"«Если», 2007 № 05" - читать интересную книгу автора («Если» Журнал, Лукин Евгений Юрьевич,...)

КРИТИКА

Дмитрий ВОЛОДИХИН ЁРШ МОХИТО ИНКОРПОРЭЙТЕД

Взаимоотношениям фантастики и традиционной литературы «Если» посвятил не один материал, но одну любопытную тему мы совсем не затрагивали. За дело взялся московский критик.

Между прозой основного потока и фантастикой, как известно, полным-полно мостов и мостиков. Их проспекты кое-где переходят в наши и наоборот. Госграница между двумя литературными державами размыта, да и важна-то она больше для книготорговцев-оптовиков и товароведов в больших магазинах, чем для читающей публики. Совсем другое дело — критика, порожденная на фантастической и мейнстримовской почве. Эти две дамы почти не встречаются друг с другом. Сходство между ними примерно такое же, как между теркой для овощей и щипцами для завивки волос.

Прежде я полагал: тамошние критики — не чета нашему брату. Профи. Специалисты. Монстры мощи. Или мощи монстров? Словом, нечто невообразимо величественное. Знаю точно: у многих людей-от-фантастики такая же точка зрения. Однажды мне пришлось слышать от одного из крупных деятелей нашего сообщества: «Хочу привести в мир фантастики опытных критиков из большой литературы. НАСТОЯЩИХ. Понимаете?»

Понимаю, да.

Но в последнее время мое мнение претерпело метаморфозу. Ситуация гораздо сложнее, чем банальное: «Они — лучше, а мы — хуже». Нет, суть у этой композиции иная. Там, где у них густо, у нас пусто. Сущая правда. Но зато там, где пусто у них, пожалуй, у нас кое-что есть за душой…

Прежде всего: где, собственно, «густо» у мейнстримовских критиков? В чем их сила сравнительно со слабыми позициями критики, функционирующей на пространстве фантастической литературы?

В сущности, есть всего два значительных преимущества, выгодно отличающих «ту сторону». Их можно условно обозначить как «школа» и «статус».

Причем первое из них несравненно важнее. По большому счету, оно составляет территорию для нашего развития. Во всяком случае, для тех фанткритиков и тех Ф-журналов, которые испытывают желание развиваться. Итак, среди наших критиков крайне мало людей, получивших филологическое образование, имеющих навык литературоведческого анализа и способности оценить арсенал художественных приемов того или иного автора. Откуда — за редким исключением — рекрутировались наши критики? Чаще всего из фэндома. Или же из числа эрудированных читателей, способных связно изложить мнение о художественном тексте. Лучшие, ударные качества известного «фантастоведа» — бойкий стиль и начитанность на грани начетничества. «А помнишь, в 89-м у него вышла первая книжка, ну, еще маленькая такая, рижская?» — «Первая вышла годом раньше в пропагандистском издании ЦК ВЛКСМ, и он до сих пор от этого страдает и первую свою книжку за первую не держит». Или: «Сколько знаешь переводов «Хроноклазма» Джона Уиндэма?» — «Если без «самопала», то три». — «А вот и врешь, четыре!» Соответственно, даже лучшие из нас в огромном большинстве случаев ОПОЯЗом не обезображены, не носят с собой отвертки, не могут «развинтить» «Тарантас» В.Сологуба и посмотреть, как и из чего он сделан… Каким бывает сюжет в рецензиях фанткритиков? «Лихо завернутым», «бойко закрученным», «динамичным», «линейным», ну, в лучшем случае, «дискретным». Это уже высший класс! На то, чтобы предложить читателю сколько-нибудь подробную схему, расписывающую, с помощью каких художественных средств оный сюжет закручен, почему его сделали дискретным, на какую литературную традицию ориентировался автор, творческой мощи нашей братии хватает в одной из полсотни рецензий. Впрочем, вру. Из сотни.

Нам учиться надо. Нам нужен тупой, примитивный ликбез. Курсы повышения квалификации при Литинституте. Говорю ли я это про каких-то непонятных людей? Да нет, все про тех же и про себя в их числе. Существует список из полутора десятков членов жюри профессиональной премии критиков «Филигрань». В сущности, оттуда можно выщелкнуть двоих или троих, прочих же следовало бы посадить за парту и нещадно бить по носу линейкой, как только начнут (начнем!) задирать его со словами: «Да мы это и так потрохами чуем! Бона скока у нас публикаций!» У нас нет школы. Нам нужна школа.

В мейнстриме порядочный критик с «отверткой» управляется на раз. Они там лентяи и павлины, но при необходимости могут разобрать текст на колесики не хуже, чем третьеклассник разбирает пластмассовый луноход с мигалкой. Мы — не очень-то.

Преимущество статуса — из другой области. Жанровый критик чаще всего представляет собой ромашку, вольно плавающую между рекламой, дружескими комплиментами и фэнской яростью. Он, по большому счету, необязательная примочка на могучем теле литературного процесса. Прыщик. След от поставленной банки. Если завтра все критики от фантастики полетят на свежий конвент во Владивосток в одном самолете, да и разобьются на полпути, многие ли заметят потерю? Если убрать из НФ-журналов и профильных электронных ресурсов наши статьи и рецензии, это не убьет ни журналы, ни ресурсы. Пожалеют: мол, помогало ориентироваться на рынке… Да и все, пожалуй.

В мейнстриме ситуация иная. Там без обильного критико-литературоведческого отдела не может состояться ни один журнал. Там критик — абсолютно обязательная фигура. Там он и рецензии пишет не в размере расширенных аннотаций (2000–3000 знаков с пробелами), а такие, чтобы было, где высказаться как следует (6000-12000 знаков с пробелами). Там возможны издания, полностью состоящие из критики, библиографии, публицистики, литературоведения.^{11}

Как исправить недостаток статуса? Я не знаю. Возможно, став «дороже». Иными словами, приобретя все ту же «школу».

Кое-кто называет еще одно преимущество мейнстримовской критики, которое при ближайшем рассмотрении оказывается иллюзорным. В фантастике мало критиков. Они все на виду. Сколько-нибудь заметных персон — десятка три-четыре (считая сетевых). Писателей-фантастов раз в пятнадцать, наверное, больше. Если только не в двадцать. И это — если отчекрыжить от литреестра людей-без-книг. В противном случае соотношение выйдет просто убийственное. Критик в толпе фантастов заметен до такой степени, словно его с ног до головы покрыли фосфоресцирующей краской. Едва он опубликует с дюжину рецензий, как обзаведется — желая того или нет — обоймой друзей и ворохом недругов. Благороднейшая в таких случаях позиция: молчать о друзьях, когда они плохи; в худшем случае высказывать им свое мнение приватно и не выносить на всеобщее обозрение. Добавим сюда отказ от суждения о людях, которые критику по личным причинам антипатичны, и выйдет почти ангельская личность.

Что происходит на самом деле? Ангелоподобные критики встречаются один на десять. Прочие из нас повязаны по рукам и ногам компанейщиной. На многих как будто наложены вериги многоразличных «удобно», «неудобно», «обидеть», «не обидеть», «вместе пили», «не пили, но скоро выпьем», «а тот гад с нашими не выпил», «а этот гад выпил, а потом все равно распространил слух». Наш фантастический мир — слишком плотная корпорация. От дружеских объятий порой не продохнуть… Существуют в современной российской фантастике определенные идейные лагеря — правда, сравнительно с мейнстримом более размытые, — и если ты «состоишь» в одном из них, о чем и о ком бы ты ни писал, «правду лагеря» в твоих словесах непременно отыщут. Есть она там или нет ее…

Впрочем, все то же самое в основном потоке составляет привычную реальность. Но мне казалось (да и не мне одному), что при наличии «партийных побоищ», для нас не столь уж обычных, хотя бы от компанейщины люди основного потока избавлены в большей степени. Что ж, лет двадцать назад так оно, наверное, и было. Процент критиков относительно общей массы пишущих людей там был выше, корпорация не столь компактная, критики не в фокусе внимания… Процент и сейчас выше, но само положение литератора в нищем мейнстриме крайне непрочно, и там люди с 90-х годов научились сбиваться в стаи, поддерживать друг друга, «пробивать» интересы друг друга, работать на «легенды» друзей-товарищей. То есть и там, словами Олега Дивова, «шаманят» критики все больше на благо «соседской общины».

Язва компанейщины у нас с мейнстримщиками общая. Вот радость-то!

И все-таки, как говорила одна из жен Абдуллы, «мы не так уж плохи». Гроб и похоронный реквием заказывать рано. Рассылать приглашения на собственные похороны тоже пока не стоит, хотя церемония получилась бы шикарная.

Внимательное прочтение корпуса рецензий и критических статей за последние два-три года в нескольких толстых литературных журналах привело меня к выводу: бывает король без одежды, а бывает одежда без короля. Критик-мейнстримовец сделает текст-анализ, укажет, к какой традиции, к какому течению, группировке, школе следует относить автора, какие аналоги есть за рубежом, а какие — в русской классической литературе, выявит «в чем преодолен постмодерн» и где тут «местный текст», проведет «деконструкцию» и даже «обнажит дискурс». Он все сделает классно, как профессионал. На высшем уровне. С приличествующим случаю количеством интеллектуальных рюшечек.

Только не скажет главного: о чем, собственно, книга?

Какой-то рок, нависший над современной критикой основного потока, заставляет тамошних людей в большинстве случаев писать обо всем, кроме сути. Словно кто-то глумливо указал: «Делайте все, что хотите, но посыл выявлять — это, право, смешно». Вот и выходит нечто вроде школьного сочинения «Как я провел лето», в котором половина текста посвящена дороге в деревню к дедушке, а вторая половина — возвращению в город к родителям…

Наш брат в большинстве случаев такого греха не знает. Напротив, наш критик с энтузиазмом бросается искать в книге «главное зерно». Ему-то как раз интереснее всего докопаться до того, «что хотел сказать автор и как у него это получилось». До рюшечек руки не доходят: объем нам дают не тот, да и рюшевязальных умений не хватает. Зато критик от фантастики не испорчен чрезмерной изощренностью. Ему интересна истина, а если истиной в книге не пахнет, то уж хотя бы «правда жизни». Он твердо знает: без «вечных вопросов» литература превращается в развлекаловку, и тогда остается судить лишь об одном — мастеровито выполнена книжная продукция или там сплошной «свист чайника». Вот ску-ука… Поэтому наши (все, кто чего-нибудь стоит) всегда ищут эти самые вечные вопросы и комментируют найденное, не стесняясь жесткости суждений. Нормальное дело для наших палестин — «спор за правду», бескомпромиссный и свирепый. Сшибаются писатели и критики, а то и критики между собой, каждый тащит на поле брани свою железяку-эталон и косит ею ближних… Встретившись на конвенте, спорщики могут вцепиться друг в друга оффлайн. Иногда литдискуссия Ф-сообщества напоминает драку детей в песочнице. Но в этих поисках и в этих драках есть что-то настоящее, как в бизоне работы палеолитического художника в сравнении с творчеством авангардистов или абстракционистов.

Что-то, придающее нашей первобытной наивности, нашим экспедициям за правдой и нашим потасовкам высокий смысл.

Итак, критика-от-фантастики простовата и неотесанна, она вроде известного народного напитка «ёрш». Эффект от ерша самый что ни на есть: незамысловато, но пробирает. Современная мейнстримовская критика больше напоминает коктейльчик с зонтиком, «пину коладу» или «мохито»: экзотично, на пляже каком-нибудь сойдет вполне, но… градуса нет. Ведро надо принять, чтобы «схватило».

Полагаю, лучший путь для жанровой критики наших дней — избавиться от «простоты», не потеряв искренности. Объединить «пробойный эффект» от ерша и утонченность мохито. Для этого очень нужен постоянно действующий семинар фантастоведов. Очень нужна профессиональная премия «критиков для критиков» (гамбургский счет). Очень нужно специализированное издание, где критик, не стесненный редакционными требованиями литературных журналов, избавленный от пресса компанейщины, мог бы изощряться в полную силу своего таланта.

Иными словами, чуть побольше свободы, чуть побольше пространства и существенно больше знаний. Тогда — сама пойдет!