"Игрушки 2" - читать интересную книгу автора (Рыбаков Артём Олегович)Глава 3Сменившись с поста, я торопливо, всухомятку, отобедал. Как сокрушённо сказал Несвидов, подавая мне несколько бутербродов с салом и колбасой: — Товарищ майор огонь разводить не велел, а на примусах ваших, — имея в виду туристические газовые горелки, имевшиеся у нас в количестве четырёх штук, — такую ораву накормить — хлопотно. Употребив вкуснейшие натурпродукты, и запив их холодным чаем, я направился к «штабу», разузнать про планы командования. Уже метров с пяти я услышал, как командиры о чём-то спорят, поэтому я издалека спросил: — Товарищ майор, к вам можно? — Да. Заходи. На давешней «веранде» собралась практически вся верхушка группы: Саша, Фермер, Люк и Тотен. Никого из пленных я не увидел, и поэтому сразу же спросил: — А майор с прочими где? Неужто в расход пустили? Командир досадливо махнул рукой в сторону Алика: — Нет ещё. Вон, кореш твой против, предлагает для махинаций всяких его использовать. Хорошо, что ты пришёл — сейчас нам про старосту твоего подробно расскажешь. Что там с колхозником этим про зерно придумали? Я повторил предложение Акимыча. — Ну, что скажете? — спросил Фермер собравшихся. Люк пожал плечами, дескать: «мне всё равно», а вот Бродяга потёр заросшую щёку и разразился речью: — А что? Можно интересную комбинацию провернуть… Только полицаев мы трогать не будем. Пустим поиски по ложному следу, да и мозги местным немцам серьёзно припудрим. — Это как? — поинтересовался командир. — А так. Через пару часов приедем на машинах трофейных, а старосту попросим подводы подогнать, и изымем по расписке зерно. — Да на хрена нам это зерно сдалось? — раздражённо спросил Шура-Раз. — Сань, тут не в зерне дело… Вот, прикинь — в районе пропал довольно крупный чин, что немцы делать будут? Правильно — лес прочёсывать. А оно нам надо? А так смотри: днём коровам хвосты крутил, вечером зерно выгребал, так что тут он, рядом. Может, где на хуторе загулял с селянками? При любом раскладе фору нам в сутки выцыганим. Да и бумажками старосту этого прикроем. — Хмм, а бумажки кто писать-то будет, ты что ли? — Тотен. — и повернувшись к Алику, Бродяга спросил, — Сможешь на смеси немецкого с тарабарским русским на бланке ксиву состряпать? — Именно что состряпать… На большее, боюсь, меня не хватит, — ответил тот. — Извините, что сокрушаю ваши мечты, — прервал я их, — но для начала надо убедиться, что у старосты есть на чём товар вывозить, а то ему же ещё коров надо куда-то деть. То, что я предложил с зерном, пока — не более чем смутная идея. Может, я и поторопился. — Вот, уже более разумный подход, — одобрил меня Фермер, — А то прилетел, глаза горят… Вперёд, вперёд… А тут всё взвесить надо. — Ага, а пленный что сказал? — Если ты про майора, то — много всякого. И бумаги у него интересные в портфеле нашлись. — Это набор так помог? — И набор тоже… Знаешь, сколько немцев с нами соседствуют? — Откуда, командир? — Взвод в Старом Селе… — А может мы их того…? — перебил я командира — Ты дослушай вначале, торопыга! — разозлился Саша, — И пехотная дивизия в десяти километрах, а это значит, что немцы здесь практически в каждой деревне стоят! А ты — «того», «того»… — Точно, мы, когда к вам ехали — видели, — подтвердил слова командира Люк. — А что здесь дивизии делать-то? — опешил я. — Как что? Окружение держат, ну и зачистками занимаются. Услышанное меня весьма огорчило, но я всё равно задал давно волновавший меня вопрос: — А интендант тоже из этой дивизии? — Нет, он начальник какого-то там отдела в службе снабжения девятой армии, — вместо командира ответил мне Тотен. — Короче, шляется по округе и думает, чем бы зольдатиков накормить. — То есть он не местный? И, соответственно, его нескоро хватятся? — Вроде того… Полученная информация требовала времени на усвоение, и я закурил, усевшись по-турецки в углу. — О, Сань, гляди, очередное коварство замысливает! — подначил меня Люк, обращаясь непонятно к кому, поскольку в штабе присутствовали все три Саши, если считать и его самого. Я буркнул что-то типа «отстаньте» и, не обращая внимание на смешки соратников, продолжил свои размышления. «Так, а ведь Бродяга прав… Нам не шуметь надо, а немцев путать и пугать до потери пульса. Чтобы у них сложилось ощущение полной нелогичности того, что мы делаем. Вот одинокий взвод стоит в стороне от торных дорог, но его никто и пальцем не тронул, а вот штаб дивизии — весь защищенный такой, но в нём одни мёртвые… И тишинаааа» Я поделился своей идей с товарищами. После нескольких секунд обдумывания Люк хмыкнул: «Ну вот, я же говорил!» — и показал мне большой палец, Бродяга одобрительно покачал головой, а вот командир глубоко задумался. Пару минут, что ребята, перешучиваясь, обсуждали мою идею, Саша молчал, потом сплюнул на землю: — А ну, ша! — скомандовал он негромко. — Идея правильная, но подготовки требует. Ты уже поел? — спросил он меня и, после утвердительного кивка продолжил, — Тогда вместе с Бухгалтером — на мотоцикл и в деревню. Выясните у старосты, готов он к акции сегодня, или лучше на завтра перенесём. Ты, — командир мотнул головой в сторону Люка, — берешь пару бойцов порезвее и к Старому селу — посмотрите, как соседи наши гансоватые живут. Ну а мы с тобой, — это уже Бродяге, — планированием займёмся. Всем всё понятно? Тогда разбежались. Уходя на поиски Трошина, я услышал, как Саня просит Тотена привести пленного майора. «Похоже, это уже стало традицией, — думал я, когда мы со Славой неспешно ехали на мотоцикле к хутору, — Саня явно меня с Трошиным «спаривает». Хотя партнёр из Славы не самый плохой: сообразительный, въедливый, да и опыта ему не занимать. Мне есть чему поучиться, тем более что я в реалиях местных ни в зуб ногой». Мы уже выехали из леса, когда впереди на дороге я увидел нескольких коров. — Что за чёрт? — ругнулся за моей спиной Трошин и, держась за рукоять, встал, на подножке, — Антон, я ни одного человека не вижу. — Наверное, погонщик звук мотора услышал и спрятался, — сообразил я. — Круто им Акимыч хвосты накрутил, вон, как прокола опасаются. — Акимыч — это староста местный, да? — Так точно. Пока мы соображали, что к чему, расстояние до коров сократилось до какой-то сотни метров. Я собрался, было, объехать мини-стадо, но заметил, что обочины в этом месте, как назло отсутствуют, а придорожные канавы глубоки. Остановив мотоцикл, я в полголоса спросил напарника: — Слав, что делать будем? Тот молча соскочил с «железного коня» и с решительным видом направился к животным. — Sprechen Sie Deutsch! — крикнул я ему в спину, подумав о том, что если он начнёт гонять бурёнок родными матюками, то вся наша конспирация пойдёт псу под хвост. Слава же отмахнувшись от меня, как от докучливой мухи, сунул в рот пальцы и свистнул. «Ёшкин кот!» — хоть нас и разделяло больше десяти метров, мощь его свиста впечатляла! Коровы были, как видно, того же мнения, так как они рванули с места в галоп и вскоре только клубы пыли оседали на том месте, где несколько мгновений назад толклись шесть бурёнок. «Силён!» — только и подумал я. Нет, свистеть, конечно, я умел, но вот так: сильно и резко, переходя в сверлящий мозг ультразвук — нет. И только я собрался сказать герою о произведённом на меня впечатлении, как взгляд мой случайно зацепился за валяющийся на левой обочине картуз. Я слез с мотоцикла и рукой показал Трошину на находку. Слава мгновенно развернулся в сторону предполагаемой угрозы, вскидывая к груди автомат. — Reg dich nicht auf![3] — успокоил я его по-немецки. Возможно, он не понял слов, но понял смысл, поскольку несколько расслабился, хоть автомат и не опустил. Я же, продолжая игры в конспирацию, громко рявкнул: — Halt! Zuruck![4] И, словно по моей команде в высокой траве что-то зашуршало. Ухмыльнувшись и подмигнув Трошину, я, намеренно коверкая язык, крикнул: — Стоят! Стреляйт! В траве кто-то ойкнул, и метрах в тридцати от нас поднялась невысокая фигура. «Мальчишка, что ли стадо гнал?» — подумал я и скомандовал: — Komm her! Суда! — сопроводив команду недвусмысленным жестом. Тут слышу, Слава мне шепчет: — Антон, кажись девка… Пригляделся, и верно — хоть на погонщике и надета хламида какая-то, но абрис фигуры уж больно характерный… — И что? — говорю, — Отпустим что ли? Так легенда посыплется… Давай, хоть до деревни отконвоируем. Через минуту «кавказская пленница» выбралась на дорогу. «А ничего так!» — отметил я про себя. Даже заношенный донельзя пиджак, несуразные штаны и перепачканное пылью лицо не могли скрыть недетской привлекательности «пастушка». Слава стоял с идиотской улыбкой, рассматривая это диво-дивное. — Idiot! Setzen Sie sich auf das Motorrad![5] — вывел я его из состояния прострации и поманил нашего «пленника», — Komm her! Суда. А ведь страшно девчонке, волосы, очевидно до этого спрятанные под картузом, растрепались и теперь непослушными прядями обрамляли красивое, с очень правильными чертами лицо. Прямой, почти греческий нос (почти — это потому, что на мой вкус, у античных богинь носы великоваты), плотно сжатые губы — красотка, ну что тут скажешь! — Setzen Sie sich auf dem Beiwagen! — и я рукой показал на коляску. — Schnell![6] То ли девушка понимала немецкий, а может, мои жесты были достаточно красноречивы, но мою команду она выполнила правильно и, понурившись, направилась к коляске. — Bitte! — и Слава протянул ей потерянный картуз. «Вот что галантность с людями творит! Даже по-немецки заговорил», — подумал я, садясь в седло. Всю дорогу до села нам с Вячеславом пришлось молчать, причём, если Трошин беззастенчиво пялился на девушку, я себе такого позволить не мог — дорога была та ещё. Поэтому, въезжая на двор к Акимычу я испытал нешуточное облегчение. На звук мотора на крыльцо вышел хозяин и «повелитель окрестных земель». Судя по его несколько заморенному виду, побегать ему пришлось изрядно. Но для себя старался, не для дяди. В начале, не разобравшись, он скорчил скорбную мину, явно готовясь вешать немцам на уши «лапшу домашнего приготовления», но, узнав меня, посветлел лицом и с радостной улыбкой поспешил навстречу. Опасаясь, подобно Штирлицу, провала, я приложил палец к губам, предлагая старосте потерпеть с разговорами до того момента, как мы останемся одни. Однако, как известно, умного учить — только портить… — Доброго вам вечера, господа офицеры! — лучезарно улыбаясь, начал староста, — Племяшку мою встретили? Ой, спасибо, что до дому подвезли! Судя по лицу «племяшки», подобное поведение Акимыча ей было не по нраву. — Nicht verstehen! — подыграл я старосте. — Wer ist sie? — и я, соскочив с мотоцикла, показал рукой на «пленницу». — Я ж и говорю — племяшка моя. Аусвайс в доме. Папирен в доме. Комм, комм, — и он сделал приглашающий жест в сторону хаты, не преминув при этом заговорщицки подмигнуть мне. — Buchhalter bleib hier! — приказал я Трошину, а сам направился вслед за старостой. Войдя в дом, я уж было собрался начать разговор, но заметил в комнате одну из тех женщин, что видел тут утром. — Вы Таньку-то не стесняйтесь, товарищ сержант… — пришёл мне на выручку Акимыч, — Она знает… — и добавил, обращаясь уже к женщине, — Давай, ещё две тарелки на стол, и на двор сходи, Маринку-дуру в сарай отведи, чтоб всё как взаправду было. — А что ж в сарай, Акимыч? — всплеснула руками Татьяна. — А шоб наука дуре была… Комсомолия безмозглая! Ни украсть, ни убежать… Да и поговорить нам по-мущщински надо. Тарелки появились на столе словно по волшебству, а уже секунд через десять, не больше, за Татьяной захлопнулась входная дверь. — Вы присаживайтесь, товарищ сержант, повечеряем. Я не заставил себя долго упрашивать. — А? — и я вопросительно посмотрел на дверь. — За Татьяну не бойтесь — кремень-баба! Да и интерес у неё личный. — Какой же? — спросил я, подвигая к себе тарелку с салом, и сделал знак вошедшему в этот момент Трошину, чтобы тот присоединялся к трапезе. — Дак у неё муж-то большой чин в Красной Армии. Комиссар дивизии цельной! Так что, прячу я её. Да вот, вишь, дочка подвела её. Одно слово — городская. — Понятно… — сказал я с набитым ртом. — Семён Акимыч, а ты сам, похоже, не здешний. Откуда будешь? — По говору узнали? Ну да, ну да… Я ещё поутру понял, что вы человек серьёзный… — Ты давай, дифирамбы мне не пой, а отвечай, — прервал я старосту. — Из-под Звенигорода я… — ответил он. — Как в тридцать шестом освободился с поселения, так, сами понимаете… Ну да, поражение в правах… Понятно, что в родные места ему возврата не было. — А что в Сибири-то не остался? — Климат не понравился… — нехотя буркнул Акимыч и постарался перевести разговор на другую тему, — Вы по делу ко мне приехали или так, на огонёк заглянули? — Ох, и хитёр ты, господин с т а р о с т а… — я голосом выделил последнее слово, — По делу, конечно. Как там бурёнки поживают? — Хорошо поживают, кабы не безрукие некоторые. Надо сказать, что меня весьма заинтересовала манера Акимыча без запинки произносить «вумные» слова и при этом уснащать свою речь всякими «кабы» и «дык». Непрост Соломин, ох не прост! — А что безрукие? — внезапно спросил сосредоточенно жевавший до этого момента Трошин. Семён Акимыч внимательно посмотрел на Славу, будто оценивая, имеет ли смысл отвечать непойми кому, и, видимо, удовлетворившись увиденным, сказал: — Ну, три десятка мы уже пристроили. В ночи ещё за десятком издаля придут. А этих Маринка должна была в Богиновку отвести, да вот не справилась, косорукая. Судя по выражению лица, Слава был в корне не согласен с такой оценкой нашей пленницы. — Вы как её споймали? — между тем продолжал староста. — Да она, как мотоцикл услышала, стадо бросила и в поле спряталась, да кепку на дороге обронила, — развёрнуто объяснил я. — Тьфу ты ну-ты… комсомолия… — Ладно, не о том сейчас речь, Акимыч, — перебил я старосту. — Я про зерно буду речь вести. — Про зерно? Я весь во внимании. — Налёт мы устраивать не будем… — медленно и, как мне казалось, веско, сказал я. Лицо старосты оставалось спокойным, только уголок рта дрогнул. — Мы с вами поступим тоньше и хитрее… — брови моего визави вопросительно поднялись. — Я не думаю, что у вас достаточно транспорта для вывоза всего зерна, поэтому мы напишем вам накладные от лица немецкого командования. Как вам идея? Семён Акимыч кашлянул… Затем хмыкнул. Почесал в задумчивости нос. И, наконец, ответил: — Хитро придумано, товарищ сержант. А вот позвольте спросить, мне самому с полицейскими общаться придётся? — речь его с каждой новой фразой становилась всё культурней и культурней. — Ну, прикрытие мы вам обеспечим. И, скажем так, силовую поддержку — тоже. — Однако вы тонко играете… — и он замялся, пытаясь вспомнить, как меня зовут. «Ну да, я же ему утром не представился!» — сообразил я и подсказал: — Алексей Игнатьевич… — Ну да, Алексей Игнатьевич, а на документы ваши я могу взглянуть? Тут внезапно его перебил Трошин: — Отец, мне кажется, ты не совсем понимаешь, зачем мы к тебе пришли? Ты не на базаре и не батраков нанимаешь! Акимыч пристально посмотрел Бухгалтеру в глаза: — Всё я понимаю… Но это я здесь останусь шеей и головой рисковать, а вы — фьють и нету! Так что гарантии мне нужны. Ситуация складывалась патовая, можно было, конечно, сгонять за Дымовским удостоверением, но это — потеря темпа, да и идти на поводу у старосты не хотелось. Надо было брать быка за рога. — Семён Акимович, у вас в гимназии по истории, какая оценка была? — С чего это вы взяли… — Давайте не будем друг другу голову морочить! — перебил я его. — Вы всё правильно обрисовали и поняли. Мы можем сейчас просто встать, и, громко разговаривая по-русски просто уехать. Так? И кому в таком случае будет солоно? Я думаю, что не нам… Однако, если вы не обратили внимание, мы предпочли с вами договориться, а не давить сразу докУментами, — я нарочно исковеркал слово, — и стволами. Так что давайте сотрудничать… А ваше прошлое мне, по правде говоря, совершенно не интересно… Староста тяжело вздохнул, посмотрел на свои руки, затем на меня. Вздохнул ещё раз. — Я согласен. Банкуйте. «Хм, сдаётся мне, что кроме гимназии у него за плечами ещё и военное училище»… — не совсем к месту подумал я. — Вы пока, Семён Акимович, с транспортом определитесь, ну и со скотом партию доиграйте. Ведь, прежде чем к абриколям[7] переходить, клапштос освоить неплохо бы. Так? — решил проверить я свои догадки. Если память мне не изменяет, царские офицеры бильярд любили и понимали. В ответ на мою тираду Акимыч неожиданно улыбнулся и сказал: — А интересно с вами было бы сыграть, т о в а р и щ сержант! — После победы сыграем! Староста кивнул и спросил: — Так когда вас снова ждать? — День-два, — ответил я, как мы договаривались с командиром и Бродягой. Перед нашим отъездом на хутор верхушка отряда посовещалась в узком кругу и решила немного подождать с «острыми» акциями, тем более что у нас имелось ещё несколько дел в округе, причём дел — требовавших тишины и покоя. — Ну и хорошо, у нас времени больше на подготовку будет… — и совершенно неожиданно добавил, — А Маринку с собой не заберёте? У Трошина даже челюсть от удивления отпала, да и я, признаться, немного опешил: — То есть? — А то и есть — возьмите её в отряд. А то пропадёт девка тут. Понимаешь, сержант, — спина у неё не гнётся, непривычна она спину гнуть и кланяться. Как есть пропадёт… — Ну… Акимыч, мы же — боевая группа… Нам женщина — только помеха… Соломин пристально посмотрел мне в глаза: — Алексей… Игнатьевич, вот ответь мне старому, ты по званию кто? — Как кто? Сержант НКВД, — ответил я в соответствии с легендой. — Сержант — это же вроде унтера по-старому, верно? — Да. — А вот непохож ты на унтера — образованный больно. — Если на армейские звания переводить — это старший лейтенант, ну а на «старые деньги» — штабс… — Да хоть прапорщик! Всё одно — офицер… командир то есть… Забери Маринку! — Да куда я её дену-то?! — Да ты не сомневайся, она и санитаркой может быть и стрелять умеет. Сам посуди — дочь офицера! — Какого офицера? — не понял я. — Она же Татьяны дочь, и отец у неё, соответственно, полковник, то есть полковой комиссар Евграшин. Сам подумай, что немцы с ней сделают, если прознают? — Ну, прям-таки… — Ты что, думаешь, я не знаю? — перебил меня Соломин. — Да нам на второй день они приказ зачитывали. Собрали всех в Старом у правления и так и сказали, чтобы комиссаров и комиссарских прихвостней выдавали, ну и жидов — тоже. Тут в разговор, сверкая взором, вступил Трошин: — Ан… Алексей, давай возьмём! Верно же староста говорит! — Боец Трошин… — начал я, но, поняв, что на официозе тут не «съедешь», поменял тональность, — Слава, сам понимать должен — не я тут решаю. Была бы моя воля — женский комсомольский батальон сформировал бы… И тебя командиром поставил! — напоследок подколол я разошедшегося Бухгалтера. Слава замолчал, но продолжил сверлить меня взглядом. — А вы, Семён Акимович, не волнуйтесь, я командованию передам свои соображения. Ну а вы пока к акции готовьтесь, — и я полез из-за стола. |
|
|