"Второе правило стрелка" - читать интересную книгу автора (Мусаниф Сергей)

Глава 5

Питер Гриффин мучился от похмелья, которое оказалось много сильнее всех похмелий, которые он когда-либо испытывал в своей жизни.

Нет, по его голове не били молоточками зловредные гномы. Они надели сапоги со стальными набойками и играли в футбол, гоняя кирпич.

Он не думал, что у него во рту сдохла крыса. Он подозревал, что там поселилось целое семейство живых скунсов.

Ему не казалось, что от любого неосторожного движения его глаза могут вылететь из орбит и растечься по полу. Глаза уже давно провалились внутрь черепа, и Питеру приходилось смотреть на мир через ноздри.

Сейчас он смотрел на Негоро. Негоро был отвратительно бодр и весел, и ни единого следа вчерашнего не отражалось на его гладко выбритом кремнеуглеродном лице.

— Приветик, — сказал Негоро.

В ответ Питер смог только простонать.

Будучи волшебником, он знал сотню способов избавиться от похмелья. Единственная сложность была в том, что в таком состоянии он не мог совершить ни одного магического действа, даже самого примитивного. С подобными проблемами сталкивается большинство волшебников, поэтому самые мудрые из них творят похмелительные заклинания и варят зелья заранее, за несколько часов до намечающейся гулянки. Потом им остается только найти их и выпить. Или произнести. Особым шиком в магической среде считаются заклинания отсроченного действия. Сначала вы произносите заклинание, потом вы пьете, потом заклинание срабатывает в точно назначенный срок, и вы избавляетесь от всех проблем. Главное здесь — точно рассчитать время. Если заклинание сработает раньше, то вы окажетесь единственным трезвым человеком посреди всеобщей пьянки, и вам будет крайне трудно найти язык с окружающими людьми. В общем, вариантов много. Есть из чего выбрать.

Но так поступают мудрые волшебники.

А волшебники поглупее, такие, как Питер Гриффин, тупо надеются, что завтра никогда не наступит.

— Я видел людей, которые выглядели хуже тебя, — подбодрил его Негоро. — Как правило, эти люди были мертвыми. Некоторые уже несколько лет.

Питер сориентировался в пространстве и обнаружил, что сидит в том же самом кресле, в котором начал пить вчера. Значит, он не вставал с него всю ночь. Значит, вылезти из кресла будет целой проблемой.

— Помнишь, о чем мы вчера говорили? — спросил Негоро.

Питер не помнил, о чем они вчера говорили. Он сотворил для этого типа заклинание портала между мирами, порталом кто-то прошел, Негоро предложил спрыснуть это дело… А может, он и сам предложил… Дальше воспоминания обрывались.

— Я сделал тебе предложение, помнишь? — продолжал Негоро. — Ты сказал, что утро вечера мудренее, и пообещал дать ответ на рассвете. Так вот, уже рассвело.

Предложение, обещания, ля-ля-ля… Утро, конечно вечера всяк мудренее, только не такое вот утро.

Негоро поводил у Питера перед носом прозрачной банкой. В банке находилась живительная влага, чуть отдававшая зеленым цветом. Питер вдруг обнаружил, что хочет пить. И не просто хочет, а очень хочет. Фактически сейчас он мог бы выпить море, если бы оно не было соленым.

— Это рассол, — сказал Негоро. — Но ты получишь его только после того, как дашь мне положительный ответ. Не раньше.

Это жестоко, подумал Питер. Это подстава, подумал Питер. Он хочет меня как-то использовать, и я буду последним дураком, если соглашусь…

Но с другой стороны… Рассол… Рассол!

— Я все еще жду ответа, — напомнил Негоро, качнув банку, чтобы рассол поиграл в солнечных лучах всеми цветами радуги.

— Хрмпрф, — сказал Питер.

— К сожалению, такой ответ принять я не могу.

— Я… согласен… — прохрипел Питер из последних сил.

— Этого мало, — сказал Негоро.

— Слово… — прохрипел Питер.

— Какое именно слово?

— Слово мага…

— Чудесно, — сказал Негоро и поднес банку с рассолом ко рту Питера. Незадачливый волшебник принялся пить.

Когда банка опустела, гномы сбавили футбольные скорости, явно перейдя из бразильских клубов в российские, семейство скунсов убралось из ротовой полости, напоследок нагадив Питеру под язык, а глаза заняли свое более-менее привычное положение.

Что было гораздо хуже, у Питера включился мозг. И он начал вспоминать, в какую авантюру втянули его хитрый дубль и литр рассола.

Ведь этот парень говорил что-то об уничтожении всей Вселенной, и я только что подписался ему помогать! Когда об этом узнают члены гильдии, мне настанет конец, понял Питер. Придет какой-нибудь неприятный тип вроде Горлогориуса и сровняет мою башню с землей, положив меня у ее основания.

Ой, мамочка, что же я наделал?!

Негоро поступил с ним подло, коварно и жестоко, но что еще можно ожидать от такого человека? Когда ты один, беззащитный, стоишь против всего мира (орды орков во главе с Чингиз-ханом, трое повелителей нежити, играющий в твоей команде стрелок и собственное бессмертие не в счет), ты просто не можешь выиграть игру без подобных ходов.

Питер Гриффин знал, что не может пойти на попятную.

Магия предоставляет людям, которые ею занимаются, немалую власть над предметами, материями и стихиями. Но она также требует кое-чего взамен и налагает на волшебников определенные ограничения.

Например, волшебник должен очень тщательно следить за тем, что он говорит. Поэтому обычно из волшебников получаются очень плохие политики. Они могут давать невнятные клятвы, изворачиваться до последнего, демонстрировать чудеса демагогии и казуистики, однако если волшебник дает слово, он должен его сдержать. Иначе с ним произойдут очень неприятные вещи.

Какие?

Все зависит от слова, которое он дал.

Если волшебник говорит: «Да провалиться мне под землю, если я этого не сделаю» и все-таки не делает, то он действительно проваливается под землю, причем на глубину, которая может стать для него фатальной.

Если волшебник говорит: «Не сойти мне с этого места», то в случае нарушения клятвы его ноги намертво прирастают к поверхности, на которой он стоит, и в дальнейшем с ним следует обращаться, как со статуей.

Если волшебник говорит: «Чтоб я лопнул», то его останки потом приходится очень долго собирать по всей округе.

А если волшебник дает слово мага, а потом нарушает его, то он перестает быть магом, и это для волшебника зачастую бывает куда хуже смерти.

Все это пронеслось в голове Питера, как только она начала хоть чуть-чуть соображать, и Питер снова застонал. На этот раз не от боли.

От досады на собственную глупость.

— Добро пожаловать в наши ряды, — широко улыбнулся Негоро. — Обещаю, с этого момента жизнь твоя будет яркой, веселой и насыщенной. Только довольно короткой.

Вот это Питер сообразил и сам, а потому следующий его стон оказался куда громче.

Несмотря на то что встреча с Зевсом произошла вечером в глухом лесу, утром предназначенная для состязания поляна оказалась заполненной народом. Тут были амазонки, чей лагерь находился неподалеку, сатиры, дриады, наяды и прочие лесные и водные жители, пара маленьких лесных божков, купцы из проходившего мимо торгового каравана и жители окрестных деревень. Как вся эта толпа умудрилась пронюхать о песенной дуэли и собраться здесь, оставалось загадкой даже для Геракла с Силеном. Слухи разносятся быстрее Гермеса и даже быстрее удара Зевсовой молнии.

— Обсудим стратегию, — предложил Силен. Он все утро не отрывался от бурдюка с вином, утверждая, что алкоголь стимулирует его творческий потенциал.

— В их команде главным голосом будет Аполлон, — сказал Геракл. — Гермес мотается по всему миру и даже за его окрестностями, поэтому он будет выполнять роль источника песенного материала. Дионис обычно выступает на подпевках.

Реджи слушал Геракла и потихонечку балдел. Он участвовал во многих дуэлях в разных мирах, но сражаться на песнях ему еще не доводилось.

— Правила поединка таковы, — сказал Геракл. — Судья, либо кто-то из зрителей дает тему какой-то команде. Команда должна исполнить на эту тему песню. Если она не может этого сделать, а противник — может, то он получает одно очко. Команда, получившая три очка, выигрывает. Команда, ни один из представителей которой больше не может петь по причине потери голоса или сознания, снимается с соревнований и считается проигравшей.

— Вроде ничего сложного, — сказал Реджи. — И как долго может длиться подобный поединок?

— Бывает, что несколько часов. А бывает и несколько дней, — «обнадежил» его Силен. — Но не волнуйся, на несколько дней у Аполлона терпения не хватит.

— От нашей команды петь буду я, — сказал Геракл. — В крайнем случае Силен.

— А я? — спросил Реджи.

— Ты же не умеешь петь, — сказал Геракл.

— Да, но я так понял, что оценивается тут в основном не умение, — сказал Реджи.

— И умение тоже, — сказал Геракл.

— Слушай, ты побывал во многих мирах и наверняка слышал немало песен, — сказал Силен. — Подсказывай нам, если что.

Реджи почувствовал некоторый дискомфорт. Эти люди… Ладно, не люди. Этот герой и этот сатир пошли ради него на конфликт с местными богами, вызвав неудовольствие самого главного бога. Сейчас они готовились принять участие в состязании, пусть и не опасном для жизни, но, судя по описанию, вредном для здоровья, а ему отводилась роль слушателя и консультанта.

Реджи считал, что это нечестно. Геракл ведь его почти не знает. Подумаешь, выпили вместе. Половину людей, с которыми он когда-то вместе выпивал, Реджи потом убил.

Геракл не был ему ничем обязан и все-таки помогал. Силен не был ему ничем обязан, но тоже стоял на его стороне.

Реджи почувствовал, что независимо от исхода состязания он окажется у этих парней в долгу.

Внезапно Силен ойкнул и попытался спрятаться за могучей спиной Геракла. Реджи обернулся: из толпы к ним направлялось существо, внешне имевшее с Силеном некоторое сходство, только куда более серьезное, массивное и властное.

— Кто это? — спросил Реджи.

— Это мое непосредственное начальство, — пискнул Силен. — Пан.

Пан приблизился к троице, вежливо поздоровался с Гераклом и Реджи, после чего приказал Силену вылезать.

— Я ж тебя, поганца, все равно вижу, — сказал он.

— Невиноватый я, — заголосил Силен. — Я только помог этому чужеземцу Геракла найти, а потом не свалил вовремя и рядом стоял, когда Зевс поединок назначил. Я больше не буду, честно…

— Конечно, будешь, — сказал Пан. — А то я тебя не знаю. Вечно неприятности на свой хвост находишь. Но я сейчас по другому поводу.

— Да? — с надеждой спросил Силен.

— Да, Силен, — сказал Пан. — Ты, конечно, пьяница, бабник и дурак, но ты наш дурак. Я пришел тебе сказать, что мы будем за тебя болеть.

— Спасибо, — кивнул Силен. — Большое спасибо. Преогромное спасибо…

— Выволочку ты все равно получишь, — сказал Пан. — Но если команда проиграет по твоей вине, то выволочка эта будет раз в десять страшнее, понял?

— Понял.

— Не стыдно тебе против отца-то болеть? — спросил у Пана Геракл. Реджи поднапрягся, вспомнил мифологию и сообразил, что отец Пана — Гермес. Хотя на вид Пан выглядел раза в три старше своего олимпийского папаши.

— Не стыдно, — сказал Пан. — Папаша давно уже заслуживает хорошего урока, как и все олимпийцы. Оторваны они от народа, понимаешь ли, все реже видим мы их на земле.

С ясного неба громыхнуло и сверкнуло молнией, возвещая о прибытии Громовержца. Вслед за ним на поляне появились другие боги Олимпа: и те, кто участвовал в состязании, и те, кто явился в качестве зрителей.

Зрители расселись на траве и принесенных с собой складных стульях, а тройка чемпионов Зевса вышла на середину поляны.

Гермеса Реджи уже видел. Аполлон являл собой образец суровой мужской красоты и держал в руках кифару. Дионис выглядел гораздо моложе Аполлона, одежда его находилась в полном беспорядке, а на лице присутствовали следы хорошо проведенной ночи.

Силен метнулся к своим и притащил Гераклу лютню.

— Начнем! — возвестил Громовержец, и шум вокруг поляны стих, как будто его выключили одной кнопкой. — Первой будет выступать команда, принявшая вызов.

Аполлон сделал шаг вперед и коротко кивнул.

— Спой нам песню о великой безответной любви, — сказал Зевс.

Аполлон ударил по струнам кифары и запел. Более того, он еще и затанцевал.

Голос у него был прекрасен, как у Коли Баскова, движения его были плавными и грациозными, как у Бориса Моисеева, а играл он вдохновенно, как Виктор Зинчук. Когда он брал особо сложный аккорд, зрители аплодировали, когда он брал высокую ноту, кто-то даже начинал плакать.

Реджи не понимал ни слова из того, что пел Аполлон. Он не сомневался, что Аполлон поет по-древнегречески, но тут все разговаривали по-древнегречески, и устную речь Реджи понимал прекрасно.

Реджи поделился своими сомнениями с Силеном.

— Ерунда, — сказал Силен. — Просто поэтическая речь не переводится на другие языки.[10]

— Но если тут можно петь только по-древнегречески, я вам много пользы не принесу, — сказал Реджи.

— Не волнуйся, петь можно на любом языке, — сказал Силен. — На этот счет нет никаких ограничений.

Аполлон закончил петь, публика разразилась аплодисментами.

Реджи подумал, что в состязании с таким асом им ничего не светит, но тут Зевс дал задание Гераклу, и прославленный герой запел.

Нет, это был не Басков и Зинчук. Пение Геракла больше походило на вокал Джо Коккера, а игра на струнах навевала на Реджи воспоминания о Джимми Хендриксе. Реджи по-прежнему не понимал ни слова, но песня задела такие струны в его душе, о существовании которых он даже не подозревал.

Зрители аплодировали стоя и куда громче. Конечно, Геракл пел не лучше Аполлона, но…

Людям вообще свойственно болеть за более слабые команды.

Помимо прочего, Геракл был собравшимся гораздо ближе и понятнее, чем олимпийские боги, и симпатии публики были на его стороне.

Реджи начал верить в успех затеянного ими предприятия.

— Песня о справедливой войне, — объявил Зевс, и Аполлон снова принялся терзать свою кифару.

Питер Гриффин немного протрезвел. В лаборатории, куда он поднялся, ему удалось сотворить немного отвара, который привел его в чувство и избавил от похмелья.

Жизнь тут же предстала перед ним в другом свете, и волшебника слегка отпустило.

Во-первых, уничтожение всей множественной Вселенной в его понимании было процессом долгим. Он не знал точного плана Негоро, но полагал, что его осуществление может занять несколько веков, а значит, он, Питер, еще поживет.

Во-вторых, гильдия наверняка уже осведомлена о действиях Негоро и тем не менее не предпринимает против него открытых выпадов. Может быть, она закроет глаза и на участие в деле Питера. В крайнем случае он попытается объяснить им отчаянное положение, которое прямо-таки вынудило его дать слово мага. Руководители гильдии тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо. Наверняка сам Горлогориус тоже напивался до такого состояния.

В-третьих, план Негоро может обломаться и не по вине Питера. Тогда и Вселенная останется целой, и он сам будет присутствовать в ней в виде мага.

В-четвертых, даже если Питер нарушит слово, люди ведь тоже как-то живут. Правда, придется очень быстро убегать от орков и прочих Негоровых прихвостней, но Питер предпочел бы жизнь беглеца жизни трупа. По меркам волшебников состояние Питера оценивалось как очень скромное, но по людским меркам он был довольно богат и мог обеспечить себе достойное существование в течение нескольких веков. А больше он, лишенный магических способностей, и не протянет. Говоря по правде, без магии он и века не проживет, но при необходимости можно будет прикупить омолаживающий эликсир у какого-нибудь из обитателей волшебных башен.

В общем, есть варианты и есть время, чтобы их обдумать.

Спускаясь к Негоро, Питер даже посвистывал себе под нос.

К полудню с каждой стороны было исполнено по двенадцать песен.

Дионис дважды сменял Аполлона на месте солиста, давая Кифареду отдохнуть. Геракл продолжал петь сам, периодически прикладываясь к бурдюку с вином, чтобы смочить пересохшее горло.

Публика устала аплодировать и берегла ладони.

Реджи подумал, что состязание оказалось более жестким, чем он предполагал сначала. Слова про потерю певцом сознания, сказанные Гераклом, больше не казались стрелку шуткой.

Кто-то может усомниться: ну что может быть такого сложного в исполнении двенадцати песен? Типа современные певцы на концертах и больше поют.

Следует помнить, что состязавшиеся пели не под фонограмму, как большинство современных певцов. Кроме того, древнегреческие песни были гораздо длиннее, чем шлягеры наших дней, обязанные строго вписываться в жесткий формат радиостанций. Одна из песен Аполлона звучала больше сорока минут, и ее не взяли бы ни в одну ротацию. С учетом сводок новостей, прогноза погоды, рекламных роликов и реплик ди-джея одной этой песней можно было бы заполнить весь музыкальный час.

Геракл закончил петь, выслушал жидкие аплодисменты и уселся на траву.

— Песня о колеснице, — возвестил Зевс.

Аполлон обернулся к своей команде, и они принялись совещаться.

— Попали, — радостно сказал Силен. — По ходу не знают они такой песни.

— Невелика радость, — сказал Геракл. — Я тоже не знаю.

— Я знаю, — сказал Реджи. — Слушай и запоминай.

Стрелок принялся наговаривать текст.

— Я столько не запомню, — сказал Геракл.

— У меня идея, — сказал Реджи. — Эта песня наполовину поется, наполовину произносится речитативом. Возьми на себя песенную часть, она короткая. А говорить буду я.

— Что же это за песня, которую не поют, а говорят? — удивился Геракл.

— Очень популярная в тех краях, где я ее слышал, — сказал Реджи.

Спустя отведенный для раздумий срок Аполлон с покрасневшим от негодования лицом объявил, что песню именно про колесницы не знает и предоставляет право пения другой команде.

Геракл улыбнулся, ударил по струнам и запел, явно не понимая, о чем именно он поет.

А Реджи читал рэпованную часть.

По счастью, эти стихи не являлись высокой поэзией, а потому на древнегреческий ложились вполне нормально, и публика более-менее сообразила, о какой колеснице идет речь.

Счет стал один — ноль в пользу команды Геракла.

Аполлон со товарищи сравняли счет через три часа и шесть песен. Зевс затребовал у Геракла очень грустную песню, и чтоб в итоге все умерли.

Геракл и Силен перебрали множество вариантов, но в финале кто-нибудь все равно оставался жив. Тут им не смог помочь и Реджи.

Геракл признал свое неведение, Гермес перехватил кифару у Аполлона и выдал: «Уно, уно, уно, ун моменте…»

— На итальянском поет, — определил Силен. — Выпендривается, гад.

Голос у Гермеса был, конечно, не оперный, вдобавок он не всегда попадал в ноты, но с эмоциональной наполненностью дела обстояли куда лучше, и когда он допел, некоторые зрители снова рыдали.

Горлогориус тоже утер слезу и отодвинулся от хрустального шара.

— Ведь знаю, что древний идол и шарлатан, — пробормотал он. — Знаю, что все там у них в Элладе плохо кончится, герои друг друга перебьют, а про олимпийцев все забудут, но как поет, а!

— Действительно, поет неплохо, — признал Мэнни. — Как думаешь, кто победит?

— Думаю, что Геракл, но будет это еще не скоро, — сказал Горлогориус.

— А почему Геракл? — спросил Мэнни.

— Есть в нем что-то такое, — признался Горлогориус. — Смотришь на него, и сразу видишь — наш человек.

— Он тоже плохо кончил.[11]

— Покажи мне, кто там хорошо кончил, — сказал Горлогориус. — Троянская война и ее последствия положили конец всем мифам Древней Греции.

— Видел я современную Грецию, — сказал Мэнни. — Маленькая, зеленая, добродушная и миролюбивая страна. Откуда что берется? Зачем грекам такой кровожадный эпос?

— Как свидетельствует история, наиболее глобальные эпические войны провоцирует непосредственное присутствие в человеческом мире богов, — сказал Горлогориус. — Греция, Индия, Скандинавия… везде все заканчивалось одной большой свалкой. В Индии на поле Куру столько народу полегло, сколько там сейчас во всей стране не наберется.

— Я смотрю, ты прямо теолог, — сказал Мэнни.

— Каждый волшебник отчасти теолог, — сказал Горлогориус. — Отчасти философ, отчасти медик, отчасти воин… Магия — слишком широкое понятие, чтобы уложить мое представление о ней в одно слово.

— Значит, ты болеешь за Геракла? А где сейчас твои парни? — спросил Мэнни.

— В компьютерные игры рубятся, — сказал Горлогориус. — Думаю, особых сложностей там не возникнет. Я заслал одного человечка, чтобы он для них почву подготовил.

— Меня беспокоит другое, — сказал Мэнни.

— Что именно, старина? Выкладывай.

— В этой операции слишком большая концентрация стрелков, — сказал Мэнни. — Если ты понимаешь, что я имею в виду. В настоящий момент стрелков очень мало, и они редко встречаются в мирах множественной Вселенной, тем не менее, когда наша история только начиналась, в одном мире оказались сразу двое служителей ордена. Я не верю, что это простая случайность.

— Что ты думаешь о стрелках?

— Они опасны, — сказал Мэнни.

— Почему? Потому, что убивают людей? Брось, старина, во Вселенной существует множество профессий, связанных с убийством людей. Солдаты, полицейские, телохранители, волшебники в конце концов…

— У стрелков нет цели, — сказал Мэнни. — Человек, у которого нет цели, может натворить все что угодно. Их представление о добре и зле отличается от общепринятого еще сильнее, чем наше собственное. Зачастую они вообще не видят разницы.

— Зачастую я тоже ее не вижу, — сказал Горлогориус. — Добро и зло — это субъективные понятия, которые в первую очередь зависят от человеческого отношения к тем или иным явлениям. Добро и зло формируются волеизъявлением большого количества людей, и то, что в одном мире принято считать стопроцентным добром, в другом может оказаться абсолютным злом.

— Ты должен сформировать границу между светом и тьмой внутри самого себя и наплевать на общественное мнение, — сказал Мэнни.

— Именно так я и поступаю. Особенно с общественным мнением, — сказал Горлогориус. — Возвращаясь к нашему разговору, скажу, что у стрелков есть свои принципы и свои правила, и они никогда их не нарушают.

— Это и плохо, — сказал Мэнни. — Если человек хочет выжить, он должен быть гибким. Он должен уметь отступать. Я слышал историю, когда тысячи невинных людей погибли только потому, что какой-то стрелок решил соблюсти свои принципы и пошел до конца.

— Ты слишком много беспокоишься, Мэнни, — сказал Горлогориус. — Но ты прав. Присутствие в нашей истории двух стрелков не объяснишь простым совпадением.

— А как ты его объяснишь?

— Сговором, — сказал Горлогориус. — Сговором между мной и Негориусом. Я надеюсь, для тебя не сюрприз, что мы с ним поддерживали отношения вплоть до того момента, как его дубль подвел доверчивого старикана под меч героя-дракона?

— Не сюрприз, — сказал Мэнни. — Для того чтобы удивить меня, тебе придется особенно постараться.

— Мы специально ввели в дело двух стрелков, — сказал Горлогориус. — Неужели ты думаешь, что Гарри мог самостоятельно призвать себе на помощь столь могучего союзника? Я воспользовался его заклинанием в качестве прикрытия своей магической деятельности и прислал ему стрелка. Я предвижу ситуацию, когда нам потребуется наличие двух служителей ордена Святого Роланда.

— Могу представить себе такую ситуацию, — согласился Мэнни. — Скорее всего, это будет одна из тех ситуаций, куда входят вдвоем, а выходит только один.

— Именно так, — сказал Горлогориус.

— Значит, этот парень, — Мэнни ткнул рукой в сторону хрустального шара, который демонстрировал Реджи, о чем-то тихо переговаривающегося с сатиром за спиной поющего эпического героя, — он предназначен тобой для роли агнца? Ты собираешься принести его в жертву?

— Я еще не решил, кого именно, — сказал Горлогориус.

— Как это? Второй парень играет с тобой на одной стороне с самого начала!

— Они все играют на одной стороне, — сказал Горлогориус. — Пусть они об этом сами и не подозревают.

— Ты, должно быть, наслаждаешься ролью кукловода, — заметил Мэнни.

— Отнюдь, — возразил Горлогориус. — Но если существование вселенной будет зависеть от моего мастерства, то я буду очень искусно дергать за ниточки.

— Ты очень любишь играть в игры.

— Без этого мне скучно жить.

— Когда-нибудь ты заиграешься, Горлогориус, и подведешь нас всех под монастырь, — сказал Мэнни. — Ты усложняешь любую ситуацию донельзя. Если с тобой вдруг что-то случится, мы век будем все раскапывать и еще столько же вникать в твои планы.

— Со мной ничего не случится, — сказал Горлогориус, схватился руками за грудь, захрипел и рухнул на пол. Мэнни попытался оказать первую помощь извивающемуся в судорогах и исходящему пеной волшебнику, когда Горлогориус открыл глаза и ехидно улыбнулся. — Здорово я тебя подловил?

— Чтоб тебя… — сказал Мэнни. Поскольку он сам был нехилым магом, продолжать гневную тираду и выдавать что-то более конкретное было опасно. — Старый уважаемый человек, которому гильдия поручила ответственную работу! А ведешь себя, как пацан в детском саду.

— Немного адреналина тебе не повредит, — ухмыльнулся Горлогориус. — Нет, ну видел бы ты свое лицо!

Мэнни зло сплюнул.

Наступил вечер, а состязание продолжалось.

Зрители разводили костры и готовили себе пищу, пили вино, спали, бегали в кустики поодиночке и парами. Наименее стойкие завалились спать. Не участвовавшие в состязании олимпийцы периодически отлучались на Олимп, чтобы подкрепить свои бессмертные силы.

Как ни странно, тяжелее всех приходилось не участникам соревнования, а Зевсу. С каждым разом ему было все труднее придумывать темы для песен, и вскоре он стал выдавать нечто вроде «песни о несчастной любви к некрасивой женщине» или «песни о гибели славного воина в несправедливой войне».

Песни становились короче. Притомившиеся участники порою выкидывали целые куплеты, следя только за сохранностью общего смысла.

Реджи с величайшим удивлением обнаружил, что хранит в своей памяти огромное количество текстов и мелодий песен из самых разных миров. Он всегда знал, что у него хорошая память, но чтоб до такой степени… Некоторые песни он слышал только по одному разу и все равно помнил их до последнего слова.

Это его не только удивило, но и испугало. Реджи раньше не представлял, сколь огромный объем практически бесполезной информации хранится в его голове.

Он даже не думал, что в какой-то момент все это может ему пригодиться.

В полночь весь его огромный багаж не подсказал ему ни одной песни про «человека, который утонул в реке в плохую погоду и при странных обстоятельствах», и Гермес со зловредной ухмылкой и песней «жуткая ночь хохотала потоками ливня»[12] вырвал для своей команды одно очко.

Догнать противника Гераклу и его партнерам удалось уже ближе к рассвету, когда тройка богов не сумела вспомнить ни одной песни про «нехороших, но обаятельных животных нестандартной для их вида окраски».

Что бы Зевс ни имел в виду этим заданием, его вполне удовлетворила песня «я — шоколадный заяц», которую исполнил, а точнее, проорал дурным голосом пьяный в сосиску Силен.

— Что-то я притомился, — сказал верховный бог Олимпа, когда Силен перестал убеждать всех и каждого в том, что он «ласковый мерзавец». — Давайте закругляться. Предлагаю блицтурнир. Оглашаю условия. Тема будет только одна. Кто вспомнит больше песен по этой теме, тот выиграл.

— Какая именно тема? — спросил Геракл.

— Давайте о бабах! — крикнул Дионис, который своим состоянием очень быстро догонял Силена. Амазонки зааплодировали.

— Ни за что, — отрезал Аполлон. — Так мы еще неделю тут проторчим.

Амазонки поникли.

— Может, о богах? — предложил Силен и запел, заглядывая Зевсу в глаза:

— Уважил, голубчик, — сказал Зевс, смахивая скупую мужскую слезу. — Но петь мы будем о другом.

— Лично я, — сказал Дионис заплетающимся языком, — ни одной песни про другого не знаю.

— Мы будем петь… — сказал Зевс. — Точнее, вы будете петь…

— О старом, — предположил Геракл.

— О главном, — рискнул Аполлон.

— О новом и главном, — сказал Гермес.

— О бабах! — настаивал Дионис.

— О дорогах, — сказал Зевс. — О дорогах, которые мы выбираем. Вы когда-нибудь задумывались о том, что такое дороги? Это не просто утоптанные ногами и укатанные колесами направления. Это дуалистический символ перманентного… Так, я смотрю, что меня никто не слушает. Ладно, тогда пойте.

Горлогориус стиснул зубы и извинился перед Мэнни за свое недостойное великого и мудрого мага поведение, Мэнни кивнул, и инцидент был исчерпан.

— Вы с Негориусом были давними приятелями? — спросил Мэнни, закуривая трубку мира.

— Не так чтобы приятелями, — сказал Горлогориус. — Скорее мы были закадычными соперниками. Мы с ним начинали в одно и то же время и несколько веков жили по соседству.

— Должно быть, это было очень давно, — сказал Мэнни.

— Да уж, не вчера, — подтвердил Горлогориус. — В те времена магия была в загоне, клиенты, сам помнишь, в очередь не выстраивались. Приходилось биться за каждую золотую монету, и присутствие в округе конкурента делало твою жизнь весьма веселой. Мы с Негориусом постоянно соревновались, доказывая друг другу, кто из нас круче. Я до сих пор удивляюсь, как у нас не дошло до дуэли.

— Я тоже удивляюсь, — сказал Мэнни. — Зная твой взрывной темперамент… Наверное, Негориус был очень выдержанным человеком.

— Да, порой он бывал даже чересчур хладнокровен, — признал Горлогориус.

— В нашей профессии это скорее плюс, чем минус, — заметил Мэнни. — У волшебника должна быть холодная голова, горячее сердце…

— И длинные руки, — закончил за него Горлогориус.

— А разве не чистые?

— Нет, от длинных рук пользы куда больше, чем от чистых, — сказал Горлогориус.

— А как складывались ваши с Негориусом отношения после того, как вы разъехались?

— С увеличением разделяющего их расстояния отношения волшебников друг с другом только улучшаются, и это — аксиома, — сказал Горлогориус. — Мы с ним не так уж часто встречались. Негориус был старейшим членом Гильдии, но не принимал активного участия в ее делах. Пожалуй, все его участие ограничивалось выплатой членских взносов. Но зато платил он их регулярно.

— Похоже на некролог, — сказал Мэнни.

— А это и есть некролог, — ответил Горлогориус. — Мне жаль, что Гильдия потеряла такого мага, как Негориус. Пусть часто он бывал мямлей, но это не мешало ему быть одним из лучших наших теоретиков и исследователей. Помянем?

— Давай.

— Кто сегодня алкоголь материализовывать будет?

— Лучше ты, — сказал Мэнни. — У тебя к этому очевидный талант. Тот коньяк на прошлой неделе был просто неподражаем. Какой букет!

— Букет я сам составлял, — сказал Горлогориус, закатывая рукава мантии и потирая ладони. — Ну, как говорится, крибле-крабле-бумс!

Чувствуя, что представление приближается к своему апогею, публика начала просыпаться и усаживаться поудобнее. Все боги, улизнувшие поспать на Олимпе, вернулись на свои места.

На «путь-дорожку фронтовую», исполненную Аполлоном, Геракл ответил «эх, дорогами, пылью да туманом». Аполлон с Дионисом дуэтом грянули «дорога-дорога, ты знаешь так много о жизни моей непростой», закончив песню многократным выкриком «Атас!».

Реджи порылся в памяти, и они с Силеном вспомнили бессмертного Шнура: «дороги мои, дороги, уносили ноги, помогали боги», чем окончательно привели Зевса в благодушное настроение.

Гермес ответил «дорогой в небеса», на что Силен тут же отреагировал «дорогой в ад».

К утру тема казалась исчерпанной.

Геракл закончил петь «как далека и как близка дорога в облака», последовала небольшая дискуссия, не считается ли эта песня вольным переложением детской песенки «по дороге с облаками», уже исполненной Аполлоном, но Зевс заявил, что мелодии разные, слова не совпадают, а потому Аполлону и его товарищам надо сначала заткнуться, а потом исполнить что-нибудь еще.

Тройка олимпийских певцов яростно чесала в трех божественных затылках.

— Ставлю Камень Правосудия против дырявого носка, что не вспомнят, — сказал Горлогориус, внимательно глядя в хрустальный шар.

— Принимаю, — сказал Мэнни.

— Начинаю обратный отсчет, — сказал Зевс. — Пять.

Аполлон принялся чесать в затылке так яростно, что выдрал клок волос.

— Четыре.

— Дорога, дорога, — бормотал Гермес, то ли вспоминая, то ли пытаясь сочинить на ходу.

— Три.

— Надо выпить, блин, — пробормотал Дионис. — Боги, какой позор…

— Два.

— Я протестую! — возопил Аполлон.

— Один. Ноль. Время вышло, — сказал Зевс. — Право пения переходит к другой команде.

— Возьми, — сказал Мэнни, снимая правый носок и дырявя его резким движением пальца. — Заслужил.

Зрители затаили дыхание.

— Вы будете смеяться, — сказал Реджи Силену и Гераклу. — Но мне совершенно ничего не приходит в голову.

— Я потом посмеюсь, — прошипел Силен. — Думай!

— Ну же, — сказал Мэнни, болевший за команду Геракла всей широтой своей магической натуры. — Вспоминайте! «Мы в город Изумрудный идем дорогой трудной» или что-то в этом роде.

— Так это ж детская песня, — сказал Горлогориус, листая нотную тетрадь. — Откуда им ее помнить?

— Опять начинаю обратный отсчет, — сказал Зевс, и на лице Аполлона загорелась надежда. — Пять.

— Вспомнил, — сказал Реджи.

— Четыре.

— Излагай, — сказал Геракл.

— Три.

— Нет времени. Я затяну, а вы подпевайте.

— Два.

— Заметано, — сказал Силен.

— Один. Пойте.

Реджи запел.

— Что это за песня? — тревожно спросил Мэнни. — Я не знаю такой песни. И при чем здесь дороги?

— Может, он чокнулся? — спросил Горлогориус.

— Это стрелок-то?

— Песня не по теме! — радостно завопил Аполлон. — Дисквалификация!

Зевс нахмурил брови:

— Не по теме! — разорялся Аполлон. — Не по теме!

Реджи продолжал петь.

Последнее слово герой, стрелок и сатир грянули втроем, а публика разразилась аплодисментами и восторженными выкриками.

— Браво! Бис! — бесновались амазонки и обнимались с сатирами.

— Очко! — провозгласил Зевс. — Дамы и господа, у нас есть победитель!

— Йес! — кричал Мэнни. — Клево! Знай наших!

— И которые там, интересно, наши? — спросил Горлогориус.

— Ну не боги же.

— Поздравляю, сынок, — сказал Зевс, хлопая Геракла по плечу. — Ты опять победил.

— Наверное, твои гены сказываются, — сказал Геракл.

— Умеешь польстить отцу, — сказал Зевс. — Гермес!

— Я, — пробурчал один из проигравших.

— Метнись на Олимп за бухлом.

— Почему я? — возмутился Гермес.

— По вечному праву младшего, — объяснил Зевс.

— Еще один ключ у нас в кармане, — сказал Горлогориус. — Мэнни, тебе по-прежнему не нравится моя стратегия?

— Результаты она дает, не спорю. Только уж больно она забубённая.

Геракл настоял на том, чтобы проводить Реджи и его драгоценный груз до самого портала. Силен идти с ними отказался, заявив, что климат приграничных с царством Аида территорий для сатиров слишком вреден, а кроме того, он (Силен, не климат) с Цербером не в ладах.

Реджи особо и не настаивал.

Путешествовать с Гераклом было просто и легко. Геракл не уступал в скорости Реджи, а, пожалуй, даже немного превосходил его, был немногословен и, в отличие от сатира, не отвлекался по пустякам. Путь до входа в царство мертвых и портала между мирами они преодолели меньше чем за сутки.

Цербера на месте не оказалось.

— Что ж, давай прощаться, — сказал Геракл.

— Давай, — сказал Реджи. — Я тебе очень благодарен. Даже и не знаю, как тебе отплатить.

— Ты мне ничего не должен, — перебил его Геракл. — Воспоминание о вытянувшемся лице Аполлона, когда их команде засчитали поражение, для меня лучше любой награды.

— Все равно, — сказал Реджи. — Я чувствую себя обязанным. Ты примешь от меня скромный подарок?

— Легко, — сказал Геракл.

Реджи порылся в саквояже и протянул Гераклу картонную коробку.

— Что это? — спросил герой.

— Собачьи галеты, — сказал Реджи. — Если вдруг тебе понадобится какая-нибудь услуга от Цербера, угости его этими галетами. Он их любит.

— Не представляю услуги, которую мне могла бы оказать собака с двумя головами и кучей змей вместо шерсти, но все равно спасибо.[13] Я это сохраню.

— Примешь ли ты от меня еще и совет? — спросил стрелок.

— Охотно.

— Если хочешь прожить подольше, никогда не стреляй в кентавров отравленными стрелами. А еще лучше — не женись.[14]