"Завещатель" - читать интересную книгу автора (Лонс Александр)

14. Ольга

Я издала судорожный вздох, когда я нашла под софой в спальне родителей Димкину записную книжку.

Уборка — это неравномерное распределение мусора. Мои папа-мама обещали приехать на эти выходные, и мне срочно требовалось привести квартиру если не в идеальный порядок, то хотя бы убрать тот срач, что накопился за время их отсутствия. Пока их не было, я более-менее следила только за своей комнатой, кухней и санузлом. Теми местами, куда теоретически могли заходить мои гости. Гостиная и комната родителей были для моих друзей табу, но пыль и собачья шерсть накапливалась и там, пылесосить было все-таки надо.

Вот мой пылесос и вытянул присосавшуюся к раструбу маленькую незнакомую книжечку в натуральном кожаном переплете. Кожа дорогая — или змея, или варан. А может маленький крокодил?

И чего мой бывший тут делал, любопытно? Явно что-то нехорошее, Часы тогда не соврали. Вроде бы ничего не пропало, все на месте. Ценные вещи мои предки сдали в банк или увезли с собой, ни денег, ни документов тут сейчас не имелось в наличии. Все, что необходимо для жизни я держала у себя в тумбочке стола, а оттуда ничего не пропало. Странно. Может Димка просто шарил в поисках чего-то интересного, чего руки найдут? И ничего мне не сказал. Ну и фрукт оказался! Вот так знаешь-знаешь человека почти четыре года, а он оказывается такой мразью и сволочью! И ведь никак не проявлял себя раньше, мерзавец!

Ладно, все! Я же давно уже его вычеркнула. Чего вдруг опять разнюнилась?

Как же я устала оттого, что все, что бы я ни задумывала, летит ко всем чертям! Все мои мечты, все планы на ближайшее будущее, все — лопается, словно множество мыльных пузырей. Остается со мной навсегда лишь мое одиночество. Ведь у всех, абсолютно у всех есть хоть один человек, способный понять, который рядом в нужную минуту, когда невыносимо тяжело. У меня нет такого человека. Как мне надоело все скрывать, все свои мысли, переживания. Как надоело плакать ночью, тихо-тихо, чтобы никто не услышал. До крови впиваться ногтями в ладони, чтобы не разрыдаться во весь голос. Когда-то я так ждала одиночества, но сейчас я уже устала от него. Рядом никого нет… Нет, я не жалуюсь, наверное, это моя вина. Просто излагаю свои сумбурные мысли.

Теперь мне есть, где это делать. Для этого у меня теперь интернетовский дневник на http://dark-diary.ru.

Сначала я хотела оставить свой ник, как у меня на mail.ru, но он оказался тут кем-то давно уже занят. Тогда я написала — «Olga». Тот же результат. Olga уже была. Недолго думая, я напечатала «Helga». Удивительно, но на такое простое имя никто раньше почему-то не претендовал, и я зарегистрировалась. Потом мне прислали по мылу письмо, с просьбой нажать на линк, вот я и получила в свое распоряжение электронный дневничок. Дайрик, как все тут говорят. Люди приходят сюда и заводят себе дневник.

Зачем завела этот электронный дневник я? Зачем это вообще мне нужно? В конечном итоге, каждый отвечает на подобные вопросы сам. Заведите свой дневник и, возможно, узнаете, для чего он необходим. Кто-то пишет, чтобы кого-то забыть, кто-то — чтоб не сойти с ума. Кого-то бросили, кто-то сам всех бросил, кто-то препарирует свои мысли и чувства на плоской виртуальной тарелке, кому-то просто нужно выговориться. Кто-то кого-то ищет и, может быть, даже находит. Люди ссорятся, мирятся, тянут друг другу руки — а я сижу здесь, дома, перед компом, почти в центре Питера, обхватив себя руками, как ребенок, и молча смотрю в монитор. Дневник часто надобен, когда хочется что-то рассказать. Теперь, если я хочу поведать разным многим о себе и не только, нет больше необходимости волноваться о том, где найти тех, кто захочет меня услышать. Мои записки смогут прочесть все участники дневников и их гости. Среди этого братства столько разнообразных людей, что я точно найду тут своих читателей и, вполне возможно, будущих друзей. Не нужно даже стараться понравиться — тут в любом случае заметят и прочитают.

Дневник иногда нужен, когда есть необходимость выговориться — то всегда пожалуйста. Бывают такие ситуации, когда возникает потребность изложить все то, что накопилось. Оформить переживания в слова, чтобы это помогло увидеть ситуацию как бы со стороны, но так, чтобы эти записи, как и настоящий дневник, были только для одного человека — для меня. Существует возможность вести дневник только для себя, сделав его полностью недоступным для остальных, или же открыть его лишь для тех, кому я доверяю в данный, текущий момент.

Дневник бывает необходим и тогда, когда хочется общения с теми, кто разделяет мои взгляды и воззрения. Дневники не статичны, они все время живут, в них обсуждаются многие темы, беспокоящие любого из нас в этой жизни. Каждый дневник может быть своеобразным форумом, в котором его автор — и модератор и администратор одновременно. По своему хотению можно предлагать в своем дневнике любые темы для разговора. Или же мои читатели будут просто высказывать в комментариях к моим записям свои мысли, навеянные их прочтением. Если я им разрешу, конечно.

Наверняка мое предназначение — нахождение новых людей. Я люблю чувствовать их образы и иногда примерять на себя. Если честно, я всего-то несколько таких образов на себя и примеряла. Три-четыре, не больше. Но — зато каких! Одна маска стервы — это было немного странно, и я себя так никогда не вела, но зато это был очень хороший опыт. Другая маска честолюбивого интеллектуала — хорошая маска, гордая такая. Я бы сама дошла до такого поменяв круг общения, но пока мне это не нужно. Была даже маска остроумного человека с больши-и-и-и-и-и-ими странностями.

Если рассудить здраво, то виртуальный дневник — это то, куда я пишу свои настоящие чувства, стараясь не обманывать себя. Публичный дневник— это либо попытка найти единомышленников, либо попытка какого-то извращения, выворачивания наизнанку. Это все равно, что стоять голым перед зеркалом, делая вид, что не знаешь, что за тобой наблюдают с другой стороны. То есть это, в любом случае, попытка избежать одиночества. Я завела здесь дневник, чтобы показаться всем и вывернуться наизнанку, выкидываем сообщения на главную страницу, иногда начиная врать самой себе, чтобы казаться лучше. Но, создается впечатление, что в поиске единомышленников путем открытия истинных своих чувств не будет успеха, ведь большинство участников попросту игнорируют сообщения других людей.

Во, как завернула!

Наверное, общедоступный дневник — это попытка избежать одиночества там, где никто не поймет. Идти в толпу людей, говорящих на незнакомых языках, и попытаться влезть в их души. Поиск друзей в обществе эгоистов. Ну, или типа того. Попытка избежать одиночества там, где все к нему стремятся. Где каждый считает себя безумным.

Ладно, фигня все это.

Почему-то, совсем не к месту, вспомнился вчерашний день.

Вчера мы ходили в ресторан отмечать день рождения моей подруги. Замечательно посидели. Спокойно, не шумно. Правда только я обрадовалась, что в зале не накурено, как все кто с трудом уместился за нашим столиком, будто по команде, достали пачки сигарет, зажигалки и начали дымить с превеликим удовольствием. Я себя почувствовала белой вороной в этом табачном обществе. Через полминуты над столиком повисло облако дыма. Я не курю, но в этот вечер, не раз подумывала присоединиться. Так и не надумала. И это радует. Хотя все равно, я получила в свои легкие изрядную порцию продуктов горения табака.

Все вспоминали разные истории и интересные эпизоды. Когда дошла очередь до меня, я не придумала ничего лучшего, как рассказать про госпожу Фатум, тот свой сон и его странное отражение в реальности. И тут один из московских приятелей моей подруги — «Алекс», как все его называли — вдруг шлепнул себя по лбу, и в нарушение всякой очереди стал проситься рассказать свою историю. Мужик старше ее лет на двадцать, в отцы ей годится, где только она такого откопала? Приехал к нам в командировку и усиленно ухаживал весь вечер за Лариской. Интересно, на что он там надеется?

— Друзья! Дайте сейчас слово мне! А то не интересно будет. У меня есть потрясная история про бомжа. Вот как раз в продолжение Олиного рассказа пойдет.

— Э, так не дело! — завозникал кто-то из наших парней, — жди своей очереди!

— Пусть говорит.

— Нет, правила — они одни для всех!

— Ну, ребята, не будьте гадами…

— Да пусть расскажет, какая разница? — не выдержала я, — что вы тут за бюрократию развели?

Народ притих, ожидая интересную историю.

— Вот, спасибо! Так я начну? Можно? Значит так. Было это в Москве, в какую-то из зим. Мороз выдался — градусов тридцать…

Бомж был неопрятен, неопределенных лет, от него плохо пахло, и вид он имел неприятный. Несмотря на домофоны и кодовые замки, бомжи нет-нет, да и просачиваются в наш подъезд. И пусть меня обвинят в недостатке человеколюбия и гуманизма, но я стараюсь держаться подальше от бомжей. Но тут — деваться было некуда, бомж поджидал меня у лифта.

— Слышь, браток, дай кипяточку, — мужик густо дышал убийственной смесью перегара и чеснока, — травки заварить, а то не ровен час — заболею я, а болеть мне сейчас никак невозможно.

«Да, — подумал я, — бомжам и врачам болеть категорически запрещено. В такой мороз — особенно. Интересно, а где он травку берет? Это не такое уж и дешевое удовольствие ныне. Заваривает! Оригинал.»

Я, конечно, далеко не мать Тереза, но в такой нехитрой просьбе отказать не смог. А вслух сказал:

— Ну, почему ж не дать хорошему человеку? Дам, конечно. Вот только посуду найду…

— Земляк, не беспокойся. Посудка-то у меня есть. Есть посудка-то. Вот, — тут бомж, как фокусник, извлек откуда-то чистую банку из коричневатого жаростойкого шотовского стекла, со шлифом, с фирменной эмблемой, но без крышки. — Прям сюда и наливай. Не бойся, она не лопнет, она стойкая.

— О! Шоттовское стекло! Немецкая! Давно не видел таких банок!

— Земляк, а ты, часом не химик? Толк в посудке-то знаешь!

— Нет, я биолог, — буркнул я. Говорить не хотелось.

— Да? Что, МГУ кончал? — обрадовался бомж.

— Ну. А что, не похож?

— Это я так, не обижайся. Я ведь тоже Университет кончал. Математик я. Окончил факультет прикладной математики процессов управления Ленинградского государственного университета. А теперь вот — бичую.

— Кого бичуешь? — не понял я.

— Да не кого, а бичом стал, — пояснил мужик.

— А что так? — сообразил я, вспомнив, что на языке бродяг «бич» значит «бомж».

— Да вот так. Так уж вышло. Ты кипяточку-то мне принеси, а я и расскажу все. Ты такого ни от кого больше и никогда не услышишь. Принеси кипяточку-то.

Я быстро сбегал к себе, вскипятил электрический чайник с золотой спиралью, налил в жаростойкую банку кипяток, предварительно обвязав ее каким-то старым полотенцем, чтобы не обжечь руки. Когда я спускался на лифте вниз, у меня была слабенькая надежда, что мой случайный знакомый исчезнет. Испарится. Или его выгонят из подъезда. Но нет. Бомж меня ждал.

— А, принес! Вот спасибо, дай Бог тебе здоровья. Ты извини, что я тебе тыкаю, но я уже привык по-простому общаться, жизнь заставила.

Говоря это, бомж достал несколько бумажных пакетиков и высыпал из них в банку с кипятком какую-то мелко растертую сухую зеленоватую траву.

— Святые травки, это нам, бичам, сейчас первое дело. Без них — никак. И почки простудить можно, и совсем околеть. Так вот. Историю свою рассказать обещал…

— Да не стоит. Пойду я, наверное, — хотел уже дезертировать я, но бомж не предоставил мне такой возможности, схватив грязной рукой за куртку.

— Не, я тебе обещал. Слово дал. А у бича — кроме слова, можно сказать, и нет ничего. Ты думаешь, вот — бич, бомж, алкоголик и никудышный человек? Не совсем так, браток. Я ж таким не всегда был. Я ж еще в Манхэттенском проекте участвовал. А это дело серьезное…

«Так. Стоп-машина! Крыша — ту-ту!»

— Подожди… — перебил я бомжа, — как это — в Манхэттенском проекте? То ж сороковые годы двадцатого века было, в Америке! А сейчас у нас тут Россия, да и двадцать первый век на дворе.

— Думаешь, я с катушек слетел, и все мозги пропил, да? Нифига! Я — в норме. Ты думаешь, я не знаю какой сейчас год? Что мне этот ваш год? Я из двадцать третьего века…

«Ох, только бы уйти спокойно, — подумал тогда я, — Мужик явно совсем плох. Наверное, ни в одной психушке уже мест давно нет, вот и выгнали безобидных и тихих на улицу. Тех, за кого платить некому бродягами сделали. Сволочное все-таки у нас государство!»

Но бомж заблокировал мне выход, перегородив дорогу из-под лестницы, где мы стояли.

— Говоришь, ты — математик? Значит должен знать, что путешествия во времени в прошлое — невозможны. Вот если ты сейчас пойдешь и убьешь своего предка, то как ты сам появишься на свет, если ты из будущего?

— Ладно, не надо, — успокоил меня бомж. — Ты мне еще про парадокс Эйнштейна расскажи. Я сам тебе могу таких лекций целый курс прочитать. Я, между прочим, имею степень по топологии пространства. В ваш мир я попал из параллельной реальности, которая неподвластна моим действиям тут. Туда я и могу… должен вернуться.

«Бог мой, а бред у него не так уж и прост. Голыми рукам этого дядю не возьмешь.»

— А как же Манхэттенский проект?

— А что Манхэттенский проект? Там я у них расчетчиком был. Критические массы рассчитывал. Тогда же не было этих ваших компьютеров, все вручную считали, на механических машинках. Там жизнь знаешь какая была — не поверишь, фантастическая! Одна беда — баб не хватало. Ученым-то им было хорошо, они там со своими женами жили. Тем, кто еще не обзавелся — разрешили подругу привезти, только чтобы не выезжала потом никуда. А простым сотрудникам, типа меня, кто не женат еще? Как им-то быть? Но потом, шеф наш, генерал Гровс, распорядился, и недалеко дом терпимости организовали. Хороший человек был генерал Гровс, что бы потом не говорили про него. Душевный. Но — строгий, дисциплину, порядок любил, это уж у него не отнимешь. А что? Так только и можно было. Я же почти все прочитал, что у вас про «Манхэттен» понаписали. Знаешь, там ложь половина. Или — почти ложь. Наши, кто в проекте был, они сами же и начали. Напридумывали потом всякого. Кто себя обелить, кто — других очернить. А тогда… Для большинства наших яйцеголовых это была такая игра. Они сами все тогда это признавали, и не один раз. Для всех в Лос-Аламосе время, там проведенное, было на самом деле просто замечательным. С их точки зрения проблемы были интересными, финансирование — просто неистощимым. Физик у нас был один из Англии, Джеймс. Дружили мы с ним. Так он прямо и говорил — «золотое сейчас время, надо пользоваться, пока дают». Получали все, что хотели. Действительно, там у нас были собраны все самые могучие ученые. Со всего мира. Ну, кроме России, конечно. Там они просто упивались компанией друг друга. Вместе работали над общим и срочным поручением, выполнение которого сносило фальшивые перегородки между соседними дисциплинами.

— А как вы разговаривали? Ваш русский безукоризнен.

— У меня америкэн инглиш тоже безукоризнен. Физику и математику я знал, и особых проблем с общением не было. Не веришь?

— Ну, почему, — я предпочитал не спорить.

И тут он бегло стал говорить что-то на английском, но со «смазанным» произношением, так что я понимал только отдельные слова.

— Вот так-то. А потом все для меня закончилось…

— Почему?

— Как почему? Бомбы сделали. Сначала всего три. Одну на полигоне взорвали, а две другие на Японию сбросили. И тут кто-то из наших яйцеголовых секреты вашим, в Россию продал. Я уж не знаю, за деньги продал или из убеждений, только стали всех тщательно проверять. Кто — откуда, где родители, где родственники, какие у кого связи. А какие у меня тут родители-родственники? И прижали всех. Совсем выходить запретили, только по спецпропуску. Ну, когда так гайки закрутили, понял я, что надо делать ноги. А то найдут меня, за шпиона примут и на электрический стул. Вот и скакнул я на пятьдесят лет вперед. В Россию. Думал тут рай на земле, а тут у вас Апокалипсис какой-то. А сейчас еще и мороз как в Арктике, я тут уже пообтерся малость, а то, как прибыл, так в милицию сразу и забрали, обобрали до нитки, выдали какое-то чужое барахло и выкинули на улицу. Без денег и без документов. Ты бы мне хоть телевизор дал посмотреть. Помыться, постираться…

— А где же ваша машина времени? — спросил я, незаметно для себя перейдя на «вы», но пресекая тем самым тему про «телевизор и помыться».

— Да вот тут — бомж постучал себя по лбу, — машина и времени и пространства. Она есть тут у каждого, только далеко не всякий может ей пользоваться. Вот я — умею. Научить не могу, это только у нас могут, в моем мире. Обратно вернуться не получается, блокирует меня что-то, мешает. Вот и застрял я здесь у вас.

— А в будущее скакнуть? Еще вперед, если отсюда к себе не можете? Вам же это должно быть просто. Нет?

— В ваше будущее? А я знаю, что там? Может там и нету уже ничего, в этом вашем будущем? А тут я уже привык, пообтерся малость…

На этом наш московский знакомый закончил свой рассказ. И тут посыпались комментарии.

— Занимательно… — сказал кто-то из наших девиц. — Если бы я не увлекалась магией и мистицизмом, то приняла этот рассказ за выдумку.

— А я знаю достаточно много таких случаев, когда люди появлялись и пропадали, — поддержала подруга кого-то из знакомых парней — маленькая белобрысая девушка, чем-то похожая на анимешный персонаж. — Многим покажется, что это бред, но наверняка у каждого человека были странные чувства, что он помнит какие-то отрезки из прошлой жизни. Это, конечно, самый простенький пример.

— Фантасмагорично и страшно, однако, — сказал кто-то из знакомых парней. — Сказки для обывателей.

— А продолжение? — не выдержала я.

— Какое вам продолжение? — удивился московский знакомый. — Это все. Я поднялся к себе и больше его никогда и нигде не видел и не встречал. Но напоследок он подарил мне монетку — с одной стороны что-то вроде пятиконечной звезды, а с другой — надпись, латинская фраза, как будто процарапанная иглой: «Fide, sed cui fidas vide». У меня эта монетка до сих пор где-то валяется.

После этого резюме мне как-то вдруг поплохело и резко захотелось домой, но никто меня не отпускал. Московский приятель моих друзей сразу же свалил, сославшись на то, что ему рано утром надо вставать. Вообще бы не ложился, и вставать бы не потребовалось! Остаток ночи мы провели в клубе. На танцполе. Рассказов ни у кого больше не оказалось, и клуб всем нам показался хорошей идеей. В баре было прохладно, почти холодно, но на танполе на пару градусов выше. Там все усиленно занимались простыми движениями, пытаясь не околеть. Самым теплым местом оказалась единственная батарея в коридоре, где я и грелась время от времени. Хотя все-таки нашлись, нашлись настоящие джентльмены в этом забытым богом и отоплением месте! Мне за вечер были предложены: белая мужская рубашка, секс без обязательств, черный мужской пиджак и полбутылки тайно пронесенной водки, так что замерзнуть все ж таки не дали. От водки и секса я, правда, отказалась: я очутилась за столом между двумя Сергеями, и загадала желание. Парни потом быстро опьянели, а я жутко боялась напиться, а то бы исполнилось не мое желание, а их.

Повара уже ушли, поэтому ничего горячего заказать не представлялось возможным. Только чай в пакетике и без сахара. Полный бред.

У диджеев оказались какие-то проблемы с пультом, поэтому оглушительный рев и долбежка время от времени прерывались не менее искренним матом на фоне абсолютной тишины. Короче — душевно было, хорошо. Если я рискнула прийти в клуб в чулках сеткой на голое тело, то вот под утро этот подвиг повторить бы уже не решилась. Для чего пригодились прихваченные очень кстати джинсы. Из холодного клуба мы вышли на еще более холодную улицу, а за поворотом на нас радостно накинулся еще и утренний ветерок. И снова спасением послужила батарея при входе в метро. Это последний привал перед рывком домой, и все…