"Танец духов" - читать интересную книгу автора (Кейз Джон)

10

Куала-Лумпур27 февраля

Занимаясь йогой на полу, Андреа Кэбот видела светящиеся вдалеке башни-близнецы Петронас. Отчаянно современные супернебоскребы были зримым доказательством для любого малайца, что и его стране не слабо́ переплюнуть весь мир — и будущее принадлежит исламу. Человеку с Запада в первый же час пребывания в Куала-Лумпуре кто-нибудь из местных непременно подскажет, что видимые отовсюду в городе башни-близнецы — самые высокие в мире. Про то, что здешнее чудо света выше рухнувших башен нью-йоркского Международного торгового центра, разумеется, тактично промолчат.

Что их разрушили — конечно, сочувствуем, но факт есть факт: наши выше!

То, что башни Петронас были видны из окон виллы ЦРУ во всей своей красе, нисколько не повышало ее цену в глазах Андреа. Скорее, было недостатком, на который не следовало обращать внимания. Башни мозолили глаза и в силу специфики ее работы постоянно напоминали, что если недоглядеть, то будущее будет действительно принадлежать той агрессивной разновидности ислама, которая других религий рядом с собой не потерпит.

Построенные на месте снесенного ипподрома, башни из стали и стекла каждой деталью своей архитектуры воздавали должное исламской традиции. Общее основание башен составляли два наложенных друг на друга квадрата — символическая восьмиугольная звезда. В этом основании находились шестиэтажный торговый центр, рассчитанная на шесть тысяч молящихся мечеть, а также роскошный отель и офисы компаний-гигантов типа «Майкрософт», «Ай-би-эм» и «Блумберг». Среди множества «правоверных» архитектурных особенностей была и такая экзотическая, как писсуары, повернутые в сторону Японии, — дабы мужчины мочились спиной к Мекке.

В американском посольстве, обеспечивавшем Андреа минимальную дипломатическую крышу, большинство сходилось во мнении, что главная любопытная особенность здешних супербашен — мост-смычка между ними на уровне сорок второго этажа. Этот поднебесный коридор между зданиями играл двойную роль — давал конструкции добавочную устойчивость и обеспечивал дополнительный путь для ускоренной эвакуации людей в том случае, если в одной из башен произойдет катастрофа. После одиннадцатого сентября во всем мире боялись одержимых, которые способны вдохновиться блистательным примером эффективного безумия и врезать самолет в небоскреб.

С чисто технической точки зрения Андреа восхищалась небоскребами, однако не могла смотреть на них без желчной улыбки: в этом обществе лютой ненависти к проявлению какой бы то ни было сексуальности небо посреди города щекотали два гигантских вибратора.

Вилла, в которой поселили Андреа, находилась в центре надежно огороженного и строго охраняемого района Ампанг, где жили местные супербогачи и самые состоятельные из иностранцев. Дом — надежная крепость для главы малайской резидентуры ЦРУ — был построен в конце восьмидесятых не только на деньги управления, но и привезенной из США бригадой строителей. Обширный сад с пальмами, внушительного размера бассейн с подсветкой и — самое важное место в здании! — блокирующая любую возможность подслушивания «безопасная комната», по совместительству просторная сауна.

Собственно говоря, безопасной была не одна комната в доме — дом в целом отличался повышенной надежностью. Под льняными обоями, между двумя слоями кевлара, неуязвимого для пуль любого калибра, была дополнительная стальная оплетка; пол и потолок из армированного бетона; двери смеялись над всем, что слабее противотанковой ракеты, а стальные ставни в мгновение ока закрывали окна с пуленепробиваемыми стеклами. Дом и двор были начинены телекамерами с герметичной системой мониторинга; мощный радиопередатчик имел дополнительную выносную антенну, замаскированную в другом конце улицы. Обычный городской телефон и прочие каналы связи на круглосуточной основе отслеживал специальный дежурный офицер в американском посольстве.

Словом, вилла была абсолютна безопасна в рамках той относительной безопасности, которая возможна в городе, бывшем не первый год излюбленным местом для тайных слетов-совещаний исламских террористов всего мира. Поэтому Андреа явно не грозила судьба Уильяма Бакли, главы бейрутской резидентуры, которого в восьмидесятые годы похитили прямо у порога его дома.

Фотография Уильяма Бакли в серебряной рамке стояла на туалетном столике в ее спальне. Рядом со снимками самых близких ей людей: мать и отец, сестра, племянница и, конечно, Билл (чуть в сторонке, но тоже на важном месте). Любой посторонний, видя портрет Бакли в таком окружении, принял бы его за родственника Андреа, ее мужа или возлюбленного. На самом деле она с ним знакома никогда не была, и снимок покойного служил для повседневного напоминания о том, как поступать не следует.

За те четыре месяца, что она работала шефом куала-лумпурской резидентуры ЦРУ, Андреа не раз вспоминала о судьбе Бакли. Самозабвенный патриот, который даже в свободное время трудился над миниатюрными диорамами, посвященными эпизодам американской войны за независимость, он был вынужден большую часть жизни провести за пределами родины — его перебрасывали из одной неспокойной мусульманской столицы в другую, еще более взрывоопасную. Он был среди первых борцов с еще только нарождающей «Аль-Каидой».

У этого малоулыбчивого и наглухо закрытого человека не было своего дома в Штатах. В свои редкие наезды на родину он снимал номер в дорогом отеле в центре Вашингтона.

Андреа понимала, что Бакли был худшим врагом самому себе. Внимательно перечитывая в архиве его секретные донесения, она не могла не видеть, что именно гордыня и бессмысленное молодечество сделали его легкой добычей для террористов. В городе, где не утихала партизанская война, где минометные перестрелки были будничным делом, а на близкие очереди из автомата ко всему привычные местные жители и ухом не поводили, — в этом разодранном надвое и политом кровью многострадальном городе Бакли выбрал местом жительства пентхаус в Западном Бейруте. Пентхаус! В обычной многоэтажке (к тому же и без гаража)! И в западной части города! Сказать, что это было опрометчивым решением, значило ничего не сказать.

Так называемая Зеленая линия разделяла город на две части: христианскую и мусульманскую. Христиане на востоке. Мусульмане на западе. Зеленая линия не была ни зеленой, ни линией. Это была мрачная широкая нейтральная полоса из разрушенных зданий и изъеденного бомбами асфальта. В Западном Бейруте, стало быть, молились исключительно Аллаху.

«Чем он думал, этот вроде бы многоопытный разведчик?» — снова и снова удивлялась про себя Андреа. Американцу, который практически не скрывал, чем он занят, жить в пентхаусе в Западном Бейруте — все равно что поселиться в палатке между траншеями воюющих сторон.

Переходя из одной асаны в другую, Андреа с бесстрастной грацией выполнила Приветствие Солнцу, воздев голову в сторону башен Петронас. «Ах, Бакли, Бакли!.. — думала она. — И что тебе было играть в крутого, когда ты действительно был крутым? Перед кем ты щеголял своим заносчивым бесстрашием?» Агент ЦРУ номер один на Ближнем Востоке расхаживал по обуянному гражданской войной городу без телохранителя, не говоря уже о постоянной машине сопровождения!

Ну и кончилось тем, чем должно было кончиться. В одну минуту.

Свою бежевую «хонду» Бакли простодушно парковал у кромки тротуара на улице Таннухиин — возле многоэтажного дома, на верхушке которого был его пентхаус.

Однажды он привычно сел в «хонду», чтобы ехать в офис. Через десяток метров дорогу внезапно блокировал белый «рено». Из «рено» выскочили двое с автоматами. Крича угрозы на арабском, они выволокли Бакли из его машины и втолкнули в «рено», пинками заставили лечь на пол, прикрыли одеялом и велели помалкивать — иначе ему крышка.

Уже через несколько минут машина была на прибрежном шоссе и затормозила у исламского контрольно-пропускного пункта. Охрана и террористы быстро перемигнулись, и «рено» рванул дальше. Бакли спрятали в районе трущоб: приковали с завязанными глазами к кольцу в бетоне — в подвале без окон.

Согласно донесению одного агента «Хезболлы», Бакли допрашивали и пытали в течение нескольких месяцев. Пытали под надзором палестинского врача; тот дозировал препараты, которые развязывают язык, и следил, чтобы заключенный не отбросил коньки раньше времени.

Вопросы задавали в основном об операциях ЦРУ в Ливане — в том числе о похищениях и убийствах, которые управление перепоручало своим людям в ливанской армии и христианским повстанцам.

Но допросы не могли не коснуться и прежней деятельности Бакли. Он работал в Египте и Сирии, а еще раньше отвечал за подготовку агентов для работы на Ближнем Востоке. Одно лишь личное и поименное знание массы американских шпионов безоговорочно исключало его засылку в этот регион. Попади он в руки врага, современные методы допроса быстро вытряхнули бы из него всю информацию, и ближневосточная американская агентурная сеть полыхнула бы как паутинка. Однако специалистов не хватало, и элементарными мерами безопасности пренебрегли.

Когда труп Бакли подкинули американцам, было трудно установить, от чего он умер: от пыток или от жутких условий заключения. Осталось неизвестным, где именно его держали и сколько раз перевозили.

Андреа случалось читать отчеты о похищенных американцах, которых перебрасывали из одной темницы в другую предельно бесчеловечным способом. Скажем, в тесном ящике под днищем грузовика, где они дышали пылью и ядовитыми бензиновыми испарениями.

Достаточно было слегка простудиться — и в этих условиях ты покойник.

Спасение одно: самозомбирование — отключение всех чувств. Этому учат. Этому учатся. Но кто успешно сдаст экзамен в реальной ситуации, никому знать не дано. Как любой агент, которому предстояло работать в самых опасных местах, Андреа прошла курс выживания в разведшколе под Уильямсбургом, где, помимо инсценированных многодневных допросов, ей и «коробочку» делали: помещали в тесный ящик и оставляли в темном подвале, куда никакие звуки не доходили. Оставляли без уведомления о том, когда ее освободят: через несколько часов или через несколько суток…

Именно поэтому она не прекращала заниматься йогой и каждое утро начинала с долгих упражнений. Тренировала не столько гибкость тела, сколько дыхание — точнее, способность замедлять дыхание и частоту пульса. После многих лет практики она умудрялась сбивать свой пульс до тридцати и менее ударов в минуту. Еще чуть-чуть — и здравствуй, кома или смерть! Впрочем, и кома, и смерть — вполне желанные состояния, когда тебя сложили пополам и забыли в закрытом на замок ящике.

Резко заверещали наручные часы — напоминая, что пора в дорогу. В малайский Следственный центр сегодня опаздывать не хотелось. Там по ее приказу местные будут пытать важного заключенного.