"Бесстрашная" - читать интересную книгу автора (Торн Александра)

Глава 4

Улисс оставил дом погруженным в глубокий траур, а когда вернулся из Остина в середине декабря, то застал безжизненный склеп.

Хотя он написал отцу несколько писем, но Патрик ни разу ему не ответил. Он не видел отца со дня похорон и гадал, будет ли тому приятен его приезд, забудется ли взаимное озлобление или со смертью Илке, всегда старавшейся их примирить, эта рознь обострится?

Он был удивлен и немного испуган, увидев на двери задрапированный черным крепом траурный венок. Неужели никто в доме не вспомнил, что близится Рождество? Илке любила рождественские праздники, проводила целые часы, украшая дом гирляндами.

Она с гораздо большим вниманием выбирала елку, чем новое платье. В эту же пору в прошлом году на двери висел праздничный рождественский венок, а в каждом окне горело по свече. Пренебречь этим обычаем – все равно что предать память об Илке.

Улисс поднялся по ступенькам на террасу и заставил себя войти. Холл был погружен в темноту. В гостиной тоже не было света, камин не затоплен. Его мать управлялась с хозяйством легко, без видимых усилий, и Улисс воспринимал домашний уют как нечто само собой разумеющееся.

– Есть кто-нибудь дома? – крикнул он, надеясь, что выбежит одна из горничных взять его плащ и седельные сумки.

Никто не появился. Должно быть, Патрик трудился допоздна, а слуги пользовались отсутствием хозяина и пренебрегали своими обязанностями. Утром придется устроить им хорошую взбучку.

Он прошел через холл в кухню, открыл дверь, и тут память нанесла ему новый удар. В прошлом году кухня была наполнена ароматами. Запахи фруктового кекса и сливочного пудинга были такой же неотъемлемой частью праздника, как разглядывание подарков.

Теперь в кухне укоренился запах плесени. Под потолком горела одна керосиновая лампа. Кончита, нагнувшись к плите, что-то помешивала в маленьком горшочке. Она теперь больше походила на ведьму, чем на старую верную служанку.

Ее дочь Мария много лет занималась у них стряпней. Куда же она подевалась? Все эти мысли пронеслись в голове Улисса, когда он приблизился к Кончите и дотронулся до ее плеча.

– Дио мио! – воскликнула она, мгновенно поворачиваясь к нему лицом, насколько это позволило ее согнутое артритом тело. – Вы меня напугали, сеньор Улисс!

– Я писал отцу, что приеду сегодня. Разве он не говорил тебе?

Кончита покачала головой:

– Он не читает писем. Он не выходит из дома. Он все время сидит в спальне и смотрит на портрет вашей матушки. Слава Богу, что вы приехали. Может быть, вам удастся приободрить сеньора Патрика.

– Попытаюсь, – сказал Улисс, сомневаясь, что ему удастся добиться успеха. – А где же все остальные?

– Ваш отец рассчитал всех остальных слуг много недель назад. Он и меня хотел отослать, но я не могла оставить его одного.

– А как же ранчо? Надеюсь, он не потерял к нему интереса?

– Рио пытался привлечь его к работе, но сеньор Патрик в последнее время только бранил его. – Кончита осенила себя крестным знамением. – Этот дом стал жилищем призраков. Иногда мне кажется, что ночью я слышу, как ваша мать ходит по холлу.

Улисс пожал плечами, отметая суеверные бредни Кончиты:

– Уверяю тебя, что призраков в доме нет, а вот пыли черт знает сколько.

Кончита потупила взгляд:

– Подождите, пока не встретитесь с отцом. Он и сам превратился в призрак.

Кончита, конечно же, преувеличивала. Его отец был самым сильным и храбрым человеком из всех, кого знал Улисс, и характер у него был далеко не отшельнический.

В свое время Патрик превратил участок дикой первобытной прерии в процветающее ранчо. Он был так одержим идеей цивилизации этой земли, что соседи прозвали его ранчо «Гордостью Прайда». Улисс считал, что даже смерть его матери не могла бы отвратить Патрика от забот о своих обширных владениях.

– Если ты не возражаешь, я бы хотел поужинать, прежде чем встречусь с отцом.

– Поужинать?

Кончита воззрилась на него с таким видом, будто впервые в жизни услышала это слово.

– Что бы ты там ни стряпала – подойдет. Сморщенные щеки Кончиты окрасились стыдливым румянцем.

– Это только овсянка. Ваш отец вообще не думает о пище. Обычно я даю ему проглотить немного овсяной каши.

Может быть, Кончита и впрямь не преувеличивала?

– Ладно, забудем об ужине. Сперва я схожу к отцу. За три месяца все хозяйство разладилось, размышлял Улисс. Керосиновая лампа, освещавшая ему путь вверх по лестнице, показывала бедственное состояние дома. При каждом его шаге, как бы в испуге, разлетались пушистые шарики пыли. Паутина цеплялась за лицо и руки.

Он оставил в комнате свои сумки, потом постучал в дверь отца.

– Я не голоден, Кончита, – раздался неузнаваемо тонкий голос Патрика. Не ожидая приглашения войти, Улисс отворил дверь. Состояние комнаты привело его в ужас. Но еще более пугающим показалось Улиссу состояние отца. Одежда висела на его огромном исхудавшем теле как на вешалке. Кожа утратила загар, впечатление нездоровья усугублялось всклокоченной бородой.

– Это ты, Улисс? – спросил Патрик, даже не потрудившись встать.

– Я приехал на праздники, отец, – ответил Улисс с вымученной бодростью.

Патрик не шевельнулся:

– Если ты хочешь видеть Рождество со всей обычной мишурой, тебе лучше уехать обратно в Остин. Здесь не предвидится никакого праздника.

Дорога от Керрвилла до ранчо Прайда вилась вдоль реки. Воды цвета нефрита проносились по своему ложу с глухим гулом, который эхом отражался от прибрежных известковых утесов и пологих холмов.

Шарлотта Готорн хотела, чтобы взятый напрокат кабриолет двигался быстро, потому что за каждым извилистым поворотом дороги открывался знакомый пейзаж, который она спешила увидеть. Если не считать уродливых оград из колючей проволоки, местность почти не изменилась.

– Чем больше все меняется, – пробормотала она, – тем больше остается неизменным.

Дочь Шарлотты Алиция покосилась на нее:

– Что ты хочешь сказать?

Хотя мысли Шарлотты беспокойно метались, она попыталась послать дочери ободряющий взгляд:

– Нельзя представить себе жизнь, более отличную от здешней, чем моя. И все же эти места кажутся такими знакомыми.

– Это всего лишь родина, – с улыбкой ответила Алиция. – Но здесь очень красиво. Думаю, я тоже полюблю эти места. Не могу поверить, что я и впрямь в Техасе.

Когда они добрались до столбов у въезда на ранчо, Шарлотта остановила кабриолет.

Алиция дотронулась до руки матери.

– В чем дело? Что-нибудь не так? – спросила она.

– Мне нужно несколько минут, чтобы прийти в себя. Долго еще ехать?

– Дом в двух милях отсюда.

– Мистер Прайд владеет всей этой землей? – спросила Алиция, сделав рукой жест, как бы обнимающий всю землю до горизонта.

– Да, всей, впрочем, ему принадлежит гораздо больше. «Гордость Прайда» – самое большое ранчо в округе. Я с трудом сдерживаю себя, так мне не терпится повидаться с Илке. Ты ее полюбишь.

– И тебя нисколько не смущают известные обстоятельства?

– А ты полагаешь, они должны меня смущать?

– Но согласись, есть нечто странное в том, чтобы приехать погостить к своему первому мужу и его жене.

– Ты не будешь так думать, когда познакомишься с ними. Кроме того, я им обоим оказала услугу, убежав с твоим отцом. Илке и Патрик были безумно влюблены друг в друга.

– Знаю, мама. – Алиция нежно улыбнулась ей. – Точно так же, как и вы с папой.

Шарлотта не стала комментировать это заявление. Она щелкнула кнутом, и кабриолет двинулся дальше. Она много успела рассказать своей дочери о прошлом, но ни слова о настоящем.

Она безумно влюбилась в Найджела, когда тот впервые появился на ранчо. Но, к ее безмерному сожалению, эта любовь длилась недолго. Найджел убил ее своей жестокостью точно так же, как убивал всех животных, на которых охотился.

Годы превратили отважного молодого аристократа в нудного и желчного человека, потратившего жизнь и состояние на неустанные поиски развлечений. И в процессе этой бесконечной погони он уничтожал одну за другой романтические иллюзии Шарлотты.

Но она не могла позволить, чтобы он так же относился и к Алиции. Она бы скорее умерла, чем рассказала дочери правду о Найджеле или о том, в каком отчаянном положении он оставил их.

Поднявшись на вершину холма, Шарлотта наконец увидела дом, в который когда-то вошла молодой хозяйкой. Послеполуденное солнце окрасило бледным золотом кремовые известняковые стены. Веранда, окружавшая его фасад, обещала тишину и прохладу.

Алиция бросила взгляд на лицо матери, стараясь угадать, какие чувства ее обуревают. Шарлотта выглядела такой решительной, будто собралась в бой, а не на встречу со старыми добрыми друзьями.

Алиция много слышала о Прайдах, но не рассчитывала когда-нибудь увидеть их и, уж конечно, не думала, что их знакомство произойдет во время годичного траура. С момента смерти Найджела Шарлотта находилась в каком-то странном умонастроении. Алиция ожидала от нее бурного горя и слез и была готова принять на себя это бремя. Однако глаза Шарлотты были сухими, когда она сообщила дочери, что ночью скончался Найджел. Если Шарлотта и плакала, то никому не показывала своих слез.

После чрезвычайно пышных похорон Шарлотта стала вести себя таинственно и отчужденно. Она столько времени проводила, бегая от одного поверенного к другому, что они с дочерью почти не виделись. И вдруг Шарлотта неожиданно объявила, что они отправляются в Америку.

Убегала ли ее мать от чего-то или, напротив, стремилась навстречу чему-то неизвестному – для Алиции оставалось загадкой.

– Ты упоминала, что у Прайдов хороший дом, – заметила Алиция, – но никогда не говорила, что это особняк.

– Он и не был таким, когда я видела его последний раз, – возразила Шарлотта. – Илке писала мне, что они пристроили новое крыло.

Дом всегда был красивым. Теперь же он выглядел импозантным. В течение тех лет, что они переписывались, Илке иногда сообщала, как хорошо они все устроили. Увидев воочию результаты их трудов, Шарлотта испытала глубокое облегчение. Значит, она не напрасно проехала тысячи миль.

Она глядела на веранду, вспоминая, когда впервые увидела Илке. Это было почти день в день двадцать семь лет назад. Шарлотта сидела на крыльце, окруженная охапками веток остролиста, безуспешно пытаясь соорудить из них украшения для готовящегося праздника. Тогда Илке пришла ей на помощь и точно так же, она надеялась, Илке придет ей на помощь теперь. Илке или ее сын.

Шарлотта бросила взгляд на парадную дверь, надеясь, что ее старая подруга выбежит навстречу, радостно приветствуя ее. Но то, что она вместо этого увидела, вызвало у нее судорожный вздох.

– О нет! – воскликнула она, прижимая ко рту руку, затянутую в изящную перчатку. На двери висел траурный венок.

Точно такие же венки были в лондонском доме и на дверях Гленхэйвен-Холла, где умер Найджел. Это зрелище наполнило Шарлотту ужасом. У нее не было сил воспринимать мрачные известия. Если бы было где остановиться, она тотчас же повернула бы кабриолет и уехала. Вместо этого она остановила экипаж.

Алиция вышла и помогла выйти матери.

– Я уверена, – сказала она, – если бы что-то случилось с Прайдами, до нас бы дошли вести об этом. Ведь всего несколько недель назад мы виделись с братьями и сестрами мистера Прайда в Нэтчезе. Может быть, умер кто-нибудь из старых слуг?

Шарлотта позволила себе вздохнуть полной грудью. Сердце ее забилось спокойнее.

– Ты разумная девушка, – сказала она, протягивая руку и нежно дотрагиваясь до щеки дочери. – Не знаю, что бы я делала без тебя.

Шарлотта подобрала юбки и направилась к крыльцу. Она одолевала ступеньку за ступенькой, а память развертывала перед ней картины прошлого. На этом самом крыльце, на этой самой веранде за ней ухаживал Найджел. Нет, молчаливо поправила она себя, если быть откровенной, то это она ухаживала за ним. Что за диким, необузданным созданием была она в те годы! Всегда у нее в голове был какой-то план, какая-то интрига. И вот она здесь, чтобы ринуться в новую авантюру, на этот раз не ради себя, а ради дочери. Она готова была на все – только бы обеспечить будущее Алиции. Или почти на все.

Слава Богу, Алиция ничуть на нее не походила. Шарлотта не могла желать более послушной дочери.

– Как здесь тихо, – заметила Алиция, оглядываясь вокруг.

– Мы же в сельской местности, дорогая. Патрик весь день проводит в седле. Насколько я знаю Илке, то она должна на кухне готовить фантастический ужин. Она потрясающая кулинарка.

Стараясь не поддаваться тяжелому предчувствию, Шарлотта постучала. Когда ответа не последовало, она постучала снова, на этот раз громче.

Улисс был в библиотеке и делал наметки на черновике законопроекта, который он рассчитывал предложить на ближайшей сессии законодательного собрания штата. Стук в дверь прервал ход его мыслей.

– Кто это может быть? – пробормотал он. Кончита рассказала ему, что Патрик отваживал каждого, кто пытался нанести ему визит в первые недели после смерти Илке.

Он подождал, пока Кончита откроет, потом чертыхнулся сквозь зубы. Кончита была глуха и, наверное, не слышала стука. Он поднялся, чтобы дать отпор незваному гостю, настойчиво просившемуся в дом. Его шаги гулко отдавались в длинном пустом коридоре. Дом казался заброшенным. Что это там Кончита толковала о привидениях?

Он открыл дверь и увидел двух самых прелестных и модных дам, каких только ему доводилось встречать в жизни. От вида младшей просто дух захватывало. Ее светло-серый дорожный костюм позволял заметить, что талия у нее тонкая, как стебель, а грудь округлая и хорошо развита. Она была среднего роста, со светлыми волосами, синими глазами и тонкими чертами лица, изобличавшими аристократическое происхождение и отменное воспитание, столь редкие в этой части света.

Старшая из дам была небольшого роста, с темными волосами. На вид ей было не более тридцати пяти, решил Улисс. С головы до ног она была одета в черное. На другой женщине такой костюм выглядел бы мрачным, но эта дама носила его с необыкновенным изяществом.

Она посмотрела на него своими янтарными глазами и произнесла:

– Вы, должно быть, Улисс? Простите, что я осмеливаюсь называть вас просто по имени. Ваша матушка столько мне писала о вас, что у меня ощущение, будто мы давно знакомы.

Ее голос был еще более впечатляющим, чем внешность. Она говорила с легким придыханием и в то же время тягуче.

Улисс гордился тем, что никогда не забывал лиц и имен. И это сослужило ему хорошую службу в политике. Но он не мог догадаться, кто были его гостьи, не говоря уже о том, что одна из них знала его имя.

– У вас есть передо мной преимущество, мадам, – сказал он, немного смущаясь, что его застали в домашнем костюме. Рукава рубашки были закатаны, а пуговицы не все застегнуты. Должно быть, у него был вид праздного увальня. Черт бы побрал все на свете, он ведь не ожидал гостей, а тем более таких прелестных посетительниц.

– Милый мальчик, ваша мама, конечно, упоминала о нашем возможном приезде.

«Милый мальчик»? Кто же она, черт возьми, такая? И вдруг его осенило. Перед ним сама графиня Гленхэйвен! А та, другая, – ее дочь Алиция. Он совсем забыл об их предполагавшемся приезде.

– Боюсь, что вы прибыли в не самое подходящее время. – Он показал жестом на траурный венок. – У нас траур, и мы не готовы к тому, чтобы принимать гостей.

– Прекрасно вас понимаю, – сказала Шарлотта, проскальзывая мимо него в дверь. Красноречивым пожатием плеч она постаралась привлечь его внимание к своему платью. – Как вы могли заметить, моя дочь и я тоже в трауре. И все же мы с вашей матерью близкие подруги. Я уверена, она будет мне рада. Пожалуйста, сообщите ей, что я здесь.

Ее властная манера не произвела впечатления на Улисса. Он не слуга, чтобы бегать с поручениями.

Если бы у него было время успокоиться и привести свои чувства в надлежащее состояние, он нашел бы более деликатный способ сообщить ей печальную новость. Но графиня уже проследовала в гостиную, словно была здесь хозяйкой.

Улисс последовал за ней:

– Моя мать умерла.

– Что? – Графиня повернулась вокруг своей оси и оказалась с ним лицом к лицу. Ее смуглая кожа приобрела оттенок мела, а губы задрожали. – Что вы сказали?

– Моя мать умерла три месяца назад.

Глаза графини выкатились из орбит, и она потеряла сознание. Улисс успел подхватить ее до того, как она опустилась на дубовый пол.

– Кончита! – крикнул он. – Сюда!

– Мама, – причитала Алиция, опускаясь на колени и растирая руки графини.

– Кончита! – закричал Улисс еще громче. – Принеси нюхательную соль.

– Кажется, у меня в сумочке есть. – Алиция открыла сумочку и вынула оттуда флакончик синего стекла, откупорила его и подержала некоторое время у носа матери.

В воздухе распространился запах нашатыря. Графиня закашлялась и попыталась оттолкнуть флакончик.

– Со мной все в порядке, – заявила она, хотя по ее виду сказать этого было нельзя.

Улисс перенес ее в ближайшее кресло и осторожно усадил.

– Неужели это правда? – спросила Шарлотта, еле сдерживая слезы.

– Увы, это так.

– Я должна видеть Патрика.

Внезапно Шарлотта наполнила комнату громкими душераздирающими рыданиями. Она или в самом деле так любила его мать, или была прекрасной актрисой.

Из своей спальни в передней части дома Патрик услышал, как подъехал кабриолет. Он был слишком подавлен, чтобы встать и посмотреть, кто пожаловал. За этим неожиданным прибытием тотчас последовал громкий стук в дверь. Он дал Кончите строжайший приказ никого не принимать и рассчитывал на то, что у сына хватит здравого смысла вести себя так же.

Последние три месяца Патрик провел в полном отрешении от мира. Он не мог вынести мысли о том, что люди занимаются своими делами как ни в чем не бывало, и не мог видеть их за этими занятиями. Он не мог заставить себя притворяться, что его еще что-то интересует.

Раздражающий шум вырвал его из состояния отрешенности и полусна. Это был женский плач, и для того, кто слышал его раньше, он был узнаваем, как знакомая фотография. Он знал только одну женщину, способную так плакать.

Ошеломленный, смущенный, даже не уверенный в том, какой теперь год, не говоря уж о дне, Патрик поднялся на ноги. Он пошел к лестнице. Ему навстречу двигалась женщина… И тут время будто потекло в обратную сторону.

– Это ты, Шарлотта?

Сердце его забилось, во рту пересохло, дыхание остановилось.

Боже милостивый! Это действительно была Шарлотта, и выглядела она точно так же, как в их последнюю встречу.

– Патрик? – сказала Шарлотта все тем же голосом с придыханием, который он так хорошо помнил.

Она подбежала к нему и бросилась в его объятия. От нее и пахло так же, подумал он, когда она, содрогаясь и трясясь от рыданий, оросила слезами его рубашку.

– О, Патрик, дорогой мой, я просто не могу этого перенести. Мне так жаль Илке!

Эти слова Шарлотты развеяли чары. Значит, сегодня – это сегодня, а не двадцать семь лет назад.

Алиция не больше бы удивилась поведению своей матери, если бы та задрала юбки и начала плясать канкан. Она еще никогда в жизни не видела, чтобы Шарлотта потеряла контроль над своими чувствами. А то, что мать вела себя так в присутствии незнакомых Алиции людей, смущало девушку еще больше. Она слышала, что этикет в Америке не столь строг, как в Европе. И все-таки поведение матери в Нэтчезе совсем не было похоже на то, что Алиция видела теперь.

– Может быть, нам лучше оставить их одних? – обратилась она к Улиссу.

– Думаю, вы правы, – ответил он, не менее смущенный, чем Алиция.

Улисс повел ее в гостиную. Он, решила Алиция, неправдоподобно красив, но это был не ее тип мужчины. Совершенные черты лица, светлые волосы и голубые глаза не вызывали у нее волнения и не заставляли сердце учащенно биться. Она предпочла бы мужчину на несколько лет старше и уже имеющего жизненный опыт.

– Нам лучше представиться друг другу, – сказал он. – Я Улисс Прайд, но, как я понимаю, вы это уже знаете.

– А я Алиция Готорн, но, полагаю, что и для вас это не тайна.

Никогда прежде она не подходила к мужчине, чтобы представиться, не говоря уже об Улиссе – ведь он мог быть ее братом.

– Мне очень жаль, что мы бесцеремонно ворвались.

Мы ничего не знали о вашей утрате. Мама и я встречались с вашими тетками и дядями в Нэтчезе всего пару недель назад, и они ни словом не упомянули о том, что ваша матушка скончалась.

– Думаю, что отец не счел нужным сообщить им об этом. Он очень тяжело переживает несчастье.

– Мама тоже очень тяжело переживала смерть отца. С тех пор она не похожа на себя. – Алиция покраснела, осознав, что ведет откровенную беседу с совершенно незнакомым человеком. Но она не знала, о чем с ним говорить. Слава Богу, звуки рыданий ее матери, кажется, начали стихать. – Мы уедем, как только мама придет в себя.

Улисс одарил ее бледной улыбкой:

– Простите, я забыл о приличиях. Не хотите ли присесть?

– Нет, благодарю вас. Путешествие было довольно долгим.

Алиция обернулась, увидев, что мать входит в гостиную, поддерживаемая Патриком Прайдом.

– Мама, как ты себя чувствуешь? – спросила она, поспешив им навстречу.

Неожиданно в комнату вбежала Кончита и, бросив взгляд на Шарлотту, испустила пронзительный вопль.

– О-о! Я знала, что в этом доме водятся привидения, – обратилась старуха к Шарлотте. – Но не думала, что в вашем облике!