"История одной компании" - читать интересную книгу автора (Гладилин Анатолий)

6

– Недооцениваете вы товарища, – обычно говорил Мишка. – Он только кажется щуплым и скромным. Пятерка – это мускулы – раз, решительность – два, быстрота – три, железная воля – четыре. Заприте его где-нибудь на десятом этаже наедине с женщиной! Через две минуты он вылезет в форточку, спустится по водосточной трубе, пройдет по электрическому проводу, спрыгнет в кузов мчащегося грузовика. Пятерку не удержать. До двадцати двух лет не прикасаться к женщине. Нет, Пятерка – великий человек!

Правда, Пятерку иногда видели с какими-то девочками, якобы влюбленными в него (что, кстати, вполне могло соответствовать действительности), но Ленька безапелляционно заявлял, что они страшней войны и что он готов перестать болеть за «Динамо» и признать «Спартак» лучшей командой, если только Яшу связывает с девочками нечто большее, чем картография и геодезия.

Вконец затравленный Пятерка начинал было утверждать, что, дескать, прошлым летом, в экспедиции, случилось, но ребята понимающе переглядывались, а Медведев снова пускался в рассуждения, что Пятерка – это мускулы – раз, решительность – два и т. д.

Однажды ребята решили, что их прямой долг – помочь товарищу, и поручили это Леньке, Ленька сказал, что он всегда готов, и однажды, придя к Яше, сурово скомандовал: «Одевайся, пошли».

Пятерка тут же вспомнил, что как раз сегодня ему надо кончить контрольную, и еще перевод, и еще… Но Ленька был непреклонен.

– Хорошо, – сказал Пятерка голосом бывалого авантюриста, – идем. Как… кадришки?

– В порядке. Ждут нас в девять на Площади Революции.

Все-таки Ленька сжалился над товарищем и сначала повел его в кафе-мороженое, где они выпили бутылку вина.

В девять они были на площади Революции. Девушки явились вовремя, и Ленька клялся впоследствии, что они выглядели совсем неплохо, но пока он с ними здоровался, а потом сказал: «Сейчас я вас познакомлю с товарищем», – Пятерка исчез. Надо было обладать действительно редкостной быстротой, чтобы в течение нескольких секунд начисто раствориться в толпе. Потом два вечера подряд Яшины соседи отвечали по телефону: «Его нет дома, и когда придет, неизвестно».

На следующем общем сборе Ленька торжественно заявил, что «умывает руки». Это так же безнадежно, как заставить Яшу получить четыре. Характер!

Штенберг был пунктуален и последователен во всем. В школе – круглый отличник, в институте – именной стипендиат. Начав заниматься английским, выучил язык за два года; увлекшись преферансом, стал лучшим игроком среди ребят; купив старый магнитофон, вскоре собрал огромную коллекцию пленок. На каждую кассету у Яши был список, что там и в каком порядке.

Пятерка относился серьезно даже к мелочам.

Как-то, учась еще в десятом классе, Пятерка и Сашка попали на новогодний бал. Там им роздали листки с напечатанными рифмами, а стихи надо было сочинить самим, и за лучшее стихотворение полагался приз.

В одном четверостишии рифмы были такие: «следом, год, к победам, зовет».

Сашка, бродивший по залам с видом Чайльд Гарольда, тут же написал:

Девушка из жюри, которой он вручил свой листок, естественно, только поморщилась.

Пятерка и тут не оплошал. Посидел в углу минут пятнадцать, написал что надо и получил главный приз: сборник статей, критикующих философские взгляды Достоевского.

К рассказам Яши о трудных экспедициях, в которых он уже побывал, ребята относились скептически, полагая, что если там, где касается книг и учебников, с Пятеркой лучше не спорить, то в вопросах физкультуры и спорта – извините.

Но после одного случая Сашка проникся уважением к талантам Пятерки и в этой области.

Однажды Яша предложил поехать на велосипедах в Можайск с ночевкой.

– Хорошее дело, обязательно, – поддержал Медведь, и уже по его тону стало ясно, что он не поедет.

Звонок сказал, что он видал всех велосипедистов в гробу, ибо велосипедисты – смертельные враги шоферов и выезжают на шоссе только для того, чтобы нырнуть под грузовик, когда шофер зазевается. Он принципиально не может сесть на велосипед, так как нарушит этим цеховую солидарность.

Ленька обещал, но не поехал. На следующий день в путь отправились Пятерка и Сашка. После первых двадцати километров Яша слез с машины и очень серьезно заявил, что надо возвращаться, ибо с Сашкиными темпами они доберутся до Можайска только к будущей неделе.

Услышав столь наглое заявление, Барон сжал зубы. В общем-то он кое-как доехал, но уже в гостинице проклял велосипед и сказал, что обратно поедет только поездом.

Тем не менее через сутки, вечером, они снова сели на велосипеды и пошли по темному Можайскому шоссе, причем Сашка почему-то был твердо уверен, что пятый встречный самосвал его прикончит. На этот раз поездка шла легче: может, потому, что было прохладно, а может, и потому, что Сашка несколько втянулся.

За Кубинкой Яша предложил зацепиться за грузовик, а то, дескать, доедем только к утру. – Давай! – быстро согласился Чернышев.

Грузовик прошел. Пятерка зацепился за него и быстро исчез в темноте. Сашка так и не рискнул. Он продолжал «пилить» в одиночестве и чувствовал себя несчастным и покинутым. Оказывается, стоило Пятерке уехать, как Сашку сразу оставили силы. Но километров через пять он увидел поджидающую его темную фигуру. Дальше они шли вдвоем, и Яша больше не предлагал цепляться за грузовики.

В этот воскресный вечер Яша мог остаться на даче, где собрались родственники и пахло пирогами с корицей. Но он убедил всех, что ему обязательно надо быть в Москве, что его ждут (кто?), сел на велосипед двоюродного брата (свой он сломал утром) и поехал. Зачем? Поиски приключений? Вероятно, ему просто не хотелось оставаться. О, эти семейные торжества, на которые всегда приходят седые женщины, и их не очень веселые разговоры «а помнишь?»… Нет, уж лучше дорога. На переезде, у Малых Вязем, произошла авария: соскочила цепь. Пока Яша возился, начался дождь, а когда выехал на Минское шоссе, совсем стемнело.

Он так промок, что не чувствовал дождя, и брызги, летевшие из-под переднего колеса, казалось, попадали не на лицо, а на какую-то маску. Сильный боковой ветер сносил его на середину шоссе, и он шел посредине, потому что боялся оказаться в кювете. Маленький тусклый треугольник света скользил перед ним, и попутные машины обходили этот треугольник по левой стороне.

Изредка в свете настигавших его фар возникали группы людей. Словно странные скульптуры, они застыли у обочин, накрывшись с головой плащами и вытянув руки.

Огни встречных машин ослепляли Яшу, и он старался смотреть только вниз и держаться правее. Сиденье чужого велосипеда было ему низко, поэтому ступни почти не работали, и он чувствовал, как они деревенеют. «Не хватало только, – думал он, – отморозить ноги в начале мая. Но кто знал, что будет такой холод? Я же мог свернуть на любое шоссе вправо и через пять минут очутиться на железнодорожной станции». Но, во-первых, в темноте было трудно различить дорогу (пришлось бы сбавить ход, а он уже втянулся в ритм движения), а во-вторых – и это главное, – он знал, что не свернет. Раз он сел на велосипед, то доедет до Москвы, хотя дождь пляшет в тусклом треугольнике, как на стальных проволоках, да и сам он уже мало верит, что доберется до освещенных улиц и что его не собьет какой-нибудь ослепленный грузовик. Но раз он сел, то доедет!

Время для него перестало существовать. Он тупо крутил педали и изрядно удивился, оказавшись на Кутузовском проспекте. Он затормозил у первого светофора, встал на ноги, и ему показалось, что они какие-то чужие, что, сидя на велосипеде, он чувствовал себя более уверенно, чем стоя на земле.

Соседка даже вскрикнула, когда открыла ему дверь. Подойдя к зеркалу, Яша увидел черную незнакомую физиономию.

Он принял душ, переоделся. Что дальше? Заниматься не хотелось. Он включил радио, поймал американский джаз. Слышимость была плохая. Пришлось выключить. В доме напротив, в двух освещенных окнах суетились пожилые супруги. Хотя толстая женщина не вызвала у него никаких эмоций, он позавидовал ее мужу: его всегда встречает жена, накрывает чай. Разговор о том, о сем. А он, Яша? Опять проблема вечернего одиночества. Зачем человек женится? Наверное, чтобы не быть вечерами одному и не ходить из угла в угол. Ежевечерние прогулки по пустым улицам в смутной надежде о встрече случайной надоели. Позвонить ребятам? Черта с два их сейчас найдешь.

Но они нашли его сами. Яшу позвали к телефону, и голос Медведя сказал:

– Дома? Странно. Что делаешь? Ничего? Отлично. Сейчас придем.

И сразу побоку все мрачные мысли. Теперь он перебирал кассеты и прислушивался, не раздастся ли условный звонок.

Пришли Медведь, Ленька, Барон. Даже принесли вино.

– Вот это жизнь! – только и мог сказать Пятерка.

– А знаешь, почему? – сказал Сашка. – Сегодня вдруг сообразили, что скоро кончим институт.

Позвонили Маше. Юрка был в театре.

– Он вечно в театре, – сказал Сашка. – Ответственная роль: физкультурный парад за сценой.

– Ну и хорошо, – сказал Ленька. – А то приперся бы с женой. Артист сейчас в одиночку не ходит. Сразу началось бы: «Юрочка, Машенька, девочка, миленький». Фу, противно!

Руслан был дома, но ответил, что Алла ведет его куда-то к знакомым.

– И какие-то вонючие гости тебе дороже ребят? – спросил Медведь.

В трубке послышался тяжелый вздох:

– Женишься, Мишка, не так запоешь!

Яша принес стаканы и несколько плавленых сырков. В холодильнике оставались еще сырники, но Яша подумал, что ребята все равно не поймут, а ему наутро пригодится.

Сначала злословили о «женатиках». Юрке доставалось больше всех, Аллу хвалили.

– Такая женщина, уму непостижимо, – сказал Ленька.

– Да, Звонку здорово повезло! – сказал Мишка.

– Ребята, я видел, как он на нее смотрит, – сказал Пятерка. – Это – зрелище.

– Загоняет она парня, – сказал Сашка. – Он вкалывает, как волк, а в институте на второй год остался.

– Плохо, – сказал Медведь, который вообще быстро менял мнения. – Ты говорил с ним?

– А что толку? – сказал Сашка. – Знаешь, у Звонка всегда видно по глазам, как он реагирует на твои слова. Говори с ним о чем угодно, глядит на тебя прямо. Заговори про Аллу, словно шторы на глаза опускаются.

– Брось, – сказал Ленька, – она из него человека сделает. Он уже ходит в костюме и при галстуке.

Против этого возразить было нечего, ибо Звонок в костюме и галстуке представлял собой явление поразительное.

Еще о чем-то говорили, потягивая вино, пока Мишка не вспомнил старую песню.

Тут все расчувствовались и стали говорить, что студенческие годы кончаются, скоро мы разъедемся и все-таки было здорово, а главное, мы были вместе. И вконец размякший Пятерка поднял последние полстакана.

– Мужики! Когда-нибудь, сидя где-то в Тьмутаракани тоскливым зимним вечером, вы захотите повидаться. Но увы… Словом, тогда вы поймете, как мы нужны друг другу. Я не могу представить нас толстыми, равнодушными людьми, замкнутыми в орбите своих дел. Мне кажется, что бы с нами ни случилось, мы всегда останемся Медведем или Майором, Бароном или Звонком и в трудное время придем друг другу на помощь. Слишком многое нас связывает, и нет ничего, что бы разделяло. Я пью…

– …за женщин, пью за ковбоев, за крошку Мери, за нас обоих!

Сашка не смог выдержать торжественной минуты и вставил строчку из детской пиратской песни. Но его не поддержали.

– Дурак, – сказал Медведь. – Человек серьезно, а ты…