"Бешенство" - читать интересную книгу автора (Герритсен Тесс)14Укутавшись в шарфы, они сидели рядышком на садовой скамейке и ели дымящуюся пиццу прямо из картонной коробки. К обоюдному удивлению они, не сговариваясь, выбрали один и тот же сорт – цыпленок по-тайски под арахисовым соусом. «Великие умы мыслят одинаково», – смеялся Дворак, пока они под облетающими деревьями шли к скамейке возле пруда. Ветер был холодным, однако на ясном небе сияло солнце. «Это совсем другой человек», – подумала Тоби, глядя в лицо Дворака. Его волосы растрепались, щеки раскраснелись от ветра. Стоило вытащить его из этого гнетущего здания, подальше от мертвецов, и он стал совершенно иным. Человеком со смеющимися глазами. Ей стало любопытно: а вдруг она тоже выглядит по-другому? Ветер раскидал ее волосы в разные стороны, она перепачкала руки пиццей, но в этот момент Тоби чувствовала, что уже давно не была такой привлекательной. Возможно, потому, что Дворак так смотрел на нее, – ничто не делает женщину красивее, чем улыбка желанного мужчины. Она подняла голову, упиваясь яркостью дня. – Я почти забыла, как приятно посидеть на солнышке. – Неужели вы так давно его не видели? – По-моему, несколько недель. Сначала лил дождь. А потом несколько солнечных деньков я просто проспала. – А почему вы предпочитаете ночные смены? Она доела последний кусочек пиццы и брезгливо обтерла испачканные соусом руки. – На самом деле выбирать особо не приходилось. Когда я закончила интернатуру, в больницу Спрингер требовались только врачи на ночную смену. Поначалу все было неплохо. После полуночи в неотложке обычно затишье, и мне даже удавалось вздремнуть. Потом я ехала домой, снова спала, и у меня весь день оставался свободным. – Она покачала головой: – Это было десять лет назад. Когда тебе чуть больше двадцати, можно довольствоваться и коротким сном. – Средний возраст – это кошмар. – Средний возраст? О чем вы, дружище? Он засмеялся, прищурившись от солнца. – Значит, прошло десять лет, вы уже дама в годах в свои – сколько? Тридцать с чем-то? И все еще гробите себя на этих дежурствах? – Постепенно я втянулась, это даже приносило некоторое удобство. Работала с одними и теми же сестрами. С людьми, которым могла доверять. – Тоби вздохнула. – А потом у мамы обострилась болезнь Альцгеймера. И мне нужно было весь день находиться дома. Ухаживать за ней. А сейчас у меня есть ночная сиделка, а утром я возвращаюсь с работы и принимаю дежурство. – Похоже, вы безрассудно тратите свою энергию. Она пожала плечами. – А что еще остается? На самом деле мне повезло. По крайней мере я могу позволить себе нанять помощника и продолжать работать, в отличие от многих других женщин. А моя мама – даже когда бывала особенно невыносимой – никогда не переставала быть… – Тоби задумалась, подыскивая наиболее точное слово. – Доброй. Она всегда, всегда была добрым человеком. – Мне кажется, вы очень похожи на мать, – заметил он. – В этом? Нет, к сожалению. – Тоби посмотрела на пруд, по воде плясала мелкая зыбь. – По-моему, я слишком нетерпелива. Слишком настойчива для доброго человека. – Да, настойчивости у вас не отнять, доктор Харпер. Я понял это еще во время нашего первого разговора. По лицу можно прочесть все ваши эмоции. – Жуть, правда? – Возможно, так здоровее для психики. По крайней мере вы так разряжаетесь. Честно говоря, я бы не отказался от некоторой части вашей энергии. – А я бы не отказалась от вашей сдержанности, – грустно призналась она. Последний кусок пиццы был съеден. Они встали, сунули коробку в урну и пошли прогуляться. Дворак, похоже, не замечал холода; он двигался легко и даже с некоторой долговязой грацией; пальто было расстегнуто, а шарф развевался за плечом словно шлейф. – Я в жизни еще не встречала ни одного патологоанатома, который не был бы сдержанным, – заметила Тоби. – Вы все, что ли, такие непроницаемые? – В смысле, у всех ли такой коматозный характер? – Ну, я встречала только тихонь. Но при этом очень осведомленных, как будто им известно все на свете. – Известно. Она посмотрела в его бесстрастное лицо и рассмеялась: – Отлично сыграно, Дэн. Вы меня убедили. – На самом деле этому нас учат на стажировке. Как делать умный вид. Те, кто не справляется, идут в хирурги. Запрокинув голову, она захохотала еще громче. – Хотя то, что вы сказали, правда, – признался Дэниел. – В патологоанатомы обычно идут тихони. Наша специализация привлекает тех, кто предпочитает работать в подвалах. Кому больше нравится смотреть в микроскоп, чем общаться с живыми людьми. – Вам тоже это больше нравится? – Я бы сказал, да. Я не слишком разбираюсь в людях. Что, возможно, объясняет мой развод. С минуту они шли молча. Ветер нагнал облаков, и теперь солнечные пятна перемежались с тенями. – Она тоже была врачом? – Тоже патологом. Блестящим и тоже очень скрытным. Я даже не заметил, как что-то между нами разладилось. Пока она не ушла от меня. Думаю, это доказывает, что мы оба достаточно непроницаемы. – Что не всегда полезно для брака, насколько я понимаю. – Это верно. – Внезапно Дворак остановился и взглянул на свой ремень. – Кто-то меня вызывает, – сообщил он, хмуро глядя на индикатор пейджера. – Там, дальше, есть таксофон. Пока Дворак звонил, Тоби стояла возле будки, закрыв глаза и наслаждаясь солнцем, которое ненадолго пробилось сквозь череду облаков. Моментом радости лишь оттого, что жива. Она почти не различала слов Дворака. Только услышав «Казаркин Холм», она внезапно обернулась и посмотрела на него сквозь пластиковое окошко. Дэниел повесил трубку и вышел. – Что такое? – спросила она. – Это насчет Роби, да? Он кивнул. – Это детектив Шиэн. Он сейчас в клинике Виклин, беседует с персоналом. Они сказали, что доктор Брэйс заезжал вчера. Он заходил в справочную и в патологию, интересовался историей болезни одного из прежних обитателей Казаркина Холма. Человека по имени Стенли Маки. Она покачала головой. – Никогда о таком не слышала. – Судя по данным Виклина, Маки умер в марте, разбив голову при падении. Что заинтересовало Шиэна, так это диагноз, поставленный при вскрытии. Болезнь, о которой он услышал только вчера вечером. Солнце скрылось за тучей. Во внезапном сумраке лицо Дворака показалось серым. Отчужденным. – Болезнь Крейцфельда-Якоба. Из окна зала совещаний на двадцатом этаже Карл Валленберг видел затейливый свод Старого дома штата. А ниже – деревья на площади; их голые ветки тянулись к ослепительно-голубому небу. «Вот такой вид и предпочитают чинуши, – заметил он про себя. – Пока некоторые из нас занимаются настоящим делом в Ньютоне, окружая заботой клиентов Казаркина Холма, Кеннет Фоули и штат его бухгалтеров сидят в этом роскошном офисе в центре города и трясутся над денежками Казаркина Холма. И стремительно их приумножают. Облаченные в Армани клоны Фоули, подумал Валленберг, глядя на людей, которые сидели за столом. Он смутно помнил их имена и звания. Человек в синем полосатом костюме был главным вице-президентом; заносчивая рыжая женщина – финансовым директором. За исключением Валленберга и Расса Хардвея, адвоката корпорации, это было сборище бумагомарателей. Секретарша внесла кофе, изящно разлила его в чашки китайского фарфора и расставила их на столе вместе с сахарницей и молочником. Одноразовым пакетикам на этом совещании нет места. Секретарь помедлила, предусмотрительно ожидая следующих распоряжений Фоули. Их не последовало. Пятеро за столом дождались, пока секретарша удалится и закроет за собой дверь. Тогда заговорил Кеннет Фоули, исполнительный директор Казаркина Холма: – Сегодня утром мне снова звонила доктор Харпер. Она еще раз напомнила, что Казаркин Холм плохо выполняет свою работу. Что другие жители рискуют заболеть. Это может обернуться гораздо более серьезной проблемой, чем я думал. – Фоули оглядел сидящих, его взгляд остановился на Валленберге: – Карл, ты заверил меня, что вопрос закрыт. – Он закрыт, – подтвердил Валленберг. – Я обсуждал это с доктором Двораком. И встречался с людьми из министерства здравоохранения. Мы пришли к единодушному мнению, что повода для беспокойства нет. Наш пищеблок находится в полном соответствии с существующими требованиями. Воду мы получаем из города. А что касается инъекции гормонов, о которой все так настойчиво твердят, – у нас есть документы, что все они из последних партий. Абсолютно безопасны. Доктор Дворак убежден: эти случаи – чистое совпадение. Статистический кластер – так это называется по-научному. – Вы уверены, что министерство здравоохранения и судмедэкспертиза удовлетворены? – Да. Они согласились, что не стоит придавать это огласке, раз нет причин для тревоги. – И доктор Харпер об этом знает. Нам нужно понять, как отвечать на ее вопросы. Поскольку то, что известно ей, может скоро стать достоянием общественности. – Были какие-то запросы из СМИ? – поинтересовался Хардвей. – Пока нет. Но мы можем оказаться в центре нежелательного внимания. – Фоули снова взглянул на Валленберга: – Поэтому подтверди еще раз, Карл, что нам незачем беспокоиться об этой болезни. – Вам незачем беспокоиться, – отозвался Валленберг. – Говорю же, эти два случая не связаны. А совпадения случаются. – Если всплывут другие случаи, это не будет казаться совпадением, – возразил Хардвей. – Это обернется катастрофой, потому что будет выглядеть так, будто мы не озаботились решением этой проблемы. – Вот почему звонок доктора Харпер меня встревожил, – подхватил Фоули. – По сути, она поставила нас в известность о своей информированности и о том, что следит за нами. – Похоже на угрозу, – заметил Хардвей. – Это и есть угроза, – сказала финансовый директор. – Сегодня утром наши акции поднялись на три пункта. Но что произойдет, если инвесторы узнают: наши пациенты умирают, а мы ничего не сделали, чтобы это предотвратить? – Тут нечего предотвращать, – возразил Валленберг. – Это просто истерия, совершенно безосновательная. – Слова доктора Харпер показались мне разумными, – сказал Фоули. Валленберг фыркнул: – В том-то и проблема. Ее слова звучат разумно, даже когда не соответствуют действительности. – И все-таки чего она хочет? – осведомилась финансовый директор. – Денег, внимания? Должен быть какой-то мотив, на который мы могли бы опереться. Ты не заметил чего-нибудь такого, когда говорил с ней сегодня утром, Кен? – Мне кажется, это все из-за доктора Брэйса, – задумчиво проговорил Фоули. – И неудачного времени его смерти. При упоминании Роби Брэйса все затихли и потупились. Никому не хотелось говорить о покойнике. – Они с Брэйсом были знакомы, – добавил Фоули. – А может, очень хорошо знакомы, – добавил Валленберг с ноткой отвращения. – Каковы бы ни были их отношения, – заметил Фоули, – смерть доктора Брэйса расстроила ее до такой степени, что у нее возникли вопросы. И кажется, она сама расследует его смерть. Доктор Харпер откуда-то узнала о диагнозе доктора Маки. И о том, что он жил в Казаркином Холме. Ни о том, ни о том публично не сообщалось. – Я знаю, как она выяснила, – сказал Валленберг. – От медэксперта. Она обедала с доктором Двораком. – Откуда вам известно? – До меня кое-что доходит. – Черт! – выругалась финансовый директор. Только ей, единственной женщине в мужской компании, позволялось произносить бранные слова. – Значит, у нее есть имена и факты, которые она может придать огласке. И это когда у нас три пункта роста. Фоули наклонился вперед, пристально глядя на Валленберга. – Карл, ты – главный врач. До сих пор мы доверяли твоим суждениям. Но если ты неправ, если обнаружится еще один пациент с этим заболеванием, рухнут все наши планы. Черт возьми, рухнет все, что мы уже имеем. Валленбергу усилием воли удалось подавить раздражение. Он заговорил спокойно и невозмутимо: – Я скажу в третий раз. Повторю еще десять раз, если придется. Это не эпидемия. Заболевание не проявится ни у кого из наших пациентов. А если проявится, я отдам все свои проклятые акции. – Ты уверен до такой степени? – Я уверен до такой степени. Фоули с явным облегчением откинулся на спинку кресла. – Тогда единственное, о чем мы должны беспокоиться, – заявила финансовый директор, – это длинный язык доктора Харпер. И к сожалению, она может доставить нам массу неприятностей, даже если ничего из заявленного ею не подтвердится. Все умолкли, обдумывая сказанное. – Я думаю, не стоит обращать на нее внимания, – предложил Валленберг. – Не отвечать на ее звонки. Ни в чем не признаваться. Постепенно она сама себе верить перестанет. – А тем временем успеет навредить нам, – возразила финансовый директор. – А мы не можем как-нибудь… надавить на нее? Например, через работу. Я слышала, что руководство больницы Спрингер собиралось ее уволить. – Они пытались, – подтвердил Валленберг. – Но главврач неотложки уперся, и они отступили. По крайней мере, на время. – А как насчет вашего приятеля, хирурга? Мне казалось, он способствовал увольнению. Валленберг покачал головой: – Доктор Кэри такой же, как и все остальные хирурги. Чересчур самонадеян. Финансовый директор нетерпеливо вздохнула. – Хорошо, и как же нам приструнить ее? Фоули посмотрел на Валленберга. – Возможно, Карл прав, – проговорил он. – Не будем ничего предпринимать. Ей уже и без того приходится бороться за свое место, и мне кажется, она проигрывает эту битву. Мы позволим ей самой себя добить. – Может, слегка помочь? – тихо предложила финансовый директор. – Думаю, в этом нет необходимости, – возразил Валленберг. – Поверьте мне, Тоби Харпер сама себе худший враг. Тоби сразу его заметила: он стоял по другую сторону свежевырытой могилы, слегка наклонив голову и не сводя глаз с гроба. С гроба Роби Брэйса. Даже без привычного белого одеяния доктор Валленберг являл собой истинное воплощение сострадательного и благочестивого врача. «Какие нечестивые мысли он скрывает?» – думала Тоби. На лицах небольшой группы врачей и администраторов Казаркина Холма застыло одно и то же выражение, словно все нацепили одинаковые скорбные маски. Кто из них действительно был другом Роби? По лицам судить было трудно. Казалось, Валленберг почувствовал взгляд; он поднял голову и посмотрел на Тоби. Несколько мгновений они глядели друг на друга. Затем он отвел глаза. Холодный ветер обрушился на собравшихся, швыряя в яму пригоршни мертвых листьев. Дочка Роби заныла на руках у матери, но не от горя – ее раздражение было вызвано слишком долгим пребыванием в обществе взрослых. Грета опустила ее на землю, и девчушка тут же принялась носиться, хихикать и лавировать среди ног старших. Священник был не в силах тягаться со смеющимся ребенком. Он смиренно поспешил произнести заключительные слова и закрыл Библию. Когда соболезнующие начали поочередно подходить к вдове, Тоби потеряла Валленберга из вида. Только обойдя могилу, она снова заметила его – он направлялся к припаркованным автомобилям. Тоби последовала за ним. Ей пришлось дважды окликнуть Валленберга, прежде чем тот остановился и обернулся. – Я почти неделю пытаюсь вам дозвониться, – сказала она. – Но ваш секретарь меня не соединяет. – У меня много дел. – Мы можем поговорить сейчас? – Это не самое подходящее время, доктор Харпер. – А когда будет подходящее? Вместо ответа он развернулся и двинулся прочь. Тоби пошла следом. – В Казаркином Холме два документально подтвержденных случая Крейцфельда-Якоба, – проговорила она. – Ангус Парментер и Стенли Маки. – Доктор Маки скончался от травмы. – Но у него тоже была БКЯ. Возможно, именно поэтому он и выпрыгнул из окна. – Вы говорите о неизлечимой болезни. Я что, должен чувствовать свою халатность? – Два случая за год… – Статистический кластер. Здесь живет много народу. А в Бостоне и окрестностях – еще больше. Такие вещи случаются в больших населенных пунктах. Эти два человека оказались рядом по чистой случайности. – А что, если это более опасная разновидность приона? Возможно, уже сейчас в Казаркином Холме есть новые носители. Валленберг обернулся к ней с таким зверским лицом, что она отпрянула. – Послушайте меня, доктор Харпер. Люди покупают места в Казаркином Холме, поскольку хотят освободиться от тревог и страхов. Они всю жизнь вкалывали и заслужили роскошь. Они могут себе это позволить. И знают, что получат лучшее медицинское обслуживание в мире. Не нужны им все эти сумасбродные теории о еде, зараженной смертоносным, разрушающим мозг заболеванием. – Только это вас и заботит? Чтобы пациенты были свободны от мирских забот? – За это они и платят. Если пациенты перестанут нам доверять, они начнут собирать вещи и съезжать. И Казаркин Холм превратится в город-призрак. – Я не собираюсь уничтожать Казаркин Холм. Я просто думаю, что стоит проверять ваших постояльцев на предмет выявления симптомов. – Подумайте о панике, которую может вызвать такое обследование. Наша еда безопасна. Гормоны для инъекций поставляются надежными фармацевтическими компаниями. Даже министерство здравоохранения согласно, что для подобной проверки нет оснований. Поэтому перестаньте пугать наших пациентов, доктор Харпер. Иначе вам придется иметь дело с адвокатами. Он развернулся и пошел дальше. – А как насчет Роби Брэйса? – выпалила она. – А в чем дело? – Его убили сразу после того, как он узнал диагноз Маки. Меня это очень встревожило. Ну вот, она сказала это. Открыто заявила о своих подозрениях. Тоби была уверена, что Валленберг станет защищаться. Вместо этого он взглянул на нее со зловеще-невозмутимой усмешкой. – Да, я слышал, что вы уговаривали полицию взглянуть на дело под таким углом. Но они отбросили эту теорию, поскольку не нашли ни малейшей связи между этими событиями. – Валленберг немного помолчал. – Кстати, они задавали немало вопросов о вас. – Полиция? Что они спрашивали? – Знал ли я о ваших отношениях с доктором Брэйсом. Знал ли, что он привозил вас в клинику поздно вечером. – Его усмешка напоминала теперь хищный оскал. – Любопытно, как вас, женщин, тянет на черных мужиков. Тоби вздернула подбородок – она была не на шутку взбешена. И сделала шаг навстречу Валленбергу – ярость гнала ее вперед. – Черт вас возьми, вы не имеете никакого права так говорить о нем! – Все в порядке, Карл? – проговорил какой-то голос. Тоби резко обернулась и увидела стоящего неподалеку мужчину, высокого и почти совсем лысого. Того самого элегантно одетого человека, который стоял во время траурной службы рядом с Валленбергом. Мужчина смотрел на нее с некоторой тревогой, и Тоби поняла, почему: ее лицо раскраснелось от злости, руки сжались в кулаки. – Я невольно подслушал, – объяснил человек. – Позвать никого не надо, Карл? – Да нет, все нормально, Гидеон. Просто доктор Харпер слегка… – Опять эта гадкая самодовольная ухмылка. – Слегка спятила из-за смерти Роби. «Ах ты сволочь!» – подумала Тоби. – У нас собрание через полчаса, – сообщил лысый. – Я помню. Валленберг посмотрел на Тоби; его глаза победно сверкали. Он переиграл ее, заставил выйти из себя, и человек по имени Гидеон был тому свидетелем. Это Валленберг вел игру, не она, и об этом свидетельствовала его усмешка. Увидимся на собрании, – сказал лысый, еще раз озабоченно взглянул на Тоби и ушел. – Мне кажется, говорить больше не о чем, – заявил Валленберг и снова двинулся дальше. – Это пока еще никто не заболел БКЯ, – отозвалась она. Он обернулся и окинул ее сочувственным взглядом. – Доктор Харпер, можно дать вам совет? – Какой? – Живите своей жизнью. «Я и живу, – думала Тоби, сердито глотая кофе в ординаторской. – Черт возьми, живу». Может, это и не та жизнь, о которой ей мечталось в юности, не та, которую она бы выбрала. Но мы не всегда вольны выбирать, иногда приходится считаться с обстоятельствами. У нас есть долг, обязательства. Элен. Тоби допила кофе и налила еще – черного и горячего. Это все равно что добавить еще кислоты в желудок, но сейчас ей необходим кофеин. Похороны Роби отняли большую часть дневного сна, она смогла урвать лишь несколько часов отдыха перед очередным дежурством. Было уже шесть утра, и она держалась почти на автомате, периодически разражаясь примитивными эмоциями. Гневом. Разочарованием. В данный момент она испытывала и то и другое, сознавая – когда дежурство закончится и спустя полтора часа она выйдет из больничных дверей, на смену одним заботам и тревогам придут другие. «Живите своей жизнью», – посоветовал он. Той самой, которая у нее есть, той, что тяжким грузом легла на ее плечи. Вчера вечером, переодеваясь перед сменой, она взглянула в зеркало и заметила, что некоторые ее волоски стали совсем белыми. Когда это произошло? Когда она миновала молодость и приблизилась к границе среднего возраста? И хотя никто не заметил бы этих волосков, она выдернула их, прекрасно понимая, что на их месте снова вырастут такие же белые. Меланоциты не восстанавливаются. Эликсира молодости не существует. В 7.30 она наконец покинула отделение и остановилась на крыльце больницы, чтобы глотнуть утреннего воздуха. Воздуха, который не пахнул медицинским спиртом, дезинфектантами и остывшим кофе. День обещал быть чудесным. Туман уже поредел, открыв прогалины голубого неба. Уже от одной этой картины Тоби почувствовала себя лучше. Впереди четыре дня отдыха. А в следующем месяце вообще двухнедельный отпуск. Может, она оставит Элен на попечение Вики и уедет, чтобы отдохнуть по-настоящему. Гостиница на побережье. Горячий песок и холодные напитки. Может, даже небольшой роман. Тоби уже очень давно не спала с мужчиной. Она надеялась, что это произойдет с Двораком. В последнее время она много думала о нем, да так, что невольно заливалась краской. Со дня их совместного обеда они дважды разговаривали по телефону, но несовпадение расписаний затрудняло встречу. А в последнем их разговоре его голос звучал отчужденно. Скованно. «Неужели я уже успела его испугать?» Она заставила себя выкинуть Дворака из головы. Лучше думать о незнакомых мужчинах и тропических красотах. Тоби пересекла парковку и села в машину. «Я позвоню сегодня Вики, – думала она по дороге. – Если сестра не сможет или не захочет присмотреть за мамой, я найму кого-нибудь на неделю». К черту издержки! Тоби уже несколько лет копила деньги на пенсию. Пора начать их тратить, получать удовольствие уже сейчас. Она свернула на свою улицу и почувствовала, как затрепыхалось сердце. Перед ее домом стояли полицейский автомобиль и «скорая». Не успела Тоби подъехать к зданию, как «скорая», сорвавшись с места, с воем и сверканием унеслась прочь. Тоби поставила машину и вбежала в дом. Стоявший в гостиной полицейский в форме писал что-то в блокноте. – Что случилось? – спросила Тоби. Полицейский взглянул на нее. – Ваше имя, мэм? – Я здесь живу. А что вы здесь делаете? Где моя мама? – Ее только что отправили в больницу Спрингер. – Несчастный случай? – Нет, – прозвучал голос Джейн. Тоби обернулась и увидела стоявшую в дверях Джейн. – Я не могла ее добудиться, – сообщила она. – Вот и вызвала «скорую». – Не смогли добудиться? Она хоть как-нибудь реагировала? – Судя по всему, она не могла шевелиться. И говорить. Джейн с полицейским обменялись взглядами, значение которых Тоби не поняла. Только потом ей пришло в голову: «А откуда здесь полиция?» Она только попусту теряла время. Тоби развернулась было, собираясь уйти, поехать в больницу вслед за «скорой», но вдруг ее окликнул полицейский: – Мэм! Если вы немного подождете, с вами побеседуют. Тоби не обратила внимания на его слова и вышла из дома. По пути к больнице она успела напридумывать самое худшее. Сердечный приступ. Инсульт. Элен в коме на искусственном дыхании. В окошке регистратуры сидела медсестра из дневной смены. – Доктор Харпер… – Где моя мама? Ее привезли на «скорой». – Она во втором кабинете. Ее сейчас стабилизируют. Подождите, не ходите туда… Тоби проскочила мимо нее и распахнула дверь кабинета. Лица Элен не было видно за спинами колдующего над ней медперсонала. Пол Хокинс только что закончил интубацию. Сестра подвешивала к капельнице новую порцию препарата, в руках у другой позвякивали пробирки с кровью. – Что случилось? – спросила Тоби. Пол поднял глаза. – Тоби, подожди в коридоре, ладно? – Что случилось, в конце концов? – Остановка дыхания. Сильная брадикардия, но пульс есть… – Инфаркт? – На ЭКГ не видно. Ждем результатов анализа на сердечные энзимы. – Господи, Боже мой… – Тоби протиснулась к матери и взяла ее за руку. – Мама, это я. Элен глаз не открыла, но шевельнула рукой, словно пытаясь отдернуть ее. – Мама, все будет хорошо. О тебе позаботятся. Вторая рука Элен задергалась, забилась на матрасе. Сестра быстро поймала ее запястье и зафиксировала его. Вид этой хрупкой руки, содрогающейся в капкане плотной манжеты, был для Тоби невыносим. – Неужели обязательно так затягивать? – рявкнула она. – У нее синяк уже… – Иначе капельница выскочит. – Но вы ей циркуляцию перекрыли! – Тоби, – проговорил Пол. – Пожалуйста, подожди за дверью. Мы контролируем ситуацию. – Мама не знает никого из вас… – Ты не даешь нам работать. Тебе придется выйти. Тоби отступила от каталки и заметила, что все смотрят на нее. Она понимала, что Пол прав, она путалась под ногами и мешала им. Когда ей самой приходилось иметь дело с тяжелым больным, она никогда не позволяла членам семьи присутствовать в кабинете. Так же поступал и Пол. – Я подожду там, – тихо произнесла она и вышла. В коридоре ее поджидал какой-то человек. Чуть за сорок, на лице ни тени улыбки. Стрижка как у монаха. – Доктор Харпер? – Да. То, как мужчина подошел, как оценивающе посмотрел на нее, подсказало Тоби, что он из полиции. Человек подтвердил это, показав жетон. – Детектив Альпрен. Можно задать несколько вопросов о вашей матери? – Это я хочу задать вам несколько вопросов. Откуда взялась полиция у меня в доме? Кто вас туда звал? – Госпожа Нолан. – С чего вдруг ей вызывать полицию, если нужна неотложка? Детектив Альпрен указал на пустой кабинет напротив. – Пойдемте туда, – предложил он. Тоби в недоумении последовала за ним. Альпрен закрыл дверь. – Как давно больна ваша мать? – осведомился он. – Вы имеете в виду Альцгеймер? – Я имею в виду нынешнее заболевание. Из-за которого она попала сюда. Тоби покачала головой. – Я пока даже не знаю, что с ней… – У нее были другие хронические заболевания, помимо Альцгеймера? – А почему вы задаете мне такие вопросы? – Насколько я понимаю, ваша мать была больна всю последнюю неделю. Постоянная сонливость. Тошнота. – Она выглядела немного уставшей. Я полагала, что это вирус. Какое-то желудочно-кишечное расстройство… – Вирус, доктор Харпер? А вот мисс Нолан думает иначе. Тоби уставилась на него, не понимая, о чем он говорит. – Что вам сказала Джейн? Вы говорили, она вам звонила… – Да. – Я бы хотела с ней поговорить. Где она? Он пропустил ее вопрос мимо ушей. – Госпожа Нолан упоминала некоторые травмы. Она сказала, что ваша мать жаловалась на ожоги рук. – Они давным-давно зажили. Я рассказывала Джейн, как это произошло. – А синяки на бедре? Они откуда взялись? – Какие синяки? Я не знаю ни про какие синяки. – По словам госпожи Нолан, она спрашивала вас об этом два дня назад. И вы не смогли объяснить. – Что? – Так вы можете объяснить происхождение этих синяков? – Я хочу знать, какого дьявола она говорит подобные вещи, – возмутилась Тоби. – Где она? Альпрен немного помолчал, разглядывая Тоби. Затем покачал головой. – При данных обстоятельствах, доктор Харпер, – проговорил он, – госпоже Нолан не хотелось бы с вами общаться. После компьютерной томографии Элен определили в отделение интенсивной терапии, а Тоби разрешили навестить ее. Первое, что она сделала, – откинула простыни и принялась искать синяки. Они действительно были – четыре пятнышка неправильной формы на внешней стороне левого бедра. Тоби недоверчиво смотрела на них, мысленно коря себя за слепоту. Когда и как они появились? Неужели Элен сама ударилась? Или это следы от чьей-то руки, неоднократно щипавшей тонкую кожу? Она набросила одеяло маме на ноги и некоторое время стояла, в немой ярости сжимая боковые поручни кровати, пытаясь не дать гневу затуманить рассудок. Но не могла отделаться от мысли: «Если это дело рук Джейн, я убью ее». В окошко постучали, и вошла Вики. Ничего не говоря, она встала напротив Тоби. – Она в коме, – пояснила Тоби. – Только что сделали томографию. Похоже, у нее обширное интрацеребральное кровоизлияние. Его невозможно дренировать. Нам остается лишь наблюдать. И ждать. Вики продолжала молчать. – Просто какое-то безумие с самого утра, – пожаловалась Тоби. – Эти синяки у мамы на ноге. Джейн заявляет полиции, что это моя работа. Дает им понять, что… – Да, она мне сообщила. Тоби недоуменно уставилась на сестру, поразившись ее холодному тону. – Вики… – На прошлой неделе я говорила тебе, что мама заболела. Я говорила, что ее тошнит. Но ты ничуть не обеспокоилась. – Я думала, это вирус… – Ты ведь так и не водила ее к врачу, правда? – Вики смотрела на Тоби так, словно разглядывала некое невиданное существо. – Я тебе не говорила, но Джейн звонила мне вчера. Она просила ничего тебе не говорить. Но она была встревожена. – Что она сказала? Вики, что она сказала? – Она сказала… – Вики судорожно вздохнула. – Она сказала, что обеспокоена происходящим. Когда она только устроилась на работу, она заметила синяки на маминых руках, словно ее грубо схватили и встряхнули. Эти синяки сошли, но на этой неделе появились новые, на бедре. Ты их видела? – Ну, это ведь Джейн купает ее каждый день… – Значит, ты их не видела? И даже не знала о них? – Она меня о них не спрашивала! – А об ожогах? Об ожогах у мамы на руках? – Это же было давно! Мама схватила горячее блюдо, которое я вытащила из духовки. – То есть ожог был? – Это случайность! Брайан видел, как все это произошло. – Хочешь сказать, это он виноват? – Нет. Нет, я не хочу это сказать. – Тогда кто виноват, Тоби? Стоя над телом спящей матери, сестры испытующе глядели друг на друга. – Я твоя сестра, – сказала Тоби. – Ты меня знаешь. Как ты можешь верить совершенно незнакомому человеку? – Не знаю. – Вики нервно поправила волосы. – Я не знаю, чему верить. Просто хочу, чтобы ты мне рассказала, что на самом деле произошло. Я знаю, с мамой трудно иметь дело. Иногда она хуже ребенка, и нелегко… – Что ты-то знаешь об этом? Ты никогда не предлагала помощи. – У меня семья. – Мама – это тоже твоя семья. Похоже, твой муж и детки не в состоянии это понять. Вики вздернула подбородок. – Ты снова запела старую песню о том, кто виноват. Кто больше страдает, кого нужно считать святой. Святая Тоби. – Не смей! – Так когда ты все-таки вышла из себя? Когда сломалась и начала ее бить? Тоби отпрянула – она была настолько потрясена, что лишилась дара речи, настолько разозлилась, что даже не поверила своим ушам. Губы Вики дрожали, глаза наполнились слезами: – О Боже, я не хотела… Тоби развернулась и вышла из бокса. Она, не останавливаясь, выбралась из здания и села в машину. Первый визит она решила нанести Джейн Нолан. Заглянув в записную книжку, лежавшую в сумочке, Тоби отыскала ее адрес. Бруклайн, к востоку от больницы Спрингер. Проехав восемь километров, Тоби оказалась у нужного здания – двухквартирного дома под зеленой крышей, находившегося на голой, без единого деревца улице. На крыльце стояло несколько вазонов с засохшей, потрескавшейся землей и несколькими чахлыми стебельками. Плотно зашторенные окна не позволяли заглянуть внутрь. Тоби позвонила в дверь. Никто не ответил. Она постучала, потом начала колотить в дверь. «Открой, черт возьми! Объясни, зачем ты со мной так поступаешь!» – Джейн! – заорала она. Из соседней двери опасливо показалась женская голова. – Я ищу Джейн Нолан, – объяснила Тоби. – Перестаньте долбить в дверь. Ее здесь нет. – Когда она вернется? – А вы кто? – Я просто хочу понять, когда вернется Джейн. – Откуда мне знать? Я уже давно ее не видела. Дверь захлопнулась. Тоби страшно хотелось запустить камень в окно Джейн. Последний раз треснув кулаком по двери, она вернулась в машину. Тут-то она и осознала все по-настоящему. Кома Элен. Злобное отчуждение Вики. Она согнулась, пытаясь удержать себя в руках и не разрыдаться. Ненароком задетый автомобильный гудок заставил ее откинуться назад. Проходивший по улице почтальон остановился и недоуменно поглядел на нее. Тоби тронулась с места. «Куда мне ехать? Куда?» Она направилась к дому Брайана. Он поддержит ее. Брайан был у нее, когда Элен обожглась, он будет ее свидетелем, он единственный знает, как она была предана маме. Однако Брайана дома не было, по словам его приятеля Ноэля, открывшего дверь, он будет на работе до половины пятого. Может, Тоби не откажется от кофе? Или выпить чего-нибудь? «Похоже, вам стоит присесть». То есть он хотел сказать, что Тоби выглядит премерзко. Она отказалась. За неимением других дел она поехала домой. Полицейской машины уже не было. Трое соседей разговаривали, стоя на тротуаре перед ее домом. Увидев автомобиль Тоби, они обернулись и посмотрели на нее. Но когда она въехала на дорожку, ведущую к дому, они разошлись в разные стороны. Трусы. Почему бы просто не спросить, бьет ли она свою мать. Тоби заскочила в дом и хлопнула дверью. Тишина. Элен нет. Никто не бродит по саду, никто не смотрит мультфильмы. Тоби села на диван и закрыла лицо руками. |
||
|