"Немые и проклятые" - читать интересную книгу автора (Уилсон Роберт)12 Пока Фалькон добирался до дома Ортеги, позвонил Хорхе и заверил, что бумага, на которой сделана фотография Инес, отличается от образца из начатой пачки по составу и качеству. От этой новости у Хавьера мигом поднялось настроение, пока он не понял, что если с памятью у него все в порядке, значит, кто-то проник в его дом, чтобы прикрепить фотографию над столом. И еще: они знали, как причинить ему боль. Сердце тяжело забухало, пульс отдавался даже в кончиках пальцев, но он попытался успокоить себя мыслью, что после скандала с Франсиско Фальконом про него все всё знают. Пабло Ортега возвращался после прогулки с собаками. Когда он проходил мимо, Фалькон опустил стекло и попросил уделить ему несколько минут. Ортега мрачно кивнул и придержал для него ворота. Вонь от коллектора окружала дом, как стена. Они зашли за угол и попали в кухню. Собаки шумно лакали воду. — У меня хорошие новости про коллектор, — сказал Ортега, не сумев изобразить радость по поводу встречи. — Один из подрядчиков брата считает, что сможет все починить, не снося комнаты, и всего за пять миллионов. — Я рад за вас, — откликнулся Фалькон. Они прошли в гостиную и сели. — У меня для вас еще одна хорошая новость, — сказал Фалькон, поддерживая оптимистическое начало разговора. — Я хотел бы попробовать разобраться с делом Себастьяна. Думаю, смогу ему помочь. — Какой смысл в помощи, если Себастьян не желает ее принимать? — Полагаю, тут я тоже смогу помочь. — Фалькон рискнул еще до уговора с Алисией пообещать содействие Агуадо: — У меня есть знакомый психоаналитик, который изучает материалы дела, она может поговорить с Себастьяном. — Психоаналитик, — медленно повторил Ортега. — И о чем она будет с ним разговаривать? — Она попытается выяснить, почему Себастьян хотел попасть в тюрьму. — Он не хотел! — Ортега вскочил и драматически вскинул крупную руку. — Власти его засадили с помощью этого carbon, судебного следователя Кальдерона! — Но Себастьян не сказал ни слова в свою защиту. Казалось, он рад наказанию. Почему, как вы думаете? Ортега упер кулаки в свою обширную талию, набрал побольше воздуха, словно хотел закричать. — Потому что, — вдруг очень тихо произнес актер, — он виновен… Вот в состоянии его рассудка на тот момент я сомневаюсь. Суд решил, что он вменяем, но я с этим не согласен. — Это она и выяснит, — заверил Фалькон. — Да что тут выяснять! — воскликнул Ортега. — У мальчика и без того хрупкая психика. Не хватало только, чтобы он вообще расхотел жить. — Вам из тюрьмы сообщили, что такое возможно? — Пока нет. — Пабло, она очень хороший врач, она не может навредить пациенту, — уговаривал Фалькон. — Пока она поможет ему разобраться в себе, я проверю кое-какие подробности дела… — Какие? — Нужно обязательно поговорить с родителями похищенного мальчика, Маноло. — Вы ничего не добьетесь. В их доме запрещено произносить имя Ортега. У отца был инсульт — он больше не может работать. Они распустили злобные слухи, так что весь район на меня ополчился. Поэтому я здесь, Хавьер… а не там. — Я должен с ними поговорить, — с нажимом сказал Фалькон. — Именно на основании показаний Маноло суд назначил столь суровое наказание для Себастьяна. — С чего он станет менять свои показания? — спросил Ортега. — Вот это я и хочу выяснить: свои или кем-то внушенные. — Не понимаю. — Он совсем маленький. В таком возрасте делаешь, что говорят. — Хавьер, вам что-то известно? — Я знаю только, что хочу помочь. — Как мне это не нравится! — не унимался Ортега. — Как бы не было еще хуже. — Пабло, хуже я не сделаю. — Опять ворошить прошлое… — сказал Ортега, вспоминая ужас, через который он прошел. Он начал зло, но затем смягчился: — Хавьер, можно я немного подумаю? Пресса только-только успокоилась. Не хочется, чтобы они снова на меня насели. Хорошо? — Не волнуйтесь, Пабло. Не спешите. В это время Ортега обратил внимание на фотографию, которую Хавьер положил на стол. — Что-нибудь еще? — спросил он. — Я запутался в ваших отношениях с Рафаэлем Вегой, — сказал Фалькон, листая свой блокнот. — Вы сказали: «Я его знаю. Он представился мне примерно через неделю после моего переезда». Это значит, что вы знали его до переезда сюда или познакомились с ним, только переехав в Санта-Клару? Ортега смотрел на фотографию, лежавшую на столе перед Фальконом лицом вниз, как игрок в покер на карту, масть и достоинство которой он не прочь узнать. — Я знал его раньше, — подтвердил он. — Видимо, нужно было сказать «представился заново». Мы встречались на вечеринке или где-то еще. Не могу вспомнить… — Один раз, два, три? — Не могу сказать с уверенностью. Я встречаю столько людей… — Вы знали покойного мужа Консуэло Хименес? — спросил Фалькон. — Да, да, Рауля. Должно быть, это он нас познакомил. Они занимались одним делом. Я ходил в ресторан в квартале Порвенир. Вот где это было! — Я предполагал, что Вегу представил ваш брат. — Ах, ну да. Теперь вспомнил. Конечно. Фалькон протянул Ортеге фотографию, наблюдая за выражением его лица. — С кем вы здесь разговариваете? — помедлив, задал вопрос Фалькон. — Кто его знает, — ответил Ортега. — Тот, кого не видно, мой брат. Узнаю его лысину. А этот парень… не знаю. — Фотография сделана на приеме Рауля Хименеса. — Это вряд ли поможет. Я был на десятках приемов, встречал сотни… Могу только сказать, что он не из моих коллег. Должно быть, занимается строительством. — Рауль делил своих знакомых на знаменитостей и людей, полезных для дела, — заметил Фалькон. — Странно, что вас нет на его фотографиях знаменитостей. — Рауль Хименес думал, что Лорка — сорт хереса. Он в жизни не был в театре. Он хотел бы считать себя другом Антонио Бандераса и Аны Росы Кинтаны — ну знаете, эта красотка — ведущая канала «Антенна», но это не так. Это все рекламный трюк. Я иногда помогал брату, появляясь на приемах. Я был знаком с Раулем, встречал Рафаэля, но другом не был. — Спасибо, что разъяснили, — поблагодарил Фалькон. — Простите, что отнял у вас время. — Не пойму, что вы расследуете, Хавьер. Только что мы говорили о самоубийстве Рафаэля, тут же вы даете понять, что его убили, теперь вас интересует дело Себастьяна. И этот снимок… он был сделан несколько лет назад — с тех пор я сильно прибавил в весе. — На нем нет даты. Могу только сказать, что он сделан до тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года. — Откуда вы знаете? — Мужчина, с которым вы разговариваете, умер в том году. — То есть вы знаете, кто это? Фалькон кивнул. — Кажется, меня здесь в чем-то обвиняют! — встал в позу Ортега. — А моя вина, скорее беда, в том, что моя память разлетелась на куски после этого жуткого разбирательства с Себастьяном. В жизни не нуждался в суфлере, а за последний год я несколько раз стоял перед камерой или на сцене и не понимал, какого черта я там делаю. Это… да вам неинтересно. Глупости. Вряд ли это может быть важным для полицейского. — Ну что вы! Продолжайте. — Как будто реальность с трудом пробивается через иллюзию, которую я пытаюсь создать. — Похоже на правду. У вас были трудные времена. — Такого не было, даже когда меня бросила Глория. Ладно, забудьте. — Я работаю не только затем, чтобы посадить преступника за решетку. Мы ведь и людям помогаем. — Как вы можете мне помочь? Вы разбираетесь в снах? — усомнился Ортега, но продолжил: — Мне снится, что я стою в поле, холодный ветер дует в потное лицо. Я невероятно зол, руки болят. Ладони словно обожжены, а пальцы — как будто переломаны. Издалека слышен звук проезжающих машин, и вдруг я понимаю, что руки причиняют мне не физическую боль, а глубокие нравственные страдания. Что это значит, Хавьер? — Похоже, вы кого-то избили. Ортега смотрел сквозь него — он глубоко задумался. Фалькон сказал, что пойдет, пожалуй, но Ортега не отозвался. Дойдя до ворот, Фалькон понял, что забыл спросить про Сергея. Он вернулся, но на углу замер. Ортега стоял на газоне, протянув руки к небу; внезапно он упал на колени. Собаки подбежали и принялись его обнюхивать. Пабло погладил их и прижал к себе. Он плакал. Фалькон ушел. Гараж Веги со сверкающим «ягуаром» был гораздо чище жилища Сергея. Фалькон понял, что рядом с такой машиной он никакой соляной кислоты не найдет. Он пошел в сад, к площадке для барбекю, в надежде отыскать место для садового инвентаря. В этой части сада все было тщательно продумано: ею явно занимался человек, который умел и любил жарить мясо. За площадкой начинались густые, почти тропические заросли. Фалькон обошел домик Сергея и увидел проход сквозь джунгли, скрывавшие кирпичный сарай. Он нахмурился: Перес, осматривавший сад, не указал это в отчете. Фалькон вернулся, нашел в гараже ключ и побрел обратно сквозь вязкий зной. В сарае было полно мешков с углем и различных приспособлений для барбекю. Сергей хранил инструменты в одном углу вместе с какими-то строительными материалами. На полке сверху стояла краска, какие-то жидкости, в пластиковой бутылке оставалось на донышке немного соляной кислоты. Фалькон сходил к машине за пакетом для улик, положил туда бутылку, подцепив ее ручкой. Пока он этим занимался, в сарае вдруг стало темно. — Вы сегодня без помощников, инспектор, — раздался голос Мэдди Крагмэн. Фалькон от неожиданности вздрогнул. Она стояла в дверном проеме, освещенная сзади. Фалькон видел все изгибы и линии ее тела сквозь прозрачную ткань платья. Он опустил глаза на плетеные сандалии. Она прислонилась к косяку, сложив руки на груди. — Мне так проще, сеньора Крагмэн, — объяснил Фалькон. — Я вас так и представляю: одиночкой, который все тщательно обдумывает, мысленно создавая картину преступления. — Вы за мной следите? — Мне просто скучно, — ответила она. — В такую жару я не могу пойти фотографировать. На реке все равно никого нет. — В таком случае не добавите ли несколько штрихов к картине: ваш муж до сих пор работает на «Вега Конструксьонс»? — Вчера вечером звонили сеньор Васкес и финансисты, просили продолжать руководить проектами. Похоже, они не собираются сворачивать работы… пока. Кофе не хотите, инспектор? Они вышли на солнце. Мэдди рассмотрела содержимое пакета для улик. Фалькон запер сарай. — Здесь можно срезать путь, — сказала она, направляясь к дыре в изгороди возле дома Сергея. Фалькон вернулся, положил пакет в гараж и запер дверь. Он пролез за ней через изгородь, прошел через сад к дому, думая, как завести разговор о Резе Сангари. Пока Мэдди варила кофе, он присел на диван в прохладной гостиной. Сандалии без каблуков мягко шлепали по мраморному полу. Даже когда Маделайн не было в комнате, все равно каким-то образом ощущалось ее присутствие. Она налила кофе и уселась на другом конце дивана. — Знаете, что мне кажется, когда я день за днем торчу здесь в одиночестве? — спросила она и сама ответила: — Как будто я в заточении. После смерти Рафаэля — странно, конечно, — моя жизнь стала намного интереснее. Он был единственным нашим гостем. А теперь приходите вы, вчера я виделась с Эстебаном. — С судебным следователем Кальдероном? — удивился Фалькон. — Да, — сказала она. — Он приятный человек и очень образованный. — В какое время вы виделись? — Утром я столкнулась с ним в городе, а позже мы встретились и провели вместе вечер. Он водил меня в какие-то странные бары в центре, сама бы я в жизни туда не зашла. Знаете, там с потолка свисают окорока, с них капает жир. А посетители! Громилы с лоснящимися, зачесанными назад волосами, которые пыхтят сигарами и поправляют штаны всякий раз, когда мимо проходит женщина. — В какое время? — настойчиво переспросил Фалькон. — Вы не в силах перестать вести себя как следователь, да? — ответила она вопросом на вопрос и добавила: — Примерно с шести до десяти. Мэдди положила ногу на ногу. Подол соскользнул, обнажив колено. Она стряхнула с ноги сандалию. — У вас была выставка «Жизнь мгновений», — сменил тему Фалькон. — Что за фотографии там были? — «Жизнь мгновений», «Мгновения жизни», — проворчала она, закатывая глаза. — Идиотское название. Мой агент придумал. Наверху есть каталог, если хотите посмотреть. Она встала и отряхнула подол платья кончиками пальцев. — Не стоит, — сказал Фалькон, предпочитая остаться на первом этаже. — Достаточно вашего рассказа. Маделайн подошла к раздвижным дверям, положила руки на стекло и посмотрела в сад. Солнце вновь обнажило ее фигуру. Все просчитано, поежившись, подумал Фалькон. — Это были фотографии обычных людей на работе или дома. Маленькие люди в большом городе. Обычная жизнь — остальное легко представить. — Я читал рецензию, — сказал он. — Автор — некто по имени Дэн Файнман. Похоже, ему не понравилось. Фалькон смотрел на ее затылок, шею и плечи, пока до нее доходил смысл сказанного. Мэдди замерла, как ночной зверек при появлении хищника. Внезапно она обернулась и, вздохнув, уселась на диван. Прикурила сигарету, откинулась на спинку. — Дэн Файнман был и остался уродом. Мы учились в одной школе. Он всегда хотел потрахаться, но меня от него трясло. Дорос только до писанины в «Сент-Луис таймс», там-то он мне и отомстил. — Он написал о вас еще одну статью, — сказал Фалькон. — Вы, может быть, ее не читали. — У меня была единственная выставка в Сент-Луисе. Первая и последняя. — Вторая статья не об искусстве. Местные новости. — Я возвращалась в Сент-Луис только навестить родителей на Рождество и День Благодарения. — Ваша мать, сколько я помню, умерла? — Да. Третьего декабря двухтысячного года. Знаете, инспектор, кого вы мне напоминаете? — Кажется, американцы знают только одного испанца, но я не похож на Антонио Бандераса. — Комиссара Коломбо, — съязвила она, вовсе так не думая, но желая ему отомстить. — Только привлекательного Коломбо. Задаете множество вопросов, которые, казалось бы, не имеют отношения к делу, а затем бац! — вот он, преступник. — Работа вымышленных полицейских всегда увлекательней, чем настоящая. — Марти сразу заметил, что вы не похожи на полицейских, с которыми ему довелось встречаться. — Полагаю, ему пришлось немало их повидать за несколько месяцев до вашего приезда сюда. Она подперла подбородок большим пальцем и постучала себя по носу: — Вы так и не сказали, инспектор, о чем написал Дэн Файнман. — О том, как вы помогли ФБР в расследовании убийства вашего бывшего любовника Резы Сангари. — Вы прямолинейный человек, — заметила она. — Вы искали в Интернете материалы обо мне, — оправдался Фалькон, — я — о вас. — Ну что ж, тогда вы все знаете. В любом случае это не имеет отношения к тому, что случилось с Рафаэлем Вегой. — У вас были другие любовники с тех пор, как вы замужем? — спросил он. Она прищурилась, поджала губы и, сильно затянувшись, докурила сигарету. — Инспектор, вы всерьез полагаете, что Рафаэль был моим любовником? — спросила она. — Таков ход ваших мыслей? Полицейские мозги пытаются найти шаблонное решение? Фалькон сидел неподвижно, внимательно глядя ей в лицо, ожидая, что еще чуть-чуть — и она сломается. Вместо этого Мэдди улыбнулась. — Как же я сразу не догадалась! Какая я глупая! Коломбо — это я вас переоценила. Это все из-за судебного следователя, так ведь? Вы думаете, что я нацелилась на интрижку с Кальдероном. Ну да, я читала… Хавьер Фалькон. Его невеста — ваша бывшая жена. В этом все дело? Щеки Маделайн Крагмэн порозовели — она рассердилась. Фалькону стало не по себе от свирепого взгляда ее зеленых глаз. Он понял, что эта женщина может не только защищаться, но и нападать. — Узнав, что причиной вашего отъезда из Америки была не просто скука, как вы мне внушали, я должен внести изменения в «картину», как вы изволили выразиться, преступления. — И все же, инспектор, вы так суровы со мной из-за Эстебана? — Вы о нем заговорили, не я, — сказал Фалькон. — Я заинтересовался, поскольку он перенес нашу вчерашнюю встречу. Теперь понятно почему. — Вы до сих пор любите бывшую жену, инспектор? — Это не имеет никакого значения. — Почему вас так интересует Эстебан? — спросила она. — Какое вам дело до его личной жизни, да и до вашей бывшей жены? — Они собираются пожениться. Я не питаю иллюзий. — Иллюзий у вас не осталось, а вот надежда на ее возвращение еще теплится, — сказала она. — Все-то вы про меня знаете! — с иронией повторил Фалькон ее фразу. — А вам нечем возразить, — и с непонятной грустью добавила: — Любая женщина старше двадцати с первого взгляда поймет, кто такой Эстебан Кальдерон. — Просветите. — Дамский угодник в постоянном поиске, — поделилась Маделайн. — Вы этого не видите, потому что вы-то не из таких. Надеюсь, ваша бывшая жена, как и вы, не питает иллюзий. — А если не так? — Тогда ей будет казаться, что такого человека можно изменить, — сказала она. — Но в одном могу вас уверить… она знает, какой он на самом деле. Любая женщина это чувствует. Как вы думаете, почему в первый день расследования Эстебан торчал здесь, виляя хвостом? — Как ваш муж к этому относится? — ответил Фалькон вопросом на вопрос. — Марти не о чем волноваться. Он мне доверяет. — А как он воспринял Резу Сангари? Молчание. Маделайн старательно затушила сигарету в пепельнице. — Мы чуть не разошлись, — сказала она, пытаясь сдержать непрошеные слезы. — Это был мой первый и последний роман. — Вы еще встречались с Резой Сангари в то время, когда он был убит? Она отрицательно покачала головой. — Вы хотели уйти от мужа к любовнику? Она кивнула. — И что произошло? — Оставьте в покое мою личную жизнь! — раздраженно бросила она. — Уверен, ФБР вам пришлось рассказать все… Или они проявили уважение к вашей личной жизни? — Я не хочу об этом говорить. — Вы узнали про других женщин? — спросил Фалькон, подавляя сочувствие. — Да, — сказала она. — Они были моложе меня, привлекательней. — Почему же вы так ясно видите, что за человек Эстебан Кальдерон, и не раскусили Резу Сангари? — Я была безоглядно, безумно в него влюблена. — Маделайн нервничала и принялась кругами ходить по комнате, рассказывая: — Я бывала в Нью-Йорке дважды в неделю. Работала для пары журналов и пользовалась студией, которая располагалась недалеко от склада Резы. Однажды он пришел в студию с моделью, которую я наняла для съемки. Сразу после этого девушка улетела в Лос-Анджелес. Реза предложил мне поужинать вместе. В этот же вечер мы у него занимались любовью на куче шелковых кумских ковров. Это было так необычно! Он был красив, и я влюбилась в него, как никогда ни в кого… — Модель, которую вы фотографировали, звали Франсуаза Лакомб? — Да. — Вы с ней не сталкивались позже у Резы? И не догадывались? — Ну, в этом деле он был мастер! Знаете, как с такими мужчинами: пока ты с ним — ты для него единственная в мире. Я и думать не могла о тайных соперницах. — Но вы о них узнали? — Да, примерно через полгода. Я так его любила, что иногда не могла дождаться назначенного свидания. Приехала в город в неурочный день. Я не собиралась с ним встречаться, но против воли оказалась перед его магазином. Позвонила, вышла женщина — у нее было такое счастливое лицо! Я не стала заходить. Перешла дорогу и встала в парадном. Меня трясло. Не знаю, знакомо ли вам это ужасное ощущение катастрофы, когда понимаешь, что тебя предали. Казалось, внутри все обрывается. Только через час я перестала дрожать. И тогда я решила подняться и уничтожить его, но пока я переходила дорогу, к его двери подошла еще одна женщина. Я не могла в это поверить! Не помню, как добралась до дома и там рухнула от слабости. Больше мы не виделись, а потом, через неделю, его кто-то убил. Тело обнаружили только через четыре дня. — Убийцу так и не нашли? — Следствие было долгим и мучительным. Ну и пресса постаралась — ведь Франсуаза Лакомб только что стала лицом фирмы Эсти Лаудер. У ФБР набралось около десятка подозреваемых, но им не удалось выбрать одного. Затем обнаружилось пристрастие Резы к кокаину. Он держал в квартире около двухсот граммов. Я об этом не знала, но полагаю, для такой интенсивной сексуальной жизни ему необходим был допинг. В ФБР решили, что, скорее всего, он не смог договориться с поставщиками. — А вы как думаете? — Я не позволяю себе думать о его смерти, о том, кто его убил и за что, потому что боюсь, что не выдержу боли. — Вы не подозревали Марти? — Вы шутите… В те выходные, когда убили Резу, я все еще училась жить без него. Я не могла оставаться одна. Мы с Марти напивались и смотрели старые фильмы. Затем, в среду, позвонили из ФБР, и все изменилось. — Теперь понятно, почему вы уехали из Америки. — Да, я попыталась избавиться от всего, чем жила до приезда сюда, — сказала она. — Дэн Файнман был прав. Я, конечно, помню заголовок статьи, он обыгрывал название выставки: «Мало смысла. Ноль содержания». — В прошлый раз вы сказали, что сеньор Вега приходил к вам ужинать чаще один, — вернул ее к настоящему Фалькон. — Необычно для женатого испанца. — Вы однообразны и предсказуемы, инспектор, — заметила Маделайн. — Мои вопросы, сеньора Крагмэн, в данном случае не имеют подтекста. Я интересуюсь, не кажется ли вам, что он был влюблен или увлечен вами, как многие мужчины вокруг. — Вы явно не в их числе, инспектор. Вероятно, ваши чувства отданы другой, а может, я не в вашем вкусе… Кстати, ваша подруга Консуэло Хименес тоже меня не любит. — Подруга? — Или чуть больше чем подруга? — Как по-вашему, сеньор Вега питал к вам сексуальный интерес? — не дал себя сбить Фалькон, игнорируя ее намеки. — Вы ходили вместе на бой быков. — Рафаэлю нравилось появляться на людях с красивой женщиной. Вот и все. Ничего не было. — Не знаете, вы могли стать причиной его беспокойства? — Считаете, он жег бумаги в саду из-за меня? Вы с ума сошли! — Похоже, Вега запутался в сложных семейных обстоятельствах. Жена в тяжелой депрессии, но у них сын, которого оба любили. Он не хотел разрушать семью, но тепла в отношениях с женой уже давно не было. — Правдоподобная теория… Только мне кажется, я была для Рафаэля приятным дополнением к Марти. Вегу больше интересовали разговоры с моим мужем, чем общение со мной. Марти всегда встречал нас после корриды, чтобы вместе перекусить, потом мы ужинали. Они еще долго разговаривали, после того как я ложилась спать. — О чем? — Любимая тема — Соединенные Штаты Америки. — Сеньор Вега жил в Америке? — Он говорил на американском английском и много рассказывал про Майами, но от вопросов уходил, так что я не уверена. Правда, Марти убежден, что он там жил, но его не интересовали подробности личной жизни Рафаэля. Вот обсудить теорию, идею — это да. — Они говорили по-испански или по-английски? — По-испански, пока не переходили к бренди, после — по-английски. Испанский Марти не выносит алкоголя. — Сеньор Вега когда-нибудь напивался? — Я спала. Спросите Марти. — Когда в последний раз сеньор Вега и Марти так проводили вечер? — Они подолгу засиживались во время ярмарки. Не ложились до рассвета. Фалькон допил кофе и поднялся. — Не знаю, стоит ли приглашать вас в гости, если вы намерены только устраивать допросы, — сказала она. — Вот Эстебан меня не допрашивает. — Не его работа. Это я вынужден копаться в грязи. — И попутно выясняете кое-что про Эстебана. — Вам показалось. Его личная жизнь, как вы справедливо заметили, меня не касается. — Мне показалось, вы свыклись с постоянной болью, правда, инспектор? — Давайте не будем смешивать работу и жизнь. — У большинства полицейских никакой жизни нет, — усмехнулась Маделайн. — Разбитые семьи, разлука с детьми, алкоголизм и депрессия. Фалькон не мог избавиться от мысли, что эта встреча закончилась с разгромным счетом не в его пользу. — Спасибо, что уделили мне время, — поблагодарил он. — Нам все-таки стоит встретиться, вдруг мы поладим, если нам не будут мешать ваши полицейские дела. Или вы уже составили обо мне мнение, и я вам не интересна? — Провожать меня не надо, — сказал Фалькон, направляясь к двери, ведущей в сад. Он понимал, что разозлил Маделайн. — Коломбо всегда задавал последний вопрос, стоя на пороге, — попыталась она уязвить его напоследок. — Я не Коломбо, — ответил он, отгораживаясь от нее дверью. |
||
|