"Немецкие подводные лодки во второй мировой войне" - читать интересную книгу автора (Дёниц Карл)

1. Прелюдия

В конце сентября 1918 года две подводные лодки готовились покинуть расположенную на адриатическом побережье австро-венгерскую военно-морскую базу Пула. Одной из подводных лодок командовал капитан-лейтенант Штейнбауер, другой — я, один из самых молодых командиров подводных лодок. Мы собирались действовать совместно — поджидать выходившие из Суэцкого канала большие британские конвои и, пользуясь новолунием, атаковывать их ночью в надводном положении. Применяя метод так называемого "малого силуэта", наши лодки должны были скрытно преодолевать завесу охранения из эскадренных миноносцев и сближаться на дистанцию торпедной стрельбы с транспортами, являвшимися ядром конвоев. Насколько было известно, это был первый случай, когда две подводные лодки действовали совместно. Наши лодки должны были встретиться в море в 50 милях от мыса Пассеро (юго-восточный выступ острова Сицилия) по пеленгу 135 градусов. До сих пор подводные лодки действовали каждая на свой страх и риск. Они в одиночку выходили в море, вели поиск, отбивались от кораблей охранения и атаковали противника. Имевшиеся в то время на подводных лодках средства радиосвязи (искровой передатчик) не обеспечивали совместных действий лодок. Радиосвязь на коротких и самых длинных волнах не велась из-за несовершенства радиоаппаратуры. В подводном положении радиосвязь была невозможна, а для передачи радиограмм в надводном положении на длинных волнах надо было устанавливать антенну на двух мачтах, однако и в этом случае, несмотря на большую потребляемую передатчиком мощность, дальность радиосвязи была незначительной. Кроме того, во время сеанса радиосвязи подводная лодка имела ограниченную готовность к погружению, из-за этого подвергалась большей опасности и к тому же была неспособна атаковать противника.

Как было условлено, вечером 3 октября 1918 года моя лодка находилась в точке рандеву юго-восточнее Сицилии и ждала Штейнбауера. Но напрасно: подводная лодка Штейнбауера не пришла. Позже выяснилось, что выход ее задержался из-за какой-то неисправности.

Около 01.00 с мостика лодки в юго-восточном направлении над горизонтом обнаружили нечто черное колбасообразной формы. Это был привязной аэростат, который буксировался эскадренным миноносцем. Вскоре из темноты стали вырисовываться новые объекты — эскадренные миноносцы и другие корабли охранения. Вслед за ними появились громадные очертания глубоко сидящих транспортов. Конвой шел в западном направлении на Мальту. Скрытно преодолев завесу охранения, лодка легла на боевой курс, чтобы выпустить торпеду по головному судну в ближайшей колонне транспортов. Внезапно конвой изменил курс. Сейчас он шел на лодку. Это был обычный маневр, так как конвой следовал противолодочным зигзагом, который выполняется всеми конвоями по определенной схеме, чтобы затруднить подводным лодкам атаку конвоя. Поворот конвоя оказался настолько неожиданным, что нам едва удалось отвернуть и пройти в опасной близости от судна, которое мы только что пытались атаковать. Так подводная лодка очутилась между первой и второй колоннами транспортов. Мне удалось сманеврировать и выстрелить торпедой по большому транспорту во второй колонне. У его борта взвился гигантский, ярко освещенный столб воды. Раздался мощный взрыв. К тонущему транспорту бросился один из эскадренных миноносцев. Я скомандовал срочное погружение и ушел а глубину. Однако атаки глубинными бомбами не последовало. По-видимому, командир эскадренного миноносца не решился сбрасывать глубинные бомбы из опасения, что они могут нанести повреждения собственным судам, интервалы между которыми были очень небольшими.

Оторвавшись от конвоя, подводная лодка осторожно всплыла в позиционное положение. С мостика, который едва поднимался над водой, на западе был виден конвой, уходивший прежним курсом. Ближе к лодке виднелся эскадренный миноносец, который, вероятно, находился на том самом месте, где затонуло атакованное судно. Продув балласт, лодка всплыла в крейсерское положение и двинулась за конвоем, чтобы до рассвета попытаться атаковать его вторично из надводного положения. Но пока лодка выходила в голову конвоя, стало светать. Решив атаковать конвой с перископной глубины, я подал команду к погружению. Но тут произошло нечто непредвиденное. Из-за заводского дефекта лодка при погружении неожиданно получила большой дифферент на нос и стремительно пошла в глубину. Из аккумуляторов вылился электролит. Наступила темнота. Глубина в этом районе была более чем достаточной — от 2 500 до 3 000 метров, а наша лодка ("Германия" ВIII) могла погружаться не более чем на 60–70 метров. Ее прочный корпус выдерживал давление лишь до этой глубины. Было приказано продуть весь балласт, застопорить двигатели, дать задний ход и переложить рули, чтобы по возможности замедлить погружение. Расторопный вахтенный офицер включил карманный фонарь и осветил глубомер. Стрелка быстро скользила вправо, указывая на быстрое погружение. Но вот на какой-то миг она замерла между делениями 90 и 100 метров и пошла в обратном направлении. Значит, балласт был продут вовремя. Вскоре лодку выбросило на поверхность. Я быстро открыл рубочный люк. Было уже светло. Мы находились в центре конвоя. На эскадренных миноносцах и на транспортах взвились флажные сигналы, завыли сирены, транспорты разворачивались к нам кормой и открывали огонь из кормовых орудий. Эскадренные миноносцы, ведя огонь, полным ходом устремились к подводной лодке. Положение было не из приятных. Надо было как можно быстрее уходить под воду. Но это оказалось невозможным: сжатый воздух был израсходован. К тому же лодка получила несколько пробоин. Конец был неизбежен, и я скомандовал: "Всем покинуть лодку!"

Накануне мы подобрали в море тюк пробки, который закрепили на палубе. Теперь мы его отвязали и, помимо спасательного жилета, дали каждому по куску пробки.

К великому прискорбию, мы потеряли семь человек, среди которых был и инженер механик.

Подводная лодка затонула. Конвой продолжал двигаться. Мы плавали в море. Но вот один из эскадренных миноносцев повернул назад и подобрал нас.

Так кончилась в первую мировую войну моя карьера командира подводной лодки. Из событий этой ночи я сделал для себя один чрезвычайно важный вывод: подводная лодка имеет наибольшие шансы на успех, если атакует в ночное время в надводном положении. Чем большее число подводных лодок участвует в атаке, тем благоприятнее обстановка для каждой из них, потому что взрывы и тонущие корабли вызывают такую сумятицу, что корабли охранения отказываются стесненными в маневрировании и начинают действовать вне связи с другими кораблями. Многие другие соображения военного характера также говорили за то, что в атаках конвоев должны принимать участие не одна, а несколько подводных лодок.

В период первой мировой войны германские подводные силы наибольших успехов добились в 1917 году. В дальнейшем же, после введения Англией системы конвоев, эффективность действий подводных лодок резко упала. С появлением конвоев море опустело. Немецкие подводные лодки выходили а море поодиночке, обычно долгое время ничего не обнаруживали, а потом неожиданно натыкались на большие группы транспортов в 30–50 судов и более, следовавших в охранении большого числа военных кораблей различных классов. Подводная лодка атаковала конвой в одиночку. Если командир имел крепкие нервы, атаки повторялись в течение нескольких суток, пока он и его подчиненные не выдыхались окончательно. И даже если подводной лодке удавалось потопить несколько судов, число ее жертв составляло очень незначительный процент от всего состава конвоя. Конвой же, несмотря на эти атаки, продолжал следовать по назначению, и, как правило, в дальнейшем ни одна немецкая подводная лодка его не обнаруживала. Суда приходили в Англию, доставляя туда большие запасы продовольствия и сырья.

Следовательно, надо было сделать так, чтобы против крупных конвоев действовало возможно большее число подводных лодок. С такими мыслями я оказался в английском плену. В июле 1919 года я возвратился в Германию. В Киле, в штабе базы, референт по учету кадров офицерского состава спросил, нет ли у меня желания служить в новых военно-морских силах. Я ответил контрвопросом: "А вы полагаете, что у нас скоро снова будут подводные лодки?" (По Версальскому договору державыпобедительницы запрещали Германии иметь подводные лодки).

Референт ответил: "Не сомневаюсь. Так долго продолжаться не может. Я думаю, года через два они у нас появятся снова".

Эти слова окончательно заставили меня остаться на службе в военно-морских силах. За годы войны я стал ярым подводником; ведь служба на подводной лодке требует от моряка большой самостоятельности и ставит перед ним задачи, для выполнения которых требуются высокое мастерство и бесстрашие. Единственная в своем роде морская дружба, вырастающая из общности судьбы, из отсутствия различий в положении членов экипажа подводной лодки, где все зависят один от другого и где никто не лишний, восхищала меня. Каждый подводник ощущает величие океана, величие своей задачи и чувствует себя богаче всех королей. Иной судьбы он не хочет.

Однако в дальнейшем события сложились иначе. Германия по-прежнему томилась в оковах Версальского договора. До 1935 года нам было запрещено строить подводные лодки. В этот период я был командиром миноносца, затем командиром флотилии миноносцев, штурманом на флагманском корабле командующего военно-морскими силами на Балтийском море и, наконец, командиром крейсера "Эмден".

За эти годы я основательно изучил тактику надводных кораблей. Ограничения Версальского договора до предела ослабили мощь германских военно-морских сил. Мы же старались с большим рвением возместить эту слабость основательной морской, огневой и тактической подготовкой. Нам хотелось разработать такие тактические приемы, которые позволили бы добиваться успеха в борьбе против превосходящих сил противника. Особое внимание обращалось на ведение ночного боя, который требует хорошей выучки, большого мастерства и содержит элементы риска даже в условиях учебы. В ночном бою слабый противник имеет лучшие перспективы, чем в дневном: пользуясь темнотой, он может неожиданно появляться и так же неожиданно скрываться, поскольку в те времена радиолокация была неизвестна.

Знания из области морской тактики явились необходимым дополнением к военному опыту, который я приобрел в 1914–1916 годах, плавая на Черном море на крейсере "Бреслау". Здесь мы действовали в обстановке большого превосходства русского флота. Как при игре в кошки-мышки, наши корабли после каждого боя старались поскорее убраться с Черного моря и укрыться в Босфоре — единственной норе, сулившей защиту. Опыт, накопленный в двадцатые годы, явился хорошим дополнением к боевому опыту, полученному мною в 1916–1918 годах, когда сначала я был вахтенным офицером, а потом командиром подводной лодки. Разносторонняя тактическая подготовка и опыт службы на надводных и подводных кораблях в мирное и военное время в наступательных и оборонительных боях принесли большую пользу позже, в 1935 году, когда мне поручили подготовку нового подводного флота.

Подготовку командира-подводника нельзя ограничивать службой на подводной лодке. А организацию противолодочной обороны и защиты конвоев надо поручать адмиралу, который был подводником. Только имея опыт в организации и ведении боевых действий надводными и подводными силами, можно действовать решительно и безошибочно.

Именно поэтому организация защиты морских сообщений в Атлантике, которые имели для Англии жизненно важное значение, была поручена адмиралу Максу Хортону — одному из самых опытных командиров подводных лодок времен первой мировой войны, который позднее был командиром линейного корабля и командующим соединением крейсеров.

Крейсер "Эмден" в июле 1935 года после возвращения из похода вокруг Африки в воды Индийского океана стал на якорь на рейде Шиллигрееде в заливе Яде перед Вильгельмсхафеном. На борт крейсера прибыл главнокомандующий немецкими военноморскими силами генерал-адмирал Редер. В тот же день из похода в Северную и Южную Америку возвратился крейсер "Карлсруэ", которым командовал капитан 1 ранга Лютьенс, впоследствии адмирал и командующий флотом. Он погиб в мае 1941 года на линейном корабле "Бисмарк". Мы доложили главнокомандующему о своих плаваниях и внесли ряд предложений, касающихся очередных заграничных походов. По плану главного командования военно-морских сил Лютьенс должен был вновь совершить плавание в Новый Свет, а я, командуя "Эмденом", — посетить Японию, Китай, тогдашнюю Голландскую Индию, южную часть Тихого океана и Австралию. Лютьенс предложил изменить маршрут перехода: он хотел, чтобы и экипаж "Карлсруэ" мог ознакомиться с древней культурой Востока. Я возразил ему, говоря, что восточноазиатский район достался "Эмдену" по традиции от своего знаменитого тезки, который в начале первой мировой войны совершил переход через этот район под командованием капитана 2 ранга фон Мюллера.

Очень неожиданно для меня и Лютьенса главнокомандующий сухо заметил:

— Не спорьте, господа, вы оба покинете свои корабли. Лютьенс назначается начальником отдела кадров офицерского состава главного командования военноморских сил и будет осуществлять комплектование офицерского корпуса для вновь строящегося военно-морского флота, а вы, Дениц, возьмете на себя организацию германских подводных сил.

Решение главнокомандующего было для нас неожиданностью. Оно обусловливалось заключением англо-германского морского соглашения. Я был далеко не в восторге от нового назначения: меня очень заинтересовал намечавшийся поход на Дальний Восток. В составе "гомогенного" флота, строительство которого тогда планировалось, подводные лодки могли быть только небольшой и не очень существенной составной частью. Я воспринял это назначение как перевод на запасный путь. Однако моя точка зрения оказалась ошибочной.