"На лезвии с террористами" - читать интересную книгу автора (Герасимов Александр Васильевич)

Аудиенция у Государя

Убийство Петербургского градоначальника фон-дер-Лауница привело в чрезвычайное волнение официальные круги России, особенно людей, посвященных в то, что и Столыпин был на волоске от смерти. Столыпин должен был сделать исчерпывающий доклад царю о покушении и сопровождавших его обстоятельствах. При этом он рассказал царю вообще о моей борьбе с террористами. Уже ранее неоднократно заявлявший, что его весьма интересовало бы познакомиться со мной, сейчас, после доклада Столыпина о последнем террористическом акте, царь сказал ему: "Теперь я хочу поговорить с Герасимовым". И он поручил Столыпину передать мне, чтобы я явился к нему на аудиенцию через день. На обратном пути из Царского Села Столыпин сказал:

Государь хочет с вами познакомиться. Послезавтра в 9 часов утра вы должны быть у него на аудиенции и доложить ему исчерпывающим образом о революционном движении. Государь чрезвычайно интересуется вашей деятельностью.

В то время, как я выражал по этому поводу свое радостное изумление, Столыпин добавил:

Я и сам был поражен пожеланием Его Величества, и я счел нужным сообщить Государю, что Вы в интересах своей работы обычно носите штатское платье и, быть может, даже не имеете мундира. Но Государь полагает, что это неважно и что вы спокойно можете в штатском явиться к нему на аудиенцию.

В действительности, дело обстояло именно так, как изобразил его Столыпин в рассказе Государю. У меня имелся лишь один весьма поношенный офицерский мундир, в котором было абсолютно невозможно появиться к Государю. Но совершенно исключенным я считал для себя как офицера появиться перед царем в штатском платье. Я сказал Столыпину, что все будет в полном порядке. По приезде в Петербург я тотчас же заказал у портного офицерский мундир и наказал приготовить его к следующему дню. Я был согласен заплатить дорого за спешность.

По совету моего старого знакомого, дворцового коменданта генерала Дедюлина, я прибыл в Царское Село еще вечером, накануне аудиенции, переночевал там в одном из дворцов и на утро заявился в рабочий кабинет Государя. Я был тотчас же принят.

Государю Императору Николаю было тогда 36 лет. Его красивый облик, умные, доброжелательно глядящие глаза, спокойный и серьезный вид произвели на меня глубокое впечатление. На нем была офицерская форма стрелкового полка: малиновая куртка, опоясанная шелковым шнурком того же цвета, короткие темно-зеленые шаровары и высокие сапоги. Я был тогда полковником и согласна дворцовому церемониалу не имел права сидеть в присутствии царя, даже в том случае, если бы сам царь пригласил меня сесть. Хотя Государь мне и не предлагал садиться, но в то же время не садился и сам. Так во все время нашей полуторачасовой беседы мы оба стояли у окна, выходившего в окутанный снегом царскосельский парк.

Я давно уже хотел нас узнать, — сказал Государь после первых приветствий, и сразу перешел к сути дела. — Как оцениваете вы положение? Велика ли опасность?

Я доложил ему, с мельчайшими подробностями, о революционных организациях, об их боевых группах и о террористических покушениях последнего периода. Государь хорошо знал лично фон-дер-Лауница; трагическая судьба градоначальника его явно весьма волновала. Он хотел знать, почему нельзя было помешать осуществлению этого покушения и, вообще, какие существуют помехи на пути действенной борьбы с террором,

Главным препятствием для такой борьбы, — заявил я, — является предоставленная Финляндии год тому назад свободная конституция. Благодаря ей, члены революционной организации могут скрываться в Финляндии и безопасно там передвигаться. Финская граница находится всего лишь на расстоянии двух часов езды от Петербурга, и революционерам весьма удобно приезжать из своих убежищ в Петербург и по окончании своих дел в столице вновь возвращаться в Финляндию. К тому же финская полиция по-прежнему враждебно относится к русской полиции и в большой мере настроена революционно. Неоднократно случалось, что приезжающий по официальному служебному делу в Финляндию русский полицейский чиновник арестовывался финскими полицейскими по указанию проживающих в Финляндии русских революционеров и высылался из пределов Финляндии...

С изумлением и со все возрастающим возмущением выслушал Государь мои сообщения. - Я готов, сказал он, - все сделать для того, чтобы положить конец этому невыносимому положению. Я поговорю с Петром Аркадьевичем о необходимых мероприятиях.

Второй пункт, которым весьма интересовался царь, был вопрос о масонской ложе. Он слыхал, что существует тесная связь между революционерами и масонами, и он хотел услышать от меня подтверждение этому. Я возразил, что не знаю, каково положение за границей, но в России, мне кажется, масонской ложи нет, или масоны вообще не играют никакой роли. Моя информация, однако, явно не убедила Государя, ибо он дал мне поручение передать Столыпину о необходимости представить исчерпывающий доклад о русских и заграничных масонах, Не знаю, был ли такой доклад представлен Государю, но при Департаменте Полиции функционировала комиссия по масонам, которая своей деятельности так и не закончила к февральской революции 1917 года.

Первая аудиенция моя у Николая II была для меня исполнена чрезвычайного значения. Она укрепила меня в моих взглядах на то, как надо дальше действовать. На прощание Государь спросил меня: "Итак, что же вы думаете? Мы ли победим, или революция?"

Я заявил, что глубоко убежден в победе государства. Впоследствии я должен был часто задумываться над печальным вопросом даря и над своим ответом, к сожалению, опровергнутым всей дальнейшей историей.

Столыпин позднее рассказывал, что царь ему сказал обо мне: "Это настоящий человек на настоящем месте". Но в придворных кругах эта аудиенция у царя вызвала озлобление против меня. По традиции только особы высших четырех классов (по рангу) имели право личного доклада царю. Я же по чину полковника принадлежал лишь к пятому классу. Недружелюбное отношение придворных кругов мне приходилось и потом часто ощущать, но я равнодушно проходил мимо этого.