"Аргонавты" - читать интересную книгу автора (Аверченко Аркадий Тимофеевич)Аркадий Аверченко АргонавтыВ то время я стоял во главе одного сатирического журнала, и по обязанности редактора мне приходилось ежедневно просматривать множество рукописей, присылаемых со всех концов России. Произведения, которые присылались авторами с прямой и бесхитростной целью увидеть своё имя в печати, были в большинстве случаев удивительным образчиком российской безграмотности, небрежности и наивности. Мотивы присылки рукописей были по большей части одни и те же, и излагались они всегда в начале препроводительного письма: «Говорят, попытка — не пытка… Поэтому посылаю в надежде, что…» и т. д. «Не имея средств к существованию, решил выступить на поприще литературы, и поэтому присылаю…» и т. д. «Не боги горшки обжигают, а поэтому прилагаю стихи и прошу напечатать…» и т. д. «Будучи обременён многочисленным семейством, хотя и дьякон, хотел бы подработать на стороне стишками или чем…» «В виду того, что все знакомые находят мои произведения недурными и даже великолепными, посылаю их вам для печати. Гонорар на ваше усмотрение…» «Очень бы хотелось видеть себя в печати. Поэтому посылаю стишки и, если поместите, со своей стороны обещаю способствовать художественному и литературному успеху издания…» А стихи были такие: Так что автор, даже при самом сильном желании «способствовать литературному и художественному успеху», не мог бы этого сделать. Однажды, среди всего этого потока вздорных рассказов, безграмотных стихов и нелепых претензий, моё внимание остановило письмо из каких-то Степанцов, сопровождавшее стихи. И то и другое было так удивительно, что я расхохотался, позвал сотрудников и прочёл послание из Степанцов ещё раз. Вот какое оно было: «Мы — я и брат — пишем вам об этом. Наша цель не столь строится на славе своих ранних творений, сколько в получении авторитетных анализов наших с братом недосугов, что открыло бы нам альтернативы сокровищ в литературных подвигов грядущих сочинений. Мы с братом встречаем в наших юных корпусах моментов много невыносимых — даже до боли при ведших дефактов, что много повредило нам в плавном сообразовании со всей литературной корпорацией. Мы запоздали. Но, ничего. Нам ещё нельзя упускать листву на безнадёжное высушение и неозеленение. К сожалению, нравоучительной использованности в Степанцах нам не найти. Так, что посылаем с братом свои произведения, и ежели ваш уважаемый журнал отнесётся к нам инертно и напечатает, то посвятим свою жизнь великой литературе поэтических сообразований. Ответьте в „Почтовом ящике“ под фирмой „Абраму и Бенциону Самуйловым из м. Степанцов“». При письме прилагались стихи обоих братьев, причём Абрам, обладавший, очевидно, пылким, сангвиническим темпераментом, писал так: Стихи Меланхолик Бенцион был прямой противоположностью своему пылкому брату. Тона у него были элегические, нежные, и даже стихи так и назывались «Элегия». Письма и стихи очень потешили секретаря и сотрудников. — Какой же вы дадите ответ этим чудакам?— спросил секретарь. — Увидите,— засмеялся я. На другой день я ответил в «Почтовом ящике» — в ряду других юмористических шутливых ответов неудачникам пера и карандаша — братьям Абраму и Бенциону из м. Степанцов. «Братья-писатели! Приводим ваши стихи, представляя их на суд публике. Очень талантливо. Я думаю, все согласятся с нами, что самое лучшее для вас,— это забросить ваши степанцовские дела и приехать в Петербург, чтобы такие гениальные дарования развивались и совершенствовались в благоприятных условиях. Довольно ли вам по 500 рублей в месяц заработка?» В ближайшем номере журнала «Почтовый ящик» был напечатан, и журнал разлетелся по всей необъятной России, вплоть до безвестных Степанцов. Однажды, когда я, сидя у себя, просматривал последнюю корректуру, мне сообщили: — Вас на лестнице спрашивают каких-то двое. Я вышел. На площадке лестницы действительно стояли два худых, грустных господина, обременённых чемоданом, парой подушек и какими-то коробками и свёртками. — Что та-ко-е?— отшатнулся я в удивлении.— В чём дело? Вы, вероятно, не ко мне? — Ну, если вы редактор, то к вам,— сказал, дружелюбно улыбнувшись, старший человек.— А если не редактор, то не к вам. — Мы прямо, так сказать, к нему, к редактору,— подтвердил господин помоложе. — Кто вы такие? — Конечно, он нас не узнал,— обернулся один к другому. — Конечно, если они нас никогда не видали. Хе-хе! Мы — братья Самуйловы. Он — Абрам, а уж я так Бенцион. — Что же вам от меня угодно? — Смотрите!— сказал Бенцион.— Это человек так занят, что даже всё забыл. Мы же из Степанцов, которые стихи вам прислали, а вы ещё написали — «приезжайте, можно склеить гениальное дельце». Бенцион толкнул Абрама в бок, и тот одобрительно, полный радужных перспектив, захохотал. Я похолодел. — И вы потому, что прочли мой ответ в «Почтовом ящике», потому и приехали? — Ну, конечно,— кивнул курчавой головой Абрам.— Зря на чтобы мы поехали?.. А так — отчего же! — Сделайте милость!— подтвердил Бенцион. Я стоял бледный, растерянный. — Где же вы… остановились? — А нигде. Прямо так с вокзала, то к вам. Стихов привезли кучу. Три недели писали. — Ну, хорошо… Заходите через четыре дня… Я подумаю. Братья схватили свой чемодан, подушки, взялись за руки и послушно повернулись к дверям. — Постойте,— остановил я их.— А деньги-то у вас пока есть? — Абрам,— с любопытством обратился Бенцион к брату,— а деньги у нас пока есть? Тот полез в карман. — Есть. Рупь с мелочью. Билеты стоят, извините, чертовски дорого. Ну, мы как-нибудь пока. — Постойте!— нетерпеливо вскричал я.— Нате вам пока, а там увидим. — Зачем?— удивился Абрам.— Ведь мы же ещё не заработали. — Это так принято, называется аванс, берите. — Называется аванс,— подтвердил Бенцион.— Бери, Абрам. Отработаем. Они застенчиво взяли деньги и ушли, а я весь день чувствовал себя в глупом положении неопытного, растерявшегося спирита, вызвавшего духов и не знающего, что с ними делать. Когда я рассказал. в редакции об этом случае, весь день во всех углах стоял гомерический хохот. Братья пришли ровно через четыре дня. — Здравствуйте,— сказал Бенцион.— Как поживаете? Нечего сказать — большой город Санкт-Петербург. А? — Нечего отнимать время у них,— сказал деловым тоном Абрам.— Вынимай стихи. Оба, как по команде, вынули из карманов по пачке стихов и положили передо мной. — Эти ещё лучше, чем те,— сказал Бенцион. — Ого!— захохотал Абрам, подталкивая одобрительно брата в бок.— Гораздо более! Я развернул одну пачку с тайной бессмысленной и беспочвенной надеждой найти в ней что-нибудь мало-мальски годное для печати. Первое стихотворение начиналось так: — Хорошо,— нерешительно сказал я.— Зайдите через неделю, мы их прочтём, посоветуемся. — А!— торжествующе воскликнул Абрам, подмигивая Бенциону.— Уже нас читают, об нас советуются. Недурно, а? — У вас ещё деньги есть?— спросил я. — Есть,— ответили они, но по их лицам я видел, что денег у них нет. Чтобы не слышать возражений, я сказал: — Получите деньги, это так принято. Всякий писатель получает аванс, когда даёт вещь для печати. — Хорошее дело быть писателем,— сказал Бенцион.— Какой дурак Гришка Конухес, что он сидит в своей галантерее. Что такое, спрошу вас, галантерея в Степанцах? Ха-ха-ха! Они раскланялись и ушли, а я схватил сам себя за волосы и заскрежетал зубами. Через неделю они опять пришли, взявшись под руки, сияющие, полные самых радужных надежд. — Ну? — Пока ничего,— пожал я плечами.— Деньги у вас есть? — Нет,— покачал головой Абрам,— деньги мы у вас больше не возьмём. Мы узнали: таких правилов нет, чтобы деньги брать да брать, а что же дальше? Опустив голову, Бенцион тихо добавил: — Ну, нам некоторые тут знакомые сказали, что стихи наши не такие гениальные, как мы думали… Сердце моё сжалось. — Ну, что вы!.. Стишки ничего себе… только… В это время у меня сидел заведующий нашей конторой: грубоватый, суровый старик. — Да что в самом деле: стихи да стихи. Стихов у нас и так хоть залейся… Вы бы лучше объявление хорошее принесли. — Объявление?— удивился Бенцион.— Какое? — Публикацию от какой-нибудь фирмы для нашего журнала. А то стишки — эка невидаль. Братья стояли молча. Вздохнули и дружно сказали друг другу: — Ну, идём. — Ну, идём. — Возьмите ещё аванс!— вскричал я, хватая Бенциона за руку. Он деликатно высвободился и ушёл. Однажды, когда я сидел, полный чёрных мыслей о своём легкомысленном поступке и о судьбе исчезнувших братьев, ко мне постучались. — Ну, кто там? — Извините,— сказал Бенцион, протискивая вперёд Абрама.— Мы ещё раз к вам. Вот: не надо ли? Протиснутый вперёд Абрам положил мне на стол какую-то бумагу и застенчиво отскочил. Его место занял Бенцион, положил какую-то бумагу и, глупо улыбаясь, тоже отскочил. «Ещё стихи»,— усмехнулся я про себя и робко заглянул в подсунутые мне бумаги. — Что это? — Объявления,— ухмыляясь, сказал Бенцион.— Вы хотели иметь объявления, так мы вам достали. Он табачная фабрика, а я — корсеты — «Друг человека — желудок». Фирмы были солидные. я позвал заведующего конторой и передал ему объявления. — Молодцы!— похвалил их старик, будто они именно то и сделали, что от них требовалось.— Так и надо. Тащите ещё. Принесли вы приблизительно полтораста двойных — значит, следует вам около двадцати двух рублей, что ли. Хотите получить? Глаза Абрама сверкнули голодным огоньком, но он потушил его и, опустив голову, сказал: — Мы должны. — Должны,— как эхо подтвердил Бенцион.— Ой, мы ещё много должны. — Пустяки, это был аванс,— усмехнулся я.— Выдайте им, после сочтёмся. Братья просияли, толкнули друг друга локтём, засмеялись и вышли вслед за стариком. Я чувствовал себя на седьмом небе. Изредка я наводил справки об удивительных братьях Самуйловых. Мне сообщили, что сначала они показывались редко, объявления, очевидно, давались им туго, но потом способности экс-поэтов развернулись пышным цветом. Однажды, зайдя в конфетный магазин, я имел случай наблюдать братьев на их трудной, неблагодарной работе. Не замечая меня, Бенцион стоял перед старшим приказчиком и убеждённо говорил: — Реклама есть двигатель торговли. Ни одна копейка, брошенная на рекламу, не пропадает даром. Все солидные фирмы сознали необходимость рекламы, тем более в таком распространённом журнале, как… — Мы никому вообще не даём объявлений,— сказал приказчик.— Наша фирма не публикуется. Он ушёл за перегородку, а Бенцион развёл руками и обратился к барышне: — Помилуйте, реклама — это двигатель торговли. Копейка не пропадёт даром. Все солидные фирмы, которые коммерческие… Продавщица улыбнулась и занялась каким-то покупателем. Абрам взял за пуговицу какого-то господина и сказал: — Вы можете себе представить преимущества рекламы. Это двигатель торговли, и я удивляюсь… — Да я покупатель,— сказал господин.— Ей-богу, мне нечего рекламировать. — Нечего?— удивился Абрам.— Очень жаль. Он увидел меня и радостно поздоровался. — Здравствуйте, поймите, пожалуйста, что всякая коммерческая фирма, понимающая рекламу как двигатель торговли… — Это вы не мне, а им объясните,— засмеялся я. — Я им уже объяснял… Чудаки, не понимают… Имейте в виду — каждая копейка, истраченная на рекламу… Мы все втроём вышли из магазина. Я простился с ними, сел на извозчика и, уезжая, услышал, как Бенцион говорил Абраму: — Вы понимаете, что разумно данная реклама, которая есть двигатель торговли, должна оправдывать каждую истраченную копей… Недавно я получил записку без подписи, гласившую: «Если бы вы приехали сегодня вечером к „Контану“, то это было бы очень хорошо. А если бы вы спросили там, где кабинет номер двенадцатый, то это было бы ещё лучше… Не кушайте много за обедом. Ну, приедете? Приезжайте!» Я усмехнулся и решил поехать. В кабинете, как и можно было предполагать, находились братья Самуйловы. Увидав меня, Бенцион подтолкнул локтём Абрама, засмеялся и воскликнул: — Он таки приехал! Он выпьет с нами рюмочку-другую шампанского за всеобщее процветание и за альтернативы сокровищ в литературных недосугах. Вы, может быть, думаете, что сделали глупость, написав нам, чтобы приехать для работы в журнале? Позвольте вас удостоверить, что глупости здесь не было ни малейшей. Мы, ей-богу, катаемся, как какие-нибудь шары в масле. — Ого-го!— одобрительно сказал Абрам.— Этот редактор знает, что он делает. Он с расчётом делает. Я засмеялся и крепко пожал повеселевшим братьям руки. И начался наш весёлый пир. Хорошо пить, когда небо безоблачно. |
|
|