"Прощание с облаками" - читать интересную книгу автора (Ильичёв Валерий Аркадьевич)

Прощание с облаками

Труп молодой женщины с искаженным удушьем лицом и безвольно опущенными руками висел, почти касаясь босыми ногами пола. Тело удерживалось толстой бельевой веревкой, перекинутой через железную трубу самодельного турника, сделанного под самым косяком дверного проема, ведущего из просторной передней в комнату.

Сотрудник уголовного розыска Ильин недоумевал:

«Странно, обычно женщины, решившись на самоубийство, очень беспокоятся по поводу того, как они будут выглядеть после смерти. А эта белым днем лезет в петлю в стареньком халате, мокром от стирки, которую так и не довела до конца. Да и предсмертная записка довольно странного содержания: „Уходя в облака, исполняю свое заветное желание. Наконец-то мне удастся взмыть вверх над наполненной грехом землей удалиться прочь от человеческой подлости и мерзости“. И никакого вразумительного объяснения самоубийства. Что-то не так! И летчик — новоявленный вдовец не очень-то похож на убитого горем человека. Похоже, исследователь прокуратуры Кругов думает так же. Вон с каким охотничьим азартом посматривает на сидящего в углу летуна».

Внимательно пролистав телефонную книжку, лежащую на тумбочке, Крутов подозвал к себе стажера — высокого прыщеватого парня и шепотом дал ему указание:

— Езжай в отделение милиции и обзвони всех знакомых покойной. Начни с раскрытой страницы!

Не успел стажер покинуть квартиру, как эксперт-криминалист вызвал следователя из комнаты в переднюю:

— Слушай, Кругов, иди сюда: пошептаться надо!

Ильин заметил, как напряглись плечи летчика и голова втянулась а плечи:

«Он сейчас похож на сидящего в клетке зоосада нахохлившегося орла-стервятника».

На лице вернувшегося в комнату Крутова красовалась довольная улыбка, словно он крупно выиграл на единственный лотерейный билет.

— Ну что, «летун», по прежнему настаиваешь, что пришел домой обедать и обнаружил жену в петле? И причину её поступка ты не знаешь? Ну а как вы жили с Ниной? Как кошка с собакой или мирно сосуществовали?

Летчик колебался лишь мгновение:

— Как в любой семье ссорились, конечно. Полгода назад дело чуть до развода не дошло. Но потом утряслось. Мирно жили. И вдруг такое несчастье!

— Это ты молодец, Дмитрий, что не стал скрывать ваши скандалы. Ведь все равно бы узнали. Вот тебе лист бумаги. Запиши собственноручно свои показания.

Ильин с интересом наблюдал, как следователь прокуратуры с безмятежным видом загоняет подозреваемого в хитроумную ловушку. Дождавшись, когда летчик закончит горестное описание сложных поворотов своей семейной жизни, Кругов с деланно равнодушным видом продолжил допрос:

— А теперь ещё раз спрашиваю в присутствии понятых — твоих соседей, в котором часу вы вернулись домой?

— Ровно в тринадцать.

— Это точно?

— Я человек служивый — привык к точности. К тому же настенные часы у нас в доме с боем — не спутаешь.

— Молодец, точность — это вежливость королей. Вот и запиши, милок, своей рукой: прибыл домой на обед в тринадцать часов.

Немного поразмыслив, летчик сделал необходимую запись.

— Вот и ладно, вот и умница, — Кругов вновь похвалил подозреваемого, словно малыша, хорошо кушающего кашу. — Теперь объясни мне толково, что ты целых двадцать минут делал возле трупа повешенной жены. Звонок-то твой в дежурную часть зафиксирован в тринадцать часов 20 минут. Уж не в обмороке ли ты валялся?

— Да я был в шоке. Не знал, что делать. Посидел, две сигареты выкурил. Но горю не поможешь. Вот и решился наконец в милицию позвонить. Я мало что понимал в тот момент.

— Ты, похоже, и сейчас ещё плоховато соображаешь. Ну ладно, запиши, что минут двадцать от волнения и душевного расстройства прийти в себя не мог. Потому и с опозданием в милицию обратился.

В комнате наступила тишина. Понятые с интересом наблюдали, как летчик, обдумывая каждое слово, записывал объяснения.

Ильин, коротая время, рассматривал семейную фотографию на стене: «До чего же мало напоминает лежащая на полу покойница эту улыбающуюся красивую женщину, с восхищением взирающую на своего избранника. Вот и разберись, на каком этапе происходит превращение горячей привязанности в отчуждение и ненависть».

От размышлений его отвлек Кругов, обратившийся с подчеркнутым дружелюбием к летчику:

— Написал? Ну вот и хорошо. А теперь вставай и вместе с понятыми подойдем к трупу и послушаем, что наш ученый эксперт скажет. А то мне старому и поглупевшему на государевой службе старику ты на слово не поверишь.

Кругов с подкупающей искренностью сокрушенно покачал головой. «Служака», — с восхищением подумал Ильин. Все подошли к трупу. Эксперт-криминалист по сигналу Крутова поднял с пола веревку, затянувшаяся петля которой завершила свое жуткое дело. Он начал сухо объяснять при — к понятым, словно летчика не было в комнате:

— Когда человек вешается сам, то волокна на веревке в той части, где она соприкасается с опорой — в данном случае с железной грубой самодельного турника, — под силой тяжести сдвигаются снизу вверх. Совсем иная картина, когда человека сначала убивают, а потом, инсценируя самоубийство, подвешивают, подтягивая вверх на веревке. Волокна при трении сдвигаются сверху вниз, да и след от них намного длиннее, чем в тех случаях, когда человек, просунув голову в петлю, умерщвляет себя сам. А теперь попрошу понятых посмотреть на это орудие преступления через увеличительное стекло и определить, что здесь было: самоубийство или убийство? Подходите, не бойтесь, тут особых познаний не надо.

Понятые — две пожилые женщины по очереди послушно подошли и заглянули на веревку через многократно увеличивающую линзу. Ильину показалось, что напуганные всем происходящим женщины мало что поняли из объяснений эксперта.

Однако во всем сразу и очень хорошо разобрался летчик. Его лицо покрылось красными пятнами. Кругов, чутко уловив момент, спросил с неожиданной жесткостью:

— Ну что скажешь, Дмитрий, теперь?

Женщины-понятые с суеверным ужасом инстинктивно попятились, словно стремясь отдалиться подальше от впервые увиденного ими не в кино, а рядом живого убийцы. Но летчик не собирался сдаваться:

— Ну что же, против науки не попрешь. Только при чем здесь я? Значит, Нину убил кто-то другой, ещё до моего прихода домой. Я лишь обнаружил труп и вас вызвал. А вы вместо того, чтобы искать преступника, на меня эго дело спихнуть хотите. Но ничего у вас не выйдет!

— Браво, Дима! Я уж думал, ты сразу сознаешься. А ты меня, старика, порадовал. Не люблю я теперь легких побед: тщеславен стал на закате карьеры! А ты молодец! Так кто же жену твою мог убить?

— Не хотел я плохого говорить о покойнице, но когда мы с ней в ссоре были, она себе любовника завела. Сама мне от злости призналась. А когда мы помирились, дала ему отставку. Вот он её в отместку и казнил: раз не мне, то и другому не достанешься!

В этот момент раздался телефонный звонок, и стажер попросил к телефону Крутова. Тот выслушал сообщение и радостно одобрил:

— Молодец, хорошо сработал! Значит, она все подтвердила и собственноручно написала показания? Ну пусть пока посидит в отделении милиции, меня дождется. Займи чем-нибудь даму, кофе угости, веселенькие журнальчики покажи. А мы минут через тридцать подъедем и очную ставку проведем. Ну все, отбой!

Повернувшись к летчику, Кругов посмотрел ему прямо в глаза, и тот понял что разминка окончилась:

— А теперь, Дима, давай завершать дело. Когда я своего помощника послал телефонную книжку проверять, ты и сам многое понял. Учти, буква «Б» в русском алфавите все ещё на втором месте. Так что мой стажер быстро вышел на Бутову, с которой твоя Нина разговаривала по телефону. И знаешь, что она сказала подруге ровно в час дня? Повторю: «Мой благоверный пришел домой обедать. Я тебе перезвоню». Так что как ни крути, а она жива была, когда ты приехал её убивать.

Лицо летчика покрылось красными пятнами. Он поднес крепко сжатые кулаки к груди и сдвинул кисти вместе, словно продолжая душить свою жертву:

— Да, я убил эту стерву. Задушил вот этими руками. И не жалею! Я её ненавижу. Вы понимаете — не-на-вижу.

Ильин силой надавил на плечи летчика, заставив его вновь опуститься на стул. И этот грубый нажим заставил летчика прийти в себя. Его крупное сильное тело безвольно наклонилось вперед. Он прикрыл лицо широкими ладонями, словно маленький мальчик, наивно пытающийся защититься от пугающих его ночных теней и шорохов.

Выждав пока убийца немного успокоится, Кругов сочувственно спросил:

— А как ты заставил Нину записку написать? Силой?

Летчик отрицательно покачал головой: нет, я ей сказал, что к нам в часть приехали психологи и проводили проверочный тест среди летного состава. И мало кто из наших: без ошибок диктант написал. Попробуй ты. Она и села писать. Текст ей я наговорил. Так что все просто.

Кругов покачал головой: «Это ты здорово придумал, Дима. А почему не развелся?»

— Эта стерва хотела полдачи у меня оттяпать да ещё требовала крупную сумму за предоставление мне права пользоваться моим же собственным автомобилем. А ведь все было куплено на заработанные мною деньги.

«Вот дурак „летун“, сам себе убийство из корыстных побуждений наматывает. Сказал бы, что задушил из ревности, и схлопотал срок поменьше», — Ильин сочувственно посмотрел вслед летчику, который понуро брел к выходу с вывернутыми назад руками.

Кругов повернулся к Ильину:

— Слушай, сыщик, чтобы время не терять, ты здесь останься и соседей опроси. А я пока займу твой кабинет: проведу очную ставку. Надо дожимать летуна по горячим следам. Пока он не опомнился.

Через два часа, закончив опросы, Ильин направился к отделению милиции. Возле входа в здание он увидел мрачный автозак, к которому конвоиры подвели летчика. Воспаленные от бессонницы глаза, впавшие небритые щеки и потухший взгляд резко изменили внешность этого ещё несколько часов назад уверенного в себе человека. Ильин молча наблюдал, как летчик со скованными за спиной руками, подталкиваемый конвоиром, неуклюже влезает в спецмашину с зарешеченными окнами.

Внутри уже сидели арестованный у вокзала парень-карманник и пожилая баба-бомжиха, совершившая кражу сумки на вещевом рынке. Ее поместили в автозак вместе с мужиками вопреки правилам: не гонять же при нехватке бензина специально за ней машину.

Между пожилой женщиной и арестованным карманником, хорошо представляющим долгие годы без женского общения, завязался оживленный, наполненный образной речью разговор. Бомжиха с азартом объясняла гогочущему попутчику, что она может сделать, если их оставят наедине. Конвоиры беззлобно покрикивали, не прерывая бесплатное развлечение.

Ильину было видно, как безучастный ко всему летчик безвольно присел на край сиденья, покорно опустил голову на грудь и замер, словно уснул с широко открытыми глазами. И внезапно четко осознал: этот человек не перенесет неволи и ему уже никогда не удастся свободно пройти по улицам этого огромного города, равнодушного к своим обитателям. Сколько там можно выдержать среди опускающихся в безвольном и отупляющем падении людей? Месяц, год, два монотонного и страшного существования… И возможен ли, наконец, очищающий душу миг искреннего раскаяния?

Задержавшийся с оформлением бумаг прапорщик лихо запрыгнул на сиденье рядом с водителем. Дверца автозака захлопнулась, скрыв от Ильина навсегда и кокетничающую беззубую бомжиху, и комфортно чувствующего себя в мрачном автозаке молодого карманника, и бывшего летчика, обреченного уже никогда в жизни не ощутить в ладонях штурвал послушного ему воздушного корабля.