"Королева Марго" - читать интересную книгу автора (Кастело Андре)

Глава III БОЛЬШОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

Странным играм предавались в Амбуазе королевские дети: обрядившись в епископов, они разъезжали по дворцу на ослах, а за ними следовала шутовская процессия в грубых монашеских одеждах. «Игра в еретиков» — так называли они эту пародию на католические обряды. Малышка Марго, которой не исполнилось еще и десяти, выделялась среди сверстников своей набожностью. Святотатственные игры братьев явно шокировали ее. «Месье»[8] — такой, напомним, титул носил герцог Анжуйский, которому было всего двенадцать лет, — бросал в огонь ее часословы: в глазах герцога сестра была всего лишь лицемеркой, и он уговаривал ее переменить свою веру. Но Маргарита отвечала с твердостью, что всегда будет верна той вере, которую впитала с молоком матери. В ответ Генрих пожимал плечами — если сестра будет «упорствовать в своем ханжестве», мать же и задаст ей трепку. Обливаясь слезами, Марго отвечала, что ее можно выпороть, ее можно даже убить: «Я на что угодно готова, но проклятия на себя не навлеку!».

Между тем важная новость подоспела в Амбуаз в начале 1564 года: Маргарита, которой исполнилось одиннадцать, вместе со старшим братом, герцогом Анжуйским, призвана в Париж, чтобы принять участие в большом путешествии по Франции — Екатерина Медичи решила показать Карлу IX его королевство. Пятый сын Екатерины, ее последний ребенок, «душечка», герцог Алансонский, которому всего десять лет, останется в Амбуазе.

Легко представить, в какое возбуждение пришла малышка Марго: предстояло долгое, медленное путешествие, подобного которому даже не припомнят при дворе! В нем примут участие от десяти до пятнадцати тысяч человек, одних лошадей понадобится тысяч пятнадцать — двадцать. И вся эта кавалькада должна объехать Францию за два года, три месяца и одну неделю.

Разумеется, правительство и все первые лица королевства, вместе с челядью, будут сопровождать молодого короля. Править страной придется «с дороги», поэтому дворы королевы-матери и всех королевских отпрысков также отправятся в путь. В ходе путешествия Маргарита и Анжу повидают свою тетю Маргариту, ставшую герцогиней Савойской, и сестру Елизавету, ставшую королевой Испании; их свадьбы когда-то были так омрачены смертельным ударом копья графа Монтгомери. В путешествие взят и Генрих Наваррский, которому всего двенадцать лет, — будущий король Генрих IV.

Две сотни дворян в «вороньих» — загнутых наподобие вороньего клюва — шлемах, по двое в ряд, с боевыми молотами на плечах церемониальным шагом открыли кортеж. Тут же и вся королевская рать: герольды, лучники, пешие и конные швейцарские гвардейцы с алебардами, двадцать четыре телохранителя, которые своими серебристыми одеждами с золотыми блестками привлекали всеобщее внимание.

А во главе этого пышного выезда гарцевали герольды Франции со своим командиром Монтжуа. Следом шли духовники, капелланы, наставники, приближенные Его Величества, затем «службы Двора», как в ту пору величали интендантов: кондитеры, кравчие, булочники, мясники. Наконец, собственно двор: слуги, привратники, пажи, придворные музыканты.

Карл IX, которому вот-вот должно было исполниться четырнадцать лет — а к концу путешествия и все шестнадцать, — конечно, намеревался повсюду в новых местах заняться ружейной, соколиной и псовой охотой. Поэтому с ним ехали многочисленные загонщики, сокольничие и ловчие. Не позабыта была и амуниция для опасных рыцарских турниров: увенчанные перьями шлемы, копья, щиты, доспехи для всадников и их боевых коней. Екатерина взяла с собой двадцать четыре статс-дамы и свой знаменитый «летучий эскадрон» юных фрейлин (которых было все же маловато): это благодаря им королеве становились известны все государственные тайны, которые выбалтывались в постелях, через них она влияла на решения их знатных любовников. Очаровательные девицы, восседавшие на смирных кобылах, веселой стайкой трусили позади своей госпожи.

Иногда Екатерина покидала свою повозку, чтобы проехаться верхом. Всем известно было, что королева-мать очень любила верховую езду. Это она придумала садиться в седло по-амазонски, переделав его так, чтобы ноги свисали только с одной стороны, — и, надо сказать, красота ее ножек обращала на себя внимание. Придет время, и дочь Маргарита станет ей подражать… Но пока что девочка была увлечена поэзией — она продолжала читать даже во время путешествия, — и штудировала латынь, на которой в один прекрасный день бегло заговорила.

Встречные зеваки с изумлением рассматривали влачимые мулами дорожные и парадные королевские повозки, «сплошь разрисованные прекрасными девизами» и подбитые зеленым бархатом, сундуки с «комнатными» собачками — все то, что сегодня мы видим на многочисленных гобеленах той эпохи. Несколько повозок нагружены были карнавальными одеждами, мавританскими, греческими, албанскими костюмами для маскарадных балов… Взяли с собой в путешествие даже медведей в намордниках, с кольцами в носу, и зеленых попугаев, без умолку болтавших в клетках.

Детям на потеху и для забав взята была целая когорта карликов и карлиц. Среди последних особенно бросалась в глаза Ля Жарни, по кличке Почетная Безумица, фаворитка Екатерины, которая никогда не разлучалась с королевой. А начальствовал над всеми этими шутами и шутихами благороднейший месье де Безон, к которому пристало прозвище Скукот и которому подражал какой-то монах, тоже шут. У шутов имелся не только свой наставник, но также свой аптекарь и множество слуг.

Королевское семейство сопровождали также иностранные послы со своими свитами. А замыкал процессию, следуя по пятам за кортежем, целый отряд публичных девиц, предназначенных «для услад» путешественников… Но услады эти, бывало, заканчивались для них довольно грустно: девицы награждали их печально известной «неаполитанской болезнью», которую, впрочем, итальянцы в свою очередь прозвали «французской».

Впереди кортежа шествовал квартирмейстер со своими каптенармусами. Он помечал мелком, кому и где остановиться. От Макиавелли нам известно: члены свиты путешествовавших королей обычно платили за постой и за комнату с постелью скромную сумму — одно су в день.

24 января 1564 года двор покинул Париж и направился в Сен-Мор. Не было предела радости королевских детей, когда в Фонтенбло они присутствовали на первом турнире — молодой король сразился на копьях с герцогом де Гизом и принцем де Конде. В замке их ожидало множество развлечений, но больше всего запомнилась постановка «Прекрасной Геньевры» Ариосто. Звучали стихи Ронсара, на сцене шла осада построенных из дерева и картона крепостей. Закончился спектакль восхитительным фейерверком и балом, на котором католики танцевали с гугенотами — между ними только что был заключен мир, разумеется, временный, как всегда.

Из Фонтенбло странствующий двор направился в Сане, где двумя годами раньше произошла страшная резня безбожников. Кортеж передвигался короткими переходами. Прибыв 23 марта в Труа, королевские дети пришли в ужас: целая толпа дикарей и сатиров на невиданных скакунах — единорогах, козах и козлах — окружила прибывших, испуская крики радости.

В Труа двор провел добрых три недели, все католики города участвовали в пасхальной мессе в кафедральном соборе. Мелькали новые и новые города, раз за разом повторялись торжественные встречи. Но все эти триумфальные арки, речи мэров, поединки, театральные представления и балы везде были, в сущности, одинаковые. Из авторов чаще всего играли Пьера Ронсара.

В Бар-ле-Дюке произошла история, наделавшая много шума: Изабелла де Лимель, одна из фрейлин королевы-матери, родила, чуть не на площади. Ее вынудили назвать имя отца ребенка: принц Конде. Разгорелся скандал, молодую мать заставили отослать младенца принцу — в корзине, как кошку… Сколько Екатерина повидала на своем веку подобных историй! В гневе она приказала отправить провинившуюся фрейлину в монастырь, вначале Оксонн, а затем Турнон.

В Дижоне всеобщий восторг вызвала речь правителя Бургундии, престарелого сира Тавана… из-за ее краткости. Сначала он поднес руку к сердцу и воскликнул: «Оно принадлежит вам!» Затем, схватившись за эфес сабли, воинственно добавил: «А этим мы вам служим!».

И на том замолк.

Следующие города — Шалон и Макон, там принцесса Маргарита отметила свои двенадцать лет. 9 июня 1564 года Карл IX со своей свитой прибыл в Лион, где его встретил общий кортеж детей католиков и гугенотов, что воспринималось как символ их единения. Королевское семейство расположилось в просторном доме богатого горожанина, протестанта Пьера Теста. Но в городе все же было неспокойно: кортеж детей никого не умирил, и на улицах продолжали происходить стычки между протестантами и католиками. Карл IX проявил к протестантам излишнюю благосклонность, так что ему даже пришлось успокаивать раздосадованного испанского посла. Представитель Филиппа II был убежден, что король обязан ограничить дарованные протестантам свободы, тем более здесь, в Лионе, где они представляли существенную силу, да к тому же находились совсем близко от Женевы, рассадницы реформаторской заразы.

Из Диня, где свирепствовала чума, унесшая двадцать пять тысяч жизней, двору пришлось перебраться в Русийон. Именно здесь в июле 1564 года король подписал эдикт, который остается в силе до наших дней и, очевидно, пребудет вовеки: с тех пор новый год начинается не с 1 апреля, а с 1 января.[9]

В течение нескольких недель, проведенных в Авиньоне, городе пап, болезненный Карл IX почувствовал себя несколько лучше, и двор отправился в соседний город Монпелье на карнавал. В моде были танцы шевале и пришедший из Турции трейль, быстрый танец, который помогал разогреться, тем более что уже наступили холода. В Каркассоне, куда двор прибыл 12 января 1565 года, все было покрыто таким толстым слоем снега, что под его тяжестью рухнули триумфальные арки. Но королевские дети радовались: наконец они могли поиграть в снежки.

В Салон-де-Провансе Маргариту заинтриговал странный человек с длинной белой бородой, который, не выпуская трость из рук, семенил рядом с лошадью короля: оказалось, это был Мишель де Нострадамус. В замке знаменитый астролог пожелал увидеть престолонаследника Наваррского королевства. Держа в одной руке свой зеленый бархатный берет, в другой толстую бамбуковую трость с серебряным набалдашником, он пристально разглядывал будущего короля Генриха IV, даже не замечая, что мальчик крайне смущен — он голышом стоял посреди комнаты. Закончив свой экзамен, Нострадамус повернулся к наставнику Генриха, месье де Ла Гошри, и, к ужасу королевы-матери, предрек:

— Он наследует все… Если Господь Бог приведет вас дожить до того времени, вашим господином будет король Франции и Наварры.

Проверить истинность собственного предсказания Нострадамусу уже не доведется: через двадцать месяцев он покинет сей бренный мир.

Что же до пророчества, то оно совпало с другим, намного более ранним. Однажды вечером 1559 года, на следующий день после фатального турнира, по просьбе овдовевшей Екатерины — а дело происходило в ее покоях в замке Шомон — Руджиери[10] вызвал в своем магическом зеркале силуэт молодого короля Франциска II, только что взошедшего на трон.

— Сколько он сделает поворотов, — объявил астролог королеве-матери, — столько лет ему и жить.

И силуэт короля Франции, выполнив всего один оборот, исчез с глаз потрясенной Екатерины Медичи, которая упала без чувств. Придя в себя, она увидела в зеркале второго сына, будущего Карла IX, — тринадцать вращений. Анжу, который станет Генрихом III, королем Франции и Польши, совершив пятнадцать оборотов, уступил место Генриху де Бурбону, королю Наварры. Итак, если верить астрологам — а Екатерина верила им безоговорочно, — ангулемская ветвь династии Валуа была обречена… ей на смену шли Бурбоны.

Весной в Бриньоле Маргарита и ее братья впервые увидели китайские апельсиновые деревья, прекрасно прижившиеся в Провансе. А сколько восторгов вызвали пальмы в Йере, где надолго остановился двор! Отсюда он и переехал в Марсель. Нетрудно представить, какую радость королевским «душечкам» доставил ожесточенный морской бой двух галер, который они наблюдали с берега.

И вот наконец достигнута главная цель затянувшегося путешествия: в июне 1565 года на пограничном острове Бидассоа произошла встреча с королевой Испании, старшей сестрой Марго. За шесть лет царствования Елизавета прекрасно усвоила религиозный испанский этикет. Герцог Анжуйский, как престолонаследник, — ведь у Карла IX не было детей, — первым устремился навстречу сестре, которая была старше его на пять лет.

До последней минуты Екатерина надеялась, что Филипп II также прибудет на Пиренеи. Надежда не оправдалась. Почему? Несмотря на упорные слухи о том, что турки готовятся напасть на Испанию, Франция разрешила оттоманскому флоту провести часть зимы в Марселе и Тулоне. Можно представить, какие чувства у короля Испании вызвали попытки Екатерины Медичи добиться сближения двух религий, — а тут еще и покровительство сыновьям Аллаха!

Зал, в котором происходила встреча со старшей сестрой Елизаветой, или, как ее иначе звали, Изабеллой, утопал в цветах, но тринадцатилетняя Маргарита была удручена: королеве Испании воспрещались излияния родственных чувств. Даже королева-мать, не удержавшись, заметила:

— Вы стали совсем испанкой!

— Я действительно стала ею, но для меня это дело долга и чести, — гордо ответила молодая королева.

Было нестерпимо душно. То и дело раздавался грохот — это валились наземь стражники, буквально изжарившиеся в своих доспехах… Вскоре королевская карета отбыла в Байонну, где в честь гостей проходило факельное шествие. Празднества шли беспрерывно, но французов раздражала чопорность идальго, к тому же последние, не таясь, с ненавистью поглядывали на гугенотов при французском дворе. В глазах подданных Филиппа II все, кто исповедовал реформированную религию, были монстрами, которых следовало уничтожать. Первый министр Испании, герцог Альба, сопровождавший свою королеву, отважился на прямой совет Екатерине — очистить двор до последнего протестанта. Нет сил терпеть этих безбожников! Впоследствии Екатерина так и поступила, но в настоящий момент она еще здраво рассуждала о выгодах всеобщего замирения, ведь только так можно избежать страшных братоубийственных войн.

Итак, свидание в Байонне, на которое она возлагала столько надежд, закончилось крахом. Повинуясь воле короля Филиппа, герцог Альба отверг проект бракосочетания юной Маргариты и инфанта дон Карлоса — к превеликой радости Марго, которой чрезвычайно не понравилось, как переменилась старшая сестра.

Чтобы внести оживление в атмосферу встречи, решено было еще увеличить число празднеств и банкетов. Много позже в своих «Мемуарах» Маргарита живо опишет пиршество с танцами, которое, после непременного турнира, ее мать устроила в честь королевы Испании на острове Эгмо-сюр-Одур, который теперь носит имя Лаонс. Посреди острова, заросшего «корабельными соснами», обустроили большую овальную лужайку, а по ее краям — зеленые ниши. В каждой нише установлены были столы для гостей. Королевская семья расположилась на высокой площадке, к которой вели четыре «ступеньки газона», — это уточнение принадлежит Маргарите.

Обслуживали банкет пастушки в атласных золотистых платьях, скроенных по традициям их родных провинций, — хотя им, конечно, в голову не пришло бы в таких прекрасных одеждах пасти овец… Прибыли эти девушки на судне, гремевшем, как музыкальный ящик. «Каждая группа исполняла что-то свое, — рассказывает Маргарита, — пастушки из Пуату танцевали под звуки волынки, провансалки — вольту под цимбалы, бургундки и шампенуазки шли с маленькими гобоями, скрипками и сельскими тамбуринами, бретонки танцевали веселые пасспье и бранль».

После застолья на лужайке возникла «большая светящаяся скала, которую к тому же своей красотой и блеском своих украшений озаряли нимфы, вокруг которых носились сатиры…» К сожалению, ночное представление прервала сильная гроза. «Дождь и буря» рассеяли гостей: «пришлось среди ночи бежать на судно, чтобы найти там укрытие». На следующий день «все рассказывали о ночном приключении и много смеялись». Опять турнир — на этот раз рыцари сражались за Любовь и Добродетель. Все хронисты описали праздник на воде: после охоты на искусственного кита прибыло огромное судно-черепаха, на панцире которого восседали шесть тритонов — на самом деле музыканты. А под конец появился Нептун на колеснице, запряженной морскими коньками из папье-маше.

И все же дворы расстались «холодно», отмечают хронисты. Маргарита простилась со сдержанной Елизаветой, обняв ее с нежностью, которую допускал этикет… больше она никогда не увидит сестру. Жарким днем королевский кортеж пересек Гаронну. На Его Величество тотчас обрушился поток жалоб от католиков, разгневанных надругательством протестантов над фамильной усыпальницей Валуа в кафедральном соборе Ангулема. Короля это известие тоже привело в ярость. Но обе партии, кажется, опять примирились на танцах в Коньяке, в замке Франциска I, и это дало Екатерине повод воскликнуть:

— Если Бог не помутит наш разум, мы будем жить в мире!

Все же в большинстве западных провинций католики были настолько запуганы протестантами, что уже опасались свободно отправлять свои религиозные обряды. Уповали на короля: он должен был их защитить.

Карл IX в Ля Рошели издал эдикты, один из которых предписывал ежедневное исполнение мессы, другой — высылку нескольких гугенотов из числа самых непримиримых, среди которых был даже некий пастор. Более того, король приказал подвергнуть казни колесованием несколько человек, уличенных в преступлениях против католиков. 4 ноября 1565 года Анжер, «маленький городишко с высокими колокольнями, расположенный в живописном месте», впустил в свои стены королевский кортеж, который стремительно, как потоп, ворвался в крепость короля Рене.[11]

Однако расходы в связи с пребыванием в городе королевского двора были так велики, что 7 ноября, когда огромный караван покинул Анжер и взял направление на Верже, жители вздохнули с облегчением. 9 марта — прибытие в Леринье, на следующий день — в феодальный замок Дюрталь, 12 марта обед в Жарзе, в замке, построенном в 1500 году Жаном Бури, министром Людовика XII, и ночлег в Боже, небольшом обиталище, построенном королем Рене. 13 марта кортеж уже в Ля Виль-о-Фуррье, с 14 по 19 марта он останавливался в аббатстве Бургей, основанном в 990 году.

— Это самое красивое место, которое я видела в своей жизни! — воскликнула Екатерина.

19 марта король со всем семейством обедал в Энгранде, пограничном городе провинции Турень, а вечером того же дня прибыл к воротам Ланже. Обитатели замка размахивали пучками соломы в знак преданности королю. 20 марта двор остановился в Майе, где все объелись бекасами, жаворонками, голубями и куропатками. Через Луару они перебрались на судне — кстати, это было не так-то просто! — и наконец двор втиснулся в замок Плесси-ле-Тур.

На следующий день королеву и ее детей принимал у себя Ронсар. Каждому из своих гостей он прочел отдельное стихотворение. После столь памятного события снова в путь: 22 ноября 1565 года, под грохот аркебуз, звуки труб и рожков, король вьехал в Тур. Шум смолк, когда к Карлу IX с приветственной речью обратился мэр. Везде короля окружали представители всех сословий. Граждане Карруа специально к случаю воздвигли триумфальную арку, разрисованную аллегориями, — две башни на сложенных ладонях, — затем, после короткого привала в Сент-Гратьен,

После оленьих смотрин, 2 декабря, Маргарита, ее мать и братья расположились на ночлег в доме Жана Бабу де ла Бурдезьер, чей отец, Филибер, был главным интендантом при дворе Франциска I. Жан Бабу, придворный из свиты Карла IX, принимал королевскую семью вместе со своими дочерьми: Мари — графиней де Сент-Эньян, Мадлен, Дианой и Франсуазой д'Эстре, только что родившей на свет девочку, которую назвали Габриэллой.

С ней мы еще встретимся…

Удаляясь от Луары, двор держал путь на Мулен, где и животные и люди могли передохнуть после двух лет беспрерывных разъездов; Маргарита тем временем возвратилась в Амбуаз. Это была уже не девочка, а цветущая девушка, которая, как пишет Брантом, «зимой сочиняла стансы, чтобы восславить время года, так располагающее к любви…».