"Этнос и ландшафт: Историческая география как народоведение" - читать интересную книгу автора (Гумилев Лев Николаевич)

Влияние этноса на ландшафт

Общепринятое мнение, что влияние человечества на ландшафт (в смысле его преобразования) строго зависит от стадии развития человечества (формации), противоречит фактам. Если бы было так, то все феодальные или все рабовладельческие общества преобразовали бы природу единообразно. На самом деле совпадение наблюдается только в одном случае – капиталистическом обществе и то потому, что данная формация зародилась в едином, романо-германском этническом комплексе, распространившемся по всей ойкумене. Это частный случай, а не общее правило.

На протяжении пяти тысяч лет антропогенные изменения ландшафта возникали неоднократно, но с разной интенсивностью и всегда в пределах определенных регионов. При сопоставлении с историей человечества устанавливается четкая связь между антропогенными изменениями природы, как творческими, так и хищническими, и эпохами этногенеза (становления новых этносов) или этнических миграций. При этом стадия общественного развития, как правило, не играла существенной роли. Тут решает этническая, а не социальная принадлежность [20].

На основе принципа отношения этноса к ландшафту можно построить новую этническую классификацию:

а) этносы, создающие новый ландшафт путем перестройки природных условий; обычно это кратковременная эпоха, не свыше 150 – 200 лет, в которую данный этнос складывается; назовем этот период – динамическое состояние этноса;

б) этносы, поддерживающие созданный ландшафт – историческое состояние этноса, обычно сосуществующего с несколькими другими, вместе составляющими систему этносов, или «культуру»;

в) этносы, не поддерживающие «культурный» ландшафт, а приспособляющиеся к восстанавливающемуся природному равновесию; эти этносы принято называть «дикими», что неверно; отношение их к природе пассивное: они входят в биоценоз как верхнее, завершающее их звено.

Эту, последнюю группу этносов удобно принять за нулевой уровень и отсчитывать от него интенсивность этногенеза, хотя эталона для абсолютных измерений нет. Можно только отметить, что больше чего, но не насколько. Аналогичные формы в биологии называются «персистентами» [6, стр. 193, 269].

Поясним, идею на примерах.

Египтяне перестроили долину Нила в IV тысячелетии до н. э., затем долго поддерживали ее, не внося принципиальных изменений.

В эпоху Двенадцатой династии, в XIX в. до н. э., возник новый тур преобразования природы – был создан Фаюмский оазис и одновременно возник новый египетский этнос, относящийся к древнему, как итальянцы к римлянам. Этот этнос поддерживал свой статус до XXI династии, после чего Египет стал ареной иноземных вторжений, а потомки египтян превратились в феллахов.

Аналогичную картину можно наблюдать в Шумере, в долине Инда (культура Мохенджо-Даро), а в Китае она повторялась дважды: первый этап борьбы с природой имел место около 2213 г. до н. э. – обуздание дамбами Хуанхэ и Шаньен и восточном Шэньси, второй – орошение северного Шэньси ирригационной системой Вэйбэй в III в до н.э.

Первый период совпадает с образованием древнекитайского этноса, второй – с этнической перегруппировкой и образованием империи Цинь. Знаменательно, что инерция имперской традиции и работы по поддержанию ирригационной системы Вэйбэй закончились одновременно в XVII в.

Иногда воздействие возникающего этноса на ландшафт бывает малозаметным, потому что сводится к эксплуатации природных богатств, но и тут биологическое равновесие, региона нарушается.

Ахейцы привели с собою в Пелопонес коз, пожравших дотоле пышную растительность; полинезийцы истребили в Новой Зеландии птицу моа; европейские колонисты в Северной Америке развели лошадей и уничтожили бизонов, и т. д.

Иначе говоря, антропогенное воздействие на ландшафт можно рассматривать как адаптацию новой популяции. С этой точки зрения легко объяснимы различия между персистентными этносами, находящимися в состоянии равновесия с ландшафтом: предки того или другого реликтового этноса в свое время приспособили местообитание к своим потребностям и затем, утратив силу инерции первоначального толчка, вошли в биоценоз населяемого ими региона. Другой этнос рядом сделал то же самое, но так как полного совпадения первичных данных быть не может, то он сделал это по-другому и, значит, его потомки живут иным способом. Так сосуществуют племена охотников и рыболовов, земледельцев и кочевых скотоводов. Их развитие – результат разновременности возникновения и разной исторической судьбы. Вот почему названия «дикость» или «примитив» к ним неприменимы.

Сделаем вывод, который напрашивается сам. Общим признаком для динамического состояния этноса (любого) является способность возникшей популяции к сверхнапряжениям, которые проявляются либо в преобразовании природы, либо в миграциях, тоже связанных с изменением ландшафта на вновь освоенных территориях, либо с повышенной интеллектуальной деятельностью. Эту способность в аспекте биологии можно рассматривать как этногенический признак, возникающий, как все признаки, вследствие мутации.