"Повседневная жизнь пиратов и корсаров Атлантики от Фрэнсиса Дрейка до Генри Моргана" - читать интересную книгу автора (Глаголева Екатерина)

Екатерина Глаголева Повседневная жизнь пиратов и корсаров Атлантики от Фрэнсиса Дрейка до Генри Моргана

Предисловие РАЗДЕЛ МИРА И ВОЙНА НА МОРЕ

Да! Тяжкое дело открывать новые земли! Понять это может лишь тот, кто сам прошел сквозь беды и ужас. Берналь Диас дель Кастильо. Правдивая история завоевания Новой Испании
Нужно решиться на использование корсаров как на самое легкое и дешевое средство, наименее опасное и обременительное для государства} тем более что король, который ничем не рискует} не понесет никаких расходов; оно же обогатит королевство, поставит королю множество хороших офицеров и вскорости принудит его врагов к миру. Себастьян Ле Претр де Вобан, маршал Франции

В XV столетии Европа, в которой не затихали междоусобные и внутренние войны, стала казаться маленькой и тесной. Вместе с тем мир существенно расширил свои пределы, открыв европейцам путь за океан, в ранее неизвестные и сказочно богатые земли, где, как выяснилось, уже давно со страхом и трепетом ждали прибытия по воде белых бородатых людей.

Любовь и голод правят миром, сказал Шиллер. Отважных мореплавателей, отправлявшихся искать новые пути в богатые страны, гнали туда не только любовь к приключениям и жажда славы, но и тяга к обогащению. Грозный океан, вздымавший свои свинцовые валы на пути утлых каравелл, казался не страшнее голода, пожаров и моровых поветрий, опустошавших целые провинции. Сухопутная же дорога на Восток, в страну пряностей, на которой путников подстерегали лишения, жара и холод, болезни, а также грабители — как явные разбойники, нападавшие на караваны, так и многочисленные посредники в торговле, получавшие свою мзду, — была еще труднее. Из серебряных и золотых рудников Старого Света уже выбрали почти всю породу, зато та особая порода людей, готовая рисковать собой ради золота, совершила переворот, оставшийся в истории под названием эпохи Великих географических открытий.

Эта эпоха началась с усовершенствования парусных кораблей и ниспровержения авторитета «Географии» — капитального труда Клавдия Птолемея, жившего во II веке н. э. Его работы считались настолько совершенными, что господствовали в науке на протяжении 1400 лет. Данные, приводимые в «Географии», были основаны на рассказах путешественников и произведенных ими измерениях, а потому содержали много неточностей. К примеру, размеры Азии оказались сильно преувеличены, Африка протянулась до самого Южного полюса, так что Индийский океан не сообщался с Атлантикой. Кабинетные ученые не могли создать истинной картины мира; за дело взялись практики, зачастую даже не знавшие грамоты.

Захолустную Портуселию, край бедных рыбаков на задворках королевства Леон, ставшую в 1143 году королевством Португалия, поначалу никто не воспринимал всерьез. Сделав ставку на океан, это маленькое государство за четыре столетия возмужало и окрепло, а к 1580 году уже обладало обширными колониями, простиравшимися от Бразилии до Молуккского архипелага, став серьезным соперником своему бывшему господину — Испании, которая с большим трудом объединилась и вернула себе свободу, сбросив иго мавританского владычества.

В правление португальского короля Жуана I его энергичный и любознательный сын Генрих, или Энрике (1394–1460), прозванный Мореплавателем несмотря на то, что ни разу не был в открытом море, основал в городе Сагрише мореходную школу, где обучались капитаны португальских каравелл, и организовал несколько морских экспедиций. Португальцы открыли ряд островов у западного побережья Африки (Мадейру, Азорские острова, острова Зеленого Мыса) и основали свои форпосты на самом Африканском континенте. В 1442 году они получили золото от обитателей Гвинеи, а двумя годами позже начали зарабатывать его, торгуя самими этими обитателями… Римский папа Николай V благословил работорговлю.

В 1474 году флорентийский учений Паоло Тосканелли, переводчик «Географии», отправил ко двору португальского короля Альфонса V письмо, в котором утверждал: поскольку Земля имеет шарообразную форму (доказательства сферичности Земли и неба содержались в другом крупном труде Птолемея — «Альмагесте»), достигнуть Индии и Китая можно западным путем — через Атлантику; причем такой путь гораздо короче восточного. Впоследствии выяснилось, что Тосканелли ошибся в расчетах, вдвое увеличив протяженность Азии и, соответственно, уменьшив ширину океана. Некоторые другие ученые утверждали, что на западном пути в Индию могут встретиться один или даже несколько иных материков.

Португальцы повели себя практично: они заключили с Мадридом Алькасовасский договор 1479 года, дававший им контроль над Южной Атлантикой; за Испанией остались только Канарские острова. Согласно папской 6yлле Aeterna Regis от 21 июня 1481 года короли Кастилии и Арагона отказывались в пользу Португалии от всех земель, известных и еще неизвестных, к югу от Канарских островов, то есть южнее 28-й параллели. Таким образом, теоретически к Португалии отходили все Антильские острова, половина Флориды, почти вся Мексика и Южная Америка, а Атлантический океан становился ее внутренним морем. Историки полагают, что к 1481 году португальские мореходы уже открыли Американский континент и король Португалии знал, чего именно требует за мир с Кастилией. Это допускают практически все хронисты XVI века (Бартоломе де лас Касас, Франсиско Лопес де Гомара, Гонсало Фернандес де Овиедо-и-Вальдес), а перуанский хронист Гарсиласо де ла Be га, сын идальго из Эстремадуры и инкской принцессы, приводит даже имя «первооткрывателя» Америки — Алонсо Санчес де Гуэльва, португальский шкипер. Возможно, генуэзец Христофор Колумб, женатый на дочери португальского капитана, разговаривал с уцелевшим участником экспедиции к Антильским островам и узнал от него секрет дороги домой: надо взять к северу до Гольфстрима, а оттуда течение вынесет к Азорским островам.

Неудивительно, что Колумб, который в отличие от Тосканелли сознательно занижал расстояния, не добился успеха, прося португальского короля снарядить экспедицию в «Индию». Тем более что в 1486–1487 годах Бартоломеу Диаш обогнул южную оконечность Африки (мыс Доброй Надежды) и вышел в Индийский океан, открыв морской путь на Восток Испания, тоже стремившаяся установить прямые контакты со странами Востока, приняла предложение Колумба об организации экспедиции по западному пути. Во время первого из четырех своих путешествий (3 августа 1492 года — 15 марта 1493 года) Колумб достиг Багамских островов, а затем открыл острова Кубу (Хуану) и Гаити (Эспаньолу). Домой он привез немного золота, несколько захваченных островитян, названных «индейцами», различные растения и плоды. Король и королева были довольны результатами и одобрили предложение о посылке второй экспедиции. Во время этого плавания Колумб открыл Малые Антильские острова, обследовал Карибское море южнее Кубы в поисках материка, а в мае 1494 года открыл остров Ямайку. В отчетах Фердинанду II Арагонскому и Изабелле Кастильской Колумб намеренно преувеличивал богатство обнаруженных им золотых месторождений, утверждал, что нашел «признаки и следы всевозможных пряностей», и сулил множество рабов.

Новый римский папа Александр VI, в миру испанец Родриго Борха (Борджа), 4 мая 1493 года издал буллу Inter caetera, передававшую католическим королям земли, открытые Колумбом, в обмен на обязательство их христианизировать. Под давлением португальского короля, не желавшего терять свои владения, он пересмотрел буллу и обозначил демаркационную линию: Испании отходили все земли к западу от 38-го градуса западной долготы. Опасаясь лишиться пока еще тайных бразильских колоний (официально Бразилия была открыта в 1500 году Педру Алваришем Кабралом, чьи корабли снесло к ее берегам течением от южной оконечности Африки), Португалия вступила в переговоры с Кастилией. По заключенному 7 июня 1494 года в Тордесильясе испано-португальскому договору было проведено новое разграничение сфер влияния в Атлантике. Рубежом стала линия, отстоящая на 2200 километров на запад от Азорских островов: все территории к востоку от нее признавались владениями Португалии, к западу — Испании.

В 1495 году в Испании был издан указ, разрешающий всем желающим переселяться на новые земли, если они будут вносить в королевскую казну две трети добытого золота. Любому предпринимателю дозволялось снаряжать корабли на запад для открытия новых земель и добычи золота.

Два года спустя из Бристоля вышло небольшое судно «Мэтью» с командой из восемнадцати человек под началом еще одного генуэзца — Джованни Габото, которого в Англии стали называть Джоном Каботом. Король Генрих VII отправил его на поиски еще не открытых земель в Атлантическом океане и западного морского пути в Китай. Спустившись до Азорского архипелага, Кабот приказал повернуть на запад и держать Большую Медведицу по правому борту; в июне перед моряками открылся полуостров Лабрадор, а месяцем позже англичане высадились на острове, который назвали Ньюфаундлендом.[1] Однако эти суровые северные земли не шли ни в какое сравнение с вожделенной Южной Азией. Сын Кабота Себастьян возглавил еще несколько экспедиций в 1506–1509 годах, пытаясь найти северо-западный путь в Индию, но вышел только в залив, впоследствии названный именем Генри Гудзона. Не обнаружив короткого пути в земли пряностей, Англия охладела к исследованиям в направлении заката.

Португалия тоже обратила свои взоры к восходу. В 1497–1498 годах Васко да Гама, обогнув мыс Доброй Надежды, совершил экспедицию из Лиссабона в Каликут и обратно, проложив морской путь из Европы в Южную Азию. Это позволило португальцам начать широкомасштабную экспансию в бассейне Индийского океана, подорвать морскую торговлю мусульман в этом регионе и установить контроль над морскими путями в Ост-Индию. Португалия монополизировала выгодную торговлю пряностями и всего за несколько лет превратилась в ведущую европейскую морскую державу.

Испанцы же продолжали упорно искать богатства в западной «Индии». Отправившись в 1502 году в свое четвертое плавание, Колумб пристал к берегу где его встретили индейцы в золотых украшениях. Испанские хронисты тотчас нарекли эти земли «Коста-Рика», то есть «богатый берег», хотя на самом деле, по иронии судьбы, новая испанская колония оказалась самой бедной. Впрочем, в тот раз Колумб поставил себе цель найти западный проход из Атлантического океана в «Южное море», однако сделать этого так и не сумел. Что ж, на нет, как говорится, и суда нет: остается выжать максимальную выгоду из того, что уже имеешь. В 1503 году кастильские власти учредили особую Торговую палату, регламентировавшую сношения между Испанией и новыми колониями. Ей было поручено взимать пошлину в размере пятой части от доходов от торговли с Вест-Индией и собирать информацию об открытиях и исследователях. И тех и других было немало: авантюристы из числа обедневших кастильских дворян уезжали из родной Эстремадуры на поиски сказочной страны Эльдорадо, устремляясь в опасные, далекие и зачастую роковые для них экспедиции.

В 1499–1504 годах к этим берегам отправился Америго Веспуччи: сначала в составе испанской экспедиции под руководством Алонсо де Охеды, а затем под португальским флагом; в общей сложности он совершил четыре путешествия. Сопоставив полученные данные — а испанские и португальские мореплаватели исследовали всё северное побережье Южной Америки и восточное до 25-го градуса южной широты, — Веспуччи пришел к выводу, что открытые земли являются не Азией, а новым материком, и предложил назвать его Новым Светом. В 1507 году немецкий картограф и издатель Мартин Вальдземюллер в предисловии к книге Веспуччи предложил наречь Новый Свет в честь автора — Америкой, и это наименование вошло в обиход. В 1538 году на карте Меркатора оно было применено и к Южной, и к Северной Америке.

К этому времени Висенте Яньес Пинсон открыл залив Кампече и полуостров Юкатан, Алонсо де Охеда — Венесуэлу и Колумбию. В 1513 году Хуан Понсе де Леон достиг берегов Флориды, а Васко Нуньес де Бальбоа пересек Панамский перешеек и вышел к Тихому океану, который назвал «Южным морем». В 1517 году Франсис-ко Эрнандес де Кордоба (Кордова) и Хуан де Грихальва обследовали побережье Мексиканского залива и первыми из европейцев вступили в контакт с цивилизацией ацтеков, которую два года спустя разгромил Эрнан (Фернандо) Кортес с несколькими сотнями испанцев, овладев современной Мексикой. В 1523–1524 годах были завоеваны Гондурас, Никарагуа, Гватемала и Сальвадор. В 1530-х испанцы значительно продвинулись на север, до рек Колорадо и Рио-Гранде-дель-Норте, и заняли полуостров Калифорния. Франсиско Писарро в 1532–1534 годах захватил Перу, где жили инки. В Колумбии действительно были обнаружены месторождения золота, а в Мексике, Боливии и Перу — серебряные копи. Кроме того, неплохой доход приносила торговля мехами. В XVI столетии под властью испанской короны оказались территории от Калифорнии и Флориды до Огненной Земли. Испанцы, нашедшие благодаря португальцу Фернандо Магеллану выход в Тихий океан, колонизировали Филиппины и Соломоновы острова, выйдя на восточные рубежи португальской колониальной империи. В 15 29 году Испания и Португ алия заключили Сарагосский договор о новом разделе мира: Азия (за исключением Филиппинских островов) была признана сферой интересов Португалии, а бассейн Тихого океана (Океания) — Испании.

Часть Нового Света, завоеванная испанцами, получила, с легкой руки Хуана де Грихальвы, название Новой Испании. В состав этой колонии входили современные территории Мексики, юго-западных штатов США, Гватемалы, Белиза, Никарагуа, Сальвадора, Коста-Рики и Кубы; кроме того, ей подчинялись Филиппины и различные острова в Тихом океане и Карибском море. Столица располагалась в Мехико, правивший здесь вице-король подчинялся непосредственно монарху Испании; главными портами были Картахена, Панама, Сантьяго, Портобелло и Санто-Доминго.[2]

Испанцы выкачивали из новых колоний несметные богатства: за четверть века, с 1535 по 1560 год, они вывезли оттуда больше золота и серебра, чем было добыто на всех копях Европы за всё время их существования.

Тем временем Португалия в правление Жуана III Благочестивого (1521–1557) стала ощущать нехватку государственных средств. Затраты на ежегодное снаряжение флота в Индию и комплектование личного состава военных крепостей и баз от Бразилии до Китая, падение цен на восточные товары и предоставление многочисленных привилегий откупщикам обременили страну долгами. В этих условиях французские, а затем и английские купцы бросили вызов португальской монополии на торговлю с Востоком. В 1530 году португальцы начали активно колонизировать Бразилию, которая получила свое название от одного из сортов красного дерева.[3] Подругой версии, название страны произошло от острова Бразил (Хай-Бразил, или О'Бразил) из ирландской мифологии — сказочной земли в Атлантическом океане.

Богатства Нового Света не могли оставить безучастными и другие державы, претендовавшие на звание морских. А поведение надменной Испании вызывало у ее соседей справедливый гнев: еще в первом десятилетии XVI века испанцы закрыли всем иностранным кораблям доступ в моря, омывающие ее заокеанские владения. В то время это не составляло труда, поскольку военный флот Испании был сильнейшим в мире. Однако уже тогда этот самочинный раздел мира вызвал резкие протесты у морских держав Европы.

Французский король Франциск I потребовал у Карла V, «над владениями которого никогда не заходит солнце», объяснить, при каких обстоятельствах Адам завещал ему право на раздел мира. В 1533 году он добился от римского папы решения о том, что произведенный в 1493-м раздел мира между Португалией и Испанией действителен только по отношению к уже открытым землям; это дало Франции юридическое основание для начала колониальной экспансии в Америке, на территории современной Канады. По поручению Франциска I Жак Картье отправился в 1534 году в Новый Свет, достиг берегов Лабрадора и первым из европейцев проплыл по реке Святого Лаврентия в поисках сказочного королевства Сагеней, где живут светловолосые люди, обладающие несметными богатствами в виде золота, серебра и мехов. В том же 1533 году обострились отношения между Испанией и Англией (Генрих VIII расторг свой брак с Екатериной Арагонской), а в 1566-м против Испании восстали голландские Соединенные провинции, поставившие под вопрос и безраздельное господство Мадрида в Новом Свете. Английские, французские и голландские торговцы и поселенцы, опираясь на поддержку правительств своих стран, вторгались в испанские владения в нарушение всех договоров. Французы стали первыми неиспанцами, обзаведшимися (правда, ненадолго) колонией в Карибском бассейне, отбив городок Сан-Аугустин во Флориде у его основателей. Во второй половине XVI века внутренние Религиозные войны заставили Францию отказаться от активной колониальной политики; инициатива перешла к англичанам. В 1583 году Уолтер Рэли заявил о своем намерении открыть северо-западный торговый путь из Англии в Индию и Китай. Елизавета I (1558–1603) пожаловала ему каперский патент, что давало возможность легально грабить иностранные суда, в первую очередь испанские. В 1584 году Рэли организовал две экспедиции к восточному побережью Америки, в ходе которых открыл Виргинию (названную так в честь королевы-девственницы), а сопровождавший его математик Томас Гарриот составил карту этих земель. Облик Рэли полностью совпал с описанием гуаттараля из индейских легенд, и его приняли как бога, надеясь на помощь в борьбе с испанцами. В Америке он впервые услышал легенду об Эльдорадо, завладевшую его воображением. В поисках страны «позолоченного человека» (Эльдорадо) Рэли в 1595 году прошел вверх по течению реки Ориноко — ив итоге написал книгу «Путешествие в огромную, богатую и прекрасную империю Гвиана с великим и золотым городом Маноа», которая была переведена на многие европейские языки и издавалась в Англии, Голландии и Франции. Гвиана (побережье Южной Америки между реками Ориноко и Ояпоки) стала объектом экспансии трех этих стран. В начале 1580-х годов голландцы предприняли неудачную попытку обосноваться в Центральной Гвиане (Суринаме); в 1604-м французы начали освоение Восточной Гвианы, а Западная и Центральная Гвиана в течение XVII столетия были ареной борьбы английских и голландских поселенцев.

Мысль о новом морском пути в Индию прочно завладела умами европейцев. В 1607 году Генри Гудзон попытался попасть в Китай и Индию через Арктику, в обход испанских и португальских владений. Сначала он направился на север вдоль восточных берегов Гренландии, но наткнулся на ледяной барьер; тогда, повернув на восток вдоль кромки льдов, он вышел к архипелагу Ньюланд (ныне Шпицберген). Здесь ему удалось пройти до 80-го градуса северной широты, открыв потенциал охоты на китов на Крайнем Севере. В 1608 году Гудзон совершил второе путешествие в Арктику с целью найти проход между Шпицбергеном и Новой Землей. До него это пытался сделать голландский мореплаватель Биллем Баренц. Не сумев прорваться на северо-восток, Гудзон еще раз попытал счастье на северо-западе, но и здесь вынужден был отступить перед непреодолимой толщей ледяных полей. Север остался неприступным, и все взоры вновь обратились на запад, суливший смелым и предприимчивым баснословные барыши.

В то время как конкистадоры, грабившие и истреблявшие туземцев, проложили дорогу в Новый Свет для торговых компаний, эксплуатировавших труд моряков и чернокожих рабов, другие энергичные люди решили пойти по хорошо известному пути «грабь награбленное». Атлантический океан, по которому шли караваны судов, нагруженных несметными богатствами, превратился в настоящее Эльдорадо для «джентльменов удачи».

Морской разбой существовал во все времена, с тех самых пор, как люди начали осваивать водную стихию. Короли и даже князья Церкви не брезговали услугами пиратов; промысел такого рода лег в основу благосостояния Мальтийского ордена. Пиратское прошлое приписывали самому Христофору Колумбу. В 1927 году перуанец Луис Ульоа Сиснерос выпустил в Париже книгу «Истина об открытии Америки», в которой доказывал, что генуэзец Колумб — на самом деле каталонец Хуан Колом, пират, который в начале 1470-х годов воевал против своего законного государя, а затем бежал и под именем Яна Скольпа стал участником датской экспедиции к берегам Северной Америки. Впрочем, в XV веке фамилия Колумб-Коломбо-Колон-Кулон и т. п. была довольно распространенной, что могло вызвать путаницу. Известно, например, что в конце июля 1476 года из Генуи вышло несколько торговых кораблей, направлявшихся во Фландрию; одним из них командовал тот самый Христофор Колумб. Но вблизи Пиренейского полуострова крейсировали пираты, самым опасным из которых считался гасконец Гийом Казенав, известный под прозвищем Колон или Кулон Старший; он нападал на все корабли без разбора. Генуэзскую флотилию он подстерег 1 августа у мыса Сан-Висенти на юге Португалии, Колумб оказался в числе тех, кому удалось спастись вплавь. Тогда капитан Колон считался корсаром короля Рене Анжуйского; в 1478–1479 годах к услугам капера с такой же фамилией обращался французский король Людовик XI, чтобы перехватывать английские и бургундские суда у берегов Фландрии. Сам Христофор Колумб упоминал в своих воспоминаниях, что освоил азы профессии моряка под началом своего родственника и тезки, адмирала Франции.

Слово «корсар» появилось в начале XIV века. Происходящее от итальянского corsa (гонка), оно быстро прижилось во французском, испанском и португальском языках. Богатые судовладельцы вооружали корабли и предлагали государству свои услуги по защите его интересов на море, не забывая и про свой карман. Так, купец Джон Хоули в 1399 году организовал карательную экспедицию против французских пиратов, ведших Столетнюю войну на море, напал на побережье Нормандии и Бретани и захватил 34 французских судна. За короткое время он нажил большое состояние, получив при этом звание вице-адмирала за заслуги перед отечеством. Во Франции пребывание в корсарах, по сути, играло роль мореходного училища, школы офицеров для королевского военно-морского флота.

В конце XV века появились каперы, которые получали от государства патент — официальное разрешение на захват и уничтожение неприятельских судов — в обмен на обещание делиться добычей. Каперские свидетельства гарантировали неприкосновенность судна при встрече с дружественными кораблями и статус военнопленных при захвате врагом. В отличие от корсаров каперы выступали на стороне того государства, от которого имели патент, могли действовать только в условиях войны и только против судов неприятеля. Так, в семидесятые годы XVI века просторы Балтики бороздил датчанин Кирстен Роде — капер Ивана Грозного, ведшего Ливонскую войну со шведами и поляками.

Корсары и каперы, которые продолжали грабить корабли в мирное время или по истечении срока действия своего свидетельства, превращались в пиратов, искателей наживы без чести и совести. Пираты могли оказать помощь кому угодно, пока это было в их интересах, но при этом, однажды поставив себя вне закона, рисковали понести наказание от любых властей.

Около 1510 года Алонсо де Охеда основал колонию Сан-Себастьян на берегу карибского залива Ураба (Колумбия). Но скоро провизия кончилась и начались болезни, к тому же колонистам приходилось отбивать атаки индейцев. Спасение пришло, откуда не ждали: с Эспаньолы прибыло судно под командованием некоего Талавера. Его экипаж составляла банда проходимцев, преступников, искателей приключений, которые захватили стоявшее у берегов Эспаньолы генуэзское торговое судно и пустились в погоню за удачей. Оставив в Сан-Себастьяне вместо себя Франсиско Писарро, Охеда на пиратском корабле направился на Эспаньолу за помощью. По дороге он поссорился с Талавером, и тот велел заковать его в цепи. Однако когда разыгрался шторм, пираты освободили испанца и поручили управление кораблем ему как более опытному капитану. Охеда привел полуразвалившийся корабль к южному берегу тогда еще совершенно неисследованной Кубы. Преодолевая страшные трудности и терпя лишения, пираты во главе с новым капитаном шли через неведомые дебри Кубы, переправлялись вброд и вплавь через бурные реки, утопая в прибрежном иле, задыхаясь от жары и страдая от голода. Когда им с большим трудом удалось вернуться в Санто-Доминго, их арестовали, а главарей повесили. Сам же Охеда закончил жизнь в нищете и безвестности.

Но вернемся к корсарам и каперам, осуществлявшим грабеж «на законных основаниях».

Первой страной, направившей свои корабли на перехват испанских галеонов, стала Франция. В 1522 году Жан Форен (или Флери) напал на караван из трех судов, нагруженный сокровищами Монтесумы,[4] которые Кортес отправил в Испанию Карлу V; его добычей стали 300 килограммов жемчуга, 230 килограммов золотого порошка, сундуки с драгоценными камнями и слитки серебра. Флери промышлял в районе между мысом Сан-Висенти и Азорскими островами. Кроме него морским разбоем занимались Гильом Шоде из Онфлера и Жан Фэн из Дьепа, а земляк последнего Жан Анго был владельцем целой корсарской флотилии. Он обнаглел до такой степени, что объявил войну Португалии, разорил ее побережье и осадил Лиссабон, вынудив монарха пойти на уступки. Анго обзавелся собственным «двором» в Дьепе, финансировал экспедиции на Кубу, на Суматру, в Бразилию, в Перу. В 1543 году 800 корсаров из Байонны обрушились, как саранча, на жемчужный остров Маргарита, захватили Картахену и совершили рейд в Санто-Доминго. Французский король Генрих II выдал в 1553 году Франсуа Леклерку, уроженцу Шербура, первый каперский патент на «охоту» вблизи Американского континента: возглавив флотилию из четырех кораблей, он отправился к Эспаньоле, разграбил Кубу и вывез с острова артиллерию, чтобы укрепить ею оборону Бреста. Годом позже Жак де Сор с тремя кораблями и тремя сотнями людей разграбил первую столицу острова, Сантьяго-де-Куба (на это ушел целый месяц), а в следующем году — город Санта-Мария-дель-Пуэрто-дель-Принсипе (современный Камагуэй). В июле, объединившись с Франсуа Леклерком, он захватил Гавану, сжег тамошние церкви (оба были протестантами, а потому мстили католикам) и завладел огромной добычей. С 1536 по 1568 год в Карибском море были захвачены 152 испанских корабля, а еще 37 — в «треугольнике» между Испанией, Канарскими и Азорскими островами.

От французов не отставали англичане: захваченные грузы они сбывали английским купцам, а на специальном рынке в порту Дувра торговали испанскими дворянами. Пираты Пул и Чемпни подстерегали испанские корабли, возвращавшиеся с Антильских островов, в районе между Азорским и Канарским архипелагами и даже имели наглость заходить после грабежа в канарские порты. В марте 1573 года знаменитый Фрэнсис Дрейк объединил свои силы с командой французского корсара Гильома Ле Тестю, картографа из Дьепа, и они совместно захватили следовавший из Перу большой караван испанских судов, нагруженных золотом и серебром. В бою с военным эскортом Ле Тестю погиб.

Испанские короли били врага его же оружием: Фердинанд II Арагонский выдавал каперские свидетельства закаленным в походах «морским волкам» с баскского побережья, обещая им защиту, если они будут наносить урон врагу; баскские китобои с легкостью превратились в корсаров. В 1528 году Карл V, объявив войну Франции и Англии, попросил судовладельцев из северной провинции Гипускоа как можно скорее оснастить каперские суда. Но французские и английские корсары быстро выправили положение, перехватывая торговые корабли прямо в гавани Бильбао. В 1536 году баски, сражавшиеся за испанцев, договорились с басками, державшими сторону французов, что в случае объявления войны те из них, кто первыми получат каперские свидетельства, должны незамедлительно известить «коллег» о том, что они собираются предпринять.

Однако «декларация о намерениях» не означала бездействия: в 1554 году четыре капитана корсаров из Сан-Себастьяна поднялись вверх по течению французских рек, перехватывая торговые суда и забирая в плен вражеских корсаров. Мартин де Кардель с шестью кораблями разграбил окрестности Бордо, захватил 42 больших французских корабля, набитых товарами и вооруженных пушками, и отвел их в Сан-Себастьян. Доминго де Альбистур взял в качестве приза[5] девять кораблей, прибывших с Ньюфаундленда и нагруженных треской. Доминго де Итуран грабил английские рыболовные корабли, промышлявшие в районе Ньюфаундленда. В 1559 году был подписан мир и корсарские войны закончились.

Ведя военные действия против Испании, Франция заключила союз с могущественной Османской империей, пользуясь услугами ее корсаров в Средиземноморье. Один из них, Хайрадцин по прозвищу Барбаросса II[6] (Рыжебородый), разбойничавший с разрешения султана Сулеймана I Великолепного, совершил в начале 1530-х годов несколько набегов на испанские берега и пленил множество моряков, за свободу которых их родные города были вынуждены уплатить внушительный выкуп. Испанский король и император Священной Римской империи Карл V направил на борьбу с Барбароссой военный флот, которому удалось отбить Тунис. Однако уже через несколько дней пират опустошил остров Менорка, увел оттуда шесть тысяч человек и подарил в качестве рабов султану, который поставил его во главе турецкого флота. В 1543 году флот Барбароссы помог французам овладеть Ниццей. Однако его сын Хасан по каким-то причинам ненавидел французов, и подчинявшиеся ему пираты грабили прибрежные города Франции. По настоянию французского посла в Константинополе султан лишил Хасана титула бейлер-бея[7] Африки, пожалованного его отцу.

Однако вернемся к Америке. С начала XVI века право на торговлю с американскими колониями имел только один испанский порт — Севилья. По другую сторону Атлантики торговыми привилегиями обладали два порта — Веракрус в Мексике и Портобело на северном берегу Панамского перешейка. Из Веракруса вывозили мексиканское серебро и прочие товары, через Порто-бело в Испанию поступали драгоценные металлы. С 1537 года в Испании действовало строжайшее правило: ни один корабль не должен в одиночку пересекать Атлантику. Один-два раза в год из Севильи (позднее — из Кадиса) в Америку отправлялось несколько десятков торговых судов в сопровождении боевых кораблей, увозя пассажиров, солдат и товары из Старого Света в колонии Нового Света. Прибыв на место, эскадра разделялась на две части: одна шла в Веракрус, другая — в Портобело, а оттуда к Гаване; там флотилии снова объединялись. Классическая дорога домой с Карибских островов начиналась на Малых Антильских островах, возле Новой Испании, затем вела на север и через Юкатанский пролив (между Мексикой и Кубой), чтобы поймать попутный западный ветер и приплыть в Европу. Главная опасность ждала корабли (особенно отставшие от других или сбившиеся с курса) именно на обратном пути.

Испанцы не всегда находились в обороне, им случалось и переходить в наступление. Так, в 1567 году в порту Веракрус на восточном побережье Мексики они напали на эскадру Джона Хокинса, доставлявшего невольников из Африки в испанские колонии в Вест-Индии. Месть за этот подлый удар определила почти всю дальнейшую жизнь капитана Фрэнсиса Дрейка, дальнего родственника Хокинса, командовавшего одним из судов этой эскадры. Несколько лет он совершал пиратские рейды в Карибском море, которое Испания считала своей вотчиной, захватил Номбре-де-Диос в Центральной Панаме, грабил караваны, перевозившие на мулах грузы серебра из Перу в Панаму. Его деятельность привлекла внимание Елизаветы I и группы придворных, включая государственного казначея лорда Берли и министра внутренних дел Фрэнсиса Уолсингема. Были собраны средства для проведения экспедиции, которая продолжалась с 1577 по 1580 год; сама королева вложила в дело тысячу фунтов стерлингов. Поход, первоначально планировавшийся для поиска предполагаемого южного материка, вылился в самый успешный в истории пиратский набег, принесший доход в 47 фунтов стерлингов на каждый вложенный фунт. Общая добыча, по английским источникам, составила около 26 тонн серебра, более 100 килограммов золота, не считая драгоценностей и прочего добра — на сумму более полумиллиона фунтов. Во время этой экспедиции Дрейк открыл пролив между Огненной Землей и Антарктидой, который теперь носит его имя (хотя, вероятно, сам никогда не видел мыса Горн). Повернув к северу, он грабил суда и гавани у берегов Чили и Перу, намереваясь вернуться через предполагаемый Северо-Западный проход. Где-то на широте Ванкувера Дрейк был вынужден повернуть на юг и стать на якорь чуть севернее современного Сан-Франциско (это место он назвал Новым Альбионом, владением Елизаветы). Затем он пересек Тихий океан и достиг Молуккских островов, после чего вернулся в Англию. Королева удостоила своего корсара великой чести — лично поднялась на его корабль и пожаловала ему звание рыцаря как первому капитану, совершившему кругосветное плавание.

Между тем в Европе назревали важные события, в результате которых карта мира оказалась перекроена. В 1580 году в силу ряда драматических обстоятельств опустел португальский трон, и на него стал претендовать испанский король Филипп II (его матерью была Изабелла Португальская). Используя подкуп и силу, он добился своего; в результате Бразилия перешла под управление Испании. Противники Филиппа некоторое время отсиживались на Азорских островах и просили помощи у Франции и Англии.

В 1585 году Дрейк был назначен главнокомандующим английским флотом, направлявшимся в Вест-Индию: по сути, это было начало открытой войны с Испанией. Мастерство Дрейка в тактике комбинированных морских и наземных операций позволило захватить последовательно Санто-Доминго (на Эспаньоле), Картахену (на карибском побережье Колумбии) и Сан-Аугустин (во Флориде). Однако перед возвращением на родину в 1586 году Дрейк по просьбе колонистов из долины реки Роанок (Виргиния) забрал их с собой. Так прекратила свое существование первая в Америке английская колония, основанная Уолтером Рэли, которая была не просто поселением, а стратегической базой для пиратских набегов в Карибском море.

Приободрившись, испанцы стали строить планы завоевания Англии, для чего была создана Непобедимая армада — военный флот из 130 тяжелых кораблей-галеонов. В июле 1588 года состоялось Гравелинское сражение в проливе Ла-Манш, в котором англичане под командованием адмирала Дрейка разметали армаду в щепки: уцелело только 63 корабля, а из семи тысяч моряков и девятнадцати тысяч солдат 12 тысяч погибли. Развить успех не удалось: нападение англичан на Лиссабон в 1589 году было отбито.

Слава Испании, владычицы морей, утратила свой блеск, зато Англия громко заявила о себе. Но она не могла претендовать на безусловное лидерство, имея соперника в лице Республики Соединенных провинций. Нидерланды, находившиеся под испанским владычеством, боролись за независимость восемь десятков лет — с восстания 1568 года до Вестфальских мирных соглашений 1648-го. В 1581 году протестанты с Севера, в числе которых были морские гёзы, объявили о создании независимых Соединенных провинций; южные земли (Испанские Нидерланды), включая католическую Фландрию и город корсаров Дюнкерк, остались под властью испанских Габсбургов. Опираясь на силу своего флота, голландцы начали захватывать территории в разных частях света. В 1590-х годах первые голландские экспедиции достигли берегов Западной Африки и Южной Америки; началась колониальная экспансия Голландии в Индонезии.

Голландцы совершили нападения на португальские поселения в Бразилии, а также в Африке и Азии (в результате объединения двух стран под одной короной враги Испании стали врагами Португалии). Поселенцы из Нидерландов продолжали занимать португальские владения в Бразилии до тех пор, пока бразильцы не подняли против них вооруженное восстание. Бразильский губернатор Салвадор Корреа ди Ca организовал экспедицию в Африку, чтобы изгнать голландцев из Анголы.

Опытные и выносливые голландские моряки, называвшие себя «морскими плутами», к тому времени уже прославились по всему миру, а с середины 1570-х годов появился термин «флекселинг» или «печелинг» — так в Европе и Новом Свете стали именовать голландских каперов по основному порту их базирования — Флиссингену на острове Вальхерен в Северном море. В XVII веке в обиход вошло слово «флибустьер», произошедшее от голландского vrijbuiter — «свободный охотник». Флибустьерами называли морских разбойников, грабивших по преимуществу испанские корабли и колонии в Америке. Флибустьеры получали не каперский патент, а «комиссию» — разрешительную бумагу от правительства колоний, которую выдавали только во время войны; в ней указывалось, на какие корабли и колонии может нападать ее обладатель и в каком порту имеет право сбывать свои трофеи. Часто капитаны флибустьеров имели несколько «комиссий» от губернаторов, подчинявшихся разным метрополиям, и сами выбирали, на кого им лучше напасть в данный момент. «Комиссию» могли выдать и иностранцу: так, в 1б15 году немецкий капер Георг фон Шпильберг, нанятый голландцами, потопил у берегов Чили флагманский испанский корабль «Иисус Мария», спастись удалось только четырем морякам. Многие флибустьеры имели каперские свидетельства, прикрывавшие их разбойные операции, а каперы присоединялись к флибустьерам для совместных походов.

Колониальной политикой голландцев руководила не государственная власть, как у испанцев или португальцев, а специально созданная в 1602 году акционерная Вест-Индская компания, пользовавшаяся протекцией правительства. В отличие от тех же испанцев голландцы не стремились к захвату больших территорий, а обычно ограничивались созданием факторий и фортов в важных в торговом и стратегическом отношении пунктах. Используя эти опорные базы, Голландия обеспечивала свою торговую монополию и господство своего флота на море. В первой половине XVII века по количеству кораблей голландский флот был мощнее английского в десять раз.

Во время правления Филиппа III (1598–1621) Испания заключила перемирие с голландцами. Голландские и английские купцы снова зачастили в Лиссабон, расширилась торговля и с Бразилией. При Филиппе IV (1621–1640) его фаворит Оливарес возобновил войну с голландцами. Пит Хейн, действовавший по каперскому патенту, выданному штатгальтером Вильгельмом Оранским, покинул Северное море, чтобы захватить территорию Баия в Бразилии; в итоге голландцы оккупировали Восточную Бразилию от Пернамбуко до Баии и отняли у португальцев владения в Азии. В октябре 1639 года, во время решающего морского сражения в Ла-Манше, голландские моряки нанесли сокрушительный удар по испанскому регулярному флоту. Объединившись с англичанами, голландцы принялись отнимать у испанцев колонии в Америке, увеличивая число пиратов, промышлявших в зоне Антильских островов.

Между тем в том памятном сражении интересы Испании отстаивали фламандские корсары из Дюнкерка, в задачу которых входило обеспечение безопасности испанских судов в Ла-Манше и Северном море. Михель Якобсен, в свое время благополучно приведший в Испанию остатки Непобедимой армады, отличился в войне с Англией и успешно сражался с голландцами, которые прозвали его, «вездесущего, неуловимого и ненасытного», «Морским лисом». Филипп IV (1621–1665) наградил его орденом Святого Иакова, а когда он скончался после пятидесяти лет верной и беспорочной службы, то был похоронен в соборе Севильи, рядом с Христофором Колумбом и Эрнаном Кортесом.

Однако Испания переживала глубокий финансовый кризис: драгоценные металлы, привозимые в страну, шли на уплату долгов поставщикам и немецким и итальянским банкирам, минуя национальную экономику; люди массово уезжали в Новый Свет, видя в этом единственную возможность разбогатеть. Амбициозное стремление Мадрида главенствовать и за океаном, и в Европе заставляло Испанию вести бесконечные войны, на которые постоянно требовались деньги. Круг замкнулся.

Франция, заклятый враг Испании на континенте, усилиями кардинала Ришелье медленно, но упорно превращалась в морскую державу, обладающую военным и торговым флотом, портами и базами. «Нет другого королевства, которое было бы расположено столь удачно, как Франция, и столь богато необходимыми средствами для того, чтобы стать хозяином на море», — писал главный министр Людовика XIII. Задача выдалась не из легких: в начале XVII века страна не имела ни одного военного корабля в Атлантике и Ла-Манше, а в Средиземном море располагала лишь десятью галерами. Вдоль Атлантического побережья бесчинствовали английские, голландские и испанские корсары; на Средиземноморье беспрепятственно хозяйничали берберские (североафриканские) пираты.

Пираты делали ставку на быстроходные и хорошо оснащенные суда. Их сила была в скорости и численном превосходстве, тогда как христиане больше рассчитывали на огневую мощь. Пиратские галеры приводили в движение в среднем 250 гребцов; такие суда могли быстро атаковать и скрываться. Пираты также широко использовали бригантины, оснащенные не только парусами, но и веслами, использовавшимися для быстрого передвижения при абордаже или захода в бухту; команда была вооружена мушкетонами, и в случае нападения половина экипажа сражалась, а остальные гребли.

Алжирские пираты торговали живым товаром — требовали выкуп за пленников или продавали их в рабство. Освобождением христиан занимались орден Пресвятой Троицы (тринитарии) и конгрегация лазаристов, основанная святым Винсентом де Полем, который сам побывал в плену у пиратов, продавших его в Тунис. Но приезды священников в Алжир, чтобы выкупить рабов, лишь взвинчивали на них цену. Больше всего ценились молодые люди, грамотеи и опытные моряки, в том числе рыцари Мальтийского ордена и ордена Святого Стефана. Не ограничиваясь набегами на Италию, Сицилию, Сардинию, Корсику и французские берега, средиземноморские пираты в 1627 году добрались до Рейкьявика, захватив там 800 пленников, а в 1631-м высадились в Англии.

Французские власти принимали превентивные меры — строили дозорные вышки за счет местного населения. Рыцари Мальтийского ордена занимались перехватом пиратских судов, но добыча часто от них ускользала. Клич «Мавры у берегов!» сеял панику среди населения приморских городов вплоть до середины XVIII века.

Франция, скованная у своих берегов, не имела возможности вступить в борьбу за золото Южной Америки, а потому не препятствовала энтузиастам осваивать богатые пушниной районы Северной Америки: в 1603 году экспедиция Франсуа Граве исследовала реку Святого Лаврентия; два года спустя французы основали укрепление Пор-Рояль[8] (ныне Аннаполис в Канаде) в заливе Фанди и назвали прилегающую к нему область Акадией; в 1605–1607 годах Самюэль де Шамплен совершил несколько путешествий в район Великих озер, а в 1608-м заложил крепость Квебек и приступил к систематической колонизации Канады. В то же время активизировалось проникновение в Северную Америку англичан: в 1607 году они обосновались в Виргинии (Джеймстаун), в 1620-м — в Массачусетсе (Плимут); район к северу от Чезапикского залива получил название Новой Англии; в 1624 году виргинские колонисты основали первое поселение в Мэриленде. Со своей стороны, голландцы в 1626-м заняли устье реки Гудзон (Новые Нидерланды) и построили там крепость Новый Амстердам (современный Нью-Йорк).

Пираты тоже обратили свои взоры на север. В 1614 году гроза Средиземноморья Генри Мейнуэринг[9] посадил своих товарищей на семь лучших кораблей и переправился на остров Ньюфаундленд, сделав его своей базой. Он обложил данью окрестные порты, заставляя рыбаков снабжать его продовольствием, одеждой, оружием и боеприпасами, и принялся грабить испанские и португальские суда, возившие в Америку вина. Впрочем, с наступлением зимы он вернулся к теплым берегам Северной Африки. Сколотив огромное состояние, Мейнуэринг отошел от пиратской деятельности, избежав наказания, поскольку сумел очистить Ла-Манш от берберских морских разбойников. Английский король Яков I удостоил его аудиенции, во время которой поинтересовался, много ли нынче пиратов. «Число пиратских судов на море превышает тысячу, — удовлетворил его любопытство пират в отставке. — Больше всего их в Ирландии… В ирландских портах пираты, независимо от своей национальности, всегда могут рассчитывать на приют и гостеприимство. Более того, они могут рассчитывать даже на кредит у местных банкиров, тесно с ними сотрудничающих».

В 1627 году, во время военного конфликта с Францией, англичане начали экспансию в Канаду, заложив на месте Пор-Рояля поселение Новая Шотландия. Годом позже они захватили французские форты в устье реки Святого Лаврентия, а еще через год овладели Квебеком и изгнали французов из Акадии. Однако мирный договор 1632 года сохранил за Францией Акадию и долину реки Святого Лаврентия, а англичане закрепились на восточном побережье современных США.

С середины XVI века британские суда бороздили Атлантику, двигаясь по треугольнику Европа — Африка — Америка. Из Европы корабли везли промышленные товары и сырье, обменивали их в Африке на рабов, перевозили живой груз в Южную, Центральную и Северную Америку, нагружали корабли заморскими товарами (нарушая, таким образом, испанскую монополию) и возвращались в Великобританию. К концу XVII столетия каждый четвертый британский корабль выполнял функции перевозчика рабов. Крупнейшими базами таких судов были Ливерпуль и Бристоль, а главным центром работорговли в Америке — Рио-де-Жанейро. Британские дельцы сколачивали состояния на доставляемых с американских плантаций сахаре, кофе и других товарах, добытых рабским трудом. Центром этого треугольника оказались Карибские острова, превратившиеся в место столкновения интересов крупных европейских держав.

Пытаясь покончить с контрабандой, Испания выдавала патенты корсарам, которые патрулировали в Карибском море, захватывая корабли, казавшиеся им подозрительными. Корабельная артиллерия и сами плененные суда переходили к испанскому флоту и использовались для защиты колоний. Один из баскских корсаров, Томас де Ларраспуру, был произведен в адмиралы. В 1622 году он прибыл на Антильские острова во главе эскадры из четырнадцати галеонов и двух сторожевых судов. Сделав своей штаб-квартирой остров Маргарита, он очистил окрестные островки от притонов английских и французских контрабандистов и объединил под своим началом флоты Новой Испании и метрополии. Годом позже он доставил в Испанию золотые слитки на сумму 13 миллионов реалов, заслужив славу лучшего командира эскадры. К несчастью, через десять лет, когда он скончался, Малые Антильские острова остались беззащитны.

Франция, которая не могла рассчитывать на свой регулярный флот, не сковывала «частную инициативу». В 1625 году французский флибустьер Пьер Белен д'Эснамбюк, погнавшись за испанским галеоном, овладел островом, который Колумб открыл во время своего второго плавания и назвал именем своего святого покровителя — Сан-Кристобаль (Сен-Кристоф, ныне Сент-Кристофер). Д'Эснамбюк проявил такие администраторские таланты, что министр-кардинал Ришелье дал ему привилегию на колонизацию островов, еще не занятых христианами, при помощи Компании островов Сен-Кристоф, превратившейся через десять лет в Американскую островную компанию. За это десятилетие д'Эснамбюк занял Мартинику (его племянник Жак Диель дю Парке основал там поселение Сен-Пьер), Тортугу, Гваделупу и Мари-Галант, а Доминика на долгие годы стала крупнейшей французской колонией в Америке. За острова разгорелась борьба между французами и англичанами. В 1627 году д'Эснамбюк и Пьер Вадроск, выбитые с Сен-Кристофа, поселились на Тортуге, которая превратилась в базу французских, английских и голландских флибустьеров, изгнавших еще остававшихся там испанцев и основавших общину «Береговое братство».

В 1629 году испанские войска под командованием дона Фабрике де Толедо атаковали поселения на Тортуге. Большинству колонистов пришлось скрываться в лесах на соседней Эспаньоле. Именно их позднее и стали называть буканьерами.

Французское слово «буканьер» происходит от туземного «букан» — так называли решетку из сырого дерева, на которой коптили мясо, а заодно и само это мясо. Дело в том, что на Малых Антильских островах практически не было крупной дичи, зато на больших островах вроде Эспаньолы во множестве расплодились быки и свиньи, некогда завезенные сюда испанцами и с тех пор одичавшие. Буканьеры были охотниками на диких животных; они продавали корсарам и контрабандистам мясо диких свиней, кожи диких быков, а также соль, выпаренную из морской воды в шкурах, получая взамен ружья, порох и ром. Изначально этим промышляли беглые рабы, уцелевшие индейцы араваки, разорившиеся белые фермеры,[10] мулаты и даже испанцы, но постепенно в их рядах появились бывшие корсары. Примитивное метательное оружие они сменили на крупнокалиберные ружья особой модели, которые заказывали во Франции. Буканьеры поражали пиратов ловкостью в стрельбе: быстро перезаряжая свое ружье, они успевали сделать три выстрела за то время, пока солдат колониальной армии делал только один. Порох у них тоже был особенный, произведенный на заказ во французском Шербуре; его хранили во флягах из тыкв или в запечатанных воском трубках из бамбука, которые, если в них вставить фитиль, превращались в гранату. Буканьеры объединялись в группы по 10–30 человек, состоявшие из охотников и их слуг, обзаводились сворой сильных и свирепых собак особой породы. Большинство из них были французами, хотя встречались также англичане, голландцы, португальцы; на Эспаньоле они основали небольшие поселения в местах корсарских стоянок, начав также выращивать табак Они были вольными и смелыми людьми, испанцам так и не удалось с ними справиться: вооружившись мушкетами, короткими шпагами и пистолетами, а также мачете и ножами для разделки дичи, буканьеры на лодках-пирoгах нападали на испанские корабли, выходя из боя победителями. Co временем дичь в местных лесах была их усилиями практически истреблена, и во второй половине XVII века множество буканьеров пополнили собой экипажи флибустьеров, из-за чего два этих термина стали практически синонимами.

Испанцы бросили свои главные силы на Эспаньолу, чтобы покончить с остатками французских и английских поселенцев; французы воспользовались этим и вернули себе Тортугу, в то время как англичане перебрались на остров Невис и основали там в 1631 году Компанию острова Провиденс. Англия назначила губернатором Невиса и Тортуги Энтони Хилтона, ясно дав понять испанцам и французам, что отныне эти острова принадлежат именно Англии.

Обеспокоенные захватом Невиса французы попросили правительство срочно прислать губернатора на Тортугу. Вскоре туда прибыл Жан Левассёр с отрядом рабочих, которые пополнили собой ряды поселенцев. В 1633 году формальным губернатором Тортуги всё еще являлся Энтони Хилтон, и в надежде расширить английские плантации он привез на остров первых рабов. Но это не помогло англичанам закрепиться здесь, и в 1634 году генерал-губернатор французской Вест-Индии назначил местом своей новой резиденции именно Тортугу, покинув Сен-Кристоф. Пока Англия и Франция делили остров, она превратилась в логово буканьеров, пиратов и каперов всего Карибского моря. Их ряды множились за счет беглых африканских рабов, которых англичане неосмотрительно расселили по всему острову.

Остров не раз переходил из рук в руки. Так, в 1635 году на Тортугу прибыл новый английский губернатор Николас Рискиннер, причем приплыл он на корабле пирата Ричарда Лейна, прежде атаковавшего колонию на острове Провиденс. Но Рискиннер вскоре умер, не выдержав местного климата, и английскую колонию захватили испанцы, перебив ее население. Тогда англичане объединились с французами и отстояли свои владения. Так повторялось несколько раз, и фактическими хозяевами острова стали пираты.

Таким образом, создание постоянных поселений на Малых Антильских островах можно поставить в заслугу пиратам и контрабандистам; однако эти новые колонии находились вне торговых морских путей, используемых испанцами. По сути, это были ворота Карибского моря. Корсары, гоняющиеся за испанскими галеонами, навещали их только на пути из Европы в Америку, а возвращались назад другим маршрутом: повторный заход на Малые Антильские острова существенно удлинил бы путешествие из-за неблагоприятной розы ветров.

Не позаботившись заселить россыпь островов напротив побережья Венесуэлы, испанцы постепенно лишились и их. На самом крупном из них, Кюрасао, в 1634 году обосновались их враги, голландцы, превратив остров в базу для флибустьерских набегов. Кюрасао занимал стратегическое положение: отсюда было рукой подать и до Больших, и до Малых Антильских островов, до Каракаса и Куманы, а также до залива Маракайбо у северного берега Венесуэлы.

Корсары превратились в «последний довод королей»; не они боролись за честь представлять интересы того или иного монарха, а правители старались переманить самых удачливых пиратов на свою сторону. Так же как Тортуга, из рук в руки переходил Дюнкерк — логово корсаров в Европе. В двадцатых годах XVII века он принадлежал испанцам, и базировавшиеся в этом порту корсары каждый год перехватывали в среднем 229 рыболовных и торговых судов — голландских и британских. В октябре 1б4б года французы, опираясь на помощь голландского военного флота, осадили и взяли город. Корсарские набеги прекратились. Однако Дюнкерк перестал подчиняться испанской короне только в 1658 году, после знаменитого сражения в песчаных дюнах. Еще утром 23 июня Дюнкерк был испанским, к полудню он уже стал французским, а вечером Людовик XIV передал его союзникам-англичанам. В 1662 году Карл II Стюарт вернул его французскому монарху за выкуп.

Тридцатилетняя война (1б18—1648) закончилась поражением Габсбургов, в результате чего Испания была вынуждена оставить многие свои колонии в Карибском бассейне. Свято место пусто не бывает: англичане получили свою первую жизнеспособную колонию на Барбадосе (там утвердилась Вест-Индская компания), захватили Бермудские острова, а остров Нью-Провиденс в Багамском архипелаге стал прибежищем пиратов.

Окончание Тридцатилетней войны развязало руки и голландцам. Но фактическое первенство Нидерландов на море было у Англии как кость в горле. В 1651 году лорд-генерал Оливер Кромвель издал Навигационный акт, согласно которому товары из Азии, Африки и Америки могли ввозиться в Великобританию только на судах, которые принадлежали британским подданным и экипаж которых состоял, по крайней мере, на три четверти из британцев; европейские же товары могли поставляться на британских судах, а также кораблях страны-производителя или того государства, в гаванях которого они впервые были погружены в корабельный трюм. Ввоз соленой рыбы в Англию и ее колонии разрешался только в том случае, если она выловлена британскими моряками. Наконец, право каботажного плавания предоставлялось исключительно английским судам. Этот закон больно ударил по интересам Голландии, и она в том же году объявила войну Англии. Вскоре действие Навигационного акта было приостановлено из-за очередной войны с Испанией, но уже в 1660 году, при Карле И, он был возобновлен с существенными дополнениями, касавшимися главным образом торговли с колониями. Было установлено, что все товары из колоний должны сначала идти в английские гавани; товары же из метрополии можно было перевозить только на британских судах.

Воюя с Голландией, Англия была вынуждена отбиваться от набегов корсаров с испанскими патентами. В 1656 году в портах города Сан-Себастьян было 56 кораблей, на которых сражались баскские корсары, наносившие большой урон английским судоходству и торговле. А за период с 1622 по 1697 год только в Сан-Себастьяне было выдано 260 каперских свидетельств, в том числе иностранцам — французским баскам, бретонцам и ирландцам.

Тем не менее в 1654 году Оливер Кромвель провозгласил великий поход на Санто-Доминго. Почти восемь тысяч человек на тридцати восьми судах отправились на покорение испанских владений в Карибском море. Сначала англичане высадили десант на Санто-Доминго. Но армия, состоявшая в основном из бродяг, пиратов и преступников, была плохо вооружена и неорганизованна. Взять город штурмом не удалось, однако Уильям Пенн (отец основателя североамериканского штата Пенсильвания) и генерал Роберт Венейблз не хотели возвращаться к Кромвелю с пустыми руками. Было решено захватить хоть какую-нибудь испанскую колонию. Незащищенной оказалась только Ямайка. На рассвете 10 мая 1655 года английский флот вошел в Кингстонскую гавань. Горстка испанцев попыталась оказать сопротивление, но быстро отступила. Испанский губернатор Ямайки отправил парламентеров, чтобы договориться о размере выкупа, но англичане заявили, что твердо намерены сделать остров колонией Британской империи. Пенн и Венейблз дали испанцам неделю на то, чтобы они убрались с острова. Те отослали женщин, детей и рабов в безопасное место, а сами ушли в партизаны, предварительно уничтожив все поля, засеянные пшеницей и рожью. Англичане страдали от отсутствия пищи, переловили и съели всех диких животных, вплоть до ящериц, и в итоге к январю 1656 года от восьмитысячной армии осталось всего две с половиной тысячи человек. Пенн и Венейблз были вынуждены покинуть остров. Кромвель пришел в ярость и решил послать на Ямайку подкрепление во главе с генералом Робертом Седгвиком, Было объявлено, что любой мужчина старше двенадцати лет, который примет участие в этом походе, получит 30 акров земли на Ямайке в пожизненное пользование.

Хотя Испания не придавала большого значения колониям на Ямайке, захват острова англичанами заключал в себе большую угрозу для остальных испанских колоний в Новом Свете. Испания объявила Англии войну, надеясь вернуть Ямайку. Но ресурсы Испании быстро иссякли, и перед вице-королем Мексики была поставлена задача заниматься Ямайкой самостоятельно, не рассчитывая на помощь из Европы. С испанскими партизанами удалось покончить только в 1660 году, но развернутая англичанами война на море принесла им победу.

На Ямайку хлынул поток колонистов, и на острове повсюду стали основывать поселения и плантации. Форт Катуэй стал называться форт Чарлз, а Порт-Ройал стал самым знаменитым пиратским городом.

Вновь прибывшие стремились к легкому заработку, а он был возможен только в одном месте — Порт-Ройале. В середине XVII века английская колония Ямайка была со всех сторон окружена испанскими и португальскими владениями. Отношения между этими странами в то время были весьма натянутыми. Хорошо защищенная гавань Порт-Ройала являлась ключом к сейфу, в котором хранились испанские сокровища Нового Света, так как город был расположен вблизи главного маршрута испанских серебряных караванов, плывших из Панамы в Европу. Пираты не питали теплых чувств к испанцам и с удовольствием становились каперами английской короны. Король Карл II раздавал каперские свидетельства направо и налево. В Порт-Ройал стекались головорезы, преступники и аферисты со всего света. Этот город сделался заодно и центром контрабандной торговли, так как из-за испанской монополии на торговлю с американскими колониями цены на европейские товары (вино, оливковое масло, одежду и прочие вещи, которые запрещалось производить на местах) выросли до заоблачных высот, при этом сама Испания была неспособна в полном объеме обеспечить ими свои владения. Сотни и тысячи тонн самых различных грузов стекались в Порт-Ройал, где шла бойкая торговля европейскими товарами. Здесь также стали сбывать награбленное пираты с Тортуги, а затем и всего Карибского моря. Пираты, притесняемые французами, с удовольствием получали каперские свидетельства от англичан. Каперы использовали Порт-Ройал как базу, откуда они отправлялись на захват испанских и голландских судов.

Четвертого июня 1664 года в Порт-Ройал прибыл новый губернатор Ямайки Томас Модифорд Он принялся энергично искоренять пьянство и каперство: прежнее попустительство властей привело к тому что решения о нападениях на испанские колонии принимались не в губернаторских резиденциях, а в портовых тавернах. К тому времени все здоровые мужчины острова бросили мирные занятия и устремились в каперские команды; это сулило невиданную прибыль, но лишало Ямайку возможности нормально развиваться в качестве колонии. По требованию короля Карла II Модифорд ввел наказание за пиратскую деятельность, однако вскоре понял, что этот путь ошибочен. Пираты действительно покинули Порт-Ройал — но лишь для того, чтобы направиться к французским «конкурентам» на Тортугу, что нанесло торговле на Ямайке жесточайший удар. В итоге губернатор был вынужден отменить преследования пиратов, и жизнь в Порт-Ройале вернулась в привычное русло. Этот шаг был встречен с большим одобрением почти всеми жителями, опасавшимися, что их город, как и другие, будет подвергаться разграблению и насилию. В Порт-Ройале собирались самые знаменитые в то время пираты — Льюис Скотт, Джон Дэвис, Эдвард Мансвельт (Мансфилд). Но самым знаменитым был, несомненно, Генри Морган. В 1671 году он разграбил Панаму Поскольку нападение произошло через несколько дней после заключения мирного договора между Англией и Испанией, пирата задержали и доставили под конвоем в Англию. Но уже в 1673 году королю понадобился опыт «морского волка» для ведения войны с Голландией,[11] и Его Величество отпустил Моргана на все четыре стороны. Более того, Морган был назначен генерал-губернатором Ямайки, и ситуация на острове стала стремительно меняться. Многочисленные плантации требовали всё больше дешевой рабочей силы, а притоку рабов на Ямайку мешали местные пираты. Морган, сам бывший пират, развернул активную борьбу с морскими разбойниками: война с Испанией была позади, и Англии больше не требовались флибустьеры. Однако далеко не все пираты пожелали переквалифицироваться в фермеров, основная масса продолжала гоняться за удачей в открытом море.

Губернаторам было выгодно иметь связи среди пиратов. Так, например, губернатор Северной Каролины с удовольствием торговал с пиратами вроде Эдварда Тича и даже оформил ему помилование, прощая не только совершённые, но и планируемые преступления. Множество пиратов из распущенной армии Моргана получили каперские свидетельства от губернаторов Ямайки и Сан-Доминго, остальные же разбрелись по всему Карибскому морю. Несмотря на все усилия губернатора д'Ожерона, пираты активно торговали с голландцами, поставляя им табак и имбирь в обмен на рабов и оружие, — им не было дела до того, что Голландия из традиционного друга Франции превратилась в ее врага.

Война с Голландией продолжалась с 1б72 по 1б78 год Всё это время знаменитый корсар Людовика XIV Жан Барт (Бар), прошедший в свое время выучку у голландцев, крейсировал в Ла-Манше, перехватывая голландские торговые суда. В 1675 году голландцы под командованием Якоба Бинкеса прибыли на Сан-Доминго и попытались организовать восстание колонистов. Они атаковали и разграбили французский торговый корабль. Но вскоре от губернатора Тортуги прибыло подкрепление в виде регулярного флота, и голландцам пришлось убираться подальше от французских колоний.

В Европе одна война сменяла другую. Франко-голландская война закончилась подписанием в 1678 году мирного договора в Неймегене, но всего через пять лет уже Испания объявила войну Франции. Она завершилась в 1684 году Регенсбургским миром, а спустя четыре года разразился затяжной конфликт (1688–1697), известный как война Аугсбургской лиги, война Большого альянса, война за Пфальцское наследство, война за Английское наследство или Девятилетняя война. Франция предъявила претензии на большую часть Пфальца, которые оспорили император Священной Римской империи, Испания, Швеция, Бавария, Франкония, Саксония и сам Пфальц, образовавшие Аугсбургскую лигу Боевые действия проходили в Германии, Испании и Нидерландах, но воевали также французские и британские колонисты в Северной Америке, причем местные индейские племена поддерживали французов. В 1697 году был заключен мирный договор в Рисвике: Людовик XIV признал Вильгельма III Оранского королем Англии, вернул большую часть Испанских Нидерландов, Каталонию и Барселону Испании, подписал торговые договоры с Соединенными провинциями. С другой стороны, Испания признала за Францией права за западную часть Эспаньолы (современного Гаити), которая стала называться Сан-Домин-го; восточная же ее часть (современная Доминиканская Республика) осталась под властью Испании.

Параллельно с войной на суше велись военные действия на море, в которых важную роль играли корсары. В 1691 году французский флотоводец ДеТурвиль провел оригинальный маневр: увел за своей эскадрой в Атлантический океан весь неприятельский флот, затеял с ним игру в прятки и, постоянно выигрывая ветер у противника, протаскал его за собой почти два месяца. В это время Жан Барт осуществил свои давние планы: создал Северную эскадру для разорения голландской торговли в Северном и Балтийском морях и стал захватывать и жечь голландские и английские корабли, оставшиеся без прикрытия. Зато следующий, 1692 год оказался черным для французского военного флота: большая его часть была уничтожена в сражении у мыса Котантен англо-голландскими силами, оставшиеся корабли не покидали Средиземного моря. Два года спустя во Франции наступил голод: в стране был неурожай, а спекулянты припрятывали хлеб, чтобы взвинчивать на него цены. Король закупил зерно в России и Польше, поручив охрану хлебных караванов датчанам и шведам, однако те, забрав аванс, и не думали их защищать и даже еще приторговывали драгоценным зерном. Принц Оранский приказал голландскому контр-адмиралу Де Врису перехватывать все корабли, везущие зерно во Францию. Однажды он уже конвоировал в Голландию захваченный караван из шестидесяти судов, когда у острова Тексель на него налетела небольшая эскадра под командованием Жана Барта и Клода де Форбена. Корсару из Дюнкерка удалось отбить 30 кораблей и пленить Де Вриса, который позже умер от полученных ран. После этого случая маршал Де Вобан, построивший множество крепостей на суше, посоветовал Людовику XIV поощрять корсаров. Только благодаря этому военное присутствие Франции в Ла-Манше и Атлантическом океане удалось сохранить.

За время войны Аугсбургской лиги французские корсары захватили больше четырех тысяч английских кораблей и нанесли большой урон голландской торговле. Герцог де Грамон, не скрывая гордости, писал «королю-солнце», что «Его Величество сможет дойти из Сен-Жан-де-Люза до Сибура, не замочив ног, по палубам кораблей, захваченных у врага».

События в Европе своеобразно отражались в зеркале Карибского бассейна. На 1660–1685 годы приходится апогей классического пиратства, пик могущества «береговых братьев». Этот этап был отмечен беспрецедентными по дерзости акциями: массовыми захватами кораблей, набегами на богатейшие прибрежные города. Испания огрызалась, подобно волку, прижатому к стене сворой собак. В последние десятилетия XVII века Санть-яго-де-Куба стал испанской корсарской базой, но силы были неравны.

Однако по мере того как колониальные державы округляли свои владения, деля между собой покинутое испанское имущество, пагубные экономические последствия пиратства, препятствовавшего нормальной торговле и развитию заморских территорий, стали очевидны всем. В восьмидесятых годах XVII столетия в европейских государствах был принят ряд законов, направленных против пиратов. Первыми развернули войну с буканьерами англичане, и вскоре несколько наиболее активных пиратов были повешены за нападения на голландские суда. Регенсбургский мирный договор содержал условия совместной борьбы с флибустьерами. Буканьеры, оказавшиеся вне закона, подняли восстание, однако часть пиратов предпочла перейти на службу к губернатору Тарену де Кюсси на Сан-До-минго, и с их помощью восстание было подавлено. Тем временем французские корсары стали всё чаще разорять ямайские табачные плантации, поскольку набеги на испанцев уже не приносили значительной выгоды. В результате Англия отправила в Париж раздраженную ноту протеста, так как всё больше кораблей различных стран подвергались атакам пиратов с французскими каперскими патентами, и послала в Порт-Ройал военную эскадру, которая должна была находиться там постоянно. Впрочем, страшное землетрясение 1692 года разрушило пиратскую столицу, превратив некогда процветавший город в жалкий поселок. Генерал-губернатор французских колоний, под чьим формальным руководством находились французские корсары, также был вынужден начать борьбу с пиратами. К концу 1680-х годов с Тортуги исчезли последние буканьеры. Часть из них, воспользовавшись королевской амнистией, стала вести законопослушный образ жизни, остальные же навсегда покинули остров.

Несмотря на это, флибустьеры разбойничали в Карибском море еще полтора десятка лет. Последним подвигом пиратов стал беспримерный поход 1695 года, когда, обогнув мыс Горн и грабя всех подряд на своем пути, они достигли Панамского перешейка со стороны Тихого океана. Однако времена были уже не те: поскольку бесчинства не подконтрольных властям флибустьеров препятствовали развитию торговли и экономики колоний, правительства европейских стран твердо решили покончить с этим злом. Пиратов стали… нанимать на службу для преследования их нелояльных коллег: бывший вор должен был вырвать дубинку из рук другого вора.

На короткое время остатки пиратского воинства обосновались на острове Провиденс и в кубинской гавани Тринидад, но и оттуда они были изгнаны кораблями английского флота. Оставшиеся в живых флибустьеры перебрались в Индийский океан. Впрочем, и там их не оставили в покое: извлекая уроки из войн, европейские державы стремились обзавестись большим и хорошо обученным военным флотом, который оберегал бы их экономические интересы. Золотому веку пиратства пришел конец… Но не каперству Корсаров продолжали активно использовать во время многочисленных военных конфликтов, в общественном сознании они были национальными героями, хоть и нападали в основном на торговые, а не на военные суда.

Морской разбой, как и любой разбой вообще, всегда был явлением порицаемым. Жестокость пиратов, нападающих на безоружных людей, измывающихся над женщинами и детьми, не могла найти себе оправдания в глазах общества. Однако в мемуарах бывших флибустьеров говорилось не только о боях и походах; содержавшиеся в них сведения о демократических порядках, принятых среди пиратов, обратили на себя внимание гуманистов, заставив задуматься о том, что толкает людей в пучину порока. Ставшая привычной, а потому почти незаметной повседневная жестокость — выбивание налогов из бедняков, наказания матросов, истязания рабов и наемных рабочих, зверства инквизиции, преследования за веру — породила обратную реакцию. В каком-то смысле пираты были бунтарями против сложившейся системы, но их очерствевшие души не могли подняться выше мести.

В прагматичном и расчетливом XIX веке интерес к «пенителям морей» неожиданно возродился в романтическом ключе. В то время как искатели приключений колесили по свету и рыли землю в поисках пиратских кладов, писатели снабдили еще совсем недавнее прошлое неким романтическим ореолом, каким всегда обрастает в глазах потомков «старое доброе время», сформировав в общественном сознании книжный образ «джентльмена удачи», далеко не всегда соответствующий оригиналу.

Какими же были эти люди, сделавшие морской разбой своей профессией, образом жизни? Что толкнуло их на этот путь?

В XVII–XVIII веках условия труда моряка были одними из самых суровых, сопряженными с многочисленными опасностями. Его жизнь висела на волоске, зависела от благосклонности водной стихии, способности перебороть болезни, превозмочь голод и жажду. Простые матросы, которых зачастую загоняли на корабль силой или под угрозой смерти, представляя службу во флоте альтернативой пребыванию в тюрьме или казни, находились на самой низшей ступеньке общественной лестницы, в то время как именно их тяжелый труд приносил баснословные барыши судовладельцам и торговцам. Полное бесправие и варварские наказания нередко заставляли людей бунтовать; в пираты зачастую уходили не только с целью обогащения, а чтобы вырваться из этой среды, противостоять несправедливости. Недаром пираты обычно щадили матросскую команду захваченных кораблей, жестоко расправляясь при этом с офицерами. Однако представлять флибустьеров этакими морскими «робин гудами» тоже было бы неверно: там, где властвует золото и «люди гибнут за металл», редко встречаются благородство, великодушие и верность.

«Карьера» пирата могла продолжаться меньше года, но были и такие, что прожили долгую и бурную жизнь, оставив след в истории, более напоминающий борозду от крепкого плута, нежели кильватерную струю. В этой книге мы постараемся рассказать и о тех, и о других.