"Несомненная реальность" - читать интересную книгу автора (Лотош Евгений)

23 октября 1583 г. Мокола. Резиденция Народного Председателя

Шварцман сидел в кресле и немигающе смотрел на Кислицына. Тот отложил прочитанный доклад в сторону и раздраженно посмотрел на бывшего начальника канцелярии.

– Ну что вы на меня так смотрите, Павел Семенович? – резко осведомился он. – Злорадствуете?

– Да что ты, Олег, – махнул рукой тот. – Мне просто интересна твоя реакция.

Увлекательная наука, эта физиогномика, знаешь ли.

– И как вам реакция? – осведомился Народный Председатель. На его скулах ходили желваки.

– Правильная, – усмехнулся Шварцман. – При условии, что думаешь ты о том, о ком и я.

– Ведерников, с-скотина! – с чувством произнес Олег. – Порвал бы! За последние два месяца на его заводах это уже третий бунт.

– Четвертый, – хмыкнул Шварцман. – Еще один разогнали, но по инстанциям не доложили. Глава местного УОДа решил, что незачем портить отчетность.

– И откуда информация?

– Сохранились у меня еще кое-какие источники, – вздохнул Шварцман. – Кое-какие контакты я успел восстановить, пока ездил по стране. Но стар я уже для таких вояжей, стар… Больше из Моколы ни ногой. Ты лучше скажи, что делать собираешься?

– Поубивал бы… – Олег покрутил в руках карандаш и вдруг с силой ударил его остро заточенным кончиком по бархату стола, словно ножом в чье-то горло.

Карандаш с треском сломался пополам, и Народный Председатель зашипел и выругался, когда одна из тонких щепок впилась ему в руку. – Млять… Честное слово, поубивал бы. Так и хочется на манер Железняка чистки начать. Саботаж же, честное слово! Поставки срываются, планы не выполняются, воровство на заводах и фабриках такой размах приняло, что явно без попустительства руководства не обходится. В магазинах пусто, хотя на складах, как показывают проверки, продуктов хватает. Спекулянты совсем на голову сели – ох, как я народ понимаю!

Нет, точно саботаж!

– Чистки, говоришь? – Шварцман принялся разглядывать свои ногти. – Что же, чистки – дело хорошее. Кто же мешает?

– Издеваетесь? – осведомился Олег. – Еще неизвестно, кто кого вычистит – я их или они меня. Пока я свадебным генералом у себя в кабинете сижу, еще терпят, стиснув зубы. Начну глубже влезать – устроят мне что-нибудь вроде того, что Треморов в свое время Крупчаку устроил. Треморов тогда, кажется, тоже Предкомитета тяжпрома был? Ровно как Ведерников сейчас. Ох, Павел Семенович, и на кой вы меня тогда в Нарпреды потащили? Был бы я сейчас снабженцем в какой-нибудь тихой конторе, заводил бы знакомства, доставал бы унитазы и трубы редкой номенклатуры…

– Ну, как мне показалось, ты и сам не прочь был, – усмехнулся Шварцман. – Сам же мне объяснял, как я собирался тебя марионеткой сделать. Не дергался бы – и пожалуйста: теплое местечко и никаких обязанностей. И никакой ответственности, кстати. Не захотел отчего-то. Или передумал? А что, давай я стану править, а ты на троне восседать?

– Не дождетесь! – зло усмехнулся Олег. – Да и не выйдет у вас. Думаете, старые контакты восстановили, по стране поездив? Спросите у Пашки записи при случае – у него любопытная подборочка имеется. Ну, о чем говорили между собой те деятели, с которыми вы общались, после этого общения…

Шварцман весь подобрался, но тут же снова обманчиво расслабился.

– Спасибо, полюбопытствую, – безмятежно сказал он. – Но ты от вопроса не уходи.

Что делать собираешься? Ведь чем дальше, тем хуже. Тяжелая промышленность у тебя в загоне, легкая в загоне, про сельское хозяйство и не говорю, цены на нефть с газом на сахарских рынках падают чем дальше, тем больше, спасибо их изобретателям. Придумают эффективные гравитационные движки для тяжелой техники – еще сильнее продажи упадут. Химическая промышленность сама по себе многого не требует. Кстати, знаешь, что "Сахара троми" допустила намеренную утечку информации о новых эффективных методах разработки газовых конденсатов? Что их уже придумали, доводят до ума и внедрят годика через три-четыре, заразы, благо бюджеты под это деля запланированы немереные. Так что рискуем мы в самом ближайшем времени остаться вообще без нефтяных рынков сбыта. Сателлитам много не напродаешь. Так что валюты все меньше и меньше, а кушать людям хочется все так же.

– Кушать людям хочется, – согласился Олег. – Хотя, честно говоря, думаю, что не в этом дело. Ну да, небогато в магазинах с продуктами, но, в конце концов, не голод же сейчас. Худо-бедно, а купить еду можно. Ну да, пусть и после очереди.

Но можно было бы пережить! Хотя бы в такие трудные времена, как сейчас!

– Купить можно, говоришь? – Шварцман усмехнулся. – Ты когда в магазин в последний раз заходил? Только не в мокольский, их ты хотя бы из окна машины видишь, а в какой-нибудь другой? Скажем, где-нибудь в промышленном городе на Каменном Поясе или еще в какой-нибудь зоне… как оно называется? "зоне рискованного земледелия". Ну, знаешь, там, где в июне поля заморозками прихватывает через два года на третий.

– И что там? – осведомился Олег, рассеянно пощипывая обломки карандаша.

– Ты "хвост" в молочный магазин в шесть утра видел? Метров на двадцать по улице, три человека в толщину? Я специально попросил сфотографировать, снимки тебе пришлю попозже. За хлебом очереди появляться начали, пока еще не слишком большие, но уже заметные. За колбасой-мясом-сосисками и прочим в магазинах просто убийство, фигурально выражаясь, разумеется. Морду друг другу бить еще не начали, но недолго осталось. Талоны на продукты внедрять начали, и хорошо бы только на продукты – и на мыло, и на стиральный порошок, и даже на водку… Не слышал? Не знаю, какой кретин изобрел, но по всей стране как пожар распространяется. Сначала начали товар только местным продавать, по предъявлению паспорта с пропиской. Потом начали раздавать через домоуправления бумажки со штампиками – с такой имеешь право купить два куска мыла в месяц. При условии, конечно, что появится это мыло в продаже. Пара печатных фабрик уже начала такие "талоны" в промышленных масштабах выпускать. Теперь "визитные карточки покупателя" изобретать начали. Зашел я в один универсам в Михайловске днем, в рабочее время, и просто ошалел – представь, Олежка, длинный ряд абсолютно пустых полок, только банки с березовым соком стоят, да еще перловая каша в стеклянных банках.

– Сок-то хоть с мякотью? – автоматически схохмил Олег, но тут же спохватился. – Тьфу, что я несу! Вы что, серьезно, Павел Семенович? Почему мне об этом не доложили?

– Кто? – усмехнулся Шварцман. – Бирон, дружок твой закадычный? Так он с увлечением на моем месте обустраивается, в шпионов играть учится и интриги крутить. Не до того ему. Голосупов? Так общаки тебя изначально терпеть не могут, и Голосупов не исключение, хотя и прикидывается тихим и покорным. А кто еще?

– Полный п…ц… – печально констатировал Олег. – Действительно, кто еще? Сижу в своем кабинете, делаю вид, что круче всех, а на деле – никто, пустое место.

Застрелиться, что ли?

– Это всегда успеется, – хмыкнул Шварцман. – Знаешь, в чем твоя беда? Не только твоя, впрочем, наша общая. Мы полагаем, что знаем о жизни в стране все только потому, что сидим где-то на вершине и читаем бумажки, которые нам подсовывают. В крайнем случае можем сами на улицу выйти и посмотреть на правильный "народ", так сказать, который нам обеспечат службы поддержки – Управление общественных дел, канцелярия, министерства, да мало ли кто еще. Но эти статисты – не народ, да и Мокола – далеко не вся Ростания. А в Ростании дела обстоят очень плохо. Причем куда хуже, чем еще год назад. Год назад многие с энтузиазмом голосовали за тебя, полагая, что ты сделаешь что-то хорошее, правильное. Теперь тебя начинают ненавидеть традиционной тихой ненавистью, как до того ненавидели Треморова и прочих Нарпредов. Но Треморова, по крайней мере, боялись и уважали.

– Но я-то здесь при чем? – взорвался Олег, вскочив на ноги. – Я, что ли, сожрал всю колбасу в магазинах? Я нархозников поголовно самогонкой споил? Я вместо автомобилей дырявые тазики с болтами выпускаю? Никто, блин, работать не хочет, только воруют все, а я виноват?

– Успокойся, – жестко сказал Шварцман. – Сядь и успокойся. Не надо мне тут истерик закатывать. Если ты такая размазня, пойди и застрелись, только, сделай милость, подожди, пока я уйду при свидетелях. Но лучше возьми себя в руки и начинай думать головой.

Олег наградил его бешеным взглядом, потом глубоко вздохнул и закрыл глаза. Он проглотил кипящую в нем ярость и заставил себя сесть.

– Что вы предлагаете? – ровно спросил он.

– Я? – удивился Шварцман. – Это твоя работа – предлагать, я-то так, сбоку припека пристроился. Ты у нас Народный Председатель, тебе и головой работать.

– Хватит кокетничать, Павел Семенович, – все так же ровно произнес Олег. – Я не в том настроении, чтобы спокойно смотреть, как вы себе цену набиваете. Вам не кажется, что пора бы уже начинать приносить хоть какую-то пользу? Я вас не затем из ссылки вытащил, чтобы вы за казенный счет по всей стране мотались, а потом мне тут целку изображали.

– Ого! – весело произнес Шварцман. В глазах пожилого еврея блеснули озорные огоньки. – Вижу я, начальственный тон ты вполне освоил. Ладно, Олежка, уговорил.

Скажу я тебе вот что, пока ты вконец не осерчал, – он поудобнее устроился в кресле. – Систему пора менять. Менять сразу и целиком, начиная с фундамента, а не сверху по чуть-чуть, как твой секретный план предполагает.

Олег молча смотрел на него. Шварцман вздохнул.

– В докладе, который ты в руках держишь, многого не указано. Да, о лозунгах, которые рабочие выдвигают, там написано. Там другого не написано. О зарплате мастера участка, например. Вот ты ругаешься, что у нас тазики с болтами выпускают. А чего ты еще хочешь? Контроль качества всегда на мастеров и инженеров ложился. Это они должны бегать и всюду нос свой совать на предмет отклонений от правил и норм. Да только вот мастер и инженер тоже на зарплату живут. А зарплата у них та же, что и у простых работяг, зачастую даже меньше.

Работяга еще и сверхурочно подработать может, лишний час у станка постоять, а инженеру что? У него и так рабочий день фактически ненормированный. На хрена им себе лишнюю головную боль заводить?

– Я все это знаю, – кивнул Олег. – И что?

– То же самое со всеми управленцами в цепочке, – полностью проигнорировал реплику Шварцман. – Вплоть до самого директора. У нас главное – план выполнить, а что именно получится в результате выполнения – всем наплевать.

– Повторяю – я все это знаю. Именно поэтому везде сейчас внедряются отделы контроля за качеством. До конца года они должны заработать на всех промышленных предприятиях.

– Думаешь, это хоть чем-то поможет? – невесело хохотнул бывший начальник канцелярии. – Начальник техконтроля тоже под директором завода ходить станет, а план никто не отменял. Нет, это все чушь собачья. Как гнали брак, так и будут гнать. Ты лучше ответь мне, Олежек, почему в Сахаре и прочем мире проклятого чистогана никто не выпускает машины, которые ломаются в километре от магазина?

– Ну… – Олег, которого вопрос застал врасплох, несколько опешил. – Не знаю. Не задумывался как-то.

– Вот именно, – Шварцман воздел к потолку палец. – И я не задумывался, пока у власти был. Не до того как-то было. А потом, когда ты меня на дальнюю дачу закатал, времени оказалось более чем достаточно. Да тут и задумываться-то не о чем, все просто и очевидно, только не для нас. Ответ простой: брак у них не выпускают потому, что никто не купит. И вложенные деньги пойдут псу под хвост. У них убытки, в отличие от нашего народного хозяйства, просто так списывать не принято…

– Это все очень здорово, – перебил его Олег, – но вы не учитываете, что у нас и у них принципиально разная структура промышленности. У нас на группу "А" приходится восемьдесят процентов производства, у них – только двадцать. Какая, к черту, может быть конкуренция в условиях промышленных цепочек?

– "К черту" – это как? – осведомился Шварцман. – Мне казалось, что по части матерщины меня учить не надо. Потом расскажешь, что это означает. О чем это я?

А, да. Конкуренции в условиях наших, – он выделил это слово голосом, – промышленных цепочек быть, разумеется, не может никакой. У всех план – чего и сколько на входе, чего и сколько на выхода, смежники прописаны жестко, шаг в сторону – выговор с увольнением. Деньги в таких условиях – лишь средство вести учет, не более того. Они ничего не значат. Чтобы повысить заинтересованность директора производства в повышении качества, нужно, чтобы деньги реально работали. А это возможно лишь в условиях конкуренции.

– То есть вы намекаете, что нужно полностью отменять плановую систему? – усмехнулся Олег. – Вам не кажется, что это подрыв самых-самых устоев народного государства? Справедливости распределения в первую голову?

– Ну, я же тебе сразу сказал, что нужно менять все, начиная с фундамента, – пожал плечами Шварцман.

– Да уж, вы не мелочитесь. Для бывшего второго лица народного государства, во всяком случае, у вас весьма предосудительные взгляды, – Народный Председатель криво улыбнулся. – Впрочем, беда в том, что не согласиться с вами я не могу.

Вот, – он выдвинул ящик письменного стола и вытащил оттуда тонкую папку с красно-синей полоской по краю. – Два месяца назад я озадачил академиков из РАЭН анализом текущей экономической ситуации в стране. Вчера я получил от них два доклада. Первый – обычный бред в общем русле: расширить, углубить, повысить мотивацию и так далее. Его я даже читать не стал. А вот второй оказался много интереснее. Автор – академик Балкис и еще пара человек, не запомнил фамилии. И излагает он там вещи, весьма схожие с той антинародной пропагандой, которой вы занимались последние пять минут. Вот, – он двинул папку вперед по столу. – Это ваша копия. Совершенно секретная, разумеется. Ознакомитесь и в течение двух суток, до пятницы, выскажете свои соображения как по самому анализу, так и по предложенным мерам. И подумайте, не стоит ли тайно привлечь эту группу в параллель с теми экспертами, что уже на нас работают. В пятницу – заседание Кабинета, и мне нужно ваше обоснованное мнение. Учтите, что месяц назад Ведерников получил указание подготовить перевод части своих предприятий на частичный хозяйственный расчет, основываясь на подготовленных еще весной рекомендациях РАЭН. В пятницу он должен отчитаться о ходе подготовки. Вопросы?

– У матросов нет вопросов, – с непонятной интонацией произнес Шварцман. – Ознакомлюсь и выскажу. Это все?

– Не забудьте, не позже завтрашнего обеда я жду от вас оценку намеченной показательной акции. Сверх того – все. Можете идти.

Оставшись в одиночестве он откинулся на спинку кресла, обхватил себя руками и несколько минут отчаянно боролся с подступающей паникой. Что с ним происходит?

Это вырвавшееся словечко – "к черту"! Да, оно оттуда… из того мира. Да, он не раз слышал его там… Опомнись, где – там? Ты уже на полном серьезе веришь в реальность "того" мира? Тебе не кажется, что ты сходишь с ума, дружок?

Его взгляд снова упал на доклад о рабочих волнениях. Внезапно, словно на экране телевизора, он вновь увидел неспокойную волнующуюся толпу перед помостом, пьяных оборванцев в переднем ряду, цепочку казаков, с напряженными лицами ощупывающих пальцами спусковые крючки карабинов… Да что же такое происходит? Спокойно, дружок, спокойно. В воскресенье Пашка должен принести доклад об Оксане. Если принесет… если принесет, значит… хотя нет. Не следует думать о том, как поступать, если Оксана и в самом деле существует в реальности. Следует думать о том, что делать, если ее не существует. Точнее, где найти хорошего психиатра, но так, чтобы удержать все в тайне. Нарпред, страдающий галлюцинациями, на своем посту долго не протянет. Внезапно ему остро захотелось, чтобы в комнату перед ним вошел Хранитель, Тилос или любой другой. Где же вы, Хранители? Куда вы пропали именно в тот момент, когда я так остро нуждался в вас? Как мне не хватает вашей усталой уверенности, ваших понимающих, слегка ироничных улыбок родителей, с гордостью наблюдающих за тем, как их чада, запинаясь и путая слова, декларируют стишки с большой сцены? Куда вы исчезли, выдернув меня к вершинам власти и бросив на произвол судьбы?

Я не могу так. Кто-нибудь, помогите мне! Пожалуйста!..