"Логово Белого червя" - читать интересную книгу автора (Стокер Брэм)

Глава VIII

За завтраком сэр Натаниэль заметил, что Адам чем-то расстроен, однако не стал его ни о чем расспрашивать. То, что «молчание — золото», старикам известно куда лучше, чем молодежи. Поэтому после трапезы он последовал за Адамом в кабинет, где тот поведал о том, что случилось утром. По мере рассказа де Салис мрачнел все сильнее, и, когда молодой человек договорил, старый дипломат несколько минут обдумывал услышанное и лишь затем сказал:

— Ужасно. Я еще не все до конца понял, но уже могу сказать: это намного страшнее даже того, к чему я готовился.

— Отчего, сэр? — удивился Адам. — Неужели смерть обычного мангуста тоже имеет ко всему этому отношение?

Его собеседник не ответил. Снова наступила тишина. Сэр Натаниэль пускал к потолку клубы дыма и что-то сосредоточенно обдумывал. Наконец он нарушил молчание:

— До этого события я приблизительно представлял себе, с чем мы столкнулись, но теперь… Мне кажется, что за всем этим стоит нечто невообразимо жуткое. Нечто, что может повлиять на нашу судьбу. Нечто, от чего зависит вопрос жизни или смерти любого из нас.

— Так поделитесь же со мной своими сомнениями, сэр, — воскликнул Адам. — Если только… если у вас нет каких-то соображений, из-за которых вы пока предпочитаете не высказывать их.

— Нет у меня никаких причин молчать, Адам. Но даже если бы и были, сейчас не время для церемоний. Думаю, что после всех этих событий нам не следует ничего скрывать друг от друга.

— Судя по вашим словам, сэр, наше положение более чем серьезно.

— Да, Адам, боюсь, что так. И потому мы должны быть предельно искренни друг с другом. Скажи, не показалось ли тебе, что происходит что-то необычное, нечто сверхъестественное?

— Да я только об этом и думаю, сэр. Но я никак не могу найти зацепку: где начало этого клубка?

— Начнем его распутывать хотя бы с того, о чем ты мне только что рассказал. Возьмем твоего мангуста: с тобой он был смирным, дружелюбным, ласковым зверьком. Охота на змей не в счет — он лишь следовал своему природному инстинкту.

— Верно!

— Вот потому нам и необходимо постичь причину, по которой он внезапно бросился на леди Арабеллу.

— Но он ведь мог напасть просто так. Следуя своему инстинкту. Он — охотник по натуре и может посчитать дичью любое живое существо.

— Может, и так. Но давай все же разберемся, на кого именно бросаются мангусты? Если некий вид животных в течение тысячелетий воюет только со вторым, вполне конкретным видом животных, то, если представитель первого вида вдруг бросается на животное третьего вида, не следует ли из этого, что он обнаружил в нем некие качества, присущие только его извечному врагу?

— Веский аргумент, сэр. Но очень опасный. Если продолжить ваше рассуждение, то напрашивается единственный вывод: что леди Арабелла — змея.

— Прежде чем делать подобные выводы, мы должны полностью удостовериться, что наша цепь рассуждений не имеет ни единого слабого звена. И проверить все возможные объяснения того, что только кажется необъяснимым.

— Начинайте, сэр.

— Предположим, что инстинкт мангуста говорит ему, что змея определяется по какому-то конкретному физическому признаку. Допустим, по запаху. И если мангуст нападает, вдруг почувствовав нечто подобное, это объясняет мнимую беспричинность его атаки, не так ли?

— Логично! — кивнул Адам.

— Ты рассказывал мне, что негр унес из «Рощи Дианы» убитых твоим мангустом змей. Разве не мог их запах следовать за ним?

Конечно, мог. Точнее, так оно и было. Как я раньше об этом не подумал? А есть ли какой-нибудь надежный способ проверить, сколько времени вообще могут держаться запахи? Мне вот что пришло в голову: если, допустим, в каком-то месте запах сохранялся в течение нескольких тысячелетий, он ведь может быть очень устойчивым, верно? И тогда не может ли он пропитать любого — независимо от его внутренней сути: добр он или зол, — кто постоянно находится в подобном месте? Я спрашиваю потому, что леди, на которую бросился мой мангуст, живет в поместье, носившем некогда название «Логово Белого Червя». И если это так, то наши трудности неизмеримо возрастают. Это меняет дело в корне. Если здесь замешаны вопросы морали и духа, то мы можем оказаться в центре борьбы Добра и Зла прежде, чем поймем, что происходит.

Сэр Натаниэль угрюмо улыбнулся:

Что касается твоего вопроса, то отвечу: пока что мы не научились точно определять то время, за которое запахи полностью рассеиваются, но, во всяком случае, за несколько тысячелетий он определенно выветрится. Что же касается твоего предположения что физическое явление может стать причиной изменений чьей-то морали, то должен признаться, что никогда не встречал доказательств подобному. К тому же не забывай, что и «Добро» и «Зло» — понятия весьма растяжимые, особенно, в масштабах мироздания. Да оно само является следствием их противоборства и взаимодействия. Но я все же вынужден признать, что, в свете последних событий, считаю допустимой любую гипотезу. До тех пор, пока нам не станет понятна малейшая деталь происходящего, мы не можем себе позволить исключить мотива сверхъестественного.

Тогда у меня к вам еще один вопрос. Если допустить, что из прошлого до наших дней действительно дошли эманации неких сил — условно назовем их «атавизмы», — то ведь должно же быть какое-то равновесие: например, если запах древнего чудовища может сохраниться в его первозданной силе, то не может ли сохраниться и нечто из того, что было выражением сил Добра?

Сэр Натаниэль на минуту задумался:

— Мы должны быть очень осторожны и не путать мораль с физиологией. И хотя ты все время заостряешь внимание на первом, мне думается, нам пока следует опираться на второе. Что касается морали, то у нас есть некоторые доказательства для веры в религиозных высказываниях. Например: «Горячая молитва истинно верующего горами движет». Это к вопросу о Добре. А вот о Зле не сказано ничего подобного. Но если принять это изречение за основу, то тогда нам не следует бояться никаких «жутких тайн»: они превращаются в цепь вполне одолимых препятствий.

— Простите, сэр, не могу ли я вернуться сейчас к чисто практической стороне нашей проблемы? Точнее, к историческим фактам? — внезапно изменил ход беседы Адам.

Сэр Натаниэль согласно кивнул.

— Мы уже говорили об истории (по крайней мере, известной нам) таких мест, как «Кастра Регис» и «Роща Дианы» (она же — «Логово Белого Червя»). Я хотел бы знать, действительно ли им присуще то, что мы условимся называть «эманациями» Зла? И распространяется ли это на соседние поместья?

— Какие, например?

— Например, на этот дом и ферму «Мерси».

— Вот мы и пришли, — улыбнулся сэр Натаниэль, — к обратной стороне вопроса. Его светлой стороне. Для начала, разберем ферму «Мерси». Когда во времена римлян Августин был направлен папой Григорием нести христианство в Англию, он был принят и взят под защиту королем Кента Этельбертом, женатым на дочери короля Парижа, христианина Шариберта. Королева помогала Августину чем могла: она основала женский монастырь памяти Коломбы и назвала его Sedes Misercordioe — «Дом Милосердия». А так как этот край тогда назывался Мерсией, то в названии переплелись оба значения. Поскольку «Коломба» переводится с латыни как «голубка», изображение голубки стало официальным символом монастыря. Увлекшись этой идеей, королева даже решила устроить там голубятню. И начало ей было положено, когда однажды ей подарили дикую лесную голубку, с обычными темными перьями, но у которой по игре природы вокруг шеи и на голове перья были белыми, словно на ней был монашеский капюшон. Монастырь процветал около ста лет, до прихода к власти короля Пенда, который, впав в язычество, приказал его разрушить. Несмотря на это, «голубки» уже были хорошо известны во всех католических общинах и имели там довольно большое влияние, поэтому им удалось сохранить свой устав на долгие годы изгнания. Спустя сто пятьдесят лет король Оффа возродил в Мерсии христианство, и под его покровительством монастырь святой Коломбы был вновь отстроен и вскоре вернулся к прежнему процветанию. Затем, по прошествии времени, он пришел в упадок, а после был закрыт. Но он оставил добрую память об огромном труде «голубок», проделанном ими во славу Господа, и об их искренней набожности. Так что если добрые деяния, молитвы и подвижничество способны оставить какие-то эманации, то ферма «Мерси», можно считать, стоит на святой земле.

— Благодарю вас, сэр, — с особой серьезностью сказал Адам.

Сэр Натаниэль его понял.

После ленча Адам небрежным тоном пригласил старшего друга немного прогуляться вместе. Старый дипломат сразу заподозрил за внешней легкостью приглашения некую подоплеку и дал согласие.

Как только они удалились достаточно далеко от «Лессер-хилл», Адам заговорил:

— Боюсь, сэр, в этих местах творится нечто такое, о чем большинство из живущих здесь и не подозревают. Сегодня утром на опушке небольшой рощицы заметил тело девочки. Сначала мне показалось, что она мертва, я подошел поближе и осмотрел ее: на горле ребенка я нашел раны, выглядевшие как следы зубов.

— Может, на нее напала одичавшая собака? 'предположил сэр Натаниэль.

— Возможно, сэр, хотя я так не думаю. Вы послушайте, что было дальше. Я огляделся в поисках помощи и внезапно заметил какую-то белую фигуру, как скользившую в тени деревьев. Я осторожно опустил ребенка на землю и поспешил в ту сторону. Но я не нашел никого! Даже следов! Тогда я вернулся к девочке и продолжил осмотр. К моему величайшему облегчению оказалось, что она жива. Я растирал ей руки, пока она не пришла в себя. Но, увы! Она ничего не помнила. Кто-то тихо подкрался к ней со спины, обхватил за шею и сдавил ее. А потом она потеряла сознание.

— Обхватил за шею! Значит, это не собака.

— Нет, сэр. Это и объясняет все мои сомнения и причину, по которой я привел вас сюда, где нас никто не может подслушать. Вы не могли не заметить особую грацию, с какой двигается леди Арабелла. Так вот, я почти уверен, что белое пятно, которое я заметил среди листвы, и была хозяйка «Рощи Дианы»!

— Боже праведный! Юный друг мой, будьте осторожнее в высказываниях.

— Сэр, я прекрасно понимаю всю тяжесть возведенных мной обвинений, но абсолютно убежден, что следы на горле ребенка оставлены человеческими зубами, а точнее женскими.

Сэр Натаниэль погрузился в глубокие размышления.

— Адам, мальчик мой, — наконец сказал он, — это все гораздо серьезнее, чем ты даже можешь предположить. Это вынуждает меня скрыть очень многое из сказанного тобой от моего старого друга — твоего дяди. Но ради его блага я сделаю это. С недавнего времени в нашей округе происходят странные вещи, которые итак очень тревожат твоего дядю: несколько человек бесследно исчезло; на обочине был найден мертвый ребенок без видимых повреждений, так что причину смерти установить не удалось; у выпущенного на пастбище домашнего скота необъяснимым образом появлялись открытые раны, столь большие и глубокие, что животные буквально истекали кровью. Были и другие случаи, но им находили какие-то обыденные объяснения. Мне же ясно, что где-то здесь прячется кровавый убийца. И, должен признаться, что я с самого начала подозревал леди Арабеллу. Потому и расспрашивал тебя так подробно о нападении на нее мангуста. Тебе может показаться странным, что мои подозрения пали на хозяйку «Рощи Дианы» — красавицу и аристократку, но я сейчас все объясню. Ее семья жила неподалеку от моего «Дум-Тауэра», и я их всех хорошо знаю. В юности леди Арабелла как-то отправилась прогуляться в лесок рядом со своим домом. И не вернулась. Ее нашли без чувств, в глубокой лихорадке, и осмотревший ее доктор сказал, что ее покусала какая-то ядовитая тварь и что, учитывая переходный возраст и хрупкое сложение девушки, он не может поручиться за ее жизнь. Тогда из Лондона вызвали одного из лучших врачей, но и тот признал, что не в силах ей помочь. Более того, он предрек, что ей не пережить и ближайшей ночи. Близкие уже потеряли всякую надежду, как вдруг, ко всеобщей радости, леди Арабелла пришла в себя, а всего через пару дней уже чувствовала себя абсолютно здоровой! Но, к ужасу родных, у нее вскоре появились новые привычки: ей стало доставлять удовольствие ловить птиц и мелких зверьков и мучить их с невообразимой жестокостью. Ей даже нравилось их убивать! Все это пытались объяснить повышенной нервозностью переходного возраста и возлагали надежды на ее брак с капитаном Марчем, который, как надеялись близкие, уравновесит ее характер. Однако супружество трудно было назвать счастливым. А затем однажды ее мужа нашли с пулей в виске. Можно было бы подозревать самоубийство, но ведь пистолета так и не обнаружили! Возможно, он узнал что-то, — один Господь ведает, что! — и леди Арабелла, чтобы заставить его замолчать, застрелила его. Сопоставив множество различных фактов, я пришел к заключению, что Белый Червь обрел власть над ее телом, в то время как ее душа оставила свое земное обиталище — только так можно объяснить ее беспричинные взрывы ярости, странную жажду мучить и убивать и многое другое, перечислением которого я не стану утомлять тебя. Как я уже сказал, один Господь ведает, что обнаружил бедняга Марч, — но вынести это было выше человеческих сил. И если моя теория верна, значит, в прекрасном теле леди Арабеллы обитает мерзкий Дух Белого Червя. Адам задумчиво кивнул:

— Но что нам теперь делать, сэр? Все это очень сложно.

— Мы ничего не можем сделать, мальчик мой, вот что самое главное. Мы не в состоянии предпринять никаких активных действий. Единственное, что нам остается — держать уши и глаза открытыми. Особенно в отношении леди Арабеллы. И готовиться к вступлению в борьбу, как только предоставится такая возможность.

Адам снова кивнул, и оба джентльмена в глубоком молчании вернулись в «Лессер-хилл».