"Я был телохранителем Гитлера.1940-1945" - читать интересную книгу автора (Миш Рохус)

С фюрером и без

Когда я вернулся в Берлин, то сразу понял, что Гитлер уехал из города. Канцелярия казалась пустой и странно спокойной. Фюрер был в это время на Западном фронте и руководил наступлением на Францию[27]. Его не было почти два месяца. Вместе с ним уехали несколько человек из его близкого окружения, в том числе Вильгельм Брюкнер и Вальтер Хевель.

У меня появилось свободное время. В генеральном штабе мне выдали талон на покупку новой формы. Для начала я купил себе пару новых сапог в магазине на Фридрихштрассе. Потом, чуть подальше, на Тауэнцинштрассе, той самой улице, в которую переходит Курфюрстендамм, мне сшил по мерке форму портной, который обшивал лично Гитлера. Форма была классической модели, того же серо-зеленого цвета, что и форма, которую нам выдавали в казарме, но из ткани гораздо лучшего качества. Одна пара брюк — прямого покроя до самого низа, а вторая — расширяющаяся на уровне бедер, с характерными полукружиями между талией и коленями, за которые ее прозвали «брюками наездника». На левом рукаве кителя, на предплечье, как и в лейб-штандарте, была пришита полоска ткани с именем Гитлера.

В канцелярии я пересекался с кучей народу, с товарищами из бегляйткоммандо, и мы перекидывались парой словечек. Во-первых, конечно, с Августом Кёрбером, одним из «стариков», из тех, у кого был позолоченный значок немецкой партии. Ему было лет тридцать. Постепенно мы очень сблизились. Он был, если можно так выразиться, ответственным за прием посетителей в главной приемной, где мы и находились большую часть времени. Кёрбер был человеком очень обеспеченным, поговаривали, что даже миллионером. Огромные грузовики предприятия, которое он возглавлял, занимались поставкой на территорию всей страны тонн гравия, необходимых для строительства автомагистралей. Как я впоследствии убедился, он был одним из немногих в окружении фюрера, кто позволял себе свободно высказывать ему свое мнение. Как и большинство давних членов бегляйткоммандо, Кёрбер в 1933 году вступил в штабсвахе, личную охрану Гитлера под командованием Йозефа Дитриха[28]. Хотя он был верным сторонником и одним из самых близких Гитлеру людей, в канцелярии я его видел достаточно редко, разве что в последние месяцы нацистского режима он стал чаще появляться в апартаментах фюрера.

Макс Аман, один из «стариков», в июне присоединился к Гитлеру во Франции. Когда он вернулся, то рассказал, что сопровождал Гитлера во время его короткого визита в Париж[29]. По неписаному правилу телохранителей, которые ездили с шефом на официальные встречи или важные визиты, практически всегда выбирали исходя из служебного стажа. Так, когда фюрер встречался с Муссолини, его сопровождали люди, которые были рядом с ним с самого начала карьеры. И только некоторые из них удостоились чести присутствовать при подписании перемирия в Компьенском лесу 22 июня 1940 года. Это, должен признать, вполне меня удовлетворяло. Было что-то успокаивающее в осознании того, что я не причастен к подобного рода событиями. Пока, по крайней мере.

Могу еще вспомнить Отто Гансена, Адольфа «Ади» Дирра, Гельмута Беермана, а также Шлотмана и Рюсса, имена которых я позабыл. Все вместе они были чем-то вроде ядра бегляйткоммандо. И все были рядом с Гитлером еще до его прихода к власти. Со мной они поддерживали достаточно теплые отношения.

Еще одной немаловажной фигурой был Карл Вайхельт, стоявший на полпути между «стариками» и «молодежью». Один из немногих профессиональных военных. В его поведении и манере разговаривать сквозили утонченная элегантность и проницательность. У него всегда находилось время, чтобы помочь мне, дать совет относительно работы, подсказать, как держать себя на людях или в тесном кругу в присутствии фюрера. Он и в дальнейшем очень много мне помогал.

Пока не вернулся Гитлер, в канцелярии было относительно спокойно, и меня успели научить пользоваться телефонным коммутатором. Эта установка, выпущенная в 1939 году, для того времени была суперсовременной. Принцип ее работы основывался не на штекерах, а на клавишах и быстро распознаваемом цветовом коде. Единственная красная лампочка была зарезервирована за Гитлером, остальные были белыми, зелеными или желтыми. Номер телефона канцелярии, а в действительности — личных апартаментов фюрера, был 120050. Номер этот не изменился до последних дней Третьего рейха. Коммутатор позволял установить соединение напрямую вне зависимости от местоположения звонящего. Мы были абсолютно независимы. У меня тоже был прямой номер: к цифрам 120050 нужно было добавить 157. Связист Герман Грец установил телефон прямо в моей спальне, а несколько позже — в квартире, где мы жили с женой.

Именно там, на телефонном узле, я впервые встретился с Отто Гюнше. Мы были примерно одного возраста, но явно разного полета. Гюнше был родом из Йены, очень рано вступил в гитлерюгенд. В лейб-штандарте «Адольф Гитлер» он был с первых лет его существования. Очень быстро получил унтер-офицерский чин. С тех пор как я пришел на работу в канцелярию, мы регулярно пересекались в коридорах или в приемной. Он часто повторял, как некоторые «старики», что тоже хотел бы уйти на войну, показать, на что он способен, стать настоящим солдатом с оружием в руках. Если память мне не изменяет, Гюнше ненадолго выезжал на фронт до того, как в 1943 году его назначили личным адъютантом Гитлера.

За все это время никто не спросил меня, состою ли я в НСДАП, нацистской партии. Никто не старался выяснить мои политические пристрастия. Думаю, что из самого факта моего присутствия в лейб-гвардии и уж тем более в бегляйткоммандо естественным образом вытекала моя причастность к режиму. В более общих словах — вопросы политического характера между нами не обсуждались. О них просто молчали. Не могу вспомнить, чтобы слышал разговоры о нацистском режиме. И никогда мы не обсуждали выбор или решение, принятые кем-то из руководства. Между собой разговаривали о семейных делах, о военной карьере, наградах или войне, ну, или, наконец, об истории, о недавнем прошлом, принесшем стране победы и экономические достижения. У меня, поскольку я был ранен на фронте, была в загашнике парочка баек. И это, кажется, обеспечивало мне некий статус, создавало благоприятную репутацию.

Гитлер вернулся в Берлин в разгар лета, в ореоле славы после недавней победоносной кампании против Франции. Суета возобновилась. Одно его присутствие заметно увеличивало объем работы.

С каждым днем мне становилось понятнее, как устроена жизнь вокруг персоны фюрера и насколько она упорядочена заранее запланированными встречами и делами, подчиняющимися строгому графику. Это была отлично налаженная система. До самого конца национал-социалистического режима (за исключением периода бомбардировок союзнических войск) дни и ночи в канцелярии проходили в одном и том же практически неизменном ритме.

Первых посетителей проводили к фюреру ближе к полудню. Не раньше. Гитлер спал мало, но ложился поздно, поэтому день его начинался в одиннадцать, а то и в половине двенадцатого. Когда посетитель или несколько посетителей проходили через приемную, один из нас сопровождал его или их в большую гостиную Гинденбурга, сразу за приемной. Нередко в этом просторном холле появлялся и сам Гитлер, чтобы лично поприветствовать гостей. После полудня, закончив утренние встречи, он запирался в кабинете со своими адъютантами и военачальниками, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Совещание затягивалось до двух часов дня, а часто и позже.

Обед подавали в столовой на первом этаже. Чтобы попасть туда, надо было пересечь холл, потом еще раз пройти через маленькую гостиную, выходившую в зимний сад, в комнату, которую все называли «курилкой», хотя никто никогда там не курил в присутствии Гитлера. Там уже ждали приглашенные гости, те, кому предстояло в соседней комнате разделить с фюрером трапезу. Перед тем как сесть за стол, вели пустые разговоры обо всем и ни о чем. Приглашенных обычно бывало не больше десяти человек — если речь не шла, разумеется, об официальных приемах или торжественных обедах, которые устраивали в большой столовой по другую сторону зимнего сада. Одной из наших задач было обзвонить с утра всех гостей, с тем чтобы напомнить им об обеде или пригласить. В принципе денщик Гитлера должен был приходить к нам в помещение коммутатора и вручать список тех, кого необходимо было оповестить. Однако вскоре нас все чаще и чаще в последнюю минуту стали просить самих найти гостей к обеду. На такие случаи я научился находить нужных людей, выучил такие места, как отель «Эксельсиор», где останавливались члены партии, когда были проездом в столице. Приходилось звонить и в центральный комитет партии, чтобы пригласить кого-нибудь из высшего руководства или гауляйтеров, если они были свободны[30].

Существовало одно правило: Гитлер не желал видеть за столом двух людей одной профессии. Рассказывали, что однажды в самый разгар обеда при нем повздорили не то два хирурга, не то два архитектора. Он решил, что спор был вызван только его присутствием, что они старались исключительно привлечь его внимание, как два петуха в курятнике. И он ни в коем случае не хотел, чтобы это повторилось. А следить за этим нужно было нам.

Помимо одной-двух секретарш и адъютанта, за столом обычно сидели врач, архитектор или художник, а также государственный чиновник или кто-нибудь из высшего руководства партии. Когда мы звонили потенциальному сотрапезнику, чтобы сообщить о том, что он приглашен к Гитлеру на обед, они обычно соглашались не мешкая, иногда после пары секунд вполне искреннего удивления. Только очень немногие — как Йозеф Геббельс, например, — позволяли себе отклонить приглашение. Случалось, что министр пропаганды в последнюю минуту отказывался от приглашения, мотивируя свой отказ внезапно возникшими неотложными делами или чрезмерной загруженностью на работе.

Мне довелось присутствовать всего на нескольких обедах в берлинской канцелярии Гитлера. Мое место было за дверью или, что случалось гораздо чаще, в приемной либо у коммутатора. Могу только сказать, что в то время, когда победы немецкой армии были еще очень многочисленны, Гитлер много говорил и часто брал слово, чтобы пуститься в пространные монологи. На ту пору, признаться, я не слишком прислушивался ко всем этим дискуссиям. Из скромности? Сдержанности, привитой на военной службе? Из страха сделать что-нибудь не так? Наверное, все, вместе взятое. Это из уст «стариков», несколько позже, я узнал, что фюрер любил рассуждать об искусстве, науке и истории. Но никогда он не поднимал за столом вопросов политического или военного характера.

После обеда Гитлер проводил встречи, в большинстве случаев с глазу на глаз. Он иногда мог подолгу задерживать у себя кого-нибудь из членов генерального штаба или какого-нибудь посла, министра или финансиста. В основном визиты эти приходились на время чая. У Гитлера была привычка приглашать собеседника на прогулку по зимнему саду, месту, к которому он был особенно привязан. Именно там проходили их бесконечные и очень частые встречи с Германом Герингом, главнокомандующим Люфтваффе и министром военно-воздушных сил, Рудольфом Гессом, его правой рукой в отношении всего, что касалось НСДАП, а также Йозефом Геббельсом. Присаживались они очень редко. Также я никогда не видел, чтобы у него была с собой бумага или какие-либо документы, не видел, чтобы он делал заметки или писал что-то от руки во время беседы.

Кто-нибудь из нас всегда был неподалеку. Иногда рядом находился также кто-нибудь из камердинеров. И когда Гитлер разговаривал с генералом или высокопоставленным лицом, адъютант соответствующего рода войск почти всегда находился рядом на всякий случай. Впрочем, к концу войны, когда положение становилось все более тяжелым, Гитлер все чаще совершал свои прогулки только в сопровождении адъютантов из вермахта, как то: Фридриха Хоссбаха, Рудольфа Шмундта, а в последние недели Вильгельма Бургдорфа.

Когда совещания заканчивались, Гитлер поднимался в свои апартаменты. Тогда он мог отдохнуть или немного почитать. Если погода стояла хорошая, он в одиночку прогуливался перед обедом по парку канцелярии. И там мы тоже были всегда неподалеку, на расстоянии взгляда или оклика. Помимо нас в большом парке постоянно стояла на дежурстве рота РСД.

Чтобы попасть в апартаменты Гитлера из гостиной Гинденбурга, нужно было подняться по длинной лестнице, покрытой красным бархатным ковром. Поднимаешься на этаж и поворачиваешь направо. Сначала — библиотека. К сожалению, память моя не сохранила названий книг, которые были расставлены по многоярусным полкам, за исключением разве что внушительного двенадцатитомного издания большой энциклопедии Мейера. Говорили, что Гитлер любит подобного рода литературу. Пройдя библиотеку, вы попадали в салон, строго посередине которого стоял огромный стол, занимающий почти все пространство комнаты. На столе всегда лежали ворох газет, набросанные кучей журналы, эскизы и архитектурные чертежи, часть из которых рисовал сам Гитлер, а остальные ему представлял Альберт Шпеер[31]. Оттуда дверь вела прямо в ванную комнату, а потом в маленькую, приблизительно пять на шесть метров, спальню. И кровать там была совсем небольшая, латунная. В изголовье на стене, чуть справа, висел портрет матери Гитлера. Когда он ложился спать, портрет оказывался за ним, как раз над головой. В ногах кровати — небольшой круглый столик с двумя креслами, самого классического стиля. Налево — стенной шкаф для одежды. Из этой комнаты, не проходя по коридору, можно было сразу попасть в спальню некой Евы Браун, молодой спутницы фюрера, о существовании которой я узнал далеко не сразу, через несколько дней после возвращения Гитлера с Западного фронта.

Пройдя через анфиладу комнат фюрера, попадаешь в две небольшие комнатушки. Одна — для камердинера, который обслуживал фюрера во время частных встреч, например когда к нему в Берлин приезжала сестра. Комнатки эти назывались треппенциммер («комнаты с лестницей»), так как, чтобы зайти в них, нужно было подняться по трем ступенькам. Убранство было более чем скудным и ограничивалось столом и четырьмя креслами.

Коридор, который шел вдоль комнат снаружи, выходил в правое крыло здания, где мне отвели комнату для жилья. Там также размещались рабочие комнаты секретарей фюрера, а тремя ступеньками ниже — комнаты адъютантов, Вальтера Хевеля и Отто Дитриха, который часто оставлял вместо себя заместителя, Хайнца Лоренца. Зепп Дитрих, другой приближенный Гитлера и глава лейб-штандарте, также располагал комнатой на этом этаже, несмотря на то что в канцелярии появлялся крайне редко.

На противоположном конце вестибюля, как раз перед входом в комнаты Гитлера, находилась небольшая и почти не посещаемая столовая. Оттуда можно было пройти в так называемый конференц-зал, предусмотренный для больших церемоний и важных военных собраний. Это было уже другое крыло канцелярии, принадлежавшее вермахту и расположенное как раз напротив того, в котором жили и я, и адъютанты. Именно в этом крыле располагался главный вход, в приемной у которого мы постоянно находились.

Вечером, если не было почетных гостей или официального приема, ужинать садились сразу после восьми. Гостей было примерно столько же, сколько и за обедом. И к ужину тоже нам полагалось находить людей, которым предстояло стать сотрапезниками фюрера. Во время еды один из слуг приносил список новых фильмов, которые можно было посмотреть по окончании ужина.

Кино показывали в большой зале, которую мы называли музыкальной гостиной: она располагалась рядом с курилкой, а проход в нее был через небольшую гостиную на первом этаже. За несколько месяцев, что прошли с моего прихода на работу в канцелярию, я убедился, что Гитлер предпочитал американское кино. Не припомню сейчас, что за картины показывали в канцелярии, в памяти осталось только одно название — «Унесенные ветром», первый цветной фильм, который мы увидели[32]. Я как раз стоял там на дежурстве в день, когда его показывали. После финальных титров Гитлер встал со своего места с удовлетворенным видом; судя по всему, фильм ему очень понравился. Он незамедлительно подозвал Йозефа Геббельса и сказал ему, что необходимо сделать так, чтобы и в Германии могли снимать подобные вещи. Они немного поговорили, а потом вновь сели на свои места, чтобы просмотреть фильм еще раз.

Однажды вечером 1940 или 1941 года, если мне не изменяет память, при Гитлере показывали фильм с Чарли Чаплином. Не могу сейчас вспомнить ни сюжет, ни реакцию зрительного зала. Помню только, что на экране был Чаплин, и все. Правда, не могу сказать ничего больше.

Человека, который был ответственным за то, чтобы доставать и заряжать бобины, звали Эрик Штейн. В большинстве своем бобины попадали к нему из Министерства пропаганды Геббельса, располагавшегося как раз напротив канцелярии, по другую сторону Фосштрассе. Иногда Штейну приходилось ездить за фильмами к Хакешер-Маркт, в старый Берлин — там располагалось что-то вроде склада или хранилища[33].

Посмотрев фильм, Гитлер устраивался в курилке, перед камином. С ним вместе были гости, кто-нибудь из генерального штаба и один из его врачей. Там пили чай, иногда шампанское или другие алкогольные напитки. Сам Гитлер предпочитал любым алкогольным напиткам чай. На людях, во всяком случае. Кто-то из прислуги однажды проболтался мне, что в 1941 году перед тем, как выйти на трибуну, Гитлер мог позволить себе стаканчик фернет-бранки[34]. Этот самый слуга поведал, что выливал в стакан маленькую бутылочку напитка, 200 граммов, причем делал это не при всех, а либо на кухне, либо прямо в комнате шефа. Фернет-бранка, по его словам, действовала на фюрера умиротворяюще. Тогда же один из «стариков» мне рассказал, все так же полушепотом, что Гитлер, который не курил ни сигары, ни сигареты, в молодости очень любил ежевичный ликер с юга Германии, называвшийся «Кроцбеере».

Спать Гитлер обычно ложился очень поздно. Ночные разговоры в курилке редко заканчивались раньше двух-трех часов ночи, а в последние годы, когда жизнь фюрера становилась все более неупорядоченной, иногда затягивались и еще позже[35].

Только у меня из всей бегляйткоммандо была своя комната в канцелярии Гитлера: я пока еще был холостяком и к тому же поступил на работу в тот момент, когда больше не было свободных мест в здании, которое называли Новой канцелярией, — оно было построено в 1939 году Альбертом Шпеером неподалеку от Герман Геринг-штрассе, и там жила со своими семьями большая часть членов бегляйткоммандо СС и РСД.