"Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода" - читать интересную книгу автора (Григорьев Борис Николаевич)

НЕЛЕГАЛЫ

На Парижской сессии Генеральной ассамблеи ООН, проходившей в ноябре 1951 года, страны Запада протащили в повестку дня вопрос о судьбе греческих детей, «похищенных и насильно увезенных» за «железный занавес». В Греции только что закончилась гражданская война, в которой левые силы потерпели поражение. Дети погибших и попавших в тюрьмы коммунистов и социалистов, как и десять лет назад в Испании, остались беспризорными, и они были вывезены в СССР, Румынию, Болгарию и другие социалистические страны. Запад использовал любой повод для нанесения ущерба своему идеологическому противнику.

Американцам нужно было продемонстрировать единство капиталистического лагеря по этому вопросу, и они употребили все рычаги, чтобы это единство на сессии продемонстрировать. Среди выступавших на сессии был и член делегации Коста-Рики, посол этой страны в Италии. Регламентом сессии послу обводилось десять минут. В его речи было все — и тезисы о гуманизме, и трогательные слова о детях как будущем человечества; он цитировал древнегреческих классиков, ссылался на Библию, впадал то в пафос, то в скорбь, — но не прозвучало ни одного слова осуждения Советского Союза. Все скучали, скучал и глава советской делегации Вышинский.

На следующей неделе, когда дебаты подходили к концу, взял слово Вышинский. Он сказал:

— Пришлось мне выслушать выступление одного латиноамериканского делегата. Не скрою, по части красноречия он достиг больших высот, но как политик он — пустышка. Это просто болтун, и место ему не здесь, на этом представительном форуме, а в цирке.

Формально Вышинский был конечно же прав — выступление этого делегата на самом деле было в высшей мере бессодержательным и не по делу. Но знал бы он, что в роли «пустышки» выступал наш нелегал Григулевич Й. Р., имевший оперативный псевдоним Макс, и что как советский гражданин он не мог допустить, чтобы в своем вынужденном выступлении с высокой трибуны ООН нанести урон родине. Вынужденном, ибо его к этому обязывали прикрытие и «просьба» госсекретаря США Дина Ачесона.

Нелегальная разведка возникла в незапамятные времена. Не всегда соглядатаям удавалось разузнать требуемое в своем собственном обличье, и тогда прибегали к маскировке, разведчики выдавали себя за другое лицо — лучше всего за соплеменника того государства, у которого надлежало выкрасть тайну. Наша древняя история не донесла на этот счет каких-то недвусмысленных фактов, но в новой и новейшей истории примеров этому достаточно. В 1898 году под видом кавказского купца Магомета Хасано-ва в Индию с разведывательным заданием поехал есаул Уральского казачьего войска Давид Иванович Ливкин. А в 1904 году на Тибет отправился подъесаул Войска Донского Н. Э. Уланов со своим заместителем ламой Ульяновым. Они возглавили группу «буддийских монахов», совершавших паломничество в Лхасу. В подготовке разведгруппы участвовал военный министр Куропаткин, который для зашифровки операции дал указание отправить Уланова в отставку.

Но наибольшее развитие российской (советской) нелегальной разведки происходило в двадцатом веке. Дополнительными причинами к этому послужили международная дипломатическая изоляция и блокада Советской России. Не имея в разведываемых странах своих официальных представительств, следовательно, не располагая базой для работы легальной разведки, Москва была вынуждена прибегать к иным формам разведывательной деятельности и успешно осуществляла это на практике. Нелегалы легко преодолевали выставляемые контрразведывательные кордоны и препоны, проникали в разведываемые страны под видом дружественных иностранцев и снабжали советское правительство необходимой информацией. Необходимость, согласно английской поговорке, является матерью всех изобретений.

Своеобразного пика достигло развитие советской нелегальной разведки в тридцатые годы, когда, по меткому определению моего коллеги Олега Царева, разведка была маленькой, а в ее рядах работали такие великие люди, как А. Г. Дейч, создатель знаменитой оксфордской «пятерки», А. М. Орлов, не пожелавший вернуться домой в ежовскую «мясорубку», Т. Малли, В. М. Зарубин, Д. А. Быстролетов, Л. Л. Линицкий, И. А. Ахмеров, Б. Я. Базаров, Г. И. Рогатнев, М. М. Аксельрод, Я. И. Серебрянский и многие другие, словно факиры открывавшие все сейфы, которые только существовали тогда в старушке-Европе.

В наше время широко известны стали разведчики-нелеалы Р. Абель (оперативный псевдоним Марк) и Г. Лонсдейл (он же Бен). Во многом их широкой известности послужили провалы в их оперативной работе и громкие судебные процессы над ними в США и Англии. Такова уж ирония судьбы — разведчик открывается широкой публике не по своей воле и именно в тот момент, когда его разведывательная деятельность прерывается самым драматичным образом.

Основное отличие нелегальной разведки от «легальной» состоит в том, что нелегал для своего прикрытия не использует документы и учреждения своего правительства, а выступает в качестве иностранца. «Профессия иностранец» — так образно и точно определяет писатель В. Аграновский амплуа Абеля и Лонсдейла в своей одноименной книге.

Следует подчеркнуть, что такой нелегальной службы, которой в настоящее время располагает российская разведка СВР, насколько мне известно, не было и нет ни в одной службе мира. Нелегалы ЦРУ США — это те же легальные разведчики, но более глубоко законспирированные под сотрудников частных фирм и компаний. В британской СИС (МИ-6) был знаменитый разведчик-нелегал Сидней Рейли, который успешно действовал в начале двадцатого века в России, да и то он был одесситом. Легкий камуфляж с заменой документов, но без отхода от родного языка и от своего гражданства — вот наиболее часто употребляемый всеми разведками прием. Но кардинальная перестройка с отходом от гражданства, от родного языка, национальности, религии, профессии имеет место лишь в нашей нелегальной разведке. Человек из гражданина Сидорова буквально превращается в мистера Смита. Еще вчера он выправлял справку о прописке в ЖЭК г. Урюпинска, а сегодня открывает небольшую фирму в Лондоне или Брюсселе. Несколько лет до этого он с трудом читал английский алфавит, а сегодня владеет языком Диккенса не хуже выпускника Кембриджского университета.

Конечно же, за всем этим стоит колоссальный труд — труд самого нелегала, целой команды специалистов, над обеспечением его будущей командировки работают многочисленные сотрудники Службы. Подготовка такого специалиста разведки — дело невероятно сложное, длительное и дорогостоящее. Отбор кандидатов для работы в особых условиях намного строже, чем для «легальной» работы. Физическая и психологическая нагрузка на человека, находящегося на подготовке, огромна, и не всякому удается дойти до конца. Вместе с тем удачная оперативная деятельность разведчика-нелегала с лихвой окупает все затраты. Нелегальный метод ведения разведки — острое оружие, не имеющее аналогов в мире.

Самый сложный период в жизни нелегала — это адаптация к новым условиям работы за границей. Нужно быть предельно внимательным и осторожным, чтобы не совершить роковую ошибку. А подводные камни подстерегают его на каждом шагу. Это сейчас, когда все «прелести» Запада широким (и грязным) потоком хлынули на нашу землю, можно составить о нем хоть какое-то представление. А в те времена наши люди знали о западном образе жизни мало или совсем ничего.

Рассказывает Рудольф Абель. Где-то в двадцатых годах он в первый раз выехал в нелегальную поездку в Германию, чтобы восстановить связь с пропавшим агентом. Когда он отправился на поиск этого человека в один из районов Гамбурга, навстречу ему выбежал какой-то мужчина и на русском (!) языке спросил:

— Слушай, мужик, где тут можно пос… ть?

— Не знаю, — автоматически по-русски ответил Абель.

Он был шокирован и расстроен до глубины души: как, по каким признакам этот чужой человек, судя по всему, выходец из России, узнал в нем соотечественника? Значит, в его манере поведения сохранились какие-то неуловимые, но заметные со стороны детали, характерные для русских? Вероятно, так оно и было. Мне самому удавалось издалека, по одной только походке, со спины, узнавать своих соотечественников на улицах Копенгагена или Стокгольма. К сожалению, мы не умеем правильно ходить, нас нигде не учат этому, мы с детства развиваем плоскостопие, раскачиваемся всем корпусом, и потому своей медвежьей походкой выделяемся из толпы.

Не выделяться из толпы, учит практика оперативной деятельности разведчика. Так-то оно так, считает нелегал Лонсдейл, но излишняя скромность тоже заставляет обратить на себя внимание. И он прав. Во всем нужна мера.

Очень частой нелегалов случаются накладки из-за языка. Однажды, когда Григулевича спросили, нравятся ли ему картины Шагала, он резко (по-русски, разумеется,) ответил: «Нет!» Когда стоявшая рядом супруга толкнула его локтем в бок, нелегал тут же поправился: «Так, кажется, звучит отрицание на русском языке?» Его оппонент подтвердил, что так оно и есть.

В языке коварнее всего ведут себя междометия, потому что они — производные от эмоций, а эмоции трудно поддаются контролю. Если у русских выражением удивления служит междометие «ого!», то у американцев — «уау!», а у немцев — «нану!». Русская женщина кличет кур междометием «цып-цып», немка — «путт-путт», а шведка — «пулль-пулль». По халатности Центра в одном городке одного североевропейского государства в 50-х годах сошлись два нелегала. Волей случая они оказались в бане и, как водится в этой стране, с легким паром приняли несколько капель «на грудь». Разговорились. Один из нелегалов стал рассказывать, как у них в деревне гонят самогон, и для иллюстрации снабдил рассказ междометием «кап-кап-кап!» Скоро их встречи прекратились, потому что собеседник доложил о встрече в Центр, и тот вскорости развел любителей попариться в разные стороны.

Малоприятные накладки могут случиться и при воспроизведении названий художественных произведений — опер, картин, литературных произведений. Например, известная у нас опера «Чио-чио-сан» имеет совершенно другое название — «Мадам Баттерфляй», у нас названию оперы Вебера «Волшебный стрелок» соответствует немецкое название «Вильгельм Телль».

Но неприятней всего могут оказаться неожиданные столкновения нелегала со своими знакомыми земляками. Несмотря на кажущуюся ничтожную вероятность такого события, они все-таки случаются и положительных эмоций у нелегала отнюдь вызвать не могут, даже если ему встретился очень хороший друг.

Один школьный товарищ наткнулся на Бена прямо в магазине. Нелегал был не один, вместе с ним была какая-то молодая англичанка. На простое русское «Конон,[48] здравствуй!» Бен не среагировал вообще, на повторное обращение — отвернулся в сторону, делая вид, что русская речь ему не знакома и это его не касается. Но когда школьный друг стал приставать и спрашивать: «Конон, ты что — не узнаешь меня? Ведь это я, Жора, мы же вместе учились!», нелегалу пришлось ответить на английском языке, что он уважаемого мистера не знает.

По прошествии многих лет, когда Бен уже вернулся на родину и собрал у себя дома старых друзей, в том числе и школьного друга Жору, зашла речь о заграничной жизни, и тогда Жора рассказал о том, как он в Лондоне встретил вылитого двойника Конона.

— Предлагаю выпить за необъятные возможности матушки-природы, — предложил Жора тост.

Бен его спросил:

— А мой двойник был один?

— Нет, с ним была какая-то цыпочка, — ответил Жора.

— А теперь скажи мне: если бы я шел по улице Горького с незнакомой тебе женщиной, ты, встретившись, тоже бы крикнул: «Конон, ты узнаешь меня?»

— Нет, конечно, — ответил Жора. — Что я — разве не понимаю?

— И ты считаешь себя воспитанным человеком, отчудив подобное в Лондоне?

Разведчик, как я описывал выше, тоже актер и плохо-хорошо должен сыграть свою роль. Легальному разведчику в конце концов можно быть и посредственным актером, а вот нелегалу плохая или небрежная игра не простится. С него спрос особый. Легального разведчика, имеющего на руках дипломатический паспорт и находящегося под защитой Венской конвенции, могут в крайнем случае попросить из страны пребывания, а нелегалу грозит суд и тюрьма. И иногда нужно долго ждать того момента, когда у Службы в руках окажутся такие же козыри — арестованный в России за шпионаж какой-нибудь иностранец, которого можно потом будет обменять на нашего разведчика. Помощники Бена по нелегальной резидентуре супруги Питер и Хелен Крогеры ждали такой возможности более десяти лет, прежде чем их обменяли на нашего же диссидента.

До того как попасть в Англию, Бен некоторое время жил и работал лесорубом в Канаде. Как-то он простудился и заболел, и его пришла навестить знакомая девушка. В верхней одежде она присела на краешек кровати.

— Как ты можешь прямо с улицы, не раздеваясь, садиться на чужую постель! — заметил Бен.

Девушка пристально посмотрела на нелегала и сказала:

— Забавный ты лесоруб!

Хорошо, что девушка была далека от шпионских «штучек» и не побежала делиться своими подозрениями в полицию. Она не знала, что у Бена мать была врачом, она с детства прививала ему правила соблюдения гигиены и чистоты.

.. Бен решил сделать доброе дело и дал денег одному бедному художнику. Доброе дело чуть не обернулось бедой: художник с подозрением отнесся к нелегалу, не взявшему с него ни долговой расписки, ни процентов. Тут что-то нечисто. Так настоящие канадцы не поступают!

Абель рассказывал случай об одном нелегале, которому посчастливилось попасть в американскую разведшколу. Выдавая себя за датчанина, он прошел все тесты и тщательную проверку и приступил к учебе. Погорел он на мелочи: однажды курсанты всей группой пошли купаться, и наш нелегал тоже прыгнул в воду и поплыл от берега. Преподаватель школы сразу обратил внимание, что тот плавал необычным для западника стилем — сажонками. Он знал, что так плавают только в России. Подозрения пали на благодатную почву, «датчанина» взяли в разработку и арестовали.

Бен предостерегает разведчиков от детей — дети могут быть очень наблюдательны. Я бы еще посоветовал опасаться старушек: недаром одна из героинь Агаты Кристи, старая дева мисс Марпл, с таким успехом разоблачает преступников — она очень внимательна к деталям. Старушки часто проводят время у окошка и внимательно смотрят за тем, что происходит на улице.

Хладнокровие и находчивость — вот что выручает разведчика в ситуациях, описанных выше. Бен получил из Центра новый загранпаспорт и пошел в авиакассу приобретать билет. Когда он подал документ в окошко кассиру, тот спросил:

— Что указать в билете?

И тут Бен неожиданно осознает, что свою фамилию по новому паспорту не знает! Он быстро думал и «крутил шестеренками» так, что пот прошиб.

— А поставьте фамилию, которая в паспорте, — ответил он кассиру.

Тот внимательно посмотрел на нелегала и расхохотался.

Одного нелегала срочно переводили из Франции в другую страну и снабдили для переезда новым паспортом. При прохождении пограничного контроля выяснилось, что Центр забыл проставить в документе штамп о въезде во Францию, на что пограничники обратили его внимание: где штамп?

Нелегал не растерялся и вместо обороны пошел в наступление:

— А что вы меня спрашиваете? Я что ли ставлю эти штампы? Это же ваша работа, а не моя!

Чиновнику не оставалось делать ничего другого, как почесать в затылке и проставить в документе нужный штамп.

А вот агенту израильского МОССАДа гражданину ФРГ Лотцу в свое время не повезло. Он открыл в Каире школу верховой езды, занял прочное положение в местном высшем обществе и наладил добычу ценной для израильской разведки информации. Президент Египта Насер ценил немцев и охотно приглашал их в страну. Среди тех, кого он использовал, были и нацистские преступники — была у него такая «слабость», на которую Москва смотрела сквозь пальцы.

Лотц спокойно бы проработал в этой стране много лет, если бы не одно независящее от него обстоятельство. Москва обратилась к Насеру с просьбой принять с официальным визитом Вальтера Ульбрихта, чтобы вывести ГДР из международной изоляции. Насер, скрепя сердце, согласился. Чтобы избежать ненужных эксцессов, египетские власти на время визита Ульбрихта решили интернировать всех находящихся в стране западных немцев.

В число интернированных попал и Лотц с женой. Он не знал, почему его забрали, и понял, что провалился. Когда его стали допрашивать, он, чтобы спасти жену, сказал:

— Что вы хотите знать? Моя жена абсолютно не виновата.

Контрразведчик насторожился, но ничего не понял. На всякий случай решил пошутить:

— Мы знаем о вас все, вам лучше сознаться. Где ваше шпионское оборудование?

Лотц сказал, что его радиопередатчик закамуфлирован в ванне.

Контрразведчик не поверил собственным ушам, но решил проверить. Невинная беседа стала началом конца нелегала. И виной провалу была неадекватная реакция самого Лотца, которому вдруг изменили хладнокровие и выдержка.

А Абелю, которого арестовывали ночью в гостинице и которого подняли с постели в чем мать родила, удалось собрать всю волю в кулак и незаметно для представителей ФБР и иммиграционной полиции уничтожить некоторые уликовые материалы.

Заметил ли ты, читатель, что обстановка заговора, конспирации или секретности всегда сопровождается какой-нибудь причудливой комической деталью? Так и в разведке, особенно в нелегальной. Там «нахохочешься» вдоволь.

…Бен выходит на явку в одном городе с представителем Центра. По условиям встречи, прежде чем вступить с ним в контакт, он произносит пароль:

— Самсон уж не такой плохой писатель, не правда ли?

Можно спорить о том, хорош ли этот пароль или безнадежно глуп, но в данном случае это не важно. Представитель как-то странно смотрит на нелегала, задерживается с отзывом, но произносит его наконец, и оба приступают к обсуждению оперативных вопросов.

Спустя много лет оба участники явки встречаются в Москве. Работник Центра спрашивает:

— Ты хоть помнишь, какой пароль ты произнес в городе N.?

— А как же, память у меня отличная. «Самсон не плохой писатель…»

— Какой Самсон! Сименон, мать твою! Если бы я тебя не знал в лицо, я бы хрен передал тебе деньги!

При предъявлении пароля, как известно, нужно соблюдать точность. Никакие «усовершенствования» здесь не допустимы. Любая произвольная перестановка слов в условной фразе, не говоря уж об искажениях или пропусках, считается грубым нарушением и может послужить к срыву контакта. Вот какая история случилась с Зоей Воскресенской, прославленной советской разведчицей, ставшей потом известной детской писательницей. Привожу ее в сокращенном виде.

Была середина тридцатых годов, Воскресенская работала тогда в Финляндии и должна была передать одному нелегалу большую сумму денег. Она сидела на скамейке в парке, крепко держала в руке чемоданчик и ждала встречи. Нелегал должен был появиться с минуты на минуту.

Неожиданно перед ней возник высокий плотный мужчина, который молча сел с ней рядом. Он сидел и внимательно рассматривал Зою, потом усмехнулся и сказал:

— Хорошо отдохнуть рядом с вами.

Это была фраза, схожая по смыслу с паролем, но только часть его. Может, это был провокатор? Нет, на провокатора сосед по скамейке был не похож. Вслух Воскресенская как можно строже спросила:

— Что вам угодно?

— Вы позволите отдохнуть мне рядом с вами?

— Пожалуйста, садитесь, но я больше предпочитаю одиночество.

Назвав отзыв, Воскресенская назидательно сказала:

— Почему вы перепутали пароль?

— Ничего я не перепутал, — ответил нелегал. — Просто увидел симпатичную женщину и решил пошутить.

— Нашли время для шуток! — Зоя Ивановна пододвинула к мужчине чемоданчик: — Это деньги для вас, проверьте сумму.

Мужчина открыл крышку чемоданчика, посмотрел на пачки купюр и сказал, не считая:

— Здесь не полная сумма.

— Как не полная? — встрепенулась разведчица. — Этого не может быть. Что получили из Центра, то и передаю вам.

В глазах мужчины запрыгали чертики:

— Нет, здесь не хватает 15 копеек.

— Каких копеек? — оторопела Воскресенская.

— Тех самых 15 копеек, которые вы должны мне, Зоенька.

И тут у Воскресенской молнией сверкнуло воспоминание: заснеженная Москва 1935 года, воскресенье, троллейбус «Б» на Садовом кольце, отсутствие мелочи в кошельке, беспомощность кондукторши, не смогшей разменять ее десять рублей, и мужчина в серой шапке из каракуля, купивший ей билет за 15 копеек.

— Как же я вам верну эти деньги? — спросила она тогда мужчину.

Тот отказался от денег и попросил ее назвать себя. Она сухо и официально сообщила ему свое имя и отчество. «А можно я буду звать вас Зоенькой?» — спросил он. — «Вам нельзя!», — строго ответила она и вышла из троллейбуса.

.. Комок подступил к горлу. Зое Ивановне хотелось броситься нелегалу на шею, обнять его, сказать что-то теплое, хорошее…

— Что же мне делать? — прошептала вместо этого Воскресенская. — У меня опять нет 15 копеек.

Уязвимым местом в деятельности нелегала является его биография: он появился из ниоткуда, живет одинокий как перст, родителей нет («Когда я был маленький, моя дорогая мама умерла, а папа погиб в автокатастрофе»), сестер-братьев — тоже («Когда я учился в школе, брат утонул в реке, а сестра вышла замуж и уехала на остров Пасхи»), женой обзавестись не успел. Такой человеку всякого порядочного и законопослушного бюргера вызовет повышенный интерес. Как же так: войн в Европе давно нет, и объяснять свое сиротство природными катаклизмами по меньшей мере как-то неудобно. Поэтому нелегалу настоятельно рекомендуется выезжать в командировку с напарницей, которая перед окружением будет выступать как законная супруга. Теоретически вроде выходит, что два нелегала вместе — это двойной риск и двойная опасность расшифровки, но в данном случае минус на минус дает плюс, супружество, наоборот, усиливает безопасность их работы.

Конечно, нелегалу предпочтительней, чтобы его тылы прикрывала законная супруга, но на практике это редко достижимо. Во-первых, молодой нелегал мог еще не успеть жениться — все было некогда. Во-вторых, по семейным ли причинам, по состоянию ли здоровья или по личным качествам, но жены редко сопровождают мужей в нелегальную командировку. Поэтому иногда Центр рекомендует разведчику напарницу. В некоторых случаях напарница становится не только надежным другом и боевым товарищем, но и любимой женой. Совместная работа нелегальной пары «Сепа» и «Жанны» — яркий пример тому (см. их книгу «Будни разведки»).

До войны и после нее многие холостые нелегалы находили себе спутниц жизни и боевых подруг среди местных граждан. Такие браки очень способствовали укреплению легализационного положения разведчика. Как правило, он сначала вербовал свою будущую жену, а потом на ней женился. Жениться «втемную», а потом объясняться, кто есть who, вряд ли было резонно — не поняли бы ни Центр, ни сама женщина. Жены-иностранки при возвращении мужей на родину следовали за своими мужьями в Россию, многие повторили судьбу жен декабристов и шли за мужьями в ГУЛАГ.

Кто-то сказал, что супруга разведчика не может претендовать на лавры за успехи мужа, однако плохая жена может просто погубить его. Со второй посылкой высказывания трудно не согласиться, и это нужно иметь в виду при подборе спутницы разведчику-нелегалу. А вот первая ее часть абсолютно неверна: в нелегальной работе жена и напарница является полноправным партнером, которая несет те же тяготы службы, что и муж и своим личным участием вносит весомый вклад в достижение общего успеха.

Верная подруга и любящая жена досталась нелегалу Мартынову,[49] арестованному в Аргентине по наводке предателя О. Гордиевского и переданному потом аргентинской контрразведкой в распоряжение ФБР США. Трудно описать все те ужасы и стрессы, которые пришлось пережить этой мужественной паре. Нелегалу пришлось опасаться не только и не столько за свою жизнь, а за жизнь жены и двух маленьких родившихся в Аргентине дочек,[50] попавших в руки аргентинской контрразведки во времена печально известного режима военной хунты. Жену с детьми сразу отделили от Мартынова, и длительное время он не знал, живы ли они и что с ними происходит. Это было самое слабое место в положении арестованного, и контрразведка давила на него с завидной садистской неумолимостью. Отступная легенда, рассчитанная усыпить бдительность спецслужб в случае провала, прозвучала не убедительно. Еще бы: О. Гордиевский, сам выходец из недр нелегальной службы, слишком хорошо знал ее методы и приемы и обо всем рассказал англичанам. Для спасения жизни семьи нелегалу пришлось на ходу менять линию поведения и притворяться, что он пошел на сотрудничество с противником. В результате Мартыновым удалось усыпить бдительность эфбээрэшников и совершить беспрецедентный побег на родину. Но свобода досталась им дорогой ценой — ведь Служба встретила их далеко не с распростертыми объятиями — но они заплатили ее без всяких колебаний.