"Пьянящий запах свежего сена" - читать интересную книгу автора (Штраль Руди)
2
На следующий день. Ближе к вечеру. Пустой дом. Комната, чулан и кухня прибраны: даже хаос бумаг на столе приобрел приличный вид. В распахнутые окна светит солнце — чувствуется, что выдался особенно теплый весенний день. Слышно кудахтанье кур, далекий шум трактора, затихающий стук вагонных колес. Входят Маттес и Ангелика. Маттес выглядит бодро. Ангелика — устало, раздосадованно.
Маттес. Ну вот, товарищ. Вот ты и изучила Труцлафф, скромную нашу деревушку.
Ангелика. Неужели изучила?
Маттес. Ну, во всяком случае, в общих чертах — и коровники, и выгоны, и поля, и выпасы, и луга, и так далее. Ой, погоди! Я же тебе еще нашу дубраву не показал.
Ангелика. Что за дубрава?
Маттес (показывает на окно). Видишь голубую дымку на горизонте? Это она! Замечательная старая дубовая роща. Гордость нашей деревни, граница наших владений. На нее стоит взглянуть!
Ангелика (устало, но решительно). Тогда пойдем.
Маттес. Ты что, правда хочешь?..
Ангелика. Знаешь, Маттес… (Выпаливает одним духом.) Лицемерие тебе не идет! Я вижу, как тебя прямо-таки распирает от самодовольства. (Горячо.) Будто мне давным-давно уже не ясно, зачем ты целый день беспощадно таскаешь меня повсюду. Не даешь мне времени остановиться, словом хоть с кем-нибудь перекинуться!
Маттес (захвачен врасплох, нерешительно). Да здесь все такие молчуны…
Раздается короткий стук. В ту же минуту дверь распахивается и появляется Лидия, миловидная женщина лет тридцати. Последующий каскад слов должен не только заставить усомниться в утверждении Маттеса, но и внести в ход событий энергичную, свежую струю. Прямо в дверях она бросает чемодан, бежит — не замечая присутствия Ангелики — к Маттесу и горячо обнимает его.
Лидия. Ну, здравствуй, Матти! Наконец-то я вернулась. На три дня раньше, не сердись. Не могла там дольше выдержать. Ты рад? Конечно, рад! Ты посмотри, как я выгляжу! Ну? Как я выгляжу?
Маттес. Замечательно, Лидия! Можно я вначале тебя познакомлю? (Ангелике.) Это Лидия, наш председатель. (Лидии.) А это товарищ доктор Неверящая.
Лидия (испуганно). Ты что, болен?
Маттес. Да нет. Ангелика — из обкома.
Лидия. Ах, вот как! (Пожимает Ангелике руку.) Оч-ч-ень приятно.
Ангелика (холодно). Мне тоже.
Маттес. Лидия отдыхала в санатории. Она тут в кооперации слишком перетрудилась.
Ангелика. Да, я слышала об этом. (Лидии.) Сердце, правильно? Но вы же еще не такая старая…
Лидия (язвительно). Да уж не такая!
Ангелика. Простите, я…
Маттес (горячо). Почему на «вы»? Лидия тоже член партии.
Лидия. Хотя и не ветеран.
Ангелика (смутившись, с досадой). Я же совсем не то имела в виду.
Маттес. Ну прекратите. Садитесь.
Все садятся. Обе женщины окидывают друг друга оценивающими взглядами, как часто делают женщины в присутствии мужчины.
Маттес. Жарко сегодня, верно? Даже душно… Будет гроза… (Бросив взгляд на Ангелику, быстро.) Прямо висит в воздухе!
Пастор (снаружи, громко). Маттес, ты никак дома?
Маттес (вскакивает). Да, пастор! Погодите, я выйду! (Ангелике и Лидии.) Вы поболтайте тут, расскажите о том о сем. Я скоро. (Исчезает за дверью.)
Пастор (встречает Маттеса снаружи, возмущенно). Ну, где ты? Я тебя целый день ищу! Мы же хотели поговорить!
Маттес. Давайте поговорим там, в тени, господин пастор. Пойдемте.
Ангелика прислушивается, но разговор Маттеса и пастора ей уже не слышен.
Лидия (непринужденно). Вы приехали утренним поездом?
Ангелика. Нет, вечерним поездом, вчера.
Лидия (удивленно). И остались здесь?
Ангелика. Как видите.
Лидия. Обычно те, кто по службе…
Ангелика. Я знаю. Но было поздно. И Маттес меня не отпустил.
Лидия (еще более непринужденно). Но он вас хотя бы хорошо устроил?
Ангелика. Разумеется. (Демонстративно смотрит в сторону чулана.) Просто великолепно!
Лидия (проследив за ее взглядом). В ближайших планах жилищного строительства мы предусмотрели комнаты для гостей.
Ангелика. Очень разумно. Очень дальновидно.
Лидия. Тогда будет не в тягость, если гости задержатся. (Пауза.) Вы надолго здесь?
Ангелика. Смотря по обстоятельствам.
Лидия. А что за обстоятельства, позвольте спросить?
Ангелика (туманно). Я здесь по делу…
Лидия (испуганно). Что-то случилось?
Ангелика. Нет-нет…
Лидия (быстро успокаиваясь). Да и что может у нас случиться? (Становится раскованнее. Доверительно.) Но когда тебя здесь четыре недели нет, все равно всякие мысли лезут в голову. Хотя психолог в санатории постоянно внушал мне, что ничего здесь не может произойти — во всяком случае, плохого. (Весело.) И, видно, именно потому я все больше и беспокоилась. Вот приехала на три дня раньше.
Ангелика. Напрасно.
Лидия. Знаю. Но этот психолог… Маттес убеждает меня намного лучше. Намного.
Ангелика. Он и должен — он же партийный секретарь.
Лидия. Да нет, вообще… А вы его давно знаете?
Ангелика (отрицательно качает головой). Со вчерашнего дня.
Лидия (оживленно). Тогда вам наверняка уже в глаза бросилось, как он иногда вот так — особенно — смотрит!..
Ангелика. Я же сказала: я здесь по служебному делу.
Лидия. А на вас он разве так не смотрел?
Ангелика (неохотно). Кажется, смотрел, но…
Лидия. А вы обратите на это внимание, обратите. Знаете, мы вместе выросли и, можно сказать, всегда жили душа в душу.
Ангелика. И это прекрасное состояние длится и сейчас?
Лидия. О да! Иначе разве будущее стало бы таким, какое оно есть сейчас!
Ангелика. Будущее — таким, какое оно есть сейчас? Как это может быть: будущее — и уже сейчас?
Лидия (удивляется, потом понимает, весело). Да ведь так названо наше товарищество. Вообще-то сперва его назвали «Радостное будущее», но уж слишком это звучало хвастливо. При четырех-то марках двадцать за трудодень и безо всякой техники, а уж о сознательности я просто молчу. Поэтому «радостное» мы тогда отбросили.
Ангелика. Гм… А сейчас?
Лидия. И сейчас — не стоит вспоминать об этом. К тому же все привыкли: просто «Будущее» — и все. Да, мы с вами еще на «вы»? Может, на «ты» перейдем?
Ангелика. Согласна. Я вот что хотела спросить. Кто такой Скрюченный Пауль?
Лидия. Кто знает. Поэтому он и феномен. Но конечно, случай трагический. Ты его уже видала?
Ангелика. Нет.
Лидия. Представь: парень — что твой дуб. Зда-а-ровый такой, может быка на колени поставить. Он так и делал, особенно перед заезжими городскими… И вдруг — удар судьбы! — согнуло парня, точно вопросительный знак. Сначала мы думали — прострел, это бывает, когда работа тяжелая, да в поле, да на ветру. Врачи обследовали его со всех сторон, от одного светила слали к другому — и ничего. Даже в столичной клинике тамошним докторам не удалось его выпрямить ни на сантиметр. Так согнутым и ходит.
Ангелика. Бедный старик.
Лидия. Старик? Да ему едва за тридцать. Он вместе со мной и Матти в школу бегал. Всего год назад был лучшим танцором во всей округе. А теперь — несчастный инвалид!
Пастор (с улицы, очень громко, взволнованно). Так вы мне ничегошеньки не скажете? И ты ничего, Пауль?
Пауль (с улицы, раскатистым басом). Дак я ж говорю, господин пастор, не могу я…
Лидия. А вот и он! (Встает, подходит к окну, выглядывает, потрясенно.) Не может быть!
Ангелика (идет за ней). Что там?
Лидия (взволнованно). Там… Он стоит!..
Ангелика (невольно повторяя слова Лидии). Парень — что твой дуб! И прямой как свечка! (Недоверчиво.) Это он — несчастный инвалид?..
Лидия (счастливо). Был, был инвалидом! А теперь излечен! (Убежденно.) Это Матти сделал! (Выбегает.) Пауль! Пауль!
Ангелика (хочет пойти за ней следом, но передумывает и подходит к телефону. Снимает трубку, набирает номер). Пожалуйста, соедините меня со вторым секретарем. Я жду.
Лидия (с улицы, радостно). Пауль, дорогой Пауль! Быть не может!
Пастор (с улицы). Сплошной обман! Бесовские проделки.
Пауль (с улицы). У меня и впрямь все прошло.
Маттес (с улицы). Это самое главное.
Ангелика (в телефон). Товарищ Хаушильд? Это Неверящая. Из Труцлаффа, да. Я хотела только сказать, наверное, я все же останусь на неделю… (Испуганно.) На целый месяц? Да нет, просто… Тут возникли еще кое-какие неясности. (Почти обиженно.) Нет, товарищ Хаушильд, это не вопрос жизни и смерти и не касается особенностей этой местности! (Решительно.) Да, теперь я буду действовать еще более последовательно и… До свидания! (Кладет трубку.)
Входят Лидия, Пауль, пастор и Маттес. Двое последних тихо, но оживленно дискутируют.
Лидия (подводит Пауля к Ангелике, в восхищении). Посмотри-ка на него! Вот он — наш Пауль! Абсолютно здоров и силен, как никогда! Только что он попробовал пропахать целину — и сам тянул плуг!
Пауль (пожимая Ангелике руку). Привет!
Ангелика (сдержанно). Добрый день.
Пастор (Ангелике, показывая на Пауля). Если бы вы его три дня назад видели! (Демонстрирует состояние Пауля еще более наглядно, чем до того Лидия.) Мировая скорбь! Развалина! А теперь — в толк не возьму!
Лидия (восхищенно, Маттесу). Здорово у тебя получилось! Теперь я за урожай спокойна.
Пауль (поднимает тяжелый чемодан, будто пушинку). Пойдем, Лидия.
Лидия. Всем привет! (Ангелике.) Мы наверняка увидимся. (Уходит с Паулем.)
Ангелика (идя следом). Я с вами в деревню. А дубрава подождет.
Маттес (хочет пойти за ней). Ангелика, я…
Пастор. А вот ты останешься! «Месть моя грядет», — говорит господь наш. А я здесь как-никак общинный пастор. Исповедуйся, как на духу, ты, фарисей. Что сотворил с несчастным Паулем?
Маттес. Зря вы, господин пастор. Во-первых, вы, как протестант, права не имеете исповедовать. Во-вторых, я, как коммунист, не имею права исповедоваться. И потом, побойтесь бога, какой же теперь Пауль «несчастный»! Он же распрямился. Или нет?
Пастор. Вот именно, распрямился, черт бы его побрал. (Хмуро.) Да нет, я, конечно, желаю ему добра от всей души. Да ведь и трех дней после проповеди моей не прошло, а ты его вылечил!
Маттес. Не понимаю…
Пастор. Почему ты никогда в церковь не заходишь? Я вот на все открытые партийные собрания хожу.
Маттес. Да, чтобы поспорить! Если б я в церкви поспорить мог… Ну и что там было с вашей проповедью?
Пастор. Я ее всю построил на примере этого проклятого горба у Пауля. Отчасти — ему в утешение, отчасти — другим в назидание. «Каким, дескать, могучим парнем, — говорил я, — он раньше был. Не смирить его было ни силой, ни убеждением. А ныне должен он доказать силу внутреннюю — теперь, когда возложен на него крест господень…» (Мрачно.) Но тут являешься ты и снимаешь этот крест с плеч Пауля. Хоть бы денька три он его поносил! Никто бы не вспомнил тогда мою проповедь. Так нет же… И ты называешь это политикой сплочения блоков?
Маттес. При чем тут политика?
Пастор. А вот при том. (Повышая голос.) Послушай, Маттес. Твою идеологию я должен проглатывать молча, нравится это мне или нет. Но колдовские твои штучки — вот что меня доконает. Тут я могу стараться во время службы сколько угодно… Одна надежда, что теперь этот неверящий ангелочек все о тебе разнюхает! И тогда, колдун проклятый, она задаст тебе жару. А теперь — выкладывай!
Маттес. Что?
Пастор. Что ты сделал с Паулем, иначе…
Маттес. Иначе?
Пастор. За тобой же не только история с Паулем числится. Стоит мне только твоей Неверящей церковную хронику показать!..
Пастор. Ну ладно! (Шагнув к двери, задерживается.) Подумай как следует, парень! (Выходит, сердито хлопнув дверью.)
Маттес качает головой, на этот раз несколько озабоченно, и выглядывает из окна. Ангелика, очевидно, уже исчезла. Постояв немного в нерешительности, Маттес садится за стол, начинает работать. В дверь стучат.
Маттес. Войдите!
Матушка Ролофф (входя). Маттес?
Маттес. Да?
Матушка Ролофф. Куды мужик-то мой запропастился? Нынче он удобрения-то не разбрасывал! А пивная закрыта — выходной у них!
Маттес. Ах, матушка Ролофф… Ну и память у тебя! Сегодня он в клубе заседает, старик твой! Он ведь член совета по культуре, а не кто-нибудь! Нынче он предложит, чтобы в буфете там еще что-нибудь заказали, кроме «Балканского огня».
Матушка Ролофф. Ой, твоя правда!.. Побегу, побегу я — купить надоть хоть пару бутылочек… (Уходя, весело.) Мне ведь он тоже ух как по вкусу пришелся, огонь балканский!..