Барбара Картленд Любить запрещается

Глава I

– Прости за опоздание, голубушка, но молоко с фермы привезли только несколько минут назад. Теперь твой чай ожидает тебя.

Ария медленно поднялась из-за стола, за которым сидела, и улыбнулась.

– Так и думала, что Билл опять опоздает, – сказала она. – Не волнуйся, Нэнни, и, ради бога, не говори ему ничего. Ты же знаешь, каких трудов стоило Чарлзу найти скотника.

– Нынче кого угодно трудно найти, – едко ответила Нэнни. – А теперь беги возьми свой чай. Сегодня кто-нибудь был?

Ария заглянула в стоящий на столе ящик, в котором покоились шесть полукрон.

– Как видишь, толпы нас не осаждали, – улыбнулась она. – Были четверо американцев и ужасная парочка на мотоцикле. Женщина сказала, что, «право же, как она считает», осмотр дома не стоит полукроны и ее удивляет, как у нас хватает наглости требовать столько.

– Какое бесстыдство! – воскликнула Нэнни. – Жаль, что меня там не было, уж я бы высказала ей свое мнение.

Ария рассмеялась. Она была очень хорошо знакома с «мнениями» Нэнни с тех пор, как себя помнила. Они всегда звучали грозно, пока не доходило до дела, и тогда могли заставить трястись от страха разве что трехлетнего ребенка.

– Нам нельзя отпугивать тех немногих посетителей, которые у нас есть, – сказала она. – Несмотря на ядовитые замечания той женщины, ее муж купил пару открыток. Деньги ты найдешь в выдвижном ящике. Чарлз говорит, что надо держать их отдельно.

– Я не забыла, – недовольно отозвалась Нэнни. Сколько бы ни было денег, она постоянно путалась, но не выносила даже намека на то, что она не такой уж дотошный бухгалтер.

– Шесть человек за полдня! – произнесла Ария, потягиваясь. – Пятнадцать шиллингов! Нэнни, это безнадежно, тебе не кажется? Вечером поговорю с Чарлзом. Он был такой усталый, когда пришел домой вчера вечером, что я не захотела его беспокоить.

– Вот что, голубушка, подумай, прежде чем сделать что-нибудь второпях, – предостерегла ее Нэнни. – И имей в виду: я не согласна с твоими сумасшедшими идеями.

– Но ведь надо что-то делать, Нэнни, и ты знаешь это не хуже меня, – настаивала Ария.

Нэнни испустила вздох, шедший, казалось, из самой глубины ее маленького, хрупкого тела.

– Да, голубушка, наверное, что-то нужно делать, – согласилась она. – Но что? Вот в чем вопрос.

– А я знаю ответ, – сказала девушка. Она неожиданно наклонилась и поцеловала свою старую няню в морщинистую шею. – Что бы ни случилось, ты не беспокойся. В конце концов все образуется, вот увидишь. Все к лучшему, не сомневайся! Разве не помнишь, сколько раз ты мне это говорила, когда я была маленькой?

– Мне ли не помнить, – ответила Нэнни. – Обычно это меня саму подбадривало, но в глубине души я не уверена, что всегда была права.

– Ну, на этот раз я уверена, – улыбнулась Ария. Она отошла от стола и направилась к окну. На дворе светило солнце, и легкий ветерок шелестел в бледно-зеленой листве раннего лета. В кустах роз перед домом тихонько жужжали пчелы. Все вокруг дышало покоем – мирным, тихим покоем английской деревни.

– Слишком тихое! – неожиданно вслух произнесла Ария, следуя течению своих мыслей.

Нэнни удивленно посмотрела на нее.

– Что слишком тихое?

– Это место, – ответила девушка. – Слишком спокойное и слишком удаленное от оживленных дорог, слишком маленькое, чтобы привлечь внимание. А рекламу мы не можем себе позволить. Какой шанс у нас привлечь посетителей, когда всего в нескольких милях от нас есть Хэтфилд-Хауз, Льютон-Ху и Вобернское аббатство? Кому мы нужны, когда герцог Бедфордский устраивает столько приемов, чтобы завлечь публику в Воберн?

– Как это – не нужны? – немного сердито спросила Нэнни. – Квинз-Фолли такой же старинный и красивый, как и Хэтфилд-Хауз.

– И раз в десять меньше, – парировала Ария и рассмеялась. – И не слушай меня, Нэнни. Просто я завидую тем, кто способен собрать намного больше полукрон, чем мы, потому что может предложить гораздо больше. Впрочем, Чарлз никогда не согласится, что во всем мире сыщется место такое же чудесное, как Квинз-Фолли.

– Нечего и сравнивать! – решительно сказала Нэнни. Ария снова рассмеялась.

– Вы оба пристрастны.

– И есть отчего, – отрезала Нэнни.

– И есть отчего, – тихо отозвалась девушка.

В ее глазах светилась нежность, когда она смотрела на согбенную фигуру старой няни, которая сидела за столиком прямо напротив открытой парадной двери, чтобы принимать плату от посетителей Квинз-Фолли.

Когда они только решили открыть дом для публики, это казалось таким великолепным способом зарабатывать деньги. Естественно, сначала Чарлз был против того, чтобы позволить чужим людям нарушать покой и уединение этого дома, который любил, как не что другое. Это Ария убедила его, что единственным их шансом сохранить крышу над головой было удовлетворять любознательность любителей поглазеть на остатки былой славы.

Когда Чарлз наконец понял, что открыть двери Квинз-Фолли для публики было не только необходимо, но и целесообразно, он тоже воодушевился, но сразу же впал в уныние и с горечью переживал, что реакция на их широкий жест оказалась такой вялой.

В самом деле, неудивительно, что мало кто слышал о Квинз-Фолли, не говоря уж о том, чтобы знать, где находится поместье. Дом стоял посреди узких, извилистых дорог в захолустном сельском зеленом поясе вокруг Хартфордшира,[1] нетронутом и неиспорченном, хотя и находился всего в двадцати пяти милях от Лондона. На дороге, ведущей к Квинз-Фолли, не было ни придорожных гостиниц с бассейнами и разноцветными огнями, ни трактиров, которые прибрали к рукам ловкие поставщики провизии, готовые накрыть изысканный завтрак под старинными сводами у древних очагов.

И все же Квинз-Фолли иногда посещали; наиболее понимающие из посетителей выражали крайнее удовольствие при виде мягкой красоты стен, красного кирпича, возведенных пять столетий назад, и впадали в экстаз перед створчатыми окнами, в изумлении глазели на картины, висящие в банкетном зале, с трудом веря, что перед ними подлинники.

И это все, смотреть было больше нечего! Квинз-Фолли был совсем крошечный. Легенда гласила, что он был построен по приказу королевы Елизаветы, чтобы ей было где провести несколько ночей по-простому, вдали от придворных, фрейлин и слуг. Легенды намекали также, что в ее желании иметь это маленькое убежище было и нечто романтическое, однако не нашлось ничего, что подтверждало бы эти выдумки.

Квинз-Фолли был, несомненно, настоящей жемчужиной Елизаветинской эпохи, к тому же превосходно сохранившейся. Название поместья было, бесспорно, столь же старым, как его фундамент, и можно было только гадать о причинах его появления, ибо в архивах графства Хартфордшир не сохранилось ничего, кроме простого упоминания, что оно было построено по указанию некоего сэра Чарлза Милборна. Может быть, он был лишь одним из череды рыцарей, сложивших свои сердца к ногам женщины, которая подняла Англию к невиданному дотоле величию и чьи обожатели нарекли ее Глорианой.

Портрет королевы висел над камином в банкетном зале. Портрет этот не был ничем знаменит, но весьма удачно запечатлел ярко-рыжий цвет ее волос в детстве. Ария любила его. «Она рыжая, как я», – говорила она, когда была еще совсем крошечной, показывая пальчиком на перевитые драгоценными камнями косы королевы-девы. «Она была великая женщина, – отвечала ей Нэнни, – а ты никогда не будешь, если не научишься владеть собой». Потом она брала Арию за руку и показывала ей старинную надпись, высеченную на лестнице, и заставляла ее читать вслух: «Когда у Милборнов рождается рыжий – жди беды».

Сейчас, глядя на свою питомицу с пышными рыжими волосами на маленькой головке, каждый завиток которых искрился и плясал в солнечном свете, струящемся из распахнутой двери, как будто это были не просто волосы, а золотое пламя, Нэнни вдруг почувствовала, как сжалось ее сердце.

Настоящая красавица! А что может предложить ей этот пустой, разваливающийся дом, кроме общества старухи и вечно ворчащего человека, почти сломленного и уничтоженного в кровавой резне войны?

«Ей надо уехать отсюда», – подумала Нэнни. Но едва она шевельнула губами, собираясь сказать это вслух, как девушка круто повернулась и уже не слушала ее. Она смотрела в открытую дверь.

– Подъезжает машина, – сказала она. – Похоже, дорогая. Бог мой, в самом деле! Это новая модель «бентли».

Она высунулась в оконный проем, чтобы получше видеть. Стоя между выцветшими узорчатыми шторами, когда-то красными, а теперь бледно-розовыми и потертыми, она была спрятана от взглядов входящих в холл.

Девушка смотрела, как «бентли» подъезжает к дому. Из машины вышел мужчина и обошел ее, чтобы открыть дверцу женщине, сидевшей рядом с ним. На нем был свободного покроя серый фланелевый костюм, мужчина был без шляпы и очень загорелый. В том, как он двигался, в его широких плечах и посадке головы было что-то целеустремленное.

Все это Ария поняла, разглядывая его со спины, а как только увидела его лицо, обнаружила, что первое впечатление не обмануло ее. В нем было что-то захватывающее, что-то, что заставило ее, затаив дыхание смотреть на него сквозь маленькое стекло створчатого окна. У него были высокие скулы, глубоко посаженные глаза и крупный, но в то же время четко очерченный рот. Мужчина был не то чтобы красив, но явно не относился к тем, кого можно не заметить или легко забыть. Он улыбнулся, и Ария решила, что он к тому же довольно привлекателен.

А потом из машины вышла женщина, которая заставила Арию забыть о мужчине. Она была пепельная блондинка и так поразительно красива, что Ария сразу же поняла, что перед ней «звезда» кино или театра. Одетая в платье глубокого темно-синего цвета и длинное норковое манто цвета платины, с бриллиантами, поблескивающими в ушах и на запястьях, она вышла из автомобиля и встала рядом с домом, по-прежнему держа за руку своего спутника и глядя на него снизу вверх.

– Мы в самом деле обязаны осмотреть еще один старый, скучный музей? – спросила она мягким, почти ласкающим голосом. – Я так устала.

– Это последний, – ответил мужчина глубоким, низким голосом с легким американским акцентом.

– Но предупреждаю – никаких лестниц.

– Хочешь, я возьму тебя на руки?

Вопрос был задан со значением, и пара голубых глаз блеснула из-под длинных темных ресниц.

– Хочу, но не здесь.

Мужчина взял ее под руку и повел по ступенькам к входу.

«Не приходится сомневаться, что они любовники», – подумала Ария, отвернувшись от окна, чтобы посмотреть на них, когда они остановились перед столиком Нэнни.

– Пять шиллингов, правильно? – спросил мужчина.

– Да, верно, сэр, – ответила Нэнни, не спеша отсчитывая ему сдачу с банкноты в один фунт.

– Нам понадобится гид, или мы сможем осмотреть все сами?

– Походите по дому сами, сэр, все равно проводить вас некому. Банкетный зал, где картины, – прямо.

– Никаких лестниц, имей в виду, – сказала блондинка.

– Если встретятся, мое предложение остается в силе, – ответил он так, чтобы услышала только она.

По-прежнему держа друг друга под руку, они прошли через холл к банкетному залу. Нэнни откинулась на стуле и посмотрела туда, откуда за ними наблюдала Ария.

– Итого восемь сегодня, – сказала она. – Все же лучше, чем вчера.

– Да, это лучше, чем вчера, – машинально откликнулась девушка.

С этими словами она открыла дверь справа с табличкой «Не входить». Она не знала почему, но у нее пропало всякое желание наблюдать за американцем и его красивой спутницей. Обычно отзывы посетителей были ей достаточно безразличны, но по какой-то необъяснимой причине ей не хотелось услышать, как эти двое воскликнут: «Как, и это все?! Разве больше нечего посмотреть?»

Как часто она слышала эти жалобы! Обычно она просто презирала тех, кто предпочитает количество качеству, но сейчас перспектива услышать их от этих посетителей расстроила ее.

Она прошла по короткому проходу и открыла дверь в гостиную, где, как она знала, ее ждет чай. Нэнни оставила его на подносе со старомодным стеганым чехлом, надетым на чайник, чтобы он не остыл.

Комната была маленькой и заброшенной. Когда был жив отец, это была комната экономки, теперь же в ней хранилось все, что осталось от их мебели.

Ария села за стол и налила себе чашку чаю. На столе были сандвичи с огурцами и кусок домашнего пирога. Она рассеянно ела, и мысли ее были далеко, когда, чуть вздрогнув, она услышала, как заводится автомобиль. Она встала и подошла к окну, из которого был виден фасад дома.

Ария увидела, как тронулся «бентли», на мгновение мелькнуло загорелое лицо с высокими скулами и темными глазами. Машина проехала мимо и быстро двинулась по подъездной аллее, промелькнула в лучах солнца, как нечто из другого мира.

– Как приехали, так и уехали! – прошептала Ария и тут же удивилась, почему она это сказала. Машина уже скрылась из виду. Остались только этот дом и покой, о котором она говорила. Они стали богаче на пять шиллингов, и все же у нее было такое чувство, будто мужчина в сером «бентли» и его очаровательная возлюбленная оставили после себя какую-то трещину в ее сердце. Или она уже была?

Дверь позади нее открылась.

– Они не задержались, не так ли, Нэнни? – спросила она, не поворачивая головы.

– Кто не задержался? – осведомился мужской голос. Она быстро обернулась.

– Чарлз! Я не ждала тебя.

Ее брат пересек комнату и сел за стол.

– У тебя найдется для меня чашка чаю? – спросил он. На нем были перепачканные вельветовые штаны и рубашка с открытым воротом.

– Конечно! – ответила девушка. – Но что случилось? Почему ты здесь в это время дня?

– У меня сломалась лопасть сенокосилки, – ответил Чарлз. – Досадно, черт побери! К вечеру мы бы уже скосили Гринэйкрз, если бы не эта задержка. Пришлось ехать в Хартфорд за новой.

– Как тебе, должно быть, скверно, – проговорила Ария, принеся еще одну чашку из буфета. – Съешь сандвич, я сделаю еще.

– Не надо, я ничего не хочу, – ответил он. – Мне надо сейчас же вернуться в поле, хотя мы не сможем продолжить, пока Джо не поставит новую лопасть.

– Ты выглядишь усталым, – ласково сказала Ария. – Неужели нельзя отложить все до завтра, а утром начать со свежими силами?

– Черт возьми, ты сама знаешь, что нет, – резко ответил он и тут же добавил: – Прости, я не хотел грубить тебе, но меня так раздражает, что эти чертовы штуки вечно ломаются. И дело не только в задержке, а в том, что я не могу позволить себе купить новые.

– Да, Чарлз, знаю. Но ты совсем себя не жалеешь, пытаешься сделать слишком много и слишком быстро.

– Слишком быстро? Ты знаешь, насколько мы превысили кредит в банке? Между прочим, утром я получил письмо от управляющего, он просит меня встретиться с ним. Тебе известно, что это значит?

– Ах, Чарлз! Думаешь, он заупрямится и потребует вернуть часть ссуды?

– Я бы не удивился. Но я не могу, Ария, ты же знаешь, просто не в состоянии.

В голосе брата ей послышались неожиданно высокие испуганные нотки. Она быстро накрыла его руку своей.

– Да, знаю, что не можешь, Чарлз. Но не волнуйся прежде времени, может быть, речь идет о пустяках.

– А если нет, то, что делать?

В его голосе снова прозвучала паника.

– Чарлз, что-нибудь, да подвернется. Мы ведь до сих пор живы, не так ли?

– Да-а, еле-еле душа в теле.

– Но она все-таки в теле.

Ария попыталась улыбнуться. Попытка оказалась не слишком удачной.

Чарлз стукнул обоими кулаками по столу.

– Я не отдам этот дом, говорю тебе, не отдам!

– Тебе и не придется, – успокаивающе проговорила девушка. – Как можно такое вообразить? Он твой, Чарлз. Мы в нем живем. Пока что нам это удавалось, сможем и впредь, не сомневайся.

Взволнованная искренность ее голоса и пожатие ее руки, похоже, в какой-то мере приободрили его. Только что Чарлз был возбужден, борясь с нарастающей паникой, но после слов Арии несколько расслабился и в глазах его уже не было страха.

– Допей чай, – ласково сказала она, – и съешь хотя бы этот сандвич. Я настаиваю.

Без дальнейших возражений он подчинился ей, а когда принялся за еду, она пошла на кухню и принесла булку и кусок масла.

– Ты завтракал? – как бы невзначай спросила Ария.

– Конечно… – начал он, запнулся и виновато посмотрел на сестру. – Я… вроде бы завтракал.

– Значит, нет, – сказала она. – Чарлз, ты смешон! Ты загонишь себя в гроб, если будешь так работать. Никто не может работать без еды от рассвета до заката. Не смей уходить. Я поджарю тебе пару яиц, ты их съешь и еще спасибо скажешь.

Брат посмотрел на часы.

– Мне пора возвращаться.

– Ты не сдвинешься с места, пока не поешь чего-нибудь, – твердо возразила Ария.

Она поспешила на кухню; пока яйца жарились на маленькой газовой плите, стоящей рядом с огромной и бесполезной кухонной плитой, сложенной еще во времена ее деда, с вертелами и большой духовкой для выпечки хлеба, с чувством, близким к отчаянию, она подумала о том, какое у Чарлза было лицо, когда он сказал ей, что управляющий банком желает с ним встретиться. Она знала, что отныне он не будет находить себе места, пока разговор не состоится; она знала также, что теперь он будет работать еще больше, чем раньше, заставляя себя трудиться за десятерых.

– Бедный Чарлз! Бедный, бедный Чарлз!

Тихое шипение газа, казалось, вторило словам, которые прошептали ее губы. Неожиданно ей пришло в голову, что сейчас уже трудно припомнить то время, когда ей не надо было беспокоиться о брате и жалеть его.

Она так редко видела его, когда была маленькой. Он учился в закрытой школе, она жила с отцом, часто за границей, когда наступали каникулы; Чарлз же отправлялся к родственникам, так что брат и сестра даже не встречались. Во время войны Ария виделась с ним всего два раза. А потом, когда военные действия в Европе окончились, Чарлз записался добровольцем сначала в Корею, а затем в Малайзию.

Всего через неделю пребывания в Малайзии его захватили террористы. Они подвергали его пыткам и издевательствам, так что, когда его наконец освободили, он больше походил на труп. В Англию он вернулся физически и морально искалеченным человеком только для того, чтобы столкнуться с бедой в собственной семье.

Отец Чарлза и Арии, сэр Гладстон Милборн, погиб в 1953 году, когда Арии было восемнадцать, а Чарлзу двадцать четыре года. Только после его смерти они поняли, как отцу удавалось так много лет жить в роскоши и комфорте. Все было промотано, не осталось ничего. Даже деньги, которые должны были находиться в трастовом управлении, каким-то образом оказались израсходованными – несомненно, способами, которые не выдержали бы судебного разбирательства, если бы имело смысл его затевать.

Но еще большим потрясением, чем отсутствие денег, стало открытие, что в своем стремлении обеспечить себе так называемый джентльменский образ жизни отец разорил и Квинз-Фолли.

Сразу после войны он уехал за границу и взял с собой Арию. Они подолгу жили в Италии и в Париже, а на зиму уезжали в Египет. Они всегда останавливались в лучших отелях; но в то время как сэр Гладстон развлекал себя красивыми женщинами, роскошной едой и ночной жизнью городов, в которых они бывали, Ария находилась под строгой опекой пожилой гувернантки, которая беспрестанно всем своим поведением, если не словами, выражала свое неодобрение образа жизни хозяина.

Впоследствии Ария никак не могла понять, почему отец хотел, чтобы девочка, в сущности, подросток, была с ним. Возможно, это позволяло ему по-своему чувствовать себя уверенно, давало ощущение домашнего уюта, хотя никто из знавших его не мог бы и заподозрить, что он может нуждаться в чем-то столь чуждом его характеру.

По мере того как сэр Гладстон старел, жизнь его, несомненно, становилась все более беспутной. Вечные скандалы, ссоры, взаимные обвинения и частые драки – все это нередко заставляло их в спешке собирать вещи и переезжать в другой веселый город где-нибудь на другом конце света. Рим, Мадрид, Нью-Йорк, Буэнос-Айрес – все эти города Ария видела только из окна отелей.

Для Чарлза тот факт, что дом его разорен, а семейные ценности распроданы, оказался пыткой большей, чем те, которым его подвергли террористы. Зная брата так мало, Ария сначала не понимала его страстной, почти фанатической преданности своему дому.

– Он мой! Мой, понимаешь! – кричал он однажды. – Квинз-Фолли принадлежит Милборнам со времен королевы Елизаветы и переходил от отца к сыну, от сына к внуку, а теперь он мой, и я никому не отдам его. Я скорее умру, умру на пороге своего дома, и буду погребен в земле, которая принадлежала моим предкам и теперь принадлежит мне.

Его голос сделался пронзительным и перешел почти в крик. Он весь дрожал, руки были ледяные, хотя капли пота струились по лбу.

– Только время может излечить его нервы, – сказал Арии врач. – Постарайтесь не давать ему расстраиваться, пробуйте заставить его относиться к повседневной жизни как можно проще и спокойнее. Я знаю, будет нелегко. Эти дьяволы выбили его из колеи, так сказать. Мы должны вернуть его в нормальный ритм жизни, понимаете?

Тогда Ария не понимала, но годы шли, и она стала кое-что понимать из того, что переживал Чарлз, и учиться обращению с ним. Временами она должна была быть мягкой, нежной и сочувствующей; временами – твердой, жесткой и хладнокровной и даже иногда задирать его; она должна была то льнуть к нему, то быть неприступной скалой.

Были ночи, когда она плакала в подушку от ощущения собственного бессилия, и дни, когда ей казалось, что Чарлз безумен и уже ничто не спасет его от сумасшедшего дома. В таких случаях она ненавидела Квинз-Фолли за то, что дом мог значить так много для человека, который любил его так, как если бы это была его мать, жена или любовница.

Сейчас она заторопилась из кухни назад в гостиную и с облегчением увидела, что Чарлз все еще сидит за столом.

– Вот тебе яйца, – сказала она, – а если ты еще раз уйдешь без завтрака, я скажу Джо, чтобы он заткнул его тебе в глотку, несмотря на то, что ты с ним за это сделаешь.

– Больше не буду забывать, – пообещал Чарлз, неожиданно придя в хорошее расположение духа. – Сегодня был чертовски трудный день. Все шло не так, как надо. Прошлой ночью лиса утащила у нас шестерых цыплят.

– О нет, сколько можно! – воскликнула Ария. – Как ей это удалось?

– Прогрызла дыру в курятнике. Знаешь, нам нужны новые клетки. Только я заделаю дыру, как тут же появляются две-три новые.

Ария вздохнула. Курятник, как и все остальное, разваливался от недостатка денег. А что они могут поделать? С минуту она размышляла, глядя, как брат ест яйца, а затем спокойно сказала:

– Я давно хотела с тобой поговорить, Чарлз. Я приняла решение, довольно важное решение.

– Какое? – спросил он, не поднимая головы, и она поняла, что он на самом деле не слушает ее, а думает о своих проблемах с фермой.

– Выслушай меня, Чарлз, – настойчиво продолжала она, – это очень важно. Я решила уехать и попробовать найти работу.

– Найти работу? Чего ради? – Чарлз поднял на нее глаза, и она увидела, что на этот раз ей удалось завладеть его вниманием.

– Ради денег, разумеется. Я уже поговорила с Нэнни. Посетителей бывает так мало, что она справится и с ними, и с домом. Сначала мы думали, что здесь будут толпы, но до обеда почти никто не приходит, а если и придет, мы всегда можем оставить записку, чтобы они позвонили в дверь. После полудня Нэнни может посидеть в холле, а если вдруг окажется много работы, что ж, значит, твой ужин будет подан чуть позже, чем обычно.

– Но ты не можешь уехать, Ария, ты не можешь бросить меня.

Ее лицо смягчилось, а глаза неожиданно засияли, когда она протянула к брату руки.

– О, Чарлз! Это самое приятное, что ты мне когда-либо говорил. Ты правда будешь чуть-чуть скучать по мне? Дорогой, ведь от меня действительно нет проку здесь. Я здоровая и крепкая; кажется, и мозги кое-какие имеются. Если я смогу прилично зарабатывать, подумай, что это будет значить для нас. Даже два-три фунта регулярного дохода покроют половину жалованья Джо. Мы даже смогли бы позволить себе нанять еще одного человека.

По выражению лица Чарлза Ария поняла, что эта идея захватила его, но он тут же ее отбросил.

– Вздор! – сказал он. – Ты никогда не пробовала зарабатывать на жизнь. Видит Бог, старик не научил тебя делать что-нибудь полезное.

– Да, я знаю, – ответила девушка, – но Нэнни получила вчера весточку от своей племянницы – ты ее помнишь, та самая, что приезжала на прошлое Рождество.

Тебе она показалась довольно глупой, но у нее есть работа на авиационном заводе, и она зарабатывает десять фунтов в неделю со сверхурочными. Ты только подумай, Чарлз, десять фунтов в неделю! Для нас это было бы весьма существенно.

– С какой стати тебе пытаться устроиться на авиационный завод? Ты же сломаешься через неделю, у тебя не хватит сил.

Говоря, он посмотрел на сестру так, как будто видел ее впервые. Он увидел маленькое острое личико, по форме напоминающее сердечко, темные глаза, кажущиеся на нем слишком большими, чуть печально опущенные уголки алого рта. Темные глаза, и рыжие волосы… Странное сочетание, даже несмотря на то, что во все века у Милборнов время от времени рождались рыжие дети.

Ария была пяти с половиной футов ростом, у нее были тонкая талия и длинные тонкие ноги, которые несли ее с грацией, во многом обязанной ее стройной гибкости, а еще больше – выучке, полученной на уроках осанки, которые ей приходилось терпеть все детские годы. Конечно, было видно, что она едва ли способна на выдающиеся подвиги по части выносливости, но Чарлз знал, что она сильнее, чем могло показаться, и обладает стойкостью и решимостью, которые подчас равны его собственным.

– А что ты можешь делать? – спросил он.

– Еще не знаю, – ответила Ария. – Но я и не собираюсь высказывать предположения, над которыми ты станешь смеяться. Хочу сама выяснить. Я решила: завтра утром съезжу на день в Лондон. Обойду все агентства по найму и найду работу. Потом подыщу где-нибудь комнату. Сам понимаешь, отсюда я не смогу ездить туда и обратно.

Они оба улыбнулись. Это была семейная шутка: автобусы проходили мимо перекрестка только два раза в неделю и везли ниоткуда в никуда, причем так долго, как только возможно.

– Ну что ж, попробовать можно, – неуверенно произнес Чарлз. – Но, я думаю, ты сама убедишься, что вряд ли можно найти работу больше чем за пять-шесть фунтов в неделю, а если тебе придется жить в Лондоне, ты скорее останешься без денег, чем сможешь что-нибудь отложить.

– Тогда я вернусь домой, – сказала ему Ария. – Я не дура. Деньги я хочу зарабатывать для Квинз-Фолли, а если мне это не удастся, останусь здесь и буду продолжать мыть полы и собирать полукроны.

Чарлз уже было направился к двери, но резко повернулся и, подойдя к Арии, неожиданно обнял ее за плечи.

– Ты так его ненавидишь?

Она вскочила на ноги, как будто он оскорбил ее.

– Ненавижу? Ты же знаешь, что нет, – возразила она. – Я люблю Квинз-Фолли так же, как ты. Нет, неверно: никто не может любить его так же, как ты. Но это мой дом, это место, о котором я мечтала, скитаясь с отцом по всем этим скучным гостиницам. Я часто вспоминала свою маленькую комнату и жалела, что не могу в нее вернуться. Я вспоминала дуб, на который забиралась и никто не мог меня найти, и кусты, в которых мы с тобой играли в индейцев, когда были совсем маленькими. Квинз-Фолли был моей путеводной звездой, конечной целью того, чего я хотела больше всего – вернуться домой!

– А когда вернулась, нашла его пустым и разоренным, – вдруг с горечью сказал Чарлз.

Это была опасная тема, и девушка быстро ответила:

– Вздор! Это по-прежнему твой и мой дом. Он наш, это главное.

– Да, он пока еще наш, – медленно произнес он. – Думаю, это в самом деле главное.

– Конечно, – улыбнулась Ария и поцеловала его в щеку. – Иди и возвращайся не очень поздно. Я хочу поговорить с тобой, а если ты будешь слишком усталым, чтобы слушать, то завалишься спать сразу же после ужина.

– Тебя послушать, так я похож на довольно занудного мужа средних лет, – отпарировал Чарлз.

– Ты часто ведешь себя именно так, – сказала ему Ария.

Он рассмеялся, и она услышала, как он насвистывает, выходя во двор и направляясь к ферме.

Ария собрала чайную посуду и уже было приготовилась отнести ее на кухню, но вместо этого достала еще одну чашку и налила чаю для Нэнни, от которого та не отказывалась ни днем, ни ночью. Ария долила молока и понесла чай в холл.

Нэнни сидела за столом и вязала еще один из нескончаемой череды пуловер из коричневой шерсти, которые Чарлз носил на ферме и которые, похоже, изнашивались с удручающей регулярностью.

– Я принесла тебе чаю, Нэнни, – сказала Ария. – Знаешь, приходил Чарлз. У него что-то там сломалось в одной из его машин, так что ему пришлось ехать в Хартфорд за новой деталью. И, конечно же, он забыл позавтракать.

– Ну вот, а я приготовила ему его любимые сандвичи с беконом, – вздохнула Нэнни.

– Я пожарила ему пару яиц к чаю, – продолжала девушка. – Но он сильно обеспокоен, Нэнни. Управляющий банком прислал записку с просьбой встретиться с ним.

– Так я и думала, – кивнула Нэнни. – Я видела штамп на обратной стороне конверта. Когда такие приносят, это всегда к дурным новостям.

– Надеюсь, банк не станет именно сейчас донимать бедного Чарлза. Мне показалось, ему немного лучше в последнее время, а тебе?

– Гораздо лучше, – кивнула Нэнни. – Он поправится, вот увидишь. Дай ему год-два, и он опять станет таким же, как прежде, хорошим мальчиком.

– Он так себя изводит, – вздохнула Ария. – Малейший пустяк – и он взвивается.

– Да, знаю, – отозвалась Нэнни. – Чего еще можно ожидать, когда его нервы так расшатаны. Но он поправится, голубушка, не терзай себя.

– Я сказала ему, что завтра поеду в Лондон искать работу.

– И что он на это ответил?

– Он был так мил. Думаю, он впервые понял, что ему может недоставать меня. С другой стороны, когда я ему сказала, что это все для Квинз-Фолли, он был всецело за.

– Если найдешь что-нибудь подходящее, это будет стоящее дело. Если же нет, возвращайся домой, голубушка. И думать не хочется, как ты там в Лондоне будешь совсем одна, ты же еще так молода.

– В следующем месяце мне исполнится двадцать один, – возразила девушка, – достаточно, чтобы позаботиться о себе, Нэнни.

– Надеюсь, что так, – ответила Нэнни, глядя на нее. Ария смотрела на деньги в коробке.

– Те двое недолго пробыли здесь, – сказала она наконец, – мужчина в «бентли». Они что-нибудь сказали, когда уходили?

– Он очень вежливо меня поблагодарил, – ответила Нэнни. – Мне он показался очень приятным джентльменом. «Ваши картины стоят того, чтобы сюда ехать», – сказал он. Лучше и не скажешь, верно?

– Я рада, что ему понравилось.

Не зная почему, но она действительно была рада и вдруг почувствовала, как потеплело у нее на душе. Хоть он и богатый, влиятельный и симпатичный, а все-таки ему понравились картины в Квинз-Фолли. Увидит ли она его когда-нибудь еще, лениво подумала Ария и тут же посмеялась над собой.

Завтра ее ждет новое приключение. Возможно, это будет начало нового этапа в ее жизни. Она едет в Лондон, собирается найти работу. И так ли уж важно, понравились картины человеку в сером «бентли» или нет?