной отделки хвостового оперения пепелаца.

Она и дожидалась, сидя на стремянке на корточках, в бейсболке белой на затылок развёрнутой, из-под которой две коротеньких косички с красными бантиками в белый горошек торчали, В короткой юбочке в крупную красную клетку и в топике из под которого только сосочки не видны и были. И готовилась конопатая юница эта к трудовой деятельности. Краски удобно раскладывала, краскопульты и прочее своё добро. Под стремянкою же мелькал Чезаре, то и дело спрашивая пышечку о том удобно ли ей? Не нужно ли ей ещё чего, для обеспечения процесса? И нескромно вверх поглядывал. Там было на что посмотреть. Он и не пренебрегал. Посматривал, греховодник сивый. Художнице нисколько забота такая не мешала, а даже очень нравилась.

Подошли мы с супругою, поздоровались с маляршей. Явил я ей предмет творческого горения подлежащий изображению. Лис живописице понравился. Показала она мне "О'Key", цену назвала и за разметку принялась, слегка на стабилизатор коленочкой сочной опершись. Щёлкнула меня Катерина по носу, чем пристыдила и заставила вернуть глаза на место. Но я и затылком полоску белую видеть не перестал. Даже головой помотал, чтобы наваждение пропало. Вот почему женщины моногамны, а мужики наоборот, в массе своей, полигамны сволочи? Причём от воспитания тут мало что зависит. Вот чего мне от соплявочки этой надо? Да ничего решительно! У меня Катя вон какая, лучше и не бывает. Верная и послушная. А глаза кобелячьи сами вкось изогнуться норовят. Как им только не стыдно.

На фиг! Позвал я Чезаре с собой и от искусов бесстыжих в ангар сбежал. Сели мы у него в каптёрке и списками занялись. Пневматики самолётные долго не живут, и там такого типоразмера вряд ли производят. Резины новой гудтэровской повышенной износостойкости — пять комплектов. Пять тыщ как с куста. Далее масла. AeroShell Turbine Oil 500 в коробочках. Из расчёта на пять лет эксплуатации по 250 евро за коробку. Я бы больше нахомячил. Срок годности больше нахапать не позволяет. Да и дороговато. Двадцать два литра в коробе, а у меня полная заправка масла с фильтрами и радиаторами — 14 кварт американских. Это будет… это будет… да чтоб они подохли с квартами и фунтами! Пятнадцать с половиной литров! Плюс расход. Который пятьдесят грамм на час полёта. Итого исчо пять килоевров. Далее прокладки и пыльники и манжеты и прочие резинотехнические изделия. В количествах исходя из расходоёмкости. Семнадцать с копейками. Тыщ, разумеется. Подмахнул я счета, за доставку с меня маненечко ещё соскоблили, но на пропитание и пропихивание самуля во врата пока хватает. 250*160= 40 000. Если по 250. А если по Зиминовской таксе брать… то убил бы гада и эксплуататора! Да ведь я уже там почти. Совсем скоро уже! Я там летать буду, Я там долго-долго летать буду, если сразу не упаду. Только я не упаду. Я буду внимателен и пунктуален. Как прусский ефрейтор. Как Сашка Бат, дай ему бог здоровья.

Нашёл я его номер да и звякнул.

— Ну, ты как?

— Запчастями и расходниками закупаюсь! Под клотик.

— Это ты правильно! Особенно на масло денег не жалей. Дольше проживёшь! И вот ещё что Виталя. Возьми ещё пару винтов четырёхлопастных. Они диаметром поменьше, но тянут не хуже, и ощутимо меньше трясут. Мало ли, вдруг грунт зацепишь и погнёшь. Случается такое. Настоятельно советую парочку в запасе иметь! И это, за лицензию не беспокойся. Ты у меня в процессе освоения одновременно полную программу на "коммерса" отлетал. Так, что с этим всё по закону. Я только с комиссией малость схалтурил. По знакомству. Вместе тут переучивались с коллегой тамошним. Да в Россиянии тебе всё фиолетово будет. Лицензия зарегистрирована. Валидируешь за пару месяцев и валяй. Ладно, извиняй, некогда мне сейчас. Ещё один инженер-лесовод с России прикатил. Где они только деньги берут?!

Поговорили…

Вышли мы с Чезаре на свет Божий, расправил я мышцы спинные. А где кирия моя ненаглядная? Рисовальщица рисует, Морсик под самолётом в тени валяется, Чезаре на склады грузовичок погнал. Все при деле, во главе со мной. А где Катя? "Мерсик" её… тоже отсутствует. Куда её понесло? Без меня? Пропадёт же не за грош! Биипп!

— Катя! Ты где?!

— Привет любимый! Я скоро приеду. Ты мне велел продать кое-что. Я еду договариваться, меня ожидают. Я почти приехала. Ой!

— Что?! Что с тобой?! Почему "ой"?! Катя, ты слышишь меня?!

— Всё хорошо, любимый! Тут фура разворачивалась неловко. Всё. Я уже почти доехала. Я скоро вернусь.

Поговорили!.. вот переживай теперь. Могли бы и вместе съездить. И как она без меня вообще до таких лет дожила? Непонятно! Ладно, надо думать как "Караван" упаковывать. Достал я из ноута картинку с габаритами железнодорожными стал соображать, как в них самолёт вписать. Длина Цессны — 12 м 17 см. Платформа — 13 м 40 см. По длине отлично на платформу встаёт. По ширине габаритный максимум — 2 м 45 см. Крылья — долой! Стабилизаторы — 6 м 30 см размахом. Тоже долой! Киль. От земли 4 м 50 см, да высота самой платформы 1 м 06 см. Для круглости 1м10 см. Итого 5 м 60 см. Не пролезет. Киль тоже снимать придётся! Вот ведь хлопот мне привалило. И вот вопрос. А габариты портала интересно, железнодорожным соответствует или другие? Придётся Инессе звонить. Позвонил. Приятно удивила меня фрау Инесса. Ширина портала — аж 6 метров и на высоту не поскупились. От головки рельса 5 метров ровно. А всё едино киль снимать. Взял чертёж контейнера у Чезаре на столе, дорабатывать принялся. Беспокойство за Катю одолевает. Но рисую сижу. Ширину принял за 4 метра. Шасси решил не убирать. Всё равно киль снимать придётся. Стало быть, делаем основание из швеллера-сотки. Настил деревянный. К основанию крепим вертикальные стойки из того же швеллера, с укосинами для жёсткости. Всё на болтах. К стойкам присобачиваем поперечины, на них крышу монтируем треугольного сечения, двускатную. Всё это обшиваем пластиком. Окошки понадобятся? Сидеть прямо в самолёте будем и в окна смотреть. Под полом две стропы протягиваем, метров через семь, чтобы петли на крышу вышли, и вуаля. Цепляй краном, грузи куда хочешь. Негде будет жить, там самолёт выкачу наружу, и домик получится. На первое время. А чо?! Потянет.

Приехал Чезаре. Привёз со складов барахла на пол списка и сказал, что завтра остальное довезут. Я ему про четырёхлопастной винт сказал. Две штуки. Чезаре головой кивнул и позвонил тут же, переговорил и доложился, что будут к вечеру. Посмотрел на художества мои. Никак мужик в толк не возьмёт, почему мне в Сибирь своим ходом не лететь. А барахло? Тут мы с тобой, на сколько тонн заказали? Это раз. И кирию я с собой увожу. Думаешь, дружище, она с сумочкой одной поедет? Нет, брат! Не выйдет у меня такой каменный цветок. Дай Бог, чтобы в контейнер всё вошло, без чего ей невмоготу жить будет. Сначала в Новороссийск, по морю. А там, по российским железным дорогам. Или тягач с тралом нанимать. По любому своим ходом не получается. Да надо бы непортящихся запчастей ещё нагрести. В целом и всего, включая итого — на 58 000 евро. У меня в нале 112 таких осталось да минус 58 = 54 тысячи в сухом остатке. Нищаем! Покачал он головой понимающе и на телефон уселся. Бригаду вызванивать, чтобы конструкцию мою воплощать в металле. На завтра договорился. Почеркали мы чертежи туда сюда, пришли, наконец к общему мнению по спорным моментам. Вышел у нас ящик 13 метров на 4 метра да 3 метра высотой. И объёмом 160 кубометров. Если по 250 евро за куб то 40 тысяч. Укладываюсь. Но впритык денюжек осталось. Впритык. Звонок. От Кати.

— Дорогой, я обо всём договорилась! Сегодня вечером мы принимаем гостя! Это старый папин друг. Сейчас я заеду ещё в одно место и вернусь к тебе. Не скучай!

— Стой-погоди! А как хоть твоего папу звали?! Я и не знаю до сих пор!

— Его звали Матфей! Тебе должно быть очень стыдно!

— Мне очень стыдно! Ты — Матвеевна?!! - "Квава, я бавдею…" — "Душа моя рвется к Вам, ненаглядная Катерина Матвеевна, как журавль в небо. Однако случилась у нас небольшая заминка. Полагаю, суток на трое…"

— Что? Ты о чём?

— Детство вспомнил! Приезжай скорее! У меня в ноуте есть. Гостя проводим — покажу!

Она приехала через четыре часа, когда я от беспокойства на пупе извертелся весь уже. На красном скутере "Ямаха". BWS-100. Такая же точно, как у меня. НО — КРАСНАЯ! Подъехала прямо ко мне. Я у самолёта стоял и помогал Чезаре фильтры менять. Сняла шлем, тряхнула кудрями и заявила:

— Милый, я продала машину перекупщику за сорок тысяч. Ты не будешь меня ругать? А взамен купила вот этот байк. Я подумала, что если ты себе такой купил, то и мне тоже понадобиться.

— Конечно буду ругать! Ты зачем без меня поехала? Не забывай Катюша, у нас тут обиженый завёлся. Как бы лиха не вышло. Очень я за тебя беспокоюсь. А скутер правильно купила. А то бы дрались за мой, кому срочнее ехать нужно. Вот был бы анекдот! А ты на таких хорошо умеешь ездить? Не упадёшь?

— А ты проверь! Садись сзади, прокачу! Сел? Обними меня крепче. Ещё крепче! И никогда не отпускай!

Горячий ветер пропитанный морем и аэродромными запахами ударил в лицо, Катя набрав скорость наклонила скутер положив его в крутой вираж и едва не касаясь коленкой бетона нарезала пяток кругов вокруг "Каравана", потом ещё пяток в другую сторону. За нами носился Монморанси радостно тявкая, и норовил в заднее колесо вцепиться. Или вид только делал. Катя вышла на прямую и гордо притормозила в тени под крылом, под бурные и продолжительные аплодисменты четырёх горячих южных парней из местного БАО или как он тут у них называется. Которых Чезаре уболтал помочь ему в обескрыливании " Каравана". Сиеста уже заканчивалась, они и подъехали на кране. Катя соскользнула со скутера, сделала им книксен, что вызвало ещё один шквал аплодисментов и одобрительных возгласов сомнительного содержания. Пришлось сурово насупить брови и намекнуть, что пора бы и делом поразмяться жеребцам застоявшимся. Парни принялись за работу, а Катя потребовала от меня комплиментов:

— Ну, как? Сдала я экзамен на право управления этой блохой?

— Ты лучше меня катаешься! Где научилась только?

Надо же девушку лестью немножко побаловать? Пусть ей приятно станет!

— О! В юности я была изрядной шалопайкой! Пока не вышла замуж. А когда вышла, то всё сразу стало "непристойно", "не подобает", "я запрещаю даже думать об этом".

— А я — разрешаю! Поскольку верю в твой здравый смысл!

— Спасибо, любимый!

И я был заслуженно награждён. Несколько раз. Под завистливые взгляды присутствующих. В том числе и малярши, которая как раз закончила с правой стороной киля. Когда она спускалась со стремянки, дикие самцы переключили своё внимание на неё, одобрили фактуру оглушительным свистом, подхватили под локоточки и ягодички, со всех сторон страхуя от случайного падения с неустойчивой стремянки, и наперебой стали приглашать кирию Марию разделить их одиночество сегодня вечером, в каком-нибудь приятном месте. В крепких мужских ладонях она чувствовала себя как рыба в воде. Глазки у художницы замаслились, моя персона оказалась задвинута в дальний запасник, и она тут же на месте договорилась с тремя подругами для пропорциональности. А лис у неё вышел — хоть куда. С доброй улыбкой и приветливым взглядом умных глаз. Замечательно рыжий и пушистый. Девица оказалась мастером своего дела. Что есть — то есть.

Оставив народ работать на мою пользу а Чезаре руководить процессом и сунув ему денег для расчёта с подрядчиками, мы с Катериной поехали в город. Только сначала пришлось в аэропорту сумку прикупить. В которую мы Морсика определили. Он поворчал немного, но быстро освоился у меня за спиной и только под мышку мне нос засунуть норовил, с целью вперёд поглядеть.

— Слышь, лохматый! Усами не шшикотись, да?

— А ты вид не засти! Мало того, что в мешке сижу, как кот приблудный, так ещё и перспектив лишили начисто! Тебя бы самого в сумку эту затолкать!

— Я не влезу! А ты можешь и рядышком пробежаться! В жизни героя всегда есть выбор подвига!

— Ох, и наглый же ты, предводитель стаи! Ох, и борзый ты! Недобрый ты! Зря я тебя в вожаки себе выбрал.

Пришлось сумку на колено передвинуть. Он сразу угомонился, только глазки щурил и носом запахи на лету ловил, трепеща на ветру заложенными назад ушками.

Приехали мы в один хитрый шпионский магазинчик. Выбор там был богатейший. Любят люди вуайеризмом пострадать. Пошпионить друг за дружкой. Ох, любят. Поголовно! Купил я там миниатюрную японскую видеокамеру цифровую, с датчиком движения сопряжённую и аккумулятор из расчета на три дня работы. Камера включалась от датчика движения и работала по таймеру две минуты. Потом выключалась, до следующего срабатывания. Всё компактное, влагоустойчивое и по приемлемой цене. Сегодня во тьме ночной снова клиента навестим, да поставим на него видеокапкан. Мне ведь только и нужно, собственно, что убедиться в факте присутствия объекта в наличии. А там… видно будет.

Засунул я добро в сумку к Морсику, потесниться ему пришлось. Поехали мы домой к приёму важного гостя готовиться. Гость ожидался и в самом деле неординарный. Учился он с кириэ Матфеем в университете. Жили они в кампусе в комнате одной, шалили вместе и подружились крепко. Потом пути их разошлись. Но дружба продолжалась, хотя встречались изредка. Он-то как раз и был инициатором Катиного замужества. С его подачи фамилию она сменила. А ещё был он членом клана, одного из тех самых кланов знаменитых греческих судовладельцев. Не из Онасисов, и не Ниархосов, Лациссов, или там Ангеликуссисов…но и далеко не из последних. Допустим, из… ну неважно на самом деле. Известный человек, и влиятельный по самое немогу. Теодору покойному до него было, как до Луны раком. И вот, набоб этот давненько зарился на Федькины ружья. Коллекцию он собирает. Вот так вот. Катя ему позвонила, сказала, что согласна продать их, он даже из Афин примчаться не поленился ради такого дела. Вот его и будем встречать в скромном семейном кругу.

Я первым делом за ружбайки взялся. Почистил-смазал, привёл в товарный вид и на стенку над камином развесил. Для шикарности интерьера. Потом водные процедуры провёл в полном объёме. И Катю искать пошёл. Нашёл её в комнате своей, где она покрышки мои критически рассматривала. Чёрную тройку отложила в сторонку и сказала что в этом пристойно будет гостя встретить.

Катя, вся ослепительно-чёрная, и я сбоку-рядышком, в неброских тонах, весь гармоничный. Скромный Мерседес въехал во двор и затормозил у крыльца. Выскочил из машины водила и почтительно отворил заднюю дверцу из которой величественно выбрался солидный и благообразный господин, увенчанный благородными сединами. К нему Морсик подлетел, но против обыкновения обошёлся с ним деликатно. Зубов скалить не стал. Обнюхал почтительно и даже огрызком своим пару раз помахал. Не первый, похоже, раз видит. Господин сей внимания на него не обратил совершенно. Не по чину. Неторопливо взошёл на крыльцо, внимательно осмотрел Катю с головы до ног. Бросил на меня взгляд мимолётный. Поцеловал Катю по-отечески, в лоб. Мы почтительно молчали.

— Здравствуй девочка. Очень сочувствую твоему горю. Однако, ты по-прежнему мила и очаровательна. Даже в трауре.

— Здравствуй, дядя Ставрос. Как твоё здоровье?

— Спасибо, неплохо. Это твой новый мальчик?

И он небрежно показал на меня взглядом. Глаза Катерины гневно вспыхнули, и она сухо ответила:

— Это — мой будущий муж. Я выйду за него, как только закончится официальный траур.

— Ну, не сердись девочка, не сердись. Просто не понимаю. И что ты в нём только нашла?

Не глянулся я ему, выходит. А взаимно! Да пошёл ты, барбос пегий! Тоже мне эксперт-ценитель нашёлся. Знаток меня, понимаешь! Я потихоньку стал закипать. Но крышечка ещё не брякала. Поэтому вел себя пока скромно. Катя распахнула дверь и пригласила гостя:

— Проходи в дом, дядя Ставрос.

Дядя ждать себя не заставил, проплыл в помещение, как танкер в порт, только что гудком не погудел. Катя за ним, как яхта драгоценная. Потом, обогнав гостя, вперёд выдвинулась. В гостиную повела. За ними я уже, вроде как буксир-толкач. А за мной халдеи его. Ребята с холодными глазами, чистыми руками и горячими сердцами. Все двое. Один у входа ошвартовался. Второй у двери в гостиную пост занял, мы же за стол сели.

— Кофе? Вино?

— Побалуй дядю Ставроса "Ариусиосом", девочка. Я знаю, у тебя водится.

— Да, дядя Ставрос.

Катя аккуратно налила вино из древнего на вид, замшелого почти, глиняного кувшина в бокалы. Губа-то у "дяди" — не дура! Поднял он свой хрусталь:

— Твоё здоровье девочка!

До моего здоровья ему, понятное дело — дела нету. Да и хрен с тобой. Ты за ружбайки заплати нормально, да и проваливай. Век бы с тобой знаком не был.

— Твоё здоровье, дядя Ставрос! Твоё здоровье, любимый! Катя кивнула мне и улыбнулась. Так улыбнулась, что вся злость моя испарилась тихо и осталась нирвана одна. Выпили мы по глотку. Они о знакомых поговорили недолго. Потом за главное тереть начали. Катя меня кивком попросила, я молчком ружья со стенки снял, на стол положил. Бобёр их вертеть принялся, рассматривать, лупу из кармана вынул. Чуть не облизал ружбайки те. Стволы откинув, как путний поизучал. Чо там изучать-то? Сияют оне синим светом. Курками пощёлкал. Губками почмокал. Кате резолюцию наложил:

— Я дам тебе за них по сто тысяч!

— Дядя Ставрос, на аукционе я объявлю стартовую цену в сто пятьдесят тысяч евро.

— Грабишь меня девочка. Зачем тебе аукцион? Скажи свою цену?

— Я уже сказала, дядя Ставрос. По сто пятьдесят. На аукционе заплатят дороже.

— Сбрось немного!

— Немного? Хорошо. Сто пятьдесят три тысячи. За каждое.

Голос у Кати почтительный донельзя. А вот выражение глаз дерзкое. Хулигански дерзкое. Повздыхал "дядя", вина попил. Опять губами почмокал.

— Хорошо! Пусть будет так, как ты хочешь. Сто пятьдесят, и это последнее слово.

— Да дядя. Конечно дядя. Я согласна дядя. Милый, принеси пожалуйста футляры.

— Вышел я в дверь, мимо стража неподкупного. Взял в комнате прислуги, где ружья чистил, протёртые до блеска кожаные футляры, да и принёс. Разобрал ружбайки, горизонталку в футляр на бархат алый уложил, вертикалку в другой футляр, на синий бархат. Щёлкнул замками, на место своё сел.

Дядя старомодно чековую книжку вынул. Заполнил и расписался. Катя чек приняла с поклоном лёгким. "Дядя" щёчку ей целовать нацелился. Подставила ему Катя щёчку. Скромница и отличница просто. Ботаночка эдакая. Дядя опять присел. Вино допил. Катя мне подмигнула и я послушно на кухню сбегал и принёс оттуда два здоровенных, литров на десять каждый, глиняных оплетённых жбана. Заранее приготовленных.

— Это тебе в подарок, дядя Ставрос.

— "Ариусиос"?

— Твой любимый!

— Спасибо девочка.

Достал вдруг "дядя" снова чековую книжку из кармана и ещё один чек выписал, на пять тысяч, да Кате подал. Кивнул ей на меня:

— Одень своего мальчика по-человечески.

А вот в этом месте крышечка у меня сходу и забрякала. Вынул я деликатно у Кати из пальчиков чек этот. Свернул фунтиком. Потом из шкатулочки табачной табаку трубочного добыл. Забил козью ножку и "Зиппо" щёлкнул, огонёк добывая, прикурил и вальяжно дымком пыхнул:

— Благодарю за заботу, уважаемый Ставрос, однако — не в коня корм. Я себе на покрышки вполне сам в состоянии заработать. Взглянул "дядя" на меня в упор, как прицелился:

— Отчего же не заработал?

— Вполне заработал. Нелепое стечение обстоятельств. Я тут, извините, проездом, некоторым образом. Деловых визитов не планировал. Но мог бы встретить вас в костюме-тройке и кроссовках. Представляете?

Усмехнулся "дядя" и Кате сказал:

— Теперь — понимаю.

Кате ручку на прощание поцеловал и откланялся. Стремянный его футлярчики с ружьями подхватил и в машину спешно унёс, пока не отняли. Проводили мы гостя к автомобилю, Катя даже ручкой вслед помахала. Я с ней просто рядом постоял. Не махая. И так "дядя" перетопчется. "Дело сделано — сказал слепой!".

Когда в дом мы с Катей вернулись, я с ней щекотливый разговор завёл:

— Катя, радость моя, тут у меня деньги немножко заканчиваются. Поиздержался я. На проезд ещё хватит, но в обрез. Однако у меня тут планчик прорезался, как дела материальные поправить. А средств на его осуществление, плана этого, увы, уже нету. Не займёшь до получки сотни полторы тысяч, под разумный процент?

Тресь! В голове звон колокольный. Бим-бом! Что это было? Чем это она меня? Сквозь звон этот воспоминания всплывают, покачиваясь и колыхаясь. По поводу… А, точно — "Собака на сене"! "Своею ручкою, собственноручно!". Да уж! Кирия Катерина дама, конечно, выдержанная весьма в проявлениях, однако же, и горяча. Южанка, что с неё возьмёшь! И ведь не просто так приложила, а со знанием дела, по уху "лодочкой". Кто только научил, на мою голову?!

Когда резкость у меня в глазах снова заработала, обнаружил я что на попе сижу. На полу паркетном из чёрного морёного дуба. Ровно так сижу. Катя напротив меня на коленочках пристроилась, перепуганная такая, руки к груди прижала, лепечет что-то про то, что больше так не будет, и слёзки на глазках поблескивают. А во мне ярость свирепая кипит. И, наверное, в глазах моих отражается. Заприметила Катя это дело и уже капитально перепугалась, до визгу. Особенно много визгу случилось, когда я на коленки к себе её пристроил, вверх окрестностями спины повышенной упругости. И отшлёпал окрестности эти ладошкой. За неимением вожжей. Отошёл от канона, конечно:

— Ужо, я те задам! Я тебя отучу ручонки распускать! Я те покажу, рукоприкладствовать! Я тя угомоню, любовь моя горячая!

Заодно и сам остыну. Но совладал я с собой. Пожалел её сразу, погладил, подул. Поцеловал конечно места, столь взволновавшие меня при первой нашей встрече. Расчувствовался, и только полетели её кружевные запчасти в разные стороны, в состоянии непригодном для дальнейшей эксплуатации. На Теодоровых трофейных рогах поразвесились декоративно. Интерьер оживили необычайно.

Когда страсти улеглись, Кате по стенкам пришлось попутешествовать, собирая с рогов, клыков и прочих пантов свои "обломки кораблекрушения". Собирала она лоскуты малые и рдела-пунцовела задними щёчками смущённо. А я за процессом сбора наблюдал внимательно и с немалым эстетическим наслаждением. Таких аттракционов раньше мне наблюдать не приходилось. Занятно!

— Поздравляю любимая с первым семейным скандалом!

— Виталос, ты не должен был так говорить! Ты очень меня обидел, предложив мне проценты. Тебе принадлежит всё, что есть у меня, со мною вместе. Я завтра же перечислю эти деньги на твою карточку, и ты сможешь расходовать их, как сочтёшь нужным. А что ты задумал?

— Да ничего такого. Там, куда мы едем, климат жаркий. Как в саванне африканской, мне сказали. А в таком климате бытовые кондиционеры наверняка пользуются повышенным спросом. Вот и хочу закупить партию в сотню-другую штук, а там распродать. Деньги туда везти смысла не вижу. Кому они там нужны. Фантики тутошние. Их там по весьма грабительскому курсу меняют. Если вообще меняют.

— А золото?

— А золото было бы неплохо. Да где его взять?

— В банке. Давай на всякий случай в банке на сто тысяч евро слитков выкупим?

— А на остальные закупим мобильные кондиционеры. Их монтировать не надо.

— Я даже могу подсказать, к кому обратиться, чтобы купить партию по оптовой цене. В Италии фирма Carrier неплохие кондиционеры выпускает. Можно сегодня позвонить в одно место. Хочешь, я этим сама займусь?

— Займись. А я займусь упаковкой самолёта… и не пора ли нам навестить недоброжелателя нашего?

— Ты всё-таки хочешь добраться до него?

— А что — простить ему всё? Нет? Тогда помчались.

Сели мы вдвоём на Катин мотопед и поехали проведать негодяя. Запарковались опять в стороне от вероятного места событий, прошли к дому. Опять окна тёмные и ни звука. И насторожка моя не нарушена. Не было его дома, паразита. Точно, на тюфяки залёг, собака. Установил я в кустах камеру, настроил. Прогулялся пару раз мимо. Проверил, как работает эта техника слежения. Нормально работает. Бесшумно. В ночном режиме лицо моё вполне разборчиво видно. Заменил я флэшку на нулёвую и снова на место камеру установил. А потом мы домой спать уехали.

Утром Катя увезла меня в аэропорт "Македония", а сама коммерцией заниматься отправилась. Очень мне её одну отпускать не хотелось. Но и тут глаз хозяйский нужен. Бригада заказанная приехала и материалы с собой привезла. Показал я им чертежи, добился от них ясного понимания задачи. Чезаре им безопасное, в пожарном отношении, место отвел, и они там основу сваривать начали. Крыло левое с "Каравана" вчера снять успели уже, и упаковали аккуратненько. Сейчас второе демонтируют. Катя позвонила, сказала, что нашла партию в 375 штук кондиционеров прямо в 90 кубовом контейнере 45HCPW. Очень удачная модель. Двухблочный мобильный кондиционер Carrier 51AKS015. Легко монтируется без специалистов и не очень шумный и по цене двести пятьдесят евро за штуку. Всего на 95750 евро. Вместе с контейнером. Спросила моего одобрения. Согласовал я приобретение это, а тут и второе крыло сняли. И за хвостовое оперение взялись. Художница наша ещё вчера лиса рисовать закончила и деньги за работу получила, однако вертелась тут же, среди молодых и темпераментных техников с авиабазы. Наблюдала, чтобы не поцарапали творение её, и амуры строила.

Подтащили сваренную основу с уже настеленным деревянным полом. Маленьким аэроклубовским тягачом Чезаре на неё затащил "Караван", закрепили его надёжно за шасси. К вечеру успели и киль со стабилизаторами демонтировать и тоже упаковали. Стойки на болтах установили и связали поверху. Осталось обшить конструкцию теплоизоляцией с двух сторон и снаружи сайдингом беленьким. Да и внутри не помешает стены деревом облагородить. Но это завтра уже. Выкатил я свой скутер из "Каравана" и домой поехал.

Дома у нас было людно и суетно. Перед домом стояли два трала с контейнерами сорокафутовыми, морскими. Один запечатанный, под пломбами. Наверное, с кондиционерами. Второй с дверями нараспашку стоит и туда плотным потоком содержимое дома грузится. Народ этим занимается солидный. Сразу ясно — специалисты. Всё у них механизировано, всё профессиональное. Бочки из подвала и бутылки в ящиках. Гвоздей и шурупов-саморезов — ящиками. Всяких типоразмеров. Инструмент ручной — всякий, дрели-перфораторы-шуруповёрты, Даже ручная ленточная пила. Редкая вещь! Брёвнышко на доски распустить — лучше не придумаешь. Станочки из мастерской все. И токарный и фрезерный и сверлильный и даже бетономешалка шестидесятилитровая. И три бензопилы "Хускварна" и квад с богатым навесным и прицепным шлейфом и всё иное, всё такое прочее. Магазин он открывать собирался? Или к мировой войне приготовился? Ох, и обстоятельный хомяк был покойный Тео. Даже зависть берёт. Всё старательно упакованное так и исчезает в недрах контейнерных. И Катя деловая вся, над этим всем царит и процесс контролирует.

Морсик весь изнервничался, избрехался. Посадили беднягу на поводок, в стороне от места событий, чтобы работный люд за пятки не хватал. И он уже даже и не лаял, похрипывал измученно. Ну не нравилось ему происходящее до одури.

— Слышь, главный! Вы чё это затеяли? Ты смотри, чё вытворяют! Всё навылет тырят-выносят. И кирия наша мышей не ловит ни хрена! И ты, вот тоже встал-стоишь, варежку разинул. Вы чё на, с глузду все посъезжали? Всё!!! Всё потырят! Всё, что поколениями нажито непосильным трудом!

— Ага, два магнитофона портативных, два сервиза фарфоровых на полсотни персон, пиджак кожаный новый, два штуки…

— Ты чё, издеваешься? — совершенно обиделся Морсик.

— Ну… да! А ты не въехал? Мы переезжаем!

— Ну, так бы сразу и сказали! А то душа кровью обливается. Я думал — грабят нас организованно. Ишь, шныряют туда-сюда. А куда едем?

— На ПМЖ. В места новые, малоизученные. Тебе не понять! Но, думаю, тебе там понравится. Если сразу не съедят!

— Меня?! Этого пока ещё никому не удалось, хотя пытались многие!

Тут Катя присутствие моё обнаружила на вверенной территории. Подбежала, поцеловала принародно, отчиталась за траты произведённые. Сто тысяч ушло за кондишки. Ровно две сотни в контейнере. Четыре штуки евро за контейнеры б/у. Какой-то вздор за наём тягачей. Прикинули мы, во что обойдётся переброска контейнеров. Два по семьдесят семь кубов да по 250 за кубик. Итого тридцать восемь с половиной тысяч евро. Плюс мой не стандартный. Сто шестьдесят кубов на сорок тысяч тянет. Округляем до семидесяти восьми тысяч. Ну, пусть нам в тысячу доставка до терминала обойдётся. Ну пусть на всякие мелочи типа платформ по цене металлолома, ещё по четыре тысячи уйдёт. Двести пять тысяч в остатке. Вот их и надо будет в золотишко обернуть. Нафиг туда с фантиками ехать? Катя сказала, что тему провентилировала уже. В понедельник нас ждут в банке. Всё том же банке, Черноморском. Восемь килограмм 790 грамм если по курсу за сто тысяч евро. В золотых банковских слитках по сто граммов каждый. Триста грамм примерно за комиссию отщипнут. Уж не преминут. Это к гадалке не ходи. Эх поздновато уже Мюллер звонить. Завтра уточню, почём её металлолом в Греции. А дело-то идёт к концу, осознал я несложную истину. Завтра тридцатое, там ещё двое суток. И привет Земля! Не поминай лихом. Меня аж морозцем по спине шибануло. Ё-моё! Куда я лезу? Чё мне там светит? Ещё и Катю за собой увлёк. Как нахлынула на меня паника, так и схлынула. Да пошли они все! Прорвёмся!

На этот раз один я поехал клиента проверять. Катерине велел вооружится пистолетом, запереться в доме с Монморанси и включить сигналку. Кроме меня никому не открывать и в дом не пускать.

Привычным путём я быстро обернулся. Тихо пришёл, тихо ушёл. Просмотрел я запись — нету клиента на вверенной ему жилплощади. Как Фома прибором смёл. Только пудель какой-то за кошкой пробегал. И через час в одиночестве взад возвратился. Хорошо, что приблуда моя шпионская на стрекозок-бабочек не срабатывает. А то бабочки со стрекозами там летали массово и густо. Ну нет и нет. Всё равно поймаю. Если успею до отъезда.

Приехал домой, что-то пустовато у нас в доме стало! Ни штор ни портьер. Картины со стен исчезли. Поднялся в комнату свою — матрас пластиковый надувной вместо кроватки. В Катину спальню заглянул. Там и матраса нет. Обстоятельно выполняется моё распоряжение — воровать, так по-военному. Нашёл подругу мою у бассейна. В шезлонге возлежит вся в изнеможении. В ленивой истоме виноград кушает. Голышом.

Разделся я, искупнулся, на качалке рядышком пристроился. Дотянулся до усталой коленочки, поцеловал нежно. Подумал, ещё поцеловал. Повыше уже.

— Катенька, ты решила весь дом с собой увезти?

— Я бы увезла, но в контейнер не войдёт. Дом придётся оставить!

— И много ещё места в контейнере осталось?

— Нет, любимый. Но подвалы мы вычистили основательно. Завтра и послезавтра выходные. Никто работать не станет. В понедельник погрузку закончим. В контейнере места немного уже. Посуда, постельное бельё, люстры. К обеду должны управиться. А как с самолётом?

— Да тоже дел не больше чем на полдня осталось. Обшить контейнер, погрузить на трал. И вперёд, к новым землям.

— А у тебя много свободного места остаётся?

Прикинул я, сколько у меня ЗИП займёт.

— Да, ещё немало места будет.

— Ты самолёт сюда привези! Хорошо? Мы туда ещё кое-что загрузим!

Я только головой помотал, в восхищении любимой пребывая.

— С тобой не пропадёшь!

— Разумеется дорогой! Я не позволю тебе пропасть!

— А я тебе!

Ну и так далее. До сладких стонов. Ночевали мы опять у бассейна. До самого утра. И все выходные там провели. Никуда не ездили. Кушали и плавали. Плавали и винишко попивали. Вино попивали и целовались без стыда и совести. Ну, и не только. Не без ЭТОГО. Подробности и отдельные детали — в ранее упомянутом фильме. Очень поучительный фильм. Кстати, посмотрела Катя обещанное "Белое солнце пустыни". С моим переводом и комментариями. Очень ей понравились письма. И Саид, которого Спартак Мишулин играл. А Верещагина она так жалела, что даже заплакала. Но наповал её сразил тазик с чёрной икрой.

Вечерком опять я навестить господина поверенного собрался. Катя компанию мне решила составить. Не особенно я на результат рассчитывал. Поэтому согласился. На двух скутерах поехали, для повышения мобильности. Не дай Бог, не так сложится, так я на себя неприятности оттяну, а она смоется. Ну, и я постараюсь.

Приехали мы на место, прошли к дому и в кустиках скрылись. Просмотрел я камеру. Есть! Объявился карась. В 14:27 привёл какую-то барышню в ажурных колготках. А через полтора часа, ушли они вместе. Дама шутила и заигрывала, а искомый выглядел как-то мрачновато. Не стоит наверное. Ушли они и больше никто мимо не проходил. Но если объявился он в городе, то вполне может дома ночевать. Бум ждать. Устроились в кустах поудобнее, я кусок полиэтилена на землю кинул, чтобы лишнего не топтать. Ловись рыбка, большая и маленькая. Ждём.

В половине первого машина подъехала. Дверка хлопнула. Потом шаги и тёмный длинный силуэт на двери тень бросил. Пока шёл, Катя меня локтем в бок саданула. Опознала. Повозился у порога прохиндей, замком щёлкнул и дверь распахнул. И тут я, весь в чёрном, за спиной у него вынырнул, аки ангел мщения, да под коленку ему в сгиб стопой и засадил сзади от всей души. Он на колено рухнул, я за шею его прихватил, на удушающий пожёстче, плотно так, и в дом поволок. За нами Катя двери прикрыла.

Тащу его, думаю, чем бы по башке ему чпокнуть, чтоб не трепыхался. Стою посреди комнаты за спиной левой рукой пистолет нашариваю, имея целью по маковке его треснуть. А перец этот потрепыхался в захвате у меня, потом дёрнулся сильно и затих неподвижно. Опустил на пол, чтоб связать да поспрошать, да и подоить с него деньги, у Кати уворованные. Хотя в успех последнего, верил я не особенно. Не в тумбочке же он их содержит. Попробуй, отыми! Но попытаюсь.

Смотрю, а под ним лужица запашистая расплывается, и вид у него неживой уже какой-то. Пульс пощупал — фигвам! Нету! И дыхания нету. Вот те и поспрошал! Это выходит, захватом я ему сонные артерии резко перехватил, а он с того и ласты склеил и кони кинул. Катя подошла, бледная такая в полутьме от фонарей уличных. Показывает на него мне молча, слово молвить боится.

— А всё уже, Катя! Кончилась наша война. Не скажет нам он ничего уже. Удавил я его ненароком. Совсем Катя побледнела да и обомлела на месте. Кидаться я к ней не стал сразу, и так всё понятно. Пусть горизонтально полежит. При обмороке самое первое дело — горизонтально полежать. Трупчик на диванчик на руках отнёс и приспособил в естественной позе, пока он не закоченел, майкой своей ламинат досуха подтёр и в пакет для дениг припасённый засунул, а потом уже Катей занялся. Она в себя быстро пришла и на меня испуганными глазами смотрит. Ну, я и повторил. Не поленился. А она на второй заход нацелилась.

— Куда?! Стоять! А ну, кончай дурковать. Дома в обмороки будешь падать. Всё! Управились мы тут. Смываться пора. Всех дел на пять минут оказалось.

Хвататься мы ни за что не хватались. Протёр я ручки дверные, на всякий случай. И удалились мы под покровом тьмы никем не замеченные. Не забыв и подстилку забрать и видеокамеру мою шпионскую. По дороге в закуточке переоделись в свежее. Что на нас было, в узел увязали да крюк до побережья сделали, выбросив тряпки в морские волны и булдыган в них запихав. И в таверну к Димитриосу поехали. За столик уселись. Я у хозяина "Смирновки" испросил, влил в Катю стопку залпом. Сам такую же засадил. Смотрю — розовеет подруга моя полегоньку. В себя приходит. Окосела она слегка, но моментально и говорит мне:

— Ну, Виталос, ну ты энимал какой-то просто… Он не пикнул даже.

— А вот об этом мы просто никогда говорить не будем. По крайней мере, не на этой планете.

— Покушали чего-то безвкусного, с хозяином попрощались, забрал я в сумку на память блюдечко Морсиково, с портретом его, и домой отправились. Совсем чуток не доехали, тут меня и прихватило. Фарой поморгал, остановился. Слез со скутера, и ну меня полоскать. Всем, что было съедено и выпито. Нихрена я не каменный! Такой же, как все. Катя подбежала, меня гладит по голове, успокаивает, а меня полощет раз за разом. Еле угомонился. Приедем, я ещё водки садану, да побольше.

Приехали домой, молчим скорбно. Отыскал я в баре водку и ну наливать, да тосты произносить. Про всё хорошее. Да раз за разом да в хорошем темпе. И насосались мы с Катериной до полного изумления и положения риз. Как уснули и не упомню.

Проснулся я с лёгкой головной болью, но на матрасе надувном, рядом с Катей. Раздетый совершенно, как и она. Это мы ещё поди и того? Секисом стресс снимали? Посмотрел я на любимую женщину, спит без задних ног. На полу безобразие разлито и запашина стоит, хоть топор вешай. Распахнул окно, тряпку нашёл, ведёрко. Убрался, пол помыл, Катю в порядок осторожно привёл, чтобы не разбудить. Простынку она особо не загваздала. Сойдёт, на первый раз. Что сделано — то сделано. Переделать не удастся. И нехрен тут ежа топтать голыми пятками. И нервничать попусту — тоже. Нервничать начинать будем, когда нас брать придут.

Потом завтрак приготовил. В своём стиле. Чищеного кальмара в микроволновке разморозил и в мясорубке электрической провернул, да котлет нажарил. Потом кофе сварил и Катюху будить принялся. С понятием "бодун" Катя раньше точно не встречалась. Первый раз у неё. Лечить пришлось пивом. Вино уже в недрах контейнера укрыто. Но пиво ещё в баре ещё нашлось. А вот и глазки у нас заблестели. И в членах у нас тремор исчез. А вот уже и жизнь не такая ужасная стала! Учись, Европа!

С утра Катя осталась дома заканчивать погрузку. Приёмничек включили на криминальные новости. Нет новостей нас интересующих. Не нашли голубя покуда. Да и когда найдут — неизвестно. Кондиционер в квартире у него включен. Прохладно там. Не скоро завоняет. Но всё равно, беспокойно нам. Хотя… даже если его сегодня найдут… следов мы особых не оставили. Отпечатков пальцев уж точно не оставили. Пока экспертиза факт насильственной смерти установит, пока следы отыщут, уж не знаю какие… Мы там и были-то… Вошли — ушли. Потом сыскари версии строить начнут. Потом связи выяснять. А какие у этого козла связи? Договорился же он с ушлёпком каким-то. Значит и такие связи открыться могут. И неизвестно — куда ещё заведут. Сразу нас — точно не вычислят. А послезавтра — аля-улю! Гони гусей! Не! Не успеть им нас повязать. Просто времени не хватит. Обсказал я Катерине свои умозаключения. Успокоилась она малехо, и за дело взялась. Я тоже.

Позвонил фрау партайгеноссе и уточнил, почём идёт её металлолом. Госпожа Мюллер застенчиво стребовала по 220 евро за тонну. Я уточнил вес платформы. Двадцать одна тонна. Три платформы — шестьдесят три тонны. Тринадцать тысяч восемьсот шестьдесят евро. Я озлился и начал торговаться. Удача мне улыбнулась, и цена упала до эксклюзивных двенадцати тысяч за три платформы. Я прикинул, во что нам обойдется вся эта эпопея, и понял причину такой уступчивости суровой госпожи. Всего мы вывозим четыреста десять кубов. На сто две с половиной тысячи пятьсот евро. Да двенадцать тысяч за металлолом. Госпожа с нас имеет стопятнадцать евро-косых. Нехило так, да? Можно и скостить нам чуток за платформы.

И тут упёрся я в стратегическую неопределённость. Что лучше и экономически выгоднее — золотишко туда везти, или товар? Вот вдруг не угадал я с кондиционерами и хорошо будет, если своё верну. А золото оно и в… эх! Позвал Катю на совет. Решили все яйца в одну корзинку не валить и докупить ещё два девяностокубовых контейнера. В один скарб домашний а вот третий… С чем? Патронов бы туда завезти… Но нет выхода на оптового поставщика. То же и с оружием. Катя внесла предложение: бытовой техники ещё закупить на сотню тысяч. А именно — холодильники и морозильные камеры. Точно! Кондиционер хорошо, а холодильник тоже хорошо! Опять Катю на телефон посадил, ей местные деловые джунгли лучше знакомы.

В аэропорту дело полным ходом шло. Боковые стенки и потолок уже закрыли. Все полости между обшивкой пеной задули. Проводку внутреннюю развели и место для установки кондиционера снабдили болтами. Только установить его осталось. Но это я и сам, на месте сделаю. Остались только торцы открытыми, через которые с наивозможной плотностью грузили расходники и ЗИП, под хвост "Каравану". Под самолётом пространство уже всё заполнили коробками с маслом. Запасному двигателю с упакованными винтами тоже уже нашли своё место. Плотик спасательный на четырнадцать человек, венчал вернисаж этот, радуя глаз сочным оранжевым цветом. В самом самолёте места уже и не осталось. Бедняга "Караван" даже на шасси просел, как полуторка фронтовая на рессорах. А места свободного ещё много. И спереди и за "Караваном. Решили пока торцы наглухо не заделывать. На живую гайки навернули не протягивая, дома с Чезаре протянем. К 12:30 закончили мы с погрузкой, рассчитались с мастерами за работу. Ещё пять штук долой. И краном поставили контейнер на трал. Пыхнул "МАН" в небо дымком соляровым и поехали. Прощай "Македония"! Я впереди лидером иду. Дорогу указываю. За мной тягач небо коптит, а Чезаре на микроавтобусе своём замыкающим следует. На случай, если вывалится что. Так подобрать.

Подъехали к дому. Ещё один контейнер добавился. Третий уже. Мы свой трал с аэропланом рядышком приткнули. А люди всё снуют. Погрузка продолжается. Понаблюдал я минуть пять, и как обрезало. Закончилось движение. Всё! Загрузились скарбом домашним. Полон контейнер. Закрыли его, замки повесили.

Я в дом зайти нацелился. Но тут Катерина на крыльце объявилась. С видом озабоченным. Увидев меня, обрадовалась:

— Как ты вовремя приехал! У меня ещё паркет не погружен и место уже кончилось!

Абзац! И что, отказать любимой в маленькой, но такой приятной мести? Да никогда!

— Чезаре! Снимаем торцы!

И снова народ забегал, вывозя и укладывая в контейнер, увязанный в пакеты, дорогущий дубовый паркет.

— Катенька Катюша! А что у нас в третьем контейнере?

— Холодильники и морозильники "Бош" в ассортименте. Двести пятнадцать штук на девяносто три тысячи восемьсот сорок евро.

— Замечательно.

Опять позвонил фрау Мюллер и четвёртую платформу заказал. Ещё четыре тысячи в минус. В 16:10 погрузку мы, наконец, завершили. Места осталось всего-то от двери в контейнере, до распахнутой левой пилотской. Рядом с дверью окошко врезано откидное. Большое. Оно откинуто сейчас, и сидя в кабине самолёта можно наблюдать окрестности.

К 17:00 в назначенное время мы уже в банке были. Там Катерина закупила золотые слитки. В титановом кейсе. Содрали с неё комиссию несколько больше, чем я думал, и досталось нам 8446 граммов драгметалла. Полюбовался я на добро это. Сияют слитки зеркально. Но лихорадкой золотой не подхватил. Равнодушным остался к тельцу златому. Закрыл кейс на ключик, в сумку его уложил да застегнул на молнию. Сумку через плечо, пистолет под мышкой правой поправил и домой мы с Катериной поехали. Осталось нам только матрас надувной скатать. И можно в путь отправляться. Чезаре ночевать с нами остался. Покараулим с ним эту ночь. Выдал я ему СПАС обрезанный. Приклад на место прикрутил. Патронов картечных — два магазина, длинных, по восемь штук. Сам и Вальтером обойдусь. И у Морсика сон чуткий. Тут в Греции можно и вовсе не караулить, нету тут жуликов. Повывели всех. Но бережёного — бог бережёт.

Как и ожидалось, никаких происшествий за ночь не произошло. И по радио интересующие нас новости не прозвучали. Утром простились мы с Чезаре. Катя его рассчитала по царски и расцеловала на прощание. Я ружбайку у него отнял и в самолёт спрятал, потом тоже приобнял. Нормальный он мужик, хоть и хитрюга. И уехал он, а мы тягачей дожидаться остались. К 10:00 подъехали четыре тягача, собрал я водителей, показал на карте место, куда груз везти. Выработали совместно маршрут. Подцепили к тягачам тралы. Выстроились в колонну и с песней вперёд. В Лачанокипой!

Переезд до терминала много времени не занял. По объездной дороге, не очень загруженной в это время, доехали минут за сорок. Подъехав к запертым воротам, погудели. Ворота откатились по направляющим и колонна зарулила на обширный двор. Мадам Мюллер встретила нас с Катей возле формирующегося состава, из десяти крытых вагонов и девяти платформ. Из потрепанных вагонов неслось мычание, блеяние, лай и даже кудахтанье. Четыре пустых платформы вытянулись вдоль здания промышленного вида, и явно нас дожидались. Возле первой из них разбросал опоры могучего вида кран. Ярко-желтый, величавый, с надписью на стреле белым по чёрному — "KATO". Охрана есть. И вооружённая. Четверо в чёрной форме, с пистолетами в кобурах. Площадку контролируют внимательно.

Поставил я свой скутер в сторонке на подножку и принялся распоряжаться. Меня строгим нордическим голосом вежливо попросили заткнуться, не мешать специалистам, и в сторонку отправили за процессом наблюдать. Я спорить не стал, Катю под локоток зацепил и в узкую тень, к забору отвалил. Потом вспомнил одну тревожившею меня мыслю и к буксам присмотрелся повнимательнее. Есть в тевтонской педантичности что-то светлое. На всех буксах явственно виднелись свежие потёки масла. Но и только. В остальном же, вагоны и платформы представляли собою "жалкое, душераздирающее зрелище". Ржавчина везде, немалые дыры, именуемые отверстиями, сквозь которые были видны коровьи ноги, сундуки, клетки с курами, петухами и гусями в которых бедным птицам и повернуться было совершенно не возможно. Вагоны крытые, с семьями имуществом и животиной. Платформы фермерские тракторами и комбайнами, и прочим сельхозинвентарём битком забиты. Всё уже в состав сформировано.

Бригада стропальщиков под управлением осанистого бригадира сноровисто принялась перекидывать краном контейнеры на платформы. Маневровый тепловоз в дальнем конце состава подтягивал под погрузку следующую платформу, и дело шло решительно и бодро. Поскольку водителям тягачей труды были оплачены заранее, освобождённые машины сразу же уезжали, и сутолока на погрузочной площадке отсутствовала, как таковая. После погрузки всех контейнеров и кран свернулся, закинув на прощание наши с Катей скутеры на свободный пятачок первой платформы, и тоже убрался восвояси. А бригада стропалей осталась. С немецкой педантичностью закрепила контейнеры на платформах, доложилась командующей по форме об окончании работ, получила от неё расчёт и тоже слиняла, усевшись в ожидавший их микроавтобус. Почему я решил, что это немецкая бригада? А они с фрау Мюллер на чистом немецком языке изъяснялись. И одеты были крайне аккуратно. В 11–45 всё было готово к отбытию.

Госпожа Мюллер собрала переселенцев на пятиминутку и провела инструктаж. Перво-наперво упредила, чтобы никто с оружием шалить не вздумал. Гарантировала полную безопасность и тут и за вратами. Потом раздала старшим вагонов воки-токи какие-то дешевенькие, велела слушать команды по рации и тепловозные гудки. На вид эти рации выглядели так себе — одноразово. По-китайски. Рассказала кратенько о порядке прохода иной мир, и сопутствующих тепловозных сигналах. По одинарному короткому гудку полагалось прекратить перемещения и занять назначенное место. По двойному гудку начинается движение. В момент проезда полосатого столбика перед вратами — затаить дыхание и не шевелиться. Особо отметила опасность движения назад. Интересно, а коровам с козами кто-нибудь объяснил опасность дыхания в момент перехода?

Всё господа переселенцы! По местам господа переселенцы! Здоровенные ворота в цех, поскрипывая разъехались в стороны. В глубине цеха стала вида громадная металлическая рама, окрашенная под жёлто-чёрную полосатую габаритную зебру. Над воротами включился красный свет светофора. Народ бросился к вагонам, занимая свои места. Я подсадил Катю в распахнутую дверь контейнера, подтянулся и сам внутрь влез. Где нас встретил разгневанный донельзя Монморанси, сидевший там на привязи всю дорогу. Спорить и разбираться я с ним не стал, сунул его под мышку и в самолёт вслед за кирией полез. Привычно, но от этого не менее остро испытывая эстетское наслаждения от её пропорций. Уселись мы с Катей в "Караване" на пилотские кресла, и даже пристегнулись. Морсика я на коленях у себя оставил сидеть. Сидим, ждём. Не гудит. Минут через пятнадцать хриплый мужской голос по рации объявил временный отбой "в связи с неустойчивостью контура". Однако покидать места запретил. Опять ждём.

Ещё через пятнадцать минут наш вылет отложили до 17:00 местного времени в связи с нелётной погодой. Солнечная активность активно мешала нам покинуть сию юдоль скорби. А также и место недавнего преступления. Кстати, а нет ли новостей? Включил я приёмничек послушать, и минут через пятнадцать услышал весть ужасную. Нашли таки труп соседи. Видимо вонять усопший господин принялся нестерпимо совсем. Вызвали полицию. На месте ПРОИСШЕСТВИЯ работает полицейская бригада. Труп господина Имярёк отправлен у морг. Такие вот дела. Катерина разволновалась сызнова и расстроилась. Переживает. Решил я психопрофилактикой заняться.

— Да брось ты Катя! Много ли он людям добра сделал? Только тем всю жизнь и занимался, что законом как дышлом ворочал. От налогов фирму твою "оптимизировал" да у конкурентов ваших кусок из глотки рвал. А потом тебя предал, оскорбил и убийство твоё замыслил. И не его вина, что мы с тобою шустрее оказались и от смерти увернуться сумели. И вааще! Пока экспертиза определит факт насильственной смерти, мы уже ТАК далеко будем… Не, не поймают! Никогда! И сроду не найдут. Пусть-ка в Сибири нас поищут. Она велика… ну очень! Крайне бескрайняя штука, эта наша Сибирь! А нас там нет! Промокнула милая моя глазки платочком и улыбнулась мне немножечко. Что-то подозрительно часто в последнее время мокроту она разводить стала. Нервы? Наверное, хоть виду и не показывает.

В окошко увидел я фрау Мюллер. Заложила руки за спину, бюст вознесённый, форштевнем пространство рассекает. За ней охранник при пистолете следует. Прогуливается фрау с видом раздражённым и недовольным. Расстроила её задержка, очевидно. Вылез я из самолёта, дверку в контейнере распахнул, наружу выглянул. У забора уже пацаны мелкие с голыми пузами загорелыми в стайку сбились и в чику играют. Подалее девчонки через резиночки любимые прыгают. Солнце палит. Скотина орёт. Весело живём. Хозяева в хлева передвижные полезли, скотину напоили. Потише стало. Поблагообразнее. Морс рвётся с собаками пообщаться поплотнее. Шугнул я его. Неподходящий пока момент. Он обиделся и в самолёт спать залез. Мы с Катей присели у вагона на корточки, пивком пробавляемся. Потом я куртку постелил. Удобней сидеть стало. Новостей по интересующему нас вопросу больше никаких не сообщают. Муторное это дело — ждать! Потом ещё по баночке открыли. Потом в дурачка перебросились. Потом я армейские байки Кате рассказывал. Она вникала, в чём юмор, подробности выясняла. Смеялась.

Прождали мы до 17:30. Снова нам команду подали приготовиться к движению. Крестьяне скот быстренько в транспортабельное состояние привели. Связали, то есть, чтоб не ворохалась! Замычало, залаяло, загоготало. Свиньи визгом все звуки перекрыли. Цирк на гастролях. Слонов и гиппопотамов не хватает! Заняли мы места согласно купленным билетам. По рации хрипнуло, что портал открыт и поезд отправляется. Тепловоз дудукнул, немного погодя два раза дудукнул. Поцеловал я Катюшу мою на прощание. Потом свой "Вальтер" обнажил, с предохранителя снял, и обойму запасную в нагрудный карман пристроил. Между колен "тигр" поставил. Катя по примеру моему СПАС также приладила и тоже 99-й свой в руки взяла. Мало ли кто нас на той стороне встретит? И как? Вон мы все, богатенькие какие. Одно удовольствие таких пограбить… понасиловать… Прижал я Морса к себе покрепче, чтоб не вертелся. Тронулись. Только не в ту сторону. Тепловоз затащил состав на горку и остановился. С наружи раздались чьи-то голоса. Взвизгнула сцепка и первая платформа плавно покатилась с горки. За ней через несколько секунд вторая… третья. Вот и наша шевельнулась. С Богом! Редко сначала колеса об стык затукали. Потом почаще. Катя вся бледная как бумага. Поди и я не лучше выгляжу. Уже в цех вкатились. Морс, зараза, возбухнуть пытается. Рыкнуть успел я на него матерно, потом вдруг стена серебряная волнистая возникла перед самолётом, перед фонарём, перед лицом уже. Накатила на нас стремительно… но ужас ещё быстрее. И мы вкатились в ослепительный свет.